ВЕСЕЛЫЙ САМОУБИЙЦА Комедия в двух частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

В ы д у в а е в С е м е н С е м е н о в и ч — ветеринарный врач, 50 лет.

А л и н а — его жена, 45 лет.

Т а н я — их дочь, 23 лет.

З а г о р а е в П а в е л И л ь и ч — начальник областного управления сельского хозяйства, 58 лет.

С е р г е й — его сын, 25 лет.

Т а с о в П е т р П е т р о в и ч — народный артист республики, на пенсии, 60 лет.

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а — санитарка в ветлечебнице.

Р о г у л е в С е м е н В а с и л ь е в и ч — колхозник, 50 лет.

К у к у р у з о в а — колхозница, 55 лет.

К о ш е ч к и н А п о л л о н А л ь б е р т о в и ч — человек без определенных занятий, 30 лет.


С л у ж а щ и е и п п о д р о м а, и г р о к и, п о д р у ж к и К о ш е ч к и н а, п р о д а в щ и ц а м о р о ж е н о г о.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Справа — фасад добротного одноэтажного деревянного дома, разделенного на две половины. В той, которая ближе к авансцене, живет семья Выдуваева. Двор также разделен на две части. Сейчас мы видим ту половину, которая отошла к Выдуваевым. Здесь много зелени и оттого уютно. Деревья, кусты сирени аккуратно подстрижены, дорожки, петляющие между цветочными клумбами, посыпаны толченым кирпичом, словом — «а-ля Европа». Вдали видны Волга, дубрава, далекие поля, подернутые дымкой расстояния, а над ними — пышные, начинающие розоветь облака. Летний день. Близко к вечеру, но еще жарко. В момент открытия занавеса В ы д у в а е в — розовощекий, упитанный пожилой человек, — торопливо повязывая галстук, жадно слушает трансляцию конноспортивного праздника. Поодаль стоят К у к у р у з о в а с петухом в руках и Р о г у л е в. Из репродуктора, прикрепленного к раскидистому вязу, доносятся топот копыт, шум, голоса, крики зрителей: «Прометей! Прометей! Да-вай, милая! Обходи! Обходи! Ах, ах, ах! Жми-и!»


Г о л о с д и к т о р а. Жеребец Прометей из колхоза «Луч» догоняет кобылу Баловницу из колхоза «Прекрасная поляна». Но… стойте! Подождите! Что это? Вперед вырывается кобыла Улыбка из совхоза «Заозерный», всего на грудь отстает от нее жеребец Огонек из колхоза «Пробуждение к труду»… Соперники идут ноздря к ноздре, ухо в ухо…


Из распахнутых окон доносится джазовая музыка — мелодия «летки-енки». Где-то совсем рядом мычит корова.


В ы д у в а е в. Фоминична!

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а (поспешно появляется). Туточки я.

В ы д у в а е в. Чья корова? Убери! Закрой окна! Господи! Дайте хоть раз в жизни дослушать!


Дарья Фоминична закрывает окна.


Г о л о с д и к т о р а. Вот уже наездники вышли на финишную прямую… Что это? Что это? Отстающий от главных претендентов на большой приз жеребец Нежный делает рывок вперед…

К у к у р у з о в а. Семен Семенович, петух у меня…

В ы д у в а е в (раздраженно). Я тебе, Кукурузова, кажется, русским языком сказал: нынче пятница, мой рабочий день кончился. Могу я, в конце концов, сделать себе отдушину?

Г о л о с д и к т о р а. …Какой рывок!… Вот он обходит одного соперника, второго, третьего, четвертого…


Бьет финишный колокол. Шум, крики зрителей. Музыка.


Победа! Победа! Победа!

В ы д у в а е в. Кто выиграл заезд? Кого назвали?

К у к у р у з о в а. Не понимаю я этих делов…

В ы д у в а е в (горестно вздохнув). Да, да, вам неинтересно. Рожденный ползать летать не может.

К у к у р у з о в а. Это мы-то ползать? А ты — летать? Ну и улетай к чертям собачьим, надоело твою панихиду слушать.

В ы д у в а е в (опешил от такой смелости). А? Что? (Показывает на петуха.) Э… что с ним?


Кукурузова ставит петуха на ноги, тот падает.


Мертвых не лечу.

К у к у р у з о в а. Батюшки! Неживой! Погиб, сердешный.

В ы д у в а е в. Тут люди гибнут! От тоски и скуки люди гибнут, а ты — петух. Стыдись! Что есть петух на фоне событий нашей жизни! (Другим гоном.) Обойти четверых! На финишной прямой! Ах, что творится сейчас на ипподроме, боже ж ты мой!

К у к у р у з о в а (швыряет петуха к ногам Выдуваева). Убивец! (Уходит.)


Пауза.


А л и н а (распахивает окна). Это ты велел закрыть окна?

В ы д у в а е в. Я.

А л и н а. Идиот! (Открывает остальные окна, скрывается.)

В ы д у в а е в (стоящему в стороне Рогулеву). И ты, Рогулев, оскорблять пришел?

Р о г у л е в. Не до критики мне сейчас.

В ы д у в а е в. Что у тебя?

Р о г у л е в. Корова.

В ы д у в а е в. На что она жалуется?

Р о г у л е в. Совсем сдурела. До вымени дотронуться не дает.

В ы д у в а е в (заломил руки). Одно и то же… Одно и то же… Дарья Фоминична!

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Вот она я.

В ы д у в а е в (опасливо поглядывая на окна). Машина не пришла?

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Нету еще.

Р о г у л е в. Семен Семеныч, друг, выручай.

В ы д у в а е в. Ну, какой я тебе друг, Рогулев, скажи. Что между нами общего?

Р о г у л е в. В одном селе живем, одним азотом дышим.

В ы д у в а е в (поморщился). Озоном, ты хочешь сказать.

Р о г у л е в. И озоном, когда полное очищение природного воздуха происходит.

В ы д у в а е в. Гм… (С нескрываемым удивлением.) Да ты, я гляжу, физик. Так, так, валяй дальше, я слушаю.

Р о г у л е в. Один хлеб едим… (Чуточку подумал.) Люди мы, опять же, оба мужеского пола. Тезки. Меня тоже Семеном зовут. На одном языке говорим…

В ы д у в а е в. И философ к тому же… (Другим тоном.) На одном языке, значит? М-да… «Амигус Плато, зед магис амига веритас». (Выжидательно смотрит на Рогулева.) Не понимаешь? «Ты мне друг, Платон, но истина дороже». Латынь. Выходит, я два языка знаю, а ты — один.

Р о г у л е в. Почему — один? Марлеке арам ерзя калам Семен Семенович.

В ы д у в а е в (опешил). Чего?

Р о г у л е в. Это я по-мордовски говорю: хороший, мол, человек Семен Семенович.

В ы д у в а е в. Откуда ты мордовский язык знаешь?

Р о г у л е в. Мордва кругом нас живет, по-братски с ними общаемся.

В ы д у в а е в. Гм… Та-ак… Друг, значит? Ну, давай, друг, пока машина за мной не пришла, будем твою корову смотреть. Фоминична! Приготовиться к осмотру животного. (Уходит в дом.)


Дарья Фоминична привычными движениями надевает наушники, сумку с радиотелефоном. Рогулев с удивлением наблюдает за ней. В окне показывается А л и н а.


А л и н а. Фоминична!

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Чего вам?

А л и н а. Почта была?

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Одне газеты. А письма пишут пока.

А л и н а. Спасибо за народный юмор. (Скрывается.)

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а (Рогулеву). Следуй.

Р о г у л е в. Куда?

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. За мной, говорю, следуй. На больничный двор.


Выдуваев показывается в окне. Перед ним — радиотелефон. Выдуваев берет в руки бинокль, наводит его в сторону второй половины двора ветлечебницы. По радио слышен голос Дарьи Фоминичны: «Раз, два, три. Проверка. Даю проверку. Раз, два три. Вы меня слышите, Семен Семенович?»


В ы д у в а е в (лениво глядя в бинокль, буднично). Слышу, слышу. Приступай к осмотру вымени. (Наблюдает.) Так. Зайди с другой стороны. Рогулев, обеспечь безопасность.

Г о л о с Д а р ь и Ф о м и н и ч н ы. Не подпускает животная к себе.

Г о л о с Р о г у л е в а. Стой, Зорька, стой. А чегой-то, Фоминична, наш коновал тебя посылает на такое дело? Доктор-то небось он, а не ты. Или ему лень свой зад от табуретки оторвать?

Г о л о с Д а р ь и Ф о м и н и ч н ы. Тише ты! Все, что ты ни говоришь, — слыхать же ему. И руками не размахивай — в бинокль он на нас смотрит.

В ы д у в а е в (смотрит в бинокль и разговаривает с Рогулевым, будто он стоит совсем рядом). Не стыдно, Рогулев? А еще другом меня называл. А ведь я могу за такие твои слова не добром, а злом отплатить. Вот возьму и прекращу осмотр принадлежащего тебе животного.

Г о л о с Р о г у л е в а. Семен Семеныч, прости, бес попутал. Кажись, не до критики мне сейчас, а лезет в голову, проклятая.

В ы д у в а е в. То-то. Фоминична, продолжай осмотр вымени.

Г о л о с Д а р ь и Ф о м и н и ч н ы. У левого заднего соска опухоль. Шишка. Видать вам? Вот она…

В ы д у в а е в. Вижу, вижу. Все ясно.

Г о л о с Д а р ь и Ф о м и н и ч н ы. Можно к вам возвертаться?

В ы д у в а е в. Можно. И Рогулева давай. (Выходит из дома с магнитофоном и плоской коробкой.)


Возвращаются Д а р ь я Ф о м и н и ч н а и Р о г у л е в. Выдуваев заправляет в магнитофон ленту, включает его. Слышится веселая фривольная песенка.


(Выключает магнитофон, грозно.) Кто в моих коробках рылся?

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Не подходила я, избави бог.

В ы д у в а е в. Алина!


В окне показывается А л и н а.


А л и н а. Меня?

В ы д у в а е в. Сколько раз я говорил, чтобы ты свои тру-ля-ля с моей диагностикой не мешала? Где коробка номер шесть?

А л и н а. Я искала «Очи черные». Иди найди свою, если тебе надо.


Звук подъехавшей автомашины, хлопает дверца. Быстро входит К о ш е ч к и н — щеголеватый, верткий, высокий молодой человек, одетый по-модному, с претензией. Он с букетом цветов. Увидев Выдуваева, поспешно прячет букет за куст сирени.


К о ш е ч к и н. Семен Семенович! О ревуар!

В ы д у в а е в (радостно, позабыв про все на свете). Аполлон! О ревуар!

К о ш е ч к и н (отводит Выдуваева в сторону). Семен Семенович, дорога каждая минута. За такси заплачено в оба конца. Но у меня есть разговор тет-а-тет.

В ы д у в а е в (показывает на дом). Прошу.

К о ш е ч к и н (галантно). Мерси.


Оба уходят в дом.


Р о г у л е в. Да что же это в сам деле? Я-то для него существую или нет? Да если корова падет… Да я его… Хоть бы ты, Фоминична, на него подействовала…

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Э-э, милай! Мне самой себе, Семушка, впору спасение делать. Как члена правления тебя прошу — уберите меня отсюда. Надоело мне губернанткой быть, на побегушках. В поле пошлите. Хучь на ферму, хучь в огородную бригаду. А ежели по летам туда не гожусь — в пастухи определите. Самого черта согласная пасти, только заберите меня отсюдова, ради Христа. Не могу без содрогания нервов смотреть, как Семена Семеныча и его супругу заграничное путешествие исказило.


Из дома выходит В ы д у в а е в, протягивает Дарье Фоминичне коробку, небрежно показывает на Рогулева.


В ы д у в а е в. Займись им… Вместо меня. (Возвращается в дом.)

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а (привычными движениями заправляет новую ленту, Рогулеву). Приготовься. Рецепт слушай. (Включает магнитофон.)

Г о л о с В ы д у в а е в а (с ленты магнитофона). Диагноз: биктрум астальтикум — воспаление молочных желез. Лечение: массаж вымени утром и вечером за десять минут перед дойкой. На ночь — втирание мази натрикум гринуликум.

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Понял? За мазью вечером приходи — приготовлю. Натрикум гринуликум.

Р о г у л е в (восхищенно). Фантазия! Жюль Верн! До коровы не дотрагивался, и полное тебе предписание. Да он что же, жулик, или в сам деле одной ногой в коммунизме стоит? Глянь: скотину на расстоянии лечит.

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. А бог знает, что он теперь такое.


Рогулев уходит. Дарья Фоминична укладывает магнитофон. Из дома выходит А л и н а — женщина лет сорока пяти с пышными формами, которые особенно подчеркивают брючки и кофточка причудливого покроя с широким вырезом на груди. Садится в тени, просматривает газету, начиная с четвертой страницы.


Вы бы, Алина Евграфовна, обратили сугубое внимание на своего.

А л и н а (подняла брови). То есть что значит — «на своего»? У Семена Семеновича есть имя, кажется.

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Ведь терпят, терпят наши колхозники, а потом кобеля и спустят. Дюже недовольны им.

А л и н а. Это что, угроза?

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Из жалости я. Дочка у вас хорошая, да и вы — женщина еще не старая. Жить бы да радоваться, а вас, вишь, с мужем тоска заедает. Небось когда он с фронта хворобу в своем нутре привез и его на ровном месте без ветерка как тростинку шатало, — на тоску не жаловался. И свежего воздуха хватало, и люди деревенские вам по сердцу были, а теперь, когда силушку нагулял, — кислороду вам, вишь, обоим не хватает.

А л и н а. Как ты смеешь так разговаривать? О ком? О своем враче! О своем начальнике!

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Как умею, так и говорю. (Взяла магнитофон, ушла.)

А л и н а. Хабалка! Неблагодарная! Чтобы духу ее больше здесь не было! Сегодня же! Сейчас же! Немедленно! Ах, завидно, что я жена врача-новатора? Что у меня руки… как у всякой порядочной интеллигентной женщины — белые и мягкие? Что я вместе с вами в земле не ковыряюсь и сыта, здорова? Заслужила! Заработала! И сижу вот. И газеты читаю. (Садится, снова берет газету.) Видишь? Вот. Свежий номер. От двадцать шестого июля. В курсе всех событий. (Окинула взглядом первую страницу, вдруг.) Что такое?! Боже!!! (Читает вслух.) «Постановление ЦК КПСС о дальнейших мерах по улучшению сельского хозяйства». «…Приток высококвалифицированных сил из города в деревню, активизация самих тружеников села помогут новому расцвету советской деревни…» Семен! Семен! О!.. (Рыдает.)


Из дома выходят В ы д у в а е в и К о ш е ч к и н.


В ы д у в а е в. Что с тобой? Что случилось?

А л и н а. Всё!.. Всё… погибло! Я говорила!.. Я предупреждала!.. Я умоляла!.. Всё!.. Наши планы о переезде в город Бий-Бобруйск снова рухнули! (Заломила руки.)

В ы д у в а е в (схватил газету). Алина, Алина… Твое отчаяние мне понятно. Как неожиданно… Опять виноват я… моя нерешительность… Поверь, поверь, дорогая, что мне не менее тяжело, чем тебе. Какой удар, Аполлон! Вы только подумайте! Постановление по сельскому хозяйству. Опять наша мечта переехать в город похоронена!

А л и н а. Как хочешь… Я не могу больше здесь оставаться. Деревенские ненавидят нас. И это за все, что ты сделал для облегчения страданий их скота. Их бесит, что мы с тобой мечтаем переехать в город, что мы тянемся к лучшему, светлому. (Другим тоном.) Семен! Обещай! Обещай, что ничто не остановит тебя, поклянись, что ты любишь меня, что ты готов умереть за меня.

В ы д у в а е в. Клянусь.

А л и н а. Поклянись, что тебя ничто не остановит, что мы все равно будем жить в Бий-Бобруйске.

В ы д у в а е в. Клянусь.

А л и н а. Спасибо. Я знала. Я знала, что ты не такой, как все, я знала, что ты не отступишь.

К о ш е ч к и н. Алина Евграфовна! О, как вы правы! Умный человек всегда найдет выход. Семен Семенович — умный. Он талантливый. Ведь еще двадцать лет назад он чуть-чуть не написал докторскую-кандидатскую диссертацию. (Тихо, Выдуваеву.) Нам пора.

А л и н а. Куда вы?

В ы д у в а е в. Алиночка, Аполлон Альбертович мне способствует… в переезде… в осуществлении нашей мечты.

А л и н а. Я спрашиваю, Аполлон, куда вы увозите Семена Семеновича?

К о ш е ч к и н. Именно в связи с новыми событиями, Алина Евграфовна. Семен Семенович завтра делает большой доклад на тему «Научно-племенное увеличение конского поголовья в свете директив…»

А л и н а. Никаких докладов! И потом — завтра суббота, выходной день, все научные учреждения закрыты.

К о ш е ч к и н. М-м… Но доклад состоится в Парке культуры и отдыха. На открытой эстраде. При огромном стечении публики. Я отвечаю за это мероприятие по линии общества «Обретай знания».

А л и н а. Нет, нет!

К о ш е ч к и н (интимно, Алине). Отпустите Семена Семеновича, у него такой ответственный доклад. Скоро эти поездки кончатся… Умоляю, это нужно для решения вопроса о вашем переезде в Бий-Бобруйск.


Слышна песня девушек.


В ы д у в а е в. С поля возвращаются… Газету прочитали… Праздник… И только у меня на сердце минорный аккорд… Переехал… Посмотрел скачки. Посидел в ресторане. Обучился фигурному катанию на коньках.

К о ш е ч к и н (Алине). По всему городу расклеены афиши, стоят огромные щиты. Имя Семена Семеновича Выдуваева у всех жителей Бий-Бобруйска на устах… Это имя надо неустанно пропагандировать, внедрять.

А л и н а. Хорошо. Семен Семенович пусть едет, а вы останетесь. Таня с минуты на минуту должна приехать с поля.

К о ш е ч к и н. Совершенно отнюдь. После настойчивого отвержения Татьяной Семеновной моей любви разрешите, Алина Евграфовна, возвратиться в Бий-Бобруйск вместе с Семеном Семеновичем.

В ы д у в а е в. Ну и язык у вас, Аполлон. Прежде чем слово выговорить, он сорок раз в корягах застрянет.

А л и н а. Ему не доклады делать. Правда, Аполлон? Татьяна выйдет замуж только за вас, слышите? Сеня, подтверди Аполлону Альбертовичу наше твердое решение.

В ы д у в а е в (ему не терпится уехать). Я уже сказал Аполлону — моим зятем будет он. Только он.

К о ш е ч к и н (без энтузиазма). Конфиденциально тронут.

В ы д у в а е в. Поехали!


Кошечкин и Выдуваев уходят. К о ш е ч к и н возвращается. Воровато оглядевшись по сторонам, он достает свой букет, протягивает Алине.


А л и н а. Это — Тане?

К о ш е ч к и н. Вам.

А л и н а. Мне?! Цветы? Зачем?

К о ш е ч к и н. Тс-с!.. Как олицетворение…

А л и н а. Я ничем не заслужила…

К о ш е ч к и н. В знак моего расположения к вам. (Берет Алину за руку.)

А л и н а. Но право… я — замужняя женщина, и с вашей стороны…

К о ш е ч к и н. С моей стороны… горячее чувство к вам, Алина Евграфовна… Я мечтаю, когда вы переедете в город…

А л и н а (строго). Что вы сказали? (В сторону.) Он — душка! (Так же, строго.) Вы пришли оскорблять меня? Мое женское достоинство? Мою чистоту? Мою неопытность?..


Голос Выдуваева: «Аполлон!»


К о ш е ч к и н. Иду! (Убегает.)

А л и н а. Что со мной? Что с ним? (Вздыхает.) К сожалению, поздно… Ах, мое запоздалое солнце, поздно… (Уходит в дом.)


Сцена некоторое время пуста. Входят Т а н я и С е р г е й.


Т а н я. Ставь чемодан сюда. Садись. Так. А теперь показывай диплом. (Читает вслух.) «Выдан настоящий Загораеву Сергею Павловичу в том, что он… окончил Бий-Бобруйский зооветеринарный институт и сдал экзамены по следующим дисциплинам…» Поздравляю, товарищ Загораев. Желаю вам успеха в работе и личной жизни.

С е р г е й. А это… это от тебя зависит, Таня. (Пытается обнять.)


Таня увертывается.


Т а н я. Деревенский воздух удивительно действует на мужчин. Не впутывайте меня в свои личные дела, товарищ Загораев. Вы приехали сюда не затем, чтобы объясниться в любви, а чтобы доказать, что вы этой любви достойны. (Бросается к Сергею.) Сережка!

С е р г е й. Дай насмотреться на тебя. Такая же. Нет, лучше. Что-то прибавилось, а что — не пойму. (Смотрит ей в глаза.) Что же?

Т а н я. Год разлуки.

С е р г е й. Она позади.

Т а н я. Не верю.

С е р г е й (нежно). Это я, Сережа!

Т а н я. Это я, Таня!


Далеко девичий голос поет песню. Слышно хлопанье бича — гонят стадо. С реки доносятся голоса детей, и опять — тишина.


Сережа, ты сегодняшнюю газету читал?

С е р г е й. Нет. Слышал сообщение по радио.

Т а н я. Это же грандиозно! Что сегодня было в полевых бригадах, если б ты видел!

С е р г е й. И в такой день мы встретились.

Т а н я. Значит, у нас с тобой вся жизнь будет — праздник.

С е р г е й. Что делала без меня? Как жила?

Т а н я. Днем в школе. Вечерами тосковала по тебе, а ночами проверяла тетрадки моих ребятишек… «Маша ела кукурузную кашу», «У Саши шар», «Миша поймал ежа. Хороши ежи». Ну, а как твой студенческий театр?

С е р г е й. О, это особая страница истории советского искусства. Самая яркая его страница. (Вздохнул.) Сдал театр в надежные руки.

Т а н я. Сереженька, давай и в нашем колхозе театр организуем. Сколько у нас талантливых людей, если бы ты знал! Санитарку ветлечебницы, Дарью Фоминичну, к примеру возьми — любую роль тебе сыграет.

С е р г е й. А какую роль сыграешь ты?

Т а н я. В твоей жизни — самую главную.

С е р г е й. Такая же. Озорная. Колючая.

Т а н я. Голыми руками не возьмешь.


Сергей делает движение.


Подожди. Ты не сказал основного. Где ты будешь работать?

С е р г е й. В соседнем селе. В Косолаповке.

Т а н я (радостно). Но это же — всего восемь километров отсюда.

С е р г е й. Для любви — одна минута полета.

Т а н я. Летим!

С е р г е й. Подожди. Дай я нагляжусь на тебя. Как хорошо здесь. Знаешь, Таня, за что я люблю деревню?

Т а н я. Знаю.

С е р г е й. Да, да! За то, что все здесь дышит лаской к людям. За то, что эта земля кормит их, одевает и обувает. За то, что и она ждет от нас ласкового ответа, любви. А мы не всегда были чуткими и внимательными к этим полям, облакам, к этой речке, к этому воздуху. Когда мы, все здешние ребята, заканчивали десятилетку, мы мечтали только об одном: в город! Нам казалось, что только город найдет применение нашим молодым, еще не окрепшим силам, только он даст простор для полета нашей мечты.

Т а н я. Я плакала три ночи подряд, когда меня после окончания пединститута направили на работу в деревню.

С е р г е й. И я против своего желания попал в зооветеринарный институт. Было. А сегодня я готов искупить свою вину перед людьми, которые все эти годы, пока я учился, обеспечивали меня хлебом — сеяли, косили, молотили. Не так все легко и просто, как нам казалось в детстве.

Т а н я. Сереженька, милый, дай я тебя поцелую за это. (Целует.) А теперь слушай и не перебивай. Сегодня в нашем клубе состоится большой вечер самодеятельности. Программа: постановка одноактной пьесы «Веселые дни», концерт. Я прошу, выручи нас: уехал в санаторий исполнитель роли мельника. Роль небольшая, до вечера ты успеешь ее выучить…

С е р г е й. Ты же знаешь, что я…

Т а н я. Знаю, что ты любишь свою Таню, а потому не привык ей отказывать. (Убегает в дом и быстро возвращается оттуда, надевает на Сергея парик, приклеивает ему усы.) Костюм для тебя есть. Парик — в самый раз, в усах ты выглядишь восхитительно. Сережка, ой, какой ты смешной… (Целует Сергея.)


Из дома выходит А л и н а.


А л и н а. Ах! Это еще что за Мазепа?

Т а н я. Ой! Мама!.. Это — Сережа… Он только что окончил институт…

С е р г е й (протягивает диплом). Диплом…

А л и н а. Долгонько же вы, судя по вашему возрасту, учились. Что же — на каждом курсе по пять лет сидели?

С е р г е й. Нет, зачем же…

Т а н я. Мама, это Сергей Загораев, с которым я дружила, еще когда мы учились в одной школе.

А л и н а (в ужасе). Еще в школе? Вы… такой старый… вместе с детьми учились в школе?

Т а н я. Мама! Мы дали друг другу слово пожениться, когда Сережа закончит институт.

А л и н а. Замуж? За этого Мазепу?

Т а н я. Да никакой он не Мазепа, мама. Он совсем молодой. Смотри! (Отрывает наклеенные усы.)

А л и н а. Что ты делаешь?

Т а н я. Это — Сережа Загораев, сын папиного фронтового товарища. Я же тебе о нем говорила.

А л и н а. Сейчас, знаешь, столько друзей развелось у твоего папы! (Возвращает Сергею диплом.) К сожалению, вы опоздали. У Татьяны уже есть жених.

Т а н я. Мама!..

А л и н а (повышая голос). Да, повторяю: есть жених. Кошечкин Аполлон Альбертович, кандидат ортопедических и психологических наук. А посему прошу вас оставить наш гаден.

Т а н я. Что, что оставить?

А л и н а. Я обращаюсь к нему по-английски: прошу оставить наш сад.

Т а н я. Мама! Сергей никуда не уйдет, пока ты не извинишься перед ним. Или мы уйдем оба!

А л и н а. Что-о?

Т а н я. Не нужен мне ни ваш Кошечкин, ни ваш Собачкин. Я люблю Сергея, и моим мужем будет он… Только он… Сережа, поедем к тебе в Косолаповку. За своими вещами я приеду завтра.


Уходят.


А л и н а. Дарья Фоминична! Дарья Фоминична!

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Чего вам?

А л и н а. Валерьянки. Скорее!

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Для какого животного?

А л и н а. Для меня! Для меня! Боже! Деревня!


З а т е м н е н и е

КАРТИНА ВТОРАЯ

Перед открытием занавеса звучит бравурная музыка, слышны возбужденные, нестройные голоса большой массы людей, топот копыт, который все ближе и ближе. Занавес открывается. Ипподром. Чудный солнечный день. Красочные рекламные афиши, плакаты, разноцветные флаги, развевающиеся от легкого ветерка. Кассы. Над одной надпись: «Прием ставок и оплата выигрышей». Над другой: «Продажа входных билетов». По дороге к этой кассе и сталкиваются П а в е л И л ь и ч и П е т р П е т р о в и ч.


П е т р П е т р о в и ч. Павел Ильич! Друг! Милый!

П а в е л И л ь и ч (радостно). Петя! Петр Петрович!


Устремляются навстречу друг другу, шумно обнимаются.


П е т р П е т р о в и ч. С конца войны! Боже ж ты мой!

П а в е л И л ь и ч. С ума сойти — двадцать пять лет! И хоть бы ты, Петро, вот настолечко постарел.

П е т р П е т р о в и ч. Оно, гляжу, и твой волос на серебро не дюже щедрый: за четверть века седины на гривенник кинул, не больше.

П а в е л И л ь и ч. Ах, комиссар, комиссар!

П е т р П е т р о в и ч (в тон). Ах, командир, командир!

П а в е л И л ь и ч. До чего же рад я!

П е т р П е т р о в и ч. Помнишь, Паша, прорывы в тылы фашистские? А лихих конников наших?

П а в е л И л ь и ч. А генерала Доватора? А рейд под Рузу?

П е т р П е т р о в и ч. Помню. Все, Павлуша, до буковки, до маковки помню. Солнце над родной землей удержали. Да разве ж можно забыть такое?

П а в е л И л ь и ч. Откуда ты, какими судьбами?

П е т р П е т р о в и ч. Из Солнцеморска. Проездом. Сказали мне, что Выдуваева тут можно встретить, нашего полкового ветврача. Помнишь его?

П а в е л И л ь и ч. Семена-то? Да кто его, чертяку, забудет, жив не будет. Он мне тоже вот так (жест) нужен. Я тоже его после войны ни разу не видал.

П е т р П е т р о в и ч. И с тобою мне ни разу не довелось встретиться.

П а в е л И л ь и ч. Ни разу навестить после войны не мог? Сердца у тебя, Петро, нет.

П е т р П е т р о в и ч. Верно. Каждому человеку, которого я на сцене изображал, по кусочку отдал… Вот и разбазарил Петр Тасов свое сердце.

П а в е л И л ь и ч. На пенсию отваливай.

П е т р П е т р о в и ч. Уже отвалил. А ты?

П а в е л И л ь и ч. Я, старый дурень, после войны сельскохозяйственный институт заочно окончил. Работаю начальником областного управления сельского хозяйства. На пенсию, дьяволы, никак не отпускают.

П е т р П е т р о в и ч. Ох, до чего же, чертушка, я рад видеть тебя!

П е т р П е т р о в и ч. А ты чего на ипподроме забыл?

П а в е л И л ь и ч. Душа у меня кавалерийская, Петя. Каждым случаем пользуюсь, чтобы на коней полюбоваться. Так во мне, видно, это теперь до могилы останется. Хорошо! Люблю!

П е т р П е т р о в и ч. Да, кавалерия!.. Помнишь? (Запевает.)

Дружба, дружба, дружба фронтовая,

Эх, сколько позади у нас дорог!

О суровых днях не забывая,

К другу будь внимателен и строг.

П а в е л И л ь и ч (подхватывает).

Гей, бурка черная Доватора,

Не забыть тебя, не забыть…

В м е с т е.

На войну уходили орлятами,

Не орлятами, а цыплятами,

Надо правду, друзья, говорить…


У кассы, где делают ставки, возникает шум.


П е р в ы й и г р о к. Я просил на Улыбку, а вы что даете?

В т о р о й и г р о к. Я прошу не на третий заезд, а на пятый.

Т р е т и й и г р о к. И со мной — всё перепутали.

Ч е т в е р т ы й и г р о к. Верните деньги!

К а с с и р (высовывается из окошечка, Павлу Ильичу и Петру Петровичу). Безобразие! Граждане, вы не даете мне работать. Здесь ипподром, а не Большой театр.

Г о л о с а. В самом деле!

— Безобразие!

— Другого места не нашли!

П р о д а в щ и ц а м о р о ж е н о г о. Не мешайте им, ну пожалуйста! Так интересно посмотреть, как фронтовики встречаются. Я никогда не видела.

К а с с и р. А если деньги передам, начёт на мою шею, да?

П р о д а в щ и ц а м о р о ж е н о г о (грустно). Вы — только о деньгах…


Павел Ильич и Петр Петрович уходят. Раздается дружный возглас многотысячной толпы: «Прометей! Прометей!» Финальный колокол. К окошечкам касс тотализатора устремляется группа игроков. Гвалт, суматоха. На сцену выбегает К о ш е ч к и н, с ним — т р и д е в у ш к и с модными прическами, в модных мини-нарядах.


К о ш е ч к и н (кричит). Тиш-ше! Любители конного спорта! Пропустите без очереди виднейшего знатока и ценителя, почетного гражданина на благородной ниве развития конского поголовья в пределах нашей родины Семена Семеновича Выдуваева!


Невозмутимо прорезая толпу, к кассе важно и чинно идет В ы д у в а е в. Выдуваев наклоняется к окошечку кассы и отваливается от него с пачками денег в обеих руках. Вокруг — завистливые вздохи, восклицания.


(Подобострастно.) Поздравляю, Семен Семенович, с предвосхищением победы.

П е р в а я д е в у ш к а (делая реверанс). Поздравляю.

В т о р а я д е в у ш к а (так же). Поздравляю.

Т р е т ь я д е в у ш к а. Поздравляю.

П е р в а я д е в у ш к а.

Жизнь проносится мимо, как птица,

Не успеешь за модой следить.

Заграница моя, заграница,

Ты сумела меня покорить.


Танцует.


В т о р а я д е в у ш к а.

Жажду я для любви сохраниться,

Для свободной, бессрочной любви.

Ах, мечта ты моя, заграница,

Не зови ты меня, не зови.


Танцует.


Т р е т ь я д е в у ш к а.

В лес глухой я мечтаю укрыться,

Чтоб свободой и негой дышать.

Заграница моя, заграница,

Мне б тебя хоть во сне увидать!


Танцует.


В ы д у в а е в (смахивая слезу, растроганно). Да, да, я пол-Европы объехал… Повидал. Прикоснулся… (Облизнул губы.) Выпить бы.


Кошечкин торопливо вынимает из бокового кармана плоскую бутылку, раздвижную рюмку, наливает коньяк, а так как руки Выдуваева заняты, опрокидывает ему коньяк в рот.


В ы д у в а е в. Закусить бы…


Девушки хватают с лотка стаканчики с мороженым, начинают кормить Выдуваева с ложечки, ласкаясь к нему.


Входят П а в е л И л ь и ч и П е т р П е т р о в и ч.


П а в е л И л ь и ч (радостно). Семен Семенович! Выдуваев!

П е т р П е т р о в и ч. Сенька! Дьявол!


Выдуваев чуть не давится мороженым. На его лице мы видим сложную гамму чувств: здесь и радость, и испуг, и стыд, и желание найти выход из ситуации, в которой он оказался.


К о ш е ч к и н. Вас…


Выдуваев, словно это относится не к нему, оглядывается по сторонам.


П а в е л И л ь и ч. Ну, чего головой крутишь, Выдуваич! Неужели не узнаешь? Бывшего командира своего кавалерийского полка не узнаешь?

П е т р П е т р о в и ч. Комиссара не узнаешь?

В ы д у в а е в (очень неуверенно, скорее инстинктивно). Вы… меня?

П а в е л И л ь и ч. Да брось ты нас разыгрывать. (Подходит, обнимает Выдуваева за плечи.) Я своего полкового ветеринара через сто лет узнаю. Помнишь? Подойду к тебе перед боем: «Дай, Сеня, спирту глоток, нутро согреть». А ты: «Лимит не велит». (Смеется.) Тебе кони были дороже друзей, а? Ветеринарная твоя душа! Зато кони в полку были — это ж кони!

В ы д у в а е в (бормочет). Недоразумение! (Рассовывает деньги по карманам, словно желая избавиться от ненужных свидетелей.) Ошибка, граждане. Первый раз вижу. Пардон. Продавщица мороженого (сочувственно, Выдуваеву). А вы вспомните хорошенько. (Павлу Ильичу и Петру Петровичу.) Может, контуженый, вот и забыл…

В ы д у в а е в. Не помню, граждане. Не знаю. Разрешите пройти. Пардон.

П е т р П е т р о в и ч. Погоди! Сеня! Неужто правда, что ты нас с Павлом Ильичом не узнаешь? А ну, присядь. Присядь, дорогой. Сейчас ты всё, всё до былиночки вспомнишь. Помнишь нашу боевую походную? (Запевает.)

Трубы протрубили — конники в поход!

По тылам фашистским мы летим вперед.

П а в е л И л ь и ч (подхватывает).

Кони словно птицы, копыта не стучат.

Победа нас встречает улыбками девчат.

В м е с т е.

Гей, бурка черная Доватора,

Не забыть тебя, не забыть…

На войну уходили орлятами,

Не орлятами, а цыплятами —

Надо правду, друзья, говорить.

П е т р П е т р о в и ч.

Пронесутся битвы, отгремят бои,

Ох, и налюбуюсь на глаза твои.

П а в е л И л ь и ч.

Не грусти, любимая, скоро выйдет срок.

Я вернусь с победой на родной порог.

В м е с т е.

Гей, бурка черная Доватора,

Не забыть тебя, не забыть.

На войну уходили цыплятами,

Становились в боях орлятами,

А потом, как орлы, научились парить,

Надо правду, братва, говорить.

П а в е л И л ь и ч (обрывает песню, торжествующе). Ну?

В ы д у в а е в (спокойно). Соловьев-Седой? Слова Долматовского?

П е т р П е т р о в и ч. Какой Соловьев-Седой? Какой Долматовский? Ведь это ты, Семен, нашу полковую песню сочинил.

П р о д а в щ и ц а м о р о ж е н о г о. Кто бы мог подумать! (С восхищением смотрит на Выдуваева.)

В ы д у в а е в. Первый раз слышу. (Весело, наступательно.) Тронут. В друзья к вам записаться готов. (Грустно.) А может, вашего друга давно и в живых нет? Или без вести пропал… (Горестно.) Уходят однополчане… Без атак и выстрелов — уходят. (Деловито, будто стряхнув с себя пыль.) Пропустите меня, граждане. (Уходит.)

К о ш е ч к и н. Напьются, потом игнорируют вопросами человека. (Уходит вместе со своими подружками.)

П е т р П е т р о в и ч. Обознались, значит.

П а в е л И л ь и ч. Выходит. Не мог Выдуваев от меня отказаться: как-никак без пяти минут родственники мы с ним.

П е т р П е т р о в и ч. То есть?

П а в е л И л ь и ч. Очень просто. Мой сын Сережка на его дочери женится. Сегодня по телефону из района звонил. На свадьбу зовет. Вот и едем, Петро, ибо нет и не будет теперь мне покоя, пока я настоящего Выдуваева своими глазами не увижу.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Декорация первой картины. В момент открытия занавеса яростно звонит электрический звонок. На крыльце появляется Д а р ь я Ф о м и н и ч н а в белоснежной наколке, как на первоклассной горничной.


Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Кто там?


Чей-то голос пытается ответить, но его заглушает лай собак. На крыльце появляется А л и н а.


А л и н а. Вот этого, Фоминична, ты за границей никогда бы не увидела. Сколько можно говорить, что нужно не кричать, а пойти и встретить гостя. Ступай.


Дарья Фоминична уходит и вскоре возвращается вместе с П а в л о м И л ь и ч о м и П е т р о м П е т р о в и ч е м.


П а в е л И л ь и ч, П е т р П е т р о в и ч (одновременно). Здравствуйте.

А л и н а (подозрительно оглядывает обоих). Здравствуйте.

П е т р П е т р о в и ч. Вы супруга Семена Семеновича Выдуваева?

А л и н а. Супруга. Что дальше?

П а в е л И л ь и ч. Разрешите, Алина Евграфовна, вам представиться.

А л и н а (еще более подозрительно). Откуда вы меня знаете?

П а в е л И л ь и ч (с воодушевлением). Мы — фронтовые товарищи вашего мужа. Я — Павел Ильич Загораев.

П е т р П е т р о в и ч. Я — Петр Петрович Тасов.

А л и н а. И что же?

П а в е л И л ь и ч. Хотели бы повидать…

П е т р П е т р о в и ч. Встретиться…

П а в е л И л ь и ч. Поговорить…

П е т р П е т р о в и ч. Вспомнить дни боевые…

А л и н а. Сколько друзей развелось у Семена Семеновича, как только он стал известным врачом-новатором. Да, да, новатором. Муж лечит животных на расстоянии. Сейчас его метод находится на последней стадии испытаний, после чего он будет применен на людях. (Строго.) Итак, что же, повторяю, вам угодно?

П а в е л И л ь и ч. Видите ли…

А л и н а. Ах, понимаю. Вы прочитали на воротах объявление, что Семену Семеновичу требуются фельдшер и санитар, и хотите занять эти вакантные должности?

П а в е л И л ь и ч. Как раз наоборот, Алина Евграфовна. Я работаю начальником областного управления сельского хозяйства и хотел бы пригласить Семена Семеновича на пост главного ветеринара области.

А л и н а (ахнула). Вы?! Начальник?! Управления?! Сельского хозяйства?! Здравствуйте, дорогой! (Обнимает, целует Павла Ильича, Петру Петровичу.) А вы?

П е т р П е т р о в и ч. Народный артист республики. Сейчас на пенсии.

А л и н а. Артист! Боже мой! Творческая интеллигенция! Руководящий состав! Какие гости! Какие славные боевые товарищи у моего мужа! (Засуетилась.) Дарья Фоминична! Дарья Фоминична! Ах, боже мой, я так взволнована. Садитесь. Присаживайтесь. Сюда, сюда, пожалуйста. Здесь не так жарко.

П а в е л И л ь и ч. Семен Семенович дома?

А л и н а. В городе. Вчера уехал. Делает там большой научный доклад. Жду его с минуты на минуту.

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а (показывается в окне). Звали?

А л и н а. Да, да, милая, да. Накрой стол скатертью. Яблок нарви. Угости дорогих гостей свежим квасом.

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. И скатерку застелю, и квасом напою, а уж насчет остального не обессудь, Алина Евграфовна, на репетицию я опаздываю. (Скрывается.)

А л и н а. Вот, и всегда они так… Мы с Сеней были за границей, и я после этого никак не привыкну к нашим отечественным беспорядкам.

П а в е л И л ь и ч. Да вы не волнуйтесь, мы, право, совсем не голодны.

П е т р П е т р о в и ч. Не стоит беспокоиться.

А л и н а. Нет, нет, и слушать не хочу. Пардон, я покину вас на одну-две минуты, сделаю необходимые распоряжения. (Уходит.)

П е т р П е т р о в и ч. Ну, Петро, скажу я тебе, и жену себе Сенька Выдуваев подцепил — фурия. Шкура на ней и та говорит.

П а в е л И л ь и ч. Ни черта не понимаю. О моем Сережке ни слова не сказала, будто его и в живых нет. И о свадьбе даже не заикнулась.


Из дома выходит Д а р ь я Ф о м и н и ч н а, угощает гостей квасом, застилает стол скатертью.


П е т р П е т р о в и ч. У вас что же, Дарья Фоминична, хоровая спевка сегодня?

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Не-е, батюшка, я по драматической линии. Комических старух играю, смешу народ на старости лет.

П а в е л И л ь и ч. А здесь кем работаете?

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Сама не пойму. Днем — санитаркой. Вечером — губернанткой. Спаси меня, господи, и помилуй. Из колхоза ушла, тяжелой работы убоялась. Четвертый год терновый венец ношу. С той поры как Семен Семенович с супругой за границу прокатились. Безропотно всякие ихние прихоти и причуды сполняю, бо нет у меня теперича до самой могилы избавления от стыда. Молюсь денно и нощно, чтобы опять в колхоз приняли. (Берет кувшин, стаканы, уносит.)

П а в е л И л ь и ч. Алина Евграфовна!

А л и н а (показывается в окне, игриво). Ау!

П а в е л И л ь и ч. Мы, с вашего позволения, пойдем прогуляемся.

А л и н а. Ну, пожалуйста. Только ненадолго, хорошо?


Павел Ильич и Петр Петрович уходят.

С крыльца спускается А л и н а. На ней эластичные брюки и синтетическая кофточка со сногсшибательным вырезом. Алина расставляет на столе тарелки. Быстро входит радостно возбужденный К о ш е ч к и н.


К о ш е ч к и н. Алина Евграфовна!

А л и н а (вздрогнула). Ой! Аполлончик! Как вы меня испугали!

К о ш е ч к и н. Здравствуйте. Где Семен Семенович?

А л и н а (кокетливо). А я вам уже не нужна?

К о ш е ч к и н (как сенсацию). Алина Евграфовна! Я нашел в Бий-Бобруйске работу для Семена Семеновича!

А л и н а. Работу? Какую же?

К о ш е ч к и н. Я не могу вам сказать. Вы не поймете… Не оцените… Где Семен Семенович?

А л и н а. Это я у вас должна спросить. Вчера вы уехали в Бий-Бобруйск вместе…

К о ш е ч к и н. Уехали вместе, а приехали врозь — я же вам говорю: искал для него работу.

А л и н а. Бедненький. И так, вижу, устали.

К о ш е ч к и н. Алина Евграфовна! Дорога каждая минута! Семен Семенович должен немедленно ехать вместе со мной в Бий-Бобруйск и сказать «да» или «нет». Иначе должность будет занята.

А л и н а. Какая должность? Не томите, Аполлон, я жду!

К о ш е ч к и н. Ах, будь что будет! Понимаете… Один работник Бий-Бобруйского ипподрома приходит вчера к своему директору и говорит: «Проявляю, товарищ директор, инициативу и полную сознательность — следуя призыву Пленума ЦК, возвращаюсь в родное село. Душа по земле истосковалась, руки по деревенской работе чешутся». Директор, конечно, ответную речь толкнул: «Я, говорит, сам, как есть бывшая сельская интеллигенция, приветствую ваше решение вернуться в родные пенаты и отдать все свои оставшиеся до пенсии силы благородному делу создания сырьевой и продовольственной базы для нашей необъятной родины в момент постепенного перехода от социализма к коммунизму». (Передохнул.) Словом, тот сознательный товарищ — в деревню, а Семен Семенович — на его место.

А л и н а. Не томите, Аполлон, скажите, какую должность предлагает директор ипподрома Семену Семеновичу?

К о ш е ч к и н (не сразу). Должность… конюха.

А л и н а. Что-о? В конюхи? Моего Сеню? С высшим образованием? (Хохочет.)

К о ш е ч к и н. Но… Семен Семенович сам просил меня… похлопотать… прозондировать…

А л и н а (смех душит ее). Конюхом? Чистить конюшни? Чтобы на меня, на него все пальцами показывали? Ой, вы меня, Аполлон, уморили. Какой же у Семена Семеновича, интересно, будет оклад?

К о ш е ч к и н. Шестьдесят рублей.

А л и н а. Шестьдесят рублей? Всего? (Хохочет.)

К о ш е ч к и н (задетый за живое). Подождите смеяться, Алина Евграфовна. Да за то, чтобы эту должность получить, умные люди взятку в тысячу рублей дают.

А л и н а (перестав смеяться, с интересом). Почему же она так высоко ценится, если не секрет?

К о ш е ч к и н. А вот послушайте и прикиньте. Оклад — шестьдесят рублей. Квартира бесплатная — считайте, еще двадцать. Картошку вам разрешат за беговой дорожкой сажать — пять соток земли дадут, факт. С каждой сотки по двадцать мешков — сто мешков, в мешке по пятьдесят килограммов, пять тысяч килограммов выходит, то есть пять тонн. Если по двугривенному за килограмм продавать — еще тысяча рублей. Делим на двенадцать месяцев — восемьдесят три рубля с лишним в месяц выходит. Оклад — шестьдесят, квартира двадцать, за картошку — восемьдесят три — это уже сто шестьдесят три рубля в месяц получается. Кур заведете. Сто штук кур. Пусть по двести яиц каждая в год снесет. Двадцать тысяч штук яиц! По рублю десяток — вот и еще две тысячи рублей в год, делим на двенадцать месяцев — сто шестьдесят шесть рублей в месяц добавляется. Вот и считайте: оклад — шестьдесят, квартира — двадцать, картошка — восемьдесят три, яйца — сто шестьдесят шесть — уже триста двадцать девять рублей в месяц! А если юрловскую породу развести, или леггорн, или родаленд — они в два раза больше яиц снесут, — от одних кур триста рублей в месяц дохода будете получать.

А л и н а. Но это же — стыдно! Опытнейший врач и вдруг — конюхом…

К о ш е ч к и н. Почему стыдно? (Пылко.) Ведь Семен Семенович не дезертирует с низовой трудовой работы, наоборот, он добровольно идет на нее. Не перебивайте, Алина Евграфовна, я еще не все подсчеты закончил. (Загибает пятый палец.) Корма — бесплатные…

А л и н а. И — корма?..

К о ш е ч к и н. Конечно, никто вам не откажет, могу дать гарантию.

А л и н а. Аполлон, мы тогда с Сеней козу купим!

К о ш е ч к и н. Конечно! Правильно! Если она по десять литров молока в день будет давать, по сорок копеек за литр… (Быстро считает.) Еще сто двадцать рублей в месяц… Это уже почти восемьсот рублей в месяц получается…

А л и н а (на ее лице — растерянность). А… кто за курами, за козой ходить будет? Кто будет огородом заниматься?

К о ш е ч к и н. Вы! Вы с Семеном Семеновичем.

А л и н а. О нет! Увольте. Я в деревне-то с этим не связывалась, а уж в городе…

К о ш е ч к и н. Алина Евграфовна, в деревне у вас интереса не было. Частной инициативы. Вы с Семеном Семеновичем по Европе проехали, сами видели. Она, эта Европа проклятая, столько лет загнивает, а сгнить не может. А почему? Частная инициатива там. Заинтересованность. (Опасливо оглянулся.) В Москве понять этого не хотят. (Страстно.) Я сам, сам вместе с вами буду заниматься полезным физическим трудом, поскольку я — ваш зять в будущем прошедшем времени…

А л и н а (гордо выпрямилась). Нет, нет, Аполлон, это не для меня. Да знаете ли вы, милый и наивный мальчик, что Семен Семенович назначен главным ветеринарным врачом всей Бий-Бобруйской области? (Вдохновенно.) Оклад триста рублей… трехкомнатная квартира… персональная машина…

К о ш е ч к и н. К-кто… к-когда… его назначил?

А л и н а. Сам начальник областного управления сельского хозяйства сегодня за Сеней приехал. На речку он со своим товарищем пошел, вот-вот придут.

К о ш е ч к и н (никак не придет в себя). С-семен С-семенович… главный вер… ветеринаром? И значит, вы… и ваша дочь…

А л и н а. Да, да, Аполлон, все мы будем жить в Бий-Бобруйске рядом с вами… (Мечтательно.) Бий-Бобруйск!.. Просторная квартира с телефоном, газом, горячей водой… Никаких тебе коров и поросят… Ах, Аполлон, Аполлон! Вот она где, жизнь! Днем — магазины, портниха, парикмахерская, вечером — театр. В антракте пиво-воды, вино-табак… Мне — мороженое… А потом берем с Сеней такси, и он везет меня в ресторан. Ростбиф, котлеты «де-валяй», шампанское со льда… Ах, черт возьми! Из ресторана — тоже на такси. У меня прекрасное настроение, хочется петь, смеяться… Нет, лучше пешком. Вместо прогулки. Асфальт только что полили водой — блестит… Деревья роняют нежно-желтые листья на мою шляпку… Ах, боже ж ты мой!

К о ш е ч к и н. Да, это, конечно, формидабль — прекрасно. Но где же Семен Семенович? Я хочу поздравить…

А л и н а. Приедет, куда он денется. А сейчас пойдемте, поможете мне приготовиться к приему столь дорогих гостей.


Идут в дом, навстречу им — Д а р ь я Ф о м и н и ч н а со стопкой тарелок в руках. Раздается звонок. Дарья Фоминична идет открывать калитку и возвращается вместе с П а в л о м И л ь и ч о м и П е т р о м П е т р о в и ч е м. Из дома выходит К о ш е ч к и н; увидев Павла Ильича и Петра Петровича, он прячется за куст.


П е т р П е т р о в и ч (ставит бутылку шампанского на стол). Это от меня — женщинам.

П а в е л И л ь и ч. Это от меня — мужчинам. (Ставит бутылку коньяку.)

П е т р П е т р о в и ч. А сейчас, Дарья Фоминична, и свежей рыбы принесем, уже с вашими рыбаками договорились.


Уходят.


К о ш е ч к и н (выскакивая из куста). Кто это, Фоминична?

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Фу, окаянный, напугал как!

К о ш е ч к и н. Не груби, старуха. Я спрашиваю: что за люди и чего им здесь надо?

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. А я почем знаю. (Уходит в дом.)

К о ш е ч к и н (потирает руки). Это что-то обещает! Кажется, Семен Семенович, вы влипли основательно. Зря вас не будут так разыскивать, преследовать. И хотя ваша Танечка дала мне поворот от ворот, я еще за нее поборюсь! (Расставляет тарелки с ловкостью заправского официанта.)

А л и н а (выходит из дома). О! Откуда это взялось? Я только-только, Аполлон, хотела просить вас сходить в наш магазин и купить бутылку коньяку. Это — вы? Ваш сюрприз?

К о ш е ч к и н. Увы, нет. Сюрприз ваших гостей.

А л и н а. Тем более сходите, Аполлон. Вот вам деньги. Купите самого лучшего коньяку. Пусть знают, что мы никому не хотим быть обязанными.


Кошечкин уходит. Алина, весело напевая, хлопочет у стола. Звук подъехавшей автомашины. Входит сияющий В ы д у в а е в.


Сеня! Наконец-то! Почему ты так долго?

В ы д у в а е в. Вчера доклад… затянулся, было много вопросов… (Кидает ей пакет.) Вот. От меня. Тебе. Четыреста сорок рублей… Гонорар, так сказать…

А л и н а. Боже! Так много?

В ы д у в а е в. За один удачный заезд… Тьфу… бишь… удачный доклад получился. Оценили по высшей академической ставке.

А л и н а. Сеня! Ты у меня гений. (Целует.) Тебе надо переходить на лекционную работу. Спасибо, спасибо, милый. А я тебе тоже сюрприз приготовила. Сеня, родной, ты назначен главным ветеринарным врачом Бий-Бобруйской области.

В ы д у в а е в. Шуточки.

А л и н а. Не шучу я, Сенечка. Специально к тебе сюда, к нам приехали, чтобы это предложение сделать.

В ы д у в а е в. Кто?

А л и н а. Начальник областного управления сельского хозяйства.

В ы д у в а е в. А л и н а… не может быть…

А л и н а. Клянусь, Сенечка, твоим и своим пошатнувшимся здоровьем. Сам Павел Ильич Загораев.

В ы д у в а е в (в ужасе). Что-о-о?!

А л и н а (испугавшись в свою очередь). И… народный артист…


Раздается звонок.


В ы д у в а е в (смотрит в сторону ограды сквозь кусты, в ужасе). Это они! Они!

А л и н а. Кто?

В ы д у в а е в. Командир и комиссар моего полка.

А л и н а. Лучшие твои друзья.


Снова раздается звонок.


Вот они. С речки пришли. (Направляется к калитке.)


Выдуваев успевает схватить ее за руку.


В ы д у в а е в. Стой!

А л и н а. Дай их впустить.

В ы д у в а е в. Дура! Дура! Ничего не понимаешь. (Горестно.) Погиб! Погиб!


Снова — звонок.


А л и н а. Ты — дезертир? Ты убегал с фронта? Ты совершил какое-то преступление в годы войны?

В ы д у в а е в (не слушая). Ищут! Нашли! Преследуют! Я все объясню тебе. После. Потом. (Мечется.) Куда же мне? Как же мне? (Ему пришла в голову мысль.) Алина! Слушай и не перебивай. Твоего мужа, Семена Семеновича Выдуваева, то есть меня, здесь нет. Я не Семен Семенович, а брат твоего мужа, твой деверь, Христофор Семенович Выдуваев. Поняла? Зови меня при них Христей.

А л и н а. Какой Христя? Ты мне говорил, что Христофор умер еще до войны. Что с тобой, Сеня?


Звонок звонит все настойчивей и настойчивей.

Из дома выходит Д а р ь я Ф о м и н и ч н а.


Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Не слышите, что ли? (Направляется к калитке.)

В ы д у в а е в. Я… сам… Ступай!..


Дарья Фоминична уходит.


(Алине.) Дорога каждая минута. Если ты не хочешь моей погибели, зови меня при них Христей и делай всяческий вид, что я брат твоего мужа. Не забудешь? Не погубишь?

А л и н а. Хорошо, Сеня, ну хорошо…

В ы д у в а е в. Никого во двор из местных не впускать. Дарью Фоминичну из дома не выпускать. Где Татьяна? Если Аполлон появится, предупреди, чтобы он до самого их отъезда носа сюда не показывал. А теперь иди встречай. Поласковее с ними будь. Понежнее. Скажи, что в город я уехал, научный доклад делать…

А л и н а. Сказала уже.

В ы д у в а е в. Возвращусь не скоро, что, мол, Семена Семеновича нет, а брат Сени, Христофор, дома. (Уходит в дом.)

А л и н а. Боже ты мой! Боже ты мой! (Идет открывать калитку, слышен ее милый, приветливый голосок.) Прошу! Милости просим! Сделайте одолжение! Как это очень приятно!


Входят П а в е л И л ь и ч, П е т р П е т р о в и ч, А л и н а.


Присаживайтесь. Ах, какая жалость, что Сеню вы не застали. Да он с ума сойдет, когда узнает, что фронтовые друзья к нему приезжали. И надо же такому случиться! Нет, нет, я вас сразу не отпущу. Отдохните, накормлю, напою чем бог послал и сама на станцию отвезу и в поезд посажу. Вот солнышко немножко опустится — по холодку и поедем. А сейчас с братом Семена Семеновича я вас познакомлю — только что из Бий-Бобруйска погостить приехал. Имя у него, знаете, чудное — Агриппина… Тьфу, Христина… Нет! Христофор. (Кричит.) Христофор Семенович! Христя! Иди сюда, к тебе приехали! (Спохватывается.) К Семену Семеновичу то есть приехали… Выйди, поговори с мужчинами. Не интересно им со мной, женщиной…


На крыльце показывается В ы д у в а е в.


П а в е л И л ь и ч (радостно). Сеня! Друг! Здравствуй, чертяка!

П е т р П е т р о в и ч. Нашли все-таки! Отыскали!

П а в е л И л ь и ч. Принимай гостей! Накрывай столы!

В ы д у в а е в. Вы — меня?

П а в е л И л ь и ч. Опять! Начинается!

П е т р П е т р о в и ч. Ну, Семен, на этот раз шалишь, не на дураков напал.

А л и н а. Сеня… (Спохватывается.) Ой, бишь, Христя. Господь с тобой. (Кокетливо-шутливо ударяет его ладонью по плечу.) С молодости вас с моим Сенечкой путаю.

В ы д у в а е в. Понимаю… Сочувствую… (Павлу Ильичу и Петру Петровичу.) Вот так вы меня вчера и на ипподроме за Сеньку приняли. За младшака. Верно! Похожи мы с ним. С пеленок похожи. Здравствуйте, товарищи. Будем знакомы. Милости прошу к столу. Горло прополоснем. Семен мне сказал — он не скоро еще приедет.


Усаживаются за стол. Снова настойчиво звонит звонок. Алина идет открывать и скоро возвращается вместе с Т а н е й, Р о г у л е в ы м, К у к у р у з о в о й. Из дома выходит Д а р ь я Ф о м и н и ч н а.


Т а н я. Папа! Колхозное стадо с выпаса возвращалось, у дубравы кто-то химикалии рассыпал… коровы наглотались, за соль гербициды приняли. Тебя ждут там. Скорее!


Выдуваев растерянно смотрит то на Павла Ильича, то на Петра Петровича, то на Таню, то на Кукурузову и Рогулева.


А л и н а. Таня, разве ты не видишь, что это не папа, а дядя Христя… папин брат?

В ы д у в а е в. Как ты, дитё, выросла! Ну, подойди, подойди, племянница, я тебя поцелую.

Т а н я. Что за спектакль? Какие могут быть шутки в такой момент? Папа, может погибнуть стадо, ты понимаешь?

Р о г у л е в. Без коров останемся.

К у к у р у з о в а. Спаси, родимый.

В ы д у в а е в. Так я ж не доктор… Я на Бий-Бобруйской колбасной фабрике фаршмейстером работаю.

Р о г у л е в. Не шуткуй, Семен Семенович, мы же тебя как облупленного знаем.

В ы д у в а е в. И вас, гражданин, впервые вижу.

К у к у р у з о в а. Неужто и меня не признаешь? А кто вчера моему петуху медицинскую помощь не оказал?

В ы д у в а е в. Нет, я вижу, в самом деле меня здесь за Семена Семеновича принимают. Нас с Сенькой путали даже родные папа с мамой.


Во двор вбегает С е р г е й.


С е р г е й. Семен Семенович! Тяжелый случай. У коров — ожог пищевода. Разрешите мне воспользоваться аптекой ветлечебницы.

В ы д у в а е в (истерически). Не знаю! Никого вас я не знаю!

Т а н я. Папа!!

В ы д у в а е в. Никакой я тебе не папа.

С е р г е й (Тане). Что это за фарс?

Т а н я. Почему ты спрашиваешь об этом меня? Это не мой отец. Ты же слышишь, что это — не мой отец.

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а (выходит из дома). У меня ключи от аптеки.

С е р г е й (Рогулеву, Кукурузовой). Товарищи! За мной!


Таня, Сергей, Дарья Фоминична, Рогулев, Кукурузова убегают.


В ы д у в а е в (на мгновение забыл свою роль, делает движение вслед за ушедшими). Кто он такой? Кто дал ему право?

П а в е л И л ь и ч. Это новый ветеринарный врач колхоза «Светлые дали», уважаемый Христофор Семенович.

В ы д у в а е в. А… а… мой брат, Семен Семенович, — куда?

П а в е л И л ь и ч. А с вашим братом у нас особый разговор будет. Пойдем, Петр Петрович.


Уходят.


В ы д у в а е в (в состоянии прострации). Все рухнуло!.. Поработал на руководящей ветеринарной должности!.. Нашли!.. Всю жизнь мою теперь до самого гроба исказили… Вторглись… Разрушили… Все мечты разрушили…

А л и н а. Какое преступление ты совершил, если даже своего имени боишься?

В ы д у в а е в. Преступление? А это? (Жест.) Ты бы еще догола разделась! А кольца на твоих руках? А браслеты, как на папуасе? А вся эта (жест в сторону подстриженных деревьев и кустов) «парижская зелень»! А то, что я из-за твоей жадности к деньгам все выходные в Бий-Бобруйске пропадал? В прошлое воскресенье триста пятьдесят рублей получила? Сегодня четыре сотни с лишним получила? Получила!

А л и н а. Так за доклад же…

В ы д у в а е в (передразнивает). «За доклад»!.. Какой дурак будет тебе за доклад четыреста рублей платить? Играл я… В тотализатор играл, поняла? А вчера они на бегах застукали меня… (Ухватился за мысль.) Алина, мне Аполлон нужен. Пусть мне паспорт на имя Христофора Выдуваева достанет… Аполлон все может… Что, мол, я, Христофор Выдуваев, в годы Отечественной войны был не на фронте, а мирно трудился в тылу нашей родины, содействуя разгрому врага… Любые деньги ему обещай.

А л и н а. В тюрьму захотел? Погубить себя И меня? Погубить Татьяну? (Вдруг.) Стой, Сеня! Сам бог нашей дочери в мужья ветеринарного врача послал. Пусть он на твоем месте поработает, пусть! Где бы ты сам такого дурака нашел, чтобы он сюда, сам, добровольно поехал? Не тужи, Сеня, Аполлон тебе в Бий-Бобруйске такую должность нашел — пальчики оближешь. Оклад — восемьсот рублей, никакой ответственности и полная инициатива. Тебе — все по потребностям, а от тебя — по способностям.

В ы д у в а е в (не верит). Алина!..

А л и н а. Да, да, милый! Финита ля комедия! Ни коров, ни лошадей, ни свиней, ни кур для нас в этом селе больше не существует.

В ы д у в а е в. А люди?

А л и н а. Что нам с тобой, Сеня, люди, когда мы с тобой сами — человеки!..


З а н а в е с

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Дворик вокруг небольшого флигеля на ипподроме. Слева — курятник с сеновалом наверху. Виден забор ипподрома, за ним кусок беговой дорожки, трибуны для зрителей. Часть флигеля, где живут Выдуваевы, носит следы недавнего ремонта. На ремонт пошли старые рекламные щиты с объявлениями о скачках и рысистых испытаниях, на которых лошади оказались перевернутыми вверх ногами, а наездники — вниз головой. Забор обклеен пестрыми афишами.

Кудахчут куры. А л и н а в цветастом халате стремительно выходит из курятника.


А л и н а. Опять у петуха запор. Боже мой! Он сведет меня в могилу. И это когда в доме свой собственный ветеринарный врач.


Появляется В ы д у в а е в.


Ты знаешь, что у нашего петуха…

В ы д у в а е в. Погоди со своим петухом. К черту всяких петухов! (Хочет пройти в дом.)


Алина ловит его за руку.


А л и н а. Может, и меня — к черту? Заманил сюда, сам на людях, а я с курами и козой. Просвета не вижу. Где обещанные тыщи? Где мой покой? Где встреча с лучшими культурными силами?

В ы д у в а е в (огрызаясь). У своего Аполлона спроси!

А л и н а (смахивает слезы). Конюх! Несчастный конюх… Дочь из-за тебя не появляется. Я со стыда сгораю. Хватит! Брошу! Уеду!

В ы д у в а е в. Алина, не задерживай. Полное изменение обстановки. Пять ноль в мою пользу. Пусти! Каждая минута дорога!

А л и н а (властно). Говори!

В ы д у в а е в (захлебываясь от счастья). Неожиданное развитие событий. Я уже говорил с директором ипподрома. С председателем месткома. Всех на ноги поднял. Поддерживают! Соглашаются! Обещают.

А л и н а. Что обещают? Не тирань ты меня.

В ы д у в а е в. Назначить! Назначить, Алинушка. Его, значит, туда, а меня на его место. Пусти! Не задерживай. Передумать могут.

А л и н а. Не пущу, пока толком не объяснишь.

В ы д у в а е в. Алина, ты послушай, ты пойми, ты вникни. Он — туда, а я — на его место. (Терпеливо, как учитель непонятливому ученику.) Ветеринарный врач нашего ипподрома, Федулий Арзамасыч Эквивалентов, добился, чтобы его послали на работу в деревню.

А л и н а. Ты-то, ты-то здесь при чем?

В ы д у в а е в. А при том, что наступило исполнение моих желаний, и я занимаю его место! Ха! У меня еще в «Светлых далях» созревал этот план. Вот он. В действии! В развитии! Великолепная квартира, оклад — сто сорок. К черту петухов, коз и всю эту нечисть. (Поднимается на сеновал по приставной лестнице, поет.)

Талант мой остается в силе,

Передо мной — широкий путь.

Они меня лишь попросили

Дать документ какой-нибудь…

А л и н а. Поднимайся, Сеня, поднимайся. Назло всем врагам — поднимайся.


Выдуваев скрывается на сеновале.


Боже! Боже милосердный! Значит, есть ты на небе, если защищаешь обиженных и оскорбленных. Безо всяких письменных заявлений слышишь. Безо всяких бумажек помогаешь.

В ы д у в а е в (показываясь в двери чердака). Где он? Где?..

А л и н а. Господь с тобой — кто?

В ы д у в а е в. Сверток с моими документами.

А л и н а. Мы же с тобой вместе его в сено прятали.

В ы д у в а е в. Ты сено козе давала?

А л и н а. Давала.

В ы д у в а е в. Она же мои документы сожрала.

А л и н а (в ужасе). Батюшки!

В ы д у в а е в. Я тебе приказывал сено до зимы не трогать, а кормить козу травой?

А л и н а. Ты приказал, ты и корми. А я свои руки резать травой не намерена.

В ы д у в а е в. Дура! Из-за тебя такой план рухнул. И будешь теперь траву рвать. Голыми руками будешь рвать. Я заставлю. Я тебя работать заставлю. Я на пенсию уйду. Боже мой, какое место упустил! Какой случай упустил! Какое счастье твоя трижды проклятая коза сожрала!

А л и н а. Не моя коза, а твоя. И куры — твои. И петух со своим запором. (Вдруг.) Сенечка! Целы документы! Прости меня, беспамятную.

В ы д у в а е в. Где они?

А л и н а. Я их в мешок с отрубями перепрятала.


Выдуваев снова скрывается на сеновале.


Слава богу! Слава богу! Не допустил ты погибели нашей. Опять услыхал, опять спас.


Показывается В ы д у в а е в. Он весь в отрубях.


В ы д у в а е в. Мешок вытряхнул наизнанку. Нету!

А л и н а. Как же… господи!

В ы д у в а е в. Из земли вынь, а документы давай.

А л и н а. А во втором мешке смотрел?

В ы д у в а е в. Какой, к черту, второй! Один тут.

А л и н а. Батюшки! Второй мешок я жене наездника Ускакаева продала.


Зловещая пауза. Выдуваев, как пьяный, спускается по лестнице, бросает на землю пустой мешок из-под отрубей.


В ы д у в а е в (негромко, искренне, горько). Погиб… Погубила. Опозорила. На весь свет опозорила. (Неистово.) Кто тебе велел до зимы отруби продавать?

А л и н а. Я велела! Я — хозяйка. Я распорядилась. А кто тебе велел документы на сеновале прятать? В доме места не нашел? Вот ищи-свищи теперь. Сиди всю жизнь в конюхах.

В ы д у в а е в. Сейчас же беги к Ускакаевым, душа вон, а чтоб документы были здесь.

А л и н а. Лучше голову мне отруби — не пойду. Чтобы я проданное обратно потребовала? Не на дуру напал.

В ы д у в а е в. Скажи, что нечаянно мои документы в мешок уронила.

А л и н а. Так и поверят.

В ы д у в а е в. Награду обещай.

А л и н а. Не пойду.

В ы д у в а е в. Алина, утоплюсь. Посмертную записку органам оставлю — тебя убийцей назову. По судам затаскают.

А л и н а. Все одно — не жить… (Заголосила.)

В ы д у в а е в (сменил гнев на милость). Алинушка, да пойми ж ты. Мне сейчас, немедленно, во что бы то ни стало надо всем доказать, что я есть ветеринарный врач. Что у меня стаж тридцать лет. Что я в корпусе Доватора служил, боевых коней лечил.

А л и н а. Не докажешь, и не надо. Пусть я женой конюха помру.

В ы д у в а е в. Подумай, что говоришь. Колхоз «Светлые дали» на праздник своих коней выставил… Представители должны приехать.

А л и н а. Боже мой! Значит, конюхом тебя увидят? Сраму-то!

В ы д у в а е в. Вот я и хочу. Прибудут они, а я — пожалте: главный врач, номенклатурная единица. Я им прием устрою. (Мечтательно.) Можно корреспондентов пригласить… (Решительно.) Я сам к Ускакаевым пойду.

А л и н а. Сеня, Сенечка, сейчас я тебе лицо оботру. Может, Ускакаевы мешок-то с отрубями еще не почали… (Уходит в дом.)


Мимо проходит К у к у р у з о в а.


В ы д у в а е в (машинально). Здравствуй, Кукурузова.

К у к у р у з о в а. Здравствуй, милай, только штой-то личность твоя мне не знакомая.

В ы д у в а е в. Выдуваев я. Семен Семенович. Неужто забыла?

К у к у р у з о в а (качает головой). Не знаю такого, убей меня бог.

В ы д у в а е в. Ты из «Светлых далей» приехала?

К у к у р у з о в а. Дали какие-то…

В ы д у в а е в. Ты мне своего дохлого петуха недавно приносила, убивцем еще меня назвала.

К у к у р у з о в а. Христос с вами! (Крестится, уходит.)

В ы д у в а е в. Черт вас знает, всех баб на одно лицо стали делать.

А л и н а (выходит из дома с полотенцем). С кем это ты, Сенечка?

В ы д у в а е в. Так…


Алина вытирает Выдуваеву лицо, он идет к калитке, пропуская мимо себя М я к и ш е в у.


М я к и ш е в а. Здравствуйте, Алина Евграфовна!

А л и н а. Здравствуйте.

М я к и ш е в а. Куда это ваш, весь в отрубях, побежал?

А л и н а. Что это за «ваш»? Кажется, у Семена Семеновича имя есть.

М я к и ш е в а (не слушая ее, глядит вслед Выдуваеву). Жалость-то какая. Давно это с ним стряслось?

А л и н а (насторожилась). О чем вы?

М я к и ш е в а. Да рехнулся-то.

А л и н а. Кто рехнулся?

М я к и ш е в а. Милая, да вы разве не замечаете? Семен Семенович.

А л и н а. Сами-то вы в уме? Такое непростительное говорите.

М я к и ш е в а. А то и говорю, что директор ипподрома за психическим врачом для Семена Семеновича послал. С минуты на минуту ждут его.

А л и н а (в ужасе). Психиатр? Семену Семеновичу?

М я к и ш е в а. Да у всех ипподромовских только об том и разговор сейчас.

А л и н а. А собственно, вы-то кто такая?

М я к и ш е в а. Родственница одного здешнего конюха. Марией Петровной меня зовут. Мария Петровна Мякишева я. Так вот, значится, с утра это началось, как только муж ваш узнал, что Федулий Арзамасыч в деревню уезжает. Семен Семеныч в тот час из-под лошадей мокрую подстилку выбирал, кто-то из конюхов и скажи, что, мол, вскорости им нового ветеринара должны назначить. Тут все вдруг и увидали, что Семен Семеныч после этих слов мокрую подстилку-то обратно от порога под лошадей начал подгребать. Потом два раза засмеялся так нешибко, на всех конюхов строго-строго посмотрел, вилы со всего размаху кинул, руки об халат обтер и говорит: «Давно бы этому Федулию Арзамасычу подобру-поздорову надо отсюда уматывать, потому как всеми печенками чуял он свое ничтожество передо мной».

А л и н а (в ужасе). Ну? Дальше! Дальше!

М я к и ш е в а. Словом, объявил, что никакой он не конюх вовсе, а самый настоящий знаменитый ветеринарный доктор, что он на ипподроме железный порядок наведет, потому как у генерала Доватора служил, и у него огромадный опыт по лошадиной части.

А л и н а. А… люди — что?

М я к и ш е в а. Поначалу смеяться начали, думали — шуткует муженек ваш, а потом смикитили, куда оно, в какую сторону мозги человеку перекосило. Перво-наперво все вилы, которые поблизости были, попрятали, а Семена Семеныча полегоньку, чтобы не заметил он ничего, к директору спровадили.

А л и н а (в крайнем нетерпении). А директор — что?

М я к и ш е в а. Того, конечно, предупредили. Он ласковенько так: и должность главного ветеринарного доктора Семену Семенычу обещал, и все такое. А сам, конечно, куда надо позвонил. Куда же это он теперь, весь в отрубях, побежал? Споймать его могут. В скорой карете увезти. И не попрощаетесь с ним.

А л и н а. Какие глупости вы говорите! Подняли совершенно здорового человека на смех, издеваетесь над ним. И будет Семен Семенович ветеринарным врачом! Будет! И порядки свои наведет. И свой опыт покажет. (Наступает на Мякишеву.) А вам стыдно! Пожилая женщина! Сплетни разносите!

М я к и ш е в а. Свят, свят, свят. И эта спятила… (Ретируется.)

А л и н а. Так исказить! В таком смешном свете представить благородный порыв человека — с низовой работы перейти на руководящую должность. (Поет.)

Пускай не слышен гром орудий —

Мой муж не уходил в запас.

Он — офицер. О злые люди!

Чего хотите вы от нас?

Он — командир.

А я — жена.

Я просто всем поражена…


Разгневанная Алина Евграфовна уходит в дом, гремит там кастрюлями.

Появляется психиатр У м р и х и н. Он в белом халате.


У м р и х и н (робко останавливается, осматривается). Романтично. Как в цирке. Старая реклама, лохматятся давнишние афиши, но довольно чисто, и видна хозяйская рука. (Стучит в дверь.)

А л и н а (открывает). Ах!

У м р и х и н. Я врач-психиатр. Моя фамилия Умрихин. Здравствуйте.

А л и н а (про себя, тихо). Правда… Значит, правда… (Громко.) Здравствуйте.

У м р и х и н. Простите, пожалуйста, Семен Семенович Выдуваев ваш муж?

А л и н а. Да.

У м р и х и н. Он дома?

А л и н а. Нет.

У м р и х и н. Очень хорошо. Разрешите задать вам несколько вопросов.

А л и н а (в сторону). Надо спасать. (Громко.) Прошу в дом.

У м р и х и н. Ничего, ничего. (Опасливо поглядывает на дверь, ведущую в дом.) Из вашей квартиры один выход?

А л и н а. Да. Вы боитесь? Но мужа нет в доме. И потом, позвольте вас спросить: что все это значит? Кто вас прислал? По какому поводу? По какому праву?

У м р и х и н (с профессиональной ласковостью, как с ребенком). Успокойтесь, ничего страшного. Случай с вашим мужем заинтересовал меня. Я пишу кандидатскую диссертацию на тему «Возникновение психического расстройства в конкретных проявлениях первичных симптомов»…

А л и н а. Кто вам наговорил на моего мужа? Он здоров морально, чист и прозрачен как стеклышко.

У м р и х и н. Однако для меня, психиатра, поведение вашего мужа достаточно красноречиво говорит об отклонении от нормы. Не так давно он, насколько мне известно, не узнал своих друзей но фронту, хотя провел вместе с ними на фронте четыре года.

А л и н а. Не верьте, доктор! Это какие-то авантюристы пришли к нему под видом фронтовых товарищей.

У м р и х и н. Вы уверены в этом?

А л и н а. Абсолютно!

У м р и х и н. Почему же, будучи конюхом, он возомнил себя опытнейшим ветеринарным врачом?

А л и н а. Ах, доктор, он пошутил. Вы не знаете, какой он весельчак. (В сторону, тихо.) Мне бы в руки сейчас Сенин диплом! (Громко.) Иной раз так начнет шутить… (Смотрит в сторону, радостно.) Вот он идет. Сейчас вы убедитесь сами.

У м р и х и н. Нет, нет, мы сделаем иначе. Куда ведет эта дверь?

А л и н а. В курятник.

У м р и х и н. Я оттуда понаблюдаю за ним. Предупреждаю официально: ваш муж не должен знать о моем присутствии. Вы несете ответственность… (Скрывается в курятнике.)


Входит В ы д у в а е в. Он разъярен.


А л и н а (делает движение к нему). Сеня!

В ы д у в а е в. К черту! Нет в отрубях никаких документов. Коза их сожрала. С сеном сожрала.

А л и н а. Сеня, подожди шутить. О чем ты говоришь? Какая коза? Какие отруби? (Мимикой пытается дать ему понять, что в курятнике кто-то есть.)

В ы д у в а е в. Какая же у тебя, Алина, противная физиономия. Двадцать пять лет с тобой прожил, а раньше не замечал. (Яростно.) Как «какие отруби»? Как «какая коза»? Мы же вместе с тобой документы прятали, когда комнату ремонтировали.

А л и н а (искусственно хохочет). Ой, Сенечка, вот послушает нас кто-нибудь со стороны да и подумает, что ты умом рехнулся. Пойдем в дом, там поговорим.

В ы д у в а е в. Никуда я не пойду.


Входит К о ш е ч к и н.


А л и н а (делает к нему движение). Аполлон!..

К о ш е ч к и н (с апломбом). Я в курсе дела, Алина Евграфовна. Ничего страшного не произошло. Поверьте, Семену Семеновичу даже выгоднее оставаться простым конюхом. Очень просто. Чем ближе он будет к лошадям, тем все мы, его клиенты, будем ближе к выигрышам на тотализаторе.

А л и н а. О чем вы? Я не понимаю.

К о ш е ч к и н. Зато это хорошо понимает Семен Семенович.

А л и н а (чтобы сменить тему разговора). Сеня, пойдемте, говорю, в дом. (Кошечкину.) Это вы, вы во всем виноваты. Заманили нас в Бий-Бобруйск, наобещали златые горы…

К о ш е ч к и н. По-моему, вы тоже обещали выдать за меня свою дочь, Татьяну Семеновну.

А л и н а. Аполлон! Вы же прекрасно знаете, как я хотела, чтобы вы стали мужем нашей дочери.

К о ш е ч к и н. Лучше, если бы этого хотела она. Далее: содействуя вашему назначению сюда, Семен Семенович, я надеялся, что вы будете делать для меня прогнозы в смысле игры на тотализаторе.

В ы д у в а е в. Прочь! Я не желаю иметь дело с темными элементами.

К о ш е ч к и н. В таком случае я вынужден буду решать проблему освобождения вас от должности конюха.

В ы д у в а е в. Ультиматум? Мне?

К о ш е ч к и н. Ввиду, Семен Семенович, вашего полнейшего банкротства и морального упадка.

А л и н а. Когда вы приезжали к нам в «Светлые дали», вы говорили проще.

К о ш е ч к и н. В тот момент меня исказила любовь к вашей дочери. На определенном этапе возлагал надежду, но как впоследствии был отстранен от ее близости… Вернулся к нормальному образу жизни.

А л и н а. Подождите, но вы же сами говорили, что тотализатор запретили, что он больше не работает.

К о ш е ч к и н. Тотализатор не работает, но работаем мы — любители конного спорта во славу обороны нашей родины. Тотализатор остановился, но игра продолжается. Вопреки милиции и ее верному активу — народным дружинникам.

А л и н а. Семен, идемте в дом.

В ы д у в а е в. Говори здесь. Подслушивать некому.

А л и н а. Чего же вы хотите от нас?

К о ш е ч к и н. Сегодня впервые в конных состязаниях принимает участие колхоз «Светлые дали». А так как я совершенно не знаю лошадей этого колхоза, я хотел бы услышать, на кого я могу ставить, совершенно не опасаясь за свое экономическое и политическое положение.

В ы д у в а е в. Алина, дай мне что-нибудь тяжелое, я его убью.

К о ш е ч к и н. Не убьете, Семен Семенович. Наоборот, ваша жизнь в моих руках.

В ы д у в а е в. То есть? Что ты хочешь этим сказать?

К о ш е ч к и н. То, что я свободно могу разоблачить вас. Вы обманули государство, которое расходовало средства на ваше обучение, вы скрыли от общественности, что имеете высшее образование…

В ы д у в а е в. Как ты это докажешь, жук навозный? Все документы мои пропали. Их коза сожрала.

К о ш е ч к и н. К нашему обоюдному счастью, этого не произошло. Половина ваших документов в моих руках, Семен Семенович.

В ы д у в а е в. То есть как — половина?

К о ш е ч к и н. Очень просто. (Показывает.) Вот верхняя часть от диплома. Вот половина профсоюзного билета, вот половина справки о том, что вы…

В ы д у в а е в. А где… другие половинки?

К о ш е ч к и н. Вы получите их после того, как выполните все мои требования.

В ы д у в а е в. Бандит!

А л и н а. Сеня, Сеня, ты должен уступить Аполлону, твое спасение — в его руках.

К о ш е ч к и н. Вот именно[3].

А л и н а. Говорите, говорите же, что Семен Семенович должен делать?

К о ш е ч к и н. За возвращение профсоюзного билета вы должны отметить галочками в программе конноспортивного праздника фаворитов, чтобы я мог сделать ставки на крупную игру.

В ы д у в а е в. Банд…

А л и н а. Сеня, Сеня, не спорь. Аполлон хочет нам хорошего! Только хорошего! (Протягивает Выдуваеву программу.) Отмечай!


Выдуваев ставит галочки в программе. Кошечкин протягивает верхнюю часть профсоюзного билета, Выдуваев — программку. Молниеносно они совершают обмен.


К о ш е ч к и н. Я всегда видел, Семен Семенович, с вашей стороны расположение ко мне, как к бывшему будущему зятю.

В ы д у в а е в. Диплом, диплом давай, бандит.

К о ш е ч к и н. Вы хотите сказать, его верхнюю половину? Всего-навсего пятьсот рублей, Семен Семенович.

В ы д у в а е в. Что-о?!

К о ш е ч к и н. По льготной цене. Дешевле никак не могу. Сам Ускакаеву за ваши документы четыреста сорок рублей отдал.

В ы д у в а е в. Алина, черт с ним, неси деньги!

А л и н а. Такую сумму! Нет, нет. Ты забыл, что тебя вот-вот заберут в дом сумасшедших, а я должна же чем-нибудь питаться?

К о ш е ч к и н. Что-о? Семена Семеновича — в сумасшедший дом?

А л и н а (как о самом обычном). Да, мы ждем машину.

В ы д у в а е в. Алина! Неси деньги, пока я тебя не ударил.

А л и н а (направляется в дом). Разбой!

К о ш е ч к и н. Подождите, Алина Евграфовна. Вам придется увеличить мой гонорар до — восьмисот рублей.

А л и н а. Это почему?

К о ш е ч к и н (показывает программку). Я не могу рассчитывать на прогноз, который сделал психически ненормальный бывший ветеринарный доктор.

А л и н а. Вы — убийца, Аполлон. Нет у нас таких денег! Нет!.. Нету…

К о ш е ч к и н. Хорошо, не надо. Ничего не надо. Я вас тогда на чистую воду выведу! (Вдруг истошно кричит.) Граждане! Никакой Выдуваев не конюх. Он на ипподром вредительство приехал делать! Советских лошадей портить! Уколы им делать.

А л и н а. Замолчите!

К о ш е ч к и н. Тысячу рублей на бочку! (Кричит.) Гр-раж-да-не!

А л и н а. Где я возьму такие деньги?

К о ш е ч к и н. Найдете! Вас, наверное, Америка снабжает. Всех вредителей Америка снабжает. Вооружением и поддельными документами. (Орет.) Гр-раждане!

В ы д у в а е в. Замолчи, гад! (Алине.) Отдай все, что он просит, и пусть проваливает!


Алина уходит в дом, быстро возвращается оттуда, отдает Кошечкину деньги. Кошечкин вручает Выдуваеву верхнюю корку от диплома, намеревается уходить.


А… вторая часть?

К о ш е ч к и н. После того, как к финишу первыми придут все указанные вами лошади. (Убегает.)

В ы д у в а е в. Дожил Выдуваев! В семнадцатый век попал. Ультиматумы вынужден от подонков получать! Сон! Кошмар! Аттракцион Кио! И все через кого? Через тебя! (Передразнивает.) «Скучно живем! Бедно живем! Преждевременное увядание души!» Тьфу!

А л и н а. На себя плюнь сначала.


В курятнике — шум, блеет коза.


В ы д у в а е в (вскочил). Надоело! Все надоело! Кошечкины, козы, куры! Дух, перья всем выпущу. Всем! Всем! (Вбегает в дом.)


Из курятника выбегает У м р и х и н и почти натыкается на Выдуваева, который появляется из дома, размахивая кавалерийской шашкой.


Любовник! Уже любовник!


Умрихин стремглав взбирается на сеновал. Выдуваев гонится было за ним, но Алина повисает у него на руке.


Убью! Обоих убью! Люди добрые! Люди добрые! В моем доме любовник скрывается! Успела! Нашла! Вот зачем тебе в город надо было! Убью! Выдуваеву терять нечего — все потеряно… Вот зачем ты меня в дом заманивала — чтобы он мог удрать из курятника.

А л и н а. Идиот! Я тебя спасала.

В ы д у в а е в. Спасала? Меня? Ха-ха! Вы слышите? Она другому отдалась, меня от гибели спасая! (Кричит.) Выходи! Добром выходи. Подожгу! В пепел превращу!

У м р и х и н (высунул голову, Алине). Уберите острые предметы. Не возражайте ему. Не возражайте. Соглашайтесь со всем, что он говорит.

А л и н а. То есть как — не возражайте? Что я ваша любовница?

У м р и х и н. Не спорьте, не спорьте, так будет лучше.

В ы д у в а е в. Ну! Ты и теперь отказываться будешь?

А л и н а. Клянусь тебе, Сеня!

У м р и х и н. Не раздражайте его.


Входит Т а н я.


Т а н я. Что здесь происходит?

В ы д у в а е в. Полюбуйся! Вот любовник матери.

У м р и х и н. Я — психиатр. Меня вызвал директор ипподрома для проверки психического состояния вашего отца. Я даже не знаю имени-отчества вашей матери. Я попал в курятник с чисто научной целью, потому что пишу диссертацию и мне нужен материал.

Т а н я. Папа, это правда, что ты сошел с ума?


Выдуваев не отвечает.


Отец, отдай мне это.


Выдуваев безропотно отдает шашку.


Спускайтесь, не бойтесь. Мой отец совершенно здоров. Он не тронет вас.

У м р и х и н (спускается). Согласен. Совершенно здоровый человек. Да. Да.

Т а н я. Я вам серьезно говорю.

У м р и х и н. Да. Да. Не возражаю. Минута вспышки. Нервы. Как у каждого живого человека. Вполне здоров. Работоспособен. Жизнерадостен. Спасибо. До свидания. (Ушел.)

А л и н а (плачет). Доченька! Как ты нас нашла?

Т а н я. Через адресный стол.

В ы д у в а е в (вдруг кричит). Да! Да! И работаю конюхом! И хотел стать врачом!

Т а н я. Папа, прекрати! Какой ужасный спектакль… Я умру от стыда.

В ы д у в а е в. Я тебя не приглашал, сама пришла. А как мы живем, что мы делаем — это уж позволь нам самим знать.

Т а н я. Отец, мама! Как вы могли?

В ы д у в а е в. А что я такого сделал? Я хотел только сделать себя счастливым. Мы с матерью дышим сейчас воздухом города, и мы счастливы. Пусть я работаю конюхом, пусть мой диплом чуть было не сожрала коза — это никого не касается. Никого! Да-с!

Т а н я. Чепуху ты говоришь, отец!

А л и н а. Не надо ссориться, разглагольствовать. Ты, Татьяна, еще молода. Поживешь с наше, посмотрим, какую линию ты держать будешь. Проходи в дом. Козьим молоком угощу.

Т а н я. Такого добра в колхозе полно. Стоило ради этого огород городить.

В ы д у в а е в. Татьяна! Не бросай камни в наш огород — они и обратно полететь могут. (Другим тоном.) Ладно. Не ершись. Погоди. Ничего мы тебе с матерью покуда плохого не сделали. Вот ты, Татьяна, говоришь, что тебе стыдно. За нас. А я слышал, твой муж теперь на моем месте в колхозе «Светлые дали». Так ведь?

Т а н я. Так.

В ы д у в а е в. А чего же ты не стыдишь его за то, что он хочет в деревне жить? И его стыди… Нас — за город, его — за деревню. И выходит — надо всех людей стыдить. За то, что они живут, где хотят, за то, что они делают, что хотят.

Т а н я. Так вы же с черного хода в городскую жизнь вошли!

В ы д у в а е в. Пусть так. Кому какое дело? А вы — с парадного входите. Что ты от нас хочешь? Чего добиваешься? (Весело.) А я — инвалид. Инвалид войны.

Т а н я. Неправда. Я знаю — ты здоров.

В ы д у в а е в. А я пенсии не прошу. Я государство не обкрадываю. Я, как пчела, посильную лепту в дело построения коммунизма несу. Вот этим трудом несу — на госконюшне. У меня, может, череп изнутри треснул за четыре года войны и теперь спокойной должности требует и безответственности.

Т а н я. Папа, если ты будешь продолжать в том же духе… Зачем ты кривляешься?.. Если ты… Я уйду. Навсегда уйду.

В ы д у в а е в. Уй-уй-уй! Грозила коза волку, да что толку!


Таня, заплакав, убегает.


А л и н а. Семен! Таня, вернись! (Идет следом за Таней и поспешно возвращается.) Сеня! За тобой идут! Санитары! С носилками!

В ы д у в а е в (заметался). Что же делать? Иуда Кошечкин! Предал! Алина, скорее в дом! (Скрывается в доме.)


Входят Р о г у л е в, Д а р ь я Ф о м и н и ч н а, К у к у р у з о в а. Женщины несут носилки, на которых лежит рыболовная сеть.


Р о г у л е в (негромко). Замок не висит, — значит, больной дома. Ставьте носилки. Берите сеть, все возможные выходы перекроем.


Поставили носилки, взяли сеть, ушли.

В ы д у в а е в и А л и н а выходят из дома.


А л и н а. Боже ты мой! Как зверя, тебя, Сеня, обкладывают.


Слышен голос Кошечкина: «Где он! Где этот негодяй? Этот обманщик!..»


Сеня! Сюда бежит Аполлон, он хочет тебя убить! За что?

В ы д у в а е в. Я ему, негодяю, в отместку не тех лошадей указал… (Его осенила мысль.) Скажи, что я умер… Скоропостижно… Безвременно… От инфаркта. Миокарда. (Ложится на носилки, накрывается мешком из-под отрубей.)


Вбегает К о ш е ч к и н.


К о ш е ч к и н. Где он? Спрятался? От возмездия спрятался? Три заезда и — мимо! Червь конюшенный! Фальшивомонетчик! Травоядное животное! (С треском отдирает от забора доску.) Где он? Убью!

А л и н а. Оставьте!.. Ах!.. Ох!.. Он уже… скончался… Вот… (Жест.)

К о ш е ч к и н (приподнимает мешок, смотрит на лицо Выдуваева, запорошенное отрубями). Давно бы так… А то — «сам не гам и другому не дам».

А л и н а. О чем вы?

К о ш е ч к и н. О вас!.. Поздравляю вас, дражайшая Алина Евграфовна.

А л и н а. С чем?

К о ш е ч к и н. С освобождением. Я, еще когда приезжал в «Светлые дали», понял, что вы — жертва. Жертва вашего покойного мужа-мистификатора, жертва собственной неопытности. Вы увлеклись им в далекой молодости. Но скоро вы поняли, что ошиблись в нем. (С увлечением.) Как скоро надоела вам мелкая, никчемная жизнь с грубым, неотесанным человеком! Как вам захотелось взлететь и парить, парить в другом мире: живом, прекрасном, интересном!.. Как истосковались вы по культурным людям, по цивилизации…

А л и н а (как зачарованная). Правда!.. Ой, как вы угадали… А ведь мы так мало знаем друг друга…

К о ш е ч к и н. Достаточно было один раз увидеть вас, чтобы понять: моя жизнь и моя смерть — это вы… (Страстно целует Алину.)

А л и н а. Ап… Ап… Аполлон, сюда, кажется, идет милиционер.

К о ш е ч к и н. Это за мной! Твой покойный муж успел сказать им про свои документы… Куда же мне? (Стремглав взбирается по лестнице на сеновал.) Алина! Родная! Любовь моя! Убери лестницу! Унеси! Спрячь!

В ы д у в а е в (вскакивает). Деньги! Деньги, или лестница останется на месте!

К о ш е ч к и н. Сколько?

В ы д у в а е в. Все, что ты взял у меня, подлец. И еще — триста рублей в придачу, жулик.

А л и н а. Сенечка! Ты — гений! Спиноза! Христофор Колумб! (Кошечкину.) Верните наши деньги, негодяй!

К о ш е ч к и н (бросает Выдуваеву деньги и документы). Только уберите… Спасите… (Вдруг.) И санитары идут!

В ы д у в а е в. Это за мной! (В свою очередь поспешно взбирается на сеновал.) Алина, убери лестницу! Унеси! Спрячь!

А л и н а. Деньги.

В ы д у в а е в. Что-о?

А л и н а. Деньги, говорю, давай, гонорар.

В ы д у в а е в. Сколько?

А л и н а. Все, что я давала давеча Аполлону. Документы можешь оставить себе.

В ы д у в а е в. Змея! Змея подколодная! (Бросает сверху деньги.)

А л и н а. Я не хочу умирать с голоду! Я совершенно не приготовлена морально к плохому питанию… (Убирает лестницу, скрывается в курятнике.)


Входят Р о г у л е в, Д а р ь я Ф о м и н и ч н а, К у к у р у з о в а.


Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Если он начнет кусаться, ты его, Семен, по зубам, по зубам.

Р о г у л е в. Не впервой, Фоминична, с такими типами дело иметь.

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Никого нет. (Стучит в дверь флигеля.)

В ы д у в а е в (приоткрыл дверцу сеновала, радостно). Рогулев! Дарья Фоминична! Кукурузова! Здесь я! Братцы! Земляки! Сверстники!

Р о г у л е в. Кричит, а где — не видать.

В ы д у в а е в. Рогулев! Семен Васильич! Сеня! Вот я, вот, гляди сюда.

К у к у р у з о в а. Кто-то зовет. (Увидела Выдуваева.) Вот он! Гражданин, слазьте, ложитесь на носилки, некогда нам.

В ы д у в а е в. Дарья Фоминична, да ты что — меня не узнаешь? Я же Выдуваев, твой начальник, ветврач. Вглядись в меня хорошенько. (Рогулеву.) Рогулев, ты совсем недавно с коровой ко мне приходил, тезкой еще меня называл.

Р о г у л е в (Дарье Фоминичне). За каких-то других нас принимает. (Строго, Выдуваеву.) Как хотите, больной, нас называйте, а слезайте по-хорошему. Машина ждет, у нас нет времени с вами прохлаждаться.

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Как вы туда залезли? Где лестница?

В ы д у в а е в. Не было. Вот крест — не было лестницы.

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а. Неужто на крыльях туда залетели?

В ы д у в а е в. Я… (Жест, имитирующий полет птицы.)

К у к у р у з о в а. За птицу, вишь, себя признаёт.

Р о г у л е в. Пойдем, Дарья Фоминична, и ты, Кукурузова. Придется пожарную машину вызвать.

В ы д у в а е в. Ну, видишь, Рогулев, ты же сам ее по имени назвал. Дарья? Фоминична? Фоминична. И — ты. Кукурузова? Кукурузова! А? Ну? Кукурузова же?

Д а р ь я Ф о м и н и ч н а (глядя на Выдуваева, сочувственно качает головой). Жалко… И не старый еще…


Входят Т а н я, П а в е л И л ь и ч, У м р и х и н, м и л и ц и о н е р.


П а в е л И л ь и ч. Где же твой отец, Таня?

В ы д у в а е в (с сеновала). Здесь я! Здесь! Паша! Друг! Закадычный! Опаленный боевым дымом!

П а в е л И л ь и ч. Какой я вам друг? Впервые вижу.

В ы д у в а е в. У Доватора вместе служили. Паша, вспомни, как под Смоленском я тебя, обмороженного, спиртом натирал. А нашу фронтовую, побратимскую, помнишь? (Запевает.)

Дружба, дружба, дружба фронтовая,

Эх, сколько позади у нас дорог!

О суровых днях не забывая,

К другу будь внимателен и строг…

Гей, бурка черная Доватора,

Не забыть тебя, не забыть,

На войну уходили ребятами,

Не ребятами, соколя… орля… цыпля…

Орлятами…

(Горестно.) Забыл…

П а в е л И л ь и ч. Да, все хорошее, Семен Семенович, забыл!

В ы д у в а е в. Чего вам всем от меня надо? Я больной. (Показывает на Умрихина.) Вот, доктор может официально подтвердить. (Умрихину.) Доктор, пишите официальный документ, что я ненормальный. Пишите справку. Я еще утром должен ее был получить. Почему у вас так долго оформляются документы?

У м р и х и н. Нет, гражданин Выдуваев, вы, к сожалению, вполне здоровы. (Снимает парик, отклеивает усы.)

В ы д у в а е в. Петя! Боевой комиссар!

П е т р П е т р о в и ч. Узнал. Наконец-то!


А л и н а выходит из курятника с блюдом, до краев наполненным яйцами.


А л и н а. Бог мой! Какая встреча! Какой долгожданный сюрприз!

М и л и ц и о н е р. Гражданин Выдуваев, вы укрываете у себя на сеновале преступную личность — некоего Кошечкина Аполлона Альбертовича…

В ы д у в а е в. Не укрываю! Нет! Вот он. Тут. В темном углу пришипился. Вымогатель!.. Совратитель!..

М и л и ц и о н е р (грозно). Кошечкин, выходите!

К о ш е ч к и н (показывается в проеме). Лестницы, товарищ милиционер, нету.


Приносят лестницу. Кошечкин с поднятыми руками, словно сдаваясь в плен, спускается с сеновала. Лестницу убирают.


М и л и ц и о н е р. Возвратите документы, похищенные вами у гражданина Выдуваева.

К о ш е ч к и н (с готовностью). Пожжалста… Тут, извините, фрагменты… Вступительная часть…

М и л и ц и о н е р. Верните деньги, которые вы путем шантажа выманили у больного — гражданина Выдуваева…

К о ш е ч к и н (так же, охотно). Я их вернул… Вот. Клятва нибелунгов.

А л и н а. Вернул… Вернул, слава богу… Вот они… Все наши трудовые сбережения… На свои похороны с Сеней сколько лет копили…

М и л и ц и о н е р. Умирать, значит, собрались?

А л и н а. А вы пожили бы в деревне… (Жест в сторону Рогулева, Дарьи Фоминичны, Кукурузовой.) Вот как они…

М и л и ц и о н е р. А мы и живем! (Снимает парик.) Здравствуйте, мама!

А л и н а. Свят, свят! Сережа… (Бросается обнимать Сергея.) Сынок! (Целует.)


Кошечкин, воспользовавшись суматохой, срывается с места, убегает.


Р о г у л е в. Улю-лю!.. Эх, пымать бы!..

П а в е л И л ь и ч. Никуда он, Семен Васильевич, теперь не убежит.

А л и н а. Дочка! Детки! Уберите меня отсюда! Домой хочу, в «Светлые дали».

Т а н я. Мама, ты только сейчас сказала, что в деревне ты можешь умереть.

А л и н а (плачет). Не знаю, не знаю…

П а в е л И л ь и ч. А я знаю, Алина Евграфовна. Всюду надо трудиться, работать — в городе ли, в деревне ли… Жаль, что эту истину вы забыли так же, как ваш муж, Семен Семенович, забыл свое славное боевое прошлое…

П е т р П е т р о в и ч (Тане и Сергею). Берите, берите, ребята, Алину Евграфовну в «Светлые дали» — там всем места и работы хватит.

П а в е л И л ь и ч (подходит к Сергею). Поздравляю тебя, сын.

С е р г е й. С чем, папа?

П а в е л И л ь и ч. Ну да, вы же сегодня не конноспортивным праздником были заняты, а делом поважнее. Потому и ничего не знаете. Скакуны из колхоза «Светлые дали» оказались вне конкуренции. Какие кони! Какая масть! Какая резвость!..

С е р г е й. И я тебя поздравляю, папа. И благодарю. Ведь молодняк мы получили с конного завода с твоей помощью.

В ы д у в а е в (с сеновала). Конечно, семейственность…


Его реплику игнорируют.


Т а н я. И я поздравляю, папа…

В ы д у в а е в (принимая на свой счет). Спасибо, дочка!..


И опять — никто не реагирует.


Р о г у л е в, Д а р ь я Ф о м и н и ч н а, К у к у р у з о в а. И мы поздравляем. И свое благодарствие и вам, Павел Ильич, и вам, Петр Петрович, и тебе, Сережа, говорим.

П а в е л И л ь и ч. Да, Петро, уж не знаю, какое спасибо тебе сказать. Судя по результатам, твоя роль удалась лучше, чем мы с тобой ожидали.

П е т р П е т р о в и ч. А вам, Дарья Фоминична, спасибо за исполнение роли Мякишевой.

А л и н а (Дарье Фоминичне). Так это были вы? Гениально! Вторая Раневская!

П е т р П е т р о в и ч. Пошли, друзья! Ведь нас болельщики из «Светлых далей» ждут.


Все, кроме Выдуваева, уходят.


В ы д у в а е в (с сеновала). Ушли… От работы освободили… Жена изменила… Меня за сумасшедшего приняли. Освобожден. От жены освобожден. От дочери освобожден. От друзей освобожден. Внештатная человеческая единица. (Вдруг кричит вслед ушедшим.) Я в профсоюз жаловаться буду! Профсоюз меня должен воспитывать. Профсоюз — школа коммунизма. Я в эту школу запишусь. Я членские взносы аккуратно платить буду…


Где-то недалеко скачут лошади. Звуки духового оркестра.


З а н а в е с


1968—1971

Загрузка...