12.05. среда.
Джош сидит на диване и смотрит ежевечерних «Симпсонов» на Pro7.
Он говорит по-немецки вполне прилично, но с пониманием испытывает проблемы. Поэтому, как и я смотрит ситкомы по телевизору. Мы с ним уже выяснили, что оба считаем, будто бы в комедиях люди говорят быстрее, чем в мелодрамах.
Очень полезный опыт, если приходится работать в тесном контакте с людьми.
А еще, лично для меня, комедии – это своего рода тест. Люди, которым нравятся «Симпсоны», это люди, которые умеют при случае, посмеяться над самими собой. С ними легко и приятно иметь дела.
– Honey, I am home! – кричу я из коридора.
Джош коротко улыбается мне через плечо и снова поворачивает голову к телевизору. Подавшись вперед всем корпусом, слегка шевелит губами, повторяя знакомые слова. Колени широко раздвинуты в стороны, локти упираются в бедра, расслабленные кисти безвольно опущены. Я задумчиво рассматриваю толстые вены на его руках.
Его агентша. Виделись мы мельком, но и «мелька» хватило. А говорят еще, мужикам легко! Я бы на такое не возбудилась.
– Как дела на работе?
– Одна сплошная задница, – отзываюсь я. – То порки, то пробки. Когда состарюсь, стану проктологом. А как ты?
Он морщится, содрогнувшись от отвращения. Чисто инстинктивно. Мужики почему-то дергаются от одной мысли о чужих задницах.
– У меня то же самое. Задница. В переносном смысле…
– Сочувствую, – отвечаю я.
Утешения? Не мой профиль.
Что я могу дать молодому парню? Что молодой парень может дать мне?.. Но размышления бесполезны. Хотим мы этого или нет, но мы – мужчина и женщина, живущие под одной крышей. У нас будет секс. Рано или поздно, по пьяни или со скуки, но будет.
Потом, наутро, мы будем страстно обо всем сожалеть. Мы оба знаем это. И то, что секас все равно будет.
Скорее всего, он выбрал меня из множества других кандидаток, потому что я кажусь ему староватой, чтобы всерьез рассчитывать на серьезные отношения. Молодым парням невдомек, что мы стареем лишь паспортом, а в душе до гробовой доски остаемся девочками, которые млеют при виде надежных мужских колен.
– Могу я спросить тебя? – спрашивает Джош. – Сколько тебе лет? Ну, на самом деле.
Дрогнув, я ставлю на полку сумочку.
Набитую деньгами, которые я заработала недамским трудом.
– Сорок.
– Не заливай! Все косметические кабинеты закрыты. Даже если ты колешь в частном порядке, наколотая кожа выглядит не так. Саманта, – это его агентша, – сразу обратила на это внимание!
– Ей-то какая разница, сколько мне лет.
– Она говорит, что ты можешь жить на поддельном паспорте. Все русские…
Я вздыхаю: да сколько можно?!
– Да, – говорю я, – она права. Все русские – мировое Зло. Даже Дракула, на самом деле, был русским. И Гитлер. И Дональд Трамп! Признаюсь: я убила агентшу моего бывшего, искупалась в ее крови и стала опять молоденькой. Мое настоящее имя – Элизабет. Элизабет Батори.
Джошуа лишь мрачнеет.
– Серьезно, Кэр. Мне не нужны неприятности.
– А мне, так чрезвычайно! Я с самого утра ходила по городу и искала!
– Серьезно! – бетонит он.
Взбесившись, я достала коробку в которой храню свои документы и вывалила ему на колени. Все – с детства. Свидетельство о рождении с апостилем, старые загранпаспорта, карточку удостоверение личности с безлимитным видом на жительство и, – про него я совсем забыла, – свидетельство о браке.
И Джош, конечно же, сразу схватил ее. Схватил и прочел. Глаза у него «окуклились». Стали круглыми и пустыми.
– Ты что, замужем?
– Отдай! – я вырываю бумагу из его пальцев. – Это личное.
– Ты мне не говорила.
– Потому что это не твое дело. Все остальное – вот. Прочти, посчитай на пальцах, спроси в полиции. Ты доволен? Или, мне сдать анализ на ДНК?
– Но как тебе удается так выглядеть? Твоя профессия… ну, она старит.
Я слабо улыбнулась.
Старит не профессия, старят наркотики, безысходность и алкоголь. Старят сигареты и сидение ночь за ночью в прокуренных ночных клубах. А еще – отчаяние и отсутствие окончательной цели. Тающая надежда найти Того Самого, который возьмет решение денежных проблем на себя.
– Я слежу за собой, – обрубила я. – Если твоя агентша так не умеет, это ее проблемы, а не мои.
Кивок. Обычно, после этого следует вопрос, почему я всем этим занимаюсь и лицемерное одобрение. Но Джошуа продолжает рассматривать меня. Потом, вдруг, резко меняет тему.
– Я думаю, это все эта каша. Ну, как ее? Гречка?.. Она на самом деле чертовски полезна. Ну, ты знаешь. Для мускулов и для кожи…
Тут до меня доходит сокрытый смысл.
И вспоминается стерильная, девственная чистота, которая поразила меня на кухне, когда я ставила мультиварку перед уходом. Часть меня велит вприпрыжку бежать на кухню, чтобы через желудок Джоша забраться в его сердечко. И я начинаю торговаться с собой: ну не могу же я игнорировать намеки голодного мальчика!.. Можешь! Не будь мамашей, мать твою! Жопу с горсть!..
Ой, да ладно тебе!.. Черт с ней, с гречкой.
– Угостишь меня ужином?
– Ты зашел с ужасно опасной точки.
–Я думал, ты обрадуешься, что я сказал тебе комплимент. Откуда я знал, что ты станешь швырять в меня документами?
– Или, обижусь, увидев, до чего ты докатился, оголодав… Ладно, – я сделала жест в сторону закрытой кухонной двери, – конечно же, угощу.
– Я говорил тебе, что русские женщины – самые прекрасные в мире? – спрашивает Джош, одним движением поднявшись с дивана и расплывается в ослепительной улыбке.
Прекрасный и благодарный. Одетый! И… господи, сколько может сожрать за раз молодой самец!
– Могу я спросить? – спрашиваю я. – У тебя все нормально? Я имею в виду, по деньгам?
Джош кривится, медленно проводит языком по зубам.
Глупый вопрос. И не особенно своевременный. Он только что слопал в один присест почти все, что я приготовила. Гречку! Да, я туда овощей и мяса пальнула, и масла сливочного. И все это протомилось за шесть часов, но… Гречка, как ее не томи, это все равно гречка.
Она невкусная, как ее ни готовь.
– Когда я сама на мели, беру еду на фудшеринге, – дополняю я спешно, чтобы он не подумал о том, чтобы прямо тут перейти к расплате натурой. – Очень удобно. Если хочешь, могу показать тебе их страничку на Фейсбуке.
Джош слегка краснеет и я понимаю, что он тоже об этом подумал в первую очередь: что я намекну на деньги. На то, что дам ему в долг. Я прикусываю язык, чтоб не предложить и прикидываюсь валенком.
– Мне не жаль гречки, – говорю я, – она стоит копейки. Просто если у тебя нет денег, я с радостью подскажу тебе, где бесплатно достать еду. Хорошую.
– Последний год я практически не работаю. Вряд ли я отдам ипотечный долг овощами с фудшерринга, но… спасибо. Правда!
Я креплюсь изо всех сил, но он так трогательно прекрасен в своей отвратительной честности.
– Если ты хочешь поднять квартплату, я готова услышать сумму, – говорю я, в конце концов. – Если ты нашел кого-то, кто может платить больше, тоже.
Что еще я могу сказать? Он, может быть и не знает, но русские секс-работницы очень любят сажать себе на загривок роскошных молодых мужиков и притворяться, что у них отношения. Просто это так, типа принято: мальчик сидит и дома и развивается. Уходик, масочки, спортзальчик и барбер-шоп… А девушка все это оплачивает. Потому что он – не клиент.
Джош усмехнулся:
– Мне уже как-то стремно. Я так боялся, что ты начнешь соблазнять меня, а в итоге клянчу у тебя жрачку… Зря боялся. В твоих глазах я – лузер, ведь так? Совсем ничего мужского?
Я отрицательно кручу головой. Мягко. Лишь один раз.
– Нет. Ты не лузер. Нет.
Ты нытик и мямля! И денег я в долг не дам!
– Я просто хотел поделиться с тобой проблемой! – вскакивает он. – Поговорить! Хоть это ты могла бы сделать бесплатно?! Почему ты не можешь просто кивнуть и сделать грустную мину? Почему ты вечно начинаешь что-то решать? Меня это бесит в тебе! Ты – женщина! Я – мужчина. Ясно?!..
Вот теперь ясно. Как ты орешь! Очень мужественно! Реально! Альфа-самец!
– Ты знаешь, кто я. Знаешь, чем зарабатываю.
– Знаю, – яростно отвечает он. – И у меня мысли не было просить такие деньги. Я просто подумал: ты вечно ноешь из-за таксистов. Что, если я буду за тобой приезжать, а ты – платить мне деньги, что платишь им!.. Вот, о чем я хотел тебя попросить! Ты в курсе, у меня есть машина?
Мы молча глядим друг на друга. Я понимаю, что сейчас мне придется сказать: «Как здорово ты придумал!» и согласиться… Но я не желаю этого делать!
Знаю я эти «услуги». Сперва он пару раз возьмет деньги. Затем начнет гундеть про бензин, и масло, и смену фильтра и то, что машину на меня бьет…
Личные отношения нельзя смешивать с деловыми. С этого начинаются все ссоры. Мне нравится платить людям за услуги, а потом с ними расставаться. Мне совсем не хочется нанимать человека, у которого я снимаю комнату. Ною я только потому, что таксисты пытаются рассказывать мне «за жисть» и позвать «на кофе».
– Ну, скажи уже, что-нибудь! – орет Джошуа, яростно ударив ладонью стол. – Я задал тебе вопрос!
Он слегка краснеет, и я понимаю вдруг: вот почему он все время дома. Ходит тренироваться на свежем воздухе и читает книги, о которых красивые молодые парни знать не должны. У него денег нет. Просто тупо нет денег. И они нужны ему позарез. Еще чуть-чуть и он пойдет просить милостыню.
Это плохо для бизнеса. Это очень и очень плохо.
Я не разбираюсь в моделинге, но что-то подсказывает мне: принцип работы тот же, что и в стрип-клубе. Только вместо «Спасибо, нет!» ему говорят: «Мы с вами свяжемся!» Несколько отказов подряд и из-под ног начинает уходить почва.
По себе знаю, как посидев без денег, ты мигом теряешь шарм, силу, внутренний огонь. А без всего этого ты внешкой заработать не сможешь. Тебе всегда предпочтут другую девчонку. У которой в глазах искры, а не знаки евро. Впрочем, евро, это еще не самое худшее, что может появиться в глазах. Отчаяние – вот что по-настоящему плохо. Страх, обреченность, липкая, удушливая мольба.
В общем, все то, что читается сейчас в лице Джоша.
Мне и жаль его, и инстинктивно хочется отодвинуться. Словно его неудача может перекинуться на меня, как грипп. Будь я порядочной девушкой, бежала бы сейчас прочь. Но я не порядочная. Я у него живу, потому что не переношу одиночества. Потому что мне нужен кто-то большой и теплый. Не собака, не кот. Животные рядом со мной просто умирают. Да что там животные, даже комнатные цветы. Букет и тот не доживает до дома.4
В общем, мне нужен Джош. Преодолев инстинктивное отвращение, я отхожу к окну, посмотреть на Эльбу и корабли. С таким взглядом он никогда не найдет работу. И хотя меня это не касается, я не могу отвернуться от него и уйти. Придется дать ему миг почувствовать себя ничтожным и слабым. Как в кабинете психолога. Как в каземате Марисы.
– Я заплачу за комнату на два месяца вперед, хорошо? Сейчас у меня, случайно есть деньги.
Он вскидывает голову. В первый миг мне кажется, что я получу свою доброту назад. Как ссаную тряпку. Но Джошуа лишь кивает, не поднимая глаз.
– Спасибо! – говорит он, чуть слышно. – Как только найду работу, то сразу же все верну.
– Пойдем, прогуляемся, – предлагаю я, отсчитав необходимую сумму. – Тебе нужно вспомнить, как хорошо ты выглядишь. Женские взгляды, капающая на сиськи слюна… Давай, вставай, одевайся. Ты – Джей-Джей-Си! Покажи мне хищника… Я тебя поснимаю.
1
5 евро за кило отрубей, или как нахлобучи
ть американца.
18.05. вторник
Германия – самая верующая страна. Что им ни скажи, во все верят! Они пакет дерьма в магазине купят, если написать на пакете, что это био продукт. А ведь, реально – био. Натуральный продукт. Переработка чьего-то богатого внутреннего мира.
Если долго тут жить, не пройдя испытания развалом Союза, то станешь верующим. Неважно, немец ты или нет.
Это я все к чему: Джошуа внезапно разбогател и стал покупать продукты. Заказал на «Амазоне» пакет отрубей. Килограмм за 15 евро.
Сказал, что это суперпуппермегапродукт, богатый витаминами спермидином и всем-всем-всем, что можно без стеснения прописать в рекламе. Сначала я никак не могла взять в толк, о чем он бормочет. Но стоило увидеть этот мегапродукт, как мне поплохело.
ОТРУБИ!
Я тихо погуглила. Мешок отрубей 25 килограммов стоит… 500 отечественных рублей.
Мне стало в очередной раз плохо при виде его воодушевленного покупкой лица.
Без лоха жизнь плоха и немцы, которые плавно входят в личные 90-е, просто идеальная аудитория. А Джошуа, как мы выяснили, наполовину немец. Теперь мне ясно, почему чувак так красив. Мать – немка, а отец – итало-американец.
Он хоть и родился в Штатах и вырос там, но в двадцать пять приехал в Германию и стал «немцем». Как я уже сказала, это – очень верующая страна.
Здесь продают «богатый протеином фитнес-продукт» пельмени. Это на упаковке пишут, я не шучу. Кто пишет? Довгань! Ну, тут уже одной марки достаточно, чтобы все понять. Русскому. Немцу – нет.
Здесь килограмм тофу дороже, чем килограмм мяса. Здесь даже семечки – полезный протеиновый перекус. Сразу вспоминаются наши зожники – пацаны на корточках, да бабы на завалинках.
Здесь, не поверите, в Германии, продается наше русское пиво. «Балтика». Семь и девять. Рядом с семечками в дорогих супермаркетах, вроде «Реве» стоит.
Здесь под видом той же фитнес-еды продают горсть зеленой гречки за 3.25… Я сама лично видела, сама лично отбирала, потому что Джош был намерен отдать продуктовый долг. Пришлось при нем гуглить, что гречка должна быть сочно-коричневой и стоить не больше евро за килограмм.
Джош устыдился и принялся записывать Сторис. О том, как корпорации простых пацанов дурят.
Надеюсь, зеленая гречка, хотя бы не ядовитая: его друзья – модели и очень красивые мужики.
Что еще накипело?
Дорогие кремы пахнут вазелином и детским кремом. В протеиновых йогуртах ощущается привкус самого дешевого сухого молока, которое я помню с дефицитных времен… Нам его в детдом присылали гуманитарной помощью.
Вообще, нынешний Дойчский Ланд ощущается, как вторая молодость.
Суррогаты, подделки, мошенники всех сортов и оттенков. Воры-гастролеры, беженцы, коррупция, оборзевшие чиновники… Телефонное мошенничество, всяко-разный развод.
Не хватает лишь двух вещей: красивых и дерзких молодых бандюков, да беспощадного постсоветского гламура.
В этом мы с Джошем сходимся: мы оба любим гламур. Да, у нас разница одиннадцать лет, но он такой мощный, а я очень тонкая и выгляжу гораздо моложе, так что по нам не видно, кто там есть Олд. И мы очень часто прогуливаемся за ручки вдоль Эльбы туда-сюда.
Едим потрясающие рыбные булочки и коллекционируем взгляды лиц противоположного пола, которые хотели бы быть нами или быть с нами. И Джош, то дерзко поцелуи срывает, то норовит облапать мой силикон. Говорит, что это – чисто в исследовательских целях. Что он наощупь, как молодая девичья грудь.