Со всей доставкой (Болито – 10)

Аннотация

На дворе весна 1792 года, и Англия наслаждается шатким миром, а её давний враг, Франция, всё ещё охвачена террором. В гаванях и эстуариях по всей стране флот загнивает, а тысячи офицеров и матросов выброшены на берег. Даже такой знаменитый капитан фрегата, как Ричард Болито, вынужден подавить свою гордость и ежедневно обращаться в Адмиралтейство с просьбой о корабле. Когда над Ла-Маншем снова сгущаются тучи войны, у него нет иного выбора, кроме как принять назначение на Нор и взять на себя неблагодарную задачу набора флота. Для Болито, всё ещё страдающего от последствий лихорадки, подхваченной в Великом Южном море, и терзаемого воспоминаниями о смерти любимой женщины, даже столь скромное командование – желанная отдушина. Со своей небольшой флотилией из трёх марсельных катеров он отправляется на поиски моряков, бежавших от суровой дисциплины флота Его Величества ради более заманчивой добычи – контрабанды. Как он вскоре обнаружит, его противники — не обычные свободные торговцы, а самая жестокая банда контрабандистов, которую знала Англия, «Братство» — банда, за которой стоят влиятельные люди, и тайная, зловещая торговля человеческим несчастьем. Измена — дело привычное, убийства — обычное дело, и когда королевский выкуп оказывается под угрозой, Болито получает приказ «со всей быстротой» отправиться за ним. Оказавшись в ловушке из-за коварства и хитрости старого врага, под вражеским огнём, он нуждается во всей преданности и отваге трёх своих доблестных куттеров, чтобы выполнить свою миссию.

1. Королевский офицер

КОНТР-АДМИРАЛ Сэр Маркус Дрю стоял у окна и лениво наблюдал за входами и выходами людей и экипажей у Адмиралтейства. Как и другие окна в его просторной комнате, оно было высоким и широким, и позволяло ему отличать прохожих от более постоянных посетителей, которые ежедневно, а то и ежечасно, толпились в коридорах Адмиралтейства в поисках работы. Капитаны, молодые и не очень, некоторые из подвигов которых когда-то принесли гордость и надежду воюющей Англии. Прием самых настойчивых претендентов и то, как его подчиненные отвергали большинство, отняли у адмирала много времени. Он изучал лужи на дороге, оставленные внезапным ливнем. Теперь они сияли, как бледно-голубой шелк, отражая апрельское небо, в то время как облака отступали по Лондону.

Ведь это была весна 1792 года, ещё один год неопределённости и угроз с другого берега Ла-Манша. Но вы бы не подумали так о дамах в легкомысленных платьях ярких цветов и с их беззаботными, позирующими свитами.

Два года назад, когда известие о кровавой революции во Франции обрушилось на Лондон, словно залп, многие опасались, что резня, кровожадные толпы и гильотины каким-то образом распространят свой ужас через Дуврский пролив. Другие, что вполне естественно, нашли утешение в ужасной перемене обстоятельств, произошедшей с их старым врагом.

Возможно, было бы лучше, если бы Англия на время отложила правила войны и напала на французов, когда те были в смятении. Но это даже не рассматривалось.

Дрю отвернулся, и его день, как и мысль о том, чтобы позже поужинать в Сент-Джеймсском ресторане и выпить по бокалу виста, испортились.

Их лорды Адмиралтейства ожидали чудес, если воображали, что флот, прозябавший в гаванях и эстуариях почти десять лет после Американской революции, может внезапно восстановиться до уровня, хотя бы отдаленно напоминающего прежнюю мощь. Тысячи матросов и морских пехотинцев были выброшены на берег, невостребованные нацией, за которую так много людей погибло или было искалечено во имя короля. Офицеры тоже уходили на половинное жалованье, если им везло, умоляя о месте на торговой службе, пытаясь вернуться в море, которое было их избранной жизнью.

Тем не менее, контр-адмирал Дрю был доволен своей участью. Ему даже обещали постоянную любовницу, поскольку он сумел добиться назначения её мужа, молодого капитана, в Ост-Индию.

Он пристально вгляделся в огромную картину на противоположной стене. На ней был изображён семидесятипушечный флагман адмирала Вернона «Бёрфорд» со всеми развевающимися флагами, обстреливающий бортовыми орудиями испанскую крепость «Железный замок» в Порто-Белло почти в упор. Именно так, подумал он, романтики и любят представлять себе морской бой. Никакой крови, никакого ужаса перед хирургическим ножом, только величие битвы.

Он позволил себе лёгкую улыбку. Сражение Вернона произошло около полувека назад, но корабли с тех пор почти не изменились. Нет, решил он, его место в Адмиралтействе лучше любой квартердеки. У него будет любовница и элегантные лондонские покои; конечно же, по воскресеньям ему нужно будет появляться на семейной скамье в его поместье в Хэмпшире, с женой и детьми.

Он вернулся к богато украшенному столу и сел без особого энтузиазма. Секретарь уже разложил его бумаги по полочкам. Обязанностью секретаря было прерывать его по истечении заранее оговоренного времени во время каждой беседы. Это никогда не прекращалось.

Скоро французы объявят войну. Вряд ли можно назвать эту напряжённую паузу на краю Террора чем-то лучше. Как всегда, Англия оказалась неподготовленной. Корабли и люди. Корабли и люди.

Его взгляд упал на имя на верхнем листе. Ричард Болито, эсквайр. Оно выглядело сильно потрёпанным, и Дрю пожалел, что его место сегодня не занял кто-то другой. Ричард Болито, отличившийся в Войне за независимость США и удачливый человек, с тех пор дважды успешно командовал, последним из которых был фрегат « Темпест» в Великом Южном море. Его последний бой с фрегатом «Нарвал» и поддерживающими его шхунами стал легендой. Французский «Нарвал» был захвачен печально известным пиратом Тьюком после восстания в его собственной роте. Мятеж на «Баунти» , а затем ужасающие новости из Парижа дали Тьюку власть над едва защищавшимися островами. Только командование Болито стояло между ним и полным контролем над богатыми торговыми путями из Индии.

И вот Болито здесь. Судя по всему, он ежедневно посещал Адмиралтейство в течение нескольких недель. Как и большинство профессиональных морских офицеров, Дрю много знал о Болито. О его корнуэльском происхождении и о борьбе с позором, который дорого обошелся его семье. Его единственный брат Хью дезертировал из флота, убив на дуэли сослуживца, и отправился искать счастья в Америку; что ещё хуже, сначала лейтенантом, а затем капитаном призового фрегата Революции.

Никакое мужество и честь не могли полностью стереть это пятно. И он сполна заплатил свой долг, подумал Дрю, перелистывая бумаги. Раненый насмерть; а затем, после боя с Нарвалом Тьюка , Болито свалился с лихорадкой. Он не работал два года, и, если половина того, что Дрю слышал в элегантных залах Сент-Джеймсской больницы, была правдой, он много раз чуть не погиб, борясь за жизнь.

У Их Светлостей, должно быть, есть причина изменить свое решение, решил адмирал, хотя на первый взгляд было бы лучше, если бы Болито отказался от этого назначения и был бы проклят за последствия.

Взгляд Дрю стал острее, когда он вспомнил слух о привязанности Болито к прекрасной жене одного чиновника. Она умерла от лихорадки и переохлаждения после отчаянного путешествия на открытой лодке. Дрю накрыл бумаги кожаной папкой. Прекрасная жена чиновника. Это было бы разнообразием по сравнению с некоторыми унылыми, серьёзными лицами, которые он видел за этим столом, с их громкими просьбами во имя долга или короля, как им вздумается.

Он взял маленький латунный колокольчик и нетерпеливо потряс его. Покончим с этим. В случае новой войны против Франции, без монархических знамен, направляющих старого врага, вчерашним героям может не остаться места. Агенты Адмиралтейства в Париже докладывали, что видели, как целые семьи предполагаемых дворян тащили по улицам, чтобы положить под нож мадам Гильотины: даже детей не щадили.

Дрю вспомнил своё безмятежное поместье в Хэмпшире и содрогнулся. Этого не может, не должно произойти здесь.

Клерк открыл дверь, опустив глаза, словно хорошо отрепетированный актер.

«Капитан Ричард Болито, сэр Маркус!»

Дрю без всякого выражения указал на стул напротив стола. Будучи капитаном, он освоил искусство непостижимости, так же как и умение не упускать ничего.

Ричарду Болито было тридцать пять, но он выглядел моложе. Он был высок и строен, и Дрю заметил, что его белый китель с отворотами, пуговицами и золотыми галунами почтового капитана висит на нём чуть свободнее обычного. Сидя в кресле, Дрю чувствовал его напряжение, несмотря на все попытки скрыть его. Луч солнца играл на его лице и волосах; выбившаяся прядь над правым глазом едва скрывала большой шрам, полученный им, когда его, молодого лейтенанта, зарубили на каком-то острове, командуя водопойной группой. Волосы были чёрными, как вороново крыло, а пристально наблюдавшие за ним серые глаза напоминали Дрю о Западном океане.

Дрю сразу перешёл к делу: «Рад тебя видеть, Болито. Ты своего рода загадка, и к тому же один из героев Англии». Серые глаза не моргнули, и Дрю почувствовал себя выбитым из колеи. Его также раздражало, что именно ему, а не Болито, внезапно пришлось защищаться. В конце концов, именно Болито просил корабль – любой корабль.

Он начал снова: «Вы чувствуете себя хорошо и хорошо себя чувствуете?»

«Вполне хорошо, сэр Маркус».

Дрю снова расслабился. Он контролировал ситуацию. Он заметил внезапную тревогу, которую не смогла сдержать даже бесстрастная серьёзность Болито.

Дрю продолжил: «Ты знаешь эту старую историю, Болито. Слишком много капитанов, и всё ещё недостаточно кораблей, чтобы их принять. Конечно, есть транспорты и суда снабжения, но…»

Глаза Болито сверкнули. «Я капитан фрегата, сэр Маркус...»

Адмирал поднял одну руку так, что кружевная оборка упала на его манжету.

Он поправил: « Мы были капитаном фрегата, Болито». Он увидел боль на его лице, глубокие морщины, которые, казалось, обострили скулы. Возможно, там всё ещё таился жар. Он мягко добавил: «И, судя по всему, отличный».

Болито наклонился вперед, сжав одной рукой рукоять своего старого меча так крепко, что костяшки пальцев побелели, как кости.

«Я выздоровел, сэр Маркус. Господи, когда меня госпитализировали, я думал...»

Дрю встал и снова подошёл к окну. Он больше не чувствовал ни контроля, ни победы. Скорее, ему было стыдно.

Он сказал: «Нам нужны люди, Болито. Моряки, которые умеют брать рифы и управлять судном, сражайтесь, если понадобится».

Он резко обернулся и увидел Болито, уставившегося на старый меч. Ещё одна часть истории, подумал он. Меч передавался в семье из поколения в поколение. Он предназначался брату Болито. Его позор и предательство убили их отца так же верно, как любая пистолетная пуля.

«Вас назначают на «Нор». Капитаном небольшого судна». Он неопределённо махнул рукой. «У нас было много дезертиров с «Нора» — они считают контрабанду более прибыльным занятием. Некоторые даже переметнулись в достопочтенную Ост-Индскую компанию, хотя я…»

Болито холодно заметил: «Компания John Company известна тем, что обращается со своими сотрудниками как с людьми, сэр Маркус, а не так, как некоторые хотели бы с ними обращаться».

Дрю повернулся и резко сказал: «Это всё, что я могу предложить. Их светлости считают, что вы подходите для этого. Однако…»

Болито встал и крепко прижал меч к бедру.

«Прошу прощения, сэр Маркус. Это не ваша вина».

Дрю с трудом сглотнул. «Понимаю » . Он попытался сменить тему. « Конечно, с вами не будет никого из вашей прежней компании на «Темпесте» . Она вернулась домой задолго до вас и теперь служит во флоте Канала. «Темпест», а до него… «Юникорн» , если не ошибаюсь?»

Болито смотрел на него в отчаянии. Стараясь изо всех сил. Он услышал свой ответ: « Ундина, сэр».

«Ну, в любом случае...» Всё было почти кончено.

Болито тихо сказал: «У меня будет мой рулевой. Его достаточно».

Дрю увидел, как упала одна из позолоченных дверных ручек; продавец успел как раз вовремя.

Болито добавил: «Это уже история, возможно, полностью забытая. Но один корабль, мой корабль, был всем, что было у флота Его Британского Величества во всём океане, чтобы встретить и уничтожить Тьюка». Он повернулся и, казалось, изучал великую картину, возможно, слыша настоящие звуки войны, чувствуя боль корабля под огнём. Он продолжил: «В тот день я пал. Именно тогда лихорадка сделала меня беспомощным». Он снова посмотрел на Дрю и улыбнулся. Улыбка не коснулась его серых глаз. «Мой рулевой убил Тьюка. Так что, можно сказать, он в одиночку спас острова, а, сэр Маркус?»

Дрю протянул руку. «Желаю вам всего наилучшего. Мой клерк выполнит ваши распоряжения. Будьте терпеливы, Болито-Инглии скоро понадобятся все её моряки». Он нахмурился. «Вас это забавляет, сэр?»

Болито взял треуголку у вертевшегося рядом клерка.

«Я думал о моём покойном отце, капитане Джеймсе, каким он был для всех, кто его знал. Однажды он сказал мне примерно те же слова».

«О, когда это было?»

Болито удалился, его разум уже был занят кратким описанием его поручения.

«До того, как мы потеряли Америку, сэр».

Дрю уставился на закрытую дверь, сначала с яростью, а затем неохотно, с медленной ухмылкой.

Значит, это всё-таки правда. Человек и легенда были едины.

Капитан Ричард Болито открыл глаза, вздрогнув от испуга и удивления, так как он задремал, пока экипаж размеренно катился по изрезанной колеями дороге.

Он посмотрел в боковое окно и увидел разнообразные оттенки зелени, кусты и деревья, блестящие и тяжёлые после очередного дождя. Весна в Кенте, в Саду Англии, как его называли, была, но её признаков, казалось, почти не было.

Он взглянул на своего спутника, неловко сгорбившегося на противоположном сиденье. Брайан Фергюсон, его управляющий, который сделал больше, чем кто-либо другой, для управления делами дома и поместья в Фалмуте. Он потерял руку в битве при Святых. Как и Олдей, он был вынужденным помощником на борту корабля Болито «Фаларопа», и всё же события того времени соединили их. Что-то нерушимое. Он грустно улыбнулся. Мало кто догадался бы, что у Фергюсона только одна рука, поскольку он обычно скрывал это под своим свободным зелёным пальто. Из-под одного выдвинутого сапога Болито увидел блеск меди и догадался, что Фергюсон носит свой любимый пистолет. На всякий случай, как он выразился.

Одному Богу известно, что дороги Кента были достаточно пустынны, возможно, даже слишком пустынны для разбойников, грабителей и тому подобных.

Болито потянулся и почувствовал боль в костях. Он постоянно боялся, что лихорадка может вернуться, несмотря на всё, что ему говорили хирурги. Он вспомнил два года, которые потребовались ему, чтобы выздороветь, и как он нашёл в себе силы пережить это снова. В тумане памяти проплывали лица: его сестра Нэнси, даже её напыщенный муж, сквайр, «король Корнуолла», как его прозвали местные.

И жена Фергюсона, экономка в большом сером доме под замком Пенденнис, где так много Болито начинали свою жизнь и уходили в море. Некоторые так и не вернулись. Но больше всего Болито помнил своего рулевого, Олдэя. Он, казалось, никогда не спал, постоянно был рядом, помогая бороться с лихорадкой, принося и перенося вещи, и слишком часто, как подозревал Болито, принимая его вспышки ярости.

Оллдей. Как дуб, как скала. За десять лет, прошедших с тех пор, как его взяли на борт вербовщики из Корнуолла, их отношения укрепились. Глубокое понимание моря Оллдеем, его дерзость в нужный момент стали для Болито якорем. Друг? Это было бы слишком сомнительным определением.

Он слышал, как тот разговаривает с кучером, стариком Мэтью Коркером, а юный Мэтью изредка подхватывает его писклявый голосок с заднего козел. Мальчику было всего четырнадцать, и он был внуком старого кучера. Он был его любимцем и воспитывал его с младенчества после того, как отец погиб в море на одном из знаменитых фолмутских пакетботов. Старый Мэтью всегда надеялся, что мальчик в конце концов пойдет по его стопам. Он был уже немолод, и Болито знал, что несколько раз сбивался с пути во время долгого пути из Фалмута, где несколько недель назад началось это путешествие. Старик был более привычным к местным гаваням и деревням вокруг Фалмута, и, следуя по дороге в Лондон, останавливаясь в гостиницах, чтобы сменить лошадей и подобрать новых форейторов, он, должно быть, задавался вопросом, когда же наконец сойдет со своих козел.

Карета была идеей Болито. Мысль о том, что он может заболеть где-нибудь в пути, возможно, в переполненной почтовой карете, преследовала его. Эта карета была старой, построенной для его отца. С хорошей рессорной рессорой, ход которой на этих дорогах больше напоминал лодку, чем автомобиль, она была выкрашена в тёмно-зелёный цвет, с гербом Болито на обеих дверях. Под ней золотыми завитками красовался девиз: «За свободу моей страны» .

Он думал об этом движении сейчас, пока карета катила мимо бесконечной череды сияющих деревьев и полей. В кармане у него лежали письменные распоряжения, формулировки которых были так знакомы ему, но в данных обстоятельствах казались такими бессодержательными.

Чтобы продолжить путь к Норе . Великая река Медуэй, города, отмечавшие мили до Королевской верфи в Чатеме, а затем в открытое море.

Командовать чем? Насколько ему удалось выяснить, он находился под местным командованием коммодора Ральфа Хоблина. Его имя, по крайней мере, было известно, и он отличился в Америке, прежде чем был тяжело ранен в решающем сражении при Чесапикском заливе в 1981 году. Возможно, ещё один неудачник?

Фергюсон зевнул, а затем взял себя в руки.

«Должно быть, это где-то рядом с Рочестером, сэр?»

Болито вытащил часы из штанов и почувствовал, как напряглись его челюсти, когда он расстегнул застёжку. Она отдала ему эти часы взамен потерянных в бою. Виола Рэймонд. Он миллион раз пытался вернуть её в свои мысли. Услышать её смех, увидеть, как свет танцует в её глазах из-за чего-то, что он сказал. Милая, прекрасная Виола. Иногда по ночам он просыпался, вспотевший, зовя её по имени, чувствуя, как она выскальзывает из его объятий, как в тот ужасный день в открытой лодке. Она превыше всех, кто разделил страдания, казавшиеся безнадёжными, под беспощадным солнцем, лишённый еды и воды с некоторыми мужчинами, наполовину обезумевшими от страданий. Она каким-то образом поддерживала их всех, носила его пальто, заставляя улыбки появляться на их обожжённых лицах и потрескавшихся губах. Леди капитана, так они называли её.

А затем, в тот последний день, когда Болито узнал, что они снова нашли Темпест , она умерла, не издав ни звука. В последовавших кошмарах одна сцена всегда выделялась суровой и ужасной, ярче всех остальных. Олдэй, держащий её стройное тело, с якорем, привязанным к её талии, опускающий её в море. Её фигура, белая в тёмной воде, всё таяла и таяла, а потом исчезла. Если бы не Олдэй, он бы сошёл с ума. Он всё ещё не мог думать о ней без боли.

Он смотрел на часы, которые держал в ладони, выгравированную на них надпись, которую он знал наизусть.

«Побежденный, я лежу на диване один,

Однажды во сне ты пришла ко мне

Все мечты превзошли, если бы ты был рядом-"

Болито сказал: «Мы увидим Медвей прямо сейчас».

Что-то в его глухом голосе заставило Фергюсона с тревогой наблюдать за ним. Те же тёмные, умные черты лица, глаза, способные смеяться или сочувствовать; и всё же что-то было утрачено. Возможно, навсегда.

Старый Мэтью окликнул почтальона, и экипаж медленно остановился там, где дорога спускалась к пологому холму.

Старый Мэтью не любил пользоваться услугами почтовых почтальонов, ведь с восемнадцати лет, работая в Болито, он управлял четырьмя лошадьми, а то и шестью одновременно. Но путь обратно в Фалмут, в последний постоялый двор, где он мог получить две пары своих гнедых лошадей, которых, как говорили, любил больше жены, был долгим.

Болито услышал, как Олдэй пробормотал: «Не здесь, приятель. Я обойдусь и без его благословения!»

Экипаж снова тронулся с места, лошади шаркали подковами по влажной земле и трясли упряжью, словно колокольчиками.

Болито опустил окно и увидел причину волнения своего рулевого.

Они находились на мрачном перекрестке; камень с надписью « До Лондона тридцать миль» разделял пустынное место с виселицей, которая слегка покачивалась на влажном ветру.

Ободранное, безглазое существо висело в кандалах. Трудно было поверить, что оно когда-то жило и любило, как другие люди. Преступник, обычный вор, теперь лишён даже возможности достойного погребения.

Болито вылез из экипажа и потоптал ногами, чтобы восстановить кровообращение. Отсюда он чувствовал запах соли, а за неровной чередой деревьев увидел величественный изгиб реки. Она казалась плоской и неподвижной, больше похожей на олово, чем на воду, спешащую влиться в море.

Сквозь дымку далекого дождя он увидел старый город Рочестер, руины какого-то древнего укрепления у самой кромки воды. Город, который, как и многие другие в этой части Кента, жил за счет флота с его огромной верфью и причалами для снабжения продовольствием. Во время войны горожане прислушивались к своим запертым дверям, когда наступала темнота, из страха перед ненавистными вербовщиками, которые бродили по улицам в поисках людей для флота. Сначала они прочесывали гостиницы и доходные дома в поисках лучших моряков, но по мере того, как военные потери росли, и каждый королевский корабль все больше нуждался в рабочих руках, вербовщикам приходилось довольствоваться любым, кого они могли найти. Пахари и юнги, портные и седельники – никого не щадили.

Многим кораблям приходилось выходить в море лишь с третью от общего состава обученных матросов. Остальные, под ударами, угрозами и преследованием со стороны боцманов и их «стартовых» помощников, познали горький опыт. Многие погибли или были ранены задолго до того, как их капитану пришлось столкнуться с врагом. Падения с высоты в ревущем шторме, переломы костей волнами, обрушивающимися на борт и сбрасывающими человека на привязанную пушку, и те, кто просто исчезал за бортом, и никто не мог помочь или даже услышать их.

И вот, когда над Ла-Маншем сгущались тучи войны, вербовщики снова вышли на ринг. На этот раз они искали дезертиров и безработных моряков. Пресса никогда не станет популярной, но пока другого пути не было. Англии нужны были корабли; кораблям нужны были люди. Ситуация не менялась сто лет.

Болито поднял взгляд и почувствовал, как водянистый солнечный луч коснулся его щеки. Капитан собственного корабля. Когда-то несбыточная мечта, величайший шаг, который только мог сделать человек, – путь из кают-компании в уединение большой каюты. Но получить его, а потом потерять – было ещё труднее.

Его новая команда состояла из трёх марсельных катеров – быстрых, высокоманёвренных судов, подобных тем, что используются Налоговой службой. Один из них завершал ремонт в доке, а остальные, несомненно, с любопытством или недовольством ждали его прибытия и, вероятно, недоумевали, почему в их мир вторгся пост-капитан.

Болито внимательно изучил все доступные отчёты, надеясь найти хоть какой-то проблеск смысла, который мог бы сделать это назначение приемлемым. Но, похоже, на юго-востоке Англии, и на острове Танет в частности, кошки и собаки жили бок о бок. Сборщики налогов охотились за контрабандистами, а вербовщики выискивали нежелающих вербовать и дезертиров. Нарушители закона, контрабандисты, которые во многих случаях казались лучше экипированными и вооружёнными, чем их коллеги, казалось, действовали по своему усмотрению.

Болито снова сел в экипаж и увидел, что Олдэй наблюдает за ним, его косичка торчала из-за воротника синей куртки рулевого.

Их взгляды встретились. «Вернулся, капитан. Фрегат или нет, но это всё равно море. Где наше место».

Болито улыбнулся ему: «Я буду верен этому, старый друг».

Эллдей снова устроился поудобнее и наблюдал, как лошади наклоняются вперед, принимая на себя нагрузку.

Он видел, как сжимались челюсти Болито. Как в те другие разы, когда палубу кромсали вражеские орудия, и люди падали со всех сторон. И когда он заставлял себя признать, что его дама ушла на глубину саженей к миру, который он не успел ей предложить. И как в те разы, когда они отважились покинуть старый серый дом, на те первые жалкие прогулки вместе, когда лихорадка отпустила свои тиски. Сначала несколько ярдов, и на следующий день, и ещё через день, пока Болито не оттолкнул его, умоляя позволить ему пройти остаток пути одному. Однажды он скрылся из виду мыса, где море без конца вздымалось среди скал. Он надрывно воскликнул: «Ей бы здесь понравилось, старый друг!»

И вместе они выиграли битву. Самую трудную в жизни Эллдэя.

Теперь он вернулся, и да поможет Бог всякому, кто попытается ему противостоять. Эллдей коснулся тяжёлой сабли под сиденьем. Им придётся сначала взять меня, и это не ошибка.

Но они еще не успели въехать на окраину Рочестера, как началась беда.

Болито разложил на коленях приказы, пока экипаж набирал скорость на спуске с очередного холма, и тут он услышал восклицание Олдэя: «На дороге, ей-богу, похоже, начались беспорядки! Лучше возвращайся, старый Мэтью!»

Кучер что-то кричал на форейторов, и Болито показалось, что он услышал, как Эллдей шарит по ящику с оружием, вытаскивая заряженное ружье.

«Стой!» — Болито выскочил из двери и ухватился за поручень. Экипаж почти пересек дорогу боком, лошади взбудоражились от лая.

Болито вытащил из пальто небольшую подзорную трубу и направил её на дорогу. Толпа бурлила: одни размахивали руками и палками, другие смеялись и пили из фляг. Двое из них были всадниками. Все они были мужчинами.

Эллдэй положил на крышу кареты короткий мушкетон с тяжелым дулом и накрыл его куском брезента со своего сиденья.

Он резко сказал: «Мне это не нравится, капитан. Похоже на повешение».

Фергюсон осмотрел свой маленький пистолет и сказал: «Согласен, сэр. Нам следует отступить. Их, должно быть, сотня направляется сюда». В его голосе не было страха. Святые научили его преодолевать страх. Скорее, это было беспокойство.

Болито держал маленький телескоп ровно. С остановленной кареткой это было гораздо проще.

В центре кричащей толпы тащили по неровной дороге двух человек, у каждого на шее был завязан поводок, руки связаны, ноги босые, окровавленные. Один был голый по пояс, у другого рубашка была почти разорвана на спине.

Фергюсон сказал: «Один из всадников, сэр. Он выглядит хорошо одетым».

Болито уже это заметил. Крупный бородатый мужчина в изящной шляпе и плаще с алой подкладкой. Скорее, он подстрекал толпу, его слова терялись вдали.

Олдэй сказал: «Может быть, они поймали двух воров, капитан». Он оглянулся на холм, словно всё ещё ожидая увидеть виселицу с её изодранным скелетом.

Болито рявкнул: «Поехали!» Он посмотрел на Олдэя и увидел его тревогу. «Эти два вора носят бриджи морских офицеров».

Фергюсон возразил: «Но, сэр! Возможно, это вообще не имеет значения!»

Болито пристально посмотрел на старика Мэтью. «Когда будешь готов».

Карета снова выехала на дорогу. Даже сквозь грохот колёс и копыт Болито слышал нарастающий гул гневных голосов, приближающихся к процессии.

«Эй, там!» — голос старого Мэтью был хриплым от гнева. «А ну, отойдите от лошадей, мерзавцы!» И тут карета остановилась.

Болито вышел на дорогу, осознав внезапную тишину и застывшие на месте лица: многие раскраснелись от выпивки, другие раскрыли рты, словно он только что появился из ада.

Он чувствовал, как Фергюсон наблюдает за ним из окна кареты, его пистолет едва держался на виду. Весь день он прикидывал расстояние, чтобы спрыгнуть на землю. К тому времени может быть уже слишком поздно.

Молодой Мэтью, сам того не ведая, разрушил чары. Он выбежал из-за кареты, чтобы помочь успокоить передних лошадей. Казалось, толпы и не существовало.

Бородатый всадник пришпорил коня, пробираясь сквозь толпу наблюдающих.

«Что у нас тут, сэр? Королевский офицер, не меньше». Он шутливо поклонился в седле. «Наверняка едет в Чатем, чтобы принять командование прекрасным кораблём! Защитить нас всех от французов, а, ребята!»

Раздался презрительный смех, но многие из них внимательнее изучали Болито, словно ожидали какой-то ловушки.

Болито коротко спросил: «И что вы делаете, сэр?» Его рука опустилась на меч. «Я не буду просить дважды!»

Бородатый мужчина смотрел мимо него. Ищет эскорт? Трудно было сказать.

Но он уверенно улыбнулся и ответил: «Я заместитель шерифа Рочестера, капитан ».

«Это уже что-то. Теперь мы знаем ранг друг друга».

В этот момент один из пленников бросился на колени и чуть не задохнулся, так как кто-то сильно дернул его за повод.

Болито узнал только одно слово: «Лейтенант». Этого было достаточно.

«Я бы предложил вам немедленно освободить этих людей. Они оба — морские офицеры на королевской службе».

Он увидел, как до него дошел смысл его слов, и как некоторые члены толпы попытались отстраниться и отмежеваться от инцидента.

Но бородатый мужчина закричал: «И будь они прокляты со всей их проклятой вербовочной бандой, я говорю!» Он огляделся и оскалил зубы, когда несколько человек закричали в знак поддержки.

«Словно гончие, лающие на добычу», — подумал Болито.

Он повторил: «Сними с них верёвки». Он кивнул молодому Мэтью. «Сделай это, парень». Он повернулся к помощнику шерифа. «А вы, сэр, спешитесь. Сейчас же».

Полуголый лейтенант, лицо и тело которого были изрезаны и обезображены множественными ударами, с трудом поднялся на ноги.

«Они напали на нас, сэр». Он говорил почти бессвязно. Его спутник был гораздо моложе, вероятно, мичман. Один признак паники, и мятежники могут наброситься на них. Их затопчут.

Болито наблюдал, как бородатый мужчина спешивается. «Где их форма?»

Он уставился на Болито, а затем расхохотался. «Ты молодец, капитан, признаю, чего бы это ни стоило!» Его настроение изменилось. «Они пришли, не спросив разрешения мэра. Мы преподали им урок». Он попытался встретиться взглядом с Болито и хрипло добавил: «Они этого не забудут!»

Болито ждал. «Их форма?»

Мужчина посмотрел на своего спутника: «Скажи ему, Джек».

Другой мужчина беспокойно поёрзал в седле. «Мы бросили их в свинарник». Теперь никто не смеялся и не издевался.

Болито снял шляпу и бросил ее в карету.

«Они — офицеры короля , сэр».

«Я знаю, чёрт возьми. Мы просто делали это...»

«Тогда я полагаю, что вы оскорбили короля».

«Что?» — глаза помощника шерифа из-под шляпы выпучились.

«Выбирай. Обнажи свой прекрасный меч, который ты так храбро носишь». Он коснулся старой рукояти на боку. «Думаю, здесь ему самое место». Его голос стал жёстче. «Нечего сказать? Не хватает слов для вашей отважной толпы?»

В глазах у него словно заклубился туман, и на мгновение ему показалось, что лихорадка вернулась. Потом он понял, в чём дело. То же безумие, которое он испытывал в прошлом, когда битва казалась безнадёжной и почти проигранной.

Он хотел обмануть этого наглого задиру. Теперь же он действительно хотел, чтобы тот принял вызов, просто ради удовольствия убить его. Все недели разочарования, гнев и горечь, которые испытывали его в течение месяцев отчаяния, ожидания и мольб в Адмиралтействе, казалось, слились в одну ужасную, мстительную силу.

«Я прошу прощения, капитан», — сказал он почти шёпотом.

Болито посмотрел на него с презрением. «Я не прощаю трусов». Он взглянул на двух дрожащих жертв, которые, вероятно, поверили, что их вот-вот повесят. «Садитесь в карету, джентльмены».

Он снова повернулся к помощнику шерифа: «Ваш меч». Он взял его. Мужчина казался вдвое больше, но рука его дрожала, словно у паралитика.

Даже сейчас толпа могла снова прийти в себя. Но что-то охладило их – вид его мундира или осознание собственной вины? Он никогда не узнает. Он воткнул великолепный клинок под задний кофр экипажа, затем навалился на него, пока тот не сломался, как морковка. Затем он бросил его к ногам мужчины.

«Трусам не нужна хорошая сталь, сэр. А теперь идите отсюда».

Толпа расступилась и, казалось, растворилась в полях по обе стороны дороги.

Болито взобрался на подножку и посмотрел на кучера. «Храбрый парень, Мэтью!»

Коркер вытер лоб красным платком.

«Ей-богу, капитан, ты меня только что напугал!»

Эллдей осторожно опустил курок своего мушкетона.

«Вы нажили себе злейшего врага, капитан, и это не ошибка».

Болито закрыл дверь и сказал: «И он тоже, клянусь Богом!»

Затем, когда карета набрала скорость, он скрестил руки на груди и мягко спросил спасенных: «А теперь расскажите мне, когда у вас будет время, что произошло».

Пока они разговаривали, ему пришлось крепко прижать руки к телу, чтобы они не дрожали. Это было очень опасно, хотя он с самого начала инстинктивно понимал, что инцидент на такой пустынной дороге был тщательно спланирован специально для него.

Он улыбнулся своему отражению в залитом дождём стекле. Они не были готовы к его реакции. И я тоже.

Фергюсон заметил мимолетную улыбку. На несколько мгновений ему показалось, что всё вот-вот закончится. Теперь он понял, что для Болито это было начало.

2. Доверие

КАПИТАН Ричард Болито стоял, увязая ботинками в мокром песке пологого берега, и смотрел на расширяющуюся реку Медуэй. Солнце светило так ярко и нещадно, что деревья на противоположном берегу почти терялись в дымке. Но оно не грело, хотя взгляд на него напоминал о каком-то тропическом берегу. Он пошевелил плечами под пальто и подумал, сможет ли он когда-нибудь снова согреться. Даже ветерок с реки был прохладным и влажным.

Он попытался отогнать эту мысль. Стоял обычный весенний день; ему приходилось постоянно об этом помнить. Виноват был он сам, его память навсегда застряла в другом месте, в другом времени.

Эллдэй, стоя чуть поодаль и в нескольких шагах позади него на склоне, небрежно заметил: «Ну что ж, капитан, вот и один из ваших сородичей». Он ждал, оценивая настроение, как и делал это с момента их прибытия сюда.

Болито кивнул и прикрыл глаза, чтобы рассмотреть маленький корабль, возвышавшийся над собственным отражением за островком и двумя блестящими песчаными отмелями. Это был топсельный катер «Телемах», который ремонтировался на верфи выше по реке.

Болито смотрел на её спартанские очертания, судно, столь непохожее на судно под всеми парусами. Трудно было поверить, что эти катера, столь малые после фрегата, имели для своих размеров большую площадь парусности, чем любое другое судно на воде. Возможно, они и не могли обогнать всех остальных, но при любом ветре они могли превзойти кого угодно в манёвренности.

Один из его выводка. Олдэй, несмотря на свою напускную небрежность, наверняка знал, о чём он думал. Сравнивал её с «Темпестом», Великим Южным морем, со всем. Без усилий он мог представить себе три высокие пирамиды из бледного, непромокаемого паруса, тянущиеся к безоблачному синему небу. Палуба липла к ботинкам, когда ты метался в поисках тени, а горизонт лежал резким и пустым во всех направлениях. Настоящий корабль. Чистокровный. Да, Олдэй тоже знал и чувствовал это.

Болито доложил о своем прибытии адмиралу, командующему Королевской верфью, человеку отстраненному, но приветливому, который, по-видимому, считал произошедшее в дороге с двумя связанными и униженными офицерами не более чем просто раздражением.

Он сказал: «Мичман… ну, он знал меньше, чем ничего, но лейтенант, который командовал, должен был быть умнее, чем обыскивать помещения и арестовывать предполагаемых дезертиров, не поставив в известность местные власти. Конечно, я выражу своё недовольство, и, осмелюсь сказать, кого-то, возможно, заставят заплатить штраф, но…» Ему не нужно было продолжать.

Болито настаивал: «Мне сказали, что то же самое произошло в Рочестере в прошлом году, сэр. Тогда сам мэр возглавил толпу, которая напала на караульное помещение, где несколько задержанных ожидали эскорт».

Адмирал нахмурился. «Верно. Дьявол даже оштрафовал наших офицеров на крупные суммы, прежде чем отпустить их». Он разозлился. «Но они запоют по-другому, когда Лягушки снова взбунтуются. Вот тогда-то и наступит добрый старый Джек Тар , когда эти самодовольные лицемеры решат, что их гнилая шкура снова в опасности, и взмолятся о том, чтобы матросы их защитили!»

Болито ещё не встречался с коммодором Хоблином. Адмирал объяснил, что посещает местные верфи, чтобы Адмиралтейство закупило небольшие, удобные суда на случай войны. Адмирал ехидно заметил: «С каперскими свидетельствами, без сомнения, чтобы завербовать ещё несколько головорезов для короля!»

Болито покинул дом адмирала, и его последние слова всё ещё звучали в его ушах: «Не принимай это так близко к сердцу, Болито. В твоём распоряжении три отличных катера. Используй их по своему усмотрению, в рамках твоих приказов».

Болито подумал, что странно, что за два дня, прошедшие с момента его прибытия сюда, он не раз ощущал, что за каждым его шагом кто-то наблюдает. Возможно, это было ещё сильнее, потому что некоторые старались отвести взгляд, когда он проходил мимо. Именно поэтому он отправил свою карету с протестующим Фергюсоном обратно в Фалмут. Он даже договорился с местными драгунами о небольшом эскорте, пока они не выедут из Кента и не отправятся в путь в Лондон и далее.

Болито снова взглянул вниз по склону и увидел мальчика, юного Мэтью, который пристально смотрел на пришвартованный катер и едва мог устоять на месте от волнения.

Это было едва ли не самое трудное, подумал он. Мальчик умолял деда позволить ему пойти с Болито в качестве слуги, конюха, кем угодно.

Старый кучер высморкался и наконец сказал: «Ну, сэр, у него под ногами больше проблем, чем он думает. Может быть, немного времени и дисциплины, и он укротит маленького щенка!» Но его глаза говорили другое, а голос был таким же тяжёлым, как и его сердце.

Эллдэй пробормотал: «Я пойду и окликну судно, капитан».

«Ага, сделай это». Он смотрел, как Аллдей спускается по склону к мальчику у кромки воды. Наверное, думает, что я всё это выдумываю. Именно поэтому Болито попросил повозку, чтобы доставить его сюда, а не присоединиться к Телемаху на верфи. Они и так слишком много знали. Ему тоже нужны были сюрпризы.

Два других катера, названные «Wakeful» и «Snapdragon», уже находились ниже по течению в направлении Ширнесса, где Медуэй впадает в большое устье Темзы.

Возможно, это небольшие корабли, но каждый из них — это отдельный мир, как и любое другое судно во флоте.

Он снова прикрыл глаза. «Телемах» был всего на несколько дюймов короче семидесяти футов, но обладал удивительно большой шириной в двадцать четыре фута. Крепко построенный, с закруглённым носом, кормовая часть сужалась до типичной формы «макрелевого хвоста». Как же он сиял над своим собственным отражением, «кошачьи лапки» волнами струились по бокам, больше напоминая игрушку, чем военный корабль. Солнечный свет играл на его жёлтом корпусе с единственным широким чёрным валиком под орудийными портами. Но внимание моряков всегда привлекала оснастка, решил он. Одна большая грот-мачта, установленная впереди миделя, казалась ещё выше благодаря сужающейся стеньге с фидерами. У неё был длинный горизонтальный бушприт и гик для огромного свободного грота, который далеко выдавался за пределы её низкого подъёма. Со всеми парусами, свёрнутыми или убранными на марсель-рею, она выглядела незавершённой. Но в море…

Болито вздохнул. Энтузиазм, словно тепло, разливающееся по телу, бросил ему вызов.

Мощный голос Эллдея эхом разнёсся по воде, и через несколько секунд у фальшборта «Телемаха» появились лица . Болито задумался, что подумал командир катера об этом необычном появлении.

Он увидел, как из-за кормы появился ялик, весла взяли на себя управление, когда обманчиво медленное течение отнесло их от корпуса. На палубе уже было гораздо больше людей. Гость, перерыв в однообразии.

Находясь чуть ниже семидесяти футов, он всё же нес экипаж из шестидесяти человек. Трудно было поверить, что они могли втиснуться в этот корпус, разделив его с пушками, порохом, ядрами и запасами, достаточными для поддержания жизни, и всё равно найти место для дыхания.

Он увидел, что Олдэй критически разглядывает лодку.

"Хорошо?"

Олдэй пожал своим огромным плечом. « Выглядит довольно умно. И всё же...»

Затем он взглянул на мальчика рядом с собой и ухмыльнулся. «Он как собака с двумя хвостами».

«Не могу понять, почему. Безопасное ложе, где каждый день не встретишь ничего свирепее лошадей. В обмен на это…» Он указал на реку и другие военные корабли, стоящие на якоре. «Полагаю, это поможет ему определиться». В его голосе слышалась горечь.

Олдэй отвёл взгляд. Какой смысл вступать в спор и спорить? Юный Мэтью боготворил Болито, как и его отец, когда тот добился для него места в пакетботе. Он покачал головой. Возможно, позже. Но сейчас капитан был совершенно ошеломлён. Возможно, они выиграли битву лишь наполовину.

Лодка накренилась у затопленного эллинга, и молодой лейтенант с плеском подплыл к Болито. Его лицо было изумлено и полно извинений.

Он снял шляпу и пробормотал: «Лейтенант Трискотт, сэр. Я старший в Телемахе ». Он огляделся вокруг в недоумении: «Я понятия не имел, что вас ждут, сэр, иначе...»

Болито коснулся его руки. « В противном случае, мистер Трискотт, вы бы одолжили баржу адмирала и планировали бы почётный караул по этому случаю, верно?» Он снова посмотрел на реку. «Сюда лучше». Он указал на дорогу. «Вон там сундук. Будьте любезны, принесите его сюда».

Лейтенант непонимающе посмотрел на него. «Вы остаётесь на борту, сэр?»

«Таково было моё намерение». Серые глаза Болито остановились на нём, и он мягко добавил: «Если вы не возражаете, конечно?»

Эллдэй скрыл ухмылку. Мистер Трискотт был старшим. Он воздержался от упоминания того, что, помимо командира, он был единственным лейтенантом на корабле.

Болито наблюдал, как поднимаются и опускаются весла, как некоторые моряки бросали на него быстрые взгляды и отводили взгляд, когда он их замечал. У всех были опытные, сильные руки.

Он тихо спросил: «У вас хорошая компания, мистер Трискотт?»

«Да, сэр. Большинство были добровольцами. Рыбаки и тому подобное...» Его голос затих.

Болито оперся подбородком на рукоять меча. Трискотту было лет девятнадцать, если не ошибаюсь. Ещё один подающий надежды юноша, предпочитающий служить на скромном катере, чем провести свои самые драгоценные годы на берегу.

Он смотрел, как им навстречу поднимается высокая одинокая мачта. Крепко сложенная, с её именем, высеченным витками на стойке. Он заметил, что резной дельфин, похоже, поддерживал имя; искусная работа, подумал он.

И тут он вспомнил. Телемах, согласно легенде, сын Улисса и Пенелопы, был спасён от утопления дельфином.

Возможно, катер не был настолько велик, чтобы заслуживать гордой носовой фигуры на носу, но неизвестный резчик позаботился о том, чтобы он все равно был удостоен чести.

Направляясь к цепям, Болито взглянул на закрытые иллюминаторы. В бортах были пробиты отверстия для четырнадцати орудий, изначально шестифунтовых, с парой вертлюгов, установленных на корме у румпеля. Но теперь впереди появились две мощные карронады, «сокрушители», как их называли Джеки, способные справиться с любым судном, которое могло бы пройти под их ветром во время боя.

Раздался окрик, когда шлюпка зацепилась за цепи, и Болито встал, чтобы ухватиться за небольшую лестницу. В любое другое время он бы улыбнулся. Стоя в шлюпке, он оказался почти на одном уровне с входным люком, где высокий лейтенант в окружении толп ждал пост-капитана.

Мелкие фрагменты торчали, словно фрагменты частично расчищенной картины. Мрачное выражение лица лейтенанта, Эллдэя, поднимающегося с банки на случай, если Болито поскользнётся или внезапно потеряет сознание. И мальчик, юный Мэтью Коркер, с круглым, открытым лицом, сияющим от чистого удовольствия в этот момент, когда его четырнадцать лет внезапно изменились.

Раздались пронзительные крики, и вот Болито очутился на палубе. Приподняв шляпу, он посмотрел на узкий кормовой мостик, где «Белый флаг» струился навстречу сильному ветру, и коротко произнёс: «Прошу прощения за отсутствие предупреждения».

Лейтенант Джонас Пайс сдержался и резко ответил: «Я думал, сэр, это...»

Он был влиятельным человеком во всех отношениях. Болито знал о нём всё. Пейс был староват для своего звания, возможно, на два года моложе его, но когда-то командовал угольным бригом из Сандерленда, прежде чем поступить на королевскую службу помощником капитана. Для начала этого будет достаточно. Позже Болито намеревался узнать человека за каждым лицом в своей небольшой флотилии из трёх катеров.

«Ты вообразил, что я за тобой шпионю».

Пейс уставился на него, словно не мог поверить своим глазам. «Я так и думал, что вы намеревались застать нас врасплох, сэр».

«Рад это слышать». Болито окинул взглядом молчаливые фигуры. «Флаг хорошо виден с Бикон-Хилл, капитан. Могу предложить вам сняться с якоря и спокойно отправиться в путь?» Он слегка улыбнулся. «Уверяю вас, я постараюсь не путаться у вас под ногами».

Пэйс попытался снова. «Вы увидите, что это несколько отличается от пятого сорта, сэр. Дикое животное, если с ним не обращаться так, как ему нравится».

Болито спокойно посмотрел на него. «Я служил на катере много лет назад. « Мститель». Им командовал мой брат».

Несколько секунд, и он всё увидел. Внезапный укол памяти, упоминание о брате. И что-то вроде облегчения. Как будто Пейс был рад узнать, или думал, что знает, почему Болито получил это скромное назначение. Возможно, это даже было правдой. Мертвый или нет, Хью нажил слишком много врагов, чтобы его забыли, а его семья была прощена.

Он снова посмотрел вперёд, вдоль палубы. Там было полно народу. Вероятно, они были возмущены его появлением. Он сказал: «Мы без промедления присоединимся к Уэйкфулу и Снэпдрагону ».

Пейс посмотрел на Олдэя, а затем на мальчика, словно он все еще не мог принять происходящее.

«Но, сэр, разве вам не нужна помощь других?»

Болито наблюдал, как несколько чаек поднялись в воздух и лениво кружили вокруг грузовика-мачты, их крылья были прямыми и неподвижными.

«У меня есть всё необходимое, спасибо», — он поморщился, глядя на Олдэя. «Боюсь, первый урок уже начался».

Все уставились на юного Мэтью. За эти несколько минут его лицо приобрело поразительно зелёный оттенок.

Пейс сложил руки чашечкой. «Встать на якорь! Приготовиться отдать якорь! Мистер Хокинс, руки вверх, отпустить топсель!»

Болито шёл на корму, пока толпа выстраивалась в новый, упорядоченный ряд. Он вполуха прислушивался к скрипу блоков, когда матросы натягивали фалы и брасы, а топот босых ног на кабестане, сопровождаемый скрежетом втягивающегося троса, словно пробудил его от глубокого сна.

Словно слышал зов моря без боли и насмешки. Он снял шляпу и почувствовал, как его волосы шевелятся во влажном воздухе.

Он вспомнил сухой комментарий контр-адмирала Дрю: « Мы были капитаном фрегата».

Последнее проявление гордости стоило бы ему даже этого. Он бы всё ещё скитался по коридорам Адмиралтейства или вернулся бы избитым и больным в серый дом в Фалмуте.

Олдэй сказал: «Я покажу вам хижину, капитан». Он усмехнулся. «У кроликов Фалмута больше места!»

Он наблюдал, как Болито ощупью пробирался к небольшому трапу возле румпеля, возле которого помощник капитана и два рулевых уже демонстративно находились на своих постах.

«В море все может показаться лучше», — подумал он.

Эллдэй услышал отчаянную рвоту мальчика и поспешил его найти. Он остановился, его подбородок оказался на уровне комингса палубы, и он наблюдал, как земля покачнулась, когда якорь оторвался от грунта.

Паруса беспорядочно стучали и грохотали, и он увидел, как огромная тень поднятого главного паруса прорезалась над его головой, словно знамя.

Они покончили с этой землёй. Это было их место. Этого было достаточно.

Эллдэй постучал в дверь каюты и, чтобы заглянуть внутрь, согнулся почти вдвое. Он увидел Болито, прижавшегося спиной к переборке, и трёх командиров стоявших на якоре катеров, которые, как могли, сгрудились вокруг стола.

«Всё в порядке, капитан». Они обменялись лишь короткими взглядами, но Болито понял, что он будет за дверью и позаботится о том, чтобы никто не услышал то, что ему не положено. Эллдей знал это по опыту. У маленьких кораблей самые большие уши, и Болито нужно было, чтобы его первая встреча прошла спокойно.

Прежде чем уйти, Олдэй также заметил, что Болито был в своём старом морском сюртуке с потускневшими пуговицами и без эполет на плечах. Сюртук был сшит и залатан столько раз, что, когда его сестра Нэнси с тревогой подняла его и попыталась убедить его избавиться от него, Олдэй осознал, насколько он стал близок с семьёй.

Нэнси помогала Болито упаковывать два сундука для поездки в Лондон, чтобы просить о приёме. Во время долгой болезни, которую они разделяли по-разному, Олдэй держался твёрдо, зная, что Болито зависит от его силы. Но упоминание о пальто, такой простой вещи, сломило его оборону, застало врасплох, словно ночные грабители.

«Нет, мисс Нэнси! Оставьте как есть!» Затем, опустив глаза и сокрушённым голосом, он объяснил: «Это было то, что носила жена капитана в лодке, прежде чем она...» Он не смог продолжить.

Чтобы избавиться от этого пальто, оно сначала должно развалиться.

Дверь закрылась, и Болито оглянулся, увидев выражения их лиц.

Во время короткого перехода к этой якорной стоянке он старался как можно больше общаться с Пейсом, не отвлекая его от управления судном. Высокий, внушительный, он редко повышал голос, отдавая команды. Казалось, ему это было не нужно. В совмещенной кают-компании и каюте совсем не было места для головы, и только прямо под световым люком можно было стоять во весь рост. Но Пейсу даже там приходилось пригибаться.

Он был превосходным моряком, с превосходным глазом на ветер и течение. Казалось, он чувствовал настроение своей крепкой команды даже раньше рулевых, стоявших по обе стороны длинного румпеля. Но он не спешили отвечать на вопросы; он не обижался, скорее защищался. Как будто искал любой возможной критики, но не в свой адрес, а в адрес своего Телемаха.

Вечер выдался просто чудесный. Розовые облака в сумерках плыли по мысу, защищавшему якорную стоянку, а первые фонари уже замерцали, словно светлячки, на домах Куинборо.

Три катера могли показаться любому сухопутному наблюдателю похожими друг на друга, как горошины в стручке, но Болито уже отметил их небольшие различия, не более очевидные, чем здесь, с их командирами. Лейтенанту Чарльзу Куили с « Уэйкфула» было около двадцати пяти лет, темноволосый мужчина с крючковатым носом и глубоко посаженными глазами, всегда бдительными, как сокол. Лицо учёного, возможно, священника; только речь и одежда выдавали в нём морского офицера. Он был родом с острова Мэн и происходил из поколения моряков дальнего плавания. Лейтенант Гектор Ватасс с « Львиного зева» был полной противоположностью. Светловолосый, с простым лицом и голубыми глазами, которые никого не обманут. Английский моряк почти из любого века. Ему было двадцать пять, и первоначально он служил на фрегате, пока тот не получил зарплату.

Болито сказал: «Пожалуйста, раскурите трубки, если хотите; я уверен, у Телемаха хороший запас табака!» Они вежливо улыбнулись, но никто не двинулся с места. Было слишком рано для откровений.

Болито сказал: « Snapdragon поступит на верфь через несколько дней».

Он увидел, как Ватасс вздрогнул от удивления. «Э-э-э, да, сэр».

«Используйте это по максимуму. Похоже, ремонты скоро уйдут в прошлое, и мне нужно — нет, я хочу , чтобы эта флотилия была готова ко всему».

Ватасс осторожно спросил: «Это будет война, сэр?»

Прежде чем Болито успел ответить, Куили презрительно бросил: «Никогда! Лягушки держат своего короля и королеву в тюрьме, но они скоро выпустят их, когда их кровожадный Национальный конвент поймет, что они им нужны!»

Болито сказал: «Я не согласен. Я считаю, что война будет, и очень скоро. Готовы вы к ней или нет, но страна нередко провоцирует конфликт, лишь бы скрыть свои недостатки». Его тон стал жёстче. «А Англия ещё меньше готова!»

Пейс скрестил руки на груди. «Но какое отношение мы имеем к этому, сэр? Мы проводим патрулирование, останавливаем и обыскиваем некоторые суда, возвращающиеся домой, и иногда находим дезертиров среди их экипажей. Мы также оказываем поддержку судам, доставляющим наличные, когда нас об этом просят…»

Куили оскалился в ухмылке. «Что случается нечасто!»

Пейс взглянул на запечатанный световой люк. «Чуть-чуть жарковато, сэр. Могу я...»

Болито улыбнулся. «Думаю, нет. Мне нужно говорить, не привлекая внимания окружающих».

Он увидел, как Пэйс тут же нахмурился, готовясь к обороне, и прямо добавил: «Мы никому не можем доверять. Даже самому преданному моряку будет трудно устоять перед соблазном получить несколько золотых за информацию, которую он, возможно, сочтет безобидной».

Ватасс неопределенно спросил: «Но что мы знаем, сэр?»

Болито по очереди посмотрел на каждое лицо. «Контрабанда здесь процветает, и на острове Танет в особенности. От Нора до Даунса торговля почти не контролируется, и не хватает торговых судов, чтобы её преследовать». Он положил руку на стол и добавил: «Судя по тому, что я уже видел и слышал, я уверен, что некоторые представители власти потворствуют контрабанде, даже способствуют ей. Лейтенант, которого раздели и избили, когда я нашёл его на Лондонской дороге, не выполнил букву приказа. Ему следовало бы запросить разрешение у города, прежде чем грабить дома и ловить дезертиров – людей, которые, плохие они или нет, отчаянно нужны флоту». Он увидел свои слова, дойдя до него. «Почему он не спросил? Почему молодой лейтенант решил проигнорировать приказ?» Его рука поднялась и опустилась, словно шлёпнув. «Он знал, что тот самый авторитет, на который он уповал, вероятно, предупредит дезертиров или предоставит им убежище. Я не сомневаюсь, что есть много таких же превосходных моряков, зарабатывающих себе на жизнь в Торговле, пока мы сидим здесь».

Куили прочистил горло. «При всем уважении, сэр, мы в прошлом пытались выслеживать контрабандистов. Возможно, и я не хочу вас обидеть, ведь я знаю вас как доблестного офицера, так долго проведшего в Вест-Индии и Великом Южном море, вы…» Он замялся, когда взгляд Болито остановился на нём.

Болито мрачно улыбнулся. «Потерял связь? Ты это имел в виду?»

Пэйс хрипло сказал: «Я тоже ненавижу эту мерзость, сэр. Но нас так мало против такого количества, и теперь, когда вы высказались, я, если позволите, выскажу и своё мнение».

Болито кивнул. Они потеряли бдительность. Он говорил с ними как с товарищами, а не как старший офицер с подчинёнными. Пусть и невысокого ранга, но все они были капитанами и имели право быть услышанными.

Пейс прямо сказал: «Чарльз Куили говорит». Он, казалось, осторожно улыбнулся. «Вы, корнуоллец, сэр, много знаете о торговле и тех, кто ею живёт. Но, при всём уважении, она ничто по сравнению с этим побережьем. И, как вы сказали, сэр, похоже, на свободе таких преступлений больше, чем в тюрьмах!» Остальные согласно кивнули.

Ватассо сказал: «Контрабандисты часто уступают им в численности и вооружении. Многие их капитаны не решаются работать близко к берегу, опасаясь крушения и нападения, а на берегу их помощники рискуют жизнью, когда разгружается большой груз. Они вселяют ужас в любого, кто поднимает на них руку. Доносчиков режут, как свиней. Даже налоговики больше не в безопасности».

Болито спросил: «Какую информацию мы получаем?»

Пэйс сказал: «Береговая охрана тоже помогает, а налоговые инспекторы тоже, если у них достаточно времени».

Болито встал и сильно ударился головой о балку. Он посмотрел на Пейса и грустно улыбнулся. «Ты прав. Совсем не то, что пятый сорт!» На этот раз все рассмеялись.

Это было скромное начало. Он сказал: «Это займёт слишком много времени. Всё преимущество у них. Пошлите за драгунами, и к тому времени, как курьер успеет поднять тревогу, пляж уже опустеет».

Куили сердито пробормотал: « Если только бедняге удастся прорваться, не перерезав ему горло!»

Пэйс сказал: «А эти мерзавцы следят за нами на якоре, сэр. В этот самый момент где-то поблизости должен быть один из них, на быстроходной лошади. Нам понадобится пятьдесят катеров, и даже тогда...»

Болито снова встал, чтобы поднять одну из панелей светового люка, и почувствовал на губах соленый воздух.

«Тогда мы займёмся их наблюдением в море, джентльмены. Возможно, это разворошит осиное гнездо, но результат будет. Чем больше проблем мы им создадим, тем меньше нам будут мешать в нашей работе. Нам приказано набрать людей для флота. Мы это сделаем». Его глаза сверкнули в отражении заката. «Флот никогда не уступал пиратам. Я считаю, что эти контрабандисты ничем не отличаются. Мы будем настаивать или привлекать к ответственности, но сначала попробуем предпринять собственные действия».

Он постучал в дверь, и, наконец, в каюту вошел юный Мэтью с подносом, полным кубков и вина.

Болито посмотрел на Пейса. «Вино из моего дома в Фалмуте, надеюсь, не контрабандное!» Телемах всё-таки был под началом Пейса; предлагать напитки, будучи всего лишь гостем, считалось бы высокомерием. Он взглянул на мальчика и увидел, что его лицо почти вернулось к норме, щёки снова стали похожи на девонширские яблоки. Но взгляд был остекленевшим, и его вообще не видели на пути вниз по реке. Одно из любимых средств Оллдея, без сомнения. Корабельный сухарь, измельчённый в порошок и вымоченный в мощном количестве рома. Убить или вылечить, заявил Оллдей. Юный Мэтью узнавал всё больше с каждым часом.

Болито сказал: «Я могу рассчитывать на вас всех, что вы поделитесь этой темой ни с кем. Когда придёт время, мы нанесём удар».

Он поднял кубок и ему показалось, что он услышал, как Олдэй прислонился к двери.

«Я хочу выразить вам своё почтение, джентльмены. Тем, кто по ту сторону Ла-Манша страдает от ужаса, который они не причинили, и нашим трём кораблям!» Он заметил удивлённый взгляд Куили.

Но они пили залпом, и воздух был пропитан ароматом рома, когда мальчик наполнил бокалы.

Вино было рейнвейном, охлаждённым, как корнуоллский ручей в трюме. Юный Мэтью часто помогал за столом под бдительным оком миссис Фергюсон; он доказал, что ничего не забыл.

Болито снова поднял кубок и просто сказал: «За Его Величество. Проклятие всем его врагам!»

В ту ночь, пока Телемах легко цеплялся за якорный канат, Болито, хоть и стеснённо спал на маленькой койке, как любой младший лейтенант, впервые заснул без мучений сна. Рядом с койкой, на сундуке, лежал его старый плащ, а подаренные ей часы были аккуратно спрятаны в кармане.

Напоминание о том, что с ее памятью он никогда не сможет быть один.

3. Приманка

Лейтенант Йонас Пайс стоял, расставив ноги, наблюдая, как длинный бушприт «Телемаха» поднимается, а затем снова устремляется вперёд, словно копьё. Создавалось впечатление, будто катер сражается с бесконечными рядами коротких, крутых волн в единоборстве.

Небо над головой было усеяно рваными облаками, которые спешили подгоняемые сильным северо-восточным ветром, больше напоминавшим осень, чем весну.

Скоро должны были наступить сумерки. Пейс сменил позу, но почти не пошатнулся, когда его команда накренилась ещё сильнее. Её огромный грот, как и кливер с фоком, был плотно натянут почти до самого носа, когда она встала на наветренную сторону. Как она вообще может ходить под парусом, подумал он, и в подтверждение своих слов рулевой крикнул: «Полностью и до свидания, сэр! Нор к западу!» Но на этот раз удовольствие от плавания так круто к ветру его не удовлетворило. Это был уже третий день, когда он лавировал взад и вперёд, образуя большой треугольник над подступами к северо-восточному мысу Кента.

Возможно, ему стоило придержать язык и подождать, пока капитан Болито устанет от охоты за контрабандистами и предпочтёт более лёгкую жизнь в какой-нибудь береговой штаб-квартире, вроде коммодора. Пейс получил известие от старого и надёжного информатора о предстоящем «рейде» где-то у берегов Дила, где-то прошлой или сегодня ночью. Он был удивлён интересом Болито и его мгновенной реакцией. Он отправил Телемаха в море, а сам отправился в плавание на «Буждении Куили» . Затем, на условленной встрече, Болито вернулся под командование Пейса.

Болито сейчас был внизу, изучая карту, сверяя свои записи с судовым журналом. Как человек, доведённый до предела, подумал Пейс. Он услышал, как исполняющий обязанности капитана, Эразм Чесшир, отдаёт какие-то указания двум рулевым, а затем его скользящие шаги, когда он присоединился к нему у фальшборта.

Вместе они наблюдали, как серо-зеленое море поднимается почти до самого борта, как брызги вырываются сквозь запечатанные орудийные порты, когда судно накреняется по ветру.

Чессир был помощником капитана, и ему помогал ещё один. Но его мастерство давно уже прославило его, и, если повезёт, он вскоре дорастёт до штурмана. А если разразится война, его заберут от Телемаха, чтобы он наблюдал за управлением парусами и проводкой какого-нибудь шустрого фрегата.

Пейс нахмурился. Если Болито не сможет найти новых дезертиров или пополнить флот, катера первыми потеряют своих людей. Это было несправедливо, но и неизбежно. Катера были словно флот внутри флота. Их роты состояли в основном из добровольцев из заливов и деревень, где рыболовство прекратилось, и опытные моряки обратились за работой во флот. Многие из матросов знали друг друга ещё до того, как поступили на службу, поэтому дисциплина редко требовала строгости, а лидерские качества ценились гораздо больше, чем золотые кружева.

Чесшир оценил момент. «После сегодняшнего вечера, сэр...»

Пейс повернулся к нему: «Мы продолжим, пока не будет приказано иначе».

Чесшир мрачно кивнул. «Есть, сэр».

Палуба провалилась под ними, и поток брызг, обрушившийся с борта, захлестнул затопленную шлюпку, которую в начале вахты закрепили двойными найтами. За кормой, далеко за гакабортом, виднелся кентский берег, но он был полностью окутан туманом и моросящей пылью, и с наступлением ночи там было темно, как в сапоге.

Пейс призвал: «Посмотри на погоду, парень. Разве ты ее не видишь?»

Чесшир пожал плечами, не убеждённый. «Знаю, сэр. Идеальная ночь для пробежки. Но здесь мы могли бы проехать мимо этих ублюдков».

«Ага». Пейс вспомнил, как Болито тщательно скрывал свои передвижения, даже меняя корабли, чтобы любой наблюдатель на берегу мог передать, что « Уэйкфул» — тот самый катер, за которым нужно следить. Он вспомнил молодого Ватасса на «Снепдрагоне», который теперь уютно устроился на верфи. Он уже давно выпутался из этой ситуации.

Пейс оглядел сгорбленные фигуры своих людей. Каждый из них был опытным моряком, которому не нужно было указывать, когда срастить обтрёпанный канат или снова затянуть фал. Им даже доверяли сходить на берег в те редкие моменты, когда Телемах отдыхал в гавани. Этого нельзя было сказать о большинстве их более знатных спутников ни в мирное , ни в военное время.

Он прищурился, глядя на марсель-рей, где, словно облезлые обезьяны, цеплялись друг за друга два впередсмотрящих, брызги с которых стекали, словно дождь. С плотно свёрнутым марселем, пока корабль взмывал и поднимался навстречу ветру, у «Телемаха» был неплохой шанс увидеть другое судно прежде, чем его самого заметят.

С момента выхода в море они почти ничего не видели. Казалось, местные торговцы и торговые суда из Ла-Манша не хотели уходить ни на шаг без видимого присутствия военного корабля. Франция же лежала по ту сторону океана, словно бешеный зверь, то отдыхая, то плюясь кровью. Мало кто из честных моряков был готов пойти против этого.

Чесшир настаивал: «Все знают о торговле в Кенте, сэр». Он запнулся, когда взгляд Пейса устремился на него, и готов был откусить себе язык за эти слова.

Когда он впервые присоединился к Телемаху, он задавался вопросом, почему капитан угольной брига, фактически свободный человек, решил записаться на флот в качестве скромного помощника капитана. Когда Чесшира приняли в дружную компанию Телемаха , он постепенно узнал правду об этом высоком и сильном лейтенанте.

Пейс недолго был женат на девушке, которую знал несколько лет. Возвращаясь домой от отца и матери, она с ужасом увидела, как около дюжины известных контрабандистов нападают на одинокого налогового инспектора. Толпа людей, слишком напуганная или слишком равнодушная, чтобы вмешаться, наблюдала, как они забивают мужчину до смерти. Жена Пейса позвала на помощь прохожих, и, когда они отошли, попыталась оттащить одного из контрабандистов от налогового инспектора, который к тому времени был уже мёртв.

Один контрабандист поднял пистолет и застрелил её. Жестокое предупреждение всем, кто наблюдал, гораздо более пугающее, чем смерть налогового инспектора.

«Мне очень жаль, сэр». Чесшир отвёл взгляд. «Я совсем забыл...»

«Ну, не надо! Ни сейчас, ни когда-либо ещё, пока ты служишь на моём корабле!»

На трапе появилась ступенька, и Болито поднялся рядом с ними. Он был без шляпы, его чёрные волосы развевались на ветру, пока он разглядывал плотно прижатый парус, бурлящую с подветренной стороны воду. Как и катер его брата « Эвенджер», когда-то давно.

Исполняющий обязанности капитана коснулся лба. «Я буду у штурвала, сэр».

Он двинулся дальше на корму, но Болито спросил: «Вы из Кента?»

«Да, сэр». Чесшир настороженно наблюдал за ним, мгновенно забыв о вспышке гнева Пейса. «Мейдстон, сэр».

Болито кивнул. Его голос с лёгким кентским акцентом так напомнил ему Томаса Херрика, его первого лейтенанта, его верного друга. Даже глаза Чесшира, ясно-голубые, были почти такими же. Так часто он наблюдал, как меняются глаза Херрика. Упрямство, беспокойство, боль; и Болито был причиной большей части этого. Они расстались, когда « Темпест» отплыл в Англию после последнего жестокого сражения с кораблями Тьюка. Болито, полумертвый от лихорадки, следовал за ними более неторопливо на большом индийском корабле. Где сейчас Херрик, подумал он? Где-то в море. Вспоминая, что они сделали и выстрадали вместе.

Он понял, что смотрит на исполняющего обязанности учителя. «Вы напомнили мне одного друга. Вы когда-нибудь встречали лейтенанта Херрика?»

На мгновение Болито заметил, как осторожность мужчины сменилась теплотой. Затем он покачал головой. «Нет, сэр». Контакт прервался.

Пейс сказал: «Мы можем вернуться через два часа, сэр». Он взглянул на небо. «После этого станет слишком темно, чтобы что-либо увидеть».

Болито взглянул на его суровый профиль. «Ты думаешь, я ошибаюсь?» Он не стал дожидаться ответа; было бы неправильно заставлять Пэйса брать на себя обязательства. Он натянуто улыбнулся. «И, наверное, безумен».

Пейс наблюдал за ним, хотя его разум всё ещё боролся с внутренней болью. Забудет ли он когда-нибудь, как она умерла?

Он сказал: «Некоторые могут спросить, почему вас это так волнует, сэр».

Болито вытер лицо рукавом своего старого пальто. «Я понимаю, что контрабанда — великий соблазн, и таковым и останется. За неё можно повесить, но в некоторых приходах за кражу курицы можно и повесить, так что где сравнение?» Он поёжился, когда брызги ударили по его плечам. «На флоте нужны люди. Контрабандисты они или нет, но твёрдая рука быстро приучит их к нашим порядкам!»

Во время своего короткого путешествия в Уэйкфуле её командир с соколиными чертами рассказал ему о жене Пейса. Болито слышал голос Пейса, когда тот выходил из каюты, но лишь догадался о содержании.

Он сказал: «Как и я, ты скорбишь. Некоторые считают, что это делает тебя уязвимым». Он схватился за вертлюжное орудие на фальшборте, когда палуба снова пошла вниз, и резко добавил: «Но я считаю, что это заставляет тебя, как ты выразился, переживать».

Пейс с трудом сглотнул. Его словно раздели и оставили беззащитным. Откуда он знал? Какое воспоминание терзало его?

Он хрипло сказал: «Не бойтесь, сэр, я с вами...»

Болито коснулся его руки и отвернулся. Казалось, он услышал слова адмирала в своём мозгу. « Используй их, как хочешь, в рамках твоих приказов. Сказанные слова, а не написанные. Они бесполезны, если что-то пойдёт не так».

Он сказал: «Возможно, вам еще придется об этом пожалеть, мистер Пейс, но я благодарю вас.

Оллдей появился из трапа, осторожно держа в кулаке кружку и ожидая, когда палуба снова поднимется на дыбы.

Он протянул его Болито, быстро оглядывая стоявших рядом матросов: Чесшира, капитана, и его помощника Денча, который вскоре принял вахту. Люка Хокинса, боцмана, огромного, крепкого парня. Трудно было представить его в нежном семилетнем возрасте, когда его отправили в море юнгой. Телемах не брал с собой казначея, поскольку у неё его не было. Клерк, Персиваль Годсальв, худощавый коротышка, чьё бледное лицо бросало вызов всем месяцам, проведённым в море, также исполнял обязанности казначея. Эванс, суровый помощник канонира, сказал Аллдею: «На этом корабле нет пассажиров, приятель! Мы все делаем всё понемногу!»

Олдэй знал почти всё, что говорили о присутствии Болито на борту. Они видели в нём угрозу, нечто, исходящее от другого флота , о чём знали лишь немногие младшие офицеры.

В глубине души Аллдей думал, что Болито, человек, за которого он чуть не отдал жизнь и готов был сделать это снова, не задумываясь, ошибается, настаивая на этом. Ему следовало действовать спокойно – чёрт возьми, он заслужил это уже десять раз. Пусть другие берут на себя риски и вину, которые, в отличие от призовых, делятся поровну.

Олдей никогда бы не вернулся в море, если бы не Болито. Но Болито любил флот; это была вся его жизнь. Лишь однажды Олдей видел, как эта любовь поколебалась, но теперь жена капитана ушла. Осталось только море.

Он смотрел, как Болито с благодарностью поглощает дымящийся кофе. Они так много видели. Весь день смотрел на пенящиеся жёлтые гребни волн. Они построят ещё один корабль. Если бы только…

«Палуба там! Паруса вверх! »

Пейс смотрел на двух машущих впередсмотрящих, и на его лице отразилось недоверие.

Голос снова раздался: «Отлично, с подветренной стороны, сэр!»

Болито заметил мгновенную перемену в лице высокого лейтенанта, когда тот схватил телескоп со стойки и с ловкостью кошки забрался на метеоснастку.

Болито пытался сдержать дрожь волнения, которая прокатилась по нему, словно ледяная вода.

Вероятно, это был всего лишь корабль, одиноко бежавший в поисках убежища до наступления темноты. Ла-Манш был опасным местом в любую ночь, но в такие времена услышать, как благополучно опустился якорь, было настоящим благословением.

Болито вспоминал свои отчаянные попытки подняться наверх, не испытывая ужаса. Много раз ему приходилось заставлять себя карабкаться по безумно трясущимся вымпелам, цепляясь за них и стараясь не смотреть вниз на палубу и пенящуюся внизу воду.

Пейс не испытывал подобных сомнений. Но вскоре он снова поднялся на палубу, и его лицо, похожее на маску в лучах угасающего солнца, уже было спокойным к тому времени, как он направился на корму.

Он сказал: «Это « Верный вождь», сэр. Судно Дила. Знайте её как следует». Он словно выплюнул эти слова. « Верный — последнее слово, которое я бы использовал для этой свиньи!»

Времени на дальнейшие обсуждения не было. В любой момент другой корабль мог увидеть паруса Телемаха .

Болито сказал: «Приведите её сюда, мистер Пейс. Как можно быстрее».

«Руки вверх и отпустить топс!»

«Приготовьтесь к действию!»

Ноги шлепали по струящимся доскам, и все больше людей выбиралось из-за палубы, когда по корпусу разносились пронзительные крики:

«Отпускай и тяни!» — хриплый голос Хокинса заставил матросов откинуться на брасы и фалы, чтобы поднять гик.

«Руль под ветер!»

Болито ухватился за стойку и смотрел, как паруса развеваются, словно безумные знамена, когда руль перевернулся, а рулевые, поддержанные ещё двумя руками, боролись с волнами и ветром. Внезапно они развернулись и понеслись вместе с бурунами, брызги взметнулись под носом, и казалось, что они летят.

Пейс вытер лицо и крикнул, перекрывая грохот новых парусов, когда марсель наполнился и затвердел на рее, словно нагрудник. «Ещё минута, и этот мерзавец проскользнул бы к нам на корму!» Он увидел выражение лица Болито и сказал: «Её капитан — Генри Делаваль, известный контрабандист, но у него никогда не было никаких улик, черт его побери! Его судно — бриг, хорошо найденный и вооружённый». И снова горечь. «Это тоже не преступление, говорят они !»

«Вон она, сэр, левый борт!» Это был лейтенант Трискотт, который готовился заступить на вахту и выбежал на палубу с прилипшим к лацкану маслом и крошками.

Пейс запрокинул свои большие руки за спину. Его глаза говорили многое, но он сказал лишь: «Попался!»

Болито уперся бедром в люк, пытаясь удержать равновесие и направить телескоп на другое судно.

Над прыгающими гребнями волн, кое-где раздробленными порывами ветра на рваные призраки, он увидел марсели брига, теперь медного цвета на фоне вечернего неба. Корпус брига всё ещё был скрыт, и он догадался, что Пейс узнал его, только поднявшись наверх. Никогда прежде он не видел, чтобы Пейс проявлял столько эмоций, даже ненависти, и он догадался, что память о его молодой жене каким-то образом связана с этим человеком, Делавалем.

Хокинс заорал: «Она готовится к отплытию, сэр!»

Болито кивнул, не обращая внимания на брызги, обдававшие его с головы до ног. Бриг, используя попутный ветер, уже отплыл, и его две мачты словно сблизились над бурлящей водой.

Пейс взглянул на него, глаза его были в тени. «Сэр?» Он едва мог скрыть своё нетерпение.

Болито опустил подзорную трубу. «Да, преследуйте». Он собирался добавить, что капитан брига, возможно, принял Телемаха за французского капера и отплыл в безопасное место. Но, увидев сосредоточенное выражение лица Пейса, он тут же отбросил эту мысль. Пейс знал этого человека, значит, Делаваль должен был знать его и его куттер одинаково хорошо.

«Измените курс, мистер Чесшир! Пусть поднимется на два румб и плывет на юго-запад мимо запада!»

Пока матросы бежали к брасам, чтобы вытащить длинный гик дальше над водой, Денч, помощник капитана, уже присел у компасного ящика, его волосы прилипли ко лбу, а руль опрокинулся.

Один рулевой потерял равновесие на накренившейся палубе, но другой занял его место у длинного румпеля, пытаясь ухватиться за него босыми пальцами ног.

«Спокойно, сэр! На юго-запад через запад!»

«Чёрт его побери, он бежит, капитан». Олдэй казался самым спокойным из всех на палубе, наблюдая за размытыми марселями другого судна, судя по всему, лишь с профессиональным интересом.

Болито слишком хорошо его знал, чтобы поддаться обману. Возможно, как и я? Держа всё в себе, показывая лишь маску другим, которые искали в тебе надежды или страха.

Пэйс услышал комментарий Олдэя и рявкнул: «Боже, теперь я не потеряю этого ублюдка».

Болито сказал: «Ударьте ее мячом, мистер Пейс».

Пейс посмотрел на него, не привыкший ни к чьим методам, кроме своих собственных.

«Мы должны стрелять совершенно чётко, сэр, в качестве сигнала».

Болито коротко улыбнулся. «Настолько близко, насколько это возможно для вашего стрелка. В долгой погоне мы можем потерять его, когда наступит ночь, а?» Краем глаза он заметил, как один из матросов ухмыляется и подталкивает товарища. То ли потому, что они считали его сумасшедшим, то ли потому, что начали осознавать свою истинную роль военного корабля, пусть и незначительную?

Артиллерист Джордж Дэви лично руководил передовым шестифунтовым орудием, положив одну мозолистую руку на плечо командира орудия, пока команда работала гандшпайками и тали, пока он, казалось, не остался доволен.

Пейс сложил руки чашечкой. «Заряжайте также и левый сокрушитель, мистер Дэви».

Болито сжал кулаки, чтобы унять дрожь в конечностях. Пейс размышлял сам. Если бриг готов к бою, даже если попытается лишь повредить такелаж и паруса «Телемаха» , разумно было бы заряженной смертоносной карронадой быть готовой разгрести его корму.

"Огонь!"

Болито слишком долго находился вдали от моря, еще дольше — от резкого рева бортовых залпов фрегата; треск шестифунтового орудия был настолько резким, что причинял боль его ушам.

Олдэй пробормотал: «Чертов маленький пугач!»

Болито увидел мальчика Мэтью Коркера, стоящего на коленях возле кормового орудия, сжимающего в руках ведро с песком, и смотрящего на сцену на палубе, где команда шестифунтового орудия уже забивала в орудие очередное ядро, и каждый из матросов прекрасно помнил о капитане рядом с Пейсом.

Болито рявкнул: «Лежи, парень!»

Юноша взглянул на него. Ни следа страха. Но это потому, что он ничего не знал. И знать не будет, мрачно решил Болито.

Было слишком много брызг, чтобы разглядеть падение ядра, но угол наклона мачт и топселей «Верного вождя» не изменился, и судно быстро двигалось, а попутный ветер шел прямо ему в ногу.

Пейс посмотрел на Болито. «На этот раз, пожалуйста, в неё».

Шестифунтовый корабль бросился на тали, и когда Болито поднял подзорную трубу, он успел увидеть, как главный марсель брига рванулся вперёд, а затем развалился на части. Ветер жадно обследовал прокол, превратив весь парус в бешено хлопающие ленты.

Кто-то презрительно усмехнулся, а затем Хокинс крикнул: «Она шевелится, сэр!»

Пейс резко ответил: «Даже если она ляжет в дрейф, мистер Трискотт, я хочу, чтобы она была у нас под прикрытием, понимаете?» От безотлагательности в его голосе послышались нотки неотложности.

Болито стоял в стороне, пока Пейс расхаживал взад и вперед. Его высокая фигура с поразительной легкостью перемещалась среди его людей и среди разбросанных снастей и снастей.

«Заряжайте батарею левого борта, мистер Трискотт, но не тратьте её полностью!» Он резко повернулся. «Убавьте паруса, мистер Хокинс! Уберите носовой!» Его взгляд скользнул по Болито, и он воскликнул: «Устраивает, сэр?»

Бриг занял передний курс и, под одними лишь марселями и кливером, барахтался на ветру. Теперь он был гораздо ближе, меньше чем в кабельтовом, его мачты и такелаж тепло светились в медном свете.

На реях, как и на палубе, было не так много людей. Но корабль был под контролем, и, когда капитаны орудий «Телемаха» повернули головы к корме и подняли кулаки, Болито понял, что бриг можно уничтожить гранатами и картечью, прежде чем он успеет ответить.

Пейс ослабил крюк сбоку и сказал: «Спускайте ялик. Ваши лучшие гребцы, мистер Хокинс. В таком море будет нелегко грести!»

Болито сказал: «Я хотел бы пойти с тобой». Их взгляды встретились и не отрывались друг от друга. «Ты , я полагаю, идёшь сам? »

Пейс кивнул. «Первый лейтенант справится, сэр».

«Это не то, о чем я спрашивал».

Пейс пожал плечами. «Это моё право, сэр».

«Очень хорошо». Он ощущал силу лейтенанта, словно нечто физическое, едва контролируемое. Он добавил: «Было бы лучше, если бы я присутствовал. Ради нас обоих, а?»

Спокойствие его тона, казалось, сдержало Пейса, хотя Болито чувствовал себя далеко не спокойно. Он знал, что если этого Делаваля поймают на борту брига с контрабандой, Пейс, скорее всего, убьёт его. Кроме того, как старший офицер, он мог бы быть воспринят как потворство убийству, совершённому подчинённым.

Болито наблюдал, как лодку взмывает вверх и переваливается через борт. Команда брига могла атаковать абордажников сразу же, как только они поднимутся на борт, и всё равно успеть скрыться.

Болито сказал: «Мистер Трискотт, если они попытаются поднять паруса, стреляйте по ним». Его голос стал жёстким. «Что бы вы ни увидели».

Трискотт перевёл взгляд с него на своего командира. Внезапно он показался очень юным и уязвимым.

Он пробормотал: «Слушаюсь, сэр, если вы так прикажете».

Пэйс резко ответил: «Он так считает, и я с ним согласен!»

Ялик подвели к борту, и Болито снова был впечатлён мастерством моряков, отсутствием устных приказов, не говоря уже об использовании швартова. Он поймал себя на мысли, что все катера такие же. Он бросил быстрый взгляд на Пэйса, когда тот спускался рядом с ним на корму. Или всё дело было в этом бесстрастном, тревожном лейтенанте?

«Достать весла! Всем дорогу!»

Звучный голос Оллдея привлек внимание нескольких членов экипажа. Но Оллдей не собирался оставаться беспомощным наблюдателем. Он делал то, что знал лучше всего. И Болито не собирался отказывать ему после всего, через что он прошёл.

Лодка взмывала и стремительно ныряла, пока Олдэй не вывел её из бурлящей воды за кормой катера. Болито увидел белый флаг, развевающийся на гафеле над его головой, и внезапно вспомнил о Хью, своём погибшем брате. Какая расточительность, и совершенно напрасная. Он обернулся, чтобы посмотреть на сужающиеся брам-стеньги брига, спиралью взмывающие на фоне неба, и обнаружил, что крепко прижимает к бедру старый меч. Хью упустил возможность носить его, и теперь, возможно, через несколько минут, не останется никого, кто мог бы носить его с гордостью. Теперь вдоль фальшборта стояли лица, странно безмолвные, без малейшего следа неповиновения или страха.

Пейс поднял рупор. «Абордаж! Не сопротивляйтесь!»

Эллдей тихо пробормотал: «Сейчас или никогда. Они могли бы сделать из нас кровавую кашу одним лишь дуновением картечи, и это не ошибка!» Он отогнал эти мысли и крикнул: «Лучник! Живо! Приготовиться!» Он отпустил румпель и увидел, как абордажный крюк лучника взмыл в главные цепи брига, с грохотом упал и зацепился.

«Вёсла в лодку!» — Эллдэй поддержал Болито за руку, когда тот присел, готовясь покинуть качающуюся лодку. Он прошипел: «Так держать, капитан!» — и хрипло усмехнулся. «Старые добрые времена!»

Затем настала их очередь выпрыгивать из лодки и пробираться через небольшой входной люк.

Болито быстро огляделся. Он увидел капитана судна – невысокого, стройного человека в изысканном синем кафтане, стоявшего почти безразлично у штурвала. Он понял, что это Делаваль, ещё до того, как Пейс успел открыть рот.

Пейс выхватил свой анкер и направился на корму, его голос легко разносился над плеском парусов и шумом моря за фальшбортом. «Стой, где стоишь!»

Делаваль возразил: «Так это ты. По какому праву ...»

Пейс махнул рукой матросу у штурвала, и абордажная сабля, которую он видел у него на поясе, со стуком упала на палубу.

«Во имя короля, не шумите». Он кивнул младшему офицеру, сопровождавшему лодку, и тот поспешил прочь, выкрикивая оскорбления и игнорируя матросов брига, словно их там и не было.

Пейс сказал: «Я намерен обыскать это судно. После этого...»

«Ты тратишь своё время. И, что ещё важнее, тратишь моё». Его тёмные глаза внезапно метнулись к Болито, отметив простой синий мундир и устаревший меч, всё ещё висевший в ножнах на боку Болито. Делаваль сказал: «Я заявлю самый решительный протест. Я занимался своими законными делами».

Болито спросил: «Какой груз?»

Глаза Делаваля сверкнули. В них мог быть торжество. «Никакого. Я в балласте, как скоро обнаружит ваша достойная абордажная команда». Он не пытался скрыть насмешку в голосе. «Я намеревался плыть в Амстердам. Вы увидите в судовом журнале, что у меня регулярные связи с тамошними агентами».

Болито чувствовал гнев и нетерпение Пейса. Он тихо спросил: «И ты передумал?»

«Погода, новости о новых беспорядках во Франции, ещё несколько событий».

Младший офицер вернулся, но встал так, чтобы Делаваль не видел его лица. Он с трудом сглотнул. «Ничего, сэр. С полным балластом». Казалось, он почти боялся своего открытия.

Делаваль сказал: «Я же говорил». Он поднял подбородок и пристально посмотрел на Пейса. «Ты за это заплатишь». Он вытянул руку и указал на неподвижное тело, накрытое куском брезента. Он продолжил почти ласковым голосом: «Ты стрелял по моему кораблю…»

Пэйс резко ответил: «Ты пытался бежать, но отказался лечь в дрейф! Не притворяйся передо мной, чёрт тебя побери!»

Матрос откинул брезент, и Болито увидел человека в матросской одежде. Рядом с ним лежал тяжёлый блок, связки которого были липкими от крови и волос. Лоб и череп мужчины были раздроблены. Только лицо оставалось нетронутым.

«Я не пытался бежать. Но, как видите, на моём судне не хватает людей, часть моих матросов работает на другом. Потребовалось вдвое больше времени, чтобы привести его в порядок и лечь в дрейф». Он несколько раз кивнул. «Я обязательно упомяну обо всём этом в своей жалобе в компетентные органы!»

Болито снова прижал меч к ноге. Не повезло. Пуля, должно быть, перебила такелаж, и блок упал, убив человека. Такое случалось довольно часто на любом корабле, но это случилось в самый неподходящий момент.

Он сказал: «Мы вернемся к Телемаху, мистер Пайс».

Даже кровавая рукопашная схватка была бы лучше этого, подумал он. Госпожа Удача, как Томас всегда её называл, была против них с самого начала. Он взглянул на Пейса и с удивлением увидел, что его лицо оставалось непроницаемым, а гнев, по-видимому, исчез.

Даже когда они спустились на ялик, никто на бриге не окликнул их и не оскорбил. Делаваль не собирался портить себе победу, ступив не на своё место.

Болито не стал дожидаться, пока лодка будет поднята на борт, и спустился в каюту.

Он вполуха прислушивался к обычной суете и шуму судна, снова отправляющегося в путь, к скрипу руля под транцем, к стуку кубка по столу, когда катер накренился по ветру. Аллдей стоял у двери, убедившись, что лодка надёжно закреплена. Бедный Аллдей! Он не хотел бы видеть его опозоренным. Он прикусил губу. Найдутся и те, кто будет не так недоволен, когда его отправят обратно в Фалмут.

Пейс нырнул в дверь, его пальто всё ещё было чёрным от брызг. Это была его команда, но он ждал, пока Болито не предложит ему сесть. Он выглядел усталым и напряжённым, совсем другим человеком.

Болито не терял времени даром. «Простите. Вы были правы, я ошибся. Я прослежу, чтобы вас ни в чём не обвиняли. Я приказал начать погоню…» Он тяжело поднял руку, словно рукав его был набит дробью. «Нет, выслушайте меня. Я же сказал вам стрелять в неё. Достаточно. Возможно, я всё ещё думал…»

Пейс подождал, а затем сказал: «Нет, сэр, вы не ошиблись. Если кто-то и виноват, так это я, потому что даже на мгновение подумал, что Делаваль настолько глуп, что его так легко поймать».

Болито оглядел небольшую хижину, на которую падали прыгающие тени от спиральных фонарей.

«Тогда скажи мне, что изменило твое мнение?»

Пейс спокойно сказал: «Делаваль знал, что мы там, сэр. И ему нужно было, чтобы мы знали, что он нас перехитрил».

«Ты хочешь сказать, что все это было ложью?»

«Не всё». Пейс несколько раз сжал кулаки, словно они не соответствовали его внешнему спокойствию. «Этот покойник не был убит падающим блоком, сэр. Вот почему этот ублюдок хотел, чтобы я увидел его лицо».

«Вы его знали?»

«Он был моим информатором. Тот, кто рассказал мне о побеге».

«И мы ничего не можем с этим поделать».

Пейс глубоко вздохнул. «Делаваль — уроженец Нормандских островов. Ходят слухи, что ему пришлось покинуть Джерси из-за своей жестокости, проявленной им, когда он командовал там капером».

Болито пытался не видеть ужасную метку, которую Тук выжег на обнажённом плече Виолы, когда держал её в плену. Но образ не угасал, и он всё ещё слышал презрительные ухмылки Тука, когда они кружили друг вокруг друга по окровавленной палубе Нарвала , выискивая возможность для схватки мечами.

Он услышал свой тихий голос: «Я знал еще одного такого же».

Пейс наблюдал за ним несколько секунд. «Вероятно, его пытали, когда выяснилось, что он доносит на контрабандистов. Потом убили. Или, может быть, он передавал информацию другим. В любом случае, они с ним покончили, и мы ничего не можем доказать». Он сделал долгий, глубокий вдох, который, казалось, исходил из его ботинок.

«Видите ли, сэр, вы были правы. «Верный вождь» служил приманкой для чего-то другого, но Делаваль не удержался и внёс свой вклад ради моей выгоды. Но однажды…» Он не стал продолжать. В этом не было необходимости.

Пейс, согнувшись пополам, ощупью пробрался к двери. «Хотите встретиться с Уэйкфулом, сэр?»

Болито уставился на него. « Уэйкфул? Вот именно, ей-богу! Только Уэйкфул знал, что я перехожу обратно на твой корабль!»

Пейс яростно потер подбородок, хотя все еще стоял, согнувшись в дверях.

«Вы ведь не думаете...»

Болито снова почувствовал, как по его позвоночнику пробежали мурашки.

«Я не знаю Делаваля, но я понимаю таких мужчин, как он. Он не проявил ко мне никакого интереса, даже любопытства – он хотел унизить и произвести впечатление на тебя – разве ты этого не понимаешь?»

Пейс мрачно кивнул. «Боюсь, что да, сэр».

Болито сказал: «Давайте выпьем по стаканчику, прежде чем вы смените курс». Он протянул руку и порывисто коснулся руки здоровенного лейтенанта.

«Битва ещё не проиграна. Но я опасаюсь за потери, когда бой закончится!»

Эллдей услышал, как изменился голос Болито, почти увидел, как его плечи снова поднялись.

Он медленно улыбнулся, а Болито добавил: «Ну так давайте об этом и поговорим, а?»

4. Разделенная лояльность

ДОМ, который занимал коммодор Ральф Хоблин и который он использовал в качестве своей личной штаб-квартиры, представлял собой элегантное квадратное здание из красного кирпича со светлым каменным портиком.

Болито осадил коня и целую минуту разглядывал дом. Он решил, что это не старый дом, и мощёная подъездная дорожка, ведущая между несколькими воротами с колоннами, была ухоженной, без малейшего следа сорняков, которые могли бы её испортить. И всё же от дома веяло запущенностью, или, может быть, слишком большим количеством жильцов, чтобы о них беспокоиться. Позади себя он слышал, как другая лошадь цокает копытами по дороге, и почти ощущал волнение юного Мэтью, разделяющего гордость и привилегию сопровождать Болито в этот тёплый, душный вечер.

Болито вспоминал яростные волны и парус брига, который они разрывали на части. Казалось, это был совершенно другой океан. В воздухе витал аромат цветов, как всегда, смешанный с запахом моря, которое всегда было где-то рядом.

Дом находился менее чем в миле от доков в Ширнессе, куда тем утром вернулись два катера.

Приглашение в Болито принёс лейтенант. «Это было больше похоже на королевский приказ», — мрачно подумал он.

Он увидел блеск стали и алые мундиры двух морских пехотинцев, когда они пересекли ворота, возможно, привлеченные топотом лошадей.

По пути сюда он видел несколько пикетов. Создавалось впечатление, будто в осаде оказался флот, а не местные бандиты и контрабандисты. Он сжал губы. Он попытается это изменить – если только коммодор Хоблин не прикажет ему уйти.

Он пытался вспомнить всё, что мог, об этом человеке. Хоблин, будучи на несколько лет старше его, также был капитаном фрегата во время Американского восстания. Он сражался на своём корабле «Леонидас» в решающем Чесапикском сражении, где адмирал Грейвс не смог добиться от де Грасса желаемого расположения.

Хоблин в одиночку сражался с французским фрегатом и капером. Он вынудил француза атаковать, но, когда тот приблизился к каперу, его собственный корабль загорелся. Хоблин продолжил бой и даже взял капер на абордаж и захватил его, прежде чем его корабль затонул.

Говорили, что вид Хоблина, ведущего свои абордажные войска, вселял ужас во врагов. Его мундир пылал, а одна рука горела, словно дерево в лесном пожаре.

Болито встречал его лишь однажды после войны. Он ехал в Адмиралтейство искать работу. Он даже внешне изменился. Рука на перевязи, воротник поднят, чтобы скрыть ужасные ожоги на шее, – он казался призраком с поля боя. Насколько Болито знал, он так и не нашёл работу. До сих пор.

Болито погнал своего коня вперёд. «Пойдем, Мэтью, позаботься о лошадях. Я пришлю тебе еды».

Он не видел благоговения на лице мальчика. Болито думал об Аллдее. Было так несвойственно ему не просить, не требовать сопровождать его. Аллдей не доверял обычаям этой земли и ненавидел разлуку с Болито. Возможно, он всё ещё переживал из-за их неудачной попытки поймать контрабандистов. Всё это выяснится позже. Болито нахмурился. Но придётся подождать.

Он разговаривал с лейтенантом Куили на борту «Уэйкфула» перед отплытием из Ширнесса. Это было словно недостающая часть головоломки. «Уэйкфул» ничего не видел, а налоговики не получали сообщений о налёте. Проверяет его? Как и тщательно продуманная и рассчитанная демонстрация Делавалем покойника, информатора Пейса. Кошки-мышки.

Он кивнул капралу у ворот, который хлопнул мушкетом в приветственном жесте, а трубочная глина застыла вокруг него в неподвижном воздухе. Болито был рад, что отказался от экипажа. Поездка в одиночку дала ему время подумать, если не спланировать. Он печально улыбнулся. Это также напомнило ему, как давно он не сидел в седле.

Юный Мэтью взял лошадей и подождал, пока конюх не отвёл его в конюшню позади дома. Болито поднялся по каменным ступеням и увидел над колоннами запутавшийся якорь – символ Адмиралтейства.

Как по волшебству, двойные двери бесшумно распахнулись внутрь, и слуга в темном пальто взял шляпу и плащ Болито, покрытый пылью от размеренного бега по открытой дороге.

Мужчина сказал: «Коммодор скоро вас примет, сэр». Он отступил назад, держа плащ и шляпу с такой осторожностью, словно их вытащили из раскаленной печи.

Болито обошёл вестибюль. Ещё колонны, и изогнутая лестница вела на галерею. В отличие от домов, которые он видел в Лондоне, здесь всё было по-спартански. Никаких картин и почти никакой мебели. «Временный» – вот что хорошо его характеризует, – подумал он и подумал, не указывает ли это также на власть Хоблина здесь. Он посмотрел в окно и увидел отблеск заходящего солнца на море. Или на мой. Он старался не думать о Куили. Тот мог быть виновен, или кто-то из его людей мог найти способ передать весть контрабандистам. Новости сами по себе не распространяются.

Это было словно находиться в тёмной комнате со слепым. Униформа, власть – всё бессмысленно. Борьба без начала и конца. В то время как на море ты обеспечиваешь послушание и эффективность своего корабля лидерством и личным примером. Но враг всегда был на виду, готовый сразиться с тобой, пока последний залп не спустит один или другой флаг.

Здесь были скрытность, обман и убийство.

В детстве Болито часто слушал старые истории о корнуоллских контрабандистах. В отличие от печально известных разбойников, боровшихся с этим жестоким побережьем, их считали чем-то отчасти героическим и отважным. Разбойниками, грабившими богатых, чтобы отдать бедным. Флот вскоре научил Болито иному. Контрабандисты ничем не отличались от тех, кто заманивал корабли на скалы, где грабил грузы и перерезал горло беззащитным выжившим. Он обнаружил, что сжимает меч так крепко, что боль заглушила его внезапный гнев.

Он скорее почувствовал, чем услышал, как открылась дверь, и, обернувшись, увидел стройную фигуру на фоне окна на противоположной стороне комнаты.

Сначала он подумал, что это девушка с такой хрупкой фигурой. Даже когда он говорил, голос его был мягким и почтительным, но без тени подобострастия.

Юноша был одет в очень бледную коричневую ливрею с более тёмной отделкой на рукавах и спереди. Белые чулки и туфли с пряжками – изящная миниатюра большинства слуг, которых встречал Болито.

«Если вы последуете за мной, капитан Болито».

На нем был белый завитой парик, подчеркивавший его лицо и глаза, которые, вероятно, были карими, но в рассеянном солнечном свете казались зелеными, и придавали ему тихую настороженность кошки.

Через другую комнату, а затем в другую, поменьше. Она была заставлена книгами от пола до потолка, и, несмотря на вечернюю жару, под огромной картиной с изображением морского сражения пылал камин. Там стояли стулья, столы и большой письменный стол, стратегически расположенный в углу комнаты.

У Болито было ощущение, что все ценное содержимое дома было собрано в этом одном месте.

Он услышал, как молодой лакей, если это была его должность, подошёл к огню, чтобы переложить тлеющее полено поудобнее. Коммодора нигде не было видно.

Юноша повернулся и посмотрел на него. «Он скоро, сэр». Затем он замер у мерцающего огня, заложив руки за спину.

Открылась еще одна, меньшая дверь, и коммодор быстро подошел к столу и, едва взглянув, скользнул за него.

Казалось, он научился сам себя организовывать, и Болито предположил, что это результат долгой практики.

Всего на несколько лет старше его самого, но эти годы были жестокими. Его квадратное лицо было изборождено глубокими морщинами, и он слегка склонил голову набок, словно всё ещё страдал от боли. Его левая рука лежала на столе, и Болито увидел, что на нём белая перчатка без пальцев, словно искусственная рука, скрывающая ужасные раны, которые он так долго терпел.

«Рад тебя видеть, Болито». Он говорил отрывисто и отрывисто. «Садись, пожалуйста, там , мне будет лучше видно».

Болито сел и заметил, что волосы Хоблина были совершенно седыми и носили не по моде длинную стрижку, несомненно, для того, чтобы скрыть единственные ожоги, видневшиеся над его воротником с золотым кружевом.

Юноша тихо обошел стол и достал изящно вырезанный кувшин для вина и два кубка.

«Кларет». Глаза Хоблина были карими, но без тепла. «Думал, тебе понравится». Он неопределённо махнул правой рукой. «Поужинаем позже». Это был приказ.

Они пили молча, и Болито видел, как окна по мере приближения вечера становились тускло-розовыми.

Хоблин наблюдал, как юноша наполняет кубки.

«Тебе повезло больше, чем большинству, Болито. Два корабля с той проклятой войны, тогда как...» Он не договорил, а вместо этого уставился на большую картину.

Болито понял, что это его последняя битва. Когда он потерял своего Леонида и был так жестоко изуродован.

Хоблин добавил: «Я слышал о ваших, э-э-э, злоключениях в Великом Южном море». Он даже не моргнул. «Мне говорили, что она была замечательной женщиной. Мне очень жаль».

Болито старался сохранять спокойствие. «Насчёт этой встречи...»

Изуродованная рука Хоблина легко поднялась и опустилась. «В своё время».

Он резко сказал: «Вот так они нас используют, да? Мы теперь что, реликвии, оба?» Он не ждал ответа. «Иногда я чувствую горечь, и тогда я думаю о тех, кто отдал всё, но не имеет ничего ».

Болито ждал. Хоблину нужно было поговорить.

«Это безнадёжное дело, если ты позволишь этому быть, Болито. Наши, высшие, блеют и протестуют против Торговли, а сами воруют всё, что могут. Их Светлости требуют больше людей для флота, которому сами позволили сгнить, выбросив тех же моряков на берег голодать! Чёрт их побери, говорю я! И можешь быть уверен, что когда наступит война, а она неизбежно наступит, меня вышвырнут в сторону, чтобы обеспечить хорошую должность для кузена какого-нибудь адмирала!» Он подождал, пока его кубок снова наполнится. «Но я люблю эту страну, которая так плохо обращается со своими сыновьями.

Вы знаете французов так же хорошо, как и я. Думаете, они остановятся? Он хрипло рассмеялся. «А когда они придут, нам придётся молиться, чтобы эти кровожадные мерзавцы поотрубили головы всем своим лучшим морским офицерам. В противном случае я не вижу для нас никаких шансов».

Болито пытался вспомнить, сколько раз юноша наполнял свой кубок. От красного вина и жара огня его разум затуманивался.

Он сказал: «Мне нужно поговорить о Верном Вожде, сэр».

Хоблин болезненно согнул голову. «Делаваль? Я знаю, что случилось, и про убитого тоже». Он наклонился вперёд так, что его тонкая рубашка взбилась вокруг отворотов пальто. Совсем не тот изношенный ветеран, которого Болито видел много лет назад по пути в Адмиралтейство.

Хоблин понизил голос до хриплого рычания. «Кто-то сжёг дом этого человека, пока ты был в море — держу пари, ты этого не знал! А его жена и дети растворились в воздухе!» Он снова откинулся назад, и Болито увидел пот на его лице.

«Убили?» Одно слово, и оно, казалось, принесло холод в перегретую комнату.

«Мы, наверное, никогда не узнаем». Он протянул руку за кубком, но случайно опрокинул его, и кларет разлился по столу, словно кровь.

Хоблин вздохнул. «К чёрту их всех». Он наблюдал, как лакей ловко вытирает вино и заменяет кубок чистым.

«Но жизнь может иметь свои компенсации...»

Лишь на краткий миг это промелькнуло. Едва заметный проблеск обмена чувствами между ними. Юноша не улыбнулся, но всё же между ними возникло понимание, достаточно сильное, чтобы его можно было почувствовать.

Хоблин небрежно спросил: «У вас есть Snapdragon на верфи в Чатеме?»

Болито встряхнулся. Возможно, он ошибся. Он быстро взглянул на бледные глаза лакея. Они были совершенно пустыми.

«Да, сэр. Я подумал, что лучше всего...»

«Хорошая мысль. Скоро времени будет мало. Нашим лордам и хозяевам нужны результаты. Мы их им дадим». Он впервые улыбнулся. «Думал, я тебе голову откушу, да? Чёрт возьми, Болито, мне нужен именно ты, а не какой-то болван, который ни разу в жизни не слышал настоящего выстрела!»

Болито прижался плечами к спинке стула. В Хоблине было что-то пугающее. Но, несмотря на хвастовство и злобу, его ум оставался таким же острым и проницательным, как и прежде. Если он вёл себя так со всеми, то стройный лакей, должно быть, выведал все возможные секреты. Можно ли ему доверять?

Хоблин добавил: «Знаете, крупные суда из Ост-Индии — одни из самых злостных преступников. Они поднимаются через Ла-Манш после нескольких месяцев плавания и по пути встречаются с контрабандистами. Вы знали об этом?»

Болито покачал головой. «В чём смысл, сэр?»

«Капитаны компании «Джон» любят подзаработать, как будто им мало. Они продают чай и шёлк напрямую торговцам и таким образом избегают уплаты пошлин. Таможенной службе это не нравится, но чего они могут ожидать, когда так мало катеров для патрулирования всего Ла-Манша и его окрестностей?» Он спокойно смотрел на Болито. «С вином и бренди всё иначе. Меньше партий, меньше шансов, что жуликов поймают. А вот чай, например, лёгкий, но очень объёмный». Он постучал себя по носу маленьким белым пакетиком. «Не всё так просто, а?»

Болито ждал, не зная толком, чего он ожидал.

«Я получил информацию». Он, должно быть, увидел сомнение в серых глазах Болито. «Из уст, которые он произносит лучше, чем какой-нибудь жалкий перебежчик». Хоблин с трудом успокоился. «Через десять дней в Уитстейбле выгрузят груз». Он откинулся назад, наблюдая за выражением лица Болито. «В этом будет задействовано много людей». Его тёмные глаза, казалось, плясали в свете свечей, когда юноша поставил на стол серебряный канделябр. «Людей для флота или на виселицу, мы не будем заключать никаких сделок, и груз, чтобы дать этим чёртовым контрабандистам понять, что мы атакуем!»

Мысли Болито путались. Если это правда, Хоблин прав. Это имело бы решающее значение для их присутствия здесь. Он представил себе Уитстейбл на карте – небольшой рыбацкий порт недалеко от устья реки Суэйл. Нужны были ещё доказательства дерзости и наглости контрабандистов. По моим прикидкам, Уитстейбл находился не более чем в десяти милях от этой самой комнаты.

«Я буду готов, сэр».

«Я так и думал. Ничто так не разжигает огонь в душе, как немного унижения, а?»

Где-то пробили часы, и Хоблин сказал: «Пора ужинать. Остальные могут подождать. Я знаю, ты не из тех, кто развязывает язык. Подозреваю, у нас есть ещё кое-что общее». Он усмехнулся и с трудом обошел стол, пока юноша ждал, чтобы провести его в другую комнату.

Наклонившись, Болито увидел, как над воротником поднимаются багровые шрамы. Должно быть, он был таким же почти по всему телу. Словно душа, изгнанная из ада. Они вышли в тот же коридор, где у другой пары дверей ждал слуга. В воздухе витал насыщенный запах еды, и Болито обратил внимание на покрой и материал одежды Хоблина. Его судьба, по крайней мере, изменилась.

Он уже собирался попросить прислать еду для юного Мэтью, когда увидел, как рука Хоблина коснулась руки лакея.

Болито не знал, чувствовал ли он отвращение или жалость.

Как сказал Хоблин, остальное может остаться.

Болито проснулся в шоке и оцепенении, и на несколько мучительных секунд ему показалось, что он снова выходит из лихорадки. Череп пульсировал, словно молоты по наковальне, а когда он пытался говорить, язык словно приклеился к нёбу. Он увидел круглое лицо юного Мэтью, наблюдавшего за ним в полумраке, и только глаза его были бледными в слабом свете, пробивавшемся из светового люка каюты.

«Что такое?» — Болито едва узнал свой голос. «Время?» Чувства неохотно возвращались к нему, и он с внезапным отвращением к себе осознал, что всё ещё полностью одет в свой лучший мундир, а шляпа и шпага лежат на столе, где он их бросил.

Мэтью хриплым шепотом сказал: «Вы спите, сэр».

Болито оперся на локти. Корпус судна медленно скользил по течению, но лишь изредка на палубе слышались чьи-то шаги. Телемах всё ещё спал, хотя, как он смутно подумал, скоро рассвет.

«Кофе, Мэтью». Он опустил ноги на палубу и подавил стон. Размытые картины возникали в его сознании и так же быстро исчезали. Накрытый стол, лицо Хоблина, сияющее в свете свечей, приходы и уходы слуг, одна тарелка за другой, каждая, казалось, была богаче предыдущей. И вино. На этот раз стон сорвался с его губ. Это был нескончаемый поток.

Мальчик присел рядом с ним. «Мистер Пейс на палубе, сэр».

Он вспомнил, что рассказал Хоблин, информацию, полученную им при высадке в Уитстейбле. Необходимость секретности. Как он вернулся к Телемаху ? Он ничего из этого не помнил.

Его разум успокоился, и он посмотрел на мальчика. «Ты привёл меня сюда?»

«Это ничего, сэр». На этот раз он не проявил ни волнения, ни застенчивой гордости.

Болито схватил его за руку. «Что случилось? Расскажи мне, Мэтью».

Мальчик посмотрел на палубу. «Сейчас целый день, сэр».

Мозг Болито внезапно стал подобен прозрачному льду. «Что случилось?»

В голове проносились картины: Эллдэй стоит над ним, его окровавленная сабля рубит всех, кто пытается пройти.

Весь день бодрый, терпеливый, всегда рядом, когда он был нужен. Мальчик прошептал: «Его больше нет, сэр».

"Ушел?"

Дверь приоткрылась на несколько дюймов, и Пэйс пригнулся, чтобы войти в каюту.

«Думал, вам следует знать, сэр», — добавил он с тем же вызовом, что и при их первой встрече: «Он не числится в судовых книгах, сэр. Если бы он там был…»

«Он под моей ответственностью, ты это имеешь в виду?»

Пейс, должно быть, видел боль на его лице даже при тусклом освещении.

«Я слышал, что ваш рулевой когда-то был ставленником, сэр?»

Болито провёл пальцами по волосам, пытаясь собраться с мыслями. «Верно. Это было давно. Он служил мне верой и правдой десять лет. Он не дезертировал». Он покачал головой, осознание сказанного пронзило его, словно раскалённый клинок. «Весь день не отпускал меня».

Пейс наблюдал, не в силах помочь, пытаясь подобрать нужные слова. «Я мог бы передать весть на берег, сэр. Он может встретиться с вербовщиками. Если мне удастся разбудить старшего лейтенанта, я, возможно, смогу предотвратить что-то плохое для него». Он колебался, не привыкший говорить так открыто. «И для вас, если позволите, сэр».

Болито коснулся плеча мальчика и почувствовал, как тот дрожит.

«Принеси мне воды и свежего кофе, Мэтью», — его голос был тяжёлым, мысли всё ещё блуждали.

А что, если Олдей решил уйти? Болито вспомнил своё удивление, когда Олдей не настоял на том, чтобы сопровождать его до дома коммодора. Всё возвращалось. Болито пощупал внутренний карман и коснулся письменных приказов, которые дал ему коммодор. Удивительно, что он не потерял их по пути обратно на катер, подумал он с тоской.

Эллдэй, возможно, тяжело переживал дело Верного Вождя . Видит Бог, он и так достаточно натерпелся за последние месяцы – и какая награда ждет его за веру и непоколебимую преданность?

Теперь его больше нет. Он вернулся в страну, откуда его много лет назад вытащила собственная банда Болито. Годы опасности и гордости, потерь и печали. Он всегда был рядом. Дуб, скала, которые Болито слишком часто принимал как должное.

Пейс сказал: «Он не оставил никакого сообщения, сэр».

Болито посмотрел на него. «Он не умеет писать». Он вспомнил, о чём подумал, впервые встретив Олдэя в Фаларопе. Будь у него хоть какое-то образование, Олдэй, возможно, стал бы кем угодно. Теперь та же мысль словно насмехалась над ним.

Где-то раздался крик боцмана, похожий на щебетание грубо разбуженного черного дрозда.

Пэйс тяжело спросил: «Приказы, сэр?»

Болито кивнул и поморщился, когда молоты снова застучали. Он ел и пил слишком много, что он делал редко, и всё это время Аллдей был здесь, планируя свои действия, выжидая подходящего момента.

«В полдень мы взвесимся. Проследите, чтобы об этом сообщили Уэйкфулу». Он старался говорить спокойно. «Сделайте это сами, пожалуйста. Мне ничего не нужно в письменном виде». Их взгляды встретились. «Ещё нет».

«Всем наверх! Всем наверх! Пришвартоваться и уложить!» Корпус, казалось, задрожал, когда ноги глухо застучали по палубе, и начался новый день.

«Могу ли я спросить, сэр?»

Болито услышал, как мальчик возвращается, и понял, что ему придется побриться самому.

«Должна быть пробежка». Он не знал, поверил ли ему Пейс, да ему и было всё равно. «У коммодора есть план. Я объясню, когда мы будем в море и в компании. Никаких налоговых катеров не будет. Они будут в другом месте». Как же просто это, должно быть, звучало за этим перегруженным столом. И всё это время красивый юноша в белом парике наблюдал и слушал.

Пэйс запинаясь сказал: «Я послал первого лейтенанта на берег за двумя матросами, сэр. Их нашли пьяными в местной гостинице».

Он выдавил улыбку. «Подумал, что будет лучше, если он уйдет с дороги, пока...

Я говорил с тобой.

Мальчик поставил кофейник и стал шарить в поисках кружки.

Болито ответил: «Это было очень любезно с вашей стороны, мистер Пейс».

Пейс пожал плечами. «Думаю, мы с вами единодушны, сэр».

Болито осторожно встал и распахнул световой люк. Воздух с суши всё ещё был прохладным и сладким. Может быть, море ему больше не подходило. Неужели Аллдей чувствовал то же самое?

Он взглянул вниз и увидел, как Мэтью отодвигает от койки небольшой рулон брезента.

Пейс отступил от каюты. «Я соберу матросов, сэр. Что бы ни думали люди, корабль не терпит, и с ним всегда нужно обращаться справедливо».

Болито не услышал, как закрылась дверь. «Что это за посылка, Мэтью?»

Мальчик поднял его и недовольно пожал плечами. «Думаю, это принадлежало Олдэю, сэр». В его голосе слышался испуг, словно он каким-то образом разделял его вину.

Болито взял его и осторожно открыл на койке, где он лежал, словно пьяный болван.

Маленькие ножи, инструменты, которые Олдэй в основном делал своими руками. Тщательно собранные латунные и медные обломки, парусная бечёвка, несколько недавно изготовленных рангоутов и гиков.

Болито присел на корточки, его руки почти дрожали, когда он развязал самый внутренний пакет и с большой осторожностью положил его на койку.