Собачья служба. Истории израильского военного кинолога

Походы с картой

Вот и пролетели казавшиеся такими бесконечными шесть месяцев курса молодого бойца (тиронута). Остались позади волнения первых дней службы, когда на тебя, вчерашнего школяра, сваливаются суровые армейские будни. Ты уже можешь с улыбкой вспоминать, как лихорадочно суетился по команде «Семь минут — шамнаш!». Как хотелось тебе спать, когда через каждые четыре часа тебя отправляли в караул, и это происходило на протяжении целой недели. Постепенно сходят мозоли, натертые огромным бревном, которое вы с товарищами в двадцать четыре руки везде таскали за собой — даже отправляясь в туалет.

И, как заключительный аккорд тиронута, нас ожидал марш-бросок с базы Пелес на базу Миткан Адам, где располагалось подразделение Окец. Мы становились все ближе к своей мечте. И вот сорок километров плюс десять километров с носилками, на которые командир уложил самых упитанных солдат, почти позади. Это непросто, последние километры почти невыносимы, ноги больше не желают отрываться от земли. Мы понимали, что скоро финиш, так как вполне отчетливо слышали лай собак. «Возможно, одна из лающих собак — моя», — фантазировал я, пытаясь хоть как-то отвлечься на последнем этапе отнюдь не легкого похода. Неожиданно мои мысли были прерваны. Из всех кустов вдруг начали выпрыгивать незнакомые, полностью экипированные солдаты. Некоторые были с собаками. «Добро пожаловать в Окец! Давайте! Ялла! Осталось совсем немного!» — кричали они нам, подбадривая, а собаки лаяли. Это были боевые солдаты Окец. Они слились с нами, помогая идти, едва ли не подталкивая сзади. Мы не могли поверить: еще вчера нам было запрещено говорить слово «собака», а сегодня настоящие бойцы встречают нас, словно принимая в свои ряды. Это чувство нельзя описать. Мы мчались к финишу. Мы наконец почувствовали себя как дома на родной базе Окец.

Однако на следующее утро эйфория сменилась досадой: нас совершенно не собирались обучать премудростям кинологической службы. Мы даже жили в других палатках, отдельно от полноправных бойцов. Нас разделяло еще множество рубежей: во-первых, трехмесячная спецподготовка и только потом долгие шесть месяцев кинологического курса. Во время курса спецподготовки нас учили ориентироваться на местности при помощи карт, мы проходили еженедельные уроки крав мага, о которых я расскажу чуть позже, плюс обязательный знаменитый месячный антитеррористический курс Лютар. Все эти курсы не входят в кинологическую подготовку, так зачем же нас этому учили?

Это связано с особенностью нашего кинологического подразделения. Специфика службы здесь заключается в том, что для проведения различных операций одного-двух бойцов с собаками прикрепляют к другим подразделениям. Например, при штурме здания, где, возможно, засели террористы, в него сначала входит кинолог с собакой. Задача спецназа, который врывается в здание чуть позже, облегчается благодаря кинологу, а появление собаки дезорганизует врага.

Окец в полном составе, как другие подразделения, где бойцы отлично знают друг друга, в боевых операциях не участвует. Прикомандированный кинолог не знает людей, с которыми ему через несколько часов придется идти в бой, — каждый раз это может быть другое подразделение со специфической задачей. Кинологи должны знать нюансы каждого спецподразделения, с которым предстоит выход на операцию, и быть подготовленными на высоком уровне. Именно поэтому кинологи занимаются три месяца дополнительно. Мои товарищи часто участвовали в операциях в таких знаменитых подразделениях, как Шайет-13 — израильский коммандос, 669 — спасательное подразделение, или Сайерет Маткаль — спецназ Генерального штаба. Мы не могли позволить себе сорвать операцию только из-за того, что физически к ней не готовы.

Разумеется, прикрепленным бойцам на заданиях приходится гораздо труднее, чем их коллегам из подразделения. Допустим, в каком-нибудь подразделении один из солдат накануне спецоперации находится не в лучшей форме — проблемы с девушкой, недомогание и т. д. Командир, отлично зная своих подчиненных и их проблемы, поставит перед ним более простую задачу, а то и вовсе отстранит от задания. Бойцу-кинологу никто такой поблажки не даст. Во-первых, чужой командир не может определить, в какой форме находится боец, а во-вторых, кинолога просто некем заменить! Кроме того, к действиям неизвестного никому бойца будут относиться строже и придирчивее.

Друзья, служившие в других подразделениях, часто звонили мне и рассказывали, что к ним был прикреплен кинолог, который оказался очень плох. Собака, мол, ничего не нашла, хозяин ее медленно бегал и прочее, и прочее. Более того, я ни разу ни от кого не слышал, что наш боец оказался на высоте и благодаря ему операция завершилась успешно. Такова участь кинолога: им редко бывают довольны.

То, что боевое задание каждого кинолога всегда проходит в составе не своего подразделения, накладывает сильный отпечаток на его поведение. Это продиктовано инстинктом самосохранения. Например, во время какой-то перестрелки бойцы, которые отлично знают друг друга за несколько лет службы, никогда не забудут своего товарища, если надо, прикроют, вынесут из зоны боевых действий.

Перед каждой спецоперацией все спецназовцы разбиваются на пары — зугот барзель, и при любых обстоятельствах, какая бы обстановка ни сложилась, эти двое всегда должны быть вместе, прикрывать друг друга. Можно сказать, что в ЦАХАЛ боевая единица — это не солдат, а зугот барзель. По прибытии в чужое подразделение нашему кинологу, конечно, выделяют бойца, который будет его зуг барзель. Но это совершенно ему незнакомый человек. Да, есть приказ, устав, но еще существует и человеческий фактор, который никто не отменял. И не исключена вероятность, что во время какого-нибудь жаркого события о кинологе могут попросту забыть.

Именно по этой причине мы используем несколько приемов, чтобы повысить свою запоминаемость. Прибыв в другое соединение для проведения операции, кинолог непременно знакомит его бойцов со своим четвероногим другом, рассказывает о нем интересные истории, возможно, даже придуманные. Например, я перед боевым заданием прикреплял на ошейник своей собаки Тальи лейтенантские погоны и говорил, что она окончила офицерские курсы. И рассказывал с жаром, что в ее подчинении есть другие три собаки. А еще что после офицерских курсов для собак она стала настолько умной, что поглощает именно столько еды, сколько ей необходимо для пополнения сил, и ни грамма больше. Таким умением — остановиться в процессе поедания пищи, серьезно заливал я, похвастать могут далеко не все солдаты ЦАХАЛ.

— Нужно познакомить ее с твоей девушкой, Надав, чтобы она помогла ей сдерживаться и не есть больше, чем нужно, — вдруг слышалась игривая фраза из уст какого-либо солдата, и все начинали смеяться.

Мне верили и восхищенно смотрели на мою Талью! Когда я в конце концов признавался, что это всего лишь шутка, раздавался дружный взрыв смеха, и отношение ко мне становилось намного теплее. А в завершение знакомства, как заключительный аккорд в установлении контакта с чужими бойцами, я разрешал им погладить Талью.

Вернемся к моим служебным будням. Ведь до боевых операций было еще далеко — мы только начинали спецподготовку и учились ориентироваться на местности с помощью карты. Подготовка началась после шести месяцев службы в ЦАХАЛ, после того как мы перешли в Миткан Адам и успели насладиться регилой — недельным отпуском, который дается военнослужащему после каждых четырех месяцев службы. Цель — дать солдату отдохнуть, побыть с родными, снять психологическое напряжение. Время регилы может быть сдвинуто, если солдат по каким-то причинам не в состоянии отлучиться из армии, например, участвует в спецоперации. Я, к слову, подарил армии четыре регилы — месяц отпуска! То я был на командирских курсах, то участвовал в операциях, то не имел возможности уехать, так как уже сам стал командиром и по каким-то обстоятельствам не мог покинуть свое подразделение. Но, если честно, я нисколько об этом месяце не жалею. Он был заполнен очень яркими и запоминающимися событиями.

Наконец, об ориентировании по картам. Подготовка длилась полтора месяца. Почти каждый день нас вывозили с базы на какую-то территорию, и там мы шли по определенному маршруту от одной точки до другой. Среднее расстояние похода — 10–15 км, но часто приходилось проходить больше, так как солдаты сбивались с пути и блуждали, пытаясь вновь выйти на правильное направление. За несколько часов до выхода мы должны были по карте изучить маршрут. Обычно работали в паре. Ты изучаешь одну половину пути — 5–20 км, другую — твой напарник. В походе картами пользоваться запрещено, их необходимо держать в памяти. Нужно было заранее представить, каким будет ландшафт по маршруту, какие там будут объекты, подходящие для ориентирования. Например, ты идешь по азимуту двадцать градусов в течение 15 минут, а это примерно 2 км, и затем слева от тебя должна возвышаться гора, а справа — располагаться деревня. Мы должны были, глядя на карту, представить, как территория выглядит ночью, так как походы совершались в любое время суток. От нас требовали продумать, что делать, если заблудишься, и как в таком случае вернуться на маршрут.

После такой подготовки, которая занимала два-три часа, ты идешь с напарником к командиру и рассказываешь, как будешь двигаться по маршруту. А он, в свою очередь, спрашивает, например, как ты поступишь, если через пятнадцать минут пути не увидишь ни горы, ни деревни или в ручье, который на карте обозначен как сухой, окажется вода. Эти вопросы помогают выявить слабые места построенного тобой маршрута или упущения в подготовке.

За полтора месяца работы с картами отношение к нам со стороны офицеров немного изменилось. Нет, требования к службе не стали менее высокими, планку никто и не думал понижать. Но мы уже начали приобретать профессиональные навыки, хотя еще не были полноценными бойцами элитного спецподразделения. Если раньше все задания были направлены на повышение физической выносливости и выработку беспрекословного подчинения командирам, то теперь — на повышение нашего профессионального уровня. Конечно, нам нисколько не стало легче физически, наоборот, значительно труднее — и вместе с тем значительно интереснее. Мы понимали, что благодаря таким задачам совершенствуемся как бойцы.

После того как мы выучивали карту и офицер оценивал нашу подготовку, мы приступали к инспектированию экипировки — подгоняли жилеты, осматривали обувь, компас, проверяли наличие воды, батареек в фонариках и многое-многое другое. В поход мы часто брали с собой луф — израильскую тушенку. Сейчас ее перестали производить, но настоящие «старики» ее еще помнят. С помощью этой тушенки можно было отвлечь от себя диких бедуинских собак в пустыне. А еще украдкой от командиров мы брали с собой немного сладостей, чтобы можно было добавить себе калорий в процессе похода, взбодриться физически и эмоционально.

Полуторамесячный курс работы с картами начался с вывоза нас в горы Гваот Гораль, в переводе с иврита — Горы Судьбы, находящиеся в 20 км от города Беер Шева. Благодаря гористой местности ориентироваться было сравнительно легко, поэтому она идеально подходила для новичков в этом деле. По прибытии на место Лютан сказал, что нам повезло: теперь опытом с нами будут делиться настоящие бойцы части. И действительно, вскоре подъехал автобус с кинологами. Нас разбили на группы, во главе которых поставили по одному прибывшему бойцу. Я попал в группу Кирилла Гольншина, который подробно объяснил, как правильно идти с картой, фиксируя внимание на многих нюансах. Ну и, конечно, поделился интересными историями из своей армейской жизни. Мы, естественно, попросили его рассказать о своей собаке, что он охотно сделал.

Собаку звали Мако. По словам Кирилла, это был очень умный пес. Кирилл научил его понимать английский и русский языки в дополнение к ивриту, естественно, не для ведения светской беседы, а для понимания команд. Этот опытный боец продемонстрировал нам приемы вхождения в незнакомое подразделение перед операцией.

Потом мы задали волновавший всех вопрос: знает ли он о собаках, которые предназначались нам, новичкам? Ведь, конечно же, мы с волнением ждали дня, когда сможем увидеть своих будущих четвероногих напарников. И Кирилл сказал, что животные уже ждут нас, и даже немного рассказал о них. «Но, конечно, — гордо добавил он, — ни одна из них не сравнится с Мако».

Мы с интересом слушали его. Светило солнце на ясном голубом небе, вокруг был разлит чистый горный пустынный воздух, жизнь представлялась прекрасной. Мы не могли знать, что Кирилл погибнет через несколько месяцев на спецоперации и его умный Мако достанется одному из нас.

В период походов с картами со мной случилось несколько забавных историй. Вообще, этот курс был особенным. Благодаря ему появляется возможность узнать географию своей страны, но главное при этом то, что ты начинаешь лучше понимать окружающую природу, учишься доверять ей. Смотришь на звезды, кожей лица чувствуешь направление ветра, а ногами — рельеф земли. И лишь этого становится порой достаточно, чтобы понять, где ты находишься и куда двигаться дальше.

Поход — это некая игра с определенными правилами. Самое главное — с маршрута необходимо добраться до места к определенному времени. Ни минутой позже! Вы можете обнаружить не все нужные точки на местности, можете возвращаться шагом, бежать, лететь, но к назначенному времени обязаны предстать перед начальством. Кроме того, на каждом маршруте обозначено около пяти точек, которые необходимо пройти. На этих точках для нас оставляли припрятанные от посторонних глаз записки, часто код из букв и чисел, и было необходимо принести их с собой. Это называлось «взять точку».

В поход мы отправлялись всегда с напарником. Один должен был определять направление движения, второй — нести рацию, старую добрую PRC-77 60-х годов, неудобную и довольно громоздкую. Несущего рацию называют големом[12], так как эту часть дороги он не знает и, стало быть, ничего не может подсказать. После преодоления половины пути роли меняются, и големом становится другой боец.

Перед началом каждого похода меня охватывало непередаваемое чувство азарта и свободы. Это был некий квест, который нужно пройти, причем в процессе могли неожиданно возникнуть различные опасности и проблемы. Например, в одном ночном походе в Гваот Гораль мы с напарником наткнулись на огромную стаю бедуинских собак, которая стала к нам приближаться. 15–20 животных с горящими голодными глазами окружали нас в темноте. Было очень страшно чувствовать себя потенциальной пищей. Мы в панике пытались связаться с командиром и попросить разрешения выстрелами в воздух отпугнуть псов. Но — прямо как в приключенческом романе — в этот момент рация не сработала… Тем не менее выход неожиданно нашелся. Оказалось, если светить фонариком собаке прямо в глаза в темноте, она отступит. Выяснили мы это случайно, включив фонарики в попытке «отстреляться» от животных лучами яркого света. К нашей великой радости, собачий пир не состоялся.

Бывали и приятные моменты. Прямо у подножья гор есть небольшая деревня Легавим, там живет один мой очень хороший друг. Когда он узнал, что я буду проходить мимо его деревни, то пригласил нас с напарником в гости буквально на 20 минут, чтобы немного отдохнуть и перекусить. Мы так и поступили (конечно же, втайне от командира) — устроили себе небольшой праздник по принципу «если нельзя, но очень хочется, то немножко можно».

Но далеко не всегда поход по карте был простым. Когда мы находились на севере страны, в одной из точек ориентировки пошел дождь. Видимость стала нулевой, — трудно было понять, спускаемся мы или поднимаемся — грязь прилипла к сапогам, и в любом направлении идти было тяжело. Тут из сплошной пелены дождя выступили какие-то домики и мечеть! Мы с големом были неприятно удивлены: на карте, которую мы изучали до похода, было показано, что здесь в радиусе десятков километров никаких арабских деревень быть не должно. Насколько же мы отклонились от маршрута?

Мы срочно доложили по рации об этой ситуации Лютану, и тот приказал нам отойти от деревни и сидеть в кустах, пока он за нами не приедет. Так мы и поступили. Позже выяснилось, что карта пять лет не обновлялась, и за это время израильтяне-арабы успели построить новую деревню. Конечно же, там с нами ничего бы не случилось, но, как говорится, береженого и Бог бережет.

Еще одна интересная история произошла с нами на севере страны. В северных лесах часто загон для скота огораживали проводами, по которым пропускали небольшой ток. Для человека он абсолютно безвреден, лишь немного щиплет, если дотронуться до провода. Животному же такое ощущение будет неприятно, и оно не станет лезть через ограду. Однажды ночью, в походе, среди глубокой тишины мы с напарником услышали душераздирающий вопль. Через секунду ожила наша рация — из нее доносился крик нашего сослуживца Рана, полный нечеловеческого ужаса. Надо сказать, что Ран получил армейскую кличку Шоко от слова «шокист», так как вечно пребывал в шоке. С ним постоянно происходили какие-то маленькие нелепости, часто очень смешные для окружающих, и мы все просто не могли не любить его. Свое прозвище он оправдал и на этот раз.

— За мной гонится много злобных диких кабанов! — истошно орал Шоко в рацию. Не успели все, кто это слышал, прийти в себя от испуганных криков, как последовала не менее эмоциональная фраза:

— Убегая от кабанов, я получил сильный удар электрическим током от проводов!

Смех бойцов нашего отряда был слышен из каждого уголка леса, в котором находились пары солдат. Мы просто не могли остановиться! Только с ним это могло случиться!

И тут мы слышим крик офицера откуда-то из леса:

— Ран! Хватит быть Шоко!

Мы продолжали обессиленно ржать: Лютану даже не понадобилась рация, чтобы все его услышали.

Из этого полуторамесячного курса я вынес несколько важных правил. Первое: иногда стоит нарушать правила, даже если из-за этого ты будешь наказан. В подтверждение расскажу историю. Однажды после похода, все в тех же Горах Судьбы, когда мы все отдыхали в палатке на базе, вдруг возник разговор о том, как хорошо было бы всем вместе встретить в горах восход солнца, выпить ароматного кофе и просто поболтать о жизни. Так, на уровне легкого трепа. Но тут наш товарищ Дгани сказал: «Так давайте осуществим это!» Мы с опасением, смешанным с восхищением, посмотрели на него. Дгани пришел к нам в подразделение после того, как его отчислили с курса летчиков — самого серьезного курса в израильской армии. А то, что он был отчислен за полгода до окончания, доказывает, насколько он особенный человек — далеко не каждый столько времени способен продержаться в тех условиях. Дгани был очень умным, но часто любил идти «против системы», в нем глубоко сидел дух противоречия. Нельзя? А мы попробуем! И вот мы с его подачи разработали рискованный план, заранее условившись, что в случае провала нести ответственность будем все. План был следующим. Получив карты и ознакомившись с маршрутами, мы нашли точки, в которых каждая наша пара должна была обосноваться, то есть точки были рядом, а то и вовсе совпадали. Кроме того, была выбрана самая красивая гора в этом районе и синхронизировано время прохождения точек так, чтобы все оказались у этой горы в одно и то же время. Отдельным группам для этого пришлось идти на риск, поскольку некоторые свои точки они просто не успевали взять. Но они шли на это даже под угрозой лишиться субботнего ухода домой. Охота пуще неволи.

В довершение ко всему мы выбрали частоту рации, на которой будем общаться, согласовывая движение (ведь все будет происходить ночью!), такую, чтобы наши диалоги не слышало начальство. Потом распределили, кто будет нести кофе, кто посуду для его приготовления, кто сладости. Словом, это была первая спецоперация, самостоятельно и без ведома начальства разработанная нами. Знания, полученные в армии, должны были нам помочь!

И вот наступил долгожданный день, точнее, ночь. Группы одна за другой исчезали в темноте, а в час X все собрались на горе. У нас получилось! Дальше были незабываемая встреча восхода солнца, теплая беседа и вкусный ароматный кофе. Это стало одним из самых ярких событий в армейской службе, и я до конца своих дней буду его вспоминать. Так что не бойтесь хоть иногда нарушать правила! В награду за смелость и смекалку вы получите несказанно яркие эмоции, которые потом с удовольствием будете прокручивать в памяти.

Второе правило: дело не закончено, пока не доведено до конца. Во время походов наши командиры говорили, что недостаточно просто вовремя вернуться. Нужно после возвращения еще и зайти в автобус незамеченным. Если это не получалось, группе тут же давали дополнительные пять километров с новыми точками. С того момента мы поняли, насколько важно тщательно завершить любое дело. Порой это даже самое важное. Вы предвкушаете победу, ваши тело и мозг уже в ожидании долгожданного отдыха после изнурительного длительного похода. Вы немного расслабились, и именно в этот последний момент все неожиданно срывается! До отчаяния обидно!

Правило третье: никогда не иди вперед, пока не уверен, что ты на правильном пути. С начала спецкурса нас учили: если заблудился, иди назад до тех пор, пока точно не поймешь, где находишься. Это помогает избежать ситуации, когда человек заблудился, запутался, его охватывает паника и ему начинает казаться, что любое направление, в котором он движется, верное. Вон та гора — она точно была указана на карте. Ты узнал ее! Идешь к ней. Дальше лихорадочно начинаешь находить другие ориентиры, которые вроде бы видел на карте. На самом же деле все эти совпадения существуют только в голове. Человек непроизвольно в панике заменяет реальность тем, что он хочет увидеть, и в результате окончательно запутывается. Хорошо хоть, что в походе тебя все равно найдут и вернут на базу, а как же в боевой обстановке?

Четвертое правило: при любых обстоятельствах сохраняй уверенность и спокойствие. Однажды, когда я проходил курсы командиров, мне было приказано вести в поход таких же будущих командиров — таков один из видов подготовки к будущей «настоящей» жизни. Мы долго шли. Может, я задумался, а может, просто не там свернул с дороги, но через два часа пути я вдруг неожиданно с ужасом понял, что совершенно не представляю, где нахожусь. Лихорадочно думая, что же делать дальше, я все-таки продолжал идти. Наблюдательный офицер, сопровождавший нас, быстро все понял. Он подошел ко мне и тихо, немного сочувственно спросил:

— Скажи, ты ведь совершенно не представляешь, где находишься, да?

— Да — твердо ответил я, продолжая уперто шагать вперед.

— Тебе помочь советом? — продолжал он.

— Да, — так же уверенно продолжал я, продвигаясь дальше.

Мы переглянулись и вместе чуть не засмеялись от комичности нашего диалога.

— В этих случаях необходимо поступать следующим образом, — начал подсказывать офицер. — Сейчас уверенным тоном подзови к себе бойца, который, ты убежден, хорошо разбирается в картах. Затем скажи ему, что ты хочешь его проверить и спросить, куда надо дальше идти. Когда он покажет, скажи ему, что он молодец и ориентируется абсолютно правильно. Затем как ни в чем не бывало, спокойно продолжишь движение в указанном им направлении.

— Спасибо! — благодарно сказал я, подзывая уже одного солдата, с помощью которого мы все же благополучно закончили поход. Он никогда не узнает, что мы не потерялись лишь благодаря ему.

Уже на базе тот офицер подошел ко мне, и мы, глядя друг на друга, громко рассмеялись. Он положил мне руку на плечо и сказал:

— Мы все люди, и мы ошибаемся. Но если ты командир — это немного другое. Когда ты теряешь дорогу, не знаешь, куда идти, то главное, чтобы твой голос был уверенным, ведь ты ведешь за собой солдат, и они должны быть сильны духом и не сомневаться в том, что они идут за «спиной», которая выведет их из любой передряги. Так и будет, но иногда и с их помощью, даже если им об этом не суждено, да и не нужно узнать.

Очень важное правило для многих руководителей коллектива в гражданской жизни.

Наверное, это правило окажется полезно в основном израильтянам: увидеть воочию, как прекрасна твоя земля, как прекрасен Израиль. Да, он занимает небольшую территорию, но как много эта земля вмещает в себя! Вот перед тобой безжизненная пустыня, а уже через несколько часов у твоих ног цветущая земля с садами и прекрасными виноградниками. Горы сменяются роскошными цветами Тель-Авива, а еще через несколько часов езды возникает зеркальное озеро Кинерет. А где-то там, на юге, уже засыпает безмятежное Мертвое море, охраняемое с двух сторон горами двух разных государств — Иордана и Израиля. И прекрасна не только земля, но и люди, живущие на ней. Сколько раз в походах встречались нам простые израильтяне, сколько добрых слов, еды и сладостей мы получили от них за это время! Один агроном приволок нам огромный ящик зеленого винограда без косточек:

— Это вам, дорогие солдаты! Будьте осторожны и возвращайтесь домой с миром!

Водитель автобуса подъехал к пункту, где собирались все солдаты после похода, и вдруг начал доставать различные угощения — питы, шашлыки, фалафель, холодную воду. Мы смотрели удивленно, не понимая, что происходит. Водитель сказал:

— Наша деревня неподалеку, и мы увидели, что вы тренируетесь здесь. Мы хотели, чтобы после этого вы хорошо поели. Моя дочь сейчас тоже в армии. Спасибо вам!

Мы только краснели и опускали глаза от смущения и удовольствия. За эти полтора месяца земля, которую мы исколесили, стала для нас еще роднее. Наверное, самый главный положительный момент этого курса в том, что Израиль стал для всех нас ближе, что мы почувствовали себя неотделимой его частью! И достойными сынами страны, которую готовы защитить даже ценой своих молодых жизней! Это наша земля!

Крав мага

Переход в подразделение Окец после шести месяцев курса молодого бойца преподнес нам много неожиданностей и сюрпризов. Но, пожалуй, главным из них был курс крав маги — точечного боя. Поначалу звучало это вполне безобидно и даже круто. Нас научат драться, и тогда мы станем сильными и непобедимыми, прямо как супергерои в американских фильмах. Об этом мечтает каждый парень в мире! После многочасовых утомительных марш-бросков, шамнашей, недель постоянного недосыпа и непрекращающегося бега с утра и до самого вечера нас, казалось, уже ничем нельзя было ни удивить, ни испугать. К тому же предполагалось только одно занятие крав маги в неделю длительностью полтора-два часа. Ну как это может нам, уже видавшим виды и закаленным трудностями, помешать? Но очень скоро этот курс стал едва ли не центральным в нашей службе. Крав мага подмяла под себя все, даже наши мысли — мы постоянно думали об этом, и можно было с полным основанием сказать, что неделя службы не считалась законченной, пока не прошло занятие.

Система точечного боя была разработана еще в 1930-х годах будапештским евреем Ими Лихтенфельдом. Первоначально он обучал своей системе борьбы в Братиславе, чтобы помочь защитить еврейскую общину от нацистов. После образования Израиля в 1948 году он стал главным инструктором по физической подготовке и рукопашному бою в ЦАХАЛ. Вся идея крав маги заключается в том, чтобы в короткий срок подготовить любого к самозащите при любых условиях. В крав маге нет правил, нет снисхождения и жалости к противнику. Главное — спастись, а что будет с нападающим, тебя интересовать не должно.

Для занятий у нас была особая форма — белые футболки, на которых фломастером были крупно написаны наши имена спереди и сзади, шорты, всегда белые носки, кроссовки и пластиковые боксерские капы для защиты зубов. Перед первым занятием сержанты показали, как их правильно подогнать: капу опускают в горячую воду, а когда пластик размягчится, ее вставляют в рот и она застывает, принимая нужную форму. При повторных надеваниях капа надежно защищает зубы от повреждений при ударах.

Не могу передать, в каком искреннем восхищении мы были, когда делали это в волнующем предвкушении первого урока! Наивные!

Дополнительной «прелестью» занятий было то, что мы никогда не знали, когда они состоятся. Идет обычный день службы. Все спокойно, размеренно, можно сказать, что армейский барометр устойчиво показывает «ясно». Но вдруг как гром среди безоблачного неба звучит команда: «Четыре минуты — крав мага! Четыре минуты — крав мага!» И вот уже все солдаты кричат, оповещая друг друга: «Крав мага! Осталось 3.40!» Могу сказать, что по сравнению с этими криками команда «Семь минут — шамнаш!» казалась безобидным приглашением на пикник.

Спокойный и размеренный день словно пускается вскачь. Быстро переодеться в форму, положить капу в правый носок и снять часы (не приведи Господь забыть хоть один из этих пунктов), потом наполнить свою бутылку водой и стремглав мчаться в спортзал, расположенный метрах в ста от наших караванов.

Как я уже говорил, поначалу мы полагали, что на курсе крав маги нас научат десяткам классных приемов, мы станем круче крутого Рембо, и победить нас будет просто невозможно! И зачем нам вообще после этого собаки? Наивная мальчишеская романтика!

Забегая вперед, скажу, что суперменами никто из нас не стал, да этот курс такой цели и не преследовал. Мы научились кое-чему другому. Вот об этом я сейчас и расскажу. Начну с описания нашего первого урока, когда с романтическими мечтами, глядящие вокруг сквозь розовые очки мы после команды «Четыре минуты — крав мага!» выстроились в каре у входа в спортзал.

Навстречу вышел высокий смуглый парень с короткой стрижкой, одетый в спортивный ко стюм и кроссовки. Его волосы были смазаны гелем и зачесаны назад — запах этого геля я помню по сей день. С виду вполне симпатичный молодой человек, никакого ощущения опасности при взгляде на него не возникало. Мы стояли, переговаривались. Тренер подошел к первому в шеренге. Это был немного полноватый солдат, которого мы все в отряде очень любили, по кличке Фади. Вдруг абсолютно неожиданно над его головой молнией промелькнула нога тренера. Опусти он ее чуть ниже, и наш товарищ просто отлетел бы со сломанной челюстью. Разговоры мигом прекратились, наступила абсолютная тишина, все даже дыхание затаили.

— Когда вы приходите на уроки крав маги, ваше лицо должно быть прикрыто руками, — раздался негромкий, ровный голос тренера. Все тут же выставили перед лицом два кулака. С этой секунды, едва увидев нашего нового учителя, мы автоматически становились в защитную стойку. Отныне перед началом занятий, выстраиваясь в спортзале в каре, все созерцали лишь свои поднятые кулаки. Никто не говорил, не двигался, не дышал. Получить удар натренированной ногой никто не жаждал.

Даже после того, как учитель доходчиво объяснил нам правило защитной стойки, мы, пожалуй, не до конца осознали, что на полтора-два часа попадаем абсолютно в другой мир, где действуют свои законы. Наш товарищ Гликсман, забыв правило, опустил руки вниз — и над его головой пронеслась нога — немного даже ниже, чем в случае с Фади. В наших головах одновременно промелькнула мысль, что в третий раз она может пронестись еще ниже, но никто это проверять не решился.

После этого учитель представился:

— Меня зовут Итай, — тихо сказал он. — Теперь одной линией, самым быстрым шагом войти в спортзал.

Мы понеслись в зал. Первый урок не был таким уж сложным. Вначале разминка для разогрева мышц, а после Итай озвучил новые правила.

— Без моего разрешения никто не может говорить. Вообще. Хотите что-то сказать — поднимите руку и, только если получите разрешение, можете подать голос. Понятно? — вдруг повысил голос Итай.

— Понятно! — заорали мы в ответ, стоя в линии и самозабвенно защищая лицо кулаками.

— Если я кричу «Шура!»[13], все должны бежать в правый угол спортзала и выстроиться там в линию, защищая лицо руками. Неважно, что вы делаете, неважно, какая причина. Понятно? — снова с той же интонацией спросил Итай.

— Понятно! — заорали мы, наивно полагая, что просто продолжается какая-то игра.

— Сейчас вы должны отжаться столько раз, сколько я скажу. Скажу десять — отжимаетесь десять, скажу пятнадцать — отжимаетесь пятнадцать. Понятно?

— Понятно! — весело, уже с улыбками, гаркнули мы. Но развеселились мы рано.

— Сто двадцать раз, — прозвучало тихо, обыденно, будто названо было число десять или двадцать.

Ошеломленные, еще до конца не веря в реальность столь безжалостного задания, мы начали отжиматься, ожидая команды «Хватит!». Один десяток отжиманий, другой, третий, а команды все не было. Кстати, позже мы узнали от Итая, что, если бы кто-нибудь попытался его обмануть, сказав, что отжался требуемое количество раз, а на самом деле отжался меньше, его могли сразу же выгнать из Окец.

Мои руки дрожали: я никогда не отжимался так много за один раз, в конце концов, я играю на фортепиано! Где-то на седьмом десятке колебательных движений вверх-вниз я поднял голову и увидел нашего беленького полноватого Фади. Бедняга отжимался в луже собственного пота. Руки его разъезжались, он так смешно кряхтел! При виде такого зрелища я не выдержал и, несмотря на дикую усталость, рассмеялся. Итай это услышал. Спокойно, неспешно он подошел ко мне. Аккуратно дотронувшись до меня, тренер сделал знак рукой встать. Я стал в стойку, защищающую лицо.

— Тебе смешно? — спокойно спросил Итай.

Я снова перевел взгляд на Фади. Его ноги разъезжались по сторонам, каждый раз, когда он пытался подняться после очередного отжимания, издавая какой-то коровий крик: «ММУ-У-У!»

А я все еще не до конца усвоил, что нахожусь совсем в других условиях, и с улыбкой простодушно ответил: «Ну конечно! Посмотри на Фа…» — и ткнул в беднягу пальцем, опустив руки. Последний слог я произнести не успел, так как у меня резко закончился воздух от сильнейшего короткого удара кулаком в живот. От боли подломились колени, я рухнул на пол.

Итай участливо, прямо с отеческой заботой, предложил:

— Давай помогу.

И протянул мне свою крепкую руку. Корчась от боли, я схватился за его руку и, опершись на нее, встал. В последнюю секунду, когда я пытался выпрямиться и уж никак не ожидал удара, последовал новый, в то же место.

— Теперь тебе не смешно? — продолжал спокойно Итай, как будто бы ничего не случилось.

Теперь мне уже точно не было смешно. От боли на глаза невольно навернулись предательские слезы. Все, отжимаясь, смотрели на нас. Теперь все окончательно поняли, что крав мага — это не просто полтора часа занятий в неделю, это целых полтора часа в неделю напряжения и готовности в любую секунду защититься от удара. Это жестоко и больно. Но справедливо. Не смейся над ближним, если ему трудно, как бы комично он ни выглядел. Мы неожиданно попали совсем в другую реальность. А дальнейшие уроки только укрепляли наше понимание истинного положения вещей.

Есть песня, которую исполняет известная израильская певица Керен Пелес. Там есть строчка: «Итай не слишком-то дает волю чувствам». Что касается нашего Итая, он, вне всяких сомнений, полностью соответствовал данному персонажу из песни, и эта строчка стала очень популярной в нашем подразделении.

Итак, звучит команда «Четыре минуты — крав мага!» Сломя голову мы мчимся к своим рюкзакам. У каждого всегда готово все необходимое для тренировки: кроссовки, внутри кроссовок — капа, чтобы не забыть ее в комнате, футболка и носки. Переодевшись и схватив уже приготовленную бутылку воды, мы бежим в спортзал. Построение в каре на входе, сжатые кулаки перед лицом… И вот из спортзала выходит Итай.

— Вы готовы? — тихо, как всегда, произносит он.

— Готовы! — орем мы.

— В зал!

Мы ровным строем мчимся внутрь. Начинается разминка: бег по кругу, прыжки, отжимания — все это под подстегивающие крики Итая: «Быстрее! Быстрее!»

Уже через 20 минут такой разминки все истекают потом — самая приятная часть урока подходит к концу.

— Шура! — орет Итай резко, и мы мчимся в правый угол спортзала, становимся в ряд, защищая лицо.

Дальше начинались «игры». Им было несть числа — каждый урок приносил что-то новое или неожиданное. Единственным связующим звеном между этими играми всегда было лишь одно условие — следовало полностью выложиться, до полного изнеможения. Иногда четыре бойца крепко припирали тебя к стене, и надо было вырваться, применяя какие угодно приемы и удары, выпустить на волю все скопившееся в тебе бешенство, быть в раббаке. В другой раз мы разбивались на пары, и каждый всеми силами пытался перетащить напарника в свой угол зала. Начиналось все вполне безобидно — вы как бы вступали в неизнурительную и беззлобную борьбу. Но уже через минуту поединок превращается в безжалостный бой, где нет друзей и товарищей, есть только всепоглощающее желание победить.

— Остановиться! Шура! — слышится голос Итая, и мы мчимся в наш угол. Прелюдии закончились. Это были только цветочки — дальше начиналась следующая часть занятия.

Две минуты на то, чтоб надеть защитную форму крав маги. Мы мчимся в маленькую, не более шести квадратных метров, комнатушку в другом углу спортзала. По периметру помещения было аккуратно сложено необходимое обмундирование. До сих пор странно, как несколько десятков солдат умудрялись не только проникнуть внутрь, но еще и переодеться там — каску на голову, защитный жилет на тело, ракушка, наколенники, перчатки. Через две минуты все уже стояли в линии, защищая лицо. Итай быстро делил нас на две команды, и вот уже две линии выстраивались друг против друга по обеим сторонам зала. По команде тренера команды должны были бежать навстречу друг другу, сметая все и вся на своем пути, а именно других бойцов. Бегущие сталкивались, некоторые падали, другие мчались до конца зала. Дотронувшись до стены, они разворачивались и бежали обратно. Но, как вы понимаете, с другой стороны также были солдаты, которые стремительно мчались навстречу. И снова столкновение. И так десятки раз туда-обратно. Ты уже еле двигаешься, пот заливает глаза, и боль от каждого удара о бегущего навстречу становится нестерпимой. Иногда ты оказываешься на полу, а иногда падает тот, кто мчится на тебя.

Я заметил: если ты смалодушничал (а быстро бежать навстречу такому же несущемуся на тебя подобно тарану бойцу, поверьте, достаточно страшно) или жалел бегущего на тебя товарища и чуть притормаживал перед самым столкновением, то именно ты оказывался распластанным на полу и чувствовал каждой клеточкой тела, как твоя нерешительность или страх тебя подвели.

Казалось бы, что полезного в таких упражнениях? Никаким приемам не учишься, а риск травмирования очень велик. До того как я стал сержантом и получил подопечных солдат, я действительно не знал, как ответить на этот вопрос. Но когда мои солдаты начали уроки крав маги и я, как того требуется, приходил на занятия для наблюдения за процессом обучения, то заметил кое-что очень интересное. Результаты тех, кто притормаживал перед столкновением, будучи не в силах преодолеть свой страх, были невысокими и в других дисциплинах спецподготовки, во всей службе в целом. В то же время солдаты, которые упорно бежали вперед, не обязательно были лучшими и в других сферах подготовки. Наверное, такие занятия тренировали упорство, умение действовать без размышлений и философствований, в чем и заключается задача солдата. Они показывали, готов ли боец сделать все, что может, не давая волю страху, который, конечно же, присутствует в душе каждого. Как однажды сказал знаменитый генерал Эрез Герштейн, израильский герой, погибший во время военной операции в Ливане: «Мы все боимся, но мы не все трусы. Научитесь жить со своими страхами и побеждать».

Через полчаса столкновений слышалось заветное «Шура!» — и мы мчались в свой угол, понимая, что осталось последнее испытание. Мы клали несколько матов на пол и становились вокруг них, создавая квадрат — клетку. Все защищали лицо. Итай определял пару для спарринга, указывая пальцем:

— Ты и ты, выйти в центр. В голову не бить, между ног тоже. Кроме этого, нет правил. Я хочу увидеть, как вы покажете здесь все, на что способны. Времени после этого боя нет, — негромко вещал Итай.

Два бойца уже стояли в центре квадрата, глядя друг другу в глаза. Итай подходил к каждому и шептал что-то на ухо, и, поскольку стояла мертвая тишина, мы слышали каждое слово:

— Том, ты должен уничтожить его. Он тот, кто пытается навредить твоей семье, тебе. От этой минуты зависит твоя жизнь, твое будущее. Сейчас ты не человек. Ты животное, которое победит, несмотря ни на что. Ты меня понял?

— Да, — слышался хриплый голос под шлемом, и бой начинался.

В обыденной жизни текущую минуту часто просто не замечаешь. Здесь же она казалась вечностью. Когда ты изо всех сил наносишь и получаешь удары, то уже через полминуты опускаются руки, не хватает сил. Удары ногами — лоу кики — отдаются болью по всему телу, и нередко ты как подкошенный падаешь на маты. Но спарринг не прекращается — на тебя продолжают сыпаться удары. Если повезет, будет лишь два спарринга за урок, если не очень — то четыре-пять. Когда это заканчивалось, мы снимали с себя обмундирование, и упаси Бог, чтобы оно коснулось пола! В таком случае тебя, изможденного и избитого, Итай заставлял дополнительно бегать, а то и отжиматься. Каску, жилет, наколенники мы возвращали на место. До сих пор помню стоящий там отвратительный удушливый запах — смесь пота и резины, из которой было сделано обмундирование.

Но на этом занятие не заканчивалось. Далее Итай учил нас приемам и ударам — как отбиться от ножа, задержать человека и т. д. После спаррингов такие методы борьбы казались совсем несложными, мы уже понимали, что владение приемами — не главное для победы. После недолгого тренинга звучала долгожданная команда:

— Шура! Вы молодцы. Можете вернуться в свои комнаты.

Господи, как же сладостно это звучало! Мы бежали обратно — потные, избитые, вконец измочаленные, но счастливые!

Не знаю, смогу ли описать хоть малую толику тех чувств, которые мы испытывали, когда крав мага заканчивалась. Точно такие же эмоции, но с жирным знаком минус мы переживали перед занятиями, и даже больше. Ведь добавлялся фактор неизвестности, потому что расписания крав маги не было, о занятии мы узнавали всего лишь за четыре минуты. Из-за этой неопределенности страх перед Итаем, ожидание изнурительных отжиманий и беспощадных болезненных ударов от товарищей давили, словно пресс. Ожидание казни страшнее самой казни! И мы постоянно с трепетом ловили слухи о том, когда будет следующая тренировка. По каким только приметам не пытались определить начало занятия: «я видел, как Итай пошел в столовую», «я слышал, как офицер такой-то сказал, что крав мага будет тогда-то» и т. д.

Со временем мы перестали верить слухам и уж тем более никогда не шутили на эту тему. Никто из нас не позволил бы себе бросить фразу «Четыре минуты — крав мага!», если это не было правдой. Эта шутка была бы уже за гранью дозволенного, и за нее можно было серьезно схлопотать от товарищей.

Зато офицеры и сержанты пошутить любили. Однажды мой друг Гликсман вышел из столовой. Было около двенадцати. До часу дня у нашего подразделения было свободное время, и он пребывал в расслабленном, благодушном настроении. Неожиданно его внимание привлек большой белый лист бумаги, лежавший на земле, не заметить его было просто невозможно. Более того, на нем было крупно написано: «Прочитай меня», что Гликсман и сделал. Он развернул лист, а там было четыре слова: «Четыре минуты — крав мага». Благодушие Гликсмана тут же как ветром сдуло. Он воровато оглянулся по сторонам и, не увидев никого, быстро положил лист обратно на землю, будто бы его и не видел. Но тут же, словно глас Всевышнего, раздался окрик командира Одеда, наблюдавшего за солдатом издалека: «Чем раньше ты скажешь ребятам, тем больше времени из этих четырех минут у них останется. Время пошло!» Гликсману ничего не оставалось, как во всю прыть броситься к караванам, неся «радостную» весть: «Четыре минуты — крав мага! Четыре минуты — крав мага!» — орал он, и мы как ошпаренные бросились переодеваться. Просто так подобное никто не кричал бы — в этом сомнений не было ни у кого. За подобный розыгрыш расплата могла быть суровой.

А вообще, командование старалось устраивать крав магу в самые неожиданные моменты. Однажды в конце очень тяжелой ночи — пять-шесть подъемов по тревоге и марш-бросков — в пять утра мы вдруг услышали устрашающий и заставивший всех внутренне содрогнуться вопль о грядущем занятии. Хуже этого и придумать что-либо было сложно.

В одну из долгожданных пятниц, одетые в людей алеф — праздничную выходную форму, мы с нетерпением ждали автобус, чтобы уехать на шаббат домой. Автобус прибыл вовремя, все быстро расселись в нем. Мы почти дома! Автобус выехал за ворота базы, и тут один из офицеров воскликнул: «Мы забыли Тепера!» Мы огляделись. Действительно, Тепера среди нас не было. Как в воду канул! Ничего странного в этом не было — Тепер был очень спокойным и неприметным, и мы действительно могли его забыть. Пришлось возвращаться. Как только автобус вновь въехал на базу, Лютан встал посреди него и посмотрел на часы. Мы не обращали на него ни малейшего внимания. В мыслях все были уже дома. Но вдруг он сказал:

— Ну и чего мы ждем? Четыре минуты — крав мага!

Мы просто поверить не могли этим словам, только через несколько мгновений до нас дошло, что это не шутка, — и очертя голову все ринулись переодеваться. В тот шаббат мы приехали домой изрядно помятые и с синяками.

Кстати, Тепер все узнал до нас. Когда он незадолго до этого уже вместе со всеми поднимался в автобус, Лютан отозвал его в сторону и сказал:

— Ты остаешься в комнате, а мы вернемся к тебе через 10 минут.

Тепер сразу сообразил, где собака зарыта:

— Будет крав мага? — жалобно спросил он.

— Еще как будет! — широко улыбнулся Лютан. Подобных воспоминаний у меня очень много. Когда мы проводили тренировки походов с картами на севере страны, перед выходом в поход Лютан построил все наши группы — ведущих и големов — в линию и скомандовал:

— Всем повернуться ко мне спиной! У меня для вас сюрприз.

Мы повернулись, тоскливо понимая, что сюрпризы от Лютана приятными не бывают. И, увы, не ошиблись. Через несколько секунд за нашими спинами раздался знакомый, часто вызывающий у многих дрожь голос:

— Вы думали, что если вы не на базе, то крав маги не будет?

Итай нежно любит нас. Итай добрался и сюда…

Что же давали нам уроки крав маги? Оглядываясь назад, я понимаю, что многое. Они учили тому, что агрессивность, но только мотивированная, важнее, чем знание замысловатых приемов, что в конечном итоге сила духа важнее профессионализма, а без настоящего желания победить невозможно. Мы уяснили, что иногда на помощь приходит сама природа — инстинкты, которые удваивают, а то и утраивают силы. Раньше ты даже не подозревал об их существовании. Кроме того, привыкаешь к физической боли и перестаешь ее бояться! Это очень важно, ведь далеко не все люди, даже самые смелые, могут легко преодолеть страх перед болью. После семи месяцев, когда каждую неделю тебя по полтора часа валтузят кулаками, ты мало-помалу привыкаешь к этому. Боль уже не является сдерживающим фактором, как это было раньше, и вырабатывается воля к победе, стремление достичь ее, несмотря ни на что, даже если сил, казалось бы, не осталось. На протяжении месяцев занятий Итай постепенно усложнял наши спарринги. Теперь после минуты боя он заменял одного из пары бойцов на «свежего», оставляя биться его партнера. Потом еще на одного, и еще, и еще. А бессменный боец все продолжал и продолжал драться. Когда казалось, что он на пределе и сейчас упадет под ударами очередного противника или уже упал, Итай кричал ему:

— Давай, ты можешь! Ты можешь! Кричи! Победи!

И вдруг действительно у парня открывалось второе дыхание, включались скрытые резервы. Солдат вставал и с криками, одним только усилием воли, побеждал противника, у которого на тот момент было намного больше сил.

Итай был с нами очень строг, и многим от него доставалось. Конечно, все удары он наносил очень расчетливо, чтобы сделать солдату больно, но ни в коем случае не покалечить. Все было в рамках правил и устава. Мы очень боялись Итая. Даже сейчас при мысли о нем меня охватывает дрожь. Но он сделал нас сильнее, и это было главное.

Итай никогда на нас не кричал, не оскорблял. Он всегда говорил тихо, но властно. От его голоса нас изрядно трясло, и сердце замирало в груди. А иногда казалось, что оно вовсе останавливалось. Несмотря на такой страх перед ним, я понимал, что мы из одной команды. Когда Итай нас гонял и мы, чтобы не пропустить удар, закрывали лицо руками, я исподлобья смотрел на него и видел на его шее тоненькую золотую цепочку со звездой Давида. Это, казалось бы, незначительное обстоятельство еще больше убеждало в том, что мадрих свой, одной с нами крови, и все это он делает с единственной целью — чтобы мы стали сильнее духовно и физически.

Заключительное занятие крав маги длилось семь (!) часов. И все эти четыреста двадцать минут мы дрались, постоянно сменяя друг друга в спарринге на матах. Это было не просто тяжело: один из наших товарищей сломал ногу, другой — ребро. Около здания стояла машина скорой помощи — командование знало, чем может закончиться для некоторых это завершающее занятие. А в самом конце на маты вышел сам Итай и предложил желающим сразиться с ним. Вышли несколько парней. Но, несмотря на всю ту злость, которую мы накопили против нашего мадриха, на страстное желание отыграться за все муки, победить его было невозможно. Потом он снял форму, сел вместе со всеми в круг и искренне похвалил нас.

— Ребята, я очень надеюсь, что никого не обидел. Это все была игра, цель которой — научить вас чему-то новому.

Он виновато улыбался, словно извиняясь за свою вынужденную жестокость. В первый раз мы слышали совершенно другой голос нашего мучителя — мягкий и добрый.

Быть человеком

Одна из первых фраз, которую слышит человек при поступлении на службу в израильскую армию и которая сопровождает его потом постоянно, звучит так: «Вначале будь человеком, а потом — солдатом», или «Никогда плохой человек не будет хорошим солдатом». Несомненно, нужно беспрекословно выполнять приказы командиров, много тренироваться, иметь выдержку, но все это никак не является основополагающим условием в подготовке израильского солдата.

Возможно, это странновато звучит для армии, где, казалось бы, в первую очередь должны цениться дисциплинированность, смелость, смекалка и тысячи подобных качеств. Но почему-то командиры различных подразделений ЦАХАЛ, а не только Окец, в первую очередь делают упор именно на необходимость быть человеком. Несмотря на то, что в армии действуют гораздо более жесткие законы, чем на гражданке, критерии человечности в ЦАХАЛ и в гражданском обществе одни и те же.

Самое главное правило в армии, как я уже неоднократно говорил, — это никогда не врать. В этом, безусловно, есть рациональное зерно, ведь даже небольшое искажение фактов с целью выгородить себя может привести в дальнейшем к проблемам и ошибкам. Поэтому во время курса молодого бойца, когда с боевыми операциями солдаты еще даже не сталкивались, вранье уже считается самым большим преступлением, и наказание за него только одно — отчисление из подразделения. Порядочный человек не может и не должен врать — это аксиома.

В израильской армии всегда культивировалось уважение к другому человеку вне зависимости от его национальности, вероисповедания и цвета кожи. Я уже рассказывал об инциденте на одном из блокпостов, через который палестинцы попадали на израильскую территорию. Я заметил, как израильская девушка-солдат при обыске машины водителя-палестинца довольно грубо себя вела. Осмотрев автомобиль, она бросила водителю в лицо несколько оскорбительных слов. Я видел, как этот взрослый палестинец лет сорока стоял с опущенной головой, и представлял, какое унижение он сейчас испытывает, к тому же его, мусульманина, посмела унизить женщина! Я немедленно подошел к командиру этой девушки и потребовал, чтобы тот написал жалобу на ее действия, добавив, что если он этого не сделает, то напишу жалобу сам. Несмотря на то, что офицер был старше по званию, он согласился со мной полностью, написал рапорт, и впоследствии девушка была наказана. Не знаю, в какой еще армии, кроме израильской, такое возможно.

В ЦАХАЛ нам очень четко дают понять, что мы воюем не с народами — наши враги те, кто в силу своих извращенных представлений о добре и зле хочет нарушить мир, убивает мирных израильских граждан, причем не только евреев, но и мусульман. В своей фанатичной злобе они не задумываются, насколько вредят своим же детям и семьям, провоцируя войну с неизбежными смертями, страданием мирного населения, разрушениями и ненавистью, передаваемой из поколения в поколение. Бесконечная вендетта! Но для армии это не повод опускаться на уровень фанатиков-террористов. Их действия никогда не станут оправданием для израильских военнослужащих, необоснованно подвергающих унижениям и оскорблениям невинных людей. В таком случае солдаты должны быть и будут наказаны. Ведь такое отношение вызывает желание ответить тем же, а то и более жестоко. И совершенно невинные люди пострадают, став жертвами мести.

Во время операции «Литой свинец» в секторе Газа в 2006 году несколько израильских военнослужащих прочесывали арабскую деревню. Было известно, что боевики террористической организации ХАМАС часто минировали дома или прятали бомбы рядом с ними. Во дворе одного из домов, прямо на входе, недалеко от которого сидел ребенок, двое солдат заметили подозрительную сумку. Солдаты окликнули мальчика и попросили убрать сумку с прохода. Им казалось это вполне логичным: ведь если его родители, живущие в этом доме, подложили бомбу, их сын мог погибнуть. В сумке взрывчатки не оказалось, но по возвращении эти военнослужащие предстали перед судом. Они должны были рисковать своей жизнью, а не жизнью арабского ребенка, даже если бы его родители были террористами. Дети не должны быть втянуты в военные действия, несмотря ни на что.

Конечно, в ЦАХАЛ действует еще одно железное правило — не воровать никогда и ни при каких обстоятельствах. Когда мы стали бойцами Окец, один из наших товарищей на каждой операции брал из арабских домов мисбаху — арабские четки, используемые мусульманами во время молитвы. Брал не с целью обогащения (четки стоили сущие копейки), а как сувенир на память об операции. Что-то вроде скальпа врага у индейских племен в былые времена. Когда мы об этом узнали, то, хотя и служили вместе с ним уже долгое время, написали на него жалобу командиру подразделения и попросили убрать этого солдата из нашего подразделения. Воры недостойны служить в Окец, недостойны быть боевыми солдатами, они позорят нашу армию! Этого человека отчислили, несмотря на то, что было затрачено много сил, времени и денег, чтобы сделать из него военного кинолога.

В израильской армии считают, что быть хорошим человеком означает быть хорошим другом.

В армии, а особенно в спецподразделениях, ты должен быть уверен, что можешь всецело положиться на своих друзей, а они — на тебя. Твой товарищ, находясь на боевой операции, знает, что ты прикроешь его, и наоборот. Естественно, что боеспособность любого подразделения многократно возрастает, если все его солдаты сплочены и безоговорочно доверяют друг другу. Командование отлично это понимает. Неслучайно в спецвойсках каждые два месяца проводится анонимное анкетирование, о котором я уже рассказывал. При анкетировании, помимо всего прочего, каждому военнослужащему задают вопрос, какие из его товарищей нравятся ему больше, а какие меньше и почему. Данная информация помогает командованию объективно оценивать каждого солдата, понимать, как он контактирует с товарищами, насколько высок его авторитет в коллективе, видят ли в нем лидера или нет. И если какой-нибудь солдат стабильно после нескольких таких опросов получает много отрицательных оценок, то его служба в спецподразделении заканчивается. Возможно, это жестоко, но, несомненно, справедливо. Армии нужны лишь те, на которых в трудную минуту можно положиться. Такое анкетирование и меры, принимаемые по его результатам, — дополнительное подтверждение того, что в армию в первую очередь отбирают людей по моральным, а не по физическим качествам.

Наш сослуживец Фади был не самым хорошо подготовленным с физической точки зрения. Он был полноват, и никакой бег и тренировки не могли этого изменить — с генетикой не поспоришь. Когда мы сдавали экзамен курса молодого бойца, включающий бег, отжимания, прыжки, подтягивание на канате и многое другое, Фади был в отчаянии. Он уже два раза не смог сдать экзамен в положенное время. Его основным врагом была бетонная стена высотой около 120 см, которую мы должны были перелезть в ходе экзамена в полном обмундировании. Фади из-за своей комплекции никак не мог этого выполнить. Он подтягивался, разгонялся, пытался перекатиться, но осилить стену был не в состоянии. И он проходил экзамен еще раз. И снова мучительный провал. Следующая неделя — и снова Фади возвращается грустным в палатку. Лишь с четвертой попытки наш товарищ преодолел стену. Какой же праздник был в нашем отряде! Фади был героем! Командование отлично понимало, что это всего лишь физические недостатки. Однако по морально-нравственным качествам, серьезности в отношении к делу и упорству Фади не было равных. Физическую форму можно усовершенствовать, а вот человека со столь ценными качествами найти не так-то просто.

Лично я очень боюсь высоты и даже не представлял, как смогу прыгнуть с парашютом. Я знал, что это часть нашей подготовки, но старался не думать, что этот момент наступит. Если начистоту, то сначала было не просто страшно — я испытывал леденящий кровь ужас! Но после двух недель тренировок на вышках, с которых мы прыгали, страх высоты притупился и, когда нас впервые подняли на самолете, я без колебаний шагнул в открытый люк. Ладно, скажу правду: меня оттуда выкинули. Но результат налицо — я это сделал! У каждого были какие-то проблемы при подготовке, но все они решаемы, хотя иногда и могут изрядно потрепать нервы. Главное — оставаться человеком в любых обстоятельствах, а этого, к сожалению, одними тренировками не добиться. Надо научиться побеждать в себе страх.

Дополнительное и очень важное качество — умение брать на себя ответственность. В жизни невозможно все предусмотреть, особенно в армии, тем более — в ходе военных операций. Например, когда твоя собака, преследуя террориста, вдруг потеряла след, а за тобой следуют десятки солдат. В таком случае нужно найти в себе мужество остановиться, признаться, что след потерян, и придумать новую стратегию преследования. Боязнь взять на себя ответственность за происходящее может привести к печальным последствиям.

Ни в армии, ни на гражданке не бойтесь оставаться верным своим принципам. Как-то раз спустя две недели после начала курса молодого бойца мы дружно храпели в своих палатках, когда наш сержант Одед объявил тревогу. Оказалось, в беседке для курения было не убрано, и Одед решил исправить данное упущение в два часа ночи. Для начала, конечно, мы немного побегали, поотжимались и поползали. Но, когда Одед приказал нам подбирать окурки голыми руками, я решительно отказался. Представьте, по сути чонг, которого сержант мог при желании легко вышвырнуть из подразделения, отказался выполнять приказ. Все мои товарищи не могли в это поверить. Не мог поверить в это и сержант.

— Ты отказываешься выполнить мой приказ? — Одед наконец пришел в себя. — Ты понимаешь, что за это может быть?

— Понимаю, — ответил я. — Но я никогда не курил. Никогда не брал в руки сигарету и не собираюсь это делать сейчас. Я понимаю, что не выполняю приказ, и прошу заменить эту работу какой-нибудь другой, пусть даже и более тяжелой.

Сержант Одед пришел в ярость.

— Через десять минут чтобы был напротив офицерской палатки со своим беретом. И готовься к худшему, — злобно прошипел он.

В назначенное время я стоял перед офицерской палаткой по стойке смирно — зеленый берет на голове, руки сжаты в кулаки, автомат около правой ноги. Настроение было отвратительное. Я очень боялся! Ведь меня могли запросто отчислить за невыполнение приказа из подразделения, в которое я с таким трудом попал и о котором мечтал со школы. И так глупо оказаться отчисленным! А еще этот приказ явиться со своим беретом, словно намек на то, что красного берета[14] мне не видать как своих ушей.

Вот полы палатки распахнулись, и оттуда вышли офицер Лютан и сержант Одед. «Ты отказываешься выполнять приказ?» — без предисловий резко спросил офицер.

Я повторил все, что сказал Одеду:

— Командир махлака[15], я никогда не курил и не дотрагивался до сигареты. Я готов бегать всю ночь, в качестве наказания готов выполнять любую работу, даже намного труднее той, от которой отказался. Но трогать сигарету я не буду.

Затем, после успешной сдачи экзамена, в зависимости от подразделения цвет берета меняется. В спецподразделениях и у парашютистов — береты красные. У саперов — серые, у бойцов пехотной бригады Голани — коричневые, бригады Гивати — фиолетовые, у моряков темно-синие и т. д.

Лютан посмотрел на меня и просто сказал: «Ты можешь идти».

Эту ночь я не спал. Совсем. Вначале меня гонял сержант Одед, а потом сержант Эйтан. Я бегал, отжимался, с меня градом катился пот, все тело сковала свинцовая усталость, но я был счастлив! Меня не отчислили из подразделения, о котором я столько мечтал. И был бесконечно горд собой: невзирая на реально маячащее отчисление за неповиновение, я сумел защитить свои убеждения.

Позже, когда я уже прошел курс молодого бойца, сержант Одед сказал, что мой поступок, именно поступок, а не нарушение, является одним из тех, после которых командир понимает, что по-настоящему познакомился с солдатом и увидел, чего тот стоит. После этого случая Лютан и сержанты Одед и Эйтан окончательно убедились в том, что я им подхожу.

После всего сказанного в этой главе у некоторых читателей может сложиться впечатление, что моральные качества в израильской армии приоритетнее профессиональных, что из-за этого ее бойцы физически менее выносливы и хуже осваивают военное ремесло. Это далеко не так: всесторонней физической и специальной подготовке в ЦАХАЛ уделяется самое пристальное внимание. Но если придется выбирать из двух солдат, один из которых пробегает два километра за шесть минут двадцать пять секунд, а второй — за семь сорок, но при этом первый врет и не уважает своих товарищей, то предпочтут второго. Ненадежный и морально неустойчивый солдат снижает боеспособность армии, увеличивает риск человеческих потерь и подрывает принципы, на которых построена еврейская армия.

Есть еще одна, на мой взгляд, причина, почему в израильской армии столь высоко ценятся человеческие качества, почему нам об этом твердят с первых дней службы — это превратилось даже в некую религию, в своеобразную «армейскую Тору». Даже сейчас ловлю себя на мысли, что до конца не уверен: мои это выводы или их вложили мне в голову за три года службы. По моему мнению, упор на человечность сделан еще и для того, чтобы мы отличались от своих врагов — были морально намного выше, гуманнее. Это не слабость, это секрет нашей силы! Высокоморальный солдат, чьи нравственные принципы не позволяют вершить насилие над безвинными и беззащитными людьми, намного сильнее фанатика-террориста.

Мы, израильтяне, постоянно боремся с террористическими организациями и группировками, которые можно с полным правом считать Абсолютным Злом. Террористы убивают других людей лишь за то, что у тех иные взгляды, религия. А в жестокости войны без крепких моральных устоев очень легко опуститься до уровня своего врага. И в чем тогда смысл такой победы?

Есть такая притча. В одном королевстве на горе поселился кровожадный дракон; он требовал дань людьми, которых поедал. Все вокруг очень страдали, но противостоять дракону не осмеливались. И вот нашелся храбрый рыцарь: он поднялся на гору и убил чудовище. Народ ликовал и в благодарность за избавление выбрал рыцаря-победителя своим владыкой. Но очень скоро рыцарь стал требовать себе почестей, славы, а потом и… людей. Так на горе появился новый дракон. И народ стал ждать нового рыцаря.

Мы не хотим стать таким драконом, и могу уверенно сказать, что мы им никогда не станем. А значит, останемся победителями.

Израиль переполнен тренирующимися солдатами

Израиль просто переполнен тренирующимися солдатами! По утрам, когда люди собираются на работу, отводят детей в садики и школы или совершают пробежки, чтобы поддерживать себя в форме, армия тренируется. По вечерам, когда все ужинают, смотрят телевизор или веселятся в барах и на дискотеках, армия продолжает тренироваться и проводить военные операции. Даже ночью, когда большинство людей спят и видят сладкие сны, солдаты, обливаясь потом, тяжело дыша и только мечтая о сне, все так же продолжают тренироваться.

Я не говорю о занятиях на полигонах или базах. Все армии мира непрерывно повышают свою боеготовность. Израильская же армия для этих целей использует и множество гражданских объектов, включая места, где обычные люди работают или отдыхают. Это могут быть пляжи, на которых днем полно отдыхающих, или территории кафе и ресторанов.

Бойцы Окец, к примеру, часто тренируются с собаками в школах или в других государственных учреждениях, так как подобные здания, не дай Бог, могут быть захвачены террористами. Тренируемся мы и в полях, где фермеры выращивают урожай, и обучаем своих собак идти по следу. И так поступают все подразделения, все войска — летчики, танкисты, пехота, разведка. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю по всему Израилю армия тренируется. И очень часто там, где вы ходите, работаете, отдыхаете, несколько часов назад тренировались солдаты. Для граждан Израиля это обыденность, они видят военнослужащих, когда идут на работу или едут куда-то в автомобиле или автобусе.

Моя мама живет в городе Беер-Шева. Про него в Израиле говорят, что это столица пустыни. Однажды к ней в гости приехали друзья из бывшего Советского Союза. В воскресенье утром они собрались в Иерусалим. Мама подробно рассказала, как добраться до главной автобусной станции Беер-Шевы и оттуда уже доехать до Иерусалима.

Пришло воскресенье, и гости отправились в поездку. Примерно через полчаса маме позвонила рыдающая подруга. Сквозь всхлипы мама услышала: «У вас начинается война! Мы сейчас на автобусной станции, и она вся переполнена солдатами с оружием! Нам страшно! Мы не знаем, что делать!»

Мама сразу все поняла и успокоила подругу. Дело в том, что в воскресенье тысячи военнослужащих возвращаются домой после шаббата, солдаты повсюду — на автовокзалах, в привокзальных магазинах, в очередях на автобусы. Стороннему наблюдателю, не знающему специфики Израиля, может показаться, что проводится массовое выдвижение войск и страна готовится к войне.

Бывает, что во время тренировок на пути случайно встречаются военнослужащие различных подразделений. У нас это довольно часто происходило в ходе тренировок с картами. Идешь по какой-то незнакомой местности и неожиданно натыкаешься на военнослужащих с Гивати, Гоани или другого подразделения. Вы здороваетесь, как старые друзья, и щедро делитесь друг с другом информацией об особенностях местности.

Однажды мы проводили тренировку с собаками в четыре часа утра. Ее суть заключалась в том, чтобы научить наших питомцев лаять на дерево, если в его кроне спрятался террорист. В тот раз роль террориста играл Омри. Он старательно оставил следы около дерева, а потом залез на него, поджидая собаку.

Уже после тренировки, когда мы отдыхали и пили кофе, Омри рассказал, что встретил двух тренирующихся бойцов суперэлитного подразделения Генерального штаба Армии обороны Израиля Сайерет Маткаль.

— Я с ними поздоровался и показал интересующее их направление, — невозмутимо закончил свой рассказ Омри.

Казалось бы, что тут такого? К таким встречам мы привыкли. Но тут Тепер задумался:

— Подожди, но ты же в это время должен был сидеть на дереве!

На что Омри все так же спокойно ответил:

— Ну да. Я в это время был на дереве.

Еженедельные тренировки на Средиземном море включали много бега, воды и солнца. Можно было подумать, что речь идет о курорте, но через 4 часа упражнений такое ощущение пропадало

И через мгновение лесная тишина буквально взорвалась от нашего хохота. Смеялись все, и Омри в том числе. Вы только представьте эту картину! Четыре часа утра. Абсолютная темень. Вокруг ни души. Два парня идут по лесу. Нервы напряжены. И вдруг их сверху кто-то окликает:

— Ребята, как дела? Вы куда путь держите?

Сквозь смех кто-то спросил Омри:

— А они не испугались?

У того лицо сразу вновь стало спокойным, даже задумчивым. И через паузу он произнес:

— Теперь я понимаю, почему они были немного настороженными.

И вновь взрыв хохота! Действительно, можно встретить солдата в самых неожиданных местах. Например, несколько дней мы тренировались с подразделением Эгоз, предназначенным для контрпартизанской борьбы: его название с иврита переводится как «орех». Отличительная черта бойцов этой части — умение идеально маскироваться. Благодаря этому они могут заходить туда, куда, казалось бы, пробраться незамеченным просто невозможно.

В один из вечеров у нас была совместная тренировка в одной из деревень в центре Израиля. Жителей об этом оповестили заранее, но ничего конкретного им сказано не было — указали лишь даты, когда начинается и заканчивается тренировка. Подобные мероприятия в тех местах проводятся часто, и люди к ним привыкли. Такие предупреждения обязательны, так как многие израильтяне имеют огнестрельное оружие, и если кто-то из вооруженных гражданских лиц увидит, например, что к его дому кто-то подкрадывается, то может возникнуть стрельба. Суть тренировки заключалась в том, что нужно было незаметно проникнуть к гражданскому дому и забрать находящуюся в радиусе расположения дома записку, оставленную армией. При этом хозяева дома, как правило, и не подозревали, где она спрятана.

И вот день X, точнее вечер, настал. Как назло, возле дома, куда я должен был проникнуть, за столом ужинала семья. Но делать нечего, приказ есть приказ, и я стал потихоньку подкрадываться ползком. Это заняло минут сорок, и, проползая метрах в пяти от стола, я был уверен, что семье не до меня. До цели было уже совсем близко, но, к моей великой досаде, ребенок лет четырех-пяти не участвовал в беседе взрослых, а смотрел по сторонам и вдруг радостно закричал: «Папа, мама! Смотрите, солдат!» Те увидели меня и стали смеяться. Та еще картина! Я стою на четвереньках, на лице камуфляжная краска, в руках оружие. А рядом мирная семья спокойно ужинает.

— Добрый вечер! Приятного вам аппетита! — сказал я, помахал рукой и, не выдержав, тоже рассмеялся. Конечно, в моем смехе была и горечь, ведь задание-то я провалил. Слабым утешением стало то, что взрослые сказали, что, если бы не их сын, они бы ни за что меня не заметили. После этого мужчина отдал мне конверт с запиской. Он видел, как за несколько дней до этого офицер спрятал его на веранде дома.

Тренировка по спасению раненого друга — один из важнейших принципов подготовки в израильской армии, неважно, в воде или на суше. В конце концов каждый израильский ребенок должен вернуться после армии домой

— А теперь у тебя есть десять минут, чтобы с нами поужинать, — сказал он с улыбкой, протягивая мне записку.

Хотя я задание не выполнил, о чем, конечно же, доложил командованию, зато перед шаббатом на базе вкусно поел.

Кстати, расскажу об интересном опыте бойцов Эгоз. Однажды солдат спросили, как они умудряются оставаться незамеченными во время тренировок и военных операций. Иногда они могут находиться с тобой в одной комнате, но ты долгое время не будешь даже подозревать об этом. Ответ был следующим: «Очень часто на боевых операциях солдату кажется, что если он видит противника, то и тот его видит. Из-за этого солдат начинает нервничать, делать какие-то лишние движения. Именно в такой момент велика вероятность того, что его заметят. Но если его движения будут очень медленными, если он будет выжидать двадцать-тридцать минут, прежде чем сделать следующий маленький шаг и не думать, что его могут заметить, то этого и не произойдет, потому что в основном человек не ищет других людей вокруг себя беспричинно. Все дело в движении, на которое люди могут отреагировать».

Этот интересный опыт я взял на вооружение. Ведь очень часто из-за того, что мы о чем-то усиленно думаем или беспокоимся из-за каких-либо неприятностей, кажется, что другой человек неминуемо это заметит. Логика проста: если я так чувствую, значит, и другой ощущает то же самое и способен понять это без слов. И нередко при этом возникает недопонимание между людьми. Кажется, что наше состояние очевидно для другого человека и он должен это учесть в своем поведении — промолчать, подбодрить, уйти или, наоборот, подойти. И, когда этого не происходит, обижаемся и разочаровываемся. А на самом деле другой человек просто не замечает, что с нами происходит, что нас тревожит, что вызывает неудовольствие. Поэтому лучше рассказать ему об этом!

Бывает и ситуация, когда мы думаем, что нашу неуверенность, робость, нерешительность обязательно заметят и осмеют. Из-за этого мы часто не решаемся на какие-то поступки, опасаясь показаться смешными. Но, скорее всего, никто не обращает на это внимания — это все сидит лишь у нас в голове. Просто соберитесь — и делайте начатое, не думая о том, как вы выглядите со стороны и что другие люди думают о вас.

Ночная тренировка в лесу с молчаливыми четвероногими спецназовцами. Их глаза везде. Они — профессионалы своего дела

Но вернемся к нашим тренировкам. Очень часто обычные израильтяне, видя тренирующихся солдат, пытаются им чем-то помочь. Однажды мы передвигались в винограднике, ориентируясь по картам. Было как раз время сбора урожая. Тут к нам подъехал фермер с огромным ящиком винограда и сказал: «Ребята, как мне передать вам все это?» Мы махнули рукой в сторону нашего лагеря, а когда вернулись с тренировки, то отведали вкусных сочных ягод.

Когда вечерами и ночами мы тренировались в школах, очень важно было оставить здание чистым после себя, ведь утром туда придут дети. Помню, в моменты уборки у меня было ощущение чего-то нереального — мы бегаем по школе в бронежилетах, с автоматами в руках, наши собаки рычат, а через несколько часов дети сядут здесь за парты.

Если вы побываете в Израиле, а после вас спросят, что интересного, необычного вы видели там, то наверняка вы расскажете и о тренирующихся солдатах, которые попадаются на глаза везде и всюду. «Да страна просто переполнена ими!» — воскликнете вы и будете абсолютно правы.

Уроки феминизма

Существует мнение, которое имеет под собой определенную объективную подоплеку, что любая армия мира — это пропитанная мужским шовинизмом организация и девушкам там не место. По крайней мере, уж точно не в боевых войсках.

В ЦАХАЛ «женский вопрос» решается иначе, чем в других армиях мира, а особенно в Окец, где наравне с парнями служат девушки-кинологи. Боевые кинологи!

Я уже упоминал о 50-километровом марш-броске, после которого мы с базы Пелес были переведены на Миткан Адам. Там нас на последних километрах, уставших, несущих носилки, встретили бойцы части со своими четвероногими друзьями, и мы уже единой командой завершили этот марш-бросок. Теперь добавлю, что среди этих бойцов было много девушек. Тот факт, что в израильской армии в боевых частях служат девушки, меня никогда не удивлял, в отличие от моих друзей из других стран. Я, наоборот, удивляюсь тому, что некоторые не понимают простой истины: государство принадлежит в равной степени и мужчинам, и женщинам, а значит, и ответственность за его безопасность в равной степени несут все.

Однако во время службы в армии я не сразу пришел к этой истине и однажды сильно оплошал, совершил ошибку, характерную для большинства мужчин, после которой мне преподали урок, засевший в памяти по сей день.

На базе Миткан Адам недалеко от наших палаток был огражденный забором участок, где в караванах жили сорок девушек — военнослужащих подразделения. Как и мы, они проходили подготовку, которая отличалась от нашей, но все равно была очень тяжелой, требующей выносливости и терпения. Более того! В израильской армии девушки служат два года, а не три, как парни. Но только не в Окец! Если девушка захотела стать кинологом, она должна согласиться на еще один дополнительный год пребывания в армии. И недостатка желающих попасть в нашу часть даже на таких условиях среди прекрасного пола не было! Девушки, мечтавшие о службе в качестве кинолога, готовы были на все испытания.

Когда мы только прибыли на новую базу, то не успели хорошо познакомиться с нашими коллегами-девушками. В основном мы встречались в столовой — другого времени у нас просто не было. Все остальные часы были плотно забиты тренировками, занятиями и марш-бросками, плюс всего четыре-пять часов на сон. У девушек был свой командир, точнее, командирша, о чьей злобности на базе все знали. Мы часто слышали и видели, как она нещадно гоняла своих подчиненных. Казалось, ей не хватало точек приложения своих сил, так упоенно она изматывала девушек на тренировках. Имени ее мы не знали, но между собой называли даму «Банановой Клубникой» — кожа лица у нее была красная, а волосы, собранные в пучок, какого-то странного желтоватого оттенка.

В тот день мы закончили занятия около девяти вечера, получили шаат таш — час отдыха — и с удовольствием звонили родителям, девушкам, ели сладости и общались. Я уверен, что этот свободный час — самое демократичное время, которое только есть в армии. Ты можешь беседовать на любые темы. Никаких запретов. Тебе никто не имеет права что-либо запрещать говорить и обсуждать, даже сам начальник Генерального штаба ЦАХАЛ. Именно так должны проходить обсуждения в демократическом государстве, не исключая армию. Ведь это помогает прийти к согласию между людьми, сгладить неизбежные противоречия между ними. Ты начинаешь лучше понимать своего соседа по палатке, хотя у того совершенно иное мировоззрение, а он — тебя. В конечном счете, это укрепляет общество и армию.

Но вернемся к тому дню. Лежа в кроватях, мы слышали крики Банановой Клубники: «Быстрее! Еще быстрее! Вы не укладываетесь в норматив. Будете бегать здесь всю ночь!»

Невольно в палатке все начали прислушиваться к этим крикам. Я не удержался и высказался:

— Мне кажется, это ужасно, что девушки служат в боевых войсках.

— Почему ты так думаешь? — спросил мой сослуживец Дор.

Я сказал, что девушка — это нежный цветок и что она должна тратить свои силы на то, чтобы сделать этот мир лучше, красивее, а не бегать с оружием и стрелять. И это очень плохо, что мы дошли до того уровня, когда девушка становится бойцом.

В нашей палатке тут же возник диспут. Некоторые ребята поддержали меня, другие не согласились, утверждая, что такое мнение — проявление мужского шовинизма. Мы говорили громко, ничуть не опасаясь, что нас могут услышать и наказать за подобные разговоры. Мы чувствовали себя свободными людьми. Да так это и есть! Постепенно спор затих, и ребята в палатке стали засыпать.

Неожиданно мы услышали крик нашего офицера Лютана: «Тревога! Через две минуты все должны стоять в спецобмундировании с касками на головах на плацу!» Конечно, в тот момент мы не думали о причине тревоги. Все происходило на уровне рефлекса: тревога — вскочить — одеться — выскочить на плац. Никаких мыслей, главное — скорость, чтоб уложиться в заданное время. И вот через две минуты мы уже стоим буквой «П» перед офицером в еще мокрых от дневного пота рубашках. Лютан вызвал меня из строя и приказал подойти к машине, которая стояла недалеко от нас, и обойти ее, непрерывно отжимаясь. Сделать это было, как вы понимаете, не так уж легко. Во-первых, очень трудно отжиматься во время ходьбы. Во-вторых, у меня было оружие с шестью дополнительными обоймами и каска на голове.

Уже через полминуты я начал потеть. Все мои сослуживцы сочувственно наблюдали за экзекуцией. Последовал новый приказ Лютана: «А вы чего стоите? Всем отжиматься, пока он не пройдет эту дистанцию». Все тут же приняли положение лежа и стали отжиматься, сопя и кряхтя.

Едва я закончил обходить машину, Лютан приказал: «У вас есть две минуты, чтобы обежать вокруг лагеря». И мы бросились бежать. Все уже понимали, что все это неспроста, а в наказание за какую-то провинность. Но за какую? Все терялись в догадках.

Когда мы обежали базу, судорожно глотая воздух, офицер сказал: «Неплохо». И добавил, что если кто-то считает, что он лучший боец, чем девушки, то глубоко ошибается, ибо многие из девушек, которые служат у нас на базе, сделали бы это намного лучше нас. Все стало ясно. Нас наказали за спор в палатке. И тут откуда ни возьмись перед нами появилась Банановая Клубника. Так вот откуда ноги растут! Это она услышала наш спор и рассказала о нем Лютану.

— Я слышала ваш разговор, — холодно произнесла она в полной тишине. — И хочу сказать только одно. Не вам решать, как я стану защищать свою страну. Не вам решать, носить мне оружие или не носить. У вас никогда не было и не будет такого права.

Тяжело дыша, в мокрой от пота униформе мы стояли перед ней, и нам было стыдно, ведь она была абсолютно права. После того как нам разрешили вернуться в свои кровати, я подошел к Банановой Клубнике и искренне извинился. Сказал, что это для меня стало действительно важным уроком. В ответ она улыбнулась и ответила, что очень рада слышать такие слова.

Этот случай я запомнил на всю жизнь. Изначально к феминизму каждый из нас относится по-разному, в зависимости от образования, мировоззрения, традиций. Но следует понять простую истину: никто не вправе решать за женщину, что она должна делать, а что нет. Это должен быть только ее личный выбор и ничей другой. Остановитесь на секунду и задумайтесь. Давал ли вам кто право решать за других, как им жить?

Окончание спецподготовки

Вот и настал момент, о котором мы мечтали все девять месяцев спецподготовки, — день ее окончания! Позади курс молодого бойца, где из нас, вчерашних школьников, лепили нечто вроде заготовки для бойца Окец. Это как кусок глины, который постепенно принимает форму кувшина. Уже угадывается горлышко, дно, но еще нет четких очертаний и деталей — ручки, носика. Заготовка, одним словом. Потом были еще три месяца подготовки, где заготовка все больше приобретала нужную форму.

И вот мы вышли на новый рубеж: через шесть месяцев каждый из нас станет кинологом, на груди засверкают значки нашего подразделения! Но пока это все впереди. А сегодня последний день спецподготовки.

Это был четверг. Праздничный четверг. Многие трудности позади, а новые еще только маячат на горизонте. Значит, нас ожидает несколько беззаботно-радостных дней, до самого воскресенья после шаббата, щедро приправленных острым соусом ожидания новой жизни. В тот день у нас намечалось два волнующих события. Вначале — швират дистанс — дословно с иврита «поломать дистанцию». Очень интересный ритуал, который есть, наверное, только в израильской армии. Все происходит в нашей общей большой палатке. В нее зайдем мы, наш офицер Лютан и два наших сержанта — Одед и Эйтан. Зайдут командирами, а выйдут уже нашими друзьями — дистанция между нами будет до минимума сокращена, и мы даже сможем на законном основании называть их по имени.

С воскресенья каждого из нас направят в один из трех отрядов Окец, у нас будут новые командиры. А перед этим следовало пройти интересный и очень сердечный ритуал прощания с прежним руководством. Как только Лютан произнесет слова швират дистанс, все мы дружно набросимся на него и сержантов… с кулаками. Нет, конечно, никто по-настоящему их бить не будет, все чисто символически. Мы как бы будем мстить им за все те трудности армейской службы, которые они нам создали: за изнурительные марш-броски, за бесконечные шамнаши, за постоянные недосыпы в Наби Муса, за таскание огромного бревна. Конечно, все это было необходимо, чтобы закалить нас, подготовить к предстоящей суровой действительности. Все это отлично понимают, а поэтому на бывших командиров будут сыпаться не удары кулаков, а дружеские толчки, как бы говорящие «Прощай, друг. Ты мне здорово помог. Спасибо тебе за все». И вот знакомая палатка. Раскладушки, расставленные буквой «П». Мы садимся на них. Входят наши командиры. Привычно вскакиваем. Но дальше все пошло по иному сценарию. Вначале Лютан неожиданно сказал: «Садитесь, зачем вы вскочили?» Все улыбнулись и немного расслабились. Дальше Лютан не стал описывать наши грехи за неделю, а начал рассказывать о себе. Где родился, где живет, как попал в это подразделение. Поведал нам смешные истории из нашей службы. Именно тогда я узнал, что когда он застал Марка курящим в карауле, то чуть не рассмеялся от его ответов на грани фола. Он вспоминал, как смеялся, наблюдая за нашей суетой на шамнашах. И в наших глазах Лютан и сержанты Одед и Эйтан неожиданно превратились просто в друзей. Мы осознали, что все их придирки, трудности, которые они нам создавали, были частью игры, жесткой мужской игры. И по-другому они просто поступать не могли, это было бы нарушением правил. И когда через полтора часа задушевной беседы как-то обыденно прозвучало: «швират дистанс», то у нас не возникло иного желания, кроме как отблагодарить своих командиров, что мы и сделали дружескими толчками.

У Лютана, Одеда и Эйтана армейская служба пока не заканчивалась, кто-то из них даже будет, как и мы, служить с собаками, пока не истечет трехлетний армейский срок. Однако с завтрашнего дня наши пути расходились.

Второе не менее, а может, и более волнующее событие — распределение по отрядам. Наша часть состояла из трех отрядов.

Первый назывался Ткифа — «Атака». Кинологи и собаки из этого подразделения помогали бойцам антитеррористических спецподразделений. В здание, захваченное или предположительно захваченное террористами, первой запускают специально обученную собаку. Ее задача — обнаружить террориста, а если их несколько, то выделить наиболее опасного и отвлечь его на себя, давая бойцам спецподразделения время для атаки. К сожалению, много собак этого подразделения гибнет, и почти каждый год все новые и новые собачьи имена высекают на надгробных камнях на специальном собачьем кладбище около нашего подразделения. Собаки гибнут, чтобы жили наши солдаты. Арифметика простая, жестокая, но очень правильная: каждая собачья смерть — это чья-то спасенная жизнь, а порой и сразу несколько.

Выше я уже рассказывал, что благодаря собаке из Ткифа Окец стал известен широкой публике. Произошло это в 1980 году, когда группа террористов проникла в кибуц Мисгав Ам и захватила в заложники детей в детском садике. На освобождение был брошен спецназ Генерального штаба Сайерет Маткаль. Решающую роль в успехе операции сыграл пес Томми. Он первым атаковал террористов и вызвал огонь на себя. Все террористы были уничтожены, заложники освобождены. Но собака погибла и была похоронена со всеми воинскими почестями, положенными бойцам спецназа.

Второй отряд — Ханам — специализируется на поиске взрывных устройств. Кинологи этого отряда во время боевых операций проверяют дороги, дома и любые другие места и сооружения, которые могут быть заминированы. Специалист с собакой идет впереди, чтобы обозначить возможную угрозу, а значит, сделать передвижение всего спецподразделения более безопасным.

Третье подразделение — Мирдафим — отряд преследования. Именно туда я хотел попасть. За несколько месяцев до окончания девятимесячного курса с нами проводили беседы о предназначении каждого отряда, и все мы уже выбрали себе подразделение по душе. Мирдафим занимался охраной границ. Задачей его бойцов было преследование террористов, проникших из-за границы — с территории сектора Газа или Синая, а также внутри страны — в районе Иудеи и Самарии. Кинолог с собакой направляются по взятому следу, а за ним — бойцы других подразделений. Задача — быстро обезвредить террористов, чтобы те не смогли причинить вреда израильским гражданам.

3 минуты, 20 человек и один бронетранспортер. Это тоже часть тренировок, хотя и очень веселая

Как видите, специфика этих трех отрядов совершенно разная. Но объединяет их одно: бойцы Окец в любом случае идут первыми. Представьте, какая серьезная ответственность ложится на идущего впереди бойца, которому всего лишь девятнадцать лет. И он должен предупредить, что в доме есть террористы или что дорога заминирована, или вести подразделение по следам террористов, чутко реагируя на поведение собаки, идущей по следу. Ведь собака может и ошибиться. И нужно определить это сразу, чтобы не терять времени зря. Необходимо предупредить солдат, идущих сзади, что террористы рядом, что они притаились на дереве, как предупредил об этом мой товарищ Омри. Ошибка может стоить жизни кому-то из ребят другого подразделения.

Еще у нас есть поисково-спасательный отряд. Тренировки там не такие интенсивные, и туда направляют ребят, которые по каким-либо причинам не могут служить в других отрядах. Но их задача от этого не становится менее значимой, они тоже спасают людей! Кинологов с собаками из поисково-спасательного отряда часто отправляют за границу, в районы сильных землетрясений, например. Так, они работали в Турции, на Гаити, в других странах, которым Израиль помогал в спасении пострадавших от стихии.

А теперь расскажу о том, как проходила процедура распределения по отрядам. В отдельной палатке заседали Лютан, Одед и Эйтан, которых мы награждали тумаками несколько часов назад. Конечно, решение о нашей дальнейшей службе было принято заранее, и теперь уже бывшие командиры лишь его озвучивали. Но для нас-то это было тайной!

Обстановка была несколько нервозной, как перед оглашением оценок после экзамена. Вызывали по очереди, и когда наш товарищ выходил из помещения, где заседала судьбоносная тройка, все набрасывались на него с вопросом «Куда?»

Считалось очень престижным попасть в отряд Ткифа. Врываться в дома с террористами, освобождать заложников — это было круто! Я же мечтал попасть в отдел Мирдафим. Мне казалось (да и сейчас я в этом уверен), что для того, чтобы понимать, взяла твоя собака след или нет, нужен очень высокий профессионализм. Кроме того, мне нравилось, что бойцы Мирдафим работают на открытых пространствах, проходят и пробегают большие расстояния. Дальше я расскажу, насколько изнурительными были наши тренировки.

А пока я сижу перед бывшими командирами, и Лютан, улыбаясь, спрашивает:

— Ну, как думаешь, куда ты попадешь?

Я улыбаюсь в ответ:

— Надеюсь, что именно туда, куда просил. В Мирдафим, в отряд преследований.

Одед с Лютаном переглянулись.

— Удачи тебе в подготовке в отряде Мирдафим, — сказал Лютан и пожал мне руку.

Я был вне себя от счастья!

Далее офицер и сержанты рассказали немного обо мне и о том, каким они меня видели на протяжении этих девяти месяцев службы. Они указали на мои сильные и слабые стороны, я же прислушивался к каждому их слову. Ведь только так можно совершенствоваться — взгляд людей со стороны очень помогает приблизить собственное мнение о себе к тебе реальному. И чем меньше разница между субъективным восприятием и объективным, тем лучше. В дальнейшем будет значительно легче добиваться намеченных целей, так как точнее будешь рассчитывать свои силы, тщательнее разрабатывать план для решения поставленных задач, правильнее учитывать свои сильные и слабые стороны.

Такие беседы о сильных и слабых сторонах, о том, где следует подтянуть свой уровень физических навыков, а где необходима работа над собой, в нашем подразделении проводили регулярно. Думаю, с тех пор мы все научились останавливаться и спрашивать себя: «Где я нахожусь? Где я успел продвинуться, а где нет?» Эта привычка остается навсегда.

Однако вернемся к распределению. Беседа подходила к концу. И вот слово взял Лютан.

— Что-то из нашей беседы стало для тебя неожиданностью? — серьезно спросил он.

— Только то, что я — в Мирдафим, — как-то по-детски, немного наивно сказал я. — До сих пор не могу поверить. Словно сказка!

Действительно, этот четверг для многих стал днем исполнения желаний. Свершилось заветное! Мы все словно забыли, что служба еще не заканчивалась, что нам предстоит служить и служить. Правильнее сказать, наша служба пока даже не начиналась. Впереди — пять месяцев тренировок с собаками, крав мага, тир, марш-броски. Никто этого не отменял. На настоящую боевую операцию мы выйдем только через полгода, поэтому, конечно же, наша радость была слишком преждевременной.

Дальнейшая подготовка должна была проходить следующим образом. Каждый из трех основных отрядов состоял из десяти человек, к которым были прикреплены по два командира: их мы называли мадрихами, потому что они не только командиры, но и опытнейшие кинологи. Каждый из них служил в кинологическом отряде, потом прошел курсы командиров и вновь возвратился в родное подразделение. В дальнейшем проделал такой путь и я. Мадрих отлично знал, как тренировать собак именно для того отряда, к которому он сам принадлежал. Ведь тренировки для разных отрядов в корне отличаются, и совместно они не проходят. Рядом, но не вместе. Бойцы из разных отрядов даже живут в разных караванах.

При этом у нас были и общие тренировки, которые выполнялись одновременно тремя отрядами. Это марш-броски, крав мага, тир, военные общие занятия. Сержантами-мадрихами отряда Мирдафим были Алекс и Раве, парни немногим старше нас. Они отвечали за подготовку собак и кинологов своего подразделения. Но пока мы этого не знали. Был четверг, последний день девятимесячной общей подготовки, в воздухе витало предчувствие шаббата и предвкушение совершенно нового периода нашей службы. Мы занимались приятными хлопотами — готовились к переезду в новые, гораздо более комфортабельные караваны, где комнаты были на четверых и существенно отличались от наших палаток на 12 человек. А еще в каждой комнате был кондиционер! Просто рай!

Далее был накрыт огромный стол, и все отпраздновали завершение девятимесячного курса. Солдат родился! А дальше — только расти и совершенствоваться.

Наутро все мы отправились по домам, зная, что после этого шаббата жизнь наша в корне изменится. И эта мысль, как легкое игристое вино, приятно будоражила.