Собака и Волк

Глава двадцать четвертая

К востоку, на бывшей окраине Иса, сохранилась рыбачья деревушка Вэйлстрэндс. После потопа жители деревни примкнули к соседнему клану из Озисмии и стали возить свой улов в Аудиарну. Местный рыбак Катто, обозлившись на богов Иса, перешел в христианство.

Экономя на всем, приобрел наконец собственную лодку и назвал ее «Крачка». В море ходил со взрослыми сыновьями Эсуном и Сюрахом. Сравнительно с другими дела их шли неплохо. Рыбаки устыдились, прослышав, что скотты прошли мимо них незамеченными, пусть даже и ночью. Зато как же радовались они, глядя на удиравших врагов.

Решив, что опасность миновала, Катто поднял парус и вышел в море. Сезон подходил к концу. Надо торопиться, пока не начались бури. Ведь нужно обеспечить себя на зиму. «Крачка» не могла ходить далеко и надолго, но они знали, где возле Сена проходят рыбные косяки. Сети там частенько приносили богатый улов. Мало кто отваживался рыбачить в тех опасных местах.

Как только лодка миновала мыс Рах, ветер затих, и с юга поплыл туман. Несколько часов судно их качалось на волнах в полной темноте. Ослепленные рыбаки слышали лишь слабое журчание воды. Холодный влажный воздух пробирал до костей.

Время тянулось бесконечно, а затем сначала слабо, а потом все сильнее зашумела волна.

— Дело плохо, ребята, — сказал Катто сыновьям. — Нас относит куда-то течением. Сколько плаваю, такого еще не бывало.

Он выглянул из-под надвинутого на голову капюшона, стараясь хоть что-нибудь разглядеть в сплошном тумане. За румпель можно было уже и не держаться.

— Похоже, Бог не хочет нас услышать. Молитесь теперь о спасении святому Мартину. Сами себе мы уже не поможем.

— А он увидит нас в этом тумане? Сможет дойти к нам по волнам? — спрашивал отца Сюрах.

— Они все могут, — задрожав, сказал Эсун.

Тьма сгущалась, но все же они разглядели, что лодка их проплывает мимо длинного черного рифа.

— Я отдам морским силам все, что они запросят, лишь бы оставили нас в живых, — воскликнул в отчаянии Катто.

Сказав это, он тут же пожалел о своих словах и хотел исправить ошибку, но в тот же миг налетел резкий ветер, поднял волну, и они ощутили на губах ее соленый вкус. Туман отодвинулся от лодки, хотя тучи затягивали небо по-прежнему. Справа и слева от борта проступили неясные, но могучие очертания. Они становились все ближе.

— Христос милосердный, это же бухта Иса, — закричал Катто. — Как получилось, что мы заплыли так далеко? Ветер несет нас прямо на нее.

— Что будем делать? — прокричал Эсун. Сюрах схватился за висевший у него на шее амулет из моржовой кости и забормотал полузабытые заклинания.

— Старайтесь отойти в сторону, — мрачно ответил Катто.

Молодые люди старались изо всех сил, но увы: «Крачка» не слушалась. Парни работали отпорными крюками, а отец сидел у штурвала. Скалы здесь были не природные. За несколько лет, что прошли со времени потопа, большая часть обломков легла на дно, но все же руины погибшего города до сих пор торчали из воды. Их до сих пор можно было распознать, хотя соленая вода сильно их разъела. Вон там виднеется кусок стены, под которой они когда-то гуляли, а здесь пьяно наклонилась обломанная колонна, чуть подальше статуя уставилась на них слепыми глазами, а за шхерами поднялась груда мраморных осколков. Горло стиснуло, и дело было не только в усталости.

Прилив доходил до своей высшей точки, но в этот вечер всю свою ярость он обрушивал на скалы, а к берегу подходил почти ласково. Лодка заскребла килем о песок.

— Бросайте якорь, — приказал Катто.

— Переночуем на берегу, — сказал он сыновьям. — Завтра утром начнется прилив, тогда и отправимся.

Юноши обрадовались. Провести ночь в лодке им явно не хотелось. Перешли вброд на берег, захватив с собой еду, рыбачье снаряжение и канат, чтобы надежнее закрепить лодку.

Ветер усилился и, разбросав по сторонам туман и тучи, надвинул их на оба мыса. Тусклый закат погорел немного и исчез. С востока шла ночь, соленый холодный ветер пробирался сквозь одежду.

— Ветер с севера, — сказал Катто. — Если к утру не переменится, доставит нас прямехонько к рыбным местам. За это надо благодарить святого Мартина.

— Да, это он, — согласился Сюрах.

В полуразрушенный амфитеатр они пойти не осмелились: кто знает, может, там скрываются привидения. На траве валялись кости мулов и головешки от костров. Видно, на кострах этих мулов и жарили, а в качестве топлива использовали повозки, которые мулы сюда притащили. Повозки сгорели не полностью, валялись обломки.

— Это работа скоттов, — задумчиво произнес Катто. Рыбаки взяли охапки деревянных обломков и отнесли их на берег к скале. В этом месте у них была привязана лодка. Спокойнее как-то, когда она рядом. Катто достал кремень, и они разожгли костер. Вспыхнуло желтое пламя.

Потом развернули постели и поужинали возле огня сухарями, сыром и сушеной рыбой. Напились воды из кувшина. Ночь подбиралась к ним, посвистывала, бормотала.

— Да, жутковато, — заметил Катто, — но, слава Богу, завтра мы отсюда уберемся.

В темноте раздался звонкий смех. Еда вывалилась из рук. Рыбаки вскочили на ноги и посмотрели в направлении звука. Высокий мелодичный голос насмешливо запел:

Катто воздел кверху руки и простонал в темноту:

— Святой Мартин, помоги, помоги нам.

Певица, похоже, приблизилась.

Завидев ее, Белую женщину, они тут же развернулись и побежали от берега. Песня преследовала их. Казалось, пение, начавшись на мысе Рах, доходит до мыса Ванис и обратно, звучит в долине, наполняет весь мир, стучит в головах и отдается в грудных клетках.

Они бежали, пока не свалились, и лежали так до рассвета. Очнувшись, поморгали, недоверчиво глядя друг на друга. Потом с усилием поднялись на ноги и захромали в поисках людей.

Вернулись они вместе с несколькими бесшабашными любителями приключений. Они даже не могли рассказать, что с ними произошло и было ли что на самом деле. У них осталось лишь ощущение ужаса. Должно быть, о таком ужасе рассказывали им священники, когда описывали преисподнюю. «Крачка» была для них жизнью, но она исчезла. Никто из местных рыбаков ее не видел.

Они потащились обратно. В дороге Катто почувствовал жар. Он лежал дома в постели, пока жидкость, собравшаяся в легких, не задушила его. Эсун нанялся матросом на корабль, а Сюрах за нищенскую плату нашел себе работу в Аудиарне, на берегу.

О несчастье их быстро узнали, и рыбаки больше не осмеливались выходить в море, а многие зареклись рыбачить и на следующий год. Это означало, что пострадают теперь все. Арморика очень зависела от уловов. Людей страшил голод, и все же Дахут боялись сильнее.

Улетели аисты. За ними потянулись и другие птицы. Ночью слышались крики ржанок и чернозобиков, чибисов и лебедей, диких гусей и уток, а камни и пожелтевшая трава покрывались инеем. Бледно-желтые листья берез полетели на землю. Олени готовились сбросить рога. В мокрых лесах трубили охотничьи горны. Пламенели гроздья рябины. Со стуком падали на землю яблоки. Казалось, то стучится в двери зима.

Грациллоний и Эвирион с Ниметой вышли из хижины. День был холодный, безветренный и ясный. С неба окликнул их косяк диких гусей. За дощатым забором, над лесом, купался в солнечных лучах орел. Лошади, мирно щипавшие траву, подняли головы и посмотрели на подошедших людей. Некоторые сорвались в галоп по широкому пастбищу, хвосты и гривы весело летели за ними.

Грациллоний не мог сказать того, что хотел, в задымленной темной хижине. Говорить он собирался с Эвирионом, но и Нимета последовала за ними. Они пошли по тропинке вдоль забора. Места на ней хватало только для Грациллония, так что Эвирион шел слева от него по мокрой траве, а Нимета, босиком, — позади мужа.

— Знаю, время для плавания позднее, — говорил Грациллоний. — С другой стороны, равноденствие только-только прошло. Очень может быть, что осень в этом году будет такой же мягкой, как весна и лето. Моряк ты первоклассный, и корабль у тебя замечательный. Саломон на некоторое время успокоил скоттов, да и другие племена, прослышав о случившемся, поостерегутся. Саксы отправились домой или на зимние квартиры, оттуда далеко не пойдут, если и вообще тронутся с места. Подтверждение этому я получил и от короля Корвилона. Он относится к нам по-дружески. Если бы думал, что тебе угрожает опасность, обращаться бы не стал. — Помолчал. — Во всяком случае, не большая опасность, чем другим мужчинам в наши дни.

На лице Эвириона не было и тени сомнения.

— Это в Британию? — спросил он. — А что делать?

— Я хотел бы договориться с несколькими вождями на Западе. Сам подумай, в каком они сейчас положении. Константин выводит из Британии последние легионы. Гарнизоны он там, конечно, оставит, только случись что — толку от них не будет никакого. Часть британцев, должно быть, пришла в отчаяние; есть и те, кто по-прежнему верит его обещаниям, а некоторые кипят от возмущения. Они чувствуют, что их предали, как и нас здесь, в Арморике. Должно быть, им хочется узнать, что намерены делать мы. Бог свидетель, мы дорожим каждым союзником.

— Чем они смогут нам помочь?

— Это мы и должны выяснить. Я предлагаю совместные патрули на море и даже совместные экспедиции. Необходимо очистить берега от самых опасных банд. На организацию и подготовку уйдет время, возможно, многие годы. Но чем раньше мы начнем, тем лучше. Сейчас у нас благоприятный момент: Риму пока не до нас. Этим надо пользоваться.

— Что ж, в тех местах у меня есть знакомства, так что могу прозондировать почву.

— Вот в этом и состоит цель путешествия. Я дам тебе письма, адресованные нескольким тамошним лидерам. С тобой поедет Ривал и еще двое британцев. Они тебе и посоветуют, и помогут.

— Сколько времени это займет? — тихо спросила Нимета.

— Не так уж и много, — постарался успокоить ее Грациллоний. — Это ведь не дипломатическая миссия. Как только позволит погода, он вернется к тебе еще до зимнего солнцестояния.

— Я смогу там торговать, — радостно сказал Эвирион. — Это станет моим прикрытием, к тому же и выгодно. Наши склады заполнены товарами, оттого что все боятся выходить в море. Так что, девочка моя, я приеду с барышом. Мы тогда построим хороший дом.

— Верно, — подтвердил Грациллоний. — Как скоро ты сможешь отправиться?

— Да через несколько дней. Матросы мои в нетерпении: соскучились по соленой воде, и новые берега посмотреть охота.

— Дахут.

Мужчины разом остановились и оглянулись на Нимету. Она смотрела куда-то вдаль, на запад. Огненные волосы и нефритовые глаза — словно осенние краски на раннем снеге. На худеньком лице, как и на мертвой руке, проступали кости.

— Ты пойдешь мимо Сена, — прошептала она на языке Иса. — Она узнает.

Эвирион забрал в ладони ее левую руку.

— Не бойся, родная, — ответил он громко на том же языке. — Мы будем держаться как можно дальше от берега.

— Она может плыть, куда захочет. Лишь бы устроить кораблекрушение.

Он нахмурился:

— Да, сила у нее большая. Она в состоянии утащить мужчин на дно. Но все же не такая, чтобы справиться с кораблем. Он плывет быстрее дельфина.

— А как же рыбаки…

— Они просто запаниковали. Что, собственно, случилось тогда ночью в Исе? Если бы рыбаки не напугались, она просто уплыла бы к своим угрям и обломкам. Моя команда смогла противостоять ей в Аудиарне. Мы даже хотели бы сразиться с ней.

Взглянув на Грациллония, молодые люди замолчали.

Он слегка покачнулся и сжал кулаки. С трудом проговорил:

— Я не забыл ее. Эвирион, должно быть, прав, говоря о ее силе. Иначе она погубила бы всех нас, когда мы воевали с Ниаллом в Исе, в ее владениях. Она, возможно, обладает не только физической силой…

Эвирион притянул к себе Нимету.

— Но, видно, и у нее есть пределы, — продолжил Грациллоний. — Похоже, и погода на нее влияет. Если пойдете как можно дальше от Сена, никакой шторм вас на шхеры не бросит. Так что, Эвирион, от путешествия не отказываешься?

— Нет, — твердо ответил Эвирион.

— Хорошо. Обговорим все позднее. Сейчас я вас покину. Вам есть что сказать друг другу.

Грациллоний пошел в то место, где у него был привязан Фавоний. Дочь с зятем пошли было за ним, а потом остановились, обнявшись, и смотрели ему вслед. Новый караван гусей прокричал над их головами.

«Бреннилис» подходила к скалам Иса по спокойной воде. Эвирион стоял на носу, уперев невидящий взгляд в воду. Сзади послышался полный ужаса крик его спутника, Ривала. Странный туман сгущался вокруг. Эвирион печально улыбнулся и начал медленно поворачиваться, готовясь к встрече с Дахут.