Собиратели душ

Глава 12

Выезжали с самого утра, еще до рассвета. Впрочем, в начале ноября рассвет почти всегда сложно заметить из-за черных туч, плащом укутывавших не только небо, но и землю. Всю ночь лил дождь, прерываясь лишь на короткие паузы, земля размокла и неприятно чавкала под ногами бурой грязью.

Влад подогнал машину к самому порогу, чтобы никому не пришлось идти по этой грязи далеко. Никто из обителей Волчьего логова не пользовался тем выходом, через который Алиса попала в дом в первый раз, когда приезжала на собеседование. Он был гостевым. Для домашних существовал другой, не из приемной, а из коридора рядом с кухней.

Алиса только сейчас задумалась над тем, что во дворе Леона слишком мало плитки. Он поставил дом, а в дальнейшем вносил минимальные изменения в ландшафт, будто показывая, что забрал у этого места малую часть, признавая, что лишь гость здесь.

Если на прием к мэру ездили на элегантной легковушке, то сейчас перед порогом обнаружилось монстроподобное нечто с огромным багажником и колесами едва ли не в половину Алисиного роста. Чтобы забраться внутрь, приходилось становиться на специальную подножку. Алиса видела такие машины, конечно, но никогда в них не сидела.

– Как в автобусе, – проворчала она, забираясь на заднее сиденье.

На этот раз впереди, рядом с Владом, предпочел ехать Леон, поэтому заднее сиденье досталось девушкам. София, услышав реплику Алисы, лишь фыркнула и отвернулась, но было в этом звуке что-то необычное, словно чуть более мягкое, чем раньше. Раздумывать над этим Алисе было некогда, да и не хотелось. Ехать им предстояло недалеко, но долго. Семья Алексиных жила в небольшом городке на краю области, добраться до которого и летом можно было с трудом, а уж осенью во время постоянных дождей, когда размывало дороги, и вовсе становилось непосильной задачей. Алиса слышала, как Влад советовался с Леоном: рискнуть, понадеяться на хороший автомобиль и поехать плохой дорогой или же сделать крюк в почти семьдесят километров и поехать по нормальной трассе. В итоге решено было не рисковать, потому что машина хоть и хорошая, но большая и тяжелая. Если застрянет – придется искать мощный трактор. Никто поменьше и послабее их не вытянет.

Алиса, вернувшись с пруда, отыскала в библиотеке Леона книгу, посвященную необычному дому в Амитивилле, в котором в середине прошлого века произошло массовое убийство, и с тех пор дом считался населенным злобными призраками. Книга в списке Леона значилась как «невыездная», поэтому Алиса хотела максимально ознакомиться с ней до отъезда, читала до глубокой ночи и сейчас прислонилась лбом к стеклу и почти сразу же уснула. Ей снились разгневанные призраки, которые хватали ее за руки, тащили куда-то, не то в пещеру, не то сразу в преисподнюю. А Алиса кричала, вырывалась, искала глазами белый лист бумаги, желая посмотреть, удастся ли им сделать это или же она сможет вырваться. Ей с трудом удалось зацепиться сознанием за то, что никогда у нее не бывает видений о себе, а значит, все, что происходит, нереально, просто сон. Огромным усилием удалось оттолкнуться от призраков, от воздуха, от самого понимания, где она, и выплыть на поверхность, проснуться.

Вокруг было уже светло. Солнце так и не появилось из-за туч, но все же рассвело. В машине играла негромкая музыка. Влад и Леон о чем-то переговаривались, но слов было не разобрать. София молчала, отвернувшись к окну. Увидев в зеркале заднего вида, что Алиса открыла глаза, Влад весело сказал:

– Проснулась, спящая красавица?

– Наконец-то, – проворчала София, не оборачиваясь. – Ты всегда кричишь и стонешь, когда спишь?

Алиса смутилась.

– Надо было разбудить, – с едва заметным вызовом сказала она.

– Это было слишком мило, – усмехнулся Влад.

Что милого в криках во сне? Наверняка было понятно, что не порнуха снится.

Леон ничего не сказал, но улыбнулся. Если бы они откровенно смеялись над ней, Алиса нашла бы, что ответить, но теперь промолчала. Не рассказывать же им о том, что ей снились кошмары. Сочтут слабонервной дурочкой.

Большой автомобиль миновал знак начала города, но не поехал в центр, а свернул на одну из дорог, опоясывающих город по кругу. Дом Алексиных находился с другой стороны, и поехать через центр было бы короче, но уже начался рабочий день, машин на дороге было много. По окружному шоссе было быстрее и меньше светофоров. Картина, открывающаяся за окном, оказалась еще печальнее, чем в областном центре. В тот вкладывались хоть какие-то деньги, здесь же финансирования не видели уже много лет. Дорога сплошь состояла из ям, теперь доверху наполненных грязной водой. Даже большие колеса машины не спасали от тряски, а маленькие легковушки запросто могли закончить поездку в одной из таких ям. Тротуара не было, немногочисленные прохожие шли по краю дороги, сходя в грязь при приближении очередной машины. Один раз впереди показалась даже отчаянная молодая мать, толкающая перед собой коляску. Влад притормозил, подождал, пока на встречной полосе не будет машин, и объехал ее. Если бы женщина сошла с асфальта, вполне могла бы уже и не затолкать коляску обратно.

Алиса смотрела на окружающую ее серость и думала о том, что дело, может быть, вовсе и не в зарвавшемся мэре. Просто места у них тут такие. Проклятые, что ли. Кто посильнее духом – уезжает. Остальные привыкают к этой угрюмости, сами становятся такими. Не замечают, как проваливаются в хроническую депрессию, гниют заживо вместе с природой.

Машину тряхнуло на очередном ухабе, и это словно выбросило Алису из грустных мыслей. Она села прямее, украдкой протерла сонные еще глаза. Вскоре маленькие частные дома, обнесенные невысокими заборами, сменились двух- и трехэтажными домами. Какие-то из них были кирпичными, какие-то – деревянными. Возле некоторых были разбиты небольшие клумбы с поздними хризантемами, но чаще всего, кроме грязи и сломанных лавочек, смотреть было не на что. Однако стало понятно, что дома эти уже не принадлежат одной семье. В каждом располагается несколько квартир.

Возле одного из таких домов Влад остановил машину, заехав колесом прямо на тротуар.

– Приехали, – объявил он, мрачно поглядывая на заколоченные фанерой окна первого этажа.

– Грустное местечко, – заметила София, выбираясь на улицу.

Алиса охарактеризовала бы его более емким словом, но промолчала.

Вскоре оказалось, что Алексины живут в соседнем здании, здесь же очень удачно сдавалась двухкомнатная квартира, которую София и сняла на ближайшие дни. Квартира располагалась на втором этаже, на который вели бетонные ступени, за много лет ставшие волнообразными от тысяч ног, по ним ходивших. Подъезд очень напоминал тот, в котором находилась квартира Алисы. Такой же старый, обшарпанный, провонявший мочой и сыростью. Только свет здесь горел на каждом этаже, разгоняя тьму по углам.

В квартире были две комнаты и небольшая кухня, а также совмещенный санузел и захламленный донельзя балкон. Даже просто выйти на него было нереально.

– Мальчики налево, девочки направо, – скомандовала София, втаскивая в квартиру большой чемодан.

Каждый из них нес не только свои вещи, но и сумки с оборудованием. Бо́льшую его часть потом нужно будет перенести в исследуемую квартиру, но оставлять вещи в машине даже на время Леон не рискнул. Их дорогой автомобиль и так привлек ненужное внимание. Можно было догадаться, что в ближайшее время его осмотрят с ног до головы и, если увидят что-то интересное, не погнушаются и стекло разбить.

В комнате, обозначенной Софией «для девочек», стояли старый диван и кушетка. София сразу бросила куртку на диван, и Алиса не стала спорить. В любом случае кушетка выглядела ненамного хуже той кровати, на которой она спит дома.

– Пять минут на отдых – и идем к Алексиным, – объявила София, выходя из комнаты.

Алиса промолчала, но прекрасно помнила, как это же сказал Леон, когда они еще поднимались по лестнице. Она не слабоумная, не нужно ей повторять все по два раза.

Дом Алексиных, как брат-близнец, ничем не отличался от первого. Только что окна квартиры на первом этаже не были заколочены. Алексины жили тоже на втором этаже. Дверь им открыла Анна – хозяйка квартиры и та самая женщина, что поджидала их возле дома мэра. Увидев гостей, она вдруг смутилась, засуетилась, будто уверенность и напористость в ту ночь, когда она просила о помощи, были нетипичными для нее.

– Проходите, проходите, – говорила она, шире распахивая дверь.

Хозяйка одновременно подавала вошедшим вешалки для верхней одежды, прибирала разбросанную на полу детскую обувь и оглядывалась, думая, достаточно ли у нее чисто. Старые штаны с вытертыми коленками и длинный свитер смущали ее не меньше. Она то и дело одергивала рукава, стряхивала невидимые крошки с груди.

– Дети в школе и в саду еще, дома только мы с мамой, проходите. Проходите в большую комнату, я сейчас. Чаю сварю. Печенье вчера испекла, специально к вашему приезду, может, будете?

– Анна, не волнуйтесь, пожалуйста, – спокойно попросил Леон. – Мы с удовольствием выпьем вашего чаю с печеньем, но чуть позже. Сначала нам нужно немного поговорить.

Анна вроде бы кивнула, но, проводив гостей в большую, бедно обставленную гостиную, скрылась на кухне. Послышался звон посуды и хлопанье дверок кухонного гарнитура. Квартира имела тот специфический запах, присущий помещениям, где есть лежачие больные. Алиса хорошо знала этот запах: квартира матери пахла точно так же. Леон сел в одно из продавленных кресел, Влад остановился у окна, а София вытащила из сумки штатив, принялась закреплять на нем телефон для съемки. Алиса огляделась и аккуратно присела на краешек дивана, оставив Анне второе кресло. Очевидно, на этом диване спал кто-то из домочадцев, потому что в самом углу лежала подушка и свернутое одеяло.

Из соседней комнаты послышался старческий скрипучий голос, спрашивавший, кто пришел. Анна кричать не стала, заглянула в комнату к матери, что-то сказала и пару минут спустя внесла в гостиную большой поднос, уставленный чашками и вазочками с кривоватым домашним печеньем.

Установив поднос на стол, хозяйка хотела еще куда-то бежать, но тут уж пришлось Леону включить более строгие интонации. Анна послушалась, села наконец во второе кресло, на которое София наставила включенную камеру.

– Анна, расскажите, пожалуйста, сначала немного о своей семье, – попросил Леон, убедившись, что запись началась. – Как вас зовут, с кем вы живете. Можно вкратце. Справки мы навели, но нужно для архива.

Для какого такого архива нужны эти данные, Алиса не представляла, но обратила внимание на то, что Леон дал понять: информацию они собрали, а потому привирать или недоговаривать не стоит.

Женщина несколько секунд собиралась с духом, комкая руками край свитера, а затем негромко начала:

– Меня, значит, зовут Анна Алексина, мне тридцать восемь лет. Живу с мамой, она болеет, не встает после инсульта. Еще двое моих детей: Катя, десять лет, и Егорка, три с половиной ему. Катюша в школу ходит, Егорка в детский сад.

– Муж? – осторожно подсказала София, когда Анна замолчала.

– Муж умер три года назад, онкология у него была. За полгода сгорел. Егорка у нас тогда только родился.

– Сколько вы живете в этой квартире?

– С самого детства. Лет пять мне было, когда родители ее купили.

– Кем вы работаете?

– Уборщицей на нашем керамическом заводе. Когда-то инженером там трудилась, но, как муж умер, а мама слегла, не могла уже всю смену работать. Егорку в ясли в два года отдала, но он болел часто, кто мои больничные терпеть станет? Уборщицей я утром и вечером только на завод хожу. Утром, пока дети еще спят, а вечером Катюша за Егоркой присматривает, пока я убираюсь.

– Понятно. Теперь расскажите, когда и с чего все началось? – попросила София, полностью перехватив инициативу в разговоре. Леон же просто внимательно слушал, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза.

– Когда?.. – Анна задумалась. – Примерно год назад, наверное. Сначала это было редко. Просто вдруг чашка сама по себе со стола свалится, или вешалка в коридоре оборвется. Я даже значения не придавала, думала, дети посуду скинули, крючки старые уже, сколько ни прошу не вешать много курток на один, но кто меня слушает? Затем звуки по ночам странные начались, будто ходит кто-то, в стену стучит. Я на соседей думала. У нас тут контингент не очень, сами видите. Всякое бывает. И музыка до утра, и драки пьяные. Полиция у нас частый гость, участковый всех знает.

– А когда вы поняли, что дело все же в чем-то другом, не в соседях и неаккуратности детей?

Анна снова надолго замолчала, но теперь было видно, что она не вспоминает, а собирается с духом.

– Наверное, летом. В начале июня где-то. Нам воду отключили на две недели, было очень жарко, и я решила маму хоть в тазу обмыть. Она всегда была женщиной в теле, а сейчас еще и лежачая… Я воду поставила на плиту греться, сама там в комнате у нее раскладывалась. Таз принесла, полотенца и все такое. Вдруг слышу – грохот. Бегу на кухню, а там все кастрюли на полу, кипяток разливается. Я ногу ошпарила, недосмотрела. Хорошо, что дети на улице гуляли, не пострадал никто. Ладно, если б просто крайняя кастрюля упала, ну, подумала бы, что криво поставила. Но они все упали. Все! Даже те, что у стены стояли.

– Рискну предположить, что после этого все резко обострилось, так? – подал голос Леон.

– Откуда вы знаете? – испуганным шепотом спросила Анна, посмотрев на него как на Бога.

Леон открыл глаза, подался вперед, сцепив руки в замок и упершись локтями в колени.

– Вы испугались. До этого вы не придавали значения происходящему, не боялись, и оно было бессильно. Но теперь ему удалось вас напугать, заставить поверить в себя. Это открыло ему дверь, и теперь оно могло брать контроль над вами и вашим страхом.

По щекам Анны потекли слезы, оставляя черные дорожки дешевой туши для ресниц. А Алиса вдруг поняла, что тоже боится. Это был странный страх, словно не ее, чужой. Липкий, будто пот. Алиса не могла даже точно сказать, чего именно боится, но ей вдруг захотелось уйти из этой квартиры и никогда больше к ней не приближаться. Она повела плечами, сбрасывая наваждение, и заметила, что от Софии не укрылось это движение. Но вместо насмешки в ее взгляде появилось… понимание? Может быть, она испытывала то же? Или ощущала такое каждый раз, сталкиваясь с потусторонними явлениями? Ведь это для Алисы все в новинку, София не первый раз приезжает с Леоном на подобные просьбы.

– Пожалуйста, продолжайте, – попросил Леон, когда Анна вытерла щеки раскрытыми ладонями и кивнула, давая понять, что может рассказывать дальше.

– Да, с тех пор оно будто с цепи сорвалось. Дня не проходит, чтобы у нас что-то не упало, не разлилось, не загорелось. Ни одной картины на стене уже не осталось, ящики кухонные на полу теперь стоят. Посуда вся битая. – Анна с неловкой улыбкой указала на принесенные чашки с чаем, к которому никто еще не притронулся. И точно: если поначалу казалось, что она вытащила для гостей самые лучшие, парадные чашки из какого-то сервиза, то теперь стало заметно, что сервиз этот имеет весьма пострадавший вид. У двух чашек не хватало ручек, на остальных были заметны сколы. – Два раза у нас кран в ванной срывало, – продолжила женщина. – Первый раз я дома была, быстро перекрыла, а во второй как раз на работу ушла, дети на улице гуляли. Затопило всю нижнюю квартиру, соседям съехать пришлось. Они на нас в суд подали, да только с чего я им ремонт сделаю? Зарплата у меня и так – слезы. С нее высчитывают, да только много лет высчитывать будут.

Она замолчала, тяжело вздохнула. Алисе редко было жаль кого-то до щемящей тоски внутри, но сейчас она чувствовала именно так. Бедная женщина, на долю которой свалилось и так много несчастий, так теперь еще и это. И не забулдыга ведь какая, образованная, инженер. Не в семнадцать родила, как ее собственная мать, в двадцать восемь. То есть сначала выучилась, карьеру построила, замуж вышла. И вот так все полетело под откос.

– А вы не пробовали переехать куда-нибудь? – спросила София.

– Да куда я перееду? – развела руками Анна. – С двумя детьми и лежачей матерью.

– Хотя бы на время. Может быть, к друзьям или родственникам? Просто посмотреть, как поведет себя это явление без вас.

Анна покачала головой.

– Нет у нас ни друзей, ни родственников. – А затем, понизив голос до шепота, будто боялась, что мать может услышать ее, добавила: – У мамы моей очень непростой характер. Она со всеми переругалась. Брат у нее есть родной, так они из-за наследства когда-то разругались. И ладно бы наследство было как наследство. Так нет же. Дом в деревне, продав который, только эту хибару и смогли купить, и то еще отец мой доплачивал. А он военным летчиком работал, у него была хорошая зарплата. В общем, дядя про нас и слышать не хочет. Да и друзья тоже… Кому охота такую компанию себе на шею вешать? Да еще с нашей славой. Катю в школе травить начали. Егорка еще не понимает ничего…

Рассказ Анны был прерван жутким грохотом где-то в районе кухни. Влад, который до этого смотрел в окно, тут же выхватил из кобуры пистолет, но, наткнувшись на взгляд Леона, спрятал его обратно. Леон поднялся и в сопровождении Алисы и Софии вышел из комнаты. Анна, будто нехотя, последовала за ними.

Дверца холодильника была открыта, все его содержимое, включая пятилитровую кастрюлю с борщом, валялось на полу. Борщ, естественно, разлился, запачкав весь пол и стены. Красные брызги, похожие на кровь, были даже на окне и потолке.

Анна заплакала, и София, холодная София, внезапно обняла ее, погладила по спине. Леон прошел на кухню, остановился посередине, осмотрелся. Алиса не входила следом, рассматривала все с порога.

Как и говорила Анна, кухонные шкафчики стояли друг на друге или на полу. Из стены торчали лишь уродливые, отчего-то пугающие крюки. Над плитой на стене виднелись черные следы копоти. Следы огня остались и на коротких, до подоконника, тюлях. Окно в одном месте было заклеено скотчем. Ковер прожжен в нескольких местах, дверь вздута от попавшей на нее когда-то воды.

Леон огляделся как обычный человек, ни к чему не прислушивался, ни во что не вглядывался. Убедился только, что окно закрыто. Никто не мог выпотрошить холодильник и скрыться на улице. Затем сказал:

– Хорошо. Мы установим наблюдение за домом, будем все время неподалеку. Попробуем разобраться, что происходит.

– Наблюдение? – повторила Анна, подняв голову.

– Да, – подтвердил Леон. – Нам нужно увидеть своими глазами, что происходит.

– Я думала, вы сможете понять и так, вы же колдун.

Леон непонимающе посмотрел на женщину.

– Ну… – Она растерялась. – Руками там взмахнуть, свечой поводить…

Леон усмехнулся.

– Вам нужно меньше смотреть телевизор. То, что там показывают, полная ерунда.

– Но и вас там так же показывали! – не сдавалась Анна.

– Там показывали нарезку. Происходит все не так. Вам нужны спецэффекты или решение проблемы? – спросил он слишком резко, и тут же добавил: – Извините.

Однако его тон правильно подействовал на Анну.

– Да-да, простите, – закивала она. – Конечно, мне нужно решить проблему.

Леон еще несколько секунд сверлил ее взглядом, а затем поправил полу пальто, чуть плотнее запахнув его.

– Софи, Алиса, опросите соседей. А мы с Владом пока установим камеры, – велел он.

София первой выпустила женщину из объятий и шагнула к двери. Алиса направилась следом.

Соседи открывали неохотно. Своих здесь знали всех, а чужих не любили, поэтому порой приходилось объяснять, кто они и что хотят, глядя на жильцов через узкую щелку между дверью и косяком, которую оставляла цепочка.

Дом был трехэтажным, одноподъездным. На каждом этаже по три квартиры. Под Алексиными им никто не открыл, видимо, жильцы на самом деле съехали, дожидаясь, пока смогут сделать ремонт. Алиса, правда, подумала, что если им было где жить, то она на их месте сюда не вернулась бы. В квартире напротив тоже никого не было, лишь заливалась лаем собака. А вот за дверью по центру послышались шаркающие шаги, и в тонком проеме показалось лицо седовласой женщины в застиранном халате.

– Кто? – недовольно спросила она, с подозрением разглядывая девушек.

– Добрый день, – вежливо, но строго поздоровалась София. – Меня зовут София, это Алиса. Мы бы хотели поговорить с вами о ваших соседях со второго этажа, Алексиных.

– А чего о них говорить? – насупилась бабка.

– Говорят, в их квартире происходят странные вещи. Вам об этом известно что-нибудь?

– Конечно, происходят! У безбожников всегда что-то происходит. На Пасху Анька вечно стирает, на Рождество пылесосит, дети некрещеные – вот и допрыгалась. Сначала мужа, Генку, в могилу свела, теперь вот и детей туда отправит. Покаяться ей надо, в церковь на исповедь сходить, может, тогда и дьявол ее оставит в покое.

– Значит, вы уверены, что все происходящее – дело рук дьявола? – совершенно серьезным тоном уточнила София.

– А чьих еще? Я лично видела, как у них там стулья летают.

– Можете рассказать подробнее?

– О чем?

– О том случае, что вы видели.

Бабка пошамкала губами, не то вспоминая, не то сочиняя, а потом сказала:

– Где-то в середине лета это было. Жарко очень, не продохнуть. Я с окном открытым спала. У меня окна только на одну сторону выходят, а у Алексиных – на две. Вот в той комнате, что на мою сторону, среди ночи шум и поднялся. Я сначала терпела, а потом пошла к ним ругаться. Долго в дверь стучала, они не открывали. И главное, слышу, что есть кто-то дома, разговаривают, а мне не открывают. Ну я и начала лупить со всей силы. Могла б и дверь вышибить. Но тут Катька их мне открыла. Стоит в ночнушке, зареванная. Где мамка, спрашиваю. А она вглубь квартиры показывает и рыдает. Я вошла. Сразу поняла, что гремит что-то в той комнате, где Люська лежит. Мать Аньки. За ручку дергаю – не открывается. Катька рядом плачет, что мамка там и дверь заперта. Ну, я стул взяла, дверь и вышибла. Хлипкая она, картонная. Анька на полу без сознания лежит, Люська в кровати своей, а вокруг полный тарарам. Я к Аньке подойти хотела, а стул, которым я дверь выбивала, вдруг в воздух поднялся и в меня полетел. Еле увернулась. Аж хрустнуло что-то в груди. Три дня потом болело, думала, может, и ребро сломала. Мало ли что в моем возрасте может случиться.

– И что вы сделали? – уточнила София.

– Да ничего, полежала, и прошло.

– Нет, что вы сделали тогда в квартире, когда стул едва в вас не попал.

– Ушла. Оно мне надо, разбираться с этой дрянью?

Алиса сжала кулаки, прекрасно представив эту картину. Небось бежала, сверкая пятками. Забыла и о женщине без сознания, которой могла требоваться помощь, и о маленькой перепуганной девочке.

Очевидно, София подумала о том же, потому что и без того строгий голос стал совсем ледяным.

– Понятно, спасибо за информацию.

Не прощаясь, она развернулась и направилась к лестнице. Алиса поторопилась за ней.

На втором этаже в одной из двух квартир с ними разговаривали примерно так же, только женщина, чуть старше Анны, но намного моложе старухи из предыдущей квартиры, сказала, что ничего такого не видела у соседей.

– Придумывают они все, – резко заявила она.

– Зачем? – поинтересовалась София.

– А я знаю? Может, славы хочется, а может, жилье новое надеются получить. Здесь у нас-то та еще жизнь. Квартиры старые, холодные. Бараки, а не дома. А по документам чуть ли не новострой, никакого нам ремонта, не то что расселения. Зимой из окон дует, летом дышать нечем. Вот Анька и решила таким образом съехать. На другое-то ей надеяться нечего. Ни родных, ни друзей, кому она нужна с двумя детьми и такой-то рожей?

– Значит, вы считаете, что она все выдумывает. А как же свидетели, которые видели летающие стулья и тарелки?

Женщина хмыкнула.

– Это вы про Антоновну с первого, что ли? Та еще фантазерка. Вы ее побольше послушайте, она и не такое расскажет! Заливала как-то, что у нее муж моряком был, погиб где-то на Севере. Только все знают, что Николашу, сынка своего, алкоголика запойного, она когда-то от такого же алкоголика и родила. Гены пальцем не раздавишь, и Николаша ее спился. А когда-то ко мне сватался! Да я сразу пронюхала, чем дело пахнет, получше себе партию нашла.

В последнем Алиса сильно сомневалась. Нашла бы получше – не жила бы до сих пор в этом доме. Впрочем, не ей судить. У нее и такого нет. А дом, в котором она снимает квартиру, ничуть не лучше.

В одной из квартир на третьем этаже с ними и вовсе не захотели разговаривать, послали натурально матом, в другой сказали примерно то же, что и эта женщина: Алексины просто выдумывают, ничего сверхъестественного в мире не бывает. Зато в последней наконец-то пригласили войти. Дверь открыла старая женщина, такого же возраста, как и Антоновна с первого этажа, но назвать ее бабкой у Алисы язык не повернулся бы. Скорее, бабушка или пожилая женщина. Она была маленького роста, едва ли выше полутора метров, одета в цветастое платье с накрахмаленным белым воротничком, седые волосы завязаны в тугой узел. Морщинистое лицо не было тронуто макияжем, только на губах блестела бледно-розовая помада.

Услышав, что девушки хотят поговорить об Алексиных, старушка, назвавшаяся Антониной Степановной, пригласила их войти. А вот квартира ее никак не сочеталась с внешностью. Казалась старой и запущенной. Пожалуй, разве что огромное количество зеленых растений и большой серый кот, развалившийся на подоконнике, придавали ей жилой и даже чуточку уютный вид. Вскоре выяснилась и причина такого несоответствия.

– Здесь живет мой брат, – пояснила Антонина Степановна, провожая гостий в комнату. – Работал когда-то учителем биологии, обожает растения, всю жизнь их собирает. К сожалению, он и раньше дружил с зеленым змием, а как вышел на пенсию, так и вовсе не может ни дня прожить без алкоголя. Раз в полгода мой сын забирает его на лечение, но помогает это всего на пару месяцев. Но мы его не бросаем, свой же. Вот сейчас он на очередном лечении, а я прихожу к нему раз в день полить цветы да Ваську покормить. – Она указала на кота, который даже ухом не пошевелил в сторону посторонних. – Старый он уже, то ли восемнадцать ему лет, то ли девятнадцать, не помню уж. Глухой совсем, зубов нет, я ему корм размягчаю да яичко куриное взбалтываю каждый раз.

– А соседей со второго этажа, Алексиных, вы знаете? – поинтересовалась София, садясь на краешек глубокого кресла.

Должно быть, боялась, что на дорогом костюме останется кошачья шерсть. Алиса не боялась, кожаные штаны легко очищались, поэтому устроилась поудобнее.

– Конечно, знаю, – кивнула Антонина Степановна, усаживаясь на диван, застеленный цветастым покрывалом. – Аннушка у меня когда-то училась. Я в той же школе, что и брат мой, химию преподавала. Мы близнецы с ним, с материнской утробы вместе. За одной партой все школьные годы просидели, институт вместе выбирали, потом в одну школу пошли работать. Я замуж вышла рано, переехала к мужу, у него свой дом в соседнем районе, но работу не сменила, не могла без Алеши. Он очень скромный всегда был, девушек стеснялся, не женился. Вот мы и присматриваем.

– Значит, Анна училась у вас? – вернула разговор в нужное русло София. – Что вы можете о ней рассказать?

– Хорошая была девочка, – спохватилась Антонина Степановна. – Несмотря на мать. Умница, отличница. Я уж думала, в люди выбьется. Институт закончила с красным дипломом, на завод наш местный устроилась, на хорошем счету была. У меня же тут полрайона моих учеников, как встречаемся, они мне все рассказывают. Когда Аннушка за Гену замуж вышла, я ей говорила, чтобы съезжала от матери, да не послушала она меня. Точнее, Людмила ее не отпустила. Может, если бы уехала, жизнь по-другому сложилась бы.

– Почему? – не поняла Алиса. На ее взгляд, сломанная жизнь Анны никак не могла быть связана с тем, что та продолжала жить с матерью после замужества. Ведь муж ее не бросил, не выдержав жизни с тещей, а умер от болезни, от которой не застрахован никто.

Антонина Степановна перевела взгляд на Алису, немного помолчала, а затем призналась:

– Знаете, мне, учительнице, не пристало такое говорить и в такое верить, но…

– Нам вы можете рассказать все, – заверила София.

Антонина Степановна еще немного помолчала, а затем призналась:

– Про Людмилу разное говорили. Многие ее ведьмой называли. За глаза, конечно, в глаза боялись. Говорили, что порчу она навести может, проклятие смертельное наложить. Это сейчас здесь район старый в основном, молодежь если и появляется, то редко, а раньше в каждой квартире куча детей, все друг друга знали. Людмиле новорожденных старались не показывать. Если молодые мамочки видели ее на улице, коляску разворачивали – и ходу. Людмила над малышом поумиляется, а тот потом орет дурниной всю ночь. Тут неподалеку женщина одна жила, я еще была ребенком, а она уже казалась старухой. Она сглаз снимать умела, молитвами испуг шептала. Так, к ней когда таких детей приносили, она безошибочно угадывала, что накануне Людмила с ними общалась. Людмила ее терпеть не могла, конечно. Да и без всей этой паранормальщины характер имела дурной, ругалась со всеми. Вот я Аннушке и советовала съехать.

– А сами вы как считаете, может Людмила обладать каким-то даром? – спросила София.

– Да уж проклятием, скорее, – вздохнула Антонина Степановна. – Не знаю я. Говорю же, не пристало учительнице в такое верить. В молодости я категорично заявляла, что ерунда все это. Но с годами многое повидала, уже не так уверена, что познала все тайны мира.

– А о том, что сейчас происходит в их квартире, вам известно?

Антонина Степановна кивнула с тяжелым вздохом.

– Алеша рассказывал. Да и люди вокруг говорят, конечно.

– А что именно вам рассказывал брат? Он сам что-нибудь видел?

– Алеша алкоголик, он и в своей квартире периодически что-то видит, – покачала головой Антонина Степановна.

– И все же?

– Говорит, видел однажды, как шторы у них сами по себе загорелись. Он хоть и на пенсии, хоть и алкоголик, а руки у него золотые. Все что угодно починить может. Когда-то в нашей школе сам теплицы строил. Вот его Аннушка и позвала подсобить, что-то ей там повесить надо было. Мужчины-то в доме нет. Тогда-то он и увидел. Подробности я не расспрашивала.

Поблагодарив разговорчивую соседку за информацию, София и Алиса вышли на улицу. День уже закончился, над городом сгустились сумерки. И без того мрачный район стал совсем унылым.

София остановилась у подъезда, вытащила из пачки тонкую длинную сигарету, закурила.

– Заметила интересное? – поинтересовалась она, разглядывая темные дома, в которых кое-где горел бледно-желтый свет.

– Что именно? – уточнила Алиса, стараясь остановиться не очень далеко, но так, чтобы дым не шел в ее сторону. Часто люди, только знакомясь с ней, видя ее одежду и байк, думали, что она тоже непременно должна курить. А Алиса сигаретный дым на дух не выносила, ее начинало тошнить сразу, едва только она его чувствовала. Что уж говорить о том, чтобы сунуть сигарету в собственный рот?

– Место это будто проклятое, – пояснила София, выпуская в воздух сизый дым. – Все, кто живет в этом доме, угрюмые, побитые жизнью, сломанные. Учительница эта вот уехала – и совсем иначе выглядит, по-другому жизнь сложилась. А брат ее, который тут остался, такой же, как и остальные жильцы.

– В подобных местах всегда так, – вздохнула Алиса.

– Правда? – София посмотрела на нее с интересом. – Из собственного опыта говоришь?

Алиса вдруг почувствовала волну негодования. Вот уже несколько часов ей казалось, что София наконец смирилась с ее существованием и стала относиться к ней чуточку дружелюбнее. Не обращалась высокомерно, не смотрела, как на грязь под ногами. Оказалось, она просто была занята делом и выбирала момент, чтобы поддеть Алису снова.

– Не всем повезло родиться с золотой ложкой во рту, – процедила Алиса. – Некоторые рождаются в грязи, в ней же живут и умирают.

– И в этом они виноваты сами, – пожала плечами София, снова затягиваясь. – Люди не выбирают, где родиться, но вполне могут изменить свою жизнь. Надо лишь поставить себе цель и идти к ней, преодолевая препятствия.

Алиса прикусила губу, чтобы не наговорить лишнего. Интересно, кто тут преодолевал препятствия? Антонина Степановна, которой просто повезло выйти замуж за хорошего человека? А могла бы оказаться женой такого же алкоголика, как и ее брат, и кончила бы так же, как и все остальные. Вопрос везения, а не личностных качеств, в этом Алиса была уверена. Она вот рвет жилы, старается изо всех сил, и что? Могла ли она что-то изменить в своей жизни? Могла, наверное, если бы наплевала на мать, на сестер. Уехала в другой город, пошла учиться хоть на заочное и работала бы одновременно. Может, и вырвалась бы из этого замкнутого круга, но что бы случилось с ее семьей? Вылезти отсюда можно только по головам.

Не желая продолжать разговор, она спросила:

– Куда сейчас? К Алексиным?

София мотнула головой, тоже больше не возвращаясь к неприятной теме.

– Леон прислал сообщение, что они почти закончили. Нам надо найти место, где мы сможем поужинать и при этом не отравиться.

Алиса хмыкнула. Да уж, тяжело будет найти место, которое угодило бы обладателю огромного дома и не менее огромного состояния.

– Я уже нашла такое неподалеку, – удивила ее София. – Так что сейчас докурю и пойдем. Тут недалеко, машину брать нет смысла, мы…

София не договорила: коротко пиликнул телефон в кармане. Пока она вытаскивала его, стараясь не уронить при этом сигарету, Алиса успела увидеть имя того, кто ей написал: Рафаэль. Само сообщение она не рассмотрела, да не сильно и старалась. Она бы и на имя не смотрела, взгляд сам упал. Однако София, прочитав сообщение, расплылась в улыбке, а затем неожиданно дружелюбно и весело сказала:

– Ну, идем, а то парни успеют первыми и съедят все самое вкусное. Едва ли в таких местах большой запас нормальной еды.

Не дожидаясь ответа Алисы, София выбросила сигарету в урну, спрятала телефон и направилась по тротуару в сторону от дома. Алиса проводила ее удивленным взглядом. Едва ли в окружении Софии есть несколько человек с необычным именем Рафаэль. Значит, сообщение было от брата Леона, и оно Софию крайне обрадовало.

По-другому заиграла фраза Леона, брошенная в адрес брата, о том, что он умеет смешно рассказывать, когда хочет произвести впечатление на девушек. Неужели между Рафаэлем и Софией что-то есть?