«Красный дракон», с включёнными на полную мощность реактивными двигателями, кратчайшим курсом покидал плоскость эклиптики Солнечной системы. Корабль шёл на автопилоте, строго придерживаясь графика, составленного диспетчерской службой космопорта «Хитроу». Мне оставалось лишь сидеть в капитанском кресле и следить за сообщениями бортового компьютера, который выполнял всю работу по выводу корабля в так называемую зону свободного старта. Разумеется, как и всякий опытный пилот, я предпочитал ручное управление, однако в районе столь оживлённого транспортного узла, как Земля с её тридцатью шестью космопортами (плюс ещё восемь лунных и пять орбитальных), о подобной роскоши и мечтать было нечего. Самое большее, чего я мог добиться со всем своим громадным влиянием и высшим дипломатическим статусом, так это режима наибольшего благоприятствования со стороны диспетчерских служб и приоритетного права на взлёт и посадку. Этим правом я пользовался без зазрения совести.
Земля на экранах заднего обзора уже превратилась в маленькую точку, которая затерялась среди россыпи ярких звёзд. До выхода в зону свободного старта оставалось немногим более семи минут.
Чтобы скоротать время, я бросал кости. Я делал это уже целый час, чем сильно раздражал сидевшую на месте второго пилота Саманту. Она нервно ёрзала в кресле, то и дело заводила разговор, пытаясь отвлечь меня от этого идиотского занятия, но все её усилия пропадали втуне. Я отвечал ей, не переставая бросать кости, которые ложились на выдвижной столик между нами в самых разных комбинациях. Я наслаждался этим разнообразием, оно приятно тешило глаз после былой монотонности, когда кости, как зачарованные, падали строго определённой гранью вверх.
Шёл уже пятый день, как вероятности вернулись в норму. И не только у меня. Эпопея Колина с кошками Шрёдингера тоже закончилась. И тоже пять дней назад. Однако, в отличие от меня, Колин злился. К необъяснимым закономерностям его почти восьмимесячного эксперимента теперь добавилось столь же необъяснимое прекращение этих закономерностей. И это бесило его…
Как бесили сейчас Саманту мои игральные кости. При других обстоятельствах она давно ушла бы, громко хлопнув дверью, но ей было интересно. Не смотреть, как я бросаю кости, конечно, нет. Это был второй в её жизни космический старт и первый, за которым она наблюдала не из пассажирской каюты, а из кабины пилота с прозрачными стенами. В предыдущий раз, когда мы стартовали с Астурии, вместе со мной в штурманской рубке, рассчитанной на двоих человек, была Анхела, а Саманте пришлось довольствоваться иллюминатором и обзорным экраном в каюте. Теперь они поменялись местами.
Два с половиной месяца назад я чуть ли не силой увёз Анхелу на Землю. Это была единственная возможность отвлечь её от активной государственной деятельности в последний триместр беременности. Правда, Анхела так и не угомонилась. Она почти ежедневно проводила селекторные совещания по гиперсвязи с членами кабинета, а бедняжка Саманта, вместо отдыха и осмотра достопримечательностей колыбели человечества, по шестнадцать часов в день работала, как проклятая, исполняя при ней обязанности единственного секретаря-референта. Будь её воля, Анхела взяла бы с собой целую толпу помощников, но, к счастью, скромные габариты челнока не позволили ей этого сделать.
Впрочем, она всё же немного отдохнула. По крайней мере, не сражалась в парламенте, не устраивала свои регулярные инспекционные рейды по министерствам, не занималась «текучкой», а её контакты с Астурией я постарался свести, если не до минимума, то до оптимума. Вообще-то, я хотел, чтобы Анхела родила ребёнка на Земле и провела здесь после родов ещё порядка месяца, но тут уж она сумела настоять на своём. Для астурийцев рождение наследника престола всегда было национальным праздником, и Анхела не собиралась лишать своих подданных этого удовольствия. Она сказала, как отрезала: наш первенец должен появиться на свет в Нуэво-Овьедо, в королевском дворце, и я вынужден был уступить. За три недели до родов мы покинули Землю.
Бортовой компьютер доложил о завершении программы автопилота. Я затребовал проверку генератора виртуального гиперполя и повернулся к Саманте:
— Ну что, поехали?
Она нервно улыбнулась и кивнула:
— Поехали!
Её волнение было вполне естественным. Кроме того, что она была новичком в космосе, она ещё и путешествовала на экспериментальном корабле, оснащённом усовершенствованным приводом, который в режиме овердрайва без проблем достигал степени сжатия пространства до восьми миллионов единиц по составляющей «ц». Одним из следствий решения задачи, названной моим именем, стало значительное сокращение межзвёздных расстояний благодаря возможности входа кораблей в Туннель, не ограниченный пределами одного мира. И если первое контролируемое проникновение в соседний мир должно было состояться лишь в феврале следующего года на специально построенном для этого корабле, то принадлежащие мне компании «Боинг» и «Даймлер-Крайслер» уже приступили к выпуску сверхскоростных ц-приводов нового поколения. Накануне своего отлёта я в торжественной обстановке вручил группе испытателей из моей команды символические ключи от десяти мало- и среднегабаритных «мерсов» и одного лайнера «Боинг». Эти корабли были ещё попроворнее моего «Красного дракона», зато мой челнок, без сомнения, войдёт в историю как предвестник новой эры покорения человечеством Вселенной.
Должен признать, что я всегда восхищался умом Дианы, а после ознакомления с её выкладками по решению задачи Макартура я стал преклоняться перед её гением. Я поклялся себе, что больше никогда не назову её «той, чьё имя избегаю произносить даже мысленно». Вот если бы она ещё оставила отца в покое (уступила, например, домогательствам Шона), ей бы вообще цены не было…
Между делом также замечу, что первые пробные полёты «Красного дракона» с усовершенствованным приводом вызвали на биржах настоящую панику. Курсы акций тех кораблестроительных и транспортных компаний, в которых я имел значительную долю, взлетели до небес, тогда как акции остальных компаний начали стремительно падать. Пользуясь моментом, я активно скупал их. По своему обыкновению, Анхела не преминула поскандалить со мной, обвиняя меня в стремлении монополизировать эту важнейшую отрасль экономики, хотя, по сути дела, я спасал её от краха. Как только в моих руках оказывалось порядка пяти процентов акций той или иной компании, их курс стабилизировался на предкризисном уровне, а то и слегка возрастал. Если бы я хотел погубить всех своих конкурентов, то просто сидел бы, сложа руки, и ждал, пока они сами не обанкротятся. Умом Анхела это понимала, но не могла упустить такого роскошного повода для продолжения нашего семейного сериала «Милые бранятся — только тешатся».
Компьютер сообщил о полной готовности к старту.
— Хочешь запустить двигатель? — спросил я у Саманты.
Моё предложение застало её врасплох.
— А я… смогу?
— Запросто. Ткни на своём пульте клавишу «Старт» — вон та красная кнопка.
— Ты уже задал курс?
— Нет. Но сейчас физические векторы скорости и ускорения совмещены и направлены к ядру Галактики. Достаточно включить движок — и поехала машина.
— И это всё?
— Нет, конечно. После я введу точные координаты цели, определю так называемую политику безопасности, график разгона, и по ходу полёта компьютер будет постоянно корректировать курс.
— А нельзя это сделать до старта?
— Можно. Только тогда корабль начнёт маневрировать в поисках оптимального сочетания направления, скорости и ускорения, а затем начнёт предстартовый отсчёт. Это годится для путешествий между ближайшими звёздами, но в дальних перелётах весь выигрыш от предварительных расчётов сводится на нет, поскольку их точность с увеличением расстояния уменьшается. Я уже не говорю о том, что куда приятнее и эффектнее включить генератор своими руками, чем отдать приказ и ждать, когда это сделает компьютер.
Саманта вновь улыбнулась — но уже не так нервно.
— Похоже, ты прав. Разрешите стартовать, капитан?
— Разрешаю, лейтенант, — небрежным тоном бывалого космического волка ответил я.
Саманта нажала кнопку «Старт».
Как обычно, в начале разгона, когда корабль больше карабкается вверх по составляющей «ц», нежели набирает физическую скорость, создавалось парадоксальное впечатление, будто мы висим в пространстве неподвижно, а звёзды надвигаются на нас со всех сторон. При прежних «черепашьих» скоростях такая иллюзия держалась довольно долго, но другое дело теперь, когда «Красный дракон» оснащён усовершенствованным приводом. Уже на четвёртой минуте после перехода в режим овердрайва от плотного роя звёзд впереди отделилась ярко-голубая точка и стала медленно приближаться к нам.
— Кевин, — произнесла Саманта, вжавшись в кресло. — А вдруг мы столкнёмся с ней?
— Ничего не случится, — ответил я, продолжая работать с бортовым компьютером. — Пролетим сквозь неё и моргнуть не успеем. Впрочем, это маловероятно.
Первая звезда степенно проплыла под нами и чуть справа.
— Уф! Пронесло, — сказала Саманта с облегчением и опасливо поглядела на следующую приближавшуюся к нам звезду. — Впечатляет!
Я закончил ввод данных в компьютер, откинулся на спинку кресла и заметил:
— В прошлый раз ты так не волновалась. А тогда ты видела гораздо больше звёзд, и летели они быстрее.
— В том-то и дело, что они проносились слишком быстро, и их было очень много. Я не успевала воспринять их всерьёз. А пока они движутся медленно и по отдельности, это впечатляет.
Я был вынужден признать её правоту.
Саманта поволновалась ещё минут десять, а потом начался сущий звездопад. Ярко-голубые звёзды непрерывным потоком неслись нам навстречу, пролетали мимо и исчезали за кормой, по ходу меняя свой цвет на красный. Это было чертовски красиво, но казалось нереальным. В определённом смысле это действительно была иллюзия. Во-первых, спектры излучения звёзд впереди и позади корабля уже давно сместились в рентгеновскую и инфракрасную области соответственно, поэтому мы видели их лишь благодаря специальным фильтрам-преобразователям. Во-вторых же, в Туннеле звёзд, как таковых, и в помине не было.
Не прошло и двадцати минут с момента старта, а «Красный дракон» уже развил скорость свыше двухсот парсеков в час. То есть он летел почти в десять раз быстрее самого быстроходного корабля прежнего поколения — а уж о темпах, с которыми набирал скорость, и говорить не приходится.
— Теперь можно позвать Анхелу? — спросила Саманта, когда я сообщил ей о завершении разгона, и, не дожидаясь моего ответа, потянулась к интеркому.
Однако я остановил её:
— Нет, не надо. Сейчас я сам пойду к ней. Нам надо поговорить.
Саманта склонила набок голову и внимательно посмотрела на меня:
— Не пойму я вас с Анхелой. Вечно вы ссоритесь, потом миритесь, потом опять ссоритесь — и находите в этом удовольствие. Но, боюсь, до добра это не доведёт.
«А может, надеешься?» — подумал я с лёгким раздражением, но в следующий же момент устыдился своих мыслей. Хотя Саманта считала чуть ли не своим долгом переспать с каждым знакомым мужчиной (была у неё такая слабость — и этим она напоминала мне Алису), на мою добродетель она ни разу не покушалась, а все мои ухаживания воспринимала, как игру — чем, в сущности, это и было. Я не испытывал ни малейшего желания изменять Анхеле, а Саманта, со своей стороны, не собиралась портить отношений с подругой из-за мужчины. Правда, злые языки в Нуэво-Овьедо давным-давно записали меня в число её жертв, и туманные намёки на это периодически проскальзывали в «бульварных» СМИ. Однако Анхела не воспринимала это всерьёз и ещё ни разу не приревновала меня к Саманте… Что, впрочем, не мешало ей ревновать к другим женщинам — и то с куда меньшими основаниями.
— А вот на сей раз, — между тем продолжала Саманта, — у вас что-то новенькое. Прежде ещё не случалось, чтобы Анхела шесть дней кряду дулась на тебя. Я уже ей говорила, а теперь говорю тебе: прекратите эти игры, не то доиграетесь. Найдите какую-нибудь приемлемую замену вашим спорам и ссорам. Спорт, например, или здоровый… — Она запнулась.
— Или здоровый секс, — с улыбкой закончил я, вставая с капитанского кресла. — Мы подумаем об этом… этак месяца через полтора. Ладно, Саманта. Я пойду к Анхеле, а ты можешь либо оставаться здесь, либо идти в свою каюту. На протяжении ближайших сорока часов картина не изменится. — Я махнул в сторону звездопада. — Самое интересное начнётся, когда мы войдём в Центральное Скопление.
— И всё же я погляжу ещё немного, — сказала Саманта. — А вдруг мы пролетим хоть сквозь одну звезду.
Я пожал плечами:
— Всё равно ты этого не заметишь. — И вышел.
Анхела сидела в нашей каюте возле иллюминатора и задумчиво смотрела на проносящиеся мимо звёзды. Когда я вошёл, она лишь мельком взглянула на меня и вновь уставилась в иллюминатор.
— Мы успешно завершили разгон, — сказал я.
— Поздравляю, — сухо произнесла Анхела. — Когда будем на Астурии?
— С учётом торможения и посадки, часов через пятьдесят.
— Отлично.
Я присел на край широкой двуспальной кровати, занимавшей добрую половину каюты, и сказал:
— Вот что, милая, давай поговорим начистоту.
— Мы уже говорили об этом, — ответила она, не оборачиваясь. — И не раз. То, что ты сделал, настоящее свинство. Даже свинство вдвойне. А я-то думала, что из тебя получится хороший отец! Теперь же я боюсь за нашего мальчика.
Я вздохнул:
— Анхела, я хочу извиниться перед тобой…
— Тебе не за что передо мной извиняться. Ты должен извиниться перед Дональдом — и за то, что одиннадцать лет не признавал его своим сыном, и за то, что теперь не хочешь его забирать. Боже мой! Как я могла так ошибиться в человеке!
— Погоди, дорогая. Пожалуйста, не перебивай меня. Я хочу извиниться за ложь, которую нагородил про Дональда. Я должен был с самого начала сказать тебе всю правду.
Анхела повернулась ко мне.
— О чём ты говоришь? Что за ложь? Какая правда?
— На самом деле Дональд не мой сын, а Джо. Ещё восемь месяцев назад он попросил меня усыновить его, и я согласился.
Между нами повисло молчание. Анхела смотрела на меня удивлённо, но без недоверия. Она ни на мгновение не усомнилась, что я сказал ей правду.
— Так вот оно что! — протянула она. — Но почему ты сразу не признался? Зачем поставил нас в такое дурацкое положение? Мы гурьбой обрушились на тебя с незаслуженными упрёками, а теперь я чувствую себя без вины виноватой. Ты это понимаешь?
Я угрюмо кивнул:
— Да, понимаю.
— Так какого же чёрта ты так поступил? Ты что, моральный мазохист? Тебе нравится, когда тебя считают негодяем?
— Нет. Но мне не нравится, когда меня жалеют. Я не хотел выглядеть в глазах родных штатным приёмным отцом для детей Джо.
— Вот дурак! — от всей души сказала Анхела, а затем, после некоторых раздумий, закатила мне звонкую пощёчину: — Это тебе за ложь.
Я почувствовал громадное облегчение. Всякий раз, когда Анхела давала мне пощёчину, это значило полное отпущение грехов. Порой мне даже казалось, что таким образом она выражает свою досаду по поводу того, что наша очередная ссора закончилась.
— И всё же, — продолжала Анхела. — Почему ты не забрал Дональда?
— Джо заартачился, — объяснил я. — Ещё полгода назад я собирался предъявить отцовские права, ждал лишь, пока уладится вопрос с Дженнифер. А потом появилась Софи, и Джо начал колебаться. Всё тянул и тянул волынку. В конце концов он вроде бы решился и дал добро, но стоило мне рассказать нашим про Дональда… Короче, у Джо снова заклинило мозги. Мало того, он чуть ли не обвинил меня в том, что, дескать, я краду у него детей. Ну, совсем свихнулся. Не знаю, что будет дальше.
Анхела придвинулась ко мне вплотную и положила голову на моё плечо.
— Не злись на него, Кевин. Ему очень тяжело. Это так больно — отречься от собственного ребёнка. Его приводит в отчаяние мысль, что его родной сын будет считать своим отцом совсем другого человека…
— Но он же прекрасно понимает, что выбора у него нет. Он должен смириться, если не хочет травмировать ребёнка.
— Умом Джо это понимает. Однако сердце не всегда прислушивается к доводам рассудка. И обвинения в краже детей исходят от сердца. Они, кстати, не совсем беспочвенные. Сам того не желая, ты уже отнял у него Софи. Она относится к Джо лишь со сдержанной вежливостью, зато в тебе души не чает. Она просто обожает тебя.
— Глупости! — фыркнул я.
— Это не глупости, Кевин. — Анхела встала с кровати и пересела в кресло, чтобы видеть мои глаза. — Если ты вправду так думаешь, то ты либо слеп, что не замечаешь очевидного, либо бездушен. Софи многое бы отдала, чтобы ты действительно был её отцом. Она с таким упоением играет роль твоей дочки, что это не может не растрогать. А ты вечно в заботах, не уделяешь ей должного внимания. Не будь таким холодным, постарайся подыграть ей. Вот увидишь, как она будет счастлива.
— Но это же смешно, — робко запротестовал я. — Я старше её лишь на шестнадцать лет…
— Значит, вполне можешь быть её отцом, — одним махом отринула мой аргумент Анхела. — А вообще, мне кажется, что дело не в возрасте. Вовсе не в возрасте. Тебя сильно смущает, что Софи бисексуальна. Именно это отталкивает тебя.
Я потупился. Наш разговор принимал не очень приятный для меня оборот.
— Ну… Не буду уверять, что я в восторге от этого, но… В конце концов, у меня есть опыт общения с Ди. Мы с ней неплохо ладим и даже дружны. И я ни капельки не стыжусь её.
— Не меряй Софи и Ди под один аршин. В этом-то и заключается твоя ошибка, что ты пытаешься сравнивать их, хотя они совсем разные. Ты относишься к Ди как к мужчине, как к брату, а с Софи этого не получается. И не может получиться — она всё-таки женщина.
— Так что же мне делать? — спросил я.
— Принимай её такой, какая она есть. Постарайся понять её.
— Легко сказать: постарайся.
— Я же не говорю, что это будет просто. Но если ты согласился удочерить её, то уже поздно идти на попятную. Изволь выполнять свои родительские обязанности. Софи ещё не полностью сформировалась как личность, она нуждается в отце и хочет, чтобы её отцом был ты, а не Джо.
Я тяжело вздохнул:
— Когда я соглашался на удочерение, то думал, что это будет чистая формальность. Я не знал, что всё обернётся так серьёзно.
— А если бы знал, отказался бы?
Я промолчал, избегая смотреть Анхеле в глаза.
— Всё-таки ты бессердечный эгоист, Кевин, — укоризненно произнесла Анхела. — Ты смотришь на других сквозь призму своих интересов. Хочешь, чтобы все люди вели себя так, как тебе нравится, и никак иначе. А если кто-то живёт по-своему, вопреки твоим взглядам на жизнь, ты относишься к этому резко отрицательно. Ты отталкиваешь от себя Софи из-за её бисексуальности, тем более что она спит с Дейдрой…
— А что? — не выдержал я. — Прикажешь по головке её погладить? Молодец, доченька, так держать!
— Погладить по головке совсем неплохая идея, — совершенно серьёзно ответила Анхела. — Софи была бы в восторге. А что до её отношений с Дейдрой, то это отдельный и очень долгий разговор. Всё далеко не так просто и однозначно, как тебе кажется. Напрасно ты винишь Софи, что якобы она соблазнила твою сестру. И напрасно опасаешься за Дейдру. Можешь не бояться, что она переключится на девочек, у неё нет к этому ни малейшей склонности.
Последнее утверждение вызвало у меня горестно-ироничную усмешку.
— Раньше я тоже так считал, — заметил я. — Но теперь, глядя, как она воркует с Софи, начинаю в этом сомневаться.
— А зря. Ты хорошо знаешь Дейдру, но, как вижу, совсем не понимаешь её. Сейчас она переживает очень трудный период. В жизни ей катастрофически не везло с мужчинами, а исчезновение Эрика и разрыв с Малкольмом окончательно выбили её из колеи. И как раз у Софи она нашла то, в чём так остро нуждалась, — понимание, сочувствие, поддержку. И как бы ты ни относился к этой связи, как бы ни относились к ней другие, но я убеждена, что на Дейдру она действует благотворно.
— Ты судишь по собственному опыту? — невинно осведомился я.
Анхела поджала губы и одарила меня взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.
— Опять нарываешься на скандал? Небось, когда мы вернёмся на Астурию, проведёшь расследование? Или прямо сейчас бросишься допрашивать Саманту? — Она сделала паузу и задумчиво посмотрела на свою правую ладонь, которой обычно давала мне пощёчины. — Ну же, вперёд!
Я устало покачал головой:
— Не буду я никого допрашивать. Если ты сочтёшь нужным, сама расскажешь. А вообще… Извини, дорогая.
По сему между нами вновь воцарился мир, и остаток дня мы провели без ссор, даже без обычных для нас перепалок. А поздним вечером по бортовому времени, когда мы поужинали в обществе Саманты и уже собирались лечь спать, Анхела мне сказала:
— Кевин, к тебе ломится Дейдра. Утверждает, что это срочно, и грозится разбить чёртов автоответчик на твоей голове. Лучше поговори с ней.
Я переключил свой Самоцвет в режим прямой связи и, сразу почувствовав присутствие контакта, мысленно произнёс:
«Привет, сестричка. В чём дело?»
«Привет, Кеви, — услышал я мысли Дейдры. — Знаешь, я когда-нибудь…»
«Да, знаю. Когда-нибудь ты придушишь Бренду из-за её автоответчиков, и это будет на моей совести. Чем ты так взволнована? Что стряслось?»
«Нам нужно увидеться. Прямо сейчас. Немедленно. И никаких возражений я не принимаю».
«Добро. Где ты?»
«В Сумерках Дианы».
Очень мило! Гнёздышко двух голубок…
«Тогда валяй ко мне».
«Нет, Кеви, это ты валяй ко мне. Ишь, разленился! Я тут для него стараюсь, из кожи вон лезу, а как надо поговорить, слышу слащавое: „Добрый день, это Кевин. Извините, сейчас ответить не могу. Если вы хотите что-нибудь сообщить, пожалуйста…“ Тьфу!!!»
«Ладно, ладно, уймись. Я скоро буду».
«Не „скоро“, а „уже“. И обязательно прихвати с собой Анхелу».
«Хорошо. Конец связи».
«Я жду на крыльце», — предупредила Дейдра и отключилась.
— Ты всё слышала? — спросил я у Анхелы.
— Да, — кивнула она. — И думаю, нам надо поспешить.
— Согласен.
Я проверил, заперта ли дверь каюты, и включил специально предусмотренное на такой случай устройство. Если вдруг заработает интерком — то ли бортовой компьютер сообщит о каких-то неполадках, то ли среди ночи нас решит навестить Саманта, — я сразу получу об этом сигнал.
— Готово, — сообщил я. — Можем двигать.
— Поведу я, — сказала Анхела, бесцеремонно схватила меня за воротник и вызвала Образ Источника.
В следующий момент мы уже стояли на оранжевом травяном газоне между клумбой с сумеречными розами и опрятным двухэтажным домом. Поблизости обиженно фыркали златошёрстые зверушки, выражая своё неудовольствие нашим появлением в неположенном месте.
Дейдра, как и обещала, ждала нас на крыльце дома.
— Явились, не запылились, — вместо «здрасте» сказала она. — Кеви, негодник! Сколько раз тебя просить, чтобы ты сделал для себя канал экстренной прямой связи. Обещаю не злоупотреблять им.
— Ты-то не будешь злоупотреблять, — как всегда, возразил я. — А как насчёт других? — Я поднялся на крыльцо и поцеловал Дейдру в губы. — Рад тебя видеть, сестричка.
— Я тоже рада… поросёнок ты мой. — Затем она поцеловала Анхелу и взяла нас обоих за руки. — Пойдёмте в дом. Я вам кое-что покажу.
Мы вошли внутрь, миновали переднюю и оказались в просторном холле. По понятным причинам я избегал Сумерек Дианы и прежде появлялся здесь только однажды — когда мы расследовали инсценированную Александром гибель Эрика. Но и тогда я не заходил в дом.
Первое, что бросилось мне в глаза в холле, это два висевших рядом портрета — мужчины, точной копии моего отца, и женщины, поразительно похожей на Дженнифер. Изображённый на портрете мужчина и был моим отцом, зато женщина была, конечно, не Дженнифер, а Диана — в её прежнем облике.
При этой мысли я торопливо отвёл от портретов глаза и только тогда заметил сидевшую на диване Софи. Она держала на руках ребёнка двух или трёх месяцев от роду и смотрела на меня сияющими глазами.
В моей голове моментально родилось несколько версий, объяснявших появление здесь этого малыша, и среди них была одна, о которой я боялся даже думать. Боялся разочарования…
Впрочем, Софи тут же рассеяла мои страхи.
— Кевин, это твой сын, — сказала она. — Твой и Дженни. Мы нашли его.
— Ты нашла его, — сделала уточнение Дейдра.
Всё ещё боясь, что мне это снится, я осторожно (наверное, чтобы не спугнуть волшебный сон) подошёл к дивану и опустился на корточки перед Софи с малышом. Мальчик не капризничал, он был доволен жизнью и спокойно глядел на меня. У него были светленькие волосы и ясно-голубые глаза — такие, как у Дженнифер… Хотя, возможно, мне только так казалось. Теперь все в один голос утверждают, что у Софи глаза и брови Юноны, нос и рот Пенелопы, а овал лица и фигура Бренды. Однако до того, как мы узнали, что она наша родственница, никто из нас этого не замечал.
Я протянул руку и легонько, одними только кончиками пальцев прикоснулся к розовой пухленькой щёчке малыша. В ответ на мою робкую ласку он что-то бессвязно пролепетал.
— Смелее, Кеви, — подбодрила меня Дейдра. — Сядь, возьми сына на руки. Что ты как отмороженный.
Я присел на диван рядом с Софи, и она передала мне ребёнка. У меня был немалый опыт обращения с младенцами, я ещё с детства любил нянчиться с младшими братьями и сёстрами. Но тут я ни с того ни с сего растерялся и проявил настоящие чудеса неуклюжести. И вообще, я до такой степени обалдел, что не сообразил задать самый элементарный вопрос. Я даже не думал об этом, пока Анхела не спросила:
— Где вы его нашли?
— На Дамогране. Нам стало доподлинно известно, что Александр провёл там последние дни перед своей смертью. Ясное дело, мы начали расследование. Софи, просматривая полицейские сводки за июль месяц, в числе прочих подозрительных происшествий взяла на заметку загадочное исчезновение некоего Патрика Ллойда — молодого, подающего надежды политического деятеля, который занимал ответственный пост в министерстве иностранных дел. Последний раз его видели вечером пятнадцатого июля, а потом он как в воду канул. Далее, Софи узнала, что одиннадцатого числа у мистера Ллойда родился сын Харальд, а в ночь с одиннадцатого на двенадцатое, то есть сразу после родов, его жена Елена умерла во сне от острой сердечной недостаточности — утром её нашли мёртвой в отдельной палате родильного дома. Всё это выглядело настолько подозрительным, что мы, конечно, не могли не проверить маленького Харальда Ллойда.
— И обнаружили у него Дар, — поняла Анхела.
— Да. Но мы решили довести дело до конца, я позаимствовала клочок волос мальчика и уговорила профессора Альбу сделать сравнительный анализ ДНК. Результаты не оставили никаких сомнений: Харальд Ллойд на самом деле сын Кевина и Дженнифер.
Анхела удручённо покачала головой:
— Ну, и озадачила ты профессора! Хотелось бы знать, что он подумал.
— Я сочинила одну историю…
— И наверняка глупую. Как и все твои истории о том, где ты пропадаешь целыми днями. Сколько раз я тебе говорила, Дейдра: либо веди себя осторожнее, либо выметайся с Астурии, не порождай нездоровых слухов. Во время нашего последнего разговора Рикардо рассказал мне самую свежую сплетню о тебе: дескать, Колин изобрёл карманный телепортёр, а ты похитила у него опытный образец и теперь путешествуешь по Галактике.
В ответ Дейдра жизнерадостно рассмеялась:
— А ведь это очень даже близко к правде.
— В том-то и дело, что чересчур близко. А если ещё всплывёт история с анализом ДНК…
— Не всплывёт. Профессор Альба сделал всё сам, без ассистентов, и обещал сохранить это в тайне.
— Что ж, будем надеяться, что сохранит.
Я слушал их разговор краем уха. Всё моё внимание целиком занимал мальчик. Мой первенец. Мой сын. Мой и Дженнифер…
— А на след Дженни вы не напали? — спросил я.
— К сожалению, нет, — ответила Дейдра. — Пока нет. Но теперь обязательно найдём. Ведь никто из вас не верил, что поиски Софи к чему-нибудь приведут. А между тем получилось.
— Наверное, Александр хотел сам воспитывать мальчика как своего сына, — предположила Анхела. — Отнял его у Дженнифер и подменил им настоящего ребёнка Патрика Ллойда.
— А собой подменил настоящего Патрика Ллойда, — с грустью добавила Софи. — И убил жену Ллойда. Повторилась история четы де Бельфоров.
— Вы похитили малыша у опекунов, — не спросила, а констатировала Анхела.
— Подменили, — сделала уточнение Дейдра. — Найти похожего на него брошенного ребёнка такого же возраста оказалось несложно. Также мы «подчистили» медицинскую карту, чтобы не бросались в глаза некоторые несоответствия. Мы просто не могли оставить без внука убитых горем бабушку и дедушку.
— Вот что, — отозвался я, вглядываясь в невинные голубые глаза малыша. — Харальд не очень подходящее имя для моего сына. Я назову его Патриком — в честь последней жертвы Александра. Думаю, Дженни одобрит мой выбор.
Дейдра и Софи молча кивнули, а Анхела сказала:
— Хорошее ирландское имя. Не думаю, что Дженнифер станет возражать. — Она подошла ближе и склонилась над моим сыном. — Кевин, разреши немного подержать его.
— Бери, — неохотно согласился я. — Только будь осторожна.
Дейдра тихо хихикнула, а Софи понимающе улыбнулась.
Анхела взяла ребёнка на руки и сделала это так умело, будто возиться с младенцами для неё было самым привычным делом. Всё-таки материнский инстинкт — великая сила. С некоторой долей зависти я отметил, что на руках у Анхелы Патрику понравилось больше, чем у меня. Он опять что-то пролепетал и потянулся ручонками к её лицу.
— Весь в папу, — прокомментировала Дейдра. — Ишь как ему нравятся красивые женщины.
Я повернулся к Софи и взял её за руку.
— Я… даже не знаю, как благодарить тебя…
— И не надо, — мягко сказала она. — Я сделала это прежде всего для себя. Твой сын мне не чужой. Он… — В её глазах заблестели слёзы. — Он мой брат.
Я обнял её, поцеловал в лоб и погладил по голове.
— Спасибо тебе, Софи. Большое спасибо.
Она всхлипнула.