Собор памяти

Послесловие автора

Леонардо существует как легенда, миф, головоломка, и различные историки и исторические школы утверждают, что разгадали ту или иную её часть. Тем не менее до сих пор не существует связного портрета этой личности. История, а в особенности история великих людей, есть разновидность коллективного мифотворчества, экстраполяции известного в повествовательное. Я поместил свой рассказ в зазорах исторических фактов, дабы исследовать характер Леонардо и нравственные стороны его блестящих идей и изобретений.

Я отталкивался от научных идей и изобретений самого Леонардо, создавая вымышленную мечту, в которой он наконец достиг своей цели — овладел тайной полёта. Мы знаем, что Леонардо изобрёл вполне дееспособные подводные лодки, пулемёты, гранаты, парашюты и даже танки. (О многих этих изобретениях подробно рассказывается в его знаменитом письме к Лудовико Сфорца, правителю Милана.) Мы знаем также, что с детства Леонардо был увлечён идеей полёта, что подтверждается его сном о Великой Птице. Леонардо обладал острой наблюдательностью, и он изучал птиц около двадцати пяти лет своей жизни (нам известны его заметки в «Рукописи Б», начатой в 1488 году, и его же рукопись «О полёте птиц», написанная примерно около 1505 года). Рассказывали, что Леонардо частенько покупал у уличных торговцев птиц в клетках и выпускал их на свободу. На деле поступал он так, чтобы изучать их. Леонардо писал, что «гений человека способен сотворять различные изобретения, с помощью тех или иных инструментов добиваясь одной и той же цели; но никогда не найти ему более прекрасного, более экономного или более прямого пути, нежели тот, которым пошла сама природа, ибо в её изобретениях нет ничего недостающего и ничего чрезмерного». Именно следуя этим рассуждениям — а также некоторым ошибочным наблюдениям, — он нетерпимо относился к тому, чтобы искать иной способ полёта, в частности с неподвижными крыльями. Он в буквальном смысле этого слова хотел летать как птица и до последних лет своей жизни был увлечён идеей орнитоптеров (хотя и в самом деле создал чертежи машины, которая является предшественницей геликоптера). Однако он действительно сделал ряд набросков, которые можно найти в «Codex Atlfnticus» и которые специалисты признают первой европейской концепцией планирующего полёта.

Таким образом Леонардо вполне мог дойти до идеи неподвижного крыла и создать планер, как намного позднее сделали Лоуренс Харгрейв и другие. Следует, однако, заметить, что совершить этот воображаемый прыжок к идее неподвижного крыла для Лоуренса Харгрейва в 1890 году было не менее трудно, чем для Леонардо да Винчи в придуманном мной мире Флоренции пятнадцатого столетия.

Чтобы претворить моё видение в жизнь, я слегка подправил историю. Экстраполируя, используя то, что было известно Леонардо и его современникам, я естественным образом подвёл его к идее летательного аппарата с неподвижными крыльями.

Я также слегка подправил историю, прибавив возраста Никколо Макиавелли и сделав его учеником Леонардо (позднее они действительно были знакомы). Не сомневаюсь, что читатели обнаружат и другие мои «поправки».

Я не мог не присоединиться к меньшинству в точке зрения на сексуальную ориентацию Леонардо. Распространённое мнение, что Леонардо был гомосексуалистом, в высшей степени сформировано трудами Зигмунда Фрейда по его половой психологии, особенно работой «Леонардо да Винчи и его детские воспоминания». В этой работе Фрейд спроектировал на Леонардо собственный склад ума. Книга начинается описанием знаменитого сна Леонардо о великой птице, в котором коршун слетает с неба и бьёт его по лицу хвостом. (Существует, конечно, неоспоримая связь между этим первым оставшимся в его памяти сном и тягой к полёту, которая была присуща ему всю его жизнь.) Однако Фрейд прочёл записки Леонардо в переводе, и не слишком хорошем переводе, где слово «коршун» было перепутано со словом «стервятник». Фрейд подробно рассуждает о том, что стервятник — это символ Мут, египетской богини, символизировавшей женское начало, а хвост символизирует сосок груди; но на самом деле коршун — nibbij по-итальянски — был символом мужества, точно так же, как ястреб или орёл. Более того, Фрейд не был знаком с «Codex Trivulzianus» Леонардо, чьи обильные словами страницы освещают многие стороны тёмной вселенной подсознания да Винчи.

Рэймонд С. Стайте, автор психоаналитического этюда «Сублимации Леонардо да Винчи», пишет, что «Леонардо с успехом применил к себе метод, который создал сам Фрейд для раскрытия нездоровых комплексов, и его [Фрейда] диагноз, не учитывающий этой важной детали, вопиюще ошибочен». Тщательно изучив «Codex trivulzianus», Стайте приходит к выводу, что «Леонардо, судя по всем фактам, был полноценным мужчиной с нормальным гетеросексуальным влечением».

Стайте подсказал мне идею, что Леонардо мог быть влюблён в красавицу Джиневру де Бенчи, дочь Америго де Бенчи, состоятельного флорентийского купца. Такое весьма вероятно, потому что Леонардо долгое время был другом семейства Бенчи; когда в 1481 году он уехал из Флоренции в Милан, он оставил им на сохранение незаконченное панно «Поклонение Волхвов». Джиневра действительно вышла замуж за человека много её старше, вдовца Луиджи ди Бернардо Николини, и в Вашингтоне хранится её великолепный портрет работы Леонардо. По технике он считается равным его знаменитой «Моне Лизе», хотя это, конечно, не столь зрелая работа.

Однако примерно в то время, в 1476 году, семнадцатилетний натурщик Джакопо Салтарелли обвинил четверых молодых флорентийцев в содомии, бросив свой пасквиль в tamburo — ящик, стоявший перед Палаццо Веккио. Леонардо был одним из обвинённых, и суд, и пережитое унижение изменили всю его жизнь. Хоть его признали невиновным, он был опозорен и потерял всё. Даже его отец, испуганный скандалом, разорвал с ним отношения. Один сокрушительный удар — и Леонардо оказался изгнанным из рая; его носили на руках отпрыски высшего флорентийского общества, его работы всячески восхвалялись — до тех пор покуда обвинения мальчишки-крестьянина не низвергли его в преисподнюю. Только его дядя Франческо и мастер Андреа Верроккьо не отвернулись от него.

В двадцать шесть лет Леонардо вынужден был начинать жизнь сначала — измученным, циничным, умудрённым горьким опытом. Он с головой погрузился в работу, изучая нравы улицы и уличной толпы, рисуя свои знаменитые карикатуры, писал, рисовал, занимался живописью, ставил опыты, изобретал модели орнитоптеров, которые должны были летать — и летали! Как говорил он сам, «несчётно существует способов и средств разделять и измерять дни ничтожной жизни нашей, которые не должны мы прожить в тщете и расточении, не оставив после себя ни славы, ни памяти в душах смертных. И так наш жалкий жизненный путь не будет пройден напрасно».

Но я ещё не закончил исследовать миф о Леонардо, потому что взял на себя труд пересказать величайшее его приключение — его путешествие на Восток, которое переменило его жизнь, но тем не менее о нём ни слова не упомянуто ни в его записных книжках... ни в бесчисленном множестве написанных о нём книг.

Большая часть моего повествования основана на письмах, которые Леонардо, будучи на Востоке, писал Деватдару Сирийскому. Большинство историков не принимает эти письма всерьёз и считает их баснями и небылицами.

В своём биографическом труде под названием «Леонардо Флорентиец» — настоящему славословию мифам и легендам о Леонардо — Рэчел Эннанд Тэйлор пишет: «Невозможно поверить, чтобы Леонардо побывал на службе у султана и скитался по Востоку без того, чтобы в легенде о нём не появился хотя бы один восточный эпизод».

И, тем не менее, это возможно. Жан Поль Рихтер, который составил полное двухтомное собрание «Записных книжек Леонардо да Винчи», писал: «Мы не располагаем никакими сведениями о жизни Леонардо между 1482 и 1486 годами; невозможно установить, был он тогда в Милане или во Флоренции. С другой стороны, смысл этого письма (одного из писем к Деватдару) не позволяет нам предположить отсутствие дольше, чем на год-два. Ибо даже если должность инженера в Сирии была у Леонардо постоянной, он вполне мог оказаться не у дел — либо, вероятно, из-за смерти Деватдара, его покровителя, либо из-за его же смещения, — и Леонардо по возвращении домой предпочитал хранить молчание об эпизоде его жизни, который, по всей видимости, закончился провалом и разочарованием».

В моей версии мифа Леонардо, будучи на службе у калифа Кайит Бея, использует свои изобретения против войск правителя турок Мехмеда. Действительно, у Леонардо есть чертежи и заметки, посвящённые бронированным повозкам, переносным осадным мостам, устройствам для сбрасывания осадных лестниц, аналогу современного огнемёта, сферическим снарядам, начиненным порохом и измельчённым металлом, есть планы изменения русла ручьёв для лишения противника преимуществ (первый в истории случай применения силы воды для уничтожения), есть разработки бомб из гашиша и рыбьего клея, которые, разрываясь, выбрасывают снопы огня, снарядов, наполненных серным газом — для «ввергания врага в оцепенение» и ещё много другого. За исключением летающей машины Леонардо и воздушного шара Куана, все прочие изобретения, описанные в моём романе, взяты напрямую из записных книжек Леонардо.

В письме Лудовико Сфорца Леонардо сделал множество зарисовок своих смертоносных машин, изображая при этом жертвы, разорванные на куски и корчащиеся в агонии. Однако, как комментирует Антонина Валлентин в своём труде «Леонардо да Винчи: трагическая погоня за совершенством», «в этих рисунках царит такая атмосфера мира и гармонии, как будто художник ни на миг не осознает, что представляет собой в реальности изображаемая им сцена».

Очевидно, что Леонардо был человеком нейтральным или, точнее сказать, аморальным, когда дело касалось его смертоносных машин. Казалось, они не существуют в реальном мире — когда смотришь на эти рвущиеся бомбы и гибнущих людей, манера рисунка настолько мирна и прекрасна, что сцены насилия и жестокости становятся почти платоническими по своей природе.

Я хотел подвергнуть Леонардо нравственному испытанию. Он мечтал занять должность военного инженера, но ни Лоренцо Великолепный, ни герцог Сфорца не принимали всерьёз его военные машины.

В моём романе я дал Леонардо шанс осуществить свою мечту, и, быть может, именно за этим он на самом деле и отправился в Сирию.

Если, конечно, его книги говорят правду.