Старший лейтенант Р. приехал в город Куйбышев. Он приехал из Ташкента, где находился в госпитале. Он был ранен.
И вот теперь он, инвалид Отечественной войны, вернулся домой!
Он вышел на вокзал с надеждой, что сейчас к нему бросятся его родные, друзья и произойдет та волнующая встреча, которую он с таким нетерпением ждал.
Нет, на вокзале никого не было. Его никто не встретил. Неужели же его позабыли, отвернулись от него за эти два года войны?
С горькими мыслями лейтенант побрел к своему дому. Он с трудом дошел, опираясь на костыль.
Что ж оказалось? Оказалось, что родные понятия не имели об его приезде. Они не получили телеграмму, посланную лейтенантом из Ташкента.
Эта телеграмма пришла спустя семь дней. Итого семнадцать дней она перла из Ташкента в Куйбышев!
На черта же нам нужны такие телеграммы!
Гвардии лейтенант Т. получил письмецо из дома, от своей жены.
Конечно, он очень обрадовался. Стал читать. Потом видит: что-то неладное в письме. Жена пишет о каком-то младенце, который только что родился... В чем дело? Ведь его сыночку пошел второй год. О каком же новом младенце идет речь?
Протер глаза лейтенант, стал опять читать. Потом видит: письмецо-то ведь послано в ноябре 1942 года. А нынче, слава богу, сентябрь 1943 года. Стало быть, письмецо шло десять месяцев. Почти год.
И вот теперь гвардии лейтенант нам пишет: «Да за эти десять месяцев мой сынок говорить научился. За эти десять месяцев я побывал на обороне Сталинграда, участвовал в зимнем наступлении Красной Армии. За эти десять месяцев мы прошли сотни километров, тесня противника... А тут одно письмо они мотали почти год...»
Еще хорошо, что письмо только год мотали. Могли бы его три года мотать.
Иные посылают письма в редакции газет. Иные жалуются нам.
А майор Р. бахнул жалобу прямо в Наркомат связи. Он послал письмо наркому: дескать, телеграмма из Куйбышева в Москву шла восемнадцать дней и по этой причине он, майор Р., не встретил свою жену на вокзале и вообще произошла чепуха. Обратите, дескать, внимание на такое безобразие.
Начальник секретариата прислал ответ. Исключительно вежливый, любезный ответ. Дескать, дано указание... проверили... накажем... не сомневайтесь.
Казалось бы, все в порядке. Благодарим за сообщение. Спасибо за внимание.
Ан нет. Взглянул майор на конверт и убедился, что это любезное письмецо шло ровно четырнадцать дней.
Четырнадцать дней тащилось письмо с улицы Горького до улицы Чайковского!
А в Наркомате будут проверять медлительное шествие телеграммы из Куйбышева! Будут хлопотать, тревожиться, наказывать. Переписку заведут. Почту загрузят. Ну зачем это? И так все ясно.
Всем известно, что иной раз приходят повторные телеграммы.
Тот же текст, тот же номер. А телеграмму несут вторично.
Я не знаю, почему это бывает.
Может быть, телеграфистка из уважения к тексту передает его дважды. А может быть, она не туда кладет отработанную бумажку и потом снова за нее хватается.
В общем, я не знаю, как там это у них происходит с технической стороны.
Во всяком случае, это — явление нередкое. И оно вряд ли ведет к разгрузке телеграфных проводов.
Но вот перед нами три одинаковые телеграммы. Все три они как близнецы. И номер у них одинаковый. И текст. И число. Прямо как-то даже трогательно видеть их вместе.
Они посланы из Алма-Аты в Москву, на адрес «Мясохладпромстроя».
Ну к двойным телеграммам мы как-то уже привыкли.
Но три раза повторять одну и ту же телеграмму — это уж, как говорится, слишком. Это уж ни к чему.
Нет, три раза повторять не надо.
Лучше три разных телеграммы посылайте, чем одну и ту же. Это уж, извините, бред.