The Social Paradox

Религия расширяет связи

Ветхий Завет, также известный как еврейская Библия или Тора, предшествует христианской Библии и Корану и является основой авраамических религий. В некоторых отношениях он представляет собой контраст с предшествующими религиозными традициями, а в некоторых - нет. Ветхий Завет резко отличается от прошлого своим акцентом на морали, в нем содержится множество законов, направленных на укрепление сотрудничества и минимизацию конфликтов. Если взять Десять заповедей как представитель основного подхода, заложенного в Ветхом Завете, то мы увидим, что первые четыре касаются правильных способов поклонения (нет других богов предо мной, нет искусственных изображений, не употребляй имени Господа всуе, почитай субботу), а остальные шесть сосредоточены на моральных проблемах, обеспечивающих нормальное функционирование общества (с предписанием почитать своих родителей и запретами на убийство, прелюбодеяние, воровство, ложь и любостяжание). В религиях наших предков было мало подобных нравственных предписаний.

Есть много причин, по которым религия стала предписывать моральное поведение, когда мы перешли от кочевой охоты к сельскому хозяйству и городам, но одна из них заключается в том, что люди, жившие в одном сообществе, больше не были взаимозависимы и даже не обязательно были знакомы друг с другом. Незнакомые люди, которые не нуждаются друг в друге (городские жители), менее склонны заботиться друг о друге, чем люди, которые регулярно сталкиваются друг с другом и зависят друг от друга (охотники-собиратели). Сотрудничество имеет тенденцию разрушаться, когда люди незнакомы, когда их взаимодействие носит разовый характер, когда собственные интересы не связаны с интересами других, и когда люди обеспокоены тем, что другие могут воспользоваться ими. Все эти ситуации возникли с нашим отходом от образа жизни охотников-собирателей.

Авраамические религии стимулируют сотрудничество, предоставляя набор моральных принципов, соблюдение которых обеспечивается всезнающим и всемогущим Богом. Религии охотников-собирателей не заботились о морали, потому что сотрудничество и так обеспечивалось их культурными правилами и взаимозависимыми условиями жизни. Когда мы отказались от образа жизни охотников-собирателей, наши культурные правила перестали обеспечивать всеобщее сотрудничество, в результате чего потребовались новые правила, чтобы поддерживать связь между людьми. Согласно этой точке зрения, религия обеспечила социальный клей, который облегчил связь, когда наше повседневное существование перестало это делать.

Если отбросить этот акцент на морали, мы увидим, что Ветхий Завет демонстрирует значительную преемственность с предыдущими религиями в том, что в нем прослеживается дух хаоса, который был характерен для небольших обществ. Можно привести множество примеров насилия в Ветхом Завете, но ничто не сравнится с историей о битве Моисея с мадианитянами, в которой его войска убили всех мужчин. Когда они вернулись с пленными женщинами и детьми, Моисей был разгневан их состраданием и приказал своему войску: "Убейте всякого мужчину из малых сих, и всякую женщину, которая познала мужчину, возлежа с ним, убейте. А всех девиц, которые не познали мужчины, лежа с ним, оставьте в живых для себя" (Числа 31:17-18). Требования Моисея могли быть взяты прямо из справочника по конфликтам охотников-собирателей, хотя охотников-собирателей меньше волновало, познали ли их пленные женщины мужчину, лежа с ним.

Для нашего современного восприятия геноцидные указания Моисея вызывают глубокую тревогу, но мы должны помнить, что мораль развивалась для того, чтобы управлять отношением к своей собственной группе. Как мы уже говорили, когда мы были охотниками-собирателями, взаимодействие с другими группами могло быть возможностью для торговли или поиска новых романтических партнеров, но часто другие группы представляли собой смертельную угрозу. В последнем случае безжалостность была самой надежной стратегией выживания; моральным соображениям не было места в обращении с чужаками, которые не проявили бы милосердия, если бы одержали верх.

Несмотря на то, что Ветхий Завет рекомендует массовые убийства во время конфликтов, он предлагает философию межгрупповой доброты в мирное время. Рассмотрим, например, Левит 19. Большая часть этой книги состоит из законов, которые способствуют сотрудничеству внутри своей группы - это руководство для земледельцев по взаимопомощи, которую оказывали охотники-собиратели, но в 19:33-34 содержится закон, который мало кто из охотников-собирателей признает:

Если чужеземец будет жить с вами в земле вашей как иностранец, не делайте ему зла. Чужестранец, который живет у вас как иностранец, будет для вас как родной из вас, и вы должны любить его, как самого себя; ибо вы жили как иноземцы в земле Египетской. *.

Таким образом, Ветхий Завет сделал важный шаг к расширению наших связей с чужаками. Однако в авраамических религиях произошли еще большие изменения: Новый Завет (христианская Библия, которую не одобряют евреи, но принимают мусульмане) проповедует неизвестную ранее форму доброты. Перенесясь во времени в Новый Завет, мы видим, как Иисус удваивает закон из Левит Ветхого Завета (19:18 Не мсти и не держи зла на сынов народа твоего, но возлюби ближнего твоего, как самого себя), когда рассказывает притчу о добром самаритянине (представленную здесь в несколько сокращенном виде).

ДОБРЫЙ САМАРИТЯНИН (ЛУКИ 10:25-37)

Один знаток закона спросил Иисуса: "Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?"

"Что написано в Законе?" Иисус ответил.

ЗАКОН: "Возлюби ближнего своего, как самого себя".

ИИСУС: "Ты правильно ответил".

"А кто мой сосед?"

[Примечание: Это ключевой вопрос - кого мы должны любить? Левит 19:18 ясно говорит, что мы должны любить свой собственный народ].

ИИСУС: "Один человек шел из Иерусалима в Иерихон и попал к разбойникам, которые раздели его, изранили и ушли, оставив его полумертвым. И случайно шел священник той дорогой, и, увидев его, перешел на другую сторону. И также левит. Но некий самарянин, увидев его, подошел к нему и перевязал ему раны, привел его в гостиницу и позаботился о нем. Кто из этих трех думает, что ты был ближним Тому, Который пал между ворами?"

"Тот, кто проявил к нему милосердие".

ИИСУС: "Иди и ты туда же".

В последующие века смысл этого повествования был утерян, но самаритяне были презираемым меньшинством, и Иисус подчеркивал один из своих ключевых тезисов: все достойны вашего сострадания, а не только ваши собственные люди. Сегодня эта концепция может показаться настолько очевидной, что вряд ли стоит о ней упоминать, поскольку наш моральный круг теперь охватывает все человечество (или, по крайней мере, те его составляющие, с которыми мы в данный момент не конфликтуем). Но, как мы уже видели, так было не всегда. В притче о добром самаритянине Иисус просил людей отвергнуть господствующие культурные нормы и общаться с людьми, не принадлежащими к их этнической группе.

Возможно, не менее примечательно и то, что Иисус сделал гигантский шаг к разрядке конфликта, попытавшись замкнуть бесконечный круг мести, который был распространен до появления эффективной полиции. Вспомните, что Иисус родился в мире, в котором ветхозаветное "око за око" было законом страны. Если вы не знакомы с оригинальным текстом, стоит отметить, что это довольно суровое правило действовало даже в случаях непреднамеренного причинения вреда (вот оно в оригинальной форме, Исход 21:17-25).

Предположим, двое мужчин дерутся и в процессе случайно ударяют беременную женщину, так что она рожает преждевременно. Если вреда не будет, мужчина, ударивший женщину, должен выплатить компенсацию, которую потребует муж женщины, а судьи одобрят. Если же травма будет нанесена, то наказание должно соответствовать травме: жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб, рука за руку, нога за ногу, ожог за ожог, рана за рану, синяк за синяк. [выделено мной].

В своей Нагорной проповеди Иисус прямо отвергает этот закон и просит своих слушателей подставить другую щеку. Махатма Ганди, Мартин Лютер Кинг-младший и их последователи - одни из единственных людей, о которых я когда-либо слышал, у которых хватило самообладания последовать просьбе Иисуса, но тот факт, что она, вероятно, была задумана как совет для стремления, делает ее не менее замечательной.

Многие ученые утверждают, что люди одомашнили себя, отчасти казня чрезмерно агрессивных членов своей группы. Такое самоуничтожение путем избирательной казни создало бы собственную эволюционную силу. Поскольку высокоагрессивных людей ждала безвременная смерть, гены, предрасполагающие к агрессии и насилию, в конечном итоге были бы вычеркнуты из генофонда. Согласно этой возможности, неоднократно применяя определенные модели поведения, которые изменяли наш эволюционный ландшафт, мы сами изменяли свой генетический состав. В отличие от этого, аргументы Иисуса в пользу расширения наших связей в Новом Завете представляют собой форму общественных изменений, иногда называемую культурной эволюцией, когда культура меняется, когда новые идеи приходят на смену старым способам ведения дел. Люди остаются прежними, различаются лишь правила.

Иногда гены и культура взаимодействуют в таких изменениях, например, когда контроль над огнем привел к приготовлению пищи и, в конечном счете, к генетическим изменениям, которые уменьшили размер челюстных мышц людей (поскольку большие мышцы больше не требовались для пережевывания пищи, размягченной огнем). Но часто культурные изменения просто приводят к появлению новых структур вознаграждения, которые сдерживают поведение, которое раньше было полезным. Мой любимый пример такой культурной эволюции можно найти в Скандинавии. Несмотря на то, что генетически они неотличимы от своих предков-викингов, скандинавы больше не зарабатывают на жизнь набегами и грабежами. Более того, скандинавы - одни из самых мирных людей на Земле. Поскольку грабить и убивать, пробираясь вдоль и поперек побережья, - не самый лучший способ заработать на жизнь в современной Европе, шведы отказались от этой практики. Норвежцы и датчане тоже.

В своей Нагорной проповеди и притче о добром самаритянине Иисус призывал к переменам, которые мы наблюдаем в Скандинавии на протяжении последних двенадцатисот лет. Если бы каждый мог согласиться любить ближнего своего (предписание из Ветхого Завета), а также если бы каждый мог согласиться с тем, что каждый человек - его ближний, человеческое сострадание стало бы всеобщим. Не менее важно и то, что если бы люди перестали искать око за око (еще одно предписание из Ветхого Завета) и вместо этого подставили другую щеку, мир смог бы избежать бесконечного цикла мести, который, по мнению политического философа Томаса Гоббса, является одной из главных причин насилия.

Расширение нашего морального круга от семьи и ближайшего окружения до всего человечества - огромная просьба, стоит только подумать, как далеко мы еще не достигли ее, но главное, что Иисус обратился с этой просьбой со всей серьезностью. Это форма связи, которой не существовало раньше, которая все еще не существует в полной мере, но которая, тем не менее, описывает то, как значительное число из нас относится ко всем остальным людям. * Возможно, этот акцент на всеобщей связи является причиной того, что женщины склонны быть более религиозными, чем мужчины, когда они являются членами морализирующих религий, таких как христианство, несмотря на то, что они менее религиозны, чем мужчины, когда они поклоняются неморализирующим божествам и духам.

Религия углубляет автономию

Новый Завет не только изменил наши отношения, но и дал новое определение самостоятельности. Прежде всего, Ветхий Завет делает акцент на действиях, а не на мыслях. Из сотен ветхозаветных повелений, предписывающих людям, как вести повседневную жизнь, менее 5 процентов касаются мыслей. Правила, касающиеся мыслей, существуют - в частности, в Десяти заповедях говорится о запрете любостяжания, - но их сравнительно мало. Ветхий Завет гораздо больше озабочен поддержанием правильного поведения и, следовательно, гладкой работы общества, чем поддержанием безупречной умственной жизни. Я подозреваю, что именно этот акцент на бесперебойной работе общества объясняет, почему Исход требует "око за око" даже в случае случайных повреждений. Система правил, в которой даже несчастные случаи имеют серьезные последствия, побуждает людей быть очень осторожными в обращении друг с другом. Тем не менее, есть причины сосредоточиться не только на действиях, но и на мыслях - если вы начнете зацикливаться на запретном плоде, устоять будет очень сложно.

Рассмотрим запрет на секс вне брака, где, как показывают данные, неподобающие мысли и поведение встречаются очень часто. Ветхий Завет содержит два отдельных запрета на внебрачный секс только в десяти заповедях: седьмая заповедь "Не прелюбодействуй" и десятая заповедь "Не желай жены ближнего своего". Этот закон о запрете любострастия к жене ближнего своего, который содержится всего в нескольких предложениях после закона о запрете прелюбодеяния, говорит о том, что предотвращение сексуальной ревности имело первостепенное значение для сохранения мира.

В своей Нагорной проповеди Иисус хотел убедиться, что мы понимаем, что даже при отсутствии неподобающего поведения неподобающие мысли все равно являются проблемой: "Вы слышали, что сказано: не прелюбодействуй; а Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину, чтобы вожделеть ее, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем" (Матфея 5:27-28). Несколькими минутами ранее в своей проповеди Иисус делает аналогичный вывод относительно убийства, говоря своим слушателям, что они будут судимы Богом не только за совершение убийства, но и за то, что гневаются или плохо отзываются о других.

Как правила, запрещающие определенные мысли, меняют смысл автономии? С одной стороны, Бог, который может видеть наши сокровенные мысли и обрекать нас на вечные пытки, казалось бы, отрицает саму идею автономии, поскольку такой субъект может потребовать полного повиновения, и все, кроме глупца, подчинятся. С другой стороны, такой Бог мог бы легко открыться каждому в чудесном виде, чтобы все убедились в его присутствии и силе, но он этого не делает. Христиане понимают , что Его решение не открывать Себя публично во всей Своей славе направлено на то, чтобы дать им выбор, верить ли в Него и следовать за Ним. Бог Нового Завета предлагает нам выбрать, хотим ли мы встать на путь праведности и спасти свою вечную душу. С этой точки зрения Бог Нового Завета предоставил нам больше самостоятельности, чем когда-либо прежде. Трудно представить себе, чтобы что-то более важное, чем вечное блаженство или вечные муки, оставалось на усмотрение человека.

Новый Завет также меняет значение самого понятия "автономия", делая акцент на автономном контроле как мыслей, так и действий. Рассмотрим следующий эксперимент Кристины Старманс и Пола Блума, которые представили детям и взрослым истории, в которых ребенка просили сделать что-то, что либо противоречило, либо не противоречило его другим целям. Например, в одной истории ребенка попросили убрать за собой игрушки. В половине случаев в рассказе указывалось, что она предпочла бы поиграть с друзьями, а в половине случаев - нет, но в любом случае ребенок всегда выполнял просьбу и убирал свои игрушки. Когда участников спросили, кто из двух детей "заслуживает награды за хороший поступок", три четверти детей предпочли бесконфликтного главного героя, а три четверти взрослых - конфликтного. Эти данные свидетельствуют о том, что дети считают следование правилам более добродетельным, если сердце находится в правильном месте, но взрослые понимают, что некоторые правила особенно трудно соблюдать, и дают людям больше шансов, когда они следуют сложным правилам. То есть взрослые признают, что иногда наши желания вступают в конфликт с нашими "я", и особенно впечатляет, когда наши "я" преобладают над нашими "я".

Все это кажется достаточно ясным, но оказывается, что все не так просто. В конце концов, Новый Завет говорит нам, что мысли сами по себе могут быть аморальными. Адам Коэн и Пол Розин провели следующий эксперимент: в своем исследовании они изучили различия между евреями (которые следуют только Ветхому Завету, исключая Новый) и протестантами (которые одобряют обе Библии, но делают акцент на Новом Завете), предложив им следующий сценарий:

Мистер К. никогда не любил своих родителей. Мистер К. считает, что они слишком вовлечены в его жизнь, и у них совсем другие характеры и цели, чем у него.

Далее в сценарии говорилось одно из следующих слов:

Тем не менее мистер К. всегда ведет себя так, будто родители ему действительно небезразличны. Мистер К. регулярно звонит и навещает своих родителей. Каждый год он посылает матери цветы в день ее рождения, а отцу - коробку сигар в день его рождения. Когда его родители состарятся, они будут знать, что им не придется ни о чем беспокоиться, потому что мистер К. позаботится о них.

Или:

Поскольку мистер К. не любит своих родителей, он часто забывает звонить им по несколько недель подряд или посылать подарки на дни рождения. По правде говоря, родителям мистера К. кажется, что он пренебрегает ими. Когда его родители состарятся, они не будут знать, что мистер К. позаботится о них.

Коэн и Розин обнаружили, что еврейские участники оценили отзывчивого сына гораздо более положительно, чем пренебрегающего сыном. Эти данные свидетельствуют о том, что участники-евреи отдают должное мистеру К. за то, что он заботился о своих родителях, несмотря на то что они им не нравились. В отличие от этого, участники-протестанты были относительно нечувствительны к поведению мистера К. и оценили его негативно за то, что он не почитал своих родителей в сердце, независимо от того, заботился ли он о них.

Здесь мы видим интересное отличие от результатов исследований Старманса и Блума. В исследованиях Старманса и Блума дети положительно реагируют на людей, которые думают правильно, но взрослые отдают должное людям, которые преодолевают внутренний конфликт, чтобы поступить правильно. По мнению Коэна и Розина, протестанты не отдают должное людям, которые преодолевают внутренний конфликт, чтобы поступить правильно, если этот внутренний конфликт вызван морально неприемлемыми мыслями. Это может показаться странным, если вы не протестант, но все мы в той или иной степени поступаем так, когда сталкиваемся с людьми, у которых достаточно аморальные мысли. Например, если вы узнаете, что кто-то желает заниматься сексом с животными или, что еще хуже, с детьми, вы, скорее всего, будете испытывать к нему отвращение, даже если знаете, что он никогда не реализует своих желаний. Возможно, вы готовы отдать ему должное за его сдержанность, но вы наверняка будете в ужасе от его предпочтений.

О чем говорят нам эти эксперименты, если рассматривать их в совокупности? Полученные данные свидетельствуют о том, что религия изменила наше понимание автономии настолько, что христиане (особенно протестанты) придают большое значение мыслям людей, а не только их действиям. Таким образом, Новый Завет привел к расширению понятия автономии, включив в него решения, касающиеся содержимого нашего собственного разума. Ранее я определил автономию как "самоуправление, выбор пути на основе собственных потребностей, предпочтений или навыков и принятие независимых решений". В этом определении за отправную точку взяты мысли; люди проявляют автономию, когда их поведение обусловлено их собственными предпочтениями, а не предпочтениями других людей. Тем не менее, в принципе, мы можем применить к мыслям те же правила, что и к поведению, задавшись вопросом, допускают ли люди или подавляют свои мысли, исходя из собственных потребностей и предпочтений или потребностей и предпочтений других людей.

Этот акцент на внутренних состояниях связан со вторым ключевым аспектом протестантизма, который изменил значение автономии, а именно с представлением о том, что спасение зарабатывается индивидуально. Религии предков обычно подчеркивали следование надлежащим правилам, чтобы угодить духам или задобрить их; следуйте ритуалам, и у вас будет лучший шанс получить то, что вы хотите. Ритуалы и их цели изменились с появлением авраамических религий, но евреи и католики по-прежнему придают большое значение ритуалам в своей религиозной практике, а также их выполнению вместе с другими членами общины. Вера имеет значение, но она не превалирует над ритуалом и общиной.

Напротив, за пятьсот лет, прошедших с тех пор, как Мартин Лютер заявил, что люди могут общаться с Богом напрямую, без участия церкви, спасение протестантов во многом основывается на их индивидуальных отношениях с Богом. Вера для протестантов гораздо важнее, чем практика или община. Связь с единоверцами - важнейший компонент религии для католиков и иудеев, но автономия и самонаправленность занимают более важное место в религиозном опыте протестантов.

Из-за своей ориентации на автономию протестанты чаще, чем католики, считают, что поведение людей определяется внутренними качествами, такими как личность, а не внешними, такими как ситуативные факторы. Этот повышенный акцент на автономии означает, что протестанты больше ценят людей за их успехи, но также более склонны винить их за неудачи. В следующей главе мы более подробно рассмотрим политику, но одно из различий между демократами и республиканцами (и левыми и правыми в целом) заключается в их акценте на индивидуальной ответственности. Демократы видят множество барьеров на пути к успеху (по признаку расы, пола, сексуальной ориентации, социального класса), которые могут помешать человеку приложить максимум усилий, в то время как республиканцы считают, что успех доступен каждому, кто обладает талантом и прикладывает усилия.

Поскольку протестанты в большей степени ориентированы на автономию, чем католики и иудеи, можно ожидать, что протестанты также с большей вероятностью будут республиканцами, чем католики или иудеи. Данные соответствуют этому предсказанию: протестанты с наибольшей вероятностью будут республиканцами, иудеи - с наименьшей, а католики занимают промежуточное положение. Существует множество причин, по которым люди разных религий могут причислять себя к разным политическим партиям, поэтому сам по себе этот вывод не слишком убедителен. Но когда мы более внимательно изучаем отношение людей к индивидуальному успеху, картина остается прежней. Например, протестанты чаще всего считают, что государственная помощь бедным приносит больше вреда, чем пользы, иудеи - реже всего, а католики снова занимают промежуточное положение. Человек, воспринимающий системные препятствия на пути к успеху, вряд ли поддержит такое мнение относительно государственной помощи, но тот, кто верит, что упорный труд напрямую ведет к успеху, захочет стимулировать упорный труд, сводя к минимуму другие возможности. Протестанты чаще всего объясняют успех и неудачу как результат индивидуальных усилий. *.

Не молитвой единой

До сих пор мы обсуждали, как религия изменила значение связи и автономии, расширив первое (включив в него все человечество) и углубив второе (по крайней мере, для протестантов, сделав их личный выбор определяющим их собственное вечное спасение и возложив на них ответственность за свои мысли и поступки). Неудивительно, что религиозный опыт также по-разному отражает связь и автономию в разных ветвях авраамических религий. Прежде всего, для многих, если не для большинства адептов, религиозная практика является в высшей степени социальным актом. Но, как уже отмечалось, протестантизм делает акцент на автономии, в то время как католицизм и иудаизм - на связи. Таким образом, мы могли бы ожидать, что социальные преимущества религии будут более очевидны для католиков и иудеев, чем для протестантов. Чтобы проверить эту возможность, я использовал Общий социальный опрос для изучения уровня счастья репрезентативной выборки американцев, исповедующих эти три религии. * Чтобы изучить влияние различных видов религиозного участия, я сравнил уровень счастья людей, которые никогда не молились, с теми, кто молился более одного раза в день, уровень счастья людей, которые никогда не читали Библию, с теми, кто читал ее ежедневно, и уровень счастья людей, которые никогда не посещали службы, с теми, кто посещал службы чаще, чем раз в неделю. Все люди в исследованной мною выборке идентифицировали себя как протестанты, католики или иудеи.

Каждый столбик на рисунке 6.1 отражает влияние религиозной деятельности на счастье, поскольку каждый столбик показывает разницу в счастье между людьми, которые никогда не занимаются этой деятельностью, и людьми, которые занимаются ею часто. Как вы можете видеть, представители всех трех религий отмечают большее счастье, когда они более активно участвуют в своей религии. Мы не очень хорошо понимаем этот эффект участия, но мы вернемся к нему в главе 9. А пока давайте внимательнее посмотрим на рисунок, чтобы понять, как различные аспекты участия влияют на членов этих трех религий.

Рисунок 6.1

Увеличение доли протестантов, католиков и иудеев, для которых религиозная деятельность приносит радость (по сравнению с теми, кто никогда не занимается этой деятельностью).

Начиная с протестантов, мы видим, что увеличение счастья, связанное с регулярным посещением религиозных мероприятий, едва ли больше, чем увеличение, связанное с регулярным чтением Библии или молитвой. * Для протестантов нет особой разницы, практикуют ли они свою религию в одиночку или вместе с другими. Напротив, среди католиков увеличение счастья, связанное с посещением религиозных мероприятий, значительно больше, чем увеличение, связанное с чтением Библии или молитвой. При наличии достаточного количества данных мы видим аналогичную картину среди евреев.

Эти данные опроса позволяют предположить, что связующие аспекты религии играют большую роль в счастье евреев и католиков, чем протестантов, и, вероятно, являются более важной частью их религиозного опыта. В соответствии с этой возможностью, когда Адам Коэн и Питер Хилл спросили протестантов, католиков и иудеев: "Был ли у вас когда-нибудь опыт, который существенно изменил ваше отношение к жизни или миру?", они обнаружили, что жизненный опыт различается по акценту на связи в этих трех религиях. Иудеи чаще, чем протестанты, сообщали о социальном событии, а протестанты чаще, чем иудеи, сообщали о непосредственном личном опыте общения с Богом. Католики же по обоим показателям оказались в промежутке.

Эти данные свидетельствуют о том, что наиболее важные переживания иудеев и католиков, скорее всего, сосредоточены на связи с другими людьми, в то время как наиболее важные переживания протестантов, вероятно, сосредоточены на их индивидуальных отношениях с Богом. Тем самым они напоминают нам, что, хотя меняющиеся общественные представления о связи отражаются в религиозной доктрине, религия также направляет эти сдвиги в значении. Иногда религия толкает большинство из нас в одном направлении, например, когда три авраамические религии призывают нас открыть свои сердца для людей из дальних стран. Но религии толкают нас в разных направлениях, когда речь идет об относительном значении, которое мы придаем автономии и связи, и даже о том, что эти потребности значат для человека. Учитывая, насколько основополагающими являются связь и автономия, не стоит удивляться тому, что представители разных религий часто не понимают друг друга. Как мы увидим в следующей главе, по тем же причинам взаимное непонимание характерно и для политических взглядов.

7

.

Связь - слева, автономия - справа

Либералы и консерваторы смотрят на мир с разных точек зрения. Люди левых политических взглядов (либералы), как правило, больше всего озабочены вопросами справедливости, вреда и межгрупповых отношений - все это подчеркивает связь. Правые (консерваторы), как правило, больше озабочены правами личности, чрезмерным вмешательством правительства и чрезмерным налогообложением, что подчеркивает автономию. * Связь также важна для правых, но особенно в форме связи со своей группой, которая проявляется в лояльности, патриотизме и долге. Аналогичным образом, автономия остается важной для левых, но в большей степени в том смысле, что автономии неблагополучных групп могут препятствовать структурные барьеры на пути к достижениям.

Хотя левые и правые разделяют все эти ценности, они различаются в том, какие ценности они ставят во главу угла, что приводит к существенному расхождению в их политических предпочтениях. В качестве аналогии можно представить людей, находящихся по обе стороны политического спектра, как соперников в игре в бридж, которые играют вместе, но расходятся во мнениях относительно того, какая масть является козырной (козырная масть доминирует или превосходит все остальные масти при игре). Для левых справедливость и избежание вреда являются козырными ценностями, а все остальные ценности имеют второстепенное значение. Для правых козырем являются права личности, и даже связь имеет второстепенное значение (хотя, как мы увидим, не очень большое). Конфликты между левыми и правыми возникают в основном тогда, когда люди вынуждены жертвовать одними из этих ценностей в пользу других.

Чтобы понять, как дифференцированное распределение ценностей отражается на политических взглядах, давайте начнем с данных опросов в США. Компромисс между налогообложением и социальными расходами - отличная отправная точка; он не только отражает фискальную реальность, согласно которой социальные расходы должны оплачиваться из налоговых поступлений, но и заключает в себе фундаментальное напряжение между автономией и связью. Если я беру у вас деньги в виде налогов, я посягаю на вашу независимость, не позволяя вам решать, как тратить свои собственные деньги. Поскольку деньги покупают варианты, облагая вас налогом, я лишаю вас некоторой гибкости. Налогообложение уменьшает автономию. Если я затем трачу ваши налоговые доллары на социальные программы (социальное обеспечение, талоны на питание, программы профессиональной подготовки), то тем самым я удовлетворяю вашу заботу о других, улучшая жизнь людей в вашем обществе. Социальные расходы отвечают целям соединения. Налоги также идут на оплату мостов, бюрократов и бомб, но расходы на социальные программы (включая Medicare, Welfare и Medicaid) составляют примерно одну треть бюджета, то есть треть наших налогов тратится на помощь другим.

Как люди относятся к компромиссу между автономией и связью, который лежит в основе налогообложения социальных расходов? Чтобы изучить этот вопрос, мы можем вернуться к Общему социальному исследованию и посмотреть на опросы, в которых людей спрашивают, должно ли правительство США снизить налоги или увеличить социальные расходы. Как вы уже догадались, ответы людей зависят от того, к какой партии они принадлежат - правой или левой.

Рисунок 7.1

Процент людей, считающих, что важнее снизить налоги или увеличить социальные расходы, в зависимости от политической ориентации.

Как видно на рисунке 7.1, компромисс между автономией и связью зависит от политической ориентации. Крайне либеральные люди предпочитают увеличивать социальные расходы, а крайне консервативные - снижать налоги. Прежде чем мы углубимся в изучение этого эффекта, стоит отметить два момента. Во-первых, ни в одной из партий мы не видим полного консенсуса. Даже среди крайне либеральных людей, для которых связь имеет первостепенное значение, 10 процентов предпочли бы сократить налоги, а не увеличить социальные расходы. И даже среди крайне консервативных людей, для которых автономия является козырем, 40 процентов предпочли бы увеличить социальные расходы, чем снизить налоги. * Во-вторых, несмотря на огромные различия в предпочтениях между крайне левыми и крайне правыми, связь в целом побеждает автономию. Люди крайне правых в четыре раза чаще выбирают связь (тратя деньги на людей, которых они даже не знают), чем люди крайне левых выбирают автономию (снижая собственные налоги). И это, в свою очередь, объясняет, почему треть ваших налогов перераспределяется в пользу нуждающихся - большинство американцев предпочитают именно так.

Одна из потенциальных проблем, связанных с различиями между левыми и правыми в этих данных, заключается в том, что они запятнаны корыстными интересами. Левые, как правило, беднее правых, поэтому, возможно, их более благосклонное отношение к социальным расходам отражает ожидание того, что социальные программы с большей вероятностью будут направлены на них самих или их семью и друзей. Хотя это может быть правдой, мы видим тот же самый основной эффект, когда исключаем эту возможность из рассмотрения. Например, на рисунке 7.2 участники опроса спрашивали, должны ли богатые страны использовать свои налоги для помощи бедным странам, фактически исключая возможность того, что левые могут поддерживать социальные расходы в надежде, что их собственная семья получит выгоду.

Рисунок 7.2

Процент людей, согласных или не согласных с тем, что богатые страны должны использовать налоги для помощи бедным странам, в зависимости от политической ориентации.

Здесь влияние политической партии не столь велико, как в вопросе о социальных расходах, но различия между двумя партиями остаются разительными. Крайне левые чаще одобряют трату своих налогов на поддержку бедных стран, в то время как крайне правые чаще не одобряют такое использование своих налогов. Но снова мы видим, что связь бьет по автономии. Крайне правые в два раза чаще соглашаются тратить свои налоги на бедные страны, чем крайне левые не соглашаются.

Пока что данные подтверждают идею о том, что для левых важна связь, а для правых - автономия. Но как насчет связи со своей группой? Помните, я утверждал, что когда правые отдают предпочтение связям, они проявляются в форме патриотизма и лояльности. Люди слева тоже заботятся о патриотизме и лояльности, но этот аспект связи для них менее важен, чем индивидуальная связь. Мы видим подтверждение этим утверждениям в отношении американцев к патриотизму. Когда социологи спрашивают людей, считают ли они, что патриотизм делает Америку сильной, ответом будет неизменное "да". Но в крайне левом сегменте это "да" одобряет лишь незначительное большинство, в то время как в крайне правом сегменте не только почти все согласны, но и почти никто не выражает активного несогласия (см. рис. 7.3).

Рисунок 7.3

Процент людей, согласных или не согласных с тем, что патриотизм делает Америку сильной, в зависимости от политической ориентации.

Рисунок 7.4

Процент людей, согласных или не согласных с тем, что патриотизм делает Америку нетерпимой, в зависимости от политической ориентации.

Почему некоторые левые не согласны с тем, что патриотизм - это хорошо? Ответ на этот вопрос мы видим, когда участники опроса спрашивают, делает ли патриотизм Америку нетерпимой. Две трети крайне левых считают патриотизм источником нетерпимости, в то время как две трети крайне правых с этим не согласны (см. рис. 7.4). Для правых преданность своей группе имеет первостепенное значение, поэтому они не хотят задумываться о том, что у нее может быть темная сторона. Для левых связь с другими людьми имеет первостепенное значение, что заставляет их сомневаться в том, что связь с группой может привести к издержкам на индивидуальном уровне.

Откуда берутся эти различия во мнениях?

Данные опросов свидетельствуют о резком разрыве между левыми и правыми, что тем более поразительно, если учесть, что каждый ценит связь и каждый ценит автономию. По-разному оценивая эти ценности, люди приходят к противоположным выводам о том, что лучше для Америки. Тем не менее, данные опроса мало что говорят нам об источниках этих разногласий. Утверждение, что либералы больше заботятся о связи, а консерваторы - об автономии, описывает эти две стороны, но не объясняет их.

Если мы признаем, что автономия и связь находятся в постоянном противоречии друг с другом, то для объяснения разрыва между либералами и консерваторами нам достаточно найти что-то, что подталкивает людей в ту или иную сторону. Все, что заставит либералов больше заботиться о связи, также заставит их меньше заботиться об автономии, а все, что заставит консерваторов больше заботиться об автономии, заставит их меньше заботиться о связи. К счастью, и для того, и для другого есть множество причин. Помните, что большие различия между людьми обычно вызваны более чем одним фактором, и эти политические различия не являются исключением из этого правила.

Почему вред и справедливость так важны для левых? Начнем с эмпатии - предрасположенности разделять чувства другого человека. У либералов уровень эмпатии выше, чем у консерваторов * (если вы хотите увидеть данные, посмотрите на левые столбики на рисунке 7.5). Когда люди называют левых "мягкосердечными" или "либералами с горячим сердцем ", они имеют в виду тот факт, что левые обладают высоким уровнем эмпатии. Люди с высоким уровнем эмпатии чувствуют настоящий подъем, когда у других все хорошо, что является прекрасным бонусом для эмпатов, которые получают выгоду от успеха других. Однако эмпатия имеет и свою цену: эмпатичные люди чувствуют себя плохо, когда другим причиняют вред или несправедливо с ними обращаются. Эти плохие чувства очень глубоки. Например, дети в возрасте шести лет демонстрируют более сильную метаболическую, сердечную и воспалительную реакцию на бедность и проблемы с психическим здоровьем своих родителей, если у них высокий, а не низкий уровень эмпатии. Если вы сопереживаете другим людям, которые испытывают трудности, вы тоже испытываете трудности. Эта неизбежная цена эмпатии - вот почему социальная справедливость так важна для левых. Эмпатичные люди чувствуют себя лучше, когда обращают внимание на вред или несправедливое обращение с другими, потому что это облегчает их собственные викарные страдания.

Если викарные страдания кажутся вам не такими уж страшными, вспомните серию знаменитых экспериментов, проведенных Дэном Бэтсоном и его коллегами. В их исследовании участникам (ложно) сказали, что исследователи изучают управление впечатлениями в стрессовых обстоятельствах. Участников просили вытянуть соломинку, чтобы узнать, будут ли они сами подвергнуты удару током или им поручат наблюдать за тем, как другого человека слегка ударит током. Розыгрыш всегда подстраивался таким образом, чтобы наблюдателем был настоящий участник . Затем участники наблюдали за тем, как Элейн (сотрудница экспериментатора, выдававшая себя за другого участника) подключает ее к шоковому аппарату. Во время подключения к аппарату Элейн спросила экспериментатора, насколько сильными будут удары, и получила ответ, что "они не причинят необратимого вреда". Экспериментатор продолжил: "Знаете, если вы поцарапаете ноги, идя по ковру, и коснетесь чего-то металлического? Так вот, они будут испытывать дискомфорт в два-три раза сильнее".

К сожалению, выяснилось, что бедняжку Элейн в детстве сбросили с лошади на электрический забор, и она была сильно травмирована этим событием. Как следствие, она притворилась, что довольно плохо реагирует на первые два удара током, заметно расстроившись. Когда экспериментатор увидел это, он спросил Элейн, не хочет ли она продолжить. Элейн настаивала, что с ней все будет в порядке и что она не хочет портить эксперимент. В этот момент экспериментатору пришла в голову умная идея: возможно, участнику и Элейн стоит поменяться ролями, чтобы Элейн не страдала и эксперимент можно было продолжить. Вопрос заключался в том, какой процент людей готов сам принять удар током, чтобы прекратить страдания Элейн.

В этих экспериментах был еще один критический фактор, который необходимо учитывать, прежде чем мы увидим, как люди отреагировали на это предложение. Половине участников сказали, что им придется наблюдать за тем, как Элейн получит все десять ударов током, а половине - что они могут прекратить наблюдение после двух из них. Таким образом, каждый мог избежать ее страданий, взяв их на себя, но половина из них также могла избежать ее страданий, просто сбежав, когда первые два удара уже закончились. Что же сделали люди? Вас не удивит, если вы узнаете, что таких было много, но, что является большой победой человеческой доброты, большинство людей предпочли поменяться с ней местами, даже если они могли отвернуться и постараться выбросить ее страдания из головы. Шансы отвернуться также снижались, когда люди испытывали к ней больше сочувствия.

Что мы должны сделать из этих выводов? Прежде всего, викарные страдания реальны. Более половины людей, участвовавших в этих экспериментах, предпочли бы сами получить удар током, чем смотреть, как кто-то другой корчится, притворяясь, что его бьют током. Этот эффект был сильнее среди более эмпатичных людей, которые реже отворачивались и чаще становились на ее место. Люди с высоким уровнем эмпатии не могли смириться с тем, что она продолжает мучиться, и предпочитали сами принимать на себя неприятные ощущения, потому что знали, что смогут с ними справиться (ведь их самих не бросали на электрический забор).

Откуда нам знать, что именно неспособность вынести мысль о ее страданиях заставила людей занять ее место? Чтобы проверить эту возможность, Боб Чалдини и его коллеги повторили эксперименты Бэтсона, но дали половине участников таблетку, которая якобы "замораживала" их настроение, делая невозможным улучшение самочувствия на короткое время. На самом деле таблетка была просто плацебо; цель состояла в том, чтобы убедить людей, что улучшить их настроение будет сложно, поэтому им не стоит пытаться. Циалдини обнаружил, что таблетка снижает вероятность того, что люди поменяются местами с Элейн, и более склонна просто уйти. Когда они думали, что застряли в своем текущем настроении, люди были менее склонны помогать.

Эти результаты позволяют предположить, что эмпатичные люди хотят помочь отчасти для того, чтобы уменьшить свою собственную печаль и внутреннее смятение. Эти эксперименты также показывают нам, что когда люди сопереживают чужой боли, они сами испытывают настоящую боль - боль, которую они настолько мотивированы облегчить, что готовы терпеть удары током, лишь бы не смотреть, как кто-то другой корчится в агонии. В соответствии с этой возможностью, когда мы помещаем человека в аппарат фМРТ и измеряем работу его мозга, когда он испытывает боль или наблюдает за тем, как кто-то другой испытывает боль, многие из тех же нейронных сетей активизируются в обоих случаях. Викарная боль причиняет боль.

Откуда вообще берутся эти индивидуальные различия в эмпатии? Мы знаем, что генетика играет определенную роль, поскольку гены объясняют примерно половину причин того, почему одни люди чувствуют эмоции других, а другие - нет. Мы также знаем, что женщины более эмпатичны, чем мужчины, и этот факт согласуется с половыми различиями в связях и автономии, о которых мы говорили в главе 4. Действительно, большая эмпатия женщин во многом объясняет, почему они чаще становятся либералами, и это половое различие в политических предпочтениях не является незначительным эффектом. Например, на выборах 2020 года Трамп получил 53 % голосов мужчин, но только 42 % голосов женщин. Эти выборы могут показаться вишневыми, учитывая личную историю Трампа с женщинами, но 10-процентный гендерный разрыв типичен для последних тридцати лет. Например, на выборах 2012 года Ромни получил 54 % голосов мужчин, но только 44 % голосов женщин. Насколько мне известно, личное поведение Ромни с женщинами было безупречным. Эти данные говорят нам о том, что если бы мужчинам не разрешили голосовать, то не было бы президента Трампа, а если бы женщинам не разрешили голосовать, то не было бы президента Обамы. Эмпатия имеет значение.

Эмпатия играет центральную роль в различиях между левыми и правыми не только по причинам, о которых говорилось выше, но и потому, что эмпатия вплетена в другие социальные установки. Например, левые и правые также различаются в своих убеждениях относительно того, можно ли доверять людям и безопасен ли мир. Если я считаю, что люди по сути своей добры и достойны доверия, а мир - безопасное место, я буду испытывать гораздо больше сочувствия к другим, чем если я считаю, что люди хотят меня заполучить, а мир полон опасностей. Более того, когда я пытаюсь разобраться в поведении других людей, я, скорее всего, дам им добро, если буду верить, что люди в основе своей добры. Конечно, они могли сделать что-то не так, но, скорее всего, они оказались в тяжелых обстоятельствах и у них не было другого выбора, кроме как нарушить закон. Моя фундаментальная вера в доброту других людей сделает меня снисходительным к плохому поведению, ориентируя на реабилитацию, а не на возмездие при выборе наказания. Эмпатия способствует установлению связей, а значит, я буду склонен помогать людям вернуться на путь истинный.

Напротив, если я считаю, что мир опасен и людям нельзя доверять, я буду не только меньше сопереживать, но и искать скрытый подтекст в поведении людей. Конечно, они могли сделать что-то хорошее, но их действия, скорее всего, были прелюдией к какому-то злому плану. Единственный способ помешать таким людям - оставаться начеку. Когда я застану их за неприятным поведением, которого ожидаю, самая разумная стратегия - ответить жестким возмездием, чтобы не дать им (и другим, кто может наблюдать) воспользоваться своим преимуществом. В опасном мире крайне важно не проявлять милосердия, так как люди будут набрасываться при малейшем признаке слабости. Такое отношение, несомненно, разумно в некоторых обстоятельствах, но оно не способствует установлению связей.

Эти различия в представлениях о человеческой природе играют роль в том, с какой точки зрения люди понимают друг друга. Когда психологи начали изучать, как люди понимают друг друга, метафору, на которую они опирались, можно было бы назвать "воспринимающий как интуитивный ученый". Психологи представляли себе людей как беспристрастных наблюдателей друг друга, пытающихся разглядеть глубинные склонности, что вполне логично, учитывая, насколько ценна истина. Но в том, как мы понимаем друг друга, есть нечто большее, чем наше желание понять все правильно. Одним из ключевых факторов является стоимость неправильного понимания и то, зависит ли эта стоимость от типа допущенной ошибки.

Если вы не можете быть на 100 процентов уверены в том, что все сделаете правильно, то вам следует помнить, что некоторые ошибки стоят дороже других, и именно их следует избегать. Например, если вы отправляетесь в поход по сельской местности в моей родной стране Австралии и знаете, что в Австралии обитают все десять самых ядовитых змей в мире, вы, скорее всего, будете настороже из-за возможности того, что опасная змея может пересечь ваш путь. В таких обстоятельствах вы предпочтете проявить осторожность, а не беззаботность. Лучше потратить силы на то, чтобы сто раз отпрыгнуть назад при виде палки, похожей на змею * , чем случайно наступить на одну из этих десяти змей.

Та же психология, которая заставляет нас быть сверхбдительными в отношении ядовитых змей, работает и в нашем взаимодействии с другими людьми. Иногда мы выступаем в роли интуитивных ученых, тщательно пытаясь понять привязанность Сида к командным видам спорта, когда слышим, как он говорит Ричарду, что очень любит играть в боулинг и подумывает о том, чтобы присоединиться к лиге жены Ричарда. Но иногда нам важнее обнаружить и предотвратить неправильное поведение. Пытается ли Сид воспользоваться доверием и добротой Ричарда, и если да, то может ли он попытаться провернуть те же махинации с мной? В таких обстоятельствах метафора людей как интуитивных ученых ошибочна. Правда имеет значение, но риск ошибиться в некоторых вопросах имеет еще большее значение.

Фил Тетлок и его коллеги отметили, что в подобных случаях метафора людей как интуитивных обвинителей может быть более уместной. Наряду с желанием понять, люди также мотивированы наказывать, если считают, что другие могут замышлять недоброе. В таких случаях наказание - это форма самозащиты, подобная тому, как вы быстро прыгаете, когда вам кажется, что вы видите змею. Чем больше змей, как вам кажется, в вашем районе, тем быстрее вы прыгаете в ответ на возможное появление змеи. Чем больше неблаговидных типов, по вашему мнению, находится в вашем районе, тем больше вероятность того, что вы накажете возможных преступников.

Чтобы проверить эту возможность, Тетлок и его коллеги представили людям короткое видео с жестоким нападением и сказали им, что преступник либо был, либо не был наказан за свои действия. Затем Тетлок попросил участников оценить ряд не связанных между собой судебных дел, чтобы определить, была ли обвиняемая сторона небрежной. Когда участникам сообщили, что жестокое нападение осталось безнаказанным, они с большей вероятностью признали последующих обвиняемых виновными в халатности, чем когда узнали, что преступник понес заслуженное наказание. Эти результаты говорят о том, что люди будут играть роль интуитивного прокурора, а не интуитивного ученого, если их беспокоит, что проступок может остаться безнаказанным. Тетлок также обнаружил, что прокурорское мышление чаще встречается среди консерваторов, чем среди либералов.

Эти данные показывают нам, что обобщенное доверие и последующее чувство связи играют важную роль в различных установках людей, принадлежащих к правым или левым. Эти установки, в свою очередь, взаимодействуют с множеством других убеждений, определяя то, как люди реагируют на других людей, нуждающихся в помощи. Например, одно из самых больших различий между левыми и правыми заключается в их реакции на вред, возникающий в результате собственного поведения. Как мы уже говорили в предыдущей главе, консерваторы считают людей в значительной степени ответственными за свои собственные результаты, то время как либералы видят множество структурных причин успеха и неудач. Как следствие, консерваторы особенно карательны, когда сталкиваются с самовнушением; если вы плохо себя вели, вы должны понести последствия, чтобы больше так не делать. Упор консерваторов на автономию себя и других приводит к тому, что они испытывают меньше сострадания, когда люди страдают от того, что они могли бы предсказать и избежать. В таких обстоятельствах консерваторы вряд ли почувствуют ту связь, которая побудила бы их помочь жертвам несчастья.

Поскольку либералы видят множество внешних причин плохого поведения, таких как бедность, предрассудки и дискриминация, они не так сосредоточены на том, является ли вред, причиняемый людям, самоиндуцированным. Действительно, поскольку либеральное мировоззрение включает в себя так много внешних причин поведения людей, концепция самоиндуцированного вреда не имеет смысла для левых - в этом мировоззрении "я" также является жертвой. Например, если кто-то происходит из неблагополучной среды, справедливо ли говорить, что он сам создал свои проблемы, или его криминальное прошлое может быть результатом отчаяния или необходимости? Такое мировоззрение заставляет либералов чувствовать более тесную связь с жертвами несчастья, даже если несчастья людей вполне предсказуемо вызваны их собственным поведением.

Такое дифференцированное внимание к тому, несут ли люди ответственность за свои собственные результаты, может показаться пустяковым различием, и иногда так оно и есть, но оно может иметь огромные последствия. Рассмотрим в качестве примера эпидемию ВИЧ/СПИДа. Большинство людей, заразившихся ВИЧ/СПИДом в первые годы существования болезни, заразились в результате незащищенного секса, особенно незащищенного гомосексуального секса между мужчинами. Многие люди утверждают, что именно самоиндуцированные аспекты болезни стали причиной того, что финансирование так сильно отставало от уровня смертности в первые дюжину лет эпидемии. В соответствии с этим первая крупная федеральная программа поддержки людей с ВИЧ была названа в честь больного гемофилией, который заразился ВИЧ/СПИДом при переливании зараженной крови в тринадцать лет, несмотря на относительную редкость таких случаев. * Политики поняли, что давно пора что-то сделать для борьбы с эпидемией, но они хотели назвать программу таким образом, чтобы все почувствовали связь с жертвами СПИДа.

В политике есть нечто большее, чем левые и правые...

В этой главе я нарисовал картину, в которой люди "слева" сосредоточены на связи, а люди "справа" - на автономии. Но, как мы уже говорили, человечество нельзя разделить только на два типа, поэтому неудивительно, что не все люди вписываются в категорию "левые/правые". Каковы же эти другие люди? Иногда их политика представляет собой россыпь различных точек зрения, иногда они голосуют по одному вопросу, а иногда люди не являются однозначно левыми или правыми, потому что придерживаются различных политических идеологий. Возможно, лучшим примером последней группы являются либертарианцы, которые представляют каждого восьмого американца.

Либертарианцы ставят свободу - индивидуальную свободу и автономию - превыше всего. Ни забота о социальной справедливости, ни уважение к существующим нормам не имеют достаточного значения, чтобы заставить либертарианца пожертвовать индивидуальной автономией. Более того, поскольку автономия имеет для либертарианцев решающее значение, они глубоко верят в право каждого человека самостоятельно выбирать свою судьбу. Эта вера приводит к ключевому различию между либертарианцами и другими людьми с высоким уровнем автономии. Если у меня низкий уровень связанности и высокий уровень автономии, я могу ценить свою собственную автономию, но не обязательно буду считать автономию других людей более важной, чем различные конкурирующие ценности. Напротив, если я либертарианец, я не только ценю свою собственную автономию, но и считаю автономию других более важной, чем все остальные конкурирующие ценности. Автономия в себе и других - это не просто козырь, это священная ценность для либертарианцев.

Каковы последствия того, что автономия ценится превыше всего? Прежде всего, центральная роль автономии для либертарианцев заставляет их доверять другим людям, которые знают свои предпочтения и решают свою судьбу лучше, чем кто-либо другой. Звучит не очень радикально, но если довести эту идею до логического завершения, то можно увидеть, что она приводит к довольно диким политическим последствиям:

Взрослым, которые хотят продавать свои части тела, должно быть разрешено это делать.

Взрослым, которые хотят заниматься сексом со своими братьями и сестрами, должно быть позволено это делать (возможно, с оговоркой, что они должны использовать средства контрацепции, чтобы избежать ухудшения здоровья потомства).

Взрослым, которые хотят покончить с собой по какой-либо причине, должно быть позволено это сделать.

Действительно ли либертарианцы одобряют столь радикальные идеи, которые можно вывести из того высокого значения, которое они придают автономии? Чтобы проверить эту возможность, Филип Тетлок и его коллеги попросили людей, придерживающихся самых разных политических философий, принять участие в опросе. Тетлок попросил их представить, что они - законодатели, которые решают, разрешить ли им участие других людей в различных экономических сделках. Один набор транзакций должен был быть обычным - например, заплатить кому-то за уборку дома или медицинское обслуживание, а другой - табуированным: покупка вещей, которые не должны продаваться, например, частей тела живого человека, голосов на выборах или (мой личный фаворит) оплата кому-то за отбывание тюремного срока. Участников спрашивали, следует ли разрешить или запретить такие сделки.

Реакция людей на рутинные операции выглядела одинаково для представителей различных политических идеологий, но их реакция на табуированные операции разделилась на два лагеря: Либертарианцы и все остальные. Социалисты, либералы и консерваторы были полностью согласны с тем, что табуированные операции должны быть запрещены, но либертарианцы с радостью разрешили все из них. Каково это - жить в таком мире, где автономия священна и стоит выше всех остальных ценностей? Прежде всего, было бы еще приятнее быть богатым, чем сейчас. Если бы Билла Гейтса осудили за вождение в нетрезвом виде, он мог бы открыть Fiverr на своем телефоне, когда его будут выводить из зала суда, и предложить 100 000 долларов за то, чтобы кто-то другой отказался от своих прав и сел в тюрьму от его имени. Столь выгодное предложение было бы схвачено еще до того, как он вышел бы на тротуар. Если бы Элон Маск был осужден за убийство, кто-нибудь с неизлечимым раком и семьей, которую нужно содержать, наверняка согласился бы на несколько миллионов долларов, чтобы отбыть за него пожизненное заключение или даже смертную казнь. Я не уверен, что справедливость восторжествовала бы, но подозреваю, что и покупатель, и продавец посчитали бы, что заключили хорошую сделку.

Эта готовность позволить людям самим решать свою судьбу, невзирая на последствия, является яркой чертой либертарианства. Чтобы понять психологию, лежащую в его основе, нам нужна более полная картина ценностей либертарианцев. Мы многого не знаем, но мне больше всего нравится портрет либертарианцев и их сравнение с левыми и правыми, составленный Рави Айером и его коллегами в статье . В ходе опроса либералов, консерваторов и либертарианцев они попросили людей указать, насколько важны для них пять ключевых ценностей (вред, справедливость, лояльность, авторитет и святость). На рисунке 7.5, где показаны ответы людей на эти вопросы (а также их баллы за эмпатию), выделяются несколько моментов.

Во-первых, как мы уже говорили, либералы гораздо больше заботятся о вреде и справедливости, чем о трех других ценностях, что соответствует их более высоким баллам за эмпатию. Во-вторых, консерваторы в равной степени заботятся обо всех пяти ценностях. В-третьих, что, возможно, удивительно, либертарианцы похожи на либералов в том, что они заботятся о вреде и справедливости больше, чем о трех других ценностях, а их отношение к лояльности, авторитету и святости почти полностью совпадает с либеральным. Но либертарианцы не заботятся о вреде и справедливости так сильно, как либералы, и они не так эмпатичны, как либералы или консерваторы.

Рисунок 7.5

Эмпатия и пять ключевых ценностей среди либертарианцев, консерваторов и либералов.

В силу своей особой системы ценностей либертарианцы являются фискально-консервативными, поскольку большое правительство и налогообложение представляют собой прямую угрозу свободе и автономии, но при этом они также социально либеральны, поскольку считают, что поведение взрослых людей по обоюдному согласию не должно никого касаться. Они могут не соглашаться с тем, что делают взрослые, но эти разногласия остаются второстепенными по отношению к их основной вере в то, что людям должно быть позволено делать то, что они хотят.

Что происходит, когда ценности либертарианцев вступают в конфликт с ценностями имеющихся кандидатов, как это неизбежно происходит в политической системе США, где одна из основных партий (обычно) фискально-консервативная , а другая - социально либеральная? То есть за кого голосовать либертарианцам, если они не выбрали либертарианского кандидата и должны выбирать между своими конкурирующими предпочтениями? Учитывая их сильный акцент на автономии, а не на связях, вас не должно удивлять, что они чаще голосуют за республиканцев, чем за демократов. Но доля голосов либертарианцев, которая достается республиканцам, зависит от того, является ли кандидат от республиканцев фискально или социально консервативным. Например, когда прагматичный и относительно нерелигиозный старший Буш баллотировался в президенты, он получил 74 процента голосов либертарианцев. Шестнадцать лет спустя, когда более религиозный и социально консервативный младший Буш баллотировался в президенты, он набрал только 59 % голосов либертарианцев. Когда в 1992 году Росс Перо баллотировался в качестве кандидата от третьей партии, голоса либертарианцев разделились почти поровну между Клинтоном (32 %), Бушем-старшим (35 %) и Перо (33 %). Либертарианцам нелегко найти общий язык ни с одной из основных партий.

Поскольку они не подходят ни к одной из партий, либертарианцы служат отличной проверкой нашей гипотезы о том, что усиление акцента на автономии должно с необходимостью привести к ослаблению акцента на связи. В конце концов, вполне возможно, что принадлежность к левым или правым партиям случайно приводит к тому, что автономия и связь противоречат друг другу в политических установках людей. Но если мы найдем доказательства того, что либертарианцы не придают значения связям, то такой вывод будет означать, что независимо от левых и правых, люди, приверженные автономии, жертвуют связями. Есть несколько свидетельств, подтверждающих такую возможность.

Во-первых, как вы помните, одной из ключевых эмоций, побуждающих к установлению связей, является эмпатия, что отчасти объясняет, почему консерваторы и мужчины менее ориентированы на установление связей, чем либералы и женщины. Как и следовало ожидать, процент мужчин среди либертарианцев даже выше, чем среди консерваторов. Кроме того, как мы только что видели на рисунке 7.5, либертарианцы менее эмпатичны, чем консерваторы или либералы. Предположительно, более низкий уровень эмпатии позволяет либертарианцам рассматривать табуированные сделки Тетлока, не слишком напрягаясь. Вы также можете вспомнить, что коллективистские общества больше ориентированы на связь, а индивидуалистические - на автономию. Поэтому неудивительно, что либертарианцы более индивидуалистичны и менее коллективистичны, чем консерваторы или либералы.

Эти результаты согласуются с возможностью того, что либертарианцы решают неизбежный компромисс между автономией и связью, складывая все яйца в корзину автономии, но было бы неплохо, если бы у нас было больше данных на этот счет. Мы также не знаем, то ли сильный акцент либертарианцев на автономии заставляет их ослаблять акцент на связи, то ли низкая ценность связи заставляет их стремиться к автономии (или , возможно, и то, и другое). Каким бы ни был точный порядок, данные по либертарианцам дают дополнительную поддержку идее о том, что компромисс между автономией и связью играет важную роль в политических взглядах людей.

Результаты, полученные в этой главе, свидетельствуют о том, что многие политические установки формируются на основе того, какое значение люди придают автономии в сравнении со связью. На либертарианском конце спектра автономия имеет первостепенное значение, что означает, что практически любая сделка между взрослыми людьми по обоюдному согласию является приемлемой: люди должны иметь возможность продавать свои голоса или почки, они должны иметь возможность нанимать других людей для отбывания тюремного срока и т. д. Если это приведет к тому, что богатые будут вести себя довольно необычно, то, предположительно, расширение возможностей занятости среди бедных (которые теперь могут заработать дополнительные деньги, продавая свои голоса и почки, а также отбывая тюремный срок за богатых нарушителей закона) компенсирует возникшие общественные потрясения.

Когда мы переходим от либертарианцев к консерваторам, автономия остается более важной, чем связь, но она больше не является священной. Другие моральные ценности могут преобладать над автономией для консерваторов, что заставляет их не соглашаться со своими кузенами-либертарианцами, когда дело доходит до продажи органов, голосов и тюремного заключения. Тем не менее, они солидарны с либертарианцами, когда речь заходит о чрезмерном вмешательстве правительства и налогообложении. И, наконец, левые - либералы, которые ставят связь выше автономии и готовы платить больше налогов, если это означает увеличение расходов на социальные программы, помогающие обездоленным людям.

С этой точки зрения огромный политический раскол в США остается удручающим, но не неразрешимым. Удручающим, потому что ценности, которые все одобряют, но в разной степени, приводят к бесконечным культурным войнам, неспособности к компромиссу и бесконечному законодательному параличу. Неразрешимые - потому что оказывается, что американцы больше согласны друг с другом, чем не согласны. Представители обеих основных партий хотят одного и того же, но по-разному расставляют приоритеты, что говорит о том, что политики, умеющие объединять людей, всегда смогут свести на нет вред, причиненный политиками, которые добиваются успеха только за счет демонизации другой стороны.

Как мы уже видели во второй части этой книги, автономия и связь глубоко переплетены с нашей идентичностью. Мужчины, индивидуалисты, протестанты и консерваторы делают упор на автономию, а женщины, коллективисты, католики, евреи и либералы - на связь. Конечно, люди принадлежат не только к одной из этих категорий, поэтому иногда их идентичности вступают в конфликт, а иногда работают вместе. Пока все хорошо - нет единого наилучшего подхода к жизни. Но, как мы начали видеть в главе 5 и как мы увидим в части III, большинство людей сейчас движутся в сторону автономии и в сторону от связи. В оставшейся части этой книги мы рассмотрим, как и почему это происходит и к каким последствиям приводит.

Часть III

.

Внебалансовый

Впервые за четверть миллиона лет, что мы живем на этой планете, наш современный мир сделал нашу социальность ненужной для выживания. Однако наша развитая психология не уловила этого факта, и прилив свободы, который мы ощущаем от нашей необычайной автономии, оставляет нас неудовлетворенными, разобщенными и задающимися вопросом, не упускаем ли мы чего-то. В следующих трех главах я расскажу о том, как в нашей жизни автономия стала важнее связи и как эти изменения нарушили баланс между этими двумя важными потребностями.

8

.

Города и великий переход к автономии

Один из самых распространенных вопросов, который взрослые задают маленьким детям, - кем они хотят стать, когда вырастут. Я помню, как мой пятилетний сын заявлял, что будет астронавтом или кассиром в продуктовом магазине. Хотя его интерес к этим профессиям угас вместе с любовью к нажиманию кнопок, мы можем поблагодарить города за то, что вообще задаем детям этот вопрос. Спрашивать наших далеких предков об их карьерных предпочтениях было бы странно: зачем задумываться над этим вопросом, если у вас нет выбора. Все охотились и собирали, и это практически полностью покрывало имеющиеся возможности. Появление земледелия двенадцать тысяч лет назад означало, что появилась еще одна возможность для карьеры, но никто не выбрал земледелие вместо охоты и собирательства. Если вы росли в земледельческой общине, вы становились фермером, в противном случае вы были охотником-собирателем.

Такое положение дел сохранялось около пяти тысяч лет, вплоть до возникновения первых поселений, а затем и городов. Поскольку земледелие успешнее на легко поливаемой и плодородной почве, фермы первоначально возникали у берегов рек, где воды было много, а сезонные наводнения создавали богатые аллювиальные равнины. Эти фермы не только поддерживали фермеров, которые жили на них, но и создавали достаточное количество излишков, чтобы прокормить людей, которые жили поблизости и оказывали услуги фермерам. Поначалу эти поставщики услуг собирались в небольших деревушках, усеявших богатые сельскохозяйственные районы, но со временем эти маленькие деревушки разрастались, превращаясь в города, а затем и в поселки. Первым городом в мире, возможно, стал Урук, который располагался на берегу Евфрата на территории современного Восточного Ирака, к югу от Багдада.

Чтобы понять, как человечество впервые начало переходить от связи к автономии, давайте совершим небольшой экскурс в историю Урука. Как вы увидите, переход к городам и автономному миру потребовал огромных культурных изменений, которые происходили медленно на протяжении сотен поколений, а затем резко ускорились в прошлом веке.

Урук

За последние несколько тысяч лет Евфрат изрядно поизносился, и теперь он не проходит мимо останков древнего Урука. Если бы вы посетили археологические раскопки сегодня, у вас могло бы сложиться впечатление, что Урук был не более чем форпостом в пустыне, но во времена своей славы он был центром огромной земледельческой общины. Пять тысяч лет назад население Урука достигало пятидесяти тысяч человек, он имел огромные храмы, городские стены и был в два раза больше Афин, которые Аристотель построит три тысячи лет спустя. Урук был достаточно величественным и древним, чтобы упоминаться в Книге Бытия (10:10) как часть царства Нимрода (правнука самого Ноя).

Не случайно именно в Уруке была изобретена письменность. Вероятно, разговорный язык развивался по мере того, как люди пытались передать идеи, отделенные от говорящего временем или пространством, например, что они собираются делать завтра или как добраться до водоема, находящегося за много миль. Такую информацию не так легко передать пантомимой, как "Таг, за тобой саблезубый тигр", и поэтому ее легче было передать с помощью лексики и грамматики. Мы не знаем, когда наши предки приобрели способность к разговорному языку, но я предполагаю, что это произошло раньше, чем у нашего вида, поскольку Homo erectus уже планировали и думали о будущем более миллиона лет назад. * Поскольку они могли думать о будущем, Homo erectus также должны были получить возможность общаться о нем, что делает возможным развитие у них рудиментарной речи.

С другой стороны, письменность была бы очень малопригодна для наших предков-охотников-собирателей. Главной целью ранней письменности было сохранение точных записей, особенно в отношении деталей, по поводу которых люди могли расходиться во мнениях. Наши предки-собиратели рассказывали и пересказывали истории при свете костра, где детали зачастую были не важны. Кроме того, при таком количестве людей, знавших о рассказанных историях и одинаково заинтересованных в правильном изложении деталей, нашлось бы много желающих поправить рассказчика, если бы он перепутал место нападения бегемота или местонахождение водной ямы.

В отличие от этого, если я продал вам вагон пшеницы в обмен на обещание получить шесть поросят следующей весной, нам нужно каким-то образом гарантировать, что вы получите именно шесть поросят в начале мая, а не пять в конце июля. Поскольку моя память может склоняться к семи или восьми поросятам, а вы можете вспомнить, что их было всего четыре или пять, нам нужен какой-то способ фиксировать договоренности, чтобы детали не менялись со временем. Письменность решала эту проблему, указывая, что где хранится, кто кому что должен, и еще целый список других экономических операций. Конечно, подобно колесу, iPhone и Silly Putty, как только люди изобрели письменность, они нашли ей множество других классных применений.

Одна из самых важных археологических находок из Урука - список профессий, расположенных в порядке их важности. Это может показаться огромной удачей, что такой список был найден, но это один из самых распространенных примеров письма, найденных в древней Месопотамии, что позволяет предположить, что писцы практиковались в написании этого списка, чтобы развить или продемонстрировать свое мастерство. Таким образом, по крайней мере, мы с самого начала знаем, что в древнем Уруке были писцы.

Список профессий не был полностью переведен из-за множества трудностей, связанных с интерпретацией письменности на языке, которого больше не существует, но мы перевели достаточно, чтобы понять, что люди в Уруке зарабатывали на жизнь самыми разными вещами. На вершине списка были многочисленные типы лидеров, включая городских лидеров, лидеров собраний, лидеров законов, военных лидеров и даже лидеров плугов и ячменя. Ниже на ступеньку или две от этих различных лидеров располагаются советники и послы. * Далее по списку идут разновидности священников, и в конце концов мы находим людей, которые действительно зарабатывают на жизнь, включая каменотесов, кузнецов, пастухов, садовников, поваров, пекарей, гончаров, ткачей, ювелиров и тому подобное. Жонглеры не упоминаются, но в остальном список профессий очень похож на то, что можно увидеть на местной средневековой ярмарке.

Все эти виды работ требовали достаточного опыта, но была и огромная потребность в неквалифицированном труде. Например, людей нанимали для переноски вещей по городу и между городом и деревней. Сначала это делалось почти полностью пешком с помощью носильщиков , но вскоре в качестве вьючных животных стали использовать ослов, для перевозки грузов стали применять речные лодки, а со временем и колесные повозки. Мы мало знаем о жизни этих рабочих, но, судя по всему, им платили обычную ежедневную зарплату в виде еды, возможно, от центральных городских властей. Откуда мы это знаем? Тысячи и тысячи низкокачественных мисок для еды массового производства были откопаны на местах вокруг Урука. Однообразие и повсеместное распространение этих мисок говорит о том, что они были стандартным способом получения ежедневной зарплаты для людей , что, в свою очередь, предполагает, что тысячи людей, использовавших эти миски, занимались примерно одинаково оплачиваемой работой. Многие из этих рабочих, вероятно, были свободны и могли выполнять любую работу по своему усмотрению, но мы также знаем, что в самом низу профессиональной лестницы находились рабы, захваченные на войне, осужденные за преступления или имевшие настолько большие долги, что их принуждали к рабству.

Как видно из этой дискуссии, когда у нас так мало исходных данных, приходится делать множество умозаключений. Например, возможно, что эти миски для еды использовались отдельными работодателями, которые покупали их в урукском аналоге Walmart и платили своим работникам из личных запасов, а не из какого-то централизованного места в городе. Но мы также знаем, что в ранний период существования Урука людей хоронили единообразно, без различия между теми, кто был богаче или беднее. Эти единообразные захоронения свидетельствуют о том, что верность общине была превыше всего, и людей хоронили как граждан Урука, а не как вождей, жрецов или каменщиков. Ко времени расцвета могущества Урука захоронения стали различаться по уровню благосостояния: одних хоронили с ценными вещами, такими как медные украшения, а других просто клали в глину без украшений. Эти ранние единообразные погребальные практики заставляют предположить, что труд мог быть организован городскими властями, а не отдельными людьми, занимавшимися своими делами.

В духе умозаключений и попыток выйти за пределы имеющихся данных давайте рассмотрим их зависимость от шерсти для изготовления одежды. Из различных археологических находок мы знаем, что шерсть пряли в текстиль для изготовления одежды, поскольку люди в Уруке больше не носили шкуры животных, которые были распространены среди охотников-собирателей. Мы также знаем, что шерсть очень легко принимает краску и может быть окрашена в сложные цвета. Цвета могли использоваться для демонстрации моды, как это происходит сегодня, но могли и указывать на род занятий. В современном мире мы создаем униформу для обозначения профессий, которые важны для широкой публики, таких как полиция и военные, а также есть униформа, которая появляется как побочный продукт требований работы. Например, ковбои носят шпоры, а повара - фартуки. Эти профессиональные признаки удобны, когда вы встречаете таких людей, поскольку вы знаете, у кого спросить совета по поводу верховой езды и кто знает, не содержит ли яблочный крамбл глютен.

Я подозреваю, что в древнем Уруке эти знаки профессии были не просто удобством. Когда города были новыми и люди впервые переезжали в них, столкновение с таким количеством незнакомцев, должно быть, пугало. Возможно, жизнь среди незнакомцев уже не кажется странной, но для наших предков, которые почти никогда не сталкивались с незнакомцами и для которых такие встречи были чреваты опасностью, это был сейсмический сдвиг. Сейчас у нас есть правила взаимодействия с незнакомыми людьми (не пялиться на них, использовать вежливые формы обращения в разговоре, не задавать личных вопросов), и мы мало задумываемся над ситуацией, но на выработку таких культурных правил, вероятно, ушло несколько поколений.

Одним из способов, с помощью которого первые жители городов могли сделать жизнь более комфортной, было бы убедиться в том, что все знают род занятий каждого, поскольку эта информация помогает понять, как взаимодействовать с другими людьми и каков их статус в обществе. Таким образом, представляется возможным, что все могли носить цветные узоры, обозначающие род занятий, чтобы помочь другим узнать, кто они такие. Исторические данные свидетельствуют о том, что на заре существования городов профессии были клановыми, и определенные семьи занимали определенные должности, как это часто происходит в современных малых обществах. Если это так, то подобная профессиональная униформа также должна была содержать информацию о семейном происхождении владельца. Это знание, в свою очередь, уменьшило бы чувство анонимности и трепета, которое испытывали первые жители городов, когда начали сталкиваться с большим количеством незнакомых людей. Опять же, это все предположения, основанные на том, что мы знаем о шерсти, красках и профессиональных признаках в современных аграрных обществах , но вполне возможно, что каждый человек в Уруке был идентифицирован с другими по своему занятию и, следовательно, по клану.

Независимо от деталей, то, что мы знаем о жизни в Уруке пять тысяч лет назад, рисует картину, в которой автономия все еще была на втором месте по сравнению со связью. Впервые в истории человечества существовал широкий спектр профессий - более сотни, насколько мы можем судить, - но большинство людей выбирали их не чаще, чем охоту, собирательство или земледелие. Скорее, если вы родились в клане пекарей, вы занимались выпечкой. С этой точки зрения связь и связанные с ней обязательства и ответственность по-прежнему имели первостепенное значение. Тем не менее, создавая спрос и возможности для новых рабочих мест, города открывали двери для такого выбора, который мы имеем сегодня, когда мой пятилетний сын размышляет о том, что ему больше нравится - управлять ракетным кораблем или кассовым аппаратом.

Со временем, которое, вероятно, измеряется сотнями лет, а не продолжительностью жизни каждого человека, эта система занятий, основанная на кастовой или клановой принадлежности, постепенно ослабла, чтобы дать людям возможность заниматься своими делами. Отец Стива - пекарь, но Стив большой, грузный и у него аллергия на муку? Нет проблем. Стив может пойти в ученики к отцу Рика, чтобы научиться кузнечному делу, а Рик будет заниматься искусством с отцом Тома. ... . . Как только такая система заработала, и людям было позволено выбирать, чем они хотят зарабатывать на жизнь, товары и услуги стали бы более качественными благодаря подбору профессий в соответствии с их предпочтениями и возможностями. Что еще более важно, выбор профессии стал первым значительным увеличением самостоятельности с тех пор, как Homo sapiens впервые вышел на планету более четверти миллиона лет назад. Этим огромным переменам мы обязаны городам и той специализации, которую они обеспечивали и поощряли.

Бесплатных обедов не бывает, и автономия, предоставляемая городами, не является исключением из этого правила. Рост автономии, который дали нам города, был сопряжен с определенными издержками, самая заметная из которых - неизбежная цена, которую пришлось заплатить за связь. Города позволили специализироваться , но они также вырвали нас из тесного круга семьи и друзей. Переехав в города, мы больше не проводили всю жизнь с небольшой группой людей, которых знали невероятно хорошо. В этом есть свои плюсы, ведь так приятно иметь большой выбор друзей и романтических партнеров. Также приятно, когда вы не чувствуете, что все лезут в ваши дела (к этому вопросу я вернусь позже в этой главе). Тем не менее чувство глубокой связи, которое вы ощущаете, когда все вас хорошо знают, теряется, как только вы начинаете пересекаться с незнакомцами.

Город и деревня, тогда и сейчас

Если говорить о самом очевидном, то мир сильно изменился с тех пор, как появились первые города. Если говорить о менее очевидном, то темпы этих изменений ускорились за последние несколько сотен лет, а затем еще раз за последние несколько поколений. Хотя городам уже более пяти тысяч лет, по-настоящему широкое распространение они получили лишь двести лет назад. До 1840 года, когда население начало массово переселяться в города, * менее чем каждый десятый житель планеты жил в городе. К 1960 году этот показатель составлял один к трем. После тысяч лет очень медленного роста, за 120 лет процент людей, живущих в городах, утроился.

С 1960-х годов темпы урбанизации не замедлились, а только ускорились. За последние шестьдесят лет соотношение людей, живущих в деревне и в городе, изменилось в худшую сторону, и в 2007 году впервые в истории человечества число жителей городов превысило число жителей деревень. Раньше планета Земля была сельской, но теперь это не так. Сейчас на каждого городского жителя приходится лишь три четверти человека в стране, а к 2050 году на каждого городского жителя будет приходиться менее половины человека в стране: точная обратная тенденция по сравнению с 1960 годом. Эти фундаментальные изменения в образе жизни настолько беспрецедентны и стремительны, что наша психология просто не успевает за ними, что заметно сказывается на нашей удовлетворенности жизнью (к этому вопросу я вернусь в главе 11).

Несмотря на эти масштабные и постоянные изменения в условиях жизни людей, в стране по-прежнему очень много людей - 3,4 миллиарда, если быть точным. Это больше, чем население всей планеты в 1960 году, так что в мире по-прежнему много мест, где каждый человек знает другого большую часть своей жизни. Мы можем опираться на эти места, чтобы сравнить связь и автономию людей, когда они живут в мире близких знакомых и в мире незнакомцев. Более того, мы можем проводить такие сравнения как в высокомобильных и индустриальных обществах, таких как Северная Америка и Европа, так и в менее мобильных и аграрных обществах, например, в Южной Азии, Африке и Южной Америке. Сельские жители в высокомобильных обществах встречают довольно много незнакомых им людей, но сельские жители в аграрных обществах почти полностью окружены людьми, которых они знают всю свою жизнь. Таким образом, сравнение между городом и деревней, а также между индустриальным и аграрным обществами позволяет нам проверить влияние городов на автономию, а также получить представление о том, каких взглядов и мнений придерживались люди в мире, где каждый знал всех остальных.

Если жизнь в городе усиливает автономию и уменьшает связь, а высокомобильные индустриальные общества также усиливают автономию и уменьшают связь, то различия между городом и деревней должны проявляться и между индустриальными и более традиционными обществами. По сравнению с людьми, живущими в сельской местности, люди в городах должны больше подчеркивать автономию и меньше - связь, независимо от того, в каком обществе они живут. Аналогично, по сравнению с людьми, живущими в традиционных обществах, люди в промышленно развитых обществах также должны больше подчеркивать автономию и меньше связь, независимо от того, живут ли они в городе или в сельской местности.

Чтобы проверить эти возможности, мы можем проанализировать данные Всемирного опроса о ценностях . * В последнюю волну Всемирного опроса о ценностях вошли люди из шестидесяти четырех стран, живущие в крупных городах, вплоть до небольших деревень и хуторов. Чтобы провести наиболее четкий контраст между людьми, которые живут среди незнакомцев, и людьми, которые живут исключительно с теми, кого они хорошо знают, я сравнил мнения людей, живущих в столичных городах, с мнениями людей, живущих в самых маленьких сельских районах. Затем я выбрал список из восьми промышленно развитых стран * и еще один список из одиннадцати преимущественно аграрных стран * в качестве набора стран для исследования. Наконец, я рассматривал только граждан, родившихся в разных странах. Эти решения позволили мне получить выборку из чуть более десяти тысяч человек, рассеянных по небольшим и крупнейшим городам девятнадцати разных стран.

В исследовании World Values Survey есть несколько вопросов, которые позволяют проверить гипотезу о том, что городские жители и индустриально развитые общества делают акцент на автономии, а сельские жители и традиционные общества - на связях. Например, в одной из групп вопросов людям предлагается ответить на следующее: "Вот список качеств, которым детей можно поощрять учиться дома. Какие из них, если таковые имеются, вы считаете особенно важными?" Затем им предлагается список из одиннадцати качеств, таких как "хорошие манеры" и "трудолюбие". Две из этих черт позволяют проверить нашу гипотезу - послушность и независимость.

Послушание и независимость - обе ценные черты в детях, но родители, живущие в обществах, где подчеркивается автономия, должны считать, что для их детей особенно важно быть независимыми, поскольку независимость - это самое яркое проявление самостоятельности. Напротив, родители, живущие в обществах, которые подчеркивают связь, должны считать, что для их детей особенно важно быть послушными, поскольку роли и обязанности (а значит, и послушание) имеют решающее значение в обществах, где ценится связь. Чтобы проверить эти возможности, мы можем изучить процент родителей в городских и сельских районах промышленно развитых и аграрных стран, которые указывают на особую важность каждой черты характера.

Рисунок 8.1

Процент людей, отметивших, что послушание и независимость важны в городских и сельских общинах в промышленно развитых и аграрных странах.

Как видно на рисунке 8.1, мнения людей совпадают с нашими ожиданиями. Жители городов и промышленно развитых обществ больше ценят независимость, чем жители сельской местности и аграрных обществ, а жители сельской местности и аграрных обществ больше ценят послушание, чем жители городов и промышленно развитых обществ. Эти данные свидетельствуют о том, что люди, живущие в сельской местности и в более традиционных обществах, стремятся привить своим детям сильное чувство связи, в то время как люди, живущие в городе и в промышленно развитых обществах, больше ориентированы на автономию.

Мы видим аналогичный эффект, когда выходим за рамки практики воспитания детей и спрашиваем, насколько близки люди к своей деревне, городу или поселку. Как видно на рис. 8.2, люди чувствуют себя ближе к своей деревне, чем к своему городу, и люди чувствуют себя ближе к своей деревне или городу, если они живут в традиционном обществе, чем если они живут в промышленно развитом обществе. Эти данные показывают нам, что люди чувствуют большую связь с окружающими их людьми, когда они живут в небольших деревнях и традиционных обществах, чем когда они живут в больших городах и индустриальных обществах. Связь - это ключевой момент, когда вы проводите всю жизнь среди одной и той же группы людей.

Рисунок 8.2

Чувство близости людей к родному городу в городских и сельских сообществах в индустриальных и аграрных странах.

Эти мнения людей по всему миру согласуются с идеей о том, что городская жизнь делает упор на автономию, а сельская - на связь, но они мало что говорят нам о реальном поведении людей. Хотя мы ожидаем, что отношение к жизни и поведение будут соответствовать друг другу, вполне возможно, что различные факторы толкают их в разные стороны. Например, возможно, легче познакомиться с соседями, когда их сотни в вашем многоквартирном доме, чем когда их всего несколько в дюжине миль по дороге. Если это так, то городские жители могут больше заботиться об автономии, чем деревенские, но при этом испытывать большее единение, потому что они живут бок о бок с таким количеством других людей.

Данные свидетельствуют об обратном. Американцы, проживающие в сельской местности, чаще, чем жители городов и пригородов, знают своих соседей. Более того, когда в ходе опроса Pew 2018 года жителей сельской местности спросили, есть ли у них сосед, которому они доверили бы ключи от дома, жители сельской местности с большей вероятностью ответили "да", чем жители пригородов и городов. Несмотря на расстояния между соседями в сельской местности, сельские жители чаще, чем городские, знают своих соседей и доверяют им, а ответы жителей пригородов находятся где-то между этими двумя показателями.

Эти различия между городской и сельской жизнью возникли не в одночасье, но каждое поколение горожан все дальше и дальше отдалялось от своих соседей. Не так давно люди знали всех, кто жил рядом с ними, поскольку их семьи пересекались на протяжении многих поколений. Но с течением времени мобильность и изолированность населения увеличились, в результате чего соседи стали менее дружелюбными. В начале 1970-х годов 30 % американцев проводили время с соседями не реже двух раз в неделю и только 20 % не проводили времени с соседями вообще. Пятьдесят лет спустя эти цифры изменились на противоположные: более 30 % американцев никогда не проводят время со своими соседями и менее 20 % проводят время с ними не менее двух раз в неделю. Города набивают людей как сардинки, но, видимо, сардинки, которые почти не разговаривают друг с другом.

Почувствовать себя другим в маленьком городе

Интернет создал множество замечательных эффектов, самым важным из которых, возможно, является демократизация информации. До появления Интернета, если вы хотели найти какой-нибудь факт или прочитать классический текст, вам нужно было иметь деньги или доступ к большой библиотеке. После появления Интернета большинство людей могут найти любой факт или прочитать любую классику - все знания мира доступны любому, кто имеет доступ к браузеру. * Если бы мне нужно было определить положительный эффект Интернета, который я бы поставил на второе место, я бы выбрал то, как он позволяет людям, которые чувствуют себя не такими, как все, понять, что они не такие уж и не такие, как все. До появления Интернета, если что-то в вас было настолько необычным, что вы были одним из ста или одним из тысячи, вы чувствовали себя изолированным и одиноким. Этот эффект был особенно силен, если то, что делало вас уникальным, было еще и социально нежелательным, например, ненормативная сексуальная ориентация или неприемлемая для местных жителей религия. Люди с такими редкими качествами быстро учатся держать свои отличия при себе, поскольку другие не всегда их принимают.

Однако с появлением Интернета, независимо от того, насколько уникальным вы были, вы могли найти тех, кто разделял ваши черты. Вы единственный зороастриец в своей школе? Не волнуйтесь, онлайн храм огня находится всего в одном клике от вас. Вы считаете, что Земля плоская, но ваши друзья смеются над вами, когда вы поднимаете этот вопрос? Не волнуйтесь, все остальные члены Общества плоской Земли считают так же, как и вы. Неважно, что плоских землян невероятно мало и они разбросаны по всему миру; * вы все равно можете встретить их в Интернете.

И это приводит к главному минусу жизни за городом. Основные издержки связи, которые мы рассматривали до сих пор, - это постоянные требования, вытекающие из ваших ролей и обязанностей. Но есть еще одна цена за тот тип связи, который существует в небольших сообществах: это цена за то, чтобы быть другим, когда другое равно странному. Одним из ключевых факторов, определяющих, является ли культура индивидуалистической или коллективистской, является однородность населения. При большой вариативности этнической принадлежности, религии и т. д. культуры склонны к индивидуализму, поскольку преобладающая ингрупповая идентичность должна конкурировать с широким разнообразием субидентичностей. Гомогенность, напротив, способствует взаимозависимости, коллективизму и давлению на конформизм. В силу своих небольших размеров и исторического происхождения сельские города, как правило, гораздо более однородны, чем города.

Города для сельской местности - это то же самое, что интернет для общества. Когда вы переезжаете в город, уже неважно, один ли вы на миллион, ведь множество других людей так же уникальны, как и вы. Но в деревне это имеет большое значение: если вы редкий человек, вы можете рассчитывать на то, что вы единственный. Мы много говорим о ценности разнообразия, и не зря: разнообразие мнений, опыта и подходов может быть очень ценным, когда люди пытаются найти решения проблем, с которыми они сталкиваются в бизнесе, науке или жизни в целом. Но, как и все остальное, разнообразие имеет свои издержки, и эти издержки наиболее очевидны, когда представители разных групп населения также являются одиночными представителями своей группы. Когда вы единственный еврей в группе христиан, единственный республиканец в группе демократов или единственный чернокожий в группе белых, все смотрят на вас как на представителя своей группы ("Мне любопытно, Билл, что евреи думают о Трампе?"). Хотя мы знаем, что внутри каждой группы существует целый спектр мнений , мы как-то забываем об этом факте, когда группы представлены всего одним или двумя людьми. В результате одинокие меньшинства чувствуют себя стереотипно и поставленными на место, что не способствует свободному обмену мнениями.

В стране люди, обладающие редкими чертами характера, почти всегда единственные, кто похож на них самих, по той простой статистической причине, что их атрибуты редки. Поскольку редкие черты могут быть социально неприемлемы среди людей, которые их не разделяют, такие люди часто скрывают свои редкие качества, в результате чего они кажутся еще более редкими. Как следствие, в провинциальных городах редко празднуют разнообразие. Напротив, люди, выросшие в маленьких городках, выглядящие или думающие не так, как все, часто не могут показать себя во всей красе из-за страха быть отвергнутыми. Для таких людей прочные связи, которые дают остальным комфорт, кажутся жестокой версией игры в прятки, в которой они рискуют быть разоблаченными и униженными. Это не те связи, которые позволяют нам чувствовать себя в безопасности, и мы не оглядываемся на них с ностальгией. *.

Деревенские жители и самодостаточность

Города сделали возможным выбор любой профессии, что значительно расширило автономию. Поскольку одним из важнейших аспектов самостоятельности является уверенность в себе, вы можете подумать, что городские жители должны быть более уверенными в себе, чем деревенские. Если этот аргумент вам не нравится, значит, так и должно быть. Ироничное следствие различий в специализации между городом и деревней заключается в том, что в деревне самодостаточность важнее. В городе, независимо от того, насколько эзотерична ваша потребность, вы можете найти того, кто решает эту проблему, зарабатывая на жизнь. Вам нужно заменить изолирующую прокладку на краю дверцы холодильника? Нет проблем - на выбор есть шесть компаний, занимающихся изоляцией холодильников. Ваш велосипед из углеродного волокна не переключает передачи, как раньше? Не волнуйтесь - есть компании по ремонту велосипедов, которые в мгновение ока починят ваш модный переключатель скоростей.

Человек, который изолирует дверцу вашего холодильника или ремонтирует велосипед, может быть не слишком полезен во всем остальном, но жизнь, посвященная ремонту холодильника или переключателя скоростей, гарантирует, что этот специалист знает о вашей проблеме больше, чем вы могли бы узнать самостоятельно. Такие специалисты не живут за городом, поскольку они будут проводить свой день в ожидании телефонного звонка. Если вы живете в деревне и вам нужно что-то построить или отремонтировать, лучше сделать это самостоятельно или с помощью нескольких приятелей, которые, как и вы, выросли самостоятельности. Отсутствие специалистов в сельской местности означает, что каждый должен быть человеческой версией швейцарского армейского ножа. *

Разница между сельской и городской местностью в самодостаточности проявляется по-разному. Прежде всего, сельские жители ездят на пикапах, которые являются универсальным транспортным средством. Независимо от проекта, с пикапом будет проще - и чем больше, тем лучше. F150 может быть сложно припарковать у вашего любимого музыкального магазина в Ист-Виллидж, и он может не протиснуться мимо людей, которые дважды и трижды паркуются на вашей улице, пока бегут по делам, но в кантри это не проблема. Пикапы - самый популярный автомобиль, продаваемый в тридцати девяти из пятидесяти штатов, в каждом из которых проживает значительная часть сельского населения. Большую часть своей взрослой жизни я прожил в городе, но меня до сих пор охватывает ностальгия по родному городу, когда мимо проносится большой пикап.

Брюс Спрингстин как никто другой красноречиво поет об автомобилях в городской жизни . У него есть Шевроле 69-го года с двигателем 396 ("Racing in the Street"), он водит угнанную машину в темную ночь ("Stolen Car") и мечтает о розовом Кадиллаке своей девушки * ("Pink Cadillac"), но у него не так много слов о пикапах. Музыкантам кантри есть что сказать о пикапах, которые играют в кантри-музыке такую же важную роль, как и в повседневной жизни. Люди используют свои пикапы, чтобы встретиться, в воспоминаниях Florida Georgia Line о пятничных вечерах в маленьком городке ("Long Live") и в оде Брэда Пейсли о вечеринках до и после шоу ("Out in the Parkin' Lot"). Тем временем Кэрри Андервуд напоминает нам, что пикапы - это еще и место для пар, где можно уютно устроиться друг с другом ("Out of That Truck"). Как показывают эти и многие другие песни в стиле кантри, пикапы, возможно, и позволяют обрести уверенность в себе, но они также гораздо лучше помогают людям наладить отношения, чем Honda Civic * когда-либо могли бы.

Не только пикапы отражают важность опоры на собственные силы в деревне. Оружие, охота и даже драка - все это играет важную роль в песнях, которые находят отклик в сельской местности, и все три аспекта являются проявлениями уверенности в себе. Оружие позволяет не вызывать далекую полицию для решения своих проблем с безопасностью, даже если оно добавляет головной боли другим людям. Охота позволяет не обращаться к местному бакалейщику, чтобы прокормить семью. А драка - один из старейших способов разрешения разногласий, даже если она не позволяет выяснить, кто прав, а кто виноват.

Так что же нам делать с этими, казалось бы, противоречивыми различиями между городом и деревней в вопросах связи, автономии и самодостаточности? Я бы предложил следующее: Во-первых, в деревне сильны связи, потому что все друг друга знают и зависят друг от друга. Во-вторых, отчасти потребность в связях возникла у людей благодаря более высокой эффективности кооперативных групп по сравнению с одиночками. Поэтому неудивительно, что связи, которые люди формируют в деревне, не заставляют никого чувствовать себя менее способным справляться с требовательной окружающей средой и не уменьшают значение, которое люди придают этой эффективности. Более того, крепкие связи усиливают важность самодостаточности, поскольку от каждого ожидается, что он будет заботиться о себе, своей семье и друзьях.

С этой точки зрения очевидно, что большая самостоятельность в стране - это не признак того, что люди стремятся к самостоятельности, так же как самостоятельность охотников-собирателей была признаком того, что они стремились к независимости и автономии. Скорее, самодостаточность - это проявление необходимости решать различные проблемы, с которыми сталкиваются люди в стране. В качестве примера можно привести сочетание самодостаточности и сотрудничества, которое можно наблюдать при строительстве амбаров у амишей, когда они собираются вместе, чтобы построить новый амбар для одного из своих членов. От каждого ожидается помощь, каждый должен знать, как выполнять многочисленные задачи, и благодаря тому, что каждый выполняет свою часть работы, невероятно трудоемкое дело может быть выполнено за один день.

Деревенские люди обычно не работают вместе целыми общинами, как амиши, но они обращаются к друзьям и родственникам, когда сталкиваются с работой, которая слишком сложна для одного человека. Суть самодостаточности заключается в том, чтобы знать, как делать вещи, чтобы позаботиться о себе, но в деревне люди также развивают самодостаточность, чтобы быть полезными для других. Сельские жители не могут воспользоваться опытом, который есть в городе, но, поскольку все они - швейцарские армейские ножи с тесными связями друг с другом, они все равно решают свои проблемы.

Переехать в город и оставить счастье позади

Если рассматривать всю картину в целом, у загородной жизни есть ряд плюсов и минусов. По общему мнению, минусы перевешивают плюсы, о чем свидетельствует тот факт, что население переезжает из сельской местности в города на протяжении двухсот лет. Когда люди голосуют ногами с такой последовательностью, мы должны серьезно относиться к их предпочтениям.

Но это не значит, что решение переехать в город не требует больших затрат. Выигрыш в автономии дается значительной ценой за связь. Мы видим эту цену в потере доверия к соседям и в потере связи с родным городом. Но мы еще не изучили их отношение к этим издержкам. Чувствуют ли люди цену, которую они платят, живя в городе? Перевешивают ли затраты преимущества?

Мы можем исследовать эти вопросы двумя разными способами. Во-первых, если снижение уровня доверия и связей, о котором мы говорили, имеет смысл, то люди в городе должны быть менее удовлетворены своими дружескими отношениями, чем люди в деревне. Если у вас нет никого, кому вы могли бы доверить ключи от дома, то вполне логично, что ваши дружеские отношения стали менее значимыми. Чтобы проверить эту возможность, мы можем вернуться к Общему социальному опросу и измерить удовлетворенность американцев дружбой, когда они живут в городах с населением более четверти миллиона человек по сравнению с провинциальными городками с населением менее двадцати пяти сотен человек.

Рисунок 8.3

Процент американцев, которые в значительной или некоторой степени удовлетворены своими дружескими отношениями в городских и сельских общинах.

Как видно на рис. 8.3, американцы из небольших городов более удовлетворены своими дружескими отношениями, чем жители городов. Хорошая новость заключается в том, что почти никто не испытывает активного недовольства своей дружбой, поэтому в данном анализе сравниваются люди, которые очень довольны, и люди, которые довольны лишь в некоторой степени. Тем не менее, эти данные показывают нам, что жители небольших городов чаще, чем горожане, очень довольны своими друзьями. Этот эффект не очень велик, но он устойчив в разных возрастных группах и проявляется даже несмотря на то, что у людей, живущих в деревне, гораздо меньше выбора в отношении дружбы, чем в городе.

Рисунок 8.4

Процент американцев, которые очень счастливы или не слишком счастливы, в городских и сельских общинах.

Влияет ли удовлетворенность дружескими отношениями на счастье в целом? Ответ, похоже, утвердительный. Несмотря на все недостатки загородной жизни и на то, что люди массово уезжают из страны, в деревне они счастливее, чем в городе. Как вы можете видеть на рисунке 8.4, эти различия не слишком велики, но они есть, и опять же они стабильны в разных возрастных группах. Люди, живущие в деревне, чаще бывают очень счастливы и реже бывают не слишком счастливы, чем люди, живущие в городе. Размер этого эффекта почти идентичен различиям, которые мы наблюдаем в удовлетворенности дружбой, отчасти потому, что эти два чувства тесно связаны.

Города могут привлекать людей своими возможностями, но теплые чувства, которые мы теряем, когда перестаем быть частью тесной сети связей, имеют большое значение. Хотя различия в уровне счастья между городом и деревней имеют множество потенциальных причин, они заставляют задуматься о том, что наша жизнь слишком сильно сместилась в сторону автономии и отдалилась от связей. Плюсы и минусы городской жизни часто представляют в терминах развлечений и возможностей по сравнению с хаосом и затратами, но на самом деле основной компромисс лежит между автономией и связью. Городские жители жаждут общения, которое характерно для сельской местности и небольших городов, в то время как деревенские жители представляют себе независимость, которую они обретут, переехав в город. К сожалению, тяга к автономии пересиливает связи, которые нас связывают, в результате чего мы неуклонно движемся в город и подрываем собственную удовлетворенность жизнью. Дополнительные аспекты этой проблемы мы рассмотрим в следующей главе, когда будем изучать влияние образования и богатства.

9

.

Образование, богатство и сверхзаряженная автономия

Города положили начало специализации мира, но стать специалистом изначально не означало получить формальное образование. Скорее, ремесла были семейным занятием, и дети должны были помогать членам семьи, чтобы перенять соответствующие навыки. Такая форма обучения на рабочем месте очень эффективна и до сих пор существует во многих профессиях. Однако проблема со стажировками заключается в том, что они не обучают вас навыкам, выходящим за рамки того, что вам нужно для выбранной профессии, поэтому у вас ограниченные возможности для перестройки, если ваши карьерные планы изменятся. Другими словами, стажировка не дает тех знаний, которые расширяют самостоятельность и составляют основу широкого образования.

Выросшая в США с родителями, которые учились в колледже, я всегда предполагала, что пойду в колледж, чтобы получить гуманитарную степень (под ней я подразумеваю степень, которая требует от студентов прохождения курсов по самым разным направлениям). Я прекрасно понимал, что гуманитарная степень не готовит вас к работе, * но я также знал , что она даст мне две вещи, которые я хотел получить. Во-первых, это даст мне широкую подготовку в области гуманитарных, естественных и гуманитарных наук, которая сделает меня всесторонне развитым человеком. Во-вторых, она научит меня понемногу разбираться во многих вещах, давая возможность ознакомиться с достаточным количеством тем, чтобы я смог найти подходящую для себя область.

Когда двадцать с лишним лет назад я переехала в Австралию, то обнаружила, что гуманитарное образование здесь скорее исключение, чем правило. Большинство студентов здесь погружаются в свою специальность на первом курсе университета и берут лишь несколько курсов за его пределами. Моя первая реакция была такова: австралийцы упускают возможность узнать много интересного. Однако со временем я понял, что настоящая цена целенаправленного образования - не в потерянных крупицах информации, которые пригодятся вам в разговоре с водителем Uber. Скорее, цена целенаправленного образования - в самостоятельности. Австралийская система образования, поощряя студентов выбирать курс обучения сразу после окончания школы, заставляет многих людей делать необоснованный выбор. В результате то, чем австралийские студенты хотели бы заниматься, и то, чем они занимаются в итоге, может оказаться двумя совершенно разными вещами. Такое случается везде, но преимущество гуманитарного образования в том, что вы знакомитесь с широким спектром идей, прежде чем принять решение о том, кем вы хотите стать.

В моем случае я поступил в колледж, намереваясь стать физиком, но один семестр векторного исчисления дал мне понять, что я для этого не гожусь. Следующей моей мыслью было стать юристом, но я быстро излечился от этого заблуждения, так как не смог прочитать ни одного параграфа "Конституционного права" Гюнтера, не сбившись с мысли. * Еще немного поразмыслив, я в конце концов остановился на психологии. Хотя я до сих пор помню многое из курсов политической философии, Древней Греции и других, самым большим подарком, который дало мне гуманитарное образование, была возможность изучать достаточно широко, чтобы знать, что я нашел тему, которая меня устраивает. Образование дало мне возможность подлинного выбора, что является сутью автономии.

Четыре года, потраченные на изучение гуманитарных наук, могут дать вам более глубокое понимание вариантов карьеры и, следовательно, большую самостоятельность, чем что-либо еще, но мы видим влияние образования на всех уровнях. Начнем с неудивительного: люди, получившие лучшее образование, с большей вероятностью получат работу, которую найдут по душе. Таким образом, образование дает вам автономию, позволяя заниматься работой, которую вы хотите делать. Данные, показывающие, что образование приводит к полноценной работе, ясны и последовательны, но мы не знаем, будут ли люди, получившие более высокое образование, продолжать заниматься более полезной работой, даже если у них нет хорошего образования. Может быть, их индивидуальность или инициативность приводят к тому, что они получают хорошее образование и хорошую работу, а образование на самом деле ни к чему не приводит. К счастью, существуют эксперименты, в которых рассматривается такая возможность.

Самый важный, на мой взгляд, эксперимент такого рода был проведен экономистом Раджем Четти и его коллегами, которые проследили за более чем десятью тысячами воспитанников детского сада в Теннесси до взрослого возраста. Эти люди были случайным образом распределены по разным классам с детского сада до третьего класса, что гарантировало, что ни они сами, ни их родители не имели ничего общего с тем, что они попали в классы разных учителей. Четти и его коллеги обнаружили, что дети, которым доставались небольшие классы (~15 учеников), классы с более опытными учителями и классы, в которых их одноклассники учились лучше, имели больше шансов поступить в колледж, чем дети, которых определяли в большие классы (~22 ученика), классы с менее опытными учителями и классы, в которых их одноклассники учились хуже. Более того, ученики, которым повезло попасть в классы с высокими показателями, к двадцати годам нашли более прибыльную работу. Поскольку студенты были распределены по классам случайным образом, мы можем быть уверены, что эти эффекты имеют причинно-следственный характер: небольшие классы с хорошими учителями в начале обучения в школе увеличивают шансы на то, что студенты поступят в колледж и будут зарабатывать больше денег во взрослой жизни.