Содружество Султаны

Глава одиннадцатая ОБЕЗГЛАВЛЕННЫЕ

По прилете в лондонский аэропорт нам в глаза сразу же бросились газетные заголовки. Самыми часто встречающимися были: «Саудовская Аравия» и «Обезглавливание».

— Что происходит? — спросила я Карима. Я начала уже беспокоиться за своих родных.

Проходя по аэропорту, Карим тихо сказал:

— Это дело о тех двух британских медсестрах. Кажется, их все-таки признали виновными в совершении убийства.

— Ах да. — Я сразу вспомнила историю, которая привлекла большое внимание за рубежом.

Она началась приблизительно год назад, когда две британские медсестры были арестованы в Саудовской Аравии по подозрению в убийстве Ивоны Гилфорд, австралийской медсестры. И вот во время нашего пребывания в Нью-Йорке саудовский суд признал этих двух женщин виновными. В Британии давно отменена высшая мера наказания, в то время как в Саудовской Аравии обвиненные в убийстве все еще приговариваются к смертной казни. Мы въезжали в город, который явно был взбудоражен тем фактом, что двое британских граждан потеряют свои головы от меча палача Саудовской Аравии.

Я пожала плечами. Хотя лично я думаю, что такое преступление, как убийство, должно караться самым жестоким образом, однако всегда считала, что такой способ наказания, как обезглавливание, абсолютно чудовищный. На самом деле многие называют всю нашу судебную систему примитивной и шокирующей. Исламский закон, или шариат, является основой гражданского и уголовного кодекса в Саудовской Аравии. Коран, священная книга ислама, и Сунны, образцы поступков и высказываний Пророка Мухаммеда, являются основой шариата. И в отличие от законов западных стран, шариат утверждает права общества над отдельной личностью.

Наказания за нарушение исламских законов быстры и суровы. Обвиненные в убийстве и насильники приговариваются к обезглавливанию, за прелюбодеяние виновного забивают до смерти камнями, за воровство отрубают правую руку. Другие наказания включают в себя публичную порку, а также более общепринятое во всем мире — заключение в тюрьму и штрафы. Эти суровые наказания, возможно, покажутся жестокими, но зато в большинстве мусульманских стран уровень преступности гораздо ниже, чем во многих других.

Понимая, что вся наша система правосудия сейчас находится под пристальным вниманием средств массовой информации Британии, мы вели себя очень тихо, что нам обычно не свойственно, по дороге из аэропорта в центр Лондона.

Как только мы приехали в нашу квартиру на Найтбридж, Карим с Асадом уехали в посольство Саудовской Аравии, чтобы выяснить подробности происходящего. Мы же, женщины, стали просматривать газеты, которые Карим купил в аэропорту.

Я содрогалась, читая их: все первые страницы газет были заполнены описанием тех испытаний, которые этим двум британским медсестрам предстояло пройти. Подробно разбирались все аспекты саудовской системы правосудия и подвергались жестокой критике. Создавалось впечатление, что всех больше всего возмущает то, что наше «примитивное» общество оставляет за семьями жертв право последнего и решающего слова в назначении наказания обвиняемым.

В Саудовской Аравии, если совершается убийство, то семья жертвы имеет право требовать, чтобы убийцу казнили таким же образом, каким была убита жертва, или любым другим по усмотрению семьи. И действительно, было немало случаев, когда семьи в Саудовской Аравии настаивали приговорить преступника к такому же умерщвлению, от которого погиб член их семьи. Например, до смерти заколоть ножом или даже переехать машиной. Однако большинство саудовских граждан признают традиционную смертную казнь через обезглавливание.

У семьи жертвы есть альтернатива: она может выбрать выплату дийи со стороны обвиняемого в убийстве, так называемые «кровные деньги», в обмен на сохранение ему жизни. Когда-то верблюды выступали в роли «кровных денег», сегодня выкуп производится в саудовских риалах или долларах. Существуют специальные расценки в зависимости от тяжести преступления от 120 000 до 3 000 000 саудовских риалов ($45 000 до $80 000). Конечно, если жертва — женщина, то сумма дийи уменьшается в два раза.

В данном случае две медсестры обвиняются в убийстве третьей женщины. И сейчас в британских газетах писали, что к семье убитой согласно саудовскому закону обратились с предложением принять выплату дийи за их родственницу. Брат убитой Фрэнк Гилфорд пришел в ярость при мысли, что жизнь его сестры можно купить и оплатить, и гневно отказался их принять.

Я разделяю гнев Фрэнка Гилфорда. Я тоже отвергла бы предложение выкупа. Как можно оценивать жизнь человека в денежных знаках? Если бы только саудовские мужчины так же любили и ценили своих женщин, как это делают западные, размышляла я, вспомнив и сравнив реакцию Фрэнка Гилфорда с тем, что произошло недавно в Саудовской Аравии.

Вся эта история напомнила мне вопиющий случай, когда пьяный иностранец врезался в автомобиль, в котором ехали две женщины — обе саудовские женщины погибли. Было совершено сразу два серьезных преступления: пьянство за рулем и убийство, и поэтому иностранца тут же заключили в тюрьму. Несомненно, его должны были приговорить к смертной казни согласно строгим законам Саудовской Аравии. Его единственной надеждой было уговорить их мужа принять от него дийи. В противном случае ему грозило обезглавливание.

Хотя подобные дела, рассматриваемые в суде Саудовской Аравии, показали, что большинство из пострадавших сторон предпочитают меру наказания кизас, «око за око», адвокат виновного подготовил предложение выплаты дийи семье погибших.

Когда дело слушалось в саудовском суде, никто так не был шокирован реакцией мужа погибших, как иностранец и его адвокат. Муж двух погибших женщин встал перед судьей и сказал: «Ваша честь, обращаюсь к вам с просьбой освободить обвиняемого. Я не требую смертного приговора для него и отказываюсь от денег. Две погибшие женщины были моими женами, на которых я женился в молодости и которые уже так состарились, что больше были не нужны мне. — Мужчина посмотрел на заключенного и улыбнулся: — Я рад, что избавился от них, поскольку теперь вместо них могу взять себе в жены двух молодых женщин».

По закону у саудовского судьи не было выбора, кроме как освободить иностранного счастливчика. Впоследствии сообщалось, что этот муж даже поблагодарил иностранца, говоря, что он уже давно хотел развестись с ними, но ему страшно не хотелось платить за развод большие деньги.

Я снова и снова думала о том, какие счастливые женщины в других странах. Саудовские женщины даже и рассчитывать не могут на любовь и уважение.

Мои мысли снова вернулись к судьбе британских медсестер. Теперь, когда им предъявлено официальное обвинение и впереди маячит смертная казнь, общественный интерес достиг своей кульминации. Хотя в Саудовской Аравии неоднократно женщин-мусульманок приговаривали к смертной казни через обезглавливание, еще ни одна западная женщина не подвергалась такому страшному наказанию.

Отношения между правительствами Саудовской Аравии и Британии становились все более напряженными. Британцы были потрясены тем, что две их соотечественницы могут потерять головы от руки саудовского палача, саудовцы же, в свою очередь, были рассержены критикой их судебной системы британцами.

Худа прервала мои размышления. Она оторвалась от газеты, которую читала:

— Англичанам нечего волноваться по поводу самой казни. Саид аль-Сайяф, наш официальный исполнитель смертной казни, является очень профессиональным палачом. Мой муж однажды был свидетелем процедуры обезглавливания и говорил, что работа Саида заслуживает самой высшей похвалы. Этим британкам очень повезло с палачом — у него большой опыт. — При этом Худа прищелкнула языком. — Секунда — и головы нет, они даже не успеют ничего осознать. И ничего не почувствуют, никакой боли.

Сара в ужасе посмотрела на Худу.

Прижав руку к груди, я сидела словно парализованная. Я тоже кое-что знала о палаче Саиде аль-Саяфе, так как видела его как-то по телевидению, когда у него брали интервью. Забыть его невозможно. Веселая манера поведения Саида еще больше подчеркивала чудовищность его работы, и никогда я не забуду его ужасных слов. Работая палачом с молодых лет, он неоднократно пускал в ход свой меч, а теперь он к тому же еще и обучает этому ремеслу одного из своих сыновей, чтобы тот впоследствии мог заменить отца на этом поприще. Для обезглавливания, как рассказывал Саид, он использует специальный меч, подаренный ему принцем Ахмадом бен Абдул Азиз Аль Саудом.

Саид также исполняет приговоры за меньшие преступления, такие как воровство. Я помню, как Саид объяснял, что для отсечения рук ворам он использует острые ножи, так как таким большим орудием казни, как меч, трудно точно попасть в нужное место на тонком запястье.

Во время интервью Саид со смехом признался, что больше предпочитает рубить головы, чем руки. Он также выразил свое полное разочарование тем, что процветающая экономика Саудовской Аравии способствует снижению преступности в стране. Слишком мало преступников, а значит, мало работы. Затем последовал его рассказ о нескольких самых запомнившихся ему казнях. Конечно, отрубив более шестисот голов и шестидесяти рук, ему было о чем поведать.

Самая ужасающая из них — мне никогда ее не забыть — повествовала о двух осужденных мужчинах, сообщниках по преступлению, которых должны были казнить вместе. Это было еще до того, как начали завязывать осужденным глаза во время казни. В результате второй преступник наблюдал за казнью: меч Саида вошел в шею его товарища, и отрубленная голова того упала к его ногам. В ужасе второй преступник поднял голову и увидел, что Саид уже готовит меч, чтобы отсечь его голову. Он потерял сознание. Вызвали врача, который, осмотрев его, заявил, что он не дышит. Когда тело его друга унесли, чтобы предать земле, потерявший сознание вдруг очнулся. Снова послали за палачом. Осужденный начал молить о пощаде.

Я никогда не забуду мерзкую улыбку на лице палача, который хихикнул при воспоминании об этих случаях, составляющих, вероятно, лучшие минуты его жизни. Конечно же, Саид не поддался на мольбу, и осужденный тут же лишился головы.

Снова раздался голос Худы:

— Я уверена, что британки виновны в убийстве. И они должны заплатить за преступление против Аллаха.

Сара с ее добрым сердцем, не веря ушам своим, посмотрела на Худу:

— Худа, ты ведь на самом деле так не думаешь.

— Почему же не думаю? Если граждане Саудовской Аравии совершают преступление в Англии или в Америке, разве им не приходится отвечать за свои преступления? — Худа щелкнула пальцами и закончила: — Разве наши мусульманские законы ничего не значат?

Тут, размахивая газетой, заговорила Маиса:

— Худа, ты читала эту статью? Возможно, что эти женщины и невиновны. Здесь написано, что саудовская полиция применяла к ним пытки. И ты прекрасно знаешь, что это правда.

Худа сверкнула своими неприятными глазами:

— Маиса, не будь такой наивной. Конечно, эти женщины — убийцы. Их признал виновными саудовский суд. А что еще преступник-иностранец может заявить кроме того, что полиция жестоко с ним обращается? Это типичный западный трюк, чтобы избежать наказания! — После чего Худа встала и оправила платье. — Этот разговор возбудил во мне аппетит. Думаю, пора попросить повара Султаны приготовить мне блюдо, рецепт которого я узнала в Нью-Йорке.

Вся моя нелюбовь к Худе, которую я до этого старательно скрывала, готова была вырваться наружу. Я довольно громко, чтобы Худа услышала, сказала:

— Кажется, у нашей обжорки ненасытный аппетит не только к крови, но и к еде.

Худа прислонилась к стене, словно от внезапной сердечной боли, но мы видели, что она притворяется. Тем не менее Сара с Маисой подбежали к ней. Когда ее вели к месту, она кричала, что у нее сердечный приступ и что срочно нужно дозвониться до ее мужа и сообщить ему, как она плоха, чтобы он готовился к похоронам.

Наша прислуга встревожилась, но я успокоила их:

— Не волнуйтесь. Хотя Худе и суждено умереть от сердечного приступа, причиной тому будут вовсе не мои слова. Конец Худы произойдет из-за толстого слоя жира, опоясавшего ее сердце.

Наши слуги засмеялись. Несмотря на свою полноту, Худа была самой здоровой женщиной в нашем многочисленном семействе Аль Саудов и славилась своими актерскими талантами. С ранней молодости она регулярно устраивала спектакли с сердечным приступом. Но, как заверила я всех, Худа отведает еще немало вкусных блюд, перед тем как Господь призовет ее к себе.

Все еще улыбаясь, я прошла на кухню и дала указание Джаде, нашей лондонской поварихе и домработнице, приготовить обед.

Я была приятно удивлена, узнав, что Джада уже приготовила для нас маленький пир: салат из баклажан, суп из чечевицы, плов, куфту и шашлык. Я увидела, что эта милая девушка, чтобы сделать нам приятное, испекла даже арабский хлеб.

— Мэм, я очень рада, что вы приехали, — сказала она, ставя блюда на подносы. — Мне иногда было одиноко, — тихо произнесла она.

Я задумалась о жизни Джады. Нужно признаться, что я очень мало о ней знала. Как-то год назад, когда Карим был в Англии один, он узнал, что у нашей домработницы и одного из наших водителей роман, хотя оба имели семьи. Карим уволил их и отослал к законным супругам. Именно тогда он и взял на работу Джаду.

Я теперь вспоминаю, как Карим рассказывал мне, что Джада со слезами просила, чтобы ее взяли на место повара и домработницы. Она поведала ему, что происходит из бедной египетской семьи и должна работать, чтобы помочь оплатить учебу ее брата в колледже. Хотя у нее не было с собой ни одной рекомендации, Карим оценил добрую душу девушки и сразу взял ее на работу.

Я вспомнила, что ее родители эмигрировали из Египта несколько лет назад. Отец не смог найти подходящую работу в Лондоне, и они переехали в Манчестер, в котором было больше возможности найти работу на каком-нибудь производстве. И теперь, поскольку Джада жила в Лондоне, она редко видела родных. Сама она не была замужем. Так как мы с Каримом останавливаемся в нашем лондонском доме не чаще одного-двух раз в году, я знала, что Джада вынуждена проводить в одиночестве долгие и скучные месяцы, не имея возможности как-то развлечься.

Глядя на юное лицо Джады, я поняла, что она не намного старше моей младшей дочери Амани. Однако, в отличие от Амани, которая была еще совсем дитя по своему поведению, Джада вела себя уже как зрелая женщина. Богатство и привилегии часто способствуют развитию дурных качеств, думала я про себя. И должна признаться, это касалось и меня.

Осторожно расспрашивая Джаду, я выяснила, что она в школе училась на отлично и всегда мечтала стать врачом. Ее самой большой целью в жизни было вернуться в Египет и помогать беременным женщинам в маленьких деревнях, чтобы снизить детскую смертность в стране, и бороться против существующей до сих пор традиции женского обрезания.

Недавно по миру прокатилась мощная волна протеста против обычая женского обрезания в Египте, и Джада со всей серьезностью думала о том, чтобы заняться просвещением женщин ее страны и покончить с этим варварским обычаем.

— Замечательные планы, — сказала я Джаде, и мои мысли вновь вернулись в прошлое. — Внучку Фатимы, нашей домработницы в Египте, заставили пройти эту жестокую процедуру. Трудно поверить, но на этом нечеловеческом ритуале настояла мать девочки, Элхам.

Я пошла с Фатимой, с тем чтобы попытаться убедить Элхам не подвергать ее дочь такой опасной операции. Но Элхам искренне верила, что наша религия требует, чтобы женщины были обрезаны, и что ее дочь не может игнорировать законы ислама. — Я вздохнула, с тяжелым сердцем вспоминая все это. — Я согласна, что просвещение женщин — единственный способ, чтобы покончить с этой страшной традицией.

— Женщины должны научиться обращаться к специалистам, — сказала Джада. — Иначе они будут по-прежнему верить всему, что им говорят их отцы и мужья.

— Ты права, — согласилась я.

Узнав о ее планах на будущее, я была удивлена, что Джада нисколько не сожалеет, что вся ее заработная плата идет на учебу брата. Джада оставляла себе лишь несколько фунтов в месяц.

— Как только мой брат закончит учиться, — с улыбкой сказала Джада, — я попрошу его помочь мне получить образование.

Милая девушка была твердо уверена, что ее мечта сбудется и что ее брат тоже сделает все, чтобы это произошло, и так же бескорыстно, как она, будет помогать ей.

Я с восхищением смотрела на Джаду. Я прекрасно знала, что, окажись я в такой же ситуации с моим братом Али, я бы скорее сожгла в костре свою зарплату, чем отдала бы ее ему. К сожалению, я подозревала, что мечты Джады никогда не исполнятся, так как после окончания колледжа ее брат скорее всего женится. Тогда нужды его жены и детей уж точно перевесят планы его сестры.

Возвращаясь из кухни, я снова подумала об Афаф и Хусе. В очередной раз меня поразила мысль о том, насколько же желания и нужды арабских женщин второстепенны по сравнению с желаниями мужчин. Мусульманская культура пронизана одной ужасной истиной, которую мало кто из мусульман вообще признает. В любом мусульманском обществе женщина подобна мягкому воску, с которым мусульманину разрешено делать все: перекручивать, растягивать, мять согласно его собственному пониманию и желанию.

Так как Карим с Асадом вернулись из посольства Саудовской Аравии только поздно вечером, мы, женщины, начали одни пировать за столом, приготовленным Джадой. Худа, все еще оскорбленная моими высказываниями, ела в одиночестве в своей комнате. Поскольку все очень устали от длительного перелета, закончив нашу вечернюю трапезу, мы сразу разошлись по комнатам. На следующее утро мы вернулись в аэропорт, чтобы лететь в Саудовскую Аравию. Нас не было в королевстве всего восемь дней, но мне казалось, прошла вечность.

Наш самолет приземлился в Джидде, поскольку Маиса и Худа жили в этом городе. Остальные через несколько дней планировали полететь дальше, в Рияд. Мне не терпелось обнять Маху и Амани.

В нашем джиддском дворце перед сном, чтобы немного расслабиться, мы с Каримом выпили по коктейлю. Мы недолго поговорили о нынешнем ухудшении отношений между Саудовской Аравии и Англией. Несколько раз я пыталась поменять тему, но Карим кипел от гнева из-за критики в адрес нашей страны, состоявшей в том, что наше законодательство закоснелое.

Весь этот разговор о смертной казни привел меня в еще большее уныние потому, что Карим начал скрупулезно сравнивать варварские методы применения смертной казни в Америке, такие как электрический стул и газовая камера, с быстрым и более гуманным — обезглавливанием.

Не успели мы лечь, как Карим в ту же минуту крепко заснул. Я же ворочалась и металась всю ночь без сна.

Почему-то мне вспомнилась трагическая судьба молодого человека по имени Абдулла аль-Хадхаифа, история, хорошо известная каждому в Саудовской Аравии. В августе 1995 года Абдулле аль-Хадхаифу было всего тридцать три года, когда его казнили по приказу саудовского правительства. Он был отцом шестерых маленьких детей. Вместе со многими другими саудовцами Абдулла, два его брата и его престарелый отец были арестованы за политическое преступление, которое заключалось в их личном поведении, оскорбительном для правительства: их обвиняли в громком разговоре в мечети, распространении листовок и аудиокассет, запрещенных правительством.

Говорили, что престарелый отец Абдуллы был замучен в тюрьме и что пытки над ним были такими жестокими, что он умер от сердечного приступа. Естественно, это привело в ярость сыновей аль-Хадхаифа. И особенно чувствительного Абдуллу. Когда Абдуллу освободили из тюрьмы, он начал искать того тюремщика, который пытал его отца. Найдя наконец этого человека, Абдулла отомстил ему тем, что вылил на него канистру с кислотой. Этот человек получил увечья, но выжил и смог потом опознать своего обидчика.

Абдуллу снова бросили в тюрьму. Вся злоба и ярость саудовских властей против недовольных ими вылилась на этого человека. Друзья и семья Абдуллы говорили, что его жестоко пытали, чтобы добиться признания. В газетах писали, что его опускали в едкое вещество, чтобы отомстить за тюремщика, на которого он напал. Его надували через задний проход, ему угрожали тем, что изнасилуют его мать и любимую жену у него на глазах.

Однако Абдулла отказался подписать признание.

Его упрямство еще больше разожгло ярость его мучителей. Молва говорит, что Абдуллу повесили, как забитого барана. Его так жестоко избивали, что у него парализовало всю нижнюю часть тела.

Должна признать, что мужчины в моей семье могут быть очень бессердечны. Мучения Абдуллы закончились, только когда его обезглавили.

О чем думал этот измученный человек перед смертью, размышляла я. Испытывал ли он страх или печаль, думая о том, что уже не сможет поднять на ноги своих шестерых детей? Или он почувствовал облегчение, что смерть освободит его от страданий последних дней? Только Бог знал ответы на мои вопросы.

На ум мне стали приходить другие ужасные образы. Я была уверена, что малышка Хейди провела многие горькие часы, проливая слезы по маме. Бедная Афаф была так одинока в этом мире. А Хуса по закону принадлежала такому же жестокому человеку, как и Мунира.

Не в состоянии уснуть я тихо встала с постели, чтобы приготовить себе ром с кока-колой. Только немного алкоголя поможет мне забыться, решила я.

Вот так я начала долгую запойную ночь. Я так опьянела, что, когда пошла в свой гардероб, чтобы спрятать пустую бутылку, запуталась в длинном пеньюаре и задела стеклянную вазу. Я подалась вперед, чтобы поймать ее, но ноги не слушались меня. В тиши ночи грохот от разбивающейся вазы был оглушительным.

Когда встревоженный Карим вскочил с постели, я уже не в состоянии была управлять ни собой, ни языком, чтобы что-то сказать в свою защиту.

Карим сразу понял, что его жена настолько пьяна, что еле ворочает языком.

В шоке он закричал:

— Султана!

«О, Аллах! — пробормотала я про себя. — Мои грехи вышли наружу!»

Я больше ничего не помню, так как полностью отключилась, наконец-то отделавшись от ужасных образов, которые пыталась утопить в вине.