Содружество Султаны

Глава третья МОЙ СЕКРЕТ

На следующий день после «санкционированной продажи в рабство» Муниры Карим должен был уехать по делам на три недели в Японию. С отцом поехал и Абдулла. Для Абдуллы наступило не самое приятное время — пора было возвращаться на учебу в университет в США, и было решено, что он проведет несколько дней с Каримом в Японии и уже оттуда полетит в Калифорнию. Каждый раз при мысли о том, что не увижу своего красавца сына целых три месяца, слезы наворачивались мне на глаза.

Кроме слуг и дочерей в нашем риядском дворце больше никого не было.

Но дочери тоже были не самым большим утешением для своей матери, так как и они готовились к предстоящему учебному году. К тому же они предпочитали проводить оставшееся время с подружками.

Я была по этому поводу страшно раздражена, мне было очень скучно и, должна покаяться, невыносимо хотелось знать о своих детях абсолютно все. Так что я отправилась бродить по залам второго этажа пустого дворца и по бесконечным коридорам взад и вперед, по нескольку раз останавливаясь у дверей комнат моих дочерей. Когда они были младше, они жили в одном крыле дворца. Но после того как Амани в своем религиозном рвении грозилась уничтожить все глянцевые журналы и кассеты с музыкальными записями Махи, мы с Каримом решили переселить Амани в южное крыло, Маха же осталась в северном. Так что я была вынуждена проходить довольно большое расстояние.

Но результаты моей шпионской деятельности были весьма скудны и однообразны. Из комнат Амани постоянно доносился звук песнопений и молитв, из половины Махи — громкий смех и оглушительный рок-н-ролл.

Слежка за моими слишком уж предсказуемыми дочерьми мне быстро наскучила, и я вернулась к себе. Замужество Муниры не выходило у меня из головы, так что даже не было настроения пойти на какие-нибудь женские посиделки, которые обычно происходили либо у подруг, либо у родственниц.

Хади повез свою юную жену на медовый месяц в Марокко. Хотя я старалась не думать о нынешних страданиях Муниры, все же мне хотелось убедиться, что с ней все в порядке. Я позвонила Таммам узнать, нет ли новостей от новобрачных. Я страшно рассердилась, когда Таммам призналась, что не осмелилась попросить у Хади номер телефона гостиницы, в которой они должны были остановиться. Я швырнула телефонную трубку, с трудом сдержавшись, чтобы не высказать Таммам все, что я думаю о ее беспредельной глупости.

Делать было нечего — оставалось только ждать. К моему позору, мне ужасно хотелось выпить, но я боролась с этим греховным желанием.

Через несколько часов смущенная Таммам сама позвонила мне и сообщила, что Мунире удалось тайком воспользоваться телефоном, когда Хади вышел из номера. Она сказала, что безмерно ненавидит и боится своего мужа и даже не думала, что способна на такое.

Повесив трубку, абсолютно разбитая, в полном отчаянии я легла поперек кровати. Я не чувствовала своего тела. Силы покинули меня. Ни я, ни кто другой ничем не могли помочь Мунире. Теперь она стала официальной женой Хади.

Несколько лет назад я узнала, что власти нашей страны ни при каких обстоятельствах не вмешиваются в частные отношения между мужчиной и женщиной. Проходят тысячелетия, а наши саудовские женщины как были раньше, так и сейчас остаются собственностью мужчин. Как я ненавидела нашу беспомощность!

По щекам текли слезы. Сердце мое сильно билось. Я срочно решила мысленно переключиться на другие темы. Да, я должна чем-нибудь заняться. Я совершенно не знала, как обстоят дела с нашими семейными запасами алкоголя, и собралась провести ревизию. «Я совсем не собираюсь выпить, — говорила я себе, надевая халат, — просто хочу убедиться, что никто не ворует наши дорогие и редкие вина». Поскольку алкогольные напитки запрещены в Саудовской Аравии, купить большое количество алкоголя на черном рынке стоит огромных денег. Бутылка ликера стоит от 200 до 350 саудовских риалов ($55-$95).

Как сомнамбула, я прошла к лучшей части нашего дворца, к недавно великолепно отделанным комнатам, украшенным живописью, гобеленами, западноевропейской антикварной мебелью. В прошлом году мы с Каримом наняли малайзийского дизайнера, который с энтузиазмом принялся за работу. Он взял команду строителей, которые снесли старые стены, поставили арочные окна и соорудили куполообразные потолки, к которым устремлялись высокие колонны, сделав в этих помещениях еще и потайные комнаты. Все гармонировало и по цвету, и по текстуре: персидские ковры, шелковые портьеры, мраморные полы, которые идеально подходили к итальянской и французской антикварной мебели. Сочетание арабских орнаментов и арок, выполненных в традициях Центральной Европы, а также роскошь современного итальянского искусства создавали совершенно уникальную романтическую интимную обстановку, предмет внимания и зависти наших царственных родственников.

Пройдя через огромную гостиную, я попала в сигарную и винотеку, в которой обнаружила одну из наших филиппинских служанок, вытиравшую пыль на винных полках красного дерева. Резким тоном я велела ей заняться чем-нибудь другим, а сама начала считать бутылки. Я обрадовалась, обнаружив, что Карим значительно пополнил наши винные запасы. Я насчитала более двухсот бутылок различных водок и около шестидесяти бутылок других крепких напитков.

С легким сердцем я прошла в прохладное помещение, целиком отделанное дубом и специально построенное для хранения нашей винной коллекции, в котором поддерживалась определенная температура и влажность. После двухсотой бутылки я прекратила считать.

У нас действительно хорошие запасы, решила я. Мои мысли потекли в опасном направлении. Наверняка Карим не заметит пропажи нескольких бутылок с разных полок. Пока я рассматривала нашу внушительную коллекцию, меня стали одолевать знакомые искушения. Моя клятва о воздержании легко была забыта. Я спрятала две бутылки шотландского виски под просторным халатом и, дав себе слово, что выпью всего один стаканчик, поднялась по винтовой мраморной лестнице в свои апартаменты.

Оказавшись у себя, я сразу же заперла двери и с любовью стала гладить похищенные бутылки. После чего я выпила виски в надежде, что таким образом мне удастся избавиться от навязчивого образа страдающей Муниры.

Через двадцать четыре часа я очнулась от звуков взволнованных голосов где-то совсем рядом со мной. Я открыла глаза от пощечин, которые ощутила на своем лице. Я услышала, как кто-то выкрикивал мое имя:

— Султана!

Я увидела склоненное надо мной обеспокоенное лицо Сары.

— Султана! Ты слышишь меня?

Я встревожилась. Физическое мое состояние было ужасным. Я решила, что попала в автомобильную аварию и теперь приходила в себя после комы.

Я слышала, как плакала Маха:

— Мама, проснись!

Сара успокаивала мою дочь:

— Слава богу, Маха, она еще жива.

Пытаясь как-то прийти в себя, я заморгала. Я хотела что-то сказать, но не могла произнести ни слова. Я слышала, как испуганные женские голоса что-то кричали на смеси филиппинского, тайского и арабского языков. Мысли как в тумане проносились в моей голове: странно, почему все эти болтливые женщины собрались в моей спальне?

Слабым голосом я спросила сестру:

— Что случилось?

Сара нахмурилась. Казалось, она подыскивала нужные слова:

— Султана, как ты себя чувствуешь?

— Плохо, — сказала я и потом повторила свой вопрос: — Что случилось?

Заглушая остальных, раздался громкий голос Амани, который с каждым словом набирал силу:

— Мама, ты совершила серьезный грех.

Задыхаясь от рыданий, Маха закричала:

— Заткнись! Я говорю тебе, заткнись!

Слова Амани оглашали комнату:

— У меня есть доказательства. Вот они!

Я повернула голову и увидела, что Амани в обеих руках держала по пустой бутылке из-под виски, которыми она яростно размахивала.

— Мама пила! — кричала она. — И несомненно, Святой Пророк проклянет ее за этот грех!

Сара повернулась к Амани, лицо ее было мрачным:

— Амани, дай мне бутылки, а затем, пожалуйста, выйди из комнаты!

— Но…

Сара осторожно взяла бутылки из рук Амани.

— А теперь, дитя, делай то, что я говорю. Выйди из комнаты.

Кроме отца Амани больше всех других любила и уважала тетю Сару. И сейчас она подчинилась, но, уходя, на прощанье выкрикнула угрозу:

— Я все расскажу папе, как только он приедет.

Я была в шоке, а от слов дочери мне совсем стало плохо.

Сара осторожно положила пустые бутылки у спинки кровати и взялась за дело.

— Всех прошу покинуть комнату.

— Только не я! — заскулила Маха.

— И ты тоже, Маха.

Наклонившись, чтобы меня поцеловать, Маха зашептала:

— Не переживай из-за Амани. Я знаю, как заставить эту дурочку молчать.

Мой взгляд, вероятно, выражал некоторое недоверие, так как Маха пояснила:

— Я ее напугаю, что скажу всем ее друзьям, будто она носит облегающие платья и заигрывает с мальчишками.

И хотя это все было неправдой, я знала, что такая угроза подействует на Амани и заставит ее задуматься, поскольку у нее была репутация истинной мусульманки, не способной совершить ни одного греха. Я понимала, что все это ложь, но также осознавала всю серьезность моей нынешней ситуации, узнай только Карим о моей слабости. Поэтому я не стала ничего выговаривать Махе, а слабо улыбнулась ей, что она вполне могла принять за знак пусть и вынужденного, но все же одобрения.

Выходя из комнаты, Маха с трудом открыла тяжелую деревянную дверь, которая никак не поддавалась, так как все наличники двери были разбиты.

Сара, заметив мой вопросительный взгляд, пояснила:

— Поскольку ты не отвечала на все наши крики, я приказала одному из водителей взломать дверь.

Слезы унижения навернулись мне на глаза.

— Султана, ты лежала как мертвая, — сказала Сара, беря салфетку и обтирая мне лоб. — Я боялась худшего, — добавила она с тяжелым вздохом. Затем она взяла стакан томатного сока и заставила меня выпить его через соломинку.

— Ты не отвечала, и я так напугалась, что ничего уже не соображала. — Она взбила мои подушки и села рядом со мной на кровать. Глубоко вздохнув, она сказала: — Султана, а теперь ты должна рассказать мне все начистоту.

Хотя Сара казалась спокойной, я ясно видела, что она была страшно огорчена, и это отражалось в ее темных глазах. Считая, что такой испорченный человек, как я, заслуживает только смерти, я разрыдалась, сотрясаясь всем телом.

Сара гладила меня по лицу и руке. Тихим и спокойным голосом она сказала горькую правду:

— Султана, твои дочери и слуги все мне рассказали, ты стала злоупотреблять алкоголем.

Я вытаращила глаза от удивления. Значит, моя тайная слабость вовсе и не секрет.

Сара ждала моих объяснений. В тот момент мне казалось, что моя сестра не поймет истинной причины моих переживаний. Я выкрикнула:

— Твои дети еще маленькие, и они все еще нуждаются в тебе.

По озабоченному выражению лица Сары я поняла, что она начинает бояться за мое психическое, а также физическое здоровье.

— И у тебя есть твои книги, — вконец расстроенная, добавила я.

И это правда. Страстью Сары было коллекционирование книг по весьма широкой тематике, которая ее интересовала. Чтение было ее увлечением с самого детства, доставлявшим ей огромную радость и отдохновение. Весьма ценная библиотека Сары включала книги на тюркском, арабском, английском, французском и итальянском языках. Ее книги по искусству, хранимые в специальных книжных шкафах, были уникальными — вне всякой конкуренции. Она также собрала бесценную коллекцию древних манускриптов, относящихся к золотому веку арабской цивилизации. Я уверена, что, если бы в жизни Сары произошла какая-нибудь трагедия и она осталась бы одна, она искала и нашла бы утешение в своих книгах.

— Султана, о чем ты говоришь?

— И твой муж никогда не уезжает надолго в командировки!

Работа Асада не требовала частых поездок, как работа Карима. Сара была замужем за братом Карима, Асадом. И я всегда знала, что Карим никогда не будет любить меня так, как Асад любит мою сестру. И хотя я никогда не завидовала большой любви Сары и Асада, я часто с грустью мечтала о таком же отношении ко мне со стороны Карима.

— Султана!

Жалость к себе переполняла меня, и, всхлипывая, я начала объяснять:

— Мои дети уже выросли, и мать им больше не нужна.

То, что я говорила, было истинной правдой. Абдулле недавно исполнилось двадцать два. Махе было девятнадцать, а Амани семнадцать. Трое из шестерых детей Сары были еще маленькими, и им еще нужно было ежедневное внимание матери.

— Султана, прошу тебя. В твоих словах нет никакого смысла.

— Сара, разве о такой жизни я мечтала! Никто из моих троих детей во мне больше не нуждается… Карим редко бывает дома… и в мире бессчетное количество униженных женщин, которые, подобно Мунире, — взывают о помощи, а я ничем им помочь не могу! — Рыдания душили меня. — Вдобавок я, кажется, становлюсь алкоголичкой. — Впервые осознав всю пустоту и унизительность своей жизни, я выкрикнула: — Моя жизнь не удалась!

Сара нежно обняла меня:

— Милая моя, таких мужественных женщин, как ты, я никогда не встречала. Тише, сестренка, ну же, успокойся…

Вдруг передо мной встал образ моей мамы. Мне захотелось снова стать ребенком, вернуться в детство, забыть обо всех разочарованиях взрослой жизни, хотелось, чтобы время повернулось вспять. Я крикнула со всей мочи:

— Я хочу к маме!

— Тише, Султана. Пожалуйста, перестань плакать. Ты же знаешь, что мама всегда с нами, и сейчас тоже.

Мои всхлипывания стали затихать. Я оглядела комнату. Мне очень хотелось снова увидеть маму, пусть даже не ее саму, но хотя бы видение, какое часто раньше являлось мне во сне. Но я никого не увидела и сказала:

— Мамы здесь нет.

Совсем успокоившись, я рассказала о своем сне Саре. Для меня боль утраты мамы никогда не пройдет.

— Знаешь, — сказала Сара, — твой сон подтверждает, что я права. Дух мамы всегда с нами, Султана. Я тоже очень часто ощущаю ее присутствие. Она приходит ко мне в странные моменты. Например, вчера, когда я смотрелась в зеркало, за моей спиной появилась мама. Я видела ее лишь мгновение, но и этого было достаточно, чтобы осознать, что наступит день и мы снова все будем вместе.

Я чувствовала, как на меня нисходит покой. Если и Сара видела маму, это значит, что мама действительно существует. Честность моей сестры никогда не ставилась под сомнение никем из тех, кто ее знал.

Некоторое время мы с Сарой молчали, вспоминая наше безмятежное детство и беспредельную мудрость, отзывчивость и любовь нашей мамы, спасавшие нас от многих жизненных невзгод.

Когда я повернулась на кровати, две пустые бутылки из-под виски упали. Сара внимательно взглянула на них, потом на меня. Осознав причину того переполоха, который привел Сару к моей постели, я вновь впала в страшную депрессию.

— Ты на опасном пути, Султана, — прошептала Сара.

Я села, стала накручивать пряди волос на пальцы и вдруг выпалила:

— Я ненавижу свою праздную жизнь!

— Султана, ты так много можешь сделать в жизни. Но только от тебя зависит, будешь ли ты счастлива. Хорошо было бы, чтобы ты нашла для себя какое-нибудь увлечение, занятие.

— Чем мне заняться? Никаб мешает всему, что я делаю! — проворчала я. — Почему нам так не повезло и мы родились в стране, которая заставляет женщин закутываться в черное!

— Я думаю, ты пьешь из-за своего одиночества, — сухо сказала Сара. Устало прикрыв глаза, она продолжала: — Султана, боюсь, ты пошла против самого Аллаха!

Неспособная контролировать свои эмоции, понять причину своего состояния, я посмотрела на Сару и, пожав плечами, сказала:

— Знаешь, Амани права. Пророк проклял меня. И явно не единожды. Иначе почему же все неприятности произошли одновременно?

— Султана, не болтай глупостей! Не верю, чтобы наш Святой Пророк проклял женщину, у которой проблемы, — сказала Сара. — А ты хочешь жить без проблем?

— Иншала! Божья воля!

— Сестренка, ты хочешь жизни, которой не бывает. У всех живых есть проблемы. — Она помолчала и добавила: — Даже короли сталкиваются с неразрешимыми проблемами.

Я понимала, что она имеет в виду плохое здоровье нашего дяди Фахда, короля Саудовской Аравии. С возрастом он стал очень слаб. Сейчас у него в жизни было все, кроме здоровья. Когда недавно у него случилось резкое ухудшение, это послужило напоминанием всем членам нашей семьи, что все мы смертны и что никакие деньги и никакие современные медицинские средства в мире не способны сделать нас бессмертными.

Тон Сары стал мягче:

— Султана, ты должна научиться переносить жизненные невзгоды достойно, не прибегая к сомнительным средствам. — Она ногой отодвинула бутылку из-под виски в сторону. — Ты стала рабыней новой силы, силы, способной породить еще более серьезные проблемы, чем те, которые привели тебя к бутылке.

И тогда я выговорила то, чего больше всего боялась:

— Амани может рассказать все Кариму.

— Султана, ты сама первая расскажешь ему об этом. В любом случае лучше ничего не скрывать от своего мужа, — решительно произнесла Сара.

Я внимательно посмотрела на свою сестру. Без всякой зависти я поняла, что всегда была в тени своей сестры и с точки зрения красоты, и с точки зрения добродетелей.

Несмотря на то что ее вызвонили из дома совершенно неожиданно, Сара была безукоризненно одета: на ней было только что отглаженное шелковое платье и туфли того же цвета, что и платье. На изящной шее — изысканное жемчужное ожерелье. Ее густые черные волосы были уложены по последней моде, еще больше подчеркивая ее достоинства; у нее была красивая кожа; ресницы такие длинные и густые, что ей совсем не нужна была тушь.

Ее личная жизнь гармонировала с ее совершенной внешностью. Брак ее с Асадом был идеален. Я никогда не слышала, чтобы она повысила голос на мужа или когда-нибудь пожаловалась на него. Много раз я пытала Сару, чтобы она назвала хотя бы одну из слабостей своего мужа, но безуспешно. В то время как я могла позволить себе кричать на детей, ущипнуть их или даже шлепнуть, я никогда не видела, чтобы Сара потеряла над собой контроль при общении с детьми. Моя сестра была безмерно довольна своими детьми, о чем много лет назад предсказала ей наша служанка Худа.

Хотя время от времени у нее возникали проблемы со вторым ребенком, дочерью по имени Нашва, Сара всегда была разумно строга с ней.

Сара даже умудрилась установить теплые отношения с матерью Асада и Карима Нурой, отличавшейся вздорным и сложным характером. Кроме того, моя сестра — одна из немногих женщин семейства Аль Саудов, которая никогда не употребляла алкоголь и никогда не курила. Конечно, Саре нечего было скрывать от ее мужа. Как могла эта безупречная женщина понять, что я становлюсь старше и что мои недостатки не только не исчезают, но их становится больше?

Моя жизнь, казалось, всегда была наполнена всевозможными недосказанностями. Моя слабость к алкоголю была лишь одним из моих многочисленных секретов, которые я скрывала от Карима. Все годы нашего брака я старалась предстать перед мужем в лучшем свете, чем была на самом деле. Я врала Кариму даже по поводу моего веса, например, сколько килограммов набрала за последний месяц.

Не желая более огорчать свою сестру перечнем других моих недостатков, я не стала вываливать все, что вспомнила. Вместо этого я поспешно дала обещание:

— Я больше никогда не буду пить, но только при условии, что я не должна буду признаваться в этом Кариму — просто не вынесу этого. Он ни за что не простит меня.

— Да? А что такого он может сделать?

Я сильно сгустила краски:

— Ну, он может избить меня.

Черные глаза Сары округлились от удивления.

— Сара, ты сама знаешь, что Карим ненавидит тех, кто не способен совладать со своими слабостями. Но любить меня после этого он уж точно перестанет.

У Сары дрожали руки:

— Тогда как же нам избавиться от этой привязанности? Слуги мне сообщили, что, когда Карим уезжает, ты всегда напиваешься до бессознательного состояния.

— И кто же тебе такое сказал? — с возмущением спросила я.

— Султана, укроти свой гнев. Это было сказано из добрых побуждений, поскольку они переживают за тебя.

— Но…

— Я не назову их. — В голосе Сары зазвучали жесткие нотки.

Я начала думать, кто же из моих слуг мог донести на меня, но при таком количестве прислуги невозможно было вычислить, на кого же обрушить свое негодование.

Сара в задумчивости сжала губы.

— Султана, у меня есть идея. Скоро рамадан. В любом случае ты не будешь ни есть, ни пить в течение дня. И в те дни, когда с тобой нет Карима, рядом всегда будут находиться либо Маха, либо я. И в этот период нам удастся побороть твое пагубное пристрастие. — Сара наклонилась ко мне с улыбкой: — Мы сможем много времени проводить вместе. — В ее голосе было столько тепла и любви. — Как в детстве.

Я стала покусывать ногти, вспомнив еще об одной нерешенной серьезной проблеме.

— А что делать с Амани? Она ведь все расскажет Кариму.

Сара отняла мою руку ото рта и сжала ее в своих ладонях:

— Не беспокойся. Я поговорю с ней.

Приведение в исполнение смертного приговора было отложено. Я знала, что если угроза Махи не подействует на Амани, то Саре уж непременно удастся убедить мою дочь не рассказывать ничего Кариму. Я радостно улыбнулась, понимая, что коль за дело взялась Сара, значит, все будет в порядке. Постепенно беспокойство начало покидать меня.

Наконец, немного расслабившись, я сказала:

— Я очень голодная. Ты поешь со мной?

Сара кивнула в знак согласия:

— Я только позвоню домой и предупрежу, что задерживаюсь у тебя.

Я позвонила на кухню по дворцовой телефонной связи и попросила шеф-повара сказать мне, какое меню он планировал на обед. Услышанное вполне меня удовлетворило, так что я подтвердила его выбор. Я сообщила, что со мной будет обедать моя сестра и велела накрыть в саду, так как было облачно и поэтому прохладнее, чем обычно.

Я привела себя в порядок, надела платье, и мы с Сарой, пройдя через дворец, вышли в сад. Мы брели, взявшись за руки, по тенистой аллее. Остановились, чтобы полюбоваться кустами, усыпанными красно-золотистыми цветами.

При несметном богатстве нашей семьи Аль Саудов мы могли себе позволить много удивительных вещей, в том числе превратить мертвую пустыню в цветущий сад.

Наш обед еще не принесли. Мы сели в удобные кресла за стол со стеклянной столешницей. Красный навес создавал тень вокруг стола.

Вскоре появились три филиппинские служанки: они несли серебряные подносы, уставленные яствами. Пока они накрывали на стол, мы с Сарой пили горячий сладкий чай, обсуждая школьные планы наших детей. Как только слуги наполнили наши тарелки, мы приступили к трапезе: болтая и смеясь, поглощали горы разнообразных салатов, фрикадельки в сметанном соусе, жареного цыпленка, фаршированного вареными яйцами и рисом.

Я вспомнила слова Сары о рамадане. В связи с этим съела еще по порции почти каждого из блюд, зная, что в рамадан я должна буду воздерживаться от еды с восхода и до захода солнца.

Мусульмане всего мира вскоре начнут усиленно всматриваться в небо в ожидании новолуния. Как только это случится, наступит время поста.

Впервые в жизни я страстно желала выполнить долг истинной мусульманки.