Сокола видно по полёту

Глава 9. Роберт снова надеется

Сзади налетели внезапно — запрыгнули на спину, обвили рукой шею. Сжали, перекрывая дыхание. От неожиданности Роберт качнулся вперёд, но на ногах устоял, и среагировал мгновенно, ответив на атаку отработанными почти до инстинктов движениями. Отбросив лук и приготовленную стрелу в стороны, левой ладонью ухватил за всё сильнее сдавливающий горло локоть, правой вцепился в плечо напавшего и перекинул через себя. Руку не выпустил, вывернул почти до хруста и с силой толкнул в неожиданно узкую спину. Раздался вопль. Роберт разжал пальцы, и противник рухнул на землю.

— Шела?! Какая бешеная мышь тебя укусила?

Он наклонился, собираясь помочь ей встать, но тут же отпрянул назад, уворачиваясь от ощеренной ножом руки — Шела ударила назад наугад, не целясь, и длинное острое лезвие чиркнуло по рукаву, распоров кожу дублета и ткань рубашки.

— Я убью тебя, лордёныш! — свирепо вскрикнула она, перекатилась и легко вскочила на ноги. — Я убью тебя… подлое, лживое, мерзкое андальское отродье!

Её левая рука беспомощно повисла вдоль тела, но сговорчивей не сделала. Очередной бросок, стремительный и яростный, мог окончиться для Роберта весьма печально, но он качнулся в сторону и, снова не отдавая себе отчёта, действуя бездумно, на одном лишь желании уберечься, врезал основанием ладони в подбородок исступлённой девушки — снизу вверх, коротко и резко. Зубы клацнули, кучерявая голова мотнулась назад — Шела упала навзничь и застонала.

К ним уже бежали Обгорелые.

— Ну ты и герой, Роберт! — зло рыкнул Сверр, помогая Шеле подняться. — Хочешь подраться, иди врежь Хагену. Или давай со мной! Или вон хотя бы с Вилфредом…

— Я не дрался, — пробормотал ошарашенный Роберт. — Я из лука стрелял… а она набросилась… с ножом… Вон и одежду порезала. И ещё обзывается.

Сверр подобрал нож и, приобняв Шелу за плечи, попытался увести с поляны. Но та ещё не успокоилась.

— Я доберусь до тебя… гадёныш, — пригрозила она. — Так что оглядывайся…

Зеваки расходились — кто-то посмеивался, другие смотрели с осуждением, неодобрительно цокали языком.

— Ничего не понимаю, — сказал Роберт подошедшему Торстену. — Что это с ней сегодня? Всё же нормально было…

— Говорят, Ивер согласился тебя учить? — спросил тот, протягивая ему отброшенный в драке лук.

— Ну да…

— Шела злится. Она уговаривала его учить её. Ещё до того, как наши ушли на войну в низину. Он не стал. А тебя взял, ага. Почему?

— Я попросил его, и он согласился… Что здесь такого удивительного?

— А то, что Ивер уже давно никого не тренирует. Когда наши вернулись с похода, он вообще ушёл из племени, стал жить один. А когда приходил сюда, приносил травы для Силдж, Шела снова приставала к нему, шагу не давала ступить… умоляла даже. Вбила себе в голову, что должна стать лучшим воином клана. Но Ивер упёрся, и ни в какую. А тебя взял. Все удивляются… а Шела просто взбесилась.

— Ну… может, он не захотел учить её… потому что она девушка?

— Она не обычная девушка, Роберт. Шела его дочь.

Роберт приоткрыл рот.

— Его дочь? — переспросил бестолково. — Ты не говорил…

— А что бы это изменило? Трёхпалый Тиметт мой отец, но разве я рассказал тебе об этом? Ведь нет же? А почему? Да потому что это ни на что не влияет. Это у вас сын лорда может отдавать приказы сыну булочника. А я, сын вождя, не лучше и не хуже других здесь, понимаешь? Я не могу стать верховным вождём из-за матери, но любым другим могу. Командиром разведчиков. Или боевого отряда налётчиков на рудники. Или старшим охотником. Сам, а не потому, что мой отец вождь. Я думал, ты уже что-то стал понимать в нашей жизни, — с укоризной сказал Торстен, а затем продолжил с жаром: — Мы здесь все равны! Но родители… они же… родители. Мне на День Посвящения вождь подарил меч. Никому не подарил, а мне подарил. А Ивер… Он никого не хотел учить… вообще никого. И даже для Шелы исключение не сделал, понимаешь? А тебя взял. Давай, сознавайся — почему?

Роберт скривился, раздражённо пнул носком комок земли.

— У меня талант, — пробормотал он нехотя.

— О как! — вытаращил глаза Торстен, но потом заулыбался, хлопнул друга по плечу: — Я же говорил! Я же тебе говорил… а ты не верил. А какой? В чём ты хорош, Роберт? Аракх? Или лук? Точно, лук! Или ножи? Что?

— Ничего такого, чем может гордиться мужчина… — Роберт сплюнул досадливо, затем нашёл свою брошенную стрелу и тоже пошёл прочь с поляны.

Торстен удивлённо почесал макушку, глядя ему вслед.

Недавняя шутка старого дотракийца до сих пор неприятно царапала самолюбие — Роберт думал, что времена издёвок и подковырок остались в прошлом, что он добился какого-то уважения. Как оказалось, напрасно. Когда он в очередной раз заикнулся об индивидуальных занятиях, Ивер пожал плечами и насмешливо спросил:

— Зачем оно тебе? Ты уверен, что сможешь стать Обгорелым? Я ведь видел, как ты удирал с церемонии, словно перепуганный заяц, стоило лишь немного завонять палёным.

Однако Роберт не смутился.

— Это ничего, Ивер! Я же первый раз такое увидел. Вот я немного и… хм… впечатлился. Ребята, наверное, уже раз десять видели… Но ты не думай, я тоже привыкну… Ну, или что-нибудь придумаю… Чего ты опять смеёшься?

— Что ты собрался придумывать? — хмыкнул Ивер. — Снова убежишь в лес? Ты можешь прятаться там хоть весь год, лишь бы не грабить этих жирных индюков в Долине… Но тебе не перехитрить Трёхпалого Тиметта. Даже не думай об этом. Если хочешь вернуться домой к мамочке, тебе придётся сделать свечу и сунуть туда свой нежный пальчик! Другого пути нет.

— Я не собираюсь хитрить! — с убеждением воскликнул Роберт. — Наоборот, я подумал, что, может, смогу как-то натренироваться… чтоб стать сильнее, чтоб терпеть боль. И ты мне поможешь. Времени у нас валом… Вот скажи… такой, как я, может победить такого, как Одноглазый Тиметт… или хотя бы как Хаген?

— Уходя из племени, хочешь кого-нибудь из них проткнуть насквозь? — прищурился Ивер.

— А такое возможно? — Роберт не ответил на вопрос, но его глаза недобро сузились: — Я бы смог когда-нибудь одолеть Хагена?

— Врукопашную нет.

— А с оружием? Дотракиец с аракхом смог бы одолеть такого бугая, как Тиметт или Хаген?

Ивер пожал плечами и ухмыльнулся:

— Ну… я остался в живых, когда на Зубце вместе с Красной Рукой бился. Ты же видишь, я не гигант… а завалил там немало одетых в железо парней. И среди них быки попадались не меньше Хагена.

— Научи меня.

— Ты тупой? Или глухой? Сколько раз тебе повторять, что я больше не учу молодых?!

— Но я хочу знать, как это сделать, ясно тебе? — Роберт с мольбой смотрел на непреклонного старика. — Как ты не поймёшь, Ивер… когда-нибудь я хочу вызвать Хагена на бой… и навалять ему!

Дотракиец удивлённо вскинул брови, а затем пренебрежительно скривился.

— Хочется — перехочется, — сказал он жёстко, словно отрубил. — Ты не у себя в замке, маленький лорд, чтоб все выполняли твои хотелки. Вот вернёшься туда, будешь своим слугам приказывать… А мне на твои желания насрать! — неожиданно гаркнул он. — Я вот хочу проехать по Дотракийским степям на резвом скакуне… и чтоб ветер в лицо. И что с этого?! Или ещё хочу поесть кровяных колбас. Толстых чёрных колбас! Такие только у нас делают. Любая дотракийка умеет их делать, но лучше всех их готовила моя мать. Когда я вспоминаю вкус этих колбас, кажется, всё на свете бы отдал, чтобы вернуться и ещё хотя бы раз ощутить его… Ясно тебе? — Ивер, до этого мечтательно смотревший куда-то вдаль, сердито уставился на Роберта.

— Договорились, — согласно кивнул тот.

— О чём?

— Ты научишь меня, как победить Хагена, а я накормлю тебя этими чёрными колбасами. Я обещаю, что ты будешь сидеть верхом на самом резвом скакуне посреди Дотракийского моря, смотреть, как ветер гонит его травяные волны и объедаться своими колбасами… пока у тебя живот не разболится. — Роберт смотрел в упор, не мигая.

— Что ты такое болтаешь, глупый мальчишка? — Раздражение в голосе Ивера сменилось растерянностью.

— Я не простой мальчишка. Я — лорд Долины! Моя семья богата! — Роберт заговорил быстрее, с ещё большим напором: — Когда я вернусь домой… с твоей помощью… я дам тебе корабль, чтобы он перевёз тебя за Узкое море. Я дам тебе лучшего коня, какого мы сможем найти в Долине. И ещё дам столько золотых драконов, что на своей родине ты сможешь купить себе целый табун лошадей… и дом… и женщин…

— Мы не живём в домах, мы живём в шатрах… — пробормотал ошарашенный Ивер, но Роберт его не слушал.

— Ты приедешь туда не старым нищим Обгорелым, — продолжал он с азартом, — одиноким и никому ненужным, а храбрым воином, что вернулся домой из дальних странствий. Богатым… Что скажешь?

Ивер помолчал, потом глянул недоверчиво, и под конец желчно расхохотался. Он гоготал, хлопая себя руками по ляжкам, но, видя, что Роберт остался серьёзным и невозмутимым, замолчал, с подозрением прищурился, и снова оглядел его внимательно и испытующе. В хитрых чёрных глазах вспыхнуло что-то, похожее на уважение.

— Да у тебя талант, парень! — сказал он без тени насмешки.

— Правда? — Роберт просиял и восторженно подался вперёд: — А какой?

— Болтаешь складно! — снова захохотал Ивер. — Очень-очень складно! Я слышал, ты уболтал вождя, и он отменил приказ Красной Руки. Сразу и не поверил… А сейчас вижу, ты и правда мёртвого уговоришь… — Он вдруг прекратил смеяться и смотрел теперь с несмелой надеждой, всё ещё сильно сомневаясь, но спросил требовательно, почти грубо, маскируя неуверенность безразличием: — Ты на самом деле сделаешь это?

После разочарования своим крайне спорным талантом Роберт сник, но ответил уверенно, без колебаний.

— Клянусь своей честью, — твёрдо сказал он.

— Лады, маленький лорд.

Роберт слушал. Смотрел. Запоминал. Повторял. Он никогда раньше не видел, чтобы люди двигались с такой скоростью. И никогда бы не поверил, что пожилой мужчина способен одновременно рубить, колоть и резать, перекидывая клинок с одной ладони в другую, перехватывая его остриём вниз, выбрасывая из-за спины, сверху, с боков, словно некое многорукое существо родом из легенд старой Гретчель. Невысокий и щуплый, Ивер напоминал гибкую куницу — быструю, хитрую и невероятно проворную. С удивлением и даже неким замешательством Роберт рассматривал его жилистое тело, подтянутый живот, крепкие мускулы и многочисленные шрамы — дотракиец предпочитал заниматься по пояс голым — и на поверку оказался не таким уж старым, каким смотрелся в одежде. Аракх мелькал в умелых руках словно блестящая змея, живая и стремительная, свистящая и смертельно опасная.

Мастерство Ивера завораживало, но в этот раз Роберт не собирался лишь вздыхать и завидовать. Он с таким рвением и старательностью принялся за обучение, что через два месяца Ивер вынужден был признать, одобрительно усмехаясь:

— Ты, конечно, не ураган, парень, но и не та жалкая кучка липкого дерьма, какой был вначале.

Роберт вставал раньше всех в шатре, когда утренние лучи солнца только-только окрашивали тёмное небо, выбирался тишком и шёл на поляну разминаться. Потом бегал вдоль озера, подтягивался в лесу на сучковатых ветвях раскидистого дуба до мокрой насквозь рубашки и ломоты во всех мышцах. А после завтрака на занятия приходил Ивер.

Ребята поглядывали на них украдкой, с уважением, но если и завидовали, то не выдавали себя. Роберту теперь не хватало времени не только на общение с Грай, но и с ними.

— Роберт, побежали на озеро купаться! — звали они, пробегая мимо него шумной гурьбой.

— Я не могу…

Вода в горном озере была хрустально-прозрачная, но такая ледяная, что ноги сводило судорогой. Однако парней это не останавливало, и время от времени они устраивали состязания, кто дальше заплывёт или дольше просидит на глубине, задержав дыхание. После чего смеялись, показывая друг на друга пальцами:

— Твои камушки стали размером с жёлудь!

— Аха-ха, а твои вообще как заячий горох!

Роберт с удовольствием бы присоединился к друзьям, но по указанию Ивера методично рубил тростник — дотракиец, уходя на пару-тройку дней домой в предгорье, всегда оставлял ему список заданий. Отсекая жёсткие стебли аракхом по полдюйма — сначала ровно, потом наискось; сначала слева направо вверх, потом наоборот; сначала левой рукой, затем правой — Роберт с тоской поглядывал на удаляющуюся весёлую компанию. Ему осталось ещё восемьсот пятьдесят четыре взмаха, а он уже весь взопрел.

— Роберт, пошли с нами играть в «Земли лордов»! — снова звали они его.

— Мне нельзя…

В глубине души Роберта злила игра в «Земли…», но он никогда не отказывался участвовать. В неё с удовольствием играли все — и девушки, и парни; и малыши, и ребята постарше.

Большую дальнюю поляну делили на участки в зависимости от ландшафта: тут были все замки Долины, в том числе и Орлиное Гнездо на Копье Гиганта, Персты, Чаячий город и, конечно же, Лунные горы. После дождя, когда на земле появлялись лужи, добавлялись Три Сестры в заливе Пасти, Сосцы и Ведьмин остров. Угодья среди участников распределялись по жребию, а потом «лорды» начинали отвоёвывать «земли» соседей, кидая в неё нож и «отрезая» кусок за куском. Если нож по какой-то причине падал — игрок ли его неуклюже бросил, или просто он натыкался на скрытый травой камень, либо если игрок слишком пожадничал и в итоге не смог дотянуться до края, чтобы прочертить новую границу, то «захват» начинал следующий участник. Лучше всех было владельцу гор — только самым ловким и метким «захватчикам» удавалось вогнать лезвие между нагромождением булыжников. Один раз Роберту довелось побывать хозяином Орлиного Гнезда, но недолго — десятилетний Сеок, почти не останавливаясь, отчикал у него поочерёдно Кровавые Врата, затем Лунные, а затем и главный замок вместе с Копьём. Однако с того дня Роберт сильно поднаторел и жаждал реванша.

Но сегодня он снова не мог пойти с ребятами, так как держал аракх в левой руке, примериваясь для удара. На торце вкопанного в землю широкого бревна лежала кедровая шишка с всунутой между чешуек длинной иголкой, и ему нужно было срезать её максимально близко к основанию, и сделать это так аккуратно, чтобы шишка не упала. По всей высоте на бревне виднелись десятки зарубок с разных сторон — следы его неудач. Роберт лишь недавно наконец-то начал попадать не по стойке, а по шишке. Однако отсечь тонкую хвоинку, не потревожив шишку, ему пока не удавалось.

— Роберт, открой глаза. — Грай стояла в нескольких ярдах, наблюдая за ним. Порой Роберт уходил для своих занятий в подлесок, и в такие минуты, как сейчас, выглядел очень беззащитным. Но Грай позаботилась, чтобы никто не тревожил его покой. Угрозы Шелы она тогда восприняла всерьёз и потом несколько дней не сводила с неё глаз — и в нужный момент оказалась рядом. Когда Шела уже примеривалась для броска, отведя нож, стрела вонзилась в дюйме от её головы в ближайшее дерево. Грай вышла из укрытия, чтобы противница видела приготовленный для следующего выстрела лук, и та предпочла уйти — так же тихо, как и пришла.

Уголок рта Роберта чуть дёрнулся в улыбке. Грай ходила бесшумно, но он почувствовал чужое присутствие ещё до того, как она заговорила. Роберт стоял на одной ноге, уперев ступню другой во внутреннюю поверхность колена и удерживая равновесие раскинутыми в стороны руками. Стоял так уже минут сорок, поэтому аракх, зажатый в правой ладони, еле заметно подрагивал от напряжения. На голове лежала шишка, готовая свалиться оттуда от малейшего движения, по лбу и вискам струился пот.

— Роберт, открой глаза, — повторила Грай. — Ивер привёл из низины какого-то старика. Тот говорит, что ищет тебя…

За почти два года, проведённых в плену, Роберт много раз представлял, как произойдёт его освобождение. Чаще всего это были жестокие сражения, которые заканчивались истреблением всего племени и выжженной до пепла пустошью. Но чем больше времени проходило, тем менее кровожадными рисовались картинки — безжалостная бойня и пожарища уступили место тайным побегам, с оружием и небольшим запасом еды. А в последние месяцы Роберт прекратил и бегать в своих фантазиях, мечтая теперь лишь о том, как обрадуется матушка, узнав, что он жив. Он тренировался, ходил на охоту и в дозор, рубил дрова и работал в кузне. И терпеливо ждал того часа, когда сможет стать полноправным членом племени — чтобы уйти по-честному, с гордо поднятой головой, не опасаясь получить стрелу в спину от зоркого караульного. Но никогда в его грёзах не возникал одинокий старик, добровольно пришедший за ним в поселение.

Роберт открыл глаза, медленно опустил ногу, скинул с головы шишку и вложил аракх в ножны. И только потом посмотрел на вестницу.

— Старик? — спросил он задумчиво. — Ивер привёл?

— Ты что, словно мертвяк, Роберт? — Грай с трудом стояла на месте, переминаясь с ноги на ногу. — Я думала, ты обрадуешься. И побежишь так, что я за тобой не угонюсь…

— Я рад, — сказал он, поднимая с травы рубашку и неторопливо натягивая её на себя. — Как выглядит старик?

— Высокий… худой и… и старый. Очень старый, даже старее Ивера.

— Он рыцарь?

— Я не знаю. Может быть. Он в кольчуге, но вроде без оружия.

— Хорошо, пошли.

— Побежали, Роберт! Побежали быстрей!

Около костра, казалось, собралось всё племя. Гвалт был такой, что Роберта и Грай заметили, лишь когда они стали протискиваться сквозь плотную людскую массу, расталкивая толпу руками. По мере приближения к центру крики потихоньку смолкали.

Сир Бринден Талли стоял один, словно Обгорелые опасались заразиться от него дурной болезнью. Спокойно, с достоинством, он разглядывал шумящую толпу, неспешно рыскал по ней взглядом, выискивая того, за кем пришёл, и не обращал внимания на вылетающие порой из чьей-то чересчур крикливой глотки угрозы и оскорбления.

Кто-то цепко ухватил ринувшегося вперёд Роберта за локоть.

— Стой на месте, — прошипел ему на ухо Торстен. — И молчи, если жизнь этого воина дорога тебе.

Никто не сделал подобного предупреждения Талли, и тот тоже двинулся навстречу, наконец увидев Роберта, но путь ему преградил Красная Рука, грубо толкнув в грудь своим огромным двусторонним топором.

— Я Тиметт, сын Тиметта, по прозвищу Красная Рука, военный командир клана, — сказал он свирепо. — Кто ты и зачем пришёл?

Незваный гость остановился, взглянул на говорившего и чуть наклонил голову.

— Приветствую тебя, Тиметт-Красная Рука, — уважительно сказал он, а затем представился сам: — Я сир… кхм… Я Бринден, сын Эдмара¹, по прозвищу Чёрная Рыба, дядя леди Аррен, несчастной матери этого юноши. — Он кивнул в сторону Роберта. — Пришёл говорить с вождём твоего племени.

Тиметт шагнул в сторону, освобождая дорогу, и Талли подошёл ближе к сидящему на огромном, устеленном шкурами троне вождю, окружённому вооружёнными мужчинами.

Роберт с удивлением осматривал Обгорелых. Все они были в добротных доспехах, варёной коже, их меховые плащи стягивали массивные золотые пряжки, а оружие блестело. Горло вождя прикрывал золотой, с инкрустацией, горжет, а пальцы, в том числе изуродованные огнём, унизывали перстни с разноцветными камнями. В одной руке он сжимал золотой кубок, другой поигрывал кинжалом из валирийской стали. Даже в День Посвящения Роберт не видел такого великолепия.

— Я Тиметт, сын Торбена, верховный вождь клана, — сказал вождь. — Чего ты хочешь, Чёрная Рыба?

— Мы узнали, что Роберт… сын Джона, законный лорд Долины Аррен, волей Семерых и вашим милосердием жив и здоров. Я пришёл поблагодарить вас, — сказал сир Бринден, снова вежливо, с достоинством кивая.

— Ну так благодари.

— У подножия гор для вас стоит обоз с провизией, доброй сталью, медной и бронзовой утварью. Отпустите Роберта Аррена, и вы никогда больше не будете знать голода и недостатка в хорошем оружии.

Вождь важно кивнул, остальные стали переговариваться, обсуждая предложение, кто-то заспорил. Самая многочисленная компания, в которой был и Красная Рука, громко смеялась.

— А нужник кто будет у нас чистить, а? — выкрикнули оттуда.

Смех перекинулся на остальных, и даже глава клана улыбнулся. Но потом он вновь стал серьёзным и спросил:

— Мои люди говорят, там не просто обоз. Вы встали большим лагерем, там много вооружённых воинов. Это ловушка?

— Нет, — ответил сир Бринден. — Это охрана. На обоз могут напасть другие кланы.

— Мы тоже можем напасть, — ухмыльнулся Красная Рука, и его соратники согласно загалдели.

Сир Бринден дождался, пока гвалт немного стихнет, и величественно расправил плечи. Его рука потянулась прикоснуться к рукоятке меча — в серьёзных ситуациях это всегда придавало ему уверенности в правильности принимаемого решения. Он предполагал предстать перед похитителями полномочным послом великого дома, окружённый свитой из самых достойных рыцарей Долины, с честью выполняющих свой долг, а прибыл в поселение один — безоружный, большую часть пути проведя на лошади со связанными руками и мешком на голове. На переговорах Обгорелые твёрдо стояли на своём, и ему пришлось уступить. Теперь же, чтобы окончательно решиться, приняв на себя все последствия своего решения, ему требовалась хоть какая-нибудь опора. Однако меч у него отобрали ещё в самом начале пути, и он досадливо отдёрнул ладонь от пустых ножен.

— Если у вождя есть дочь, сестра или внучка, мы готовы рассмотреть возможность брака между нею и лордом Долины, — торжественно и степенно сказал посланник леди Аррен.

Почти месяц простоял обоз в предгорье, пока им удалось отыскать и убедить жившего в одиночестве Обгорелого, назвавшегося Ивером, доложить главе клана о прибытии парламентёров.

— У вождя есть дети? — спросил сир Бринден у упрямого отшельника, когда пытался сломить его сопротивление, уговаривая хотя бы передать просьбу о встрече. И когда тот не ответил, пояснил свой вопрос: — Если бы они попали в беду, неужели их отец не испробовал бы любой способ помочь? Есть у него дети?

— Есть, — наконец кивнул Ивер. — Сын и дочь. Да, он бы всё сделал для них.

И только тогда дело сдвинулось с мёртвой точки.

Полученные сведения до поры до времени оставались просто сведениями. Предложение о браке в какой-то степени стало неожиданностью и для самого сира Бриндена. «Всё, что угодно, дядя!» — сказала ему Лиза. Но что он мог дать им? Еду и оружие? Обгорелые обсмеяли его — они и правда могли сами брать необходимое, нападая на обозы, рудники и деревни. Посулить золото? Ходили слухи, что уцелевшие в битве на Зелёном Зубце горцы вернулись в свои горы не с пустыми руками, а больше всех золота привезли с собой именно Обгорелые, которые ещё успели послужить в охране десницы короля. Сир Бринден догадывался, что не каждый день племя пьёт из золотых кубков и щеголяет в новых доспехах. Хитрые дикари подготовились к его приходу, выставив напоказ своё благосостояние: искусно сделанное оружие, украшения, богатую одежду и даже кинжал из валирийской стали, который старший Тиметт демонстративно крутил в левой руке с обугленными пальцами. У Арренов не было ничего, что бы они могли предложить Обгорелым в обмен на свободу Роберта. Только сам Роберт.

В полной мере осознавая невозможность решить дело так, как того требовали его происхождение, честь и обычаи, Талли принял как данность и мучительную в своей унизительности зависимость великого дома Арренов от чужой воли, и собственное бессилие что-либо противопоставить ей. Однако всё внутри него протестовало против совершаемого над своей природой насилия, и в большей степени даже над безвинным парнем, судьбу которого он сейчас так самонадеянно решал. Поэтому не удержался и надменно добавил:

— С начала времён Долина не знала ничего подобного. До сегодняшнего дня такой чести не удостаивался никто.

Все притихли, переводя взгляды с вождя на Грай и обратно. Даже Тиметт-младший замолчал, угрюмо глядя на отца. Тот распрямился и величаво качнул косматой головой.

— Честь и правда великая, Бринден, сын Эдмара, — сказал он не менее надменно. — Но с чего ты взял, что вы достойны такой чести?

Примечания:

¹ в каноне не упоминается имя отца Хостера и Бриндена Талли. Его вполне могли звать Эдмаром — своего сына Хостер назвал в его честь.