Сокровенная правда

Глава 20

Железные ворота медленно отъезжают в сторону, петли скрипят. Всякий раз, возвращаясь домой, я говорила отцу, что эту чертову штуку нужно заменить. Папа всегда отвечал, что сделает это, заверяя, что когда я в следующий раз вернусь, то увижу новые ворота. Теперь они просто напоминают мне о отце и о том, как Диего убил его.

Я сжимаю руки в кулаки и любуюсь окрестностями, пока машина едет к массивному одноэтажному особняку в конце дороги. С каждой секундой во мне нарастает ужас. Думала, что больше никогда не увижу это место, или, по крайней мере, надеялась, что не увижу. Так странно. Одновременно любить и ненавидеть место, как дом моего детства.

Водитель паркует машину рядом с широкими каменными ступенями, ведущими к богато украшенной парадной двери. По обе стороны от нее стоят двое мужчин с винтовками наперевес. Ничего не изменилось. Взяв рюкзак, я выхожу из машины и поднимаюсь по ступенькам, изо всех сил стараясь сохранить бесстрастное лицо.

Я не собираюсь показывать, как сильно напугана. Говорят, что страх перед неизвестностью самый сильный. Ну, я отвечу, что они ни черта не знают, потому что точно понимаю, что меня здесь ждет, и я бы все променяла на незнание. Не успеваю переступить порог, как дверь распахивается. Нана Гвадалупе выбегает и заключает меня в свои объятия.

— Mi niña. (пер. с исп. — Моя девочка) — Она шмыгает носом. — Какого черта ты вернулась сюда? Когда Диего рассказал мне, я ему не поверила.

— Долгая история, Нана, — шепчу я ей в волосы и прижимаю хрупкую старушку к себе. Видя, что бабушка в безопасности и здорова, мне становится немного легче. — Я так боялась, что Диего причинил тебе боль.

Она отступает и берет мое лицо в свои ладони.

— О чем ты думала, Ангелина? — Она качает головой. — Тебе следовало остаться в США.

Я открываю рот, чтобы ответить, но взрыв мужского смеха, доносящийся с другого конца зала, заставляет меня замешкаться.

— Ой, да неужели это наша беглянка? — восклицает Диего, и сердце у меня учащенно забилось. Я поднимаю взгляд и вижу его, медленно идущего к нам. Он еще более отвратителен, чем я его помнила: жирные волосы, испачканная футболка, натянутая на его огромное пузо.

— Диего. — Я киваю и обхожу Нану, чтобы встать перед ней, прикрывая ее своим телом. Я все еще боюсь, что он может причинить ей боль.

— Надеюсь, тебе понравилось твое маленькое путешествие, потому что ты больше никогда не покинешь территорию комплекса. — Он встает передо мной, злобно усмехаясь. — Добро пожаловать домой, паломита. — Он со всей силы бьет меня наотмашь по лицу, и я падаю на пол.

* * *

К моему лицу прикоснулось что-то мокрое. Всего на мгновение я думаю, что это Мими лижет мою щеку. Открываю глаза и поворачиваю голову, вздрагиваю от боли, пронзившей левую щеку.

— Выпей. — Нана Гваделупе засовывает мне в рот таблетку и прижимает к губам стакан. Я глотаю обезболивающее и запиваю водой, стараясь как можно меньше двигать челюстью.

— Что случилось? — сдавленно спрашиваю я.

— Подонок ударил тебя. Ты потеряла сознание. Я попросила одного из парней принести тебя сюда.

Я сажусь в кровати и оглядываю свою старую комнату. Мне кажется, что я никогда не уезжала.

— Ты знаешь, что Диего запланировал для меня?

— Завтра вечером он устраивает вечеринку, — говорит она. — Он собирается объявить, что вы поженитесь.

— Когда?

— В среду. — Бабушка берет меня за руку и сжимает пальцы. — Почему Ангелиночка? Почему ты вернулась, когда знала, что произойдет?

Я смотрю на нее, чувствуя, как слезы собираются в уголках моих глаз. Затем рассказываю ей все. К тому времени, когда заканчиваю, я плачу так сильно, что едва могу разглядеть ее лицо сквозь слезы.

— Ты любишь своего русского?

— Да, — шепчу я и закрываю рот рукой. Трудно говорить о Сергее.

— Дай мне его номер, я попробую дозвониться до него. Он должен приехать, чтобы забрать тебя отсюда.

— Нет. Диего его просто убьет.

— Ангелина…

— Нет, Нана. Что сделано, то сделано. Я не хочу рисковать его жизнью из-за меня.

Дверь в комнату открывается, и входит Мария с самодовольной улыбочкой.

— Диего ждет тебя в своей спальне, — сообщает она и улыбается сильнее. — Не заставляй его ждать.

Она закрывает за собой дверь, в то время как меня захлестывает волна панического ужаса.

— Где мой рюкзак? — шепчу я.

Нана берет его со стола и передает мне с испуганным лицом. Она прекрасно знает, что будет дальше. Я беру рюкзак и роюсь в его содержимом, пока не нащупываю гладкое лезвие метательного ножа Сергея. Вытаскиваю его.

— Ты не сможешь этим убить Диего.

— Я знаю. — Встаю с кровати и направляюсь в ванную.

Положив нож на стойку рядом с раковиной, снимаю джинсы и трусики, затем начинаю закатывать левый рукав.

— Что ты делаешь? — спрашивает Нана Гваделупе с порога.

— Я слышала, как Диего сказал, что не хочет трахать шлюх, когда у них месячные, — говорю я и достаю нож. — Он считает это отвратительным.

Я прикладываю кончик лезвия к левой руке. Стиснув зубы, слегка нажимаю на него, пока не разрезаю кожу. Я слышу, как ахает Нана, когда из маленького пореза начинает сочиться кровь. Дотянувшись до трусиков на стойке, прижимаю бежевую ткань к ране, стараясь размазать кровь, чтобы та выглядела как можно более натурально. Когда на трусиках оказывается достаточно крови, снова надеваю их и беру полотенце с вешалки, сильно прижимая его к порезу.

— Найди мне что-нибудь, чем можно обмотать руку, — прошу я и начинаю открывать шкафы, надеясь найти аптечку. Порез не очень большой, кровь скоро перестанет идти, но будет лучше, если я чем-нибудь обмотаю его, чтоб не кровила рана. Аптечки нет, но мне все же немного повезло, потому что нахожу коробку с пластырями.

Нана Гвадалупе вбегает обратно в ванную. Она держит в руках наволочку и отрывает от нее широкую ленту. Закончив, она накладывает два пластыря на порез и обматывает хлопчатобумажную ленту вокруг моей руки.

— Наклей еще один, — говорю я. Рукава на моей рубашке широкие, поэтому импровизированная повязка не должна быть видна под ними. Я не могу рисковать тем, что кровь просочится сквозь нее. Диего может это заметить.

После того как она обернула еще один кусок ткани вокруг моей руки, я распускаю рукав, надеваю джинсы и иду к двери.

— Думаешь, это его остановит? — спрашивает Нана из дверного проема ванной.

— Это не помешает ему рано или поздно изнасиловать меня, — отвечаю я, — но надеюсь, что это даст мне хотя бы несколько дней.

* * *

Подонок занял спальню моего отца.

Я долго смотрю на большую белую дверь в конце коридора, прежде чем сделать глубокий вдох, повернуть ручку и войти внутрь.

Диего раскинулся на кровати, совершенно голый, держа в мясистой руке свой маленький член и поглаживая его. Увидев меня, он жестом приглашает меня подойти. Я направляюсь к кровати, сглатывая желчь. От одного взгляда на него меня тошнит.

— Я так ждал этого, паломита. — Он улыбается. — Раздевайся и иди сюда. Я готовился к встрече с тобой.

Я останавливаюсь около кровати и начинаю расстегивать джинсы, молясь всем святым, чтобы оказалась права, и он не захочет иметь со мной ничего общего, когда увидит кровь. Забавно, что такой отвратительный, грязный мужчина может считать женщину нечистой, если у нее месячные. Я расстегиваю джинсы и спускаю их вниз, наблюдая за его лицом, затаив дыхание.

— Ты патаскуха! — кричит он, устремив взгляд на мои трусики, а затем вскакивает, схватив меня за предплечье. — Ты сделала это специально? У тебя что, месячные сбились?

Я опускаю глаза, изображая удивление.

— Я не заметила. Наверное, они только начались.

Он смотрит мне в глаза, отпускает мою руку и бьет меня по лицу.

— Надень штаны.

Я натягиваю джинсы и поворачиваюсь, чтобы уйти, но он хватает меня за запястье.

— Куда это ты собралась? Рот-то у тебя не испачкан. — Он ухмыляется, садится на край кровати, раздвигает ноги и тянет меня за руку. — На колени.

Я смотрю на его жалкий член, а затем поднимаю голову, пока наши взгляды не встречаются. Он, вероятно, убьет меня, если я откажусь. Моя смерть разобьет сердце бабушки, но я не буду стоять на коленях и сосать член человека, который убил моего отца. Даже если это приведет к смерти.

Затем опускаю голову, пока наши глаза не оказываются на одном уровне, улыбаюсь и плюю ему в лицо.

— Сам соси свой член, Диего.

Он грозно скалится, бросает меня на кровать и забирается на меня, обхватывая руками мою шею и сжимая. Я задыхаюсь и царапаюсь, пытаясь убрать его пальцы, в то время как легкие горят от нехватки кислорода. Мне это не удается. Зрение начинает тускнеть, перед глазами появляются темные пятна, но я продолжаю брыкаться, пытаясь снять его с себя. Надо было взять с собой нож Сергея. Я уже на полпути к потере сознания, когда он убрал руки с моей шеи, и я глотаю воздух, кашляя. Еще одна пощечина обрушивается на мое лицо, затем еще одна.

— Не могу дождаться среды, — усмехается Диего надо мной. — Месячные или нет, но я трахну тебя на глазах у всех, паломита. Никто не скажет «нет» Ривере!

Я хочу, чтобы ты принарядилась для завтрашней вечеринки. Убедись, что ты хорошо замазала синяки. Не хочу, чтобы люди подумали, что я обращаюсь с тобой не так, как ты того заслуживаешь. — Он смеется.

Я судорожно втягиваю воздух, медленно поднимаюсь с пола и поворачиваюсь лицом к ублюдку, пока он откидывается на спинку кровати с широкой улыбкой на лице.

— Пошел ты, — говорю я, провожу тыльной стороной ладони по рту, чтобы стереть кровь, и направляюсь к двери.

Безумный смех Диего раздается вслед за мной.

Издалека до меня доносятся голоса, но сначала я не различаю слов. Все звучит как приглушенное бормотание. Постепенно голоса становятся все громче и отчетливее. Когда зрение проясняется, Феликс стоит на другом конце гостиной, а по обе стороны от него Роман и доктор.

— Сергей? — Феликс делает шаг ко мне.

— Что?

— Он вернулся. — Он вздыхает и поворачивается к двум другим мужчинам. — Вы должны уйти. Я вам позвоню.

Я жду, пока Роман и док уйдут, затем встаю с пола, морщась от боли в ногах.

— Что случилось?

Последнее, что помню, — это возвращение домой после двух дней езды по городу, с остановками для заправки или поесть, когда я больше не мог игнорировать потребность организма. А потом ничего.

— Я пришел в обед и застал тебя здесь. Ты уже несколько часов смотришь в стену.

— Который час?

— Семь вечера.

Что ж, теперь понятно, почему мои ноги словно свинцовые.

— Что здесь делал Роман?

— Он пришел поговорить с тобой. Взял с собой дока на случай, если ты не выйдешь из своего состояния.

— О чем он хотел поговорить?

— Звонил его контакт из Мексики, — говорит он и следует за мной на кухню, пока я иду к холодильнику, чтобы достать бутылку воды. — Он нашел Гвадалупе Перес. Она все еще в комплексе.

— Хорошо. Попробуй достать ей удостоверение личности, которое подойдет для обычного пересечения границы. На это не должно уйти много времени. Я поеду за ней, как только ты его получишь.

— Хорошо. — Он кивает, но продолжает смотреть на меня как-то странно.

Я знаю Феликса уже пятнадцать лет и понимаю большинство его взглядов.

— В чем дело?

— Ангелина вела себя как-то необычно перед уходом?

Я хватаюсь за край стойки и смотрю на белый кафель перед собой, стиснув зубы. Тяжело думать о ней.

— Может быть, немного. Когда я думал об этом, то решил, что это, вероятно, потому что она уже собиралась уходить.

— К ней кто-то подходил?

Я повернулся к нему лицом.

— Нет. А что?

— Потому что она не в Европе. Она в Мексике, Сергей. С Диего Риверой.

— Что?! — Я с силой опускаю стакан, который держу в руках, о стойку, и он разбивается вдребезги, осколки стекла разлетаются повсюду.

— Связной Романа сказал, что видел ее сегодня на обеде, который организовал Диего. Ривера объявил, что они поженятся в среду.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, пытаясь прокрутить в голове прошедшую неделю. Ангелина вела себя странно утром, когда исчезла, — значит, что-то должно было произойти до этого. Торговый центр. Она слишком много времени провела в туалете.

— Мне нужно, чтобы ты получил доступ к внутренним камерам торгового центра, куда мы ходили за день до ее ухода.

— Конечно. Я возьму свой ноутбук.

* * *

Я всматриваюсь в черно-белую фотографию женщины, которую Феликс вытащил из полицейского протокола. Затем перевожу взгляд вправо, где на снимке с камеры видно, как та же женщина выходит из туалета торгового центра всего за несколько минут до того, как оттуда вышла Ангелина.

— Хуана Ортис, — произносит Феликс. — Доказательств нет, но в заметке в отчете говорится, что ее подозревают в работе на Диего Ривера.

— Они, вероятно, угрожали Ангелине, что убьют ее бабушку. Почему, черт возьми, она ничего не сказала?

— Я не думаю, что они угрожали ее бабушке, Сергей. Смотри. — Он показывает очередную запись. Другой конец того же коридора. Хуана подходит к двум мужчинам, стоящим у торгового автомата, кивает, и они уходят.

— Я проверил и другие камеры, — говорит Феликс, снова показывая запись, на которой Хуана выходит из туалета. — Они стояли в пятидесяти или около того футах прямо за тобой. Тот, что повыше, прятал пистолет под курткой. Это видно с другой камеры. Обрати внимание на то, куда смотрит Ангелина сразу после выхода.

Он проигрывает видео и увеличивает изображение на двери в туалет. Камера, вероятно, установлена рядом, потому что, когда Ангелина выходит, я отчетливо вижу ее испуганное лицо, когда она смотрит выше и через мое плечо, прямо в ту сторону, где стояли мужчины. Ее взгляд блуждает по мне, затем на мгновение возвращается к головорезам, прежде чем она направляется в мою сторону.

— По-моему, они угрожали убить тебя, — говорит Феликс.

Я смотрю на приостановленную запись, неотрывно следя за испуганным лицом Ангелины, и улыбаюсь.

— Я убью их всех.

* * *

Я убираю последнее оружие в потайное отделение в полу машины, закрываю багажник и свистом зову Мими, которая спускается по ступенькам и запрыгивает на заднее сиденье. Сажусь за руль и закрываю дверь. Я только потянулся к замку зажигания, когда пассажирская дверь открывается и Феликс забирается внутрь.

— Куда это ты собрался? — спрашиваю я.

— В Мексику. — Он бросает свой рюкзак на заднее сиденье рядом с Мими и тянется к ремню безопасности.

— Ты не поедешь. — Я наклоняюсь через него и открываю дверь. — Выходи.

— Нет.

— Это не чертова экскурсия в дом престарелых. Я еду в комплекс картеля, который охраняют по меньшей мере тридцать вооруженных людей.

— Именно, — огрызается он. — Тебе нужно прикрытие. И водитель на случай, если тебя подстрелят, и ты не сможешь вернуться.

— Ты слишком стар для такой чертовщины. Я не позволю тебе рисковать своей жизнью ради меня, Альберт. На выход.

— Может, ты, мать твою, перестанешь нести свою чушь про «я непобедим»? Ты что записался в самоубийцы? Да? Потому что мы оба знаем, что, если ты пойдешь туда без прикрытия, шансы, что ты выберешься живым, равны нулю!

— Я неоднократно завершал миссии с большим количеством врагов.

— Да, но тогда ты беспокоился только о себе. Как ты собираешься покинуть то место с двумя женщинами на буксире? Они тебя замедлят. Не говоря уже о небольшой армии, которая будет преследовать тебя.

— Я справлюсь.

— Ты умрешь! — кричит он мне в лицо, затем переводит взгляд на лобовое стекло. — Я еду.

Мими лает с заднего сиденья.

— Видишь? Двое против одного.

Я наблюдаю за ним, как он поправляет воротник рубашки, пальцем сдвигает очки на нос и откидывается на сиденье.

— Чертовски здорово, — бормочу я и завожу машину.

Первые пять минут Феликс молчит, а потом начинает жаловаться на Марлин. Я не слушаю его. Сейчас я не в настроении давать советы по отношениям.

— Сергей, что случилось в Колумбии? — неожиданно спрашивает он.

Я прикуриваю сигарету и бросаю на него неодобрительный взгляд.

— Снова?

— Да, снова. — Он поворачивается к окну и смотрит на улицу. — Пожалуйста.

Я вздыхаю.

— Тот политик, которого Крюгер послал меня ликвидировать. Он занимался торговлей людьми.

— Я знаю. Это было в досье миссии.

— Я убил его, когда он завтракал в своем саду. Все знали, что у него есть девушки на продажу и он держит их где-то в комплексе. Я планировал проникнуть туда, чтобы их найти. Крюгер запретил. Он заверил меня, что полиция найдет их и освободит, когда они явятся на расследование. — Я откидываюсь на спинку кресла и затягиваюсь сигаретой. — Полиция приехала. Потом уехала. Они никого не вывели, просто опечатали место и ушли.

— Значит, они не нашли девочек?

— Они их нашли, — говорю я.

— Я не понимаю.

— Я вошел туда сразу после того, как полиция уехала. Не сразу нашел дверь в подвал. — Я на секунду закрываю глаза, пытаясь подавить образы тел, разбросанных вокруг. — Девушки были уже мертвы. Все убиты выстрелами в голову. Колумбийская полиция, очевидно, участвовала в торговле людьми. Они избавились от девочек, когда нашли их, чтобы те не заговорили.

— Господи.

— Я не уверен, потому что они все были грязные и просто кожа да кости, но не думаю, что кто-то из них был старше шестнадцати. — Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Феликса. — Десять детей умерли из-за меня. Если бы я зашел туда до полиции, они бы сейчас остались в живых.

— Ты не виноват, — рявкает он. — Ты выполнял строгий приказ.

— Да, выполнял. — Я киваю и прикуриваю еще одну сигарету. — Как и полагается идеальному солдатику Крюгера.

Феликс отворачивается. Остаток пути проходит в полной тишине.

* * *

Границу мы пересекаем без проблем. Съехав с шоссе на боковую дорогу, ведущую к комплексу Сандовала, я сверяюсь с картой. Я отметил все места, где люди Сандовала обычно держали караул. Сомневаюсь, что Диего потрудился изменить местоположение. Я сворачиваю на другую дорогу, которая должна привести нас практически к комплексу с одним контрольно-пропускным пунктом на пути. Подъехав к месту расположения охранников, я паркую машину за кустарником и выхожу из нее, чтобы переодеться и вооружиться.

— Что это? — бормочет Феликс позади меня, пока я достаю оружие.

— Арбалет. — Я открываю коробку с болтами и начинаю их пересчитывать. — Новая модель, которую Лука дал мне в прошлом месяце, чтобы испытать.

— Ты чокнутый. — Он огрызается. — Ты ничего не можешь сделать по-нормальному? Почему бы не избавиться от них с помощью ножа?

— Потому что на этом КПП обычно не меньше трех человек. И сейчас не так темно, чтобы подкрадываться к такому количеству целей.

— И ты выбрал арбалет? Кем ты себя возомнил — чертовым Ван Хельсингом?

— Да заткнись ты уже.

— Может лучше снайперскую винтовку?

— Не на такой местности. Мне придется подойти слишком близко. — Я пристегиваю нож к бедру и беру арбалет. — Я вернусь через час. Приготовь камеры, и я установлю их по всему комплексу, как только стемнеет.

— Сколько?

— Двенадцать. Пусть Мими занимается своими делами, но не бродите вокруг. Никто не должен нас здесь найти, но на всякий случай держи оружие наготове.

— Ты серьезно думаешь, что сможешь это провернуть? Тут не меньше тридцати охранников, Сергей. Плюс гости, которые наверняка все будут вооружены.

— Ничего такого, с чем не справится C-4, — говорю я и направляюсь в сторону охранников.

— Мы проделали весь путь с С-4 в багажнике? — шепотом спрашивает он у меня. — Сколько ты упаковал?

Я оглядываюсь через плечо и подмигиваю ему.

— Всё, Альберт.

* * *

Вокруг хижины, которую используют как контрольно-пропускной пункт, стоят четыре человека Диего. Один у припаркованных в стороне машин, остальные сидят на крыльце и едят. Мне не нравится убивать людей во время еды — это считается невежливым, но у меня очень жесткий график.

Я нацеливаю арбалет на одинокого мужчину и, убедившись, что никто не смотрит в его сторону, пускаю болт. Он попадает ему в голову, но я неправильно рассчитал угол. Вместо того чтобы упасть прямо, удар отбрасывает парня на капот машины, прежде чем его тело скатывается на землю. Головы остальных мужчин поворачиваются в сторону машин, но они не видят, что произошло, со своего места.

Я заряжаю еще один болт в арбалет и жду.

Двое парней берут оружие и направляются вокруг хижины к машинам, зовя своего друга. Как только они заходят за угол, я стреляю в парня, который остался на крыльце. Кладу арбалет на землю и, вытащив нож, бегу к машинам с другой стороны.

Если они увидят тело, то могут сообщить на базу, а я не могу этого допустить. Главное преимущество моего плана на завтра — элемент неожиданности. Если у меня его не будет, все может полететь к чертям. Пистолет не вариант, потому что мы находимся слишком близко к комплексу, и кто-то может услышать. Идти против двух вооруженных людей только с ножом — не самый умное решение, но ничего не поделаешь. Я прижимаюсь спиной к боку внедорожника, прямо рядом с мертвым парнем, и жду.

Один из мужчин оборачивается, чтобы посмотреть в сторону кабины, и я использую этот момент, чтобы прыгнуть к другому парню и перерезать ему шею. В тот момент, когда его тело падает на землю, я вонзаю нож в бок другого мужчины и хватаю его пистолет свободной рукой. Еще два удара — и с ним покончено.

Тело первого убитого я прячу в один из багажников. На то, чтобы перетащить остальных троих к машинам и спрятать их, у меня уходит пятнадцать минут, после чего я готов отправиться в обратный путь. Пришло время подготовить сцену для завтрашнего дня.

— Дай посмотреть. — Нана Гвадалупе берет меня за подбородок и осматривает синяки, которые теперь приобрели отвратительный фиолетовый оттенок.

— Нана, я хочу, чтобы ты достала мне пистолет, — говорю я ей. — Сегодня. Я не знаю, во сколько визажист и парикмахер должны приехать завтра утром.

— И что ты планируешь делать с пистолетом, Ангелиночка?

— Завтра я убью Диего.

— Нет! — Она хватает меня за руку. — Даже если тебе удастся его застрелить, его люди убьют тебя на месте.

— Он сказал, что планирует трахнуть меня на глазах у всех после свадьбы, — сообщаю я и сжимаю ее руку. — Если он попытается, мне понадобится этот пистолет, Нана. Потому что я не позволю этому сукиному сыну изнасиловать меня на обеденном столе на глазах у гостей.

Я размышляла о вариантах и не придумала ничего другого. Если попытаюсь бежать, возможны три варианта развития событий. Первый — я провалюсь, и Диего убьет меня сразу. Второй — я проваливаюсь, Диего ловит меня и тащит обратно. И третий — мне удается убежать, и он убивает Сергея. В принципе, первые два варианта одинаковы, потому что, если он вернет меня обратно, мне конец. Он будет пытать меня за то, что я бросила ему вызов, прежде чем убьет меня. О третьем варианте не может быть и речи, потому что я совершенно уверена, что он убьет Сергея, чтобы наказать меня, что сделала его посмешищем для всего комплекса, сбежав от него дважды.

Я беру лицо бабушки между ладонями и смотрю в ее теплые глаза.

— Ты достанешь для меня этот пистолет?

Она поджимает губы и кивает.