Сокровища

Глава 1 Нью-Йорк. Август 1984-го

— Задержитесь там, мисс Д’Анджели…

Когда Пит пробиралась сквозь лабиринт столов, за которыми сидела элита нью-йоркского мира моды, ожидающая начала церемонии награждения премией Коти, ее еще раз остановил один из фотографов, желающий сделать ее снимок.

— Потрясающе, — сказал человек из «Таймс». — Еще один, пожалуйста…

Несмотря на шикарную, блестящую публику, которая заполнила сегодня вечером аудиторию Института технологии моды, ярче всех сияла Пьетра Д’Анджели. И не потому, что купленное специально для этого случая облегающее серебристо-белое платье от Камали выглядело более эффектно, чем туалеты других дам. Что выделяло Пит — так это блеск ее украшений, сделанных по собственным рисункам. Колье в виде больших, абстрактной формы бриллиантовых снежинок, соединенных вместе так, что частично перекрывали одна другую, и серьги, такие же снежинки были разбросаны в роскошных черных волосах, зачесанных кверху.

Обычно Пит избегала эффектного вида. Она создавала украшения для других, не для себя. Но Джесс уговорила ее по такому случаю быть более смелой.

— Постарайся изо всех сил, детка. Не прячь свои бриллианты под спудом. — В конце концов она в этом году идет на церемонию награждения премией Коти, потому что будет присужден специальный приз за рисунок ювелирного украшения. Если ей повезет и она выиграет этот приз, то ей хотелось гордо стоять перед равными ей и поразить их некоторыми из лучших образцов ее творчества.

Еще раз сработала фотовспышка, и Пит направилась к столику, где сидели Стив и Анна с некоторыми журналистами из модных журналов. Несколько стульев были свободны, так как журналисты не теряли времени даром. Поцеловав Анну, Пит села рядом с отцом.

— Развлекаетесь? — спросила она их.

Анна улыбнулась.

— Восхитительное событие.

Стив притворно нахмурился.

— Конечно, мы будем страшно переживать, если ты не получишь этот приз.

— Папа, будет ли у меня, что приколоть на накидку или нет, я не проигрываю. Это огромная честь быть даже в списке претендентов на премию. Что мне больше всего нравится сегодня, так это то, что я смогу разделить эту честь с тобой, быть вместе…

На лице появилось натянутое выражение, и он опустил глаза, верный признак, что он понял призыв, который она собиралась сделать, и не хотел его слышать.

Пит надеялась, что этот вечер положит конец вражде между отцом и дедом.

Когда она сообщила отцу о наградах, он согласился при условии, что не будет сидеть рядом с Джозефом или говорить с ним. Его переполняла скрытая ярость после того, как он узнал, что тесть скрыл от него правду о Беттине. Сейчас, спустя многие годы, он не мог простить, что его обманом вынудили вступить в заранее обреченный брак. А Джозеф затаил против него злобу за то, что Стив оставил Беттину и давным-давно не обеспечил ей лучшее лечение и уход.

Гнев, который исходил от этих самых близких ей людей, портил Пит весь вечер. За ее столом сидели Джозеф, Чарли, Лотти, Джесс и Фернандо. Было еще два свободных места, оставленных для Стива и Анны в надежде на примирение. Она должна сделать еще одну попытку.

— Папа, пожалуйста, прошу тебя. Церемония начнется через несколько минут, мне бы хотелось, чтобы ты был рядом со мной. Что было, то прошло. Присоединяйтесь с Анной к нам.

— Пит, — резко оборвал он. — У меня есть право на собственные чувства. У меня есть право думать, что меня использовал, предал человек, которому я доверял, даже любил. Ты просишь от меня слишком много.

Пит посмотрела на Анну, молча умоляя помочь ей. Но та только незаметно покачала головой.

Да, это действительно слишком много для него, признала Пит. Из слов, которыми обычно защищался Стив, она неожиданно поняла, что его ощущение предательства гораздо глубже. Он уже был однажды предан своим братом.

— Хорошо, папа, я не буду больше просить тебя об этом. Но есть еще кое-что и, думаю, ты не имеешь права отказать. Мама в последнее время несколько раз спрашивала, не приедешь ли ты навестить ее. Я находила отговорки, но сейчас…

И опять Стив нетерпеливо оборвал ее.

— Пьетра, неужели мы должны обсуждать это сейчас?

— Я не могу не думать о маме… потому что ее сейчас нет здесь.

— В этом ни ты, ни я не виноваты. А теперь, пожалуйста, давай отложим этот разговор на другой день. Кажется, сегодня вручение наград, не так ли?

— Кажется, — отозвалась она иронично.

— Тогда не будем устраивать пресс-конференцию.

Она кивнула и встала.

— Мне просто хотелось сегодня что-то отпраздновать — вне зависимости, получу я приз или нет.

— У тебя будет, что отмечать, — сказал Стив и улыбнулся. — Я знаю, ты выиграешь.

Она заставила себя улыбнуться ему в ответ и пошла к своему столику, села между Чарли и Джесс напротив деда. Каждый подбодрил ее, принимая расстроенный вид за беспокойство по поводу приза.

На самом деле Пит не ощущала потребности в этой награде, чтобы подтвердить достижение ею вершины в творчестве. Спустя восемь лет после ухода из «Дюфор и Ивер» она принадлежала к избранному кругу художников, чьи имена известны далеко за пределами мира моды. Ей надо только поглядеть на зал, чтобы удостовериться, как высоко она поднялась. Ралф Лорен, всегда загоревший, с густыми серебристыми волосами и улыбкой-прожектором, сидел за столиком справа от нее. Грейс Мирабелла из «Вог» — слева в обществе Дианы Вриленд. Лиз Клейборн, Мэри Мак-Федден, Жофре Бин, Келвин Клейн — все эти люди уже не просто имена в женском журнале мод. Элза Перетти, Палома Пикассо и Анджела Камингс больше не звезды в ювелирном дизайне, которым она завидовала. За последние несколько лет многие из этих людей, собравшихся в зале, стали ее коллегами, даже друзьями.

Уход от Люка, каким бы болезненным он ни был, ознаменовал начало периода, который поднял ее гораздо выше той вспышки известности после «Глаза любви». В качестве лекарства от одиночества Пит перестала дожидаться, когда работа придет к ней в руки, а сама бросилась в более решительные поиски и продвижение своего таланта. По совету Чарли она наняла агента по рекламе, который знал, как обыграть каждый заказ, который она получала от знаменитостей или светской дамы, помещал имя Пит в прессе и следил за тем, чтобы она была приглашена на все благотворительные мероприятия и выставки мод, светские балы, которые позволяли ей быть на публике. Пит стала полноправной участницей того стиля жизни, с которым Люк никогда бы не смог примириться и который она охотно избегала, когда они были вместе. Разлука с ним, конечно, сыграла свою роль в ее подъеме. Это был уже не тот уважаемый, но малоизвестный и почти без денег дизайнер. Теперь Пьетрой восхищались, превозносили ее талант, она почти самостоятельно добилась славы. Рисунки Пьетры никогда не проходили незамеченными, их часто фотографировали, о них писали в прессе. Через несколько месяцев после того, как она рассталась с Люком, одно украшение особенно привлекло внимание. К ней в студию явилась новая жена миллиардера из Техаса, которая дала Пит карт-бланш в создании нечто такого, что привлекло бы внимание окружающих. Колье, которое вручила ей Пит, имело форму паутины, тончайшей и воздушной, как настоящая. Оно покрывало всю шею плетеной золотой нитью, усыпанной крошечными жемчужинками и сверкающей каплями росы. Там, где колье касалось ключицы, сидел паук, его ножки были сделаны из золота, тело из двух рубинов-близнецов, укрепленных в виде песочных часов на большом гранате настолько темного цвета, что он казался почти черным. Колье «Черный паук» стало знаменитым с самого первого его появления в свете.

Для другой клиентки она придумала короткое колье, состоящее из бабочек, которые были укреплены крылышко к крылышку. Крылья были сделаны из кружевной платины и усеяны сотней бриллиантов. Некоторые дамы выражали недовольство, самые знаменитые или самые состоятельные иногда обижались, но никогда ни одна из них не отказывалась от заказа или была недовольна окончательным результатом.

Церемония началась, парад выдающихся в мире моды личностей, подходящих и уходящих от микрофона, торжествующе размахивающих своими медальонами «Коти» и благодарящих своих матерей, жен, любовниц и других женщин за то, что их творчество и новаторская смелость так вознаграждена.

Наконец наступил черед объявить обладателя особого приза за рисунок ювелирного украшения.

Чарли накрыл ее руку своей и пожал. С годами их дружба стала крепче, и он часто был ее кавалером. Временами появлялись и другие мужчины, романтические привязанности, которые продолжались неделями, иногда месяцами. Все они были привлекательными и преуспевающими, могли удовлетворить ее в постели, рассмешить и составить компанию в дождливый день. Пит начинала каждый новый роман в надежде, что он будет длительным. Однако пламя быстро гасло, и она каждый раз убеждалась, чтобы быть верной себе самой, надо вернуться к одиночеству. Она сердцем чувствовала, что есть долгая любовь, которую ей суждено узнать, но только Люку удалось приблизиться к ней.

Она, казалось, не расслышала своего имени, произнесенного перед шквалом аплодисментов, но потом Чарли толкнул ее. Пит открыла глаза и увидела, что все, сидящие за ее столом, радостно смотрят на нее, а зал рукоплещет.

Поднявшись, она направилась к подиуму, улыбаясь тем, кто, протянув руки, похлопывал ее по плечу, когда она проходила мимо. Она приняла награду и надеялась, что сможет рассыпаться в благодарностях, не выглядя полной идиоткой. Пит поблагодарила поставщиков, ювелиров, которые работали на нее, верных клиентов, даже великодушно упомянула первого работодателя, Марселя Ивера…

— И, наконец, мне хотелось сказать спасибо моему дедушке, мистеру Джозефу Зееману, который вложил мне в руки первый бриллиант и научил любить его красоту. Dank U wel, Ора.

Джозеф кивнул, радость и гордость переполняли его, он смахнул слезы, набежавшие на его старые глаза.

Зажав в руках гравированную медаль, Пит обвела глазами зал. Здесь были сливки, элита, вершина горы.

И она одна из них.

Когда церемония награждения закончилась, Пит оказалась окруженной людьми, которые хотели лично поздравить ее или попросить о встрече, чтобы обсудить дела. Представители тех же самых производителей, у которых были многомиллионные контракты с Клейном, Бласс и Перри Эллис, выступили с предложением использовать многие из ее рисунков для украшения тканей, постельного белья и товаров домашнего обихода; агент самого крупного изготовителя наручных часов из Японии добивался заключения с ней соглашения на создание новой модели специально для них. Несомненно, ее телефон в понедельник раскалится от предложений. Пит направила сегодняшних предполагаемых заказчиков к Лотти, а сама пошла попрощаться со Стивом и Анной.

Только когда Пит подошла к отцу, она сообразила, что не упомянула его в своей речи, а привлекла внимание лишь к Джозефу — совсем не тот шаг, чтобы сгладить их разногласия. Она начала извиняться.

— Папа, прости, что не вспомнила о тебе в этом волнении.

— Меня? — Он пожал плечами. — Честно говоря, я не считаю, что заслужил какую-то благодарность. Я всегда бранил тебя за твои игры с драгоценностями, помнишь? Это дедушка поощрял тебя. Я могу злиться на старого обманщика, но отдаю ему должное, где он заслужил. — Он обнял Пит, потом добавил: — Мне нужно будет помириться с ним когда-нибудь. Потому что, если б он не обманул меня, у меня никогда не было бы тебя.

— Сегодня, папа, — попросила Пит, глядя в ту сторону, где сидел Джозеф, допивая свой бокал шампанского, пока ждал Пит, которая должна была отвезти его домой. — Поговори с ним сейчас.

Стив посмотрел на старика через весь зал.

— Еще не время, — тихо сказал он. — Прости.

Анна дождалась нужного момента, чтобы замолвить словечко за Пит.

— Если ты действительно гордишься своей дочерью, может, настало время сказать это и ее матери…

Стив бросил хмурый взгляд на Анну, но потом медленно кивнул и повернулся к Пит.

— Да, я навещу Беттину. Вечер, который я провел здесь, заставил меня понять, как многим я ей обязан.

Поцеловав на прощание отца и Анну, Пит чуть не вприпрыжку побежала через весь зал, ощущая счастье и необыкновенную легкость даже больше, чем во время награждения. У нее уже не было надежды, которую она лелеяла прежде, увидеть родителей вместе. Тем не менее Пит была уверена, что даже их короткая встреча поможет начать залечивать старые раны.

Поглощенная этой мыслью, она пробиралась между уже опустевших столиков и чуть не столкнулась с высоким господином в смокинге, который преградил ей дорогу.

— Я не мог допустить даже мысли, что лично не поздравлю тебя.

Только тогда Пит поняла, что перед ней стоял Марсель. Он эффектно смотрелся в смокинге, может, только чуточку растрепанный, прядь темных вьющихся волос висела прямо над синими глазами.

— Ты очень добра, включив меня в свою речь, — продолжил он.

— Это не доброта, просто правда. Ты дал мне мою первую работу.

Он, не отрываясь, смотрел на нее.

— Как много я бы дал тебе. Иногда я спрашиваю себя, есть ли еще шанс… — Он коснулся ее обнаженной руки и провел пальцами сверху вниз, и рука его безвольно упала.

Пит хладнокровно посмотрела на него. Она в достаточной мере владела собой, чтобы не обрушиться на него.

— Может быть, тебе следует спросить об этом Андреа? — сказала она дерзко.

— Мы расстались, — небрежно произнес он.

Пит удивилась. Она не следила за их жизнью, но только пять или шесть недель назад видела их танцующими вместе на благотворительном вечере.

— Что случилось? — поинтересовалась она.

— Давление в бизнесе. Она все больше и больше критикует, как я веду дела. Она считает, что я должен сделать ее президентом компании и отойти в сторону. Представляешь?

Пит пришлось рассмеяться.

— Вполне.

Марсель искоса посмотрел на нее.

— Чувствую оттенок сестринской симпатии.

— Какие бы проблемы у меня не возникали с Андреа, я всегда считала ее потрясающей находкой для «Дюфор и Ивер».

Марсель кивнул.

— Я тоже. Поэтому я отправляю ее вести переговоры о приобретении лицензии на открытие нового магазина в Беверли Хиллз. Она мне нужна в бизнесе, хотя мы и разругались черт знает как, вместо того чтобы продолжать жить вместе.

Пит улыбнулась и, извинившись, хотела уйти. Чарли и дедушка стояли у столика среди последних гостей, задержавшихся в зале.

Марсель схватил ее руку.

— Пит… поскольку я теперь один… я столько раз думал… — Ему не надо было заканчивать фразу.

Она посмотрела на него, ощущая прикосновение и не в силах отстраниться. В этот вечер, когда ей рукоплескали все ее коллеги, когда профессиональное будущее было обеспечено, ей по-прежнему суждено заснуть в одиночестве — возможно, ее и в будущем ждало одиночество, напрасные поиски человека, который возбудил бы ее, разделил бы ее страсть.

К тому же та искра притяжения, которую она так давно ощутила, не угасла полностью. Где-то в глубине души всегда скрывался вопрос: что, если она вела бы себя смелее в тот далекий вечер, когда они обедали вместе? Что обрели бы они на том пути, по которому не пошли?

Когда между ними воцарилось молчание, глаза Марселя вспыхнули, заметив у Пит уязвимое место.

— Куда ты сегодня едешь?

— Домой.

— Сегодня вечер торжества. Позволь мне пригласить тебя куда-нибудь выпить или потанцевать — мы ведь никогда не танцевали вместе.

Если б она трезво подумала над его предложением, она бы отказалась. Но давным-давно она уже была с ним благоразумна, и сейчас сомневалась, что не жалеет об этом.

Пит посмотрела в сторону Чарли. Она могла попросить его отвезти деда домой. Он понял бы.

— Хорошо, — сказала она наконец Марселю. — Я только попрощаюсь со своими гостями.

Как только Пит вышла из его притягательного поля, ее сразу охватили сомнения. Однако она извинилась перед Чарли и попросила проводить деда домой, поцеловала на прощание Джозефа и вернулась к Марселю.

Она не хотела оставаться одна в вечер своего триумфа. А Марсель стоял в самом начале ее пути наверх.

Он повез ее в «Реджинс», где они выпили бутылку «Дон Периньон», а он развлекал ее милыми историями сорока- и пятидесятилетней давности из деловой жизни его отца, когда было гораздо меньше ювелиров, а те, кто находился наверху, во все вникали сами, отправляясь даже в шахты, чтобы отобрать извлеченные из породы камни. Она потанцевала с ним, но не так, как это было бы десять лет назад. Вращение в зажигательном танце было совсем не то, что имела в виду Пит.

Когда они вышли из «Реджинс» и сели в «роллс-ройс», Марсель сказал шоферу отвезти их в центр.

— Мы пойдем в один из новых клубов в Трибеке, — возбужденно проговорил он, подогретый шампанским.

— Мне действительно надо домой, — сказала Пит.

— Но тебе там понравится, — настаивал Марсель. — Андреа там нравится…

Одним холодным взглядом Пит дала понять, что ей безразлично, что нравится Андреа.

Когда машина направилась к дому Пит, Марсель проговорил:

— Прости, Пит. Глупо с моей стороны поднимать этот призрак. Ты — единственная, кому я хочу доставить удовольствие. Андреа значения не имеет.

Она понимающе улыбнулась ему.

— Ты уверен, Марсель? Она по-прежнему занимает важное место в твоей жизни.

— Но только в бизнесе. — Он взял ее руку. — Есть другие вещи.

В слабом свете Пит изучала его красивое лицо. Она еще для себя ничего не решила. Смогут ли они найти судьбу, которая была просто отложена?

Словно намереваясь дать ответ на ее вопрос, Марсель наклонился к ней. Она не шелохнулась, чтобы отстранить его, и он нежно прикоснулся к ее губам. Почувствовав отклик, он привлек ее ближе и страстно поцеловал.

Пит давно не ощущала мужской страсти, и ее тело мгновенно отозвалось. Она ответила на робкое прикосновение его языка своим языком и прижалась к нему. Пит освободилась от угрызений совести и правил приличия, стерла ощущение времени и представила, что все так и было бы, если б она отдала себя ему в тот первый раз…

Марсель положил руку ей на ногу и провел вверх, откидывая серебристую ткань платья. Он осыпал поцелуями шею, спускаясь к груди.

— Сейчас, cherie? — нетерпеливо шептал он. — Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя прямо здесь.

Это было не в ее стиле.

— Не здесь, — прошептала Пит в ответ. — Подожди…

Но Марсель слишком возбудился, чтобы остановиться. Его рука оказалась у нее между ног.

— Нет, пойдем домой, — пробормотала она.

— Я пойду, мы будем вместе всю ночь. Но позволь мне трахнуть тебя сейчас.

Она почувствовала, как дрожь ее собственного желания внезапно отступила, когда заговорил внутренний голос. Она не хотела, чтобы ее просто «трахнули», поняла она, ей надо, чтобы ее любили. Марселю было все равно. Но для Пит это имело значение.

Он почувствовал в ней перемену, и, когда она освободилась от него, он не сопротивлялся.

Однако был озадачен, когда машина остановилась у ее дома и Пит сделала швейцару знак удалиться, когда он подошел открыть дверь «роллс-ройса».

— Разве мы не выходим? — спросил он.

— Я — да, ты — нет.

— Но…

— Прости меня, Марсель. Я не имела в виду завлечь тебя. Я думала, может быть, нам удастся вернуться и еще раз рискнуть.

— Я тоже так думал.

— Мы оба ошиблись. Мне кажется, в первый раз мы сделали правильный выбор, разойдясь в разные стороны.

— Как ты можешь знать?

— Назови это женской интуицией.

— Пит… Пит… Пьетра… минуту назад ты была в моих руках и ты хотела меня. Ты не можешь этого отрицать. Думаю, твоя сдержанность, а не интуиция портит все.

Он потянулся к ней.

— Давай, по крайней мере, сегодня попытаемся выяснить…

Она улыбнулась его шарму, но он оказался бессилен. Пит оттолкнула его руки и взяла свою медаль, лежавшую в углу сиденья, потом потянулась к дверной ручке, но помедлила.

— Моя интуиция мне еще кое-что говорит. Женщина, с которой ты должен быть сегодня вечером, это та, которая была у тебя с самого начала.

— Андреа? Но я же сказал тебе, с ней все кончено.

Пит покачала головой.

— Твоя гордость может воздвигнуть временную преграду, но если ты сможешь пройти через нее, тебе никогда не найти лучше Андреа.

Марсель помрачнел, брови насупились. Пит не могла понять, то ли он раздражен, то ли серьезно размышляет над ее советом.

— Позвони ей, — сказала Пит, открывая дверь «роллса». — Ты можешь взять ее в центр города в один из тех клубов, которые она любит, а по пути домой… держу пари, она захочет, чтобы ты ее трахнул прямо на заднем сиденье!

Еще мгновение лицо Марселя сохраняло то же мрачное, задумчивое выражение. Потом он рассмеялся.

— Машины, лифты, столы, пол — верно, Андреа трахнется скорее в любом месте, только не в кровати. Я всегда так и поступал с ней.

— В таком случае… чего ты ждешь? Для бизнеса это тоже полезно. — Пит вышла из машины и закрыла дверь.

Марсель открыл окно.

— Пит, — позвал он, — спасибо.

Она увидела, что его глаза горят от нетерпеливого желания. Несомненно, он прямиком направится в центр на поиски Андреа. И если та, возможно, окажется в постели с другим, это его не остановит.

— Последний совет, — сказала Пит. — Хоть раз попытайся заняться с ней любовью.

Марсель засмеялся.

— Если смогу вспомнить, как это делается, — ответил он, когда «роллс» отъезжал.

Пит вошла в квартиру, где в холле горела единственная лампа. Она всегда оставляла ее, когда уходила, чтобы не возвращаться в полную темноту.

Четырехкомнатная квартира была в довоенном доме в верхней части Пятой авеню, всего лишь в квартале от спиральной современности музея Гуггенхейма. Она поселилась в ней вскоре после того, как рассталась с Люком, потому что это была наемная квартира, временное пристанище, которое она может легко покинуть, если обстоятельства ее жизни изменятся. Но изменений было мало, ничего такого, что повлекло бы за собой изменения в стиле жизни. Ей было удобно в красном кирпичном здании с высокими потолками, услужливыми швейцарами и жильцами, которые прожили здесь по двадцать-тридцать лет. Она со временем обставила квартиру тщательно подобранной мебелью раннего американского периода, со смягчающими штрихами в виде больших подушек перед камином.

Но сегодня ей пришло в голову, что вскоре следует переехать. Ей надо иметь квартиру, где она могла бы развлекаться, как того требует теперь ее положение.

Или эта идея — всего лишь навсего симптом беспокойного желания других перемен?

Она пошла к окнам, выходящим на Пятую авеню. Внизу по улице мчались машины. Посмотрев вдаль на юг, она наблюдала, как задние красные огни машин превращаются в незаметные точки. В одной из этих исчезающих машин сейчас сидит Марсель. Он мог быть здесь с ней…

Ее охватила дрожь одиночества. Она подняла глаза и посмотрела в другом направлении, через темный массив Центрального парка на запад. Туда, далеко за горизонт, поняла Пит, ушла частица ее сердца и она по-прежнему все еще там.

«Где сегодня Люк?» — подумала она.

Глава 2

Пит оторвала глаза от большой стопки корреспонденции, которую прихватила с собой, откинула с глаз растрепавшиеся от ветра волосы и оглядела пляж.

Она увидела их в пятидесяти ярдах от себя, стоящими у края прибоя, вполоборота друг к другу… ее мать слушала, пока отец что-то говорил, сложив руки. Был солнечный день, необычайно теплый для раннего марта, и они расстегнули пальто. Какими спокойными они выглядели вместе, подумала Пит, как любой мужчина и любая женщина элегантного среднего возраста, наслаждающиеся прогулкой по пляжу. На миг приступ печали и гнева прошел сквозь нее. Почему не могли они быть теми, чем казались? Почему не могли они жить вместе?

Потому что в мире есть зло, а ее мать стала одной из его жертв. Другого ответа нет.

Когда Пит наблюдала за ними, ей было хорошо, и она ничуть не удивилась, увидев свою мать широко улыбающейся. Потом Беттина рассмеялась вместе со Стивом, слегка откинув голову.

Даже один этот смех убедил Пит, что она правильно поступила, настояв на встрече своих родителей.

Несмотря на обещание, которое она добилась от Стива, проходили недели за неделями, а он все откладывал свое посещение клиники. Пит пришлось его уговаривать, просить и наконец поставить в неловкое положение, обвинив в том, что он не держит данное слово. Наконец он уступил тому, что, по его словам, было испытанием, которого он надеялся навсегда избежать.

— Что я могу сказать ей? — с болью спрашивал он у Пит, сидя в машине, когда они ехали в клинику. — Если она спросит о моей жизни, мне сказать, что я счастлив? Я не могу говорить об Анне, верно? Я не могу сказать твоей матери, что, даже если ей когда-нибудь станет лучше, в моей жизни для нее нет места?

— Папа, она знает это. У меня было много времени, чтобы приготовить маму для встречи с тобой… И она знает, что нет ни малейшей надежды на совместную жизнь.

— Тогда в чем смысл сегодняшней поездки? — резко спросил Стив. — Что она ждет от меня? Что ждешь ты?

— Просто, что ты не убегаешь от этой доли правды, — решительно ответила Пит. — Она так давно тебя не видела и все это время боролась, чтобы посмотреть реальности в лицо, потому что то, что произошло с ней в юные годы, настолько кошмарно. Я думаю — и то же самое говорит ее доктор, — это поможет ей разобраться в своих ощущениях, увидеть тебя во плоти, убедиться, что ты — это реальность. Потому что ты был чем-то хорошим в ее жизни: единственный приличный мужчина, который занимался с ней любовью…

Наблюдая за ними на пляже, Пит размышляла о том, что медицина, кажется, сработала. Оба, и мать и отец, чувствовали себя легко, радовались встрече.

Тот же самый настрой сохранился, когда они вернулись в клинику и пили кофе в комнате отдыха. Они вспоминали хорошие времена и избегали плохих. В какой-то момент Беттина вспомнила брошь в виде русалки, которую Пит подарила ей.

— Моя самая дорогая вещь. Я храню ее в коробочке под подушкой. — Потом она повернулась к Стиву. — Ты мог себе представить тогда, когда наша маленькая дочка сделала для меня эту брошь, что когда-нибудь она будет делать красивые украшения для самых знаменитых женщин мира?

— Если б я представлял, тогда не был бы настолько глуп, чтобы постоянно твердить ей, что игра с драгоценностями — это пустая трата времени.

Беттина улыбнулась, с обожанием посмотрев на Пит, потом опять на Стива.

— Я ни о чем не сожалею, — тихо сказала она.

Раньше такое замечание Пит сочла бы не совсем уместным, оно исходило из внутренних мыслей, которые Беттина не разделяла. Но сегодня Пит поняла. Что бы ни случилось в прошлом, говорила мама, она не винила Стива — она была так же довольна, как и они.

В конце дня Беттина проводила их до машины. С заходом солнца вернулся и зимний холод, словно погода отражала грустный момент расставания. Наступил неловкий момент, когда Стив и Беттина, казалось, не знали, как попрощаться, но потом он нежно обнял ее и коснулся губами ее шелковых волос. Пит затаила дыхание, опасаясь, что мама может слишком крепко вцепиться в него, стараясь не отпустить от себя. Но они легко разошлись, как старые друзья, которым незачем бояться расставаний, потому что они надеются на новую встречу.

— Я рада, что ты приехал, — сказала Беттина, блестя глазами.

— Я тоже, — ответил Стив.

Потом они сели в машину, Пит устроилась за рулем. Они поехали, Беттина все еще стояла у дороги, улыбалась и махала рукой.

На обратном пути Стив был задумчив. Пит включила радио и нашла какую-то легкую музыку. Она не начинала разговора, понимая, что ему надо дать возможность переварить впечатления от встречи с матерью после стольких лет.

Когда луна осветила дорогу, Стив произнес:

— Она так хорошо выглядит. Поразительно, как мало она изменилась.

— Мама всегда была красивой женщиной, а тот образ жизни, который она ведет, напоминает жизнь в машине времени. Ничего не меняется изо дня в день.

Стив задумчиво кивнул и посмотрел в боковое окно. Но на этот раз Пит не дала ему погрузиться в молчание.

— Ты не жалеешь, что приехал? Ты не лгал, когда сказал, что был рад?..

— Я рад, потому что, как ты говоришь, это надо было сделать. Но меня беспокоит, что мой приезд скорее причинил твоей матери боль, чем помог.

— Причинил боль? — удивленно повторила Пит. — Папа, я видела ее сегодня смеющейся. Ты заставил ее рассмеяться, а это случается так редко. Что ты ей сказал?

— Я напомнил, как в первый раз пригласил ее на свидание. Она увидела витрину, полную обуви, и захотела буквально все. Конечно, в те дни я не мог многого себе позволить. Но мы сразу же зашли в тот магазин и купили ей зимние ботинки на меху и тапочки. Сегодня я сказал ей — в первый раз, что это стоило мне всех денег, которые у меня были. Думаю, — добавил он, помедлив, с печалью в голосе, — я, должно быть, уже любил ее.

— Почему ты считаешь, что твой визит обидел ее? Она казалась такой счастливой…

— Ты мне сказала, что я не должен скрывать от нее правду, Пит… я и не скрывал. Но, боюсь, она не настолько готова к ней, как ты предполагала. Она упомянула, что слышала от тебя об Анне, и сказала, что понимает меня, что, конечно, она не ждала, что все эти годы без нее я останусь один.

— Мне кажется, она смирилась.

— Но это не все, — тяжелым голосом произнес Стив. — Еще она говорила о том, как будет замечательно, когда мы вновь соберемся вместе… как она надеется, что та, другая, женщина отнесется с таким же пониманием, когда мне придется оставить ее и вернуться к жене.

— О, нет, — прошептала Пит.

— Тогда я вынужден был сказать ей, понимаешь? Мне пришлось сказать, что мы никогда не будем снова вместе — что я надеюсь на ее выздоровление и всегда буду ей другом… но, что она не может рассчитывать… — Голос Стива оборвался от нахлынувших на него чувств. — Я правильно поступил? — с мольбой в голосе спросил он. — Надо было говорить ей правду? Или мне следовало солгать ей, позволив строить несбыточные планы?

Внезапно Пит почувствовала, что почти не может сосредоточиться на дороге перед собой. Она остановила машину у обочины и выключила зажигание. Прикрыв руками руль, она уронила на них голову.

— Пьетрина, — нежно позвал обеспокоенный Стив.

Через минуту она подняла голову.

— Я продолжала верить, что она сможет поправиться. Я должна была верить в это… иначе это означало то же самое, что потерять ее, отказаться от нее, словно она умерла. Но, слушая тебя, до меня наконец дошло, что она, возможно, никогда не выздоровеет. Она может существовать в безопасном маленьком мирке, который защищает ее сейчас. Но если маме когда-нибудь придется столкнуться с проблемой устройства новой жизни, ей это опять окажется не под силу.

Помолчав, Стив опять спросил ее:

— Мне надо было солгать?

Пит повернулась к нему и взяла его за руки.

— Не думаю, папа. Трудно сказать наверняка, но считаю, самое лучшее, что нам остается — это доверять друг другу и ничего не скрывать. Возможно, все сложилось бы лучше, если б мы с самого начала жили по этому правилу. Если б дедушка не скрыл от тебя, что произошло с мамой, если б ты не скрыл свое сокровище от них. Я тоже виновата. Что, если бы мы продали нашу часть флакона, а не прятали ее, — воспользовались деньгами, чтобы помочь маме, и облегчили бы себе жизнь. Может быть, все было бы по-другому… — Она отпустила его руки и взяла руль. — Но уже слишком поздно, слишком поздно даже думать об этом.

Она завела машину и выехала на дорогу.

Наступил вечер, и глубокая тишина наполнила машину. Пит опять включила радио, и они ехали миля за милей в полном молчании.

Вдали уже показались огни Нью-Йорка, когда Стив внезапно протянул руку, чтобы выключить радио.

— Я кое-что утаил от тебя, — проговорил он, — потому что всегда боялся, что это причинит тебе боль и принесет разочарование, как было со мной. Но я подумал о том, что ты недавно сказала, и решил, ты права, дорогая Пьетра. Пора раскрыть все секреты.

Миссис Хуберт Крознер, Каролин для своих знакомых и «Каро» для самых близких друзей и журналистов, ведущих раздел светской хроники, жила в доме на пересечении Восемьдесят шестой стрит и Пятой авеню в квартире, расположенной на двух этажах прямо над апартаментами Жаклин Онасис. Через десять дней после поездки в Коннектикут Пит и Стив переступили порог квартиры Крознер и были проведены англичанином-дворецким прямо в гостиную с видом на Центральный парк, богато обставленную старинной французской и английской мебелью.

— Мадам Крознер выйдет к вам через минуту, — сказал дворецкий и вышел из комнаты.

Пока Пит присела на диване, обитом золотой парчой, Стив подошел к окну. Он явно нервничал.

Неужели он сожалеет, подумала Пит, что направил ее на поиски? Или уже волновался, что это может опять оказаться тупиком? Возможно, его подвела память, и то колье, которое он видел в каталоге пять лет назад, не имеет ничего общего с тем, что держала в руках его мать четыре десятилетия раньше.

Но такие сомнения не смутили Пит, и она начала действовать быстро, как только Стив признался, что уверен в том, что колье, изображенное в каталоге для аукциона драгоценностей Хейнс, из коллекции Коломбы. Когда он ясно описал ей его, Пит поняла, что именно оно вызвало ожесточенную борьбу между Андреа и ее отцом. По прошествии времени другие детали стерлись из памяти, и Пит не могла вспомнить, кто одержал верх. Но когда она откопала на полках каталог, то обнаружила свои пометки на полях, которые делала во время аукциона. На странице, где был указан номер лота колье, карандашом было написано «Д и И» — 250 000». И тогда она вспомнила все. Конечно, Андреа — с помощью денег Марселя — стала обладательницей колье.

Она немедленно позвонила Марселю, чтобы выяснить, что стало с колье. Поначалу он был сдержан, обращаясь с ней как с конкуренткой, которая может воспользоваться любой информацией, которую он сообщит ей. Но наконец он смягчился.

— Я скажу тебе, Пит, потому что верю, что ты мой друг. Во время нашей последней встречи ты дала мне хороший совет.

— Я никогда не пыталась делать что-то другое. Самый лучший совет, который я когда-либо дала тебе, был в тот самый вечер, когда мы встретились… и я сказала тебе взять меня на работу.

Она услышала, как он усмехнулся.

— Да. Хотя мне потребовалось время, чтобы начать прислушиваться к тебе. — Потом он сообщил Пит, что он и Андреа опять вместе.

— Замечательно, Марсель. На этот раз тебе следует закрепить это навсегда и жениться на ней.

— Ах, Пит, — сказал Марсель с притворным разочарованием. — Я думал, ты даешь только хорошие советы.

Пит была совершенно серьезна, но не стала углубляться в этот вопрос. Ее больше интересовала судьба колье.

Покупателем оказался банкир международного масштаба Хуберт Крознер, теперь уже покойный. Пит сразу же позвонила вдове банкира, но ей сообщили, что она путешествует на яхте своего друга и вернется через пару недель. Как только миссис Крознер вернулась из круиза, Пит позвонила и объяснила, что она хочет. Несколько неохотно Каролин Крознер наконец согласилась принять их.

Стив и Пит прождали десять минут, прежде чем она вошла в комнату. Величавая дама с тщательно уложенными седыми волосами, она сразу же всем своим видом дала понять, что положение обязывает, и она готова уделить им немного времени, несмотря на то, что у нее есть дела и поважнее. Пит с радостью заметила, что она несет зеленый бархатный футляр.

— Просьба, с которой вы обратились по телефону, несколько необычна, — сказала миссис Крознер после того, как они поздоровались и она села напротив Стива и Пит. — Подобную историю могут придумать ювелирные воры, чтобы проникнуть сюда и ограбить.

— Миссис Крознер, я могу заверить вас… — начала Пит.

— О, я знаю, кто вы, мисс Д’Анджели. Иначе я никогда не откликнулась бы на вашу просьбу. Не в моих правилах устраивать частные показы драгоценных украшений. Но я все равно хотела встретиться с вами и обсудить свой заказ.

— Когда пожелаете, — ответила Пит в надежде, что их не отвлекут от цели визита.

Миссис Крознер с пониманием улыбнулась.

— Ну что ж, вот то, что вы просили посмотреть… — Она вручила Пит зеленый бархатный футляр.

Дрожащими пальцами Пит открыла крышку. Внутри на муаровом шелке цвета слоновой кости вокруг небольшого возвышения лежало колье. Сапфиры и изумруды, мириады их граней, отражая яркий утренний свет из окна, залили комнату сверкающими пересекающимися лучами синего и зеленого цвета. Свет был настолько насыщен цветом, что, казалось, вся комната погружена под воду.

Пит передала футляр отцу.

— Это оно, папа?

Стив посмотрел на колье. Потом робко, словно боясь обжечь пальцы, коснулся выложенной бриллиантами буквы «С» на застежке.

— Коломба, — прошептал он, проведя пальцами по букве. Затем посмотрел на Пит, глаза его блестели. — Да, я уверен.

Пит снова повернулась к владелице колье.

— Миссис Крознер, это единственное звено, которое есть у нас с отцом, чтобы отыскать пропавшую коллекцию драгоценностей, которая когда-то принадлежала моей бабушке…

— Послушайте, я приобрела его на законных основаниях, — оборвала ее миссис Крознер.

— Я этого не оспариваю. Но, может быть, вы что-нибудь знаете о колье, все, что сможете припомнить…

— Извините, мисс Д’Анджели. Все, что мне известно, это то, что оно принадлежало Дороти Фиск Хейнс и было куплено у Марселя Ивера, могу добавить, за очень внушительную цену. Это одно из моих самых любимых украшений. Меня за эти годы несколько человек спрашивали, не хочу ли я продать его.

Пит перевела дух.

— Тогда позвольте спросить вас о том же. Не сочтете ли вы возможным продать колье мне?

Стив быстро повернулся и посмотрел на дочь, не веря своим ушам.

Как только слова сорвались с языка, Пит пришлось задуматься, что овладело ею. Несомненно, Марсель продал колье с внушительной для себя прибылью и за прошедшие годы рынок высокохудожественных ювелирных украшений достиг новых высот. Теперешняя цена колье может подняться до восьмисот тысяч долларов.

Однако Пит заложила бы все, чтобы вернуть единственное связующее звено с ее похищенным прошлым. Она создала бы дюжину рисунков для Каролин Крознер и отдала бы их ей бесплатно взамен колье.

Когда дама медленно покачала головой, Пит почувствовала одновременно облегчение и сожаление.

— Это подарок моего покойного мужа. Я с ним никогда не расстанусь.

Прежде чем уйти, Пит удалось уговорить миссис Крознер позволить ей сфотографировать колье. Она прихватила с собой компактную камеру, снабженную специальными линзами, и сделала несколько снимков с очень близкого расстояния, показывающих мастерство, с которым были закреплены камни, лицевую и заднюю стороны колье, а также застежку. Хотя маловероятно, но нельзя полностью исключить возможность того, что однажды она покажет фотографию человеку, который сможет указать еще одно связующее звено.

Выйдя из дома и перейдя улицу, Пит и Стив вошли в Центральный парк. Хоть визит оказался почти безрезультатным, Пит была на удивление оптимистична. Возможно, это просто влияние весны, едва начинающих распускаться первых листьев на голых деревьях.

— У меня душа ушла в пятки, когда ты предложила купить его, — сказал Стив, когда они гуляли по парку. — Бог мой, а что, если бы она согласилась?

— Я бы нашла выход.

Стив посмотрел на нее.

— Полагаю, ты смогла бы. Но именно это меня и тревожит, Пит, что мечта может завести тебя слишком далеко, за пределы разумного.

Пит улыбнулась.

— У меня был долгий путь, папа, прежде чем я оказалась здесь.

— Все обернулось так, что, кажется, следующего шага не будет. Колье принадлежало моей матери, это несомненно. Но след оборвался…

— Только в одном направлении, — заметила Пит.

— Что ты имеешь в виду?

— Я пыталась смотреть вперед, и это не сработало. — Она подняла голову и посмотрела на верхушки деревьев, на их очертания на фоне голубого апрельского неба. — Теперь я собираюсь оглянуться назад.

В последующие недели Пит посвящала каждый свободный от работы момент поискам нити, которая могла бы как-то связать колье с человеком, который, должно быть, пустил колье в оборот — Витторио Д’Анджели. Если б отец сказал ей сразу, увидев его в каталоге, возможно, это облегчило бы работу. Душеприказчики Дороти Фиск Хейнс, которые отправили ее драгоценности на аукцион «Кристи», могли бы дать некоторую информацию о происхождении ее коллекции. Но Дороти умерла, не оставив наследников, и вся ее недвижимость была полностью распродана. В этом направлении след обрывался.

Тем не менее Пит сделала копии фотографий колье и отправила комплект в Лондон в «Кристи» в отдел высокохудожественных ювелирных украшений. К фотографиям прилагалось письмо, в котором она объясняла свой интерес к колье и просила сообщить ей имена и адреса лиц, которые отвечали за передачу коллекции Хейнс на аукцион. Пит сделала еще комплекты копий и отослала их солидным клиентам старшего возраста из своего личного списка, мужчинам и женщинам, которые проявляли к драгоценностям неизменный интерес и могли вспомнить, что им когда-то в прошлом предлагалось это колье, до того как оно было приобретено Дороти Хейнс. Подобные запросы она разослала дилерам по всему свету. Вспомнив, что Антонио Скаппа проявил особый интерес к колье и что благодаря своему все разрастающемуся делу он сталкивается с широким кругом мастеров-ювелиров, дилеров и коллекционеров, Пит отправила и ему те же фотографии и лично просила показывать их везде, особенно старшему поколению, на случай, если вдруг обнаружится какая-нибудь связь.

Сначала все ее усилия не принесли результатов. Приходили вежливые ответы от людей, которые сообщали, что рады бы помочь, но они ничего не знают. Многие в ее списке, казалось, понимали, что ее мольба — это безнадежный удар вслепую и не удосужились даже прислать свои сожаления. От Скаппы она получила приятный, но бесполезный ответ.

Моя дорогая синьорина Д’Анджели,

Пока не пришли ваши фотографии, я совершенно забыл о колье Хейнс. Из вашего рассказа я не представляю, как вам удастся отыскать его владельца до миссис Хейнс, так как прошло столько лет со дня аукциона. Однако я понимаю ваш сентиментальный интерес и при случае буду задавать вопросы от вашего имени.

Пит показалось любопытным, что он сделал вид, что не помнит колье. Разве мог он забыть его, ведь за право обладания им так ожесточенно боролся с собственной дочерью. Или, может, именно поэтому он выбросил это из головы?

Пит поняла, что по этой самой причине Скаппа ничем не поможет ей. Каким бы мягким ни был тон его письма, Пит почувствовала скрываемую в глубине сухость. Возможно, потому, что она когда-то работала на Марселя, которого Скаппа ненавидит за то, что тот объединился с его дочерью, в которой он также видит врага. Что ж, хорошего в этом ничего нет, но ее это, безусловно, не остановит.

В середине мая в ее личном расследовании произошел первый прорыв. Утром в офис пришло письмо из «Кристи», в котором сообщалось, что в результате поисков в их документах всплыло имя Роджера Перкинс Энсфилда, эсквайра, который в качестве адвоката был основным душеприказчиком недвижимости Хейнс.

Пит передала письмо Лотти и попросила сразу же связаться по телефону с мистером Энсфилдом.

— Пит, сейчас там на пять часов позже. Мистера Энсфилда, эсквайра, возможно, нет на месте, у него ланч…

— Тогда выясни, где он ест, и позвони туда. Лотти, я не хочу терять время. Я и так уже задержалась на пять лет.

Когда спустя несколько минут интерком на ее столе зазвонил, указывая, что секретарша справилась с заданием, Пит с нетерпением схватила трубку. Получив указание разыскать адвоката за ланчем, надежная Лотти, вероятно, так и поступила.

Но голос, который она услышала, не имел английского акцента и был ей хорошо знаком. Она сразу же узнала доктора Хаффнера.

— Здравствуй, Пит, — произнес он. Потом помедлил, и она почувствовала, как озноб прошел по всему телу еще до того, как он произнес следующие слова. — Ты сидишь?

Пит моментально догадалась. Однажды ей приснилось, что это может кончиться для мамы совсем иначе, однако сейчас этот конец казался неизбежным.

Она отрешенно слушала объяснения Хаффнера, что Беттина покончила с собой сразу после восхода солнца. Он подождал до этого момента, потому что не хотел будить ее такой страшной вестью и чтобы сообщить в полицию.

— Как это произошло? — спросила наконец Пит.

— Она оделась и пошла на пляж. В этот час нет дежурного. Забор всегда был достаточно надежной защитой. Но твоя мать перелезла через него… и вошла в океан. Прости, Пит. Нам надо было лучше приглядывать за ней.

— Не беспокойтесь, доктор, — тихо проговорила Пит. — Она сейчас в безопасности. — После короткого обсуждения похорон Пит повесила трубку.

Сидя за своим столом, она представляла свою мать, медленно входящую в холодную синюю воду. Она помнила, что для Беттины океан всегда был символом счастья и напоминал ей о славных довоенных временах.

Когда по щекам потекли слезы, перед мысленным взором Пит это видение сформировалось настолько четко, словно она сама была сейчас на пляже. Она видела мать, медленно направляющуюся к воде, освещенную первыми лучами солнца, красиво одетую и причесанную — и с приколотой брошкой-русалкой.

Глава 3

Кладбище находилось недалеко от клиники. Несколько акров заботливо ухоженных могил на пологом, поросшем деревьями склоне холма, обращенного к сверкающим водам пролива Лонг-Айленд. Облака, проплывая по небу, временами закрывали солнце, отчего день попеременно становился то светлым, то мрачным. Ветер шевелил листву и клонил к земле траву, неся с собой слабый соленый запах океана.

Слушая двадцать третий псалом, читаемый над гробом матери на ее родном языке, Пит подумала, что место для ее вечного покоя выбрано удачно. Джозеф попросил удалившегося от дел пастора из голландской протестантской церкви, члена голландского клуба, приехать в Коннектикут и провести церемонию похорон.

Кроме Джозефа, Пит и Стива, пришел доктор Хаффнер, двое из персонала клиники, несколько пациентов, которые были в дружеских отношениях с Беттиной и которым по состоянию здоровья позволили присутствовать на похоронах. Джесс обязательно приехала бы, но они с Фернандо уехали в Кению на фото-сафари. О том, чтобы вызвать ее, Пит и не думала. Как бы ни велика была ее личная скорбь, она не могла не постичь более земную правду, когда обвела взглядом небольшую группу у могилы матери. Сегодняшний день отметил конец жизни, в которой очень мало было достигнуто, прощание с женщиной, которая, пройдя по свету, оставила после себя еле заметную зыбь. Когда гроб опустили, собравшиеся бросили ритуальную горсть земли, потом пожали Пит руку и стали спускаться с холма к своим машинам. Через пару минут все было кончено.

— Никогда не вини себя, — сказал Хаффнер, задержавшись перед Пит. — Она просто слишком далеко зашла в тот ад, чтобы вернуться назад. Но никто не смог бы сделать больше за все эти годы, чем ты. Ты была лучшей частью ее жизни.

Она поцеловала его, как и в первый раз, когда встретилась с ним, и он пошел вниз по склону холма.

Хотя Джозеф и Стив остались с ней, после того как все разошлись, они стояли на противоположных сторонах могилы. Когда они оторвали взгляд от прямоугольной черной ямы и их глаза встретились, они посмотрели друг на друга с такой же непримиримой жесткостью. Приехав в разных машинах, они не проронили ни слова соболезнования друг другу, хотя их никогда не разделяло больше пяти футов.

Когда двое мужчин повернулись и стали удаляться, Пит громко окликнула их.

— Вы все, что у меня осталось от семьи, вы оба. Все эти долгие годы маминой болезни вы обвиняли и ненавидели друг друга. Вы могли бы поддерживать друг друга и вместе поддерживать меня, но вы этого никогда не делали. В каком-то смысле мама и я были оставлены одни. Но сейчас ее нет. Сейчас только я… и я хочу вновь семью. Поэтому этой вашей проклятой маленькой войне должен быть положен конец.

Стив и Джозеф остановились, хотя еще не повернулись к ней лицом.

— Вы мне нужны, — добавила Пит срывающимся голосом. — Вы оба… — Она протянула им руки.

Они помедлили, потом оба направились к ней, схватив за руки и обнимая. Отпустив ее, они посмотрели друг на друга тяжелым взглядом.

Старик заговорил первым.

— Она права, Стив. Можешь ли ты простить меня за то, что я не все сказал тебе?

Стив помедлил, потом кивнул головой.

— Это произошло потому, что ты сильно любил ее.

— И еще потому, что я верил, что ты сделаешь ее счастливой.

— Мне бы очень хотелось, чтобы я смог.

Они пристально смотрели друг на друга. Огонь ненависти и злобы постепенно исчезал из их глаз.

— Оставьте меня на минуту одну, — попросила Пит. Она с удовлетворением посмотрела, как они вместе спускались с холма, потом повернулась к могиле, чтобы попрощаться в последний раз.

Мама, беззвучно плакала она, обращаясь к ушедшему духу, могла ли я сделать что-то иначе, что спасло бы тебя?

И, словно получив ответ, она успокоилась. Наконец Пит повернулась, собираясь спускаться вниз.

При виде фигуры, стоящей в тени ближайшего дерева, Пит застыла от страха, сердце бешено заколотилось, будто само привидение поднялось из-под земли.

— Мой самолет опоздал, — произнес он. — Мне очень жаль, что я все пропустил, надеюсь, ты не возражаешь, что я приехал?

Пит открыла рот, чтобы ответить ему, но лишилась дара речи и только покачала головой. Возражаешь? Она никогда никого не была так рада видеть, как его.

Люк вышел из тени и направился к ней. Она впервые видела его в простом черном костюме.

— Мне позвонил доктор Хаффнер. Он знал, как тебе будет тяжело, и что старый друг может быть полезен.

Его слова вновь отозвались в ее мыслях. Старый друг. О, да, он действительно старый друг… и даже больше. В любое другое время и другом месте из нее хлынули бы вопросы. Откуда он прилетел? Сколько он сможет остаться? Один ли он прибыл… или кто-то нетерпеливо ждет его возвращения?

Но она только улыбнулась и просто сказала:

— Я очень рада, что ты здесь.

Когда он подошел, Пит заметила, как он изменился за прошедшие годы — углубились морщинки на лице, появился первый иней в каштановых волосах. Однако он не выглядел старше, подумала она, только солиднее.

Он наклонился и нежно поцеловал ее в щеку. При мягком прикосновении его губ ей пришлось сдержаться, чтобы не обнять его, не привлечь ближе к себе. Но она напомнила себе, что у них еще так много нерешенных вопросов.

После поцелуя он взял ее под руку и повел вниз к ожидающим машинам. Идти тихо рядом казалось так естественно. Пит не верилось, что прошло несколько лет с того времени, когда они в последний раз были вместе.

Он извинился, что приехал слишком поздно.

— Они продержали нас над «Кеннеди». Я бы добрался быстрее, если б летел сам.

— У тебя еще есть твой самолет? — Воспоминания перенесли ее в прошлое — парение вместе с ним в небе, приключения во время уик-эндов. Как могли они отбросить это?

— Пару лет назад я поменял его на двухмоторный. Большая дальность полета. Хотя пользуюсь им только для дела. — Он бросил на нее хитрый взгляд. — Напоминает, когда принарядишься, а пойти некуда.

Неужели он хочет сказать ей, что у него по-прежнему никого нет, размышляла Пит.

Они подошли к дороге, где стояло два лимузина, которые Пит наняла на день. В одном приехала она с Джозефом, в другом Стив. Пит увидела, что отец и дед все еще разговаривают.

Они прервали беседу, чтобы поприветствовать Люка. Потом Джозеф сказал Пит:

— Стив сообщил мне, что вы обнаружили драгоценность, которая принадлежала его матери. Тебе стоит мне тоже показать фотографии и держать в курсе поисков. Возможно, я смогу чем-нибудь помочь.

— Конечно, дедушка. — Пит была в восторге, как бы небрежно она это ни произнесла. Хотя она не ожидала, что у Джозефа могли быть какие-то решающие сведения, которые облегчили бы ей поиск, его предложение помощи было верным признаком, что он готов простить ошибки прошлого на самом деле. Ее дед всегда возмущался решением Стива сохранить флакон и до сегодняшнего дня никогда не желал слышать о нем. Однако в данный момент ей нечего было больше сказать ему. Попытка связаться с душеприказчиком Хейнс завела еще в один тупик. Адвокат, холостяк, закрыл свою лондонскую практику пару лет назад и удалился в места более солнечные, чем Англия. Лотта по-прежнему пыталась найти его.

Настроение Джозефа, его предложение помочь, подбодрило Пит и она решила обратиться к ним.

— Почему бы вам двоим не поехать в одной машине? Я так давно не видела Люка и мне хотелось бы остаться с ним наедине.

Джозеф и Стив осторожно переглянулись, потом оба кивнули и забрались в один лимузин, приготовившись к долгой дороге в город.

Когда она устроилась рядом с Люком на заднем сиденье другой машины, ее захлестнули скопившиеся переживания предыдущих дней, приготовления к похоронам, ночи с беспокойным сном, нарушаемым видениями ее матери, плавающей под водой. Она старалась сохранять внешнее спокойствие, чтобы еще больше не расстраивать деда. Ей и сейчас хотелось бы выглядеть сильной, сдержаться и поговорить с Люком. Но когда машина выезжала из ворот кладбища, она расплакалась, поддавшись отчаянию, которое терзало ее из-за жестокой судьбы ее матери.

Люк обнял ее, дал носовой платок и привлек к себе. Она не могла представить никого другого, кому бы ей хотелось выплакаться.

Спустя полчаса, когда слезы высохли, они немного поговорили о ее работе, о его, о Робби, который женился на девушке из Калифорнии и недавно стал отцом второго ребенка.

— Пит, — наконец произнес Люк, — нельзя придумать более худшего повода для встречи, поэтому не пойми меня неверно… но вновь увидеть тебя, будто залечить рану. Я сто раз хотел поднять трубку, услышать твой голос или просто прилететь и посмотреть на тебя, как я сделал сегодня.

— Что же тебе мешало?

Он улыбнулся.

— Никогда не хватало смелости. В конце концов, ты отшила меня, и после стольких лет разлуки я не знал, что найду. Ты могла выйти замуж или собиралась… или даже вынашивать третью двойню. Я не мог рисковать.

— Ты хочешь сказать, что если б этого не произошло, тебя бы здесь не было?

— Я в любом случае приехал бы, чтобы засвидетельствовать тебе свое почтение. Но мне было бы гораздо тяжелее, если б я не думал, что еще есть шанс нам с тобой вернуться назад.

— Откуда ты узнал, что есть такая возможность? Не считая, конечно, отсутствия близнецов, что ты можешь сказать, просто глядя на меня?

Люк смущенно пожал плечами.

— Если б у тебя кто-то был, Хаффнер не позвонил бы мне. Но я задал ему несколько вопросов. Он рассказал, что ты по-прежнему приезжаешь в клинику по выходным дням, что ни разу не привозила с собой мужчину, чтобы познакомить его с Беттиной… и что она никогда не хвасталась будущим зятем. Этого было достаточно, чтобы придать мне смелости.

Пит тронуло его признание. Однако она с осторожностью отнеслась к его словам. Она все еще любила его, и его поведение не оставляло сомнений, что она ему тоже небезразлична. Но если они предназначены друг для друга, почему они так долго были в разлуке? Она не могла забыть, что он жил по строгому своду правил и считал ее — считал, по крайней мере, ее любимую работу — незначительной, даже пустой тратой времени.

Но на какое-то время ей хотелось избежать конфронтации. Быть рядом с ним, слушать его — подобно глотку воды после долгого путешествия через пустыню. Она расслабилась, отбросила всю тревогу о завтрашнем дне. И вскоре заснула, положив голову ему на плечо.

Когда она проснулась, они были уже в городе, в двух кварталах от ее дома.

— Я могу пригласить тебя на обед? — спросил Люк.

— Спасибо, у меня нет аппетита. — Она минуту помедлила, потом предложила: — Зайди ко мне домой. Мы там что-нибудь сообразим…

Как только они вошли в квартиру, она начала суетиться, собирая почту и газеты, посуду, оставленную кругом за последние пару дней. Она положила лед в стакан, спросила его, что он будет пить, потом начала шарить в холодильнике, чтобы найти что-нибудь перекусить.

Он вошел в кухню, захлопнул дверцу холодильника И повернул ее лицом к себе.

— Я тоже не голоден. И меня не мучает жажда. Почему бы тебе не перестать бегать кругом — или, точнее, убегать?

Она поддалась порыву, который раньше подавила в себе. Она обвила его руками, и ее губы потянулись к его губам. В последние дни, особенно под влиянием смерти матери, ей так не хватало жизнеутверждающего начала сексуального общения. Внезапно ее охватило всепоглощающее желание его прикосновений, и она не скрывала этого. Прижавшись к нему, она стала помогать снимать его пиджак. Он отвечал на каждое ее движение, тоже начиная раздевать ее, целуя шею и спускаясь к груди. Она нетерпеливо застонала и стала расстегивать его ремень, потом, опустив руку, скользнула по его плоскому твердому животу вниз. Она никогда не была так возбуждена, так нетерпелива…

Когда начал звонить телефон, Пит старалась не обращать внимания, и если бы могла дотянуться, то просто сняла бы трубку или оторвала бы его от стены.

Но она не могла, и настойчивый звон напоминал, что от окружающего мира не убежать. Ей пришла в голову мысль, что звонят, может быть, по какому-то срочному, неотложному делу — может, дедушке стало плохо после напряженного дня…

Пит отпустила Люка и взяла трубку. Она не могла полностью овладеть собой, когда отвечала.

— Пит… с тобой все в порядке? — Это была Лотти.

Говоря с ней, Пит, не отрываясь, смотрела на Люка, между ними по-прежнему вспыхивали искры желания.

— Прекрасно, Лотти. Но сейчас не время…

— Я только на секунду. Хочу сообщить, что я разыскала мистера Энсфилда.

— Тебе удалось! — Пит полностью переключилась на Лотти. Она потянулась за своей одеждой и, беря карандаш и блокнот, лежавшие у телефона, окончательно взяла себя в руки. — Расскажи мне поподробнее.

Она записала, что сообщила ей Лотти, потом решительно велела ей заказать билет на самолет.

— Нет, не сегодня вечером, — сказала она, бросив взгляд на Люка. — Но на первый рейс завтра.

Когда она повернулась к Люку, положив трубку, он засовывал рубашку в брюки.

— Мы сошли с ума, верно? — сказал он.

В ее глазах отразилось смущение.

— Неужели достаточно только этого, чтобы опустить тебя на землю — короткого вмешательства? — Она пошла к нему. — Люк, я по-прежнему…

Он оборвал ее, повысив голос:

— Ты по-прежнему готова захлопнуть дверь перед чем угодно, но только не перед бизнесом. Дело — на первом месте.

— Это был не деловой звонок. Ты слышал, как мой дедушка упоминал о том, что я нашла драгоценность из коллекции моей бабушки. У меня появился шанс напасть на след, Люк. Я не могу упустить такую возможность…

— Нет, — тихо ответил он, — я знаю, что не можешь.

— Но это не должно влиять на наши отношения.

— Уже повлияло. Сейчас, здесь… Я уже подумывал, как бы нам начать совместную жизнь, пытаясь вернуться к тому, где мы расстались. Где, черт возьми, останусь я, если ты предпочтешь броситься на поиски каких-то проклятых сокровищ?

— Это для меня гораздо больше, чем просто драгоценности. — Пит не могла уже сдерживаться. — Они были украдены у моего отца. Надо восстановить справедливость, найти правду и связь с прошлым.

— И ради этого ты жертвуешь любовью? — Люк помолчал. — Куда ты завтра отправляешься?

Пит посмотрела на карандашную запись в блокноте.

— В Монте-Карло.

— С кем ты должна там встретиться?

Пит объяснила значение Роджера Перкинса Энсфилда как возможного источника информации.

Люк продолжил свой допрос.

— Ты не можешь быть уверена, что этот мистер Энсфилд даст тебе нужную информацию.

— Нет, конечно.

— Поэтому ты бросишься на поиски следующего ключа… потом следующего. И всякий раз, когда ты нападешь на горячий след, ты будешь бросать все остальное и бежать.

— Ты можешь быть со мной.

Люк взял пиджак и надел его.

— Пит, меня не интересует охота за сокровищем. Я пришел сюда в поисках чего-то более реального и важного.

Она отвела глаза.

— Могу сказать тебе, что этот поиск для меня так же важен. Я либо найду, что ищу… либо брошу все.

— И сколько времени уйдет, прежде чем это случится?

— Не знаю.

Люк грустно улыбнулся ей.

— Что ж, когда это произойдет, именно тогда я и хочу оказаться поблизости. Потому что не желаю, при всей моей любви к тебе, довольствоваться только твоим свободным временем.

Он смотрел на нее, словно в надежде, что вот сейчас она поклянется, что с этого момента он всегда будет на первом месте в ее жизни.

Одна часть ее существа страстно хотела найти нужные слова, чтобы удержать его. Но другая, более глубинная, не позволяла отказываться от поиска, от сверкающей мечты ее детства.

— Некоторые вещи могут так и остаться потерянными, — очень нежно произнес Люк, — но где меня найти, ты знаешь. — Через минуту его уже не было.

С террасы виллы на одном из самых высоких мест в Монте-Карло Пит смотрела вниз на гавань, где на якорях качались ряды огромных белых, роскошных яхт. По другую сторону гавани она могла видеть крышу «Общества морских купаний», самого крупного казино, которое было центром и главным притягательным местом этого омытого солнцем уголка страны задолго до прибытия принцессы Грейс или до той поры, когда стали уклоняться от подоходных налогов. Легкая улыбка коснулась ее губ, когда она вспомнила вчерашний вечер и свое предложение Люку присоединиться к ней. Конечно, это было бы гораздо лучше, чем приехать одной. Вряд ли найдется много мест, которые Люк презирал бы больше, чем этот приют богатых бездельников.

Оглянувшись на открытые французские двери, Пит увидела, что Роджер Перкинс Энсфилд по-прежнему склонился над столом с украшениями из золоченой бронзы в своей гостиной, телефонная трубка прижата к уху. Он пытался связаться с бывшими партнерами и страховыми компаниями, чтобы выяснить, где и когда Дороти Хейнс приобрела колье из сапфиров и изумрудов. Он занимался этим уже почти час.

Не видя причины откладывать полет, Пит села на ночной самолет в Ниццу и прибыла к Роджеру Энсфилду, когда тот заканчивал завтрак.

Несмотря на удивление англичанина, обнаружившего у дверей своего дома даму, только что прилетевшую к нему прямо из Нью-Йорка, он любезно принял ее, накормил континентальным завтраком и сразу принялся выполнять ее просьбу.

Пит вновь села в садовое кресло. Возможно, она поступила опрометчиво, прыгнув прямо в самолет, вместо того чтобы вначале позвонить адвокату. Но ею руководил страх, что хрупкая цепочка связей может испариться, если она не будет быстро и основательно хвататься за каждое звено, когда такое появится. Разве может она быть уверена, что Витторио Д’Анджели не дал щедрые взятки, чтобы скрыть следы? Если он по-прежнему жив, насколько велико его влияние? В Европе есть еще люди, сочувствующие коллаборационистам. Пит не хотела заранее никого насторожить тем, что она напала на след Витторио.

Наконец на террасе снова появился Роджер Энсфилд. Высокий англичанин, худой до изнеможденности, он щеголял густыми седыми усами, какие носили офицеры в колониях в славные дни империи. Однако внешний официальный вид сглаживали белые фланелевые брюки и свитер для крикета.

— Получил, — воскликнул он сильным голосом, размахивая пачкой бумаг. — Удивительная вещь техника. Я передал по факсу в компьютерную систему страховой компании свой запрос и вот получил распечатку всей этой чертовой коллекции.

Пит не могла сдержать волнение.

— Можно мне посмотреть?

— Конечно, моя дорогая. — Он вручил ей бумаги.

Пит стала просматривать длинную распечатку, содержащую список нескольких дюжин драгоценных украшений, каждое с подробным описанием, с указанием источника, где оно было приобретено, дата покупки и цена. Где-то в середине списка она нашла колье, описанное вплоть до точного количества камней, веса и инициала «С» на застежке. Миссис Хейнс купила его в октябре 1963 года в «Отеле Друо», старом аукционном доме в Париже. Дополнительная запись приводила выдержку из каталога аукциона, гласившую, что украшение, выставленное на продажу, было «собственностью джентльмена». Пит знала, что подобная анонимная фраза — обычная для каталогов практика, однако ее разочаровало, что не было никаких других ссылок на предыдущего владельца.

— Здесь не указано имя прежнего владельца, — заметила она.

— Не думаю, что мы когда бы то ни было знали, кто это был. Но вам, может быть, удастся получить информацию в «Друо».

Пит вздохнула. Прошло более двадцати лет с момента покупки. Сможет ли аукционный дом отыскать те списки? Она вновь посмотрела на запись, которая давала единственный ключ: «собственность джентльмена». Может, сам Витторио Д’Анджели выставил на продажу колье?

Нет, вряд ли он мог быть таким беспечным. Особенно потому, что на украшении был инициал, который навел бы на его след.

— Спасибо вам за помощь, мистер Энсфилд.

— Всегда к вашим услугам, начинаю несколько скучать без дела. Меня развлекла эта детективная работа. Отправляетесь в Париж, в «Друо»?

Она кивнула.

— Полагаю, вы не отказались бы от компании. Большой город Париж. Мы могли бы вместе слетать туда, прелестно пообедать…

Пит улыбнулась лихому предложению англичанина.

— Не в этот раз, — ответила она и, извинившись, распрощалась с ним как можно скорее.

Струи воды взлетали вверх над блестящим черным и белым мрамором фонтана перед современным зданием, в котором размещался «Отель Друо», центральный аукционный дом Парижа на узкой улочке Друо.

Полет из Ниццы, даже с длинными поездками на такси вначале и в конце, не занял много времени, и Пит оказалась в Париже в середине дня. Работа в аукционном доме шла полным ходом. Люди устремлялись через двери туда и обратно, приходя и уходя с одной из двух сотен распродаж, проводимых ежегодно и предлагающих все что угодно, начиная с побитой фаянсовой посуды и стульев без ножек до Ренуара и Гогена и бесценной мебели, уцелевшей со времен французской монархии.

Пит тоже была внесена потоком толпы внутрь и оглядела зал, пытаясь сориентироваться. Банк, книжный киоск, оценочная контора — все выходило на огромное пространство. Телевизионные мониторы, подвешенные к потолку, высвечивали дневные выставки предметов, выставленных на продажу, и сами торги, сильно замусоленные каталоги кучей лежали на стойке приема посетителей.

Беспокойная молодая женщина за стойкой выслушала Пит и направила ее наверх в кабинет одного из директоров, месье Рене Вогийанд.

Ожидая, когда ее примут, Пит просматривала номер «Ля газет д’отель Друо», которая выходила каждую пятницу с 1891 года и печатала список всех предстоящих торгов. Через несколько недель в начале июня должен состояться аукцион драгоценностей. Пит задумалась, не стоит ли ей посетить его — если ей и в самом деле следует прочесать все аукционные дома — тогда, решила она, ей предстоит огромная работа. В любом случае, она сомневалась, что Витторио обнаружит себя, используя открытый рынок продажи драгоценностей. Тот факт, что колье появилось несколько лет назад на аукционе, казалось, указывал, что это был единичный счастливый случай, единственный пример его легкомыслия, который больше не повторится.

— Месье Вогийанд вас ждет, мадемуазель, — сказала секретарша, приглашая Пит во внутренний кабинет.

Ее экспансивно приветствовал щегольски одетый мужчина средних лет, который указал ей на кресло рядом со своим столом, потом брови его в нескрываемом восхищении ее красотой поднялись вверх. Но когда дело коснулось ее просьбы, он не проявил готовности помочь ей.

— Вы должны понять, мадемуазель Д’Анджели, — начал он, пожав плечами, как истинный француз. — Найти записи такой давности будет крайне трудно.

— Но ведь вы не сказали, что невозможно, — заметила Пит.

— Мадемуазель, «Отель Друо» существует уже сто тридцать два года. Возможно, где-то в наших архивах хранятся документы тех первых дней, но потребуются месяцы, чтобы отыскать их, годы.

— Я не прошу вас углубляться в такую старину, — упорствовала Пит. — Только двадцать пять лет назад. И я могу дать вам отправную точку. — Она извлекла распечатку, которую дал ей Роджер Энсфилд. — Я знаю точную дату аукциона.

Месье Вогийанд протянул руку через стол и взял у Пит распечатку. Он посмотрел на запись, обведенную карандашом.

— Но, мадемуазель, — быстро произнес он, — я уже вижу из этой информации, что даже в случае, если документы будут найдены, я не в состоянии удовлетворить вашу просьбу.

— Почему?

— В нашем каталоге указано, что колье «собственность джентльмена». Если бы владелец пожелал сообщить свое имя, мы напечатали бы его. Те данные, которые приведены, говорят, что он предпочел остаться неизвестным. Даже по прошествии времени мы не можем нарушить соглашение и разгласить тайну.

— Месье Вогийанд, — умоляла Пит, — если бы вы знали, что, сохраняя эту тайну, вы, может быть, защищаете вора и более того — военного преступника, — вы по-прежнему отказались бы дать мне нужные сведения?

— Вы говорите, что подобные люди были участниками этой сделки?

— Нет. По крайней мере, я не могу быть уверена…

Француз поколебался, но потом он опять пожал плечами.

— Тогда, мадемуазель, «Друо» должен остаться верным своему обязательству перед клиентом.

Но Пит не сдавалась. Она уговаривала, убеждала, флиртовала, изображая кокетку, пока наконец Рене Вогийанд не пообещал узнать имя продавца колье, лично связаться с ним и спросить, не пожелает ли он открыть свое имя.

Пит сомневалась, было ли его обещание шагом вперед или назад. Если загадочный продавец случайно окажется самим Витторио, он будет предупрежден об охоте, будет знать, насколько близко подобралась к нему Пит, и может принять меры и спрятаться еще глубже.

Но другого выхода не было.

— Когда я могу ожидать от вас известий? — поинтересовалась она перед тем, как выйти из его кабинета.

Он в очередной раз пожал плечами.

— Мадемуазель, я знаю об этом столько же, сколько и вы.

Выйдя из «Друо» и ступив на улицы Парижа, Пит ощутила боль потери, но не потому, что ей не удалось получить ответ, а потому, что она получила так мало, а отдала так много, потеряла неизмеримо больше. Если б она осталась с Люком, ничего не изменилось бы в ее поисках, совершенно ничего.

Однако она была далеко не уверена, что в следующий раз поступит иначе.

В тот же самый вечер она прилетела в Нью-Йорк, слишком расстроенная, чтобы остаться в Париже и насладиться романтической красотой Города Света.

Глава 4

— Где он? — прорычал Антонио Скаппа, войдя в женевский офис «Тесори» и глядя на помощника менеджера.

— Не знаю, синьор Скаппа. Ваш сын не приходил весь день.

— Тогда выясни, в постели какой дамочки он провел прошлую ночь. Позвони. — Хлопнув дверью, Антонио отпустил съежившегося от страха служащего.

Один в своем кабинете, Скаппа с гневом сдернул с головы широкополую черную шляпу и швырнул в угол. Он только что вернулся из двухдневной поездки в Барселону и обнаружил, что платежные ведомости, которые завтра утром надо раздать, не готовы, телефонные звонки его самых прибыльных клиентов остались без внимания и несколько других важных дел не выполнены. Оставь его на неделю, с горечью размышлял Антонио, его дорогой сынок Франко мог бы сократить доход магазина вдвое! И почему у парня на уме только гонки на автомобилях да траханье с девицами легкого поведения?

Сеть магазинов «Тесори» разрасталась с необычайной скоростью — целью поездки в Барселону была проверка работы за первую неделю самого последнего магазина. Антонио чувствовал, что мог бы обскакать каждого из своих конкурентов, если б только ему не приходилось заниматься бизнесом одному. Пока немалая часть населения в мире голодала, другая купалась в деньгах и тратила их на роскошные дома и антиквариат, искусство и яхты… и драгоценности. Всего две недели назад он был приглашен со своими лучшими образцами украшений во дворец немецкой баронессы, к молодой жене старика, у которой уже было столько драгоценностей, что они заполняли отдельные ящики, поднимающиеся с пола до потолка в огромном стенном шкафу. Баронесса приобрела большую часть того, что привез Антонио с собой. Теперь он размышлял, чтобы отвечать на такие «вызовы на дом», ему, возможно, придется больше разъезжать. Первые десять лет после изменения внешности в роли Антонио Скаппа он не покидал Швейцарию, потому что не хотел подвергать себя испытанию, связанному с постоянной проверкой паспорта. По мере того как время шло, он стал чувствовать себя более уверенно. Он даже начал подумывать о расширении своих границ за пределы Европы.

Достигнув семидесяти лет, Антонио Скаппа еще не делал уступок возрасту. Он оставался таким же энергичным и толковым, как тот Витторио Д’Анджели, тайно покинувший Италию и устроивший новую жизнь. Из-за того, что с самого начала у него было чувство, что он достиг всего за чужой счет, он получал особое удовольствие от успеха. Антонио никогда не переставал расширять свое дело, завоевывая все большую и большую долю в европейском розничном рынке ювелирных украшений, становясь все богаче. Он частенько напоминал себе, что не будь он умен, у него ничего бы этого не было, он бы окончил как тот бедный дурак Муссолини.

Однако позже Антонио начал размышлять, а какой смысл расширять империю, если нет преемника, которому он мог бы передать свое дело. У этого чертова никчемного Франко все утечет сквозь пальцы. Перспектива такого будущего так расстраивала Антонио, что он даже временами жалел о совершенной им ошибке, позволив дочери уйти. Но он всегда успокаивал себя, что у него не было выбора. То, как она прямиком побежала к Иверу, доказывает, что она предательница и потаскуха, зараженная худшими чертами своей бабушки.

Подавленно ворча, Антонио снял картину, закрывавшую сейф. Он повернул взад-вперед ручку шифр-замка и распахнул тяжелую дверь. Он собирался достать пачку швейцарских франков для выплаты своим служащим, как вдруг его взгляд упал на конверт, который он задвинул в дальний угол вместе с некоторыми деловыми бумагами. Ему удалось на какое-то время забыть его содержимое, но сейчас он схватил его, как делал много раз за последние месяцы. Стоя у открытого сейфа, он раскрыл конверт и вынул письмо и цветные фотографии.

Фотографии колье. Что за шутку сыграла судьба, когда его племянница, не зная, что он ее родственник, послала ему фотографии с просьбой помочь разыскать покупателей и продавцов.

Но Антонио было не до смеха. Хотя письмо Пьетры Д’Анджели убедило его, что она не может напасть на след, он не мог больше исключать возможность, что однажды ей это удастся. Несколько месяцев назад он спокойно отмахнулся от того, что, возможно, ее поиск когда-нибудь приведет к остальной коллекции Коломбы. Но проходили дни, недели, и сомнения глубже проникали в его сознание. Допустим, она никогда не откажется от поиска… допустим, она достаточно умна или ей повезет восстановить всю цепочку, ведущую к нему. По правде сказать, шансы у нее невелики. Однако он упустил колье на аукционе. Разве он тогда не успокаивал себя мыслью, что оно вновь исчезнет в чьей-то шкатулке и будет одеваться в редких случаях на час или два?

И если он не предпринял ничего больше, как послать вежливый ответ Пьетре Д’Анджели, это произошло потому, что он не знал, что еще сделать. Стремление выяснить, как много она знает, могло вызвать у нее подозрение. Она уже видела его жадный интерес к колье на аукционе.

Но Антонио не мог отбросить страх, что, в конце концов, он может быть разоблачен, — что он может потерять все и оказаться за решеткой. Его очень интересовало, знает ли Пьетра что-нибудь еще… — и не бросила ли она свою затею. Но как это осуществить, не вызвав подозрений.

Внезапно ему в голову пришла мысль. Это решало так много его проблем, что он проклинал себя, что не подумал об этом раньше. Положив конверт обратно в сейф, Антонио поздравил себя, что у него такой ум. Это не только защитит его сорокалетний маскарад, а может даже оказаться забавным, больше того, увеличить его доход.

Пит сидела за чертежной доской, попеременно глядя то на чистый лист бумаги, то на моросящий майский дождь за окном.

Много недель она старалась создать что-то такое, что удовлетворило бы ее. Она делала наброски, потом рвала их или переделывала столько раз, что линии на бумаге превращались в мазню. Ее ждала дюжина заказов и столько же просьб о новой работе. Модель драгоценных ручных часов, выполненная для японского промышленника, мгновенно стала популярной, и ей заказали еще один рисунок, за который ее гонорар будет увеличен вдвое. Но свежие идеи не приходили.

Наблюдая, как Пит никак не справляется со своими обязательствами, Лотти в первый раз взяла на себя смелость отклонить несколько просьб и отбила охоту у некоторых клиентов, сказав, что им придется ждать больше года.

— Ты так долго работала без остановки. Закрой мастерскую на месяц, поезжай куда-нибудь, позагорай. Заряди свои батареи…

Пит не слушала. Она пыталась продолжать работу, без которой не могла ощущать ничего, кроме скуки и пустоты. Что еще поддерживало ее во всех потерях и трагедиях? Пит подозревала, что предложение Лотти было на самом деле кодом старой девы, которая рекомендовала ей отправиться куда-нибудь, найти мужчину и развлечься с ним.

Пит подумала, что если ей и суждено поехать куда-то пожариться на солнце, то это будет Калифорния. Она знала, что Люк был по-прежнему — по крайней мере, в последний раз, когда они говорили, не женат. Он часто звонил ей просто сказать, что думает о ней. При первом звуке его голоса ей всегда хотелось открыть свое сердце, признаться, что она готова прилететь к нему на следующий день, если только он попросит. Но вместо этого он спрашивал ее, надеется ли она все еще найти коллекцию Коломбы и сколько великолепных украшений она сделала для богатых клиентов, затем они опять ссорились.

— Я не могу отказаться от всего ради мужчины, — заявила она.

— Я никогда этого не хотел. Мне просто казалось, что любовь всегда должна быть на первом месте и что ею нельзя пренебрегать.

То, как он это говорил, звучало разумно. Но Пит вспомнила, как он вынудил ее выбирать между ним и ее честолюбивыми стремлениями. Она не видела конца их конфликту, пока не согласится полностью оставить свою работу и не откажется от поиска драгоценностей Коломбы.

Но, возможно, пришло время уступить ему. Ее работа, кажется, теряет новизну, и она рассталась с надеждой найти еще какие-то пути к колье. Обратившись с просьбой в «Друо» сообщить ей цену, за которую миссис Хейнс купила колье в 1963 году, она получила вежливый ответ от месье Вогийанда, в котором тот сообщил, что аукционный дом, в конце концов, не связан с ней никакими обязательствами. Далее он писал, что, глубже исследуя дело, они решительно остаются верными обещанию сохранить анонимность продавца. Пит опять обратилась к нему с просьбой, повторяя обстоятельства, объясняя, что человек, выставивший колье на аукцион, возможно, незаконно владел им и даже, может быть, во время войны был фашистским коллаборационистом. Ответ Вогийанда принес лишь крохотную дополнительную информацию. «Сохраняя анонимность нашего клиента, могу заверить вас, что это самый уважаемый человек, который не мог быть связан с фашистами».

Пит рассвирепела от этого столкновения с каменной стеной, но не знала, что можно еще предпринять. У нее не было права заставить аукционный дом перевернуть их документы, не было доказательств, что колье украдено. Да если бы и были, страшила проблема трансатлантической судебной борьбы.

Пит оторвала отсутствующий взгляд от серого дождя, омывающего город, и посмотрела на чистый лист бумаги на чертежной доске. Что, если она никогда не придумает новое ювелирное украшение? Что, если она прямо сейчас остановится и отправится к Люку.

В закрытую дверь тихо постучали. Когда Пит рисовала, она отключала телефоны и просила Лотти не беспокоить ее без крайней нужды.

Постучав, Лотти просунула голову. Прежде чем сказать, она бросила взгляд на пустой лист бумаги.

— Я не хотела тебя тревожить, но это звонок из Швейцарии, и он так кричал на меня, когда я попыталась от него отделаться, и клянусь, ты бы пришла в восторг от его выражений. Теперь ясно, где его дочка набралась таких манер.

— Его дочка? Кто это?

— Антонио Скаппа.

Пит вспомнила об их короткой переписке. Скаппа не очень-то обнадеживал, но он пообещал, что будет наводить справки от ее имени. Неужели он что-то разузнал?

— Соедини меня с ним, — быстро распорядилась Пит.

Они разговаривали меньше пяти минут, и Скаппа отказался сообщить Пит по телефону цель своего звонка. Когда же она конкретно спросила, не собирается ли он сообщить ей какие-нибудь сведения, Антонио уклонился от прямого ответа.

— Я готов ответить на все ваши вопросы. Но чтобы сделать это как следует, мне хотелось бы встретиться с вами. — Потом он добавил, что оплатит все ее расходы, связанные с прилетом в Европу немедленно.

Пребывая в тоскливом настроении, Пит не видела причины для отказа. В любом случае она подумывала отдохнуть от работы.

— Я смогу быть в Женеве завтра к вечеру.

— Нет. Не в Женеве. Приезжайте в Барселону.

На часах прекрасной столицы Каталонии было почти десять вечера, когда Пит зарегистрировалась в самой роскошной гостинице города «Риц» на Гран виа. Хотя ее часы показывали еще 5 часов дня по нью-йоркскому времени, путешествие было утомительным, и в аэропорту она мечтала поскорее устроиться в своем номере. Однако оживленная атмосфера Барселоны зарядила ее новой энергией. По дороге из аэропорта через раскинувшийся вдоль моря порт она видела толпы людей, гуляющих под деревьями, которые росли по краям широких проспектов, огни ресторанов, куда только начали прибывать первые посетители.

В отеле ее проводили в номер, заказанный Антонио Скаппа. Богатая гостиная и спальня, а ванная римских пропорций с мраморным бассейном. В гостиной на столике с кожаным верхом стояла ваза с огромной композицией из желтых роз и белых ирисов. Рядом была карточка от Скаппы: «Жду с нетерпением завтрашнего утра». Он сообщил ей, что они позавтракают вместе в ресторане «Риц» в 10 утра.

Оценив роскошь номера и цветы, Пит поняла, что Скаппа не стал бы обхаживать ее с такой щедростью, если вызвал ее из-за океана только для того, чтобы просто сообщить информацию. У него есть деловое предложение, и он хочет умаслить ее. Возможно, он планирует заполучить ее в качестве дизайнера для «Тесори», как Палома и Элза для «Тиффани».

Пит сомневалась, что может принять предложение работать на Скаппу, хотя, как и в прошлом, причина не в том, что она предпочитает сохранить свою независимость. Оглядываясь на предыдущие недели, когда она пыталась всеми силами вернуть себе творческую энергию, которая когда-то так легко появлялась, Пит просто-напросто не ощущала в себе прилива новых идей, которые так необходимы для такой работы. Если б только Скаппа по телефону расшифровал ей, что у него на уме, она могла бы уберечь его от издержек — и сэкономила бы свое время.

Теперь, когда Пит очутилась здесь, она задумалась, не пойти ли ей в другом направлении, коль утрачено вдохновение. После стольких лет, отданных изучению камней, созданию имени, неужели она готова бросить карьеру?

И готов ли Люк принять в дар все ее сердце, если она предложит его?

Пытаясь избавиться от навязчивых вопросов, Пит стряхнула усталость и вышла из отеля прогуляться по городу. В эти часы испанцы только начинали свою вечернюю жизнь, сидя за предобеденными деликатесами в барах. Насколько больше она получила бы удовольствия от окружающей ее обстановки, если б рядом с ней был Люк. Но мечта о возрождении того, что было потеряно, может оказаться пустой фантазией, если они вообще когда-нибудь попытаются воплотить ее в жизнь.

Хотя почему именно фантазией? Если испанцы могут ужинать в полночь, тогда любовь можно воскресить в любое время.

Бесцельно бродя по городу, Пит очутилась перед странным парящим сооружением с двумя шпилями, которое выглядело как колоссальные перевернутые сосульки. Табличка, написанная для туристов на четырех языках, сообщала, что это церковь Святого Семейства. Она вспомнила, как несколько лет назад прочитала об архитекторе Антонио Гауди, чей гений нашел воплощение в приспособлении таких естественных форм, как волны, сосульки, сталактиты и сталагмиты, в этом незаконченном соборе и в некоторых жилых домах каталонской столицы. Пит долго стояла на темной площади, окружающей странную церковь, запоминая образы — бетонные улитки и ящерицы, ползущие по фасаду по якобы расплавленному камню, черепичные шпили, устремляющиеся в темное ночное небо.

Когда Пит вернулась в свой номер в отеле, она несколько часов делала наброски для новых вещей, на которые ее вдохновило сооружение Гауди. Она видела, как новая коллекция начинает приобретать форму.

Как только Пит вошла в ресторан «Рид», она сразу же заметила Антонио Скаппа. Ей вспомнилось, каким разгневанным она видела его в последний раз — покидающим аукцион после того, как Андреа одержала над ним верх в схватке за колье Коломбы — полный контраст с широкой, доброжелательной улыбкой, которая появилась на его лице, когда он увидел, как метрдотель провожает Пит к его столу.

Да, он был само обаяние, добиваясь чего-то. Но Пит уже наполовину решила, что она откажет. Поднявшись утром, она заказала билет в Нью-Йорк на дневной рейс, решив, что должна попытаться уладить отношения с Люком.

Скаппа встал поприветствовать ее.

— Моя дорогая синьорина Д’Анджели. Не могу выразить, как я рад, что вы согласились приехать. — Он протянул руку на старомодный континентальный манер ладонью вверх. Пит вложила в нее свою руку, зная, что он поднимет и поцелует ее.

Когда он слегка склонился и коснулся губами ее кожи, она внимательно посмотрела на его лицо. И опять у нее возникло странное ощущение, что она знала его в другом времени и месте, и что он сыграл в ее жизни какую-то роль, и это ощущение уходило далеко вглубь. Но она отмахнулась от всего этого, как от бессмысленных умственных иллюзий…

— Не надо благодарить меня за приезд, синьор Скаппа. Мне нужно было отдохнуть от работы. Вы были добры, дав мне такую возможность.

Готовый услужить официант стоял рядом в ожидании заказа. Пит заказала фрукты и кофе с молоком, а Скаппа попросил стейк, омлет и разнообразных сладких булочек. Это явно был человек с большими аппетитами во всем. Он выглядел на удивление сильным и не старше пятидесяти с небольшим лет. Она предположила, что синьор Скаппа, человек тщеславный, должно быть, сделал себе пластическую операцию.

— Итак, я проделала длинный путь, чтобы выяснить, что у вас на уме, — сказала она, как только ушел официант. — Долго ли вы будете держать меня в неведении?

— Настолько долго, чтобы выразить вам свое восхищение. Я несколько лет наблюдал за вашей карьерой, мисс Д’Анджели. И считаю вас самым лучшим специалистом в этой области. Меня всегда тянет к самому лучшему. Вот успех моего бизнеса. Я нахожу лучшие места для своих магазинов, нанимаю лучших мастеров и даю им самый лучший материал для изделий, а потом продаю за самую высокую цену, которую только могу получить. Я хочу только самое лучшее.

Пит вежливо кивнула. Теперь, казалось, не было сомнения, что Скаппа собирается просить ее рисовать исключительно для «Тесори».

— Я задумал новое смелое предприятие, но не уверен, что смогу преуспеть без некоторой помощи. Скажу больше, думаю, мне не удастся осуществить свои планы без вашей помощи. Я хочу, чтобы вы присоединили свой уникальный талант к моему.

Хотя Пит и улыбнулась беззастенчивой лести Скаппы, его слова заставили ее насторожиться. Она поняла, как никогда раньше, что он не тонкий человек, а готов прямо заявить или сделать что-то, что служит его интересам. Зная свой честный характер, она представила, какие между ними могут быть ужасные стычки.

— Синьор Скаппа, я ценю вашу похвалу. Но мой талант не уникален. Существуют другие дизайнеры, способные создавать украшения, которые привлекут столько же клиентов, сколько и мои.

Скаппа кивнул, соглашаясь, и подался вперед, словно собирался поведать какой-то секрет.

— Я не хочу, чтобы вы рисовали для меня, синьорита Д’Анджели.

Пит посмотрела на него пораженная.

— Не хотите? Тогда что?..

— Я хочу, чтобы вы были моим партнером.

Смущенная, Пит выпрямилась на стуле, с сомнением глядя на него. Человек не для того создал огромное процветающее предприятие, чтобы половину отдать ей.

— Я не имею в виду всю сеть магазинов, — продолжал он, словно читая ее мысли. — Только в новом бизнесе, который я никак не решался начать, пока мне не пришло в голову, что вы идеальный человек, который может его возглавить.

— Что именно? — быстро спросила она, снедаемая любопытством.

— Еще один магазин «Тесори», который я хочу открыть в следующем году в Нью-Йорке. Он будет самый крупный из всех, достойный соперник тех старых слабых сестер в нашем бизнесе — Картье, Тиффани, Дюфор. Я намерен не пожалеть средств, чтобы сделать «Тесори» лидером. А вас я выбрал, чтобы вы взялись за нью-йоркский филиал. Если согласитесь, с сегодняшнего дня будете сами принимать все решения. Выберете место, спланируете магазин, наполните его своими идеями — и если у вас будет время, создавайте уникальные и прекрасные изделия на продажу. Я бы добавил еще, что вы, сами по себе редкостной красоты женщина, будете естественным украшением, несравненной рекламой наших драгоценностей.

На какое-то мгновение Пит обрадовалась. Скаппа предлагал ей возможность одним скачком перейти из одной узкой сферы ювелирного бизнеса к управлению высокоразрядным магазином в одном из основных центров моды в мире. Она станет главной силой, возможно, не менее значительной, чем Клод Ивер в начале своей карьеры.

Но она не знала точно, почему выбор пал на нее.

— Это интригующее предложение, — произнесла она, стараясь скрыть волнение и говорить по-деловому. — Но, как вы, должно быть, знаете, мистер Скаппа, у меня нет опыта в этом деле. Маркетинг, реклама, переговоры об аренде — ни одна из этих сторон бизнеса не играла роли в моей работе, в то время как существуют люди, которые могут делать все это даже во сне. Ну, а что касается демонстрации украшений, вы можете нанять моделей, чтобы они носили ваши украшения. Так почему же вы выбрали меня?

Вопрос повис в воздухе, так как в это время подошел официант и выставил на стол их заказ. Когда он ушел, Скаппа возобновил разговор.

— Я вам уже сказал, что хочу лучшее. Разве к этой категории относятся люди, которые довели свою работу до автоматизма и могут заниматься ею даже во сне? Не ваш ли президент Кеннеди сказал, что никогда не доверяйте экспертам? — Скаппа отправил в рот омлет, разом проглотил его и продолжил: — Меня не пугает, что вам придется кое-чему подучиться. Я могу помочь в этом, мы можем нанять людей, которые будут выполнять рутинную работу. Что более важно, синьорита Д’Анджели, это то, что вы явно владеете такими качествами, которым нельзя научиться, они даются от рождения — вкус, воображение, смелость, и все они посвящены тому, чтобы выявить ваше внутреннее понимание драгоценных камней. Я вижу это в вашей работе, Пьетра, в том, как ваши оправы подчеркивают красоту камней. Будто… вы занимаетесь с ними любовью.

Несмотря на его банальные высказывания, она не осталась равнодушной к тому, что имело смысл. Если он хотел, чтобы кто-то придал новому смелому предприятию уникальность, то в его решении обратиться к дизайнеру, а не к менеджеру была своя логика. Скаппа слыл тяжелым человеком, чей вкус скорее ориентировался на низший уровень рынка, чем на высший. Вполне понятно, что он мог искать совета, как поднять его бизнес на более высокую ступень, однако есть много людей, которые отказались бы от такой возможности.

Следует ли и ей отказаться? Согласие означало бы резкий поворот от самостоятельно достигнутого успеха.

И еще это означало бы полную подчиненность бизнесу и невозможность восстановить отношения с Люком. Неужели это останется пустой мечтой?

— Дайте мне подумать, — наконец ответила она.

— Я не могу дать вам много времени для раздумий.

— Только один день. Нет смысла затягивать. Либо да, либо нет.

— Очень хорошо, — сказал Скаппа. Он подумал, что ему всегда удавалось распознать сильные и слабые стороны человека. Глядя на Пьетру, свою племянницу, которая не знала об их родстве, он видел, что она не только заинтригована, у нее есть склонность испробовать свои силы.

Чтобы усилить ее желание, Антонио после завтрака сразу повел Пит в свой новый магазин. Вот почему он выбрал Барселону местом встречи. Пит сразу же заметила удачное расположение магазина, красивый широкий бульвар, над которым липы смыкали свои ветви, как арки. Здесь находились шикарные магазины и переполненные посетителями кафе. По мнению Пит, магазин был чересчур современным и несколько кричащим — слишком много розового мрамора, дымчатого стекла и сверкающей латуни, в которых не чувствовалась врожденная элегантность «Дюфор и Ивер». Но нет сомнений, что Скаппа не пожалел песет, чтобы сделать настоящий магазин-люкс, если она примет его предложение, у нее вряд ли будут споры по поводу бюджета, что само по себе немаловажный факт.

— Здесь бриллианты, — сказал он, проводя ее по главному торговому залу. — Цветные камни там. В конце у нас отдел с менее дорогими украшениями — золотыми медальонами и цепочками, нефритовыми кулонами, клипсами с гравировкой, пряжками для ремней и тому подобным. Все это привлекает людей с меньшим достатком. Я знаю, что некоторые ювелиры ограничивают ассортимент недорогого товара. Но я считаю, если мы доставим удовольствие юноше, который купил у нас медальон для своей первой возлюбленной, лет через десять он придет за бриллиантовым кольцом для невесты, а еще через десять лет мы продадим ему рубины для его любовницы.

Пит избегала бы таких грубых выражений, но идею магазина не только для богатых одобрила.

Скаппа провел ее по отделу высокохудожественных изделий из серебра и золота, по секции, где будут продаваться антикварные вещи, по салонам для богатых клиентов.

— É bellissima, eh? — с гордостью заметил он, когда экскурсия закончилась.

Пит улыбнулась и ответила на языке, на который он непроизвольно перешел.

— Ma forse non bella com l’uno qual’ giorno a New York. — Пока она еще не приняла предложения, она не могла отказать себе в удовольствии поддразнить Скаппу иллюзиями того, что она когда-нибудь, может быть, создаст для него.

Услышав ее ответ, Скаппа мгновенно смолк. Потом тихо заметил:

— Ваш итальянский восхитителен, синьорита. Где вы выучили его?

— Мой отец итальянец из Милана.

— Конечно, по вашему имени мне следовало бы догадаться. Я слышал, Милан один из самых прекрасных городов. К несчастью, мне никогда не удавалось провести там много времени.

— Подходящее место для одного из ваших магазинов, — заметила Пит.

Скаппа задумчиво кивнул.

Пит отметила, что он внезапно расстроился. Хотя Антонио по-прежнему смотрел на нее, но мысли его были где-то в другом месте, словно краем глаза он увидел что-то подозрительное или опасное в его владениях — магазинного вора или покупателя, который мог быть на самом деле ювелирным вором, высматривающим добычу. Пит осмотрелась, но не увидела ничего необычного.

Потом к нему резко вернулось его оживление.

— В Барселоне есть много достопримечательностей. Пока вы будете обдумывать свое решение, почему бы мне не сопроводить вас?

— Нет, благодарю вас, синьор Скаппа. Если нужно быстро принять решение, думаю, мне следует быстро вернуться домой. — Только там, подумала Пит, она сможет все обдумать.

Скаппа любезно проводил ее до отеля, подождал, пока Пит собрала сумку, потом отвез ее в аэропорт в нанятом им лимузине. Хотя Пит просила его не ждать посадки, Скаппа был внимательным и заботливым, угостил ее кофе в кафетерии аэропорта.

Пока они ждали, когда объявят рейс, он поинтересовался ее личной жизнью, семьей, даже отцом. Пит восприняла его любопытство как свидетельство более мягкой стороны его характера.

Когда наконец объявили посадку, он проводил ее до выхода на летное поле.

— Еще один момент, синьор, — сказала Пит. — Это касается вашей дочери…

Скаппа напрягся.

— Синьорита, я предпочел бы не обсуждать…

— Выслушайте меня, пожалуйста. Честно говоря, я не отношусь к числу друзей Андреа, но восхищена ее способностями. Я знаю, что между вами существует отчуждение, но сейчас представилась возможность примирения. Андреа знает нью-йоркский рынок, и у нее есть опыт в том, в чем я новичок. Вы не думали предложить эту работу ей? Мне не хотелось бы вставать между вами, если есть шанс соединить вас вместе.

С языка Антонио уже был готов сорваться импульсивный ответ, что он отказывается иметь дело с дочерью. Но он вымученно улыбнулся. Если он еще не понял, что Пьетра Д’Анджели — молодая женщина редкой порядочности и честности, ее вопрос снимал всякие сомнения. Лучше, решил он, смягчить ее беспокойство, не вызывая еще больших симпатий к Андреа.

— Я несколько раз пытался помириться со своей дочерью, — соврал он. — Она проигнорировала мои предложения. — Он развел руками, изображая беспомощную капитуляцию. — Более того, я не хочу вбивать клин между ней и тем человеком, которого она любит.

Пит кивнула. Возможно, не расставшись с Марселем, Андреа не сможет вернуться к отцу и работать на него.

Она пожала руку Антонио Скаппа.

— Я позвоню вам завтра, синьор. Arrivederci.

Он, казалось, не понял ее дружеского жеста, умышленного прощания по-итальянски.

— До свидания, мисс Д’Анджели.

Наблюдая, как она уходит, он заключил сам с собой пари о решении, которое примет Пьетра Д’Анджели. Когда Скаппа пересек терминал, чтобы позаботиться о собственном возвращении в Женеву, он поздравил себя с тем, что совершил. Загрузив Пьетру работой, он помешает ей продолжить поиски драгоценностей Коломбы. Даже если она будет продолжать попытки, он легко узнает о ее действиях и примет меры предосторожности. Кроме того, что он защищал себя, Антонио был уверен в правильности своего решения. Он не попусту льстил Пьетре Д’Анджели, он верил, что она необычайно подходит для успешной реализации его нового предприятия «Тесори — Нью-Йорк».

Что за шутку сыграл он со своим бедным братом, подумал Антонио. Стефано уже так много дал ему для обогащения, теперь его дочь будет помогать ему богатеть еще больше. Антонио Скаппа не мог удержаться от громкого смеха.

Вдобавок вся эта восхитительная затея заставит позеленеть от зависти его бесценную дочь.

Глядя вниз на море пушистых облаков, Пит размышляла о своем затруднительном положении. Она тоже висела в воздухе. Чем больше она думала о предложении Скаппа, тем больше приходила к мысли, что оно подоспело как раз в нужный момент. Это означает, что ей придется научиться ориентироваться в новых областях, но она знала ювелирный бизнес, знала, что хотят покупатели. А Скаппа был хитрым, упорным человеком, жаждущим вершины успеха. Если он готов пойти на риск, доверив ей это дело, ей и самой стоит рискнуть.

А как быть с Люком? Предположим, она сейчас же поедет к нему… Предположим, они смогут начать совместную жизнь. Предпочтет ли она остаться с ним всему остальному? Пока нет. Перспектива испробовать себя на новом поприще слишком заманчива.

И готов ли Люк приспособить свою жизнь к ее? Относясь критично к ее занятию, которое приносит радость кучке богачей, будет ли он более терпим к ее желанию управлять магазином, который обслуживает этих господ?

Никогда. Его отвращение к ее карьере проистекает не из старомодного мужского шовинизма. Это дело принципа, у него прочно укоренившиеся реакции на ее стремление создавать прекрасное, которое существует в основном для богатых. Пит поняла, что с этим она не может бороться. К лучшему или худшему, принципы Люка — его неприятие лицемерия и праздности, его решимость быть полезным обществу — были частью его, частью того, что она любила.

Если им суждено быть снова вместе, это станет возможным только тогда, когда они оба будут готовы, каждый в свое время, принять друг друга безоговорочно. Любовь станет победой для обоих, а не капитуляцией одного из них.

Говорить с Люком до того, как она примет решение, не имело смысла. Она не просила разрешения, не предлагала жертвы. Она следовала за мечтой, которую определило ее сердце задолго до встречи с Люком, руководимая судьбой Коломбы, ставшей теперь и ее собственной.

Глава 5

Много читая о драгоценных камнях, Пит как-то наткнулась на рассказ о турецком паше, страдавшем бессонницей, который мог сам себя убаюкать, только погрузив руку в ведро у его кровати, наполненное изумрудными кабошонами, и пропуская между пальцев приятно округлые камни. Это была не сомнительная сказка из «Тысячи и одной ночи». Ведро с его бесценным содержимым стояло сейчас в Топкапи, музее в Стамбуле, который когда-то был дворцом оттоманских султанов.

Когда Пит обдумывала подход, который она хотела применить в создании нового магазина, рассказ об изумрудах вдохновил ее. Основная притягательная сила драгоценных камней, поняла она, в фантазиях, которые они вызывают у человека: желанное украшение царственных особ, волшебное чудо, возникающее из частиц земли, наиболее ценимое материальное доказательство страстной любви мужчины к женщине и даже необычное средство успокоить нервы всемогущего властелина! Пит решила, что в «Тесори» фантазиям будут придавать особое значение. Она создаст ювелирный магазин, в котором можно будет купить даже золотое ведро изумрудов.

Встретившись с несколькими архитекторами, Пит остановила свой выбор на молодом человеке по имени Брент Лоуел. Девять лет назад он окончил Школу архитектуры в Йеле и уже сделал себе имя в области проектирования магазинов. Привлекательный, спортивного вида блондин с темно-карими глазами, он был уроженцем Канзаса и, кроме работы, не знал другой жизни. Он и Пит прекрасно сработались вместе, без всяких конфликтов. Он трудился не покладая рук, чтобы воплотить концепции, которые она обрисовала, — создать атмосферу, которая объединит элементы замка, библиотеки для утонченного человека и будуара великой куртизанки. Последнее понятие было, разумеется, не случайным. Из рассказов отца об одном незабываемом вечере в обществе Коломбы и в окружении ее драгоценностей, Пит замыслила воссоздать нечто такое, что очаровало Стива на всю жизнь. Она начала более подробно расспрашивать отца о вилле бабушки и некоторые детали включила в эскиз магазина.

Когда планы были готовы, Пит была в восторге, что Скаппа ни во что не вмешивается. Он оплачивал счета и звонил каждый месяц, справляясь, как идут дела. Убедившись, что Пит целиком посвятила себя бизнесу, он предоставил ей полную свободу. Он даже проигнорировал ее уговоры прилететь в Нью-Йорк на неделю закрытого показа магазина до его официального открытия.

Через год, день в день после ее полета в Барселону, открылись двери нового магазина «Тесори — Нью-Йорк» на углу Пятой авеню, в трех кварталах от «Дюфор и Ивер». Все идеи Пит нашли в нем свое воплощение. Стены были отделаны деревянными панелями, украшены гобеленами, натюрмортами и канделябрами, в которых мерцали свечи. Ковры и полированный мрамор пола она заменила на неотшлифованный черный гранит — намек скорее на собор, чем на дворец, — в котором естественные включения слюды прекрасно отражали верхний свет. Повсюду стояли витрины, которые она создала с помощью Лоуела, — не простые прозрачные прямоугольные коробки, а располагающие дюжиной полочек за граненым стеклом, что делало каждую из них похожей на гигантский драгоценный камень или несимметричную металлическую конструкцию, огромную абстракцию, предлагающую браслет или кольцо.

В отличие от других ювелирных магазинов, где все строго распределено по отделам, в «Тесори» полный набор товара, имеющегося в продаже, был разложен повсюду, создавая ощущение, что посетители попали не просто в магазин, а в обширную тайную сокровищницу короля или пирата. Чтобы избежать неразберихи, по залу прохаживались продавцы, одетые в серебристо-серые костюмы и темно-синие рубашки, готовые проводить потенциального покупателя к тому украшению, которое он ищет.

И наконец, в «Тесори» предлагались разнообразные предметы, которые подчеркивали полную фантазий ауру, окружающую драгоценные камни. Одним из них было ведро изумрудов, выставленное в особой витрине. Возле него была табличка с надписью «лекарство от бессонницы», и объяснялось почему, а рядом серебряный ярлык с выгравированной на нем ценой — $ 999.999.99. В продаже была еще дюжина подобных причудливых предметов, все в равной степени легкомысленные, дорогие и позаимствованные из других преданий о драгоценностях. Огромный бриллиант на платиновой подставке для исполнения желаний и предсказания будущего, так использовали его раджи в древней Индии. Усыпанная сапфирами палочка из слоновой кости, способная излечить от всех болезней, ее прототип помогал воинам-викингам. Золотая корона с одним-единственным рубином, цвета голубиной крови, наделяла ее владельца непогрешимой мудростью во всех делах: так говорилось в фольклоре о персидских королях. Чтобы выставить на обозрение эти и другие сокровища, потребовались дополнительные меры безопасности, но Пит никогда не сомневалась, что все затраты будут оправданы количеством покупателей, которых они привлекут. Результат превзошел все ожидания. Со дня открытия «Тесори» посещали толпы людей. Конечно, покупали только немногие. Любопытство привело сюда даже состоятельных клиентов, которые обычно отдавали предпочтение сдержанной, бесстрастной обстановке старомодных ювелирных магазинов. Атмосфера «Тесори» пробудила их чувство фантазии, а их аппетиты были возбуждены более практическими предложениями.

«Тесори» не вытеснила ни «Картье», ни «Дюфор и Ивер», этих старых дам, но Пит всегда знала, что это будет проигранная битва. Клиентура, которую она хотела и завоевала, была более смелая и безрассудная, люди, интересующиеся тем, что опережает их время, поколения сегодняшнего дня и завтрашнего, а не вчерашнего.

Они приходили и они покупали. За первый месяц работы «Тесори — Нью-Йорк» имел самую высокую выручку на квадратный фут, опережая любой ювелирный магазин в мире. Миллиардер, страдающий бессонницей, даже купил ведро изумрудов — и написал позднее Пит, что оно ему помогло!

В последнюю субботу сентября, спустя больше года после открытия магазина, Пит и Брент Лоуел возвращались в магазин после ланча в «Ла Кот Баск». В первые шестнадцать месяцев работы поток посетителей стал неожиданно таким большим, что часто у входа скапливалось много народа, и Пит решила сделать еще несколько дверей. Разговор за ланчем касался как раз этой проблемы, но были и приятные личные моменты.

Во время напряженной работы над проектом и во время строительства, когда они оба часто засиживались допоздна, обсуждая строительные планы за полуночным бутербродом, у Пит и архитектора начался роман.

Оглядываясь назад, Пит ясно видела, что в то время, когда она была настолько занята, чтобы возобновить связь с Люком, мимолетное увлечение было самым лучшим способом помешать его призраку преследовать ее. Роман продолжался некоторое время после открытия магазина, но, когда Лоуел окунулся в другую работу, их связь прервалась, не оставив ни у одного из них чувства горечи или разочарования. Пит и архитектор остались друзьями — она даже рассказала ему о Люке — и, не задумываясь, звонила ему, чтобы обсудить другие планы. Когда она купила квартиру в пентхаусе на Пятой авеню поближе к магазину, он ее сногсшибательно обновил. Сейчас она рассчитывала, что Лоуел подготовит проект дополнительных дверей в «Тесори». За ланчем он сделал пару мимолетных замечаний, которые говорили о том, что он не прочь возобновить их связь, но она не обратила на них внимания и он, похоже, понял намек и согласился.

Оказавшись неподалеку от магазина, они остановились, наблюдая за потоком людей. Когда они обсуждали разные варианты, как лучше справиться с проблемой свободного входа и выхода, Пит заметила в толпе входящих покупателей два знакомых лица. Андреа и Марсель.

Она ни с кем из них не общалась во время создания магазина, а они не посещали закрытые показы «Тесори», устраиваемые для прессы, знаменитостей и коллег по ювелирному бизнесу. Пит не обижалась. При той ситуации, сложившейся между Антонио и его дочерью, было ясно, что Андреа будет злиться за то, что она согласилась работать на ее отца, и, возможно, никогда не захочет переступить порога «Тесори». Что же касается Марселя, то он, естественно, воздержится от проявления интереса, чтобы не вызвать ревность Андреа. Он наконец-то признал ее вклад в «Дюфор и Ивер», сделав президентом фирмы, а себя председателем.

Что бы там ни было в прошлом, было видно, что их любопытство сейчас одержало вверх. Вот они проскальзывают внутрь вместе с толпой — инкогнито. Пит с удовлетворением улыбнулась про себя.

— Брент, мне нужно вернуться в магазин, — сказала она и чмокнула архитектора в щеку. — Постарайся приняться за чертежи на следующей неделе. Как только они будут готовы, я всегда к твоим услугам.

— Не так, как мне бы хотелось, — ответил он, когда Пит направилась к магазину.

— Эй, — она остановилась, чтобы ответить ему, — давай не будем опять мутить воду. Нам с тобой было хорошо, но если б между нами было нечто большее, чем мыльные пузыри, это не лопнуло бы так легко в тот момент, когда мы опустились на землю. Для меня все в прошлом, а если тебе тяжело работать со мной, тогда я найду кого-нибудь другого.

— В этом нет необходимости, Пит. Я просто подумал, если ты смогла внутри себя потушить то пламя… что ж, мы могли бы поддерживать знакомство.

Она улыбнулась.

— Мне нравится быть в твоем обществе, Брент. Я готова в любое время встретиться с тобой — за ланчем или за чертежным столом.

Он кивнул и на прощание слегка махнул рукой.

Внутри магазина Пит обежала глазами зал, пока не увидела Андреа и Марселя, склонивших друг к другу головы, когда обменивались мнениями о выставленном товаре и декоре. Наблюдая за интимностью их поведения, она почувствовала легкий приступ зависти к тому, как они преодолели столько препятствий, чтобы остаться вместе.

Пит подошла к ним.

— Позвольте и мне послушать, — сказала она, объявляя о своем присутствии. — Сейчас уже поздно что-то менять, но, возможно, это будет полезно на будущее.

Они повернулись к ней с доброжелательным выражением на лицах.

— Ничего не меняй, Пит, — сказала Андреа. — Тебе не нужны наши похвалы. Прибыль — вот что говорит само за себя.

— А Клоду понравилось бы? — спросила Пит, подмигнув Марселю.

— Вероятно, нет, — ответил он. — Хотя не могу сказать точно. Но если бы cher Papa был сейчас жив, возможно, я обнаружил бы для себя, что он не всегда прав в бизнесе.

— Мы все можем ошибаться, — поддразнивая, сказала Андреа.

Пит обратила внимание, что ее нарочито кричащий стиль стал более выдержанным. Цвет волос смягчился, и она стала носить их более длинными. На ней был красный костюм от Валентино классического покроя. Добившись признания, за которое в прошлом она цеплялась ногтями, теперь ей, видимо, не надо больше было быть тигрицей.

— Жаль, что вы не пришли сюда гораздо раньше, — дружелюбно произнесла Пит. — Даже если мы и конкуренты, думаю, мы можем по-прежнему поддерживать знакомство.

— Но мы были здесь много раз, — сказал Марсель. — Конечно, ты не заметила нас в толпе, но мы часто приходили посмотреть, как ты выставляешь и подбираешь товар.

— Когда мы крадем идеи, мы хотим красть их у лучших, — добавила Андреа.

Андреа таким образом явно хотела сделать комплимент, не желая при этом показаться сентиментальной. Пит почувствовала, что это удобный случай положить конец вражде. Она помедлила, не желая сказать нечто такое, что могло разбередить старые раны, однако в этой сильной швейцарке были черты, которыми Пит всегда восхищалась. Возможность дружбы с ней интриговала Пит.

— Знаешь, прежде чем я дала Антонио согласие взяться за это дело, я сказала, что ему следовало предложить его тебе…

— Да? И что же ответил мой дорогой папаша?

Пит перевела взгляд с нее на Марселя.

— Что он не хочет вставать между вами.

Андреа откинула голову назад и рассмеялась.

— Старый ублюдок. Можно подумать, что это остановило бы его.

— Мне показалось, что его в большей степени огорчило то, что тебя, кажется, не интересовала работа на него.

— Не интересовала… — Андреа выглядела озадаченной, почти что ошеломленной. — Я бы с удовольствием ухватилась за возможность сделать то, что сделала ты. Я не в обиде на тебя за это, Пит. Но я не имела бы ничего против…

— Он мне сказал, что делал попытки, но ты их проигнорировала.

Андреа помолчала. Она казалась более уязвимой, чем в любое другое время с момента их знакомства.

— Он никогда не пытался поговорить со мной, возможно, никогда так и не заговорит, — тихо сказала она. — Насколько я разбираюсь в отце, Пит, он получил особое наслаждение, дав работу кому-то другому и зная, что я вижу этот магазин, построенный у меня под носом, тот, который мог быть моим. — Она резко оборвала себя, не желая больше показывать свою обиду и огорчение.

Пит с сочувствием покачала головой.

— Если б я только знала…

— В таком — случае лучше, что ты этого не знала, — сказала Андреа, вернувшись к своему бодрому уверенному тону. — Потому что я не уверена, что сделала бы так же хорошо, как ты. — Она взяла Марселя под руку. — И могла бы уйти от чего-то лучшего. Где у меня есть шанс для продвижения.

Марсель посмотрел на нее с притворной тревогой.

— О нет, petite, надеюсь, ты не думаешь заставить меня совсем оставить бизнес!

— Ты знаешь, что я имею в виду, — очень нежно проговорила Андреа. Это явно была интимная шутка.

Они ушли, а Пит направилась в свой кабинет. Она сидела, размышляя над тем, зачем Скаппе понадобилась ложь, когда он — предлагал ей работу. Изменило бы это что-нибудь, если б она знала, что он никогда не принимал во внимание Андреа? Честно говоря, призналась сама себе Пит, видимо, нет. Если нельзя примирить отца и дочь, ей нечего ни винить себя, ни расплачиваться за это.

Однако ее встревожило, что Скаппа не был с ней честным и открытым. Пока что она не заметила в их делах никаких нарушений, учитывая тот факт, что они были равными партнерами, и он на удивление ни во что не вмешивался. После того как она узнала о его лжи, доверие к нему пошатнулось. Пит подумала, что ей надо быть более осторожной с Антонио Скаппа. Он мог обмануть ее не раз, а она и не догадывалась об этом.

Спустя две недели, в дождливое утро вторника, пока Пит разговаривала по телефону в своем кабинете, появилась Джесс, волосы растрепаны, одежда промокла. Лотти, которая поднялась до положения ответственного помощника, по-прежнему занимала стол, охраняя двери Пит, и знала, что Джесс была одной из немногих, для которых Пит всегда доступна.

Быстро взглянув через стол, Пит заметила, что Джесс скорее взволнована, чем безумно расстроена, поэтому она за минуту закончила разговор с агентом авиакомпании. Недавно она решила, что подобно великим ювелирам прошлого может попытаться отбирать камни прямо на месте их добычи, а не иметь дело с оптовиками. Таким образом, она планировала через несколько недель отправиться самолетом в Бирму и Цейлон, чтобы посетить там шахты, где добывают сапфиры, потом рубиновые шахты в Чантабури в Таиланде и опаловые шахты в Кубер Педи в Австралии.

Как только она попрощалась с агентом, Джесс выпалила:

— Догадайся, в чем дело!

Пит внимательно посмотрела на ее сияющее лицо и поняла, что точно узнала новость, которую Джесс прибежала ей сообщить. Но она не хотела лишать ее удовольствия самой рассказать все.

— Ты выиграла в лотерее… ты финалистка на мисс Америка… Фернандо выиграл кубок Америки…

— Нет, нет, опять нет, — смеясь, объявила Джесс.

— Сдаюсь.

— Я беременна.

Как Пит и предполагала. Вскочив, она обежала вокруг стола и крепко обняла Джесс.

— Я так рада за тебя. Как воспринял это Фернандо?

— Он еще не знает. От своего врача я побежала прямо сюда. — Джесс помедлила. — Хотя Нандо будет рад. Он должен обрадоваться, верно?

Пит подумала что вопрос прозвучал жалобно, словно Джесс беспокоилась.

— Конечно, он обрадуется, — успокоила она подругу. — Но не потому, что так полагается. Он будет рад, потому что любит тебя и полюбит вашего ребенка.

Джесс кивнула, но стала какая-то покорная. Пит подозревала, что между ними не было разговора о ребенке. Они не строили никаких планов.

— Расскажи ему сразу же. Пусть и он разделит с тобой радость. Иногда мужчинам приходится долго привыкать к тому, что это означает, к переменам… но он придет в себя.

Улыбка начала медленно озарять лицо Джесс.

— Это ничего не изменит, правда? Фернандо беспокоится лишь об одном, чтобы ничего не изменилось.

— Я бы не стала ему этого обещать, — мягко посоветовала Пит. — Но дай ему понять, что изменения будут приятными.

Джесс, казалось, вновь оживилась, когда они договорились позавтракать через несколько дней, потом она ушла, чтобы разыскать Фернандо и сообщить ему новость.

После ее ухода вошла Лотти.

— Надеюсь, ты не против, что я позволила ей ворваться к тебе? — сказала она, бросив на стол утреннюю почту, уже открытую и рассортированную.

— Разве я когда-нибудь возражала? Сегодня тебе и не удалось бы ее удержать. Она только что узнала, что у нее будет ребенок.

— Замечательно! А теперь, пока ты еще в настроении удивляться, взгляни на это.

Она протянула руку и извлекла из кучи корреспонденции толстый нарядный конверт из веленевой бумаги, который вручила Пит.

Пит вынула тисненое свадебное приглашение, объявляющее, что Андреа Скаппа выходит замуж за Марселя Ивера в фамильном шато жениха в долине Луары в октябрьское воскресенье через три недели.

В конверте Пит нашла отдельную карточку, на которой было нацарапано: «Приезжай, пожалуйста. Он мне рассказал, как ты отправила его назад ко мне. И если нам не слишком поздно пожениться, тогда нам с тобой не слишком поздно стать друзьями. А.».

Конечно, она полетит. Она могла улететь в свое путешествие по Азии прямо из Франции.

Пит улыбнулась, снова усаживаясь за стол. Теперь она поняла ту шутку: так вот каков шанс у Андреа к повышению.

Внезапно ее охватила меланхолия. У Джесс будет ребенок. Андреа закрепит свои притязания на Марселя. Пит была рада за них.

Однако в душе она ощущала пустоту. Все, что ждало ее, так это путешествие в одиночестве в поисках камней — так восхитительно прекрасных, но безжизненных.

Глава 6

Французы, безусловно, знают, как поставить шоу, подумала Пит, наблюдая за толпой, разлившейся по Шато д’Ивер в долине Луары недалеко от Тура. Семья Марселя Ивера, возможно, занимала лишь очень незначительное место в свергнутой аристократии, тем не менее он смог собрать порядочное число герцогов, баронов и графов, частично состоящих с ним в родстве по крови, либо через браки и много своих клиентов. Добавьте к этому дюжину членов всемирного ювелирного сообщества, смешайте огромное число семейств, друзей и коллег от Парижа до Нью-Йорка, прибавьте все население маленькой деревушки Санпёр, где расположено шато, и у вас получится очень оживленная компания.

Такова была свадьба Марселя Клода Кристофера Ивера и Андреа Джульетты Скаппа 12 октября 1988 года.

Эффект и прихоть были основной тональностью дня. По крайней мере к этому дню Андреа вернулась к своему революционному стилю. Не к непорочно белым милям шелка и кружев. Вместо этого на ней было длинное узкое платье в виде трубы из светло-вишневого атласа, перетянутое в талии, образуя сборки, с зауженными книзу рукавами и вырезом, демонстрирующим ложбинку, чтобы подчеркнуть кулон с рубином и бриллиантом, который Марсель купил ей в качестве свадебного подарка. Волосы были взбиты в золотую копну, которой могла бы гордиться сама Тина Тёрнер, и увенчаны пышными розовыми и красными перьями, прикрепленными к крошечному клочку вуали. Это было явной пародией на традиционное убранство невесты.

Пит сочла, что новобрачная выглядит потрясающе.

Согласно французскому закону, счастливая пара сначала зарегистрировала свой брак гражданской церемонией в деревенской ратуше. Мэр, торжественно произнеся официальные слова наполеоновского кодекса и сам похожий на него в красно-бело-синей ленте, объявил их мужем и женой. Потом пара вернулась в шато в открытом экипаже через ворота семнадцатого века, увитые розами, по длинной аллее, обрамленной рядами величественных каштанов, в домовую церковь для венчания.

После Джесс и Фернандо Пит, по возможности, старалась избегать свадебных церемоний. Когда бы она ни увидела жениха и невесту, ей сразу же вспоминалась ужасная ссора с Люком, та ночь, когда надежды на совместное будущее с ним рухнули.

Однако сейчас она была рада, что находится здесь, в Шато д’Ивер. Эта свадьба обещала быть скорее веселой, чем торжественной и мрачной. Гости собрались на лужайках и под полосатыми шатрами, где стометровой длины стол ломился от великолепных французских холодных закусок и легкого молодого вина с собственных виноградников Марселя. Пит, которая знала здесь всего нескольких человек, наблюдала за спектаклем, бродя по лужайкам, по дорожкам розария, между живой изгородью сада трав. Сотни рук и акры цветных шелковых юбок порхали в мягком осеннем воздухе, и повсюду раздавалось вавилонское смешение языков.

Когда Пит задержалась недалеко от тента, где только что начались танцы, она увидела Рене Вогийанда, того человека, который не смог помочь ей — или предпочел не помогать — в «Друо» в Париже. Она направилась прямо к нему. Надо сделать еще одну попытку.

— Месье Вогийанд, как приятно видеть вас, — сказала она, перехватив его, когда он направлялся к одному из баров, где шампанское лилось, как водопроводная вода. Пит дважды поблагодарила себя за то, что по пути на свадьбу остановилась в Париже и купила запахивающееся платье цвета нефрита с широкими плечами и разлетающейся юбкой, цветастую шаль из тонкой шерсти у Сен Лорана. Подняв черные как смоль волосы вверх золотыми гребнями, усеянными рубинами, Пит знала, что она неотразима. Она одарила француза ослепительной улыбкой. Он ответил учтивым поклоном, но слегка нахмурился, явно недовольный встречей с ней.

— Я так рада возможности поговорить с вами. Тогда, пару лет назад, в вашем кабинете, боюсь, мы были оба несколько растеряны.

— В самом деле? Не припомню.

— Да, иначе, я уверена, что смогла бы убедить вас, как важна для меня та просьба.

— Мадемуазель Д’Анджели, вы получили мои письма. Вы знаете мою позицию. Сейчас, пожайлуста… Мы здесь, чтобы праздновать…

Пит упорствовала.

— Говорила ли я вам, месье, что сапфировое ожерелье, которое у вас купила миссис Фиск Хейнс, когда-то принадлежало моей бабушке? По личным мотивам, которые ни в коей мере не могут причинить вред «Друо», я должна выяснить, кто продал его ей.

— Мадемуазель Д’Анджели, — произнес он строго, — как я уже говорил вам, я связался с господином, о котором идет речь, и он не хочет, чтобы его имя было предано гласности. Теперь мы здесь, чтобы чествовать наших друзей в день их свадьбы, развлекаться, а не заниматься делами. Если вы хотите потанцевать, я был бы польщен, если нет… — Он протянул руку.

Неожиданное терпение ей изменило.

— Почему вы отгораживаетесь от меня стеной, месье Вогийанд?

— Не понимаю…

Глубокий голос, раздавшийся откуда-то сзади, прервал его.

— Американская идиома. Она означает, что вы отказываетесь помочь и отказываетесь признать это.

Пит оглянулась и увидела японца, облокотившегося на стойку бара со стаканом виски в руке. Ему было лет сорок. Она подумала, что в Токио он выглядел бы неуместно, потому что был высок, по крайней мере шести футов роста, широкоплеч, узок в талии и бедрах, с длинными стройными ногами. На нем был костюм от Савил Роу, в английском слышалось оксфордское произношение, а улыбка по своей сердечности казалась американской. Его окружала аура силы и уверенности в себе.

— Мистер Киесаки! — воскликнул Вогийанд с масляной теплотой в голосе. — Я не знал, что вы будете сегодня здесь.

— Марсель Ивер — хороший друг, как и хороший клиент.

— Да, конечно, — сказал Вогийанд. — Что касается леди… — Он повернулся к Пит.

Японец оборвал его, протянув ей руку.

— Хироши Киесаки, — представился он.

Она пожала его руку. Отметив про себя его имя — «жемчужный принц», — она сказала:

— Я слышала о вас. Я…

— Пьетра Д’Анджели. Я не только слышал о вас, я видел вашу фотографию… и давно восхищаюсь вашей работой. — Он повернулся к Вогийанду. — В самом деле, месье Вогийанд, я всегда считал, что французам полагается быть галантными, но я невольно услышал, что вы были нелюбезны с этой восхитительной женщиной.

— Я, конечно, не хотел обидеть леди. Я просто сказал ей…

— Я знаю, что вы ей сказали. — Высокий японец опять повернулся к Пит, оглядев с головы до ног и явно восхищаясь.

— Та информация, которую вы так хотите получить, кажется, крайне важна для вас…

— Жизненно, — подтвердила Пит.

Он еще мгновение посмотрел на нее, слегка кивнул, потом вновь повернулся к французу.

— Да, кстати. Вогийанд, о тех предметах эпохи Ренессанса, которые я думаю продать…

Глаза француза вспыхнули.

— Мы очень заинтересованы помочь вам, мистер Киесаки. Могу уверить вас, что «Друо» добьется насколько возможно самых высоких цен.

— Я только что переговорил с Ричардсоном из «Кристи». Они сделали довольно привлекательные предложения.

— Мы превзойдем их, — торопливо сказал Вогийанд.

— А если моей ценой будет ваша помощь мисс Д’Анджели?

Вогийанд помолчал.

— Мы обещали джентльмену, о котором идет речь, месье, нечто, что считаем священным.

Киесаки пригубил виски.

— Может быть, господина, о котором идет речь, удастся уговорить?

Киесаки ни разу не повысил голоса, даже брови не поднял, но за его словами Пит почувствовала хорошо спрятанные когти. И когда француз слегка кивнул, неохотно соглашаясь, она убедилась, что была права.

— Возможно. Посмотрю, что смогу сделать, мистер Киесаки.

— Я буду весьма признателен. А поскольку, месье Вогийанд, вы будете заняты этим, мы отложим обсуждение продажи тех предметов Ренессанса, пока вы не закончите с делом мисс Д’Анджели. Вы мне дадите знать…

В словах Киесаки прозвучал намек, что разговор окончен, что не осталось незамеченным французом.

— Конечно, месье, — учтиво ответил он. Потом, бросив краткое «au revoir» Пит, Вогийанд удалился.

Киесаки повернулся к Пит.

— Думаю, вы получите желаемую информацию через неделю, самое большее через две.

— Это было бы изумительно. Как мне отблагодарить вас?

— Вы можете потанцевать со мной, мисс Д’Анджели. — Улыбка, полная очарования, расплылась по его красивому лицу цвета полированного клена.

— С удовольствием, мистер Киесаки.

— Хиро, пожалуйста.

— Пит, — сказала она и взяла его под руку.

Открытая танцевальная площадка, выложенная паркетом, напоминала длинный сверкающий бассейн. Когда они скользили по ее гладкой, как зеркало, поверхности под медленную мелодию одной из баллад Азнавура, Пит могла рассмотреть лицо Киесаки вблизи: глаза настолько темные, что были почти такого же цвета, как его черные шелковые волосы, высокие скулы, сильный квадратный подбородок.

Она вспомнила, что читала или слышала о человеке, известном как «Жемчужный принц». Спустя пятнадцать лет после войны он, подросток из Токио, стал собирать лом и сдавать его, зарабатывая на этом. В экономике, которая только что стала приходить в себя после полной разрухи, больше всего ценились утилитарные товары, поэтому на жемчуг по-прежнему не обращали внимания. Однако Киесаки сделал его главной целью своей торговли. Заработав приличный капитал, он открыл небольшой киоск в холле далеко не роскошного отеля в Токио. Потом его киоски появились уже в лучших отелях. По мере того как Япония возрождалась и увеличивались доходы, его дело набирало, силу, он стал не только продавцом, но и поставщиком. Сегодня он был одним из двух наиболее крупных поставщиков искусственно выращенного жемчуга.

— Позор, что мы не встретились с вами раньше, — сказал Киесаки, легко ведя ее по танцевальной площадке.

— Я купила через американских агентов ваш жемчуг для своего магазина. Но слышала, что сам принц в большей степени интересуется выращиванием жемчуга, чем его продажей.

— Но как дизайнер вы могли бы обратиться прямо ко мне — выбрать то, что отвечает вашим замыслам.

— Я не использую много жемчуга в своих украшениях.

— Тогда именно это нам надо изменить. Возможно, мне следует показать вам один из моих лучших экземпляров. Он, может быть, вдохновит вас.

— Я уверена в этом.

Он был прекрасным танцором, и Пит наслаждалась, что он так легко ведет ее. Когда они кружились по площадке, она узнала некоторые факты его официальной биографии. Его отец занимался изготовлением лапши и умер, когда Хиро был мальчиком. Он жил один, проводя большую часть времени между Токио и островом, где выращивал жемчуг, он любил путешествовать и — добавил, широко улыбаясь, — все зубы его собственные.

Когда он повернул ее кругом и Пит вновь взглянула на него, она еще раз удивилась, насколько он не похож на своих соотечественников. Даже то, как он говорил, не глотая слова, с еле заметным акцентом.

Он перехватил ее одобрительный взгляд.

— Вы думаете, что я не совсем похож на традиционного японца.

Пит удивилась.

— Вы читаете мысли. Именно это я сейчас и подумала.

Хиро тихо рассмеялся.

— Так думает каждая женщина, когда знакомится со мной. Даже японки.

Пит послышалось некоторое разочарование в его замечании, словно такая оценка заставляла его чувствовать себя чем-то вроде парии.

— Вам не нравится, что вы не такой, как все? — спросила она.

— Ребенком я хотел быть, как все другие дети. Но не судьба. Моя мать объяснила, что несколько поколений назад один из матросов адмирала Перри разбавил кровь ее семьи. В конце концов я понял, что это преимущество — отличаться от других, и стал ценить необычайность во всем остальном. Вот почему меня привлекает жемчуг, единственный драгоценный камень, сделанный живым существом. — Он сверкнул глазами цвета оникса. — Вот поэтому я буду танцевать с вами весь вечер.

Его откровенное признание лишило Пит дара речи. Но ее это не раздражало, и она не отстранилась от него в танце. Она продолжала следовать за ним, когда он искусно кружил ее по площадке.

Оркестр сделал перерыв, и он остался подле нее. Когда они продолжали беседовать, лунный свет осветил все вокруг.

— Расскажите мне о том колье, следы которого вы хотите найти с помощью Вогийанда.

Когда она поведала ему всю историю, подробно описав флакон Коломбы и свои безуспешные поиски украденной коллекции, он задал ей несколько вопросов и, казалось, с интересом слушал все, что она говорила. Ей было легко с ним.

— Использовать жемчужину неправильной формы для плеч фигурки — замечательная идея. Вам доводилось когда-нибудь видеть Каннинг?

Пит знала, что он имел в виду изящную драгоценную фигурку мифического Тритона получеловека-полурыбы, которая принадлежала лондонскому музею Виктории и Альберта. Она однажды видела ее, когда приезжала по делам в Лондон.

— Она очень похожа, — согласилась Пит, — хотя флакон моей бабушки был сделан четыре века спустя. Мне хотелось бы, чтобы вы увидели его. Великолепная работа. Именно он по-настоящему вдохновил меня стать ювелирным дизайнером.

— Тогда мы все должны быть благодарны, что этот дядюшка исчез не со всеми сокровищами. Мир был бы беднее без ваших прекрасных рисунков. Думаю, с вашим своеобразием и вкусом вы и я могли бы быть полезны друг другу. У вас была бы возможность создавать удивительные вещи с моими сокровищами. Вы знаете, перлы самые чувственные из камней.

Она улыбнулась. Его флирт становился все смелее, но Пит по-прежнему не имела ничего против. Он действительно был очаровательным человеком и необыкновенно хорош собой.

— Я должна уделить больше внимания жемчугу.

Он поколебался мгновение, не отводя от нее напряженного взгляда.

— Утром я улетаю в Токио. Почему бы вам не полететь со мной? Посмотреть кое-что из моих запасов, а потом обсудить дальнейшие планы. У меня свой самолет. Мы могли бы утром вылететь вместе.

Разочарование захлестнуло ее. Ей бы хотелось провести больше времени с этим энергичным и обворожительным человеком.

— К сожалению, завтра я лечу в Таиланд, в Чантабури за рубинами для магазина.

— Понятно. Жаль. Тогда в другой раз. — Он улыбнулся и добавил: — Уверен, что будет другой раз.

Раздался громкий треск, и Пит подпрыгнула. Было уже темно, и начался фейерверк, освещающий небо, как шкатулка с разноцветными драгоценностями, опрокинутая на черный бархат. Рубины, изумруды и сапфиры взлетали в небо; турмалины и топазы, аметисты и аквамарины сверкали на черном фоне. Нить бриллиантов разлетелась в разные стороны и поплыла вниз на землю. В небе появлялось все больше драгоценных камней, которые, падая, оставляли за собой золотые и серебряные следы.

Пит всегда любила фейерверк. Когда раздавались взрывы и в разные стороны рассыпались огни, она от возбуждения сжимала руку Хиро. Он улыбался, глядя на нее, когда последние искры с шипением упали на землю.

Свадьба закончилась. Марсель, эффектно выглядевший в твиде, и Андреа в дерзко короткой черной кожаной юбке и полосатом свитере «апаш», с беретом на светлых волосах, забрались в его «ягуар» и с ревом понеслись от шато, поднимая за собой облако летящего гравия. Перед тем как сорваться с места, Андреа взяла свой букет ярких красных цветов, обвела глазами толпу, пока не нашла Пит, и бросила его ей. Пит пришлось ловить букет, иначе он угодил бы ей прямо в нос.

Хиро проводил ее до машины, которую она взяла напрокат, открыл переднюю дверь и взял ее за руку.

— У нас будет другой раз. Мой жемчуг требует этого.

Жара в Бангкоке была невыносимой. О таких местах в Азии, вроде Бангкока, Ноель Ковард писал: «На полуденном солнце сидят бешеные собаки и англичане». Но Пит не собиралась торчать в номере с кондиционером в отеле «Ориентал», где останавливались Джозеф Конрад и Сомерсет Моэм. Она облачилась в самую легкую тонкую хлопковую рубашку, брюки «хаки» и широкополую соломенную шляпу и нырнула под вертикальные лучи палящего солнца.

Она приехала в Таиланд, потому что сегодня это был центр торговли рубинами. Деловая встреча с дилером в Сиам-центре была назначена после ланча, поэтому у нее оставалось время побродить по переполненным улицам. Она моментально почувствовала симпатию к этому месту, название которого означает «Город ангелов». Как Д’Анджели. Но если Бангкок действительно был их городом, тогда ангелы обладали чувством юмора. Они так густо наполнили его цветом и звуком, запахом и движением, что у Пит разбегались глаза, и она не знала, на что смотреть в первую очередь.

Весело покрашенные и шумные трехколесные тук-тукс быстро проносили пассажиров между рычащих автомобилей, держа путь мимо нагруженного слона и буйвола. Монахи в одеяниях шафранового цвета и женщины в шелках проходили мимо. В воздухе смешивался тяжелый запах горящего древесного угля и фимиама с ароматом свежесрезанных орхидей, очищенных мандаринов и выхлопными газами автобусов.

Автомобильные сигналы и уличные торговцы, предлагавшие свой товар, почти заглушали нежный звон ветряных колокольчиков и монотонную речь людей на улицах.

Пит посетила храм Изумрудного Будды. Она изумленно смотрела в ясную зелень гигантского, вырезанного из камня бога, впитывая его покой около часа. Потом, после обжигающего рот цыпленка в кокосовом супе, зубатки под соусом карри и манго, она прошла мимо Макдональдса, окликнула такси с ожерельем из цветов лотоса, свисавшим с зеркала.

В кабинете агента по продаже драгоценных камней было, к счастью, прохладно от кондиционера. Он поставил перед ней поднос рубинов. Она подошла с ними к столу около окна, где струился естественный свет, и стала изучать их под лупой.

— Чересчур коричневый, — сказала она, отодвигая трехкаратный рубин бриллиантовой огранки. — Слишком пурпурный, — сказала она о другом. Третий был хороший и яркий, но плохо ограненный. Она осмотрела еще полдюжины камней на подносе.

— Мистер Тоон, ни один из этих не подойдет. Я думала, что ясно выразилась, но, вероятно, вы меня неправильно поняли. Мне бы хотелось увидеть самый лучший ваш товар — чистый цвет, хороший блеск, изысканные чистые камни.

— Конечно, мадам, — сказал агент и удалился.

Пит не была особенно удивлена и раздосадована. Она сталкивалась с точно такой же ситуацией почти всякий раз, когда имела дело с незнакомым человеком. Они полагали, что, поскольку перед ними женщина, да к тому же сравнительно молодая, то ей можно подсунуть камни худшего качества, потому что она не знает лучших или окажется слишком робкой, чтобы возразить. Пит быстро давала им понять, с кем они имеют дело, и почти всегда получала то, что хотела.

Следующая партия была лучше, третья превосходна. Она отобрала два камня по три карата насыщенного ярко-красного цвета с легким фиолетовым оттенком, оба прямоугольной огранки; и рубин овальной формы в шесть каратов, который мог служить главным украшением великолепного колье.

— Замечательно, мистер Тоон, — объявила Пит и выписала ему чек.

— Да, да, мисс, — сказал он, явно довольный сделкой. — А завтра вы увидите шахты. Все уже устроено.

На следующее утро маленький самолет доставил ее в Чантабури, в ста двадцати пяти милях от Бангкока. Самолет сел на земляную взлетную полосу, которая находилась прямо на краю одного из самых крупных рубиновых месторождений в мире.

Чантабури представляло собой сухое, раскаленное место, цвета охры. Рубины добывались на шахте теми же допотопными методами, что и тысячу лет назад. Шахты были немного больше дыр, выкопанных в тяжелом грунте обширной равнины. Каждую такую дыру прикрывал от палящего солнца сплетенный из бамбука тент, поддерживаемый шаткой конструкцией из палок. Единственным цветовым контрастом пыльно-желтой земле были яркие хлопковые юбки и наголовные повязки работающих людей. Чтобы не повредить хрупкие кристаллы рубинов, нельзя было использовать тяжелое оборудование, поэтому копали вручную.

В центре разработок, в лачуге, Пит провела целый час, выбирая из недавно добытых рубинов самые лучшие из крупных камней. Она договорилась, что камни будут доставлены на таможню в Бангкоке, и она оплатит их после того, как будет получено разрешение на их экспорт.

Завершив сделку, Пит захотела поближе познакомиться с самой добычей рубинов. Местный гид проводил ее сквозь лабиринт тентов к краю одной из дыр, где трудилась семья. Она наблюдала, как отец опустился в яму десяти или пятнадцати футов глубины и примитивным инструментом стал срезать куски желтой породы. Потом мать с детьми поднимали камни на поверхность с помощью блока, чтобы можно было извлечь драгоценные красные кристаллы.

— Не хотите попробовать? — спросил отец семейства, после того как Пит некоторое время наблюдала за их работой.

Она улыбнулась и кивнула. Сняв туфли, она закатала рукава и осторожно спустилась по шаткой бамбуковой лестнице. Минуту ее глаза привыкали к полумраку в яме, потом Пит начала осторожно откалывать куски породы, как показал ей добытчик рубинов, потом нагружала в корзины для подъема наверх. Так она проработала около получаса, когда он показал на что-то в ее руке. Она посмотрела и увидела крошечный кристалл, красный, как кровь, сверкающий среди пыли и гравия.

— Я нашла! Посмотрите, я нашла рубин! — закричала она, чувствуя себя ребенком, нашедшим яйцо, оставленное пасхальным кроликом. Разгоряченная, босая, покрытая охровой пылью, с взлохмаченными волосами, упавшими сзади на прилипшую к телу рубашку. Пит рассмеялась. Хотя она работала с драгоценными камнями много лет, но впервые добыла один из них сама. Она увидела в нем дар земли. Рубин был маленький, около четверти карата, но он был настоящий. Пит выбралась из ямы и вручила рубин жене шахтера. Этим людям нужен каждый найденный камень, чтобы прокормиться, она не оставит его себе. Вся прелесть заключалась в том, чтобы найти его, увидеть красный блеск в камне и освободить его. Больше ей ничего не нужно.

Пит попыталась отряхнуть руки о шорты, но они были очень пыльные, поэтому Пит просто сдула волосы с глаз и распрямила спину, глядя в яму.

Вдруг за спиной зазвучал серебристый смех, но она не оглянулась. Жена шахтера и их дочери хихикали, прикрыв рты руками, с момента ее появления. Но когда Пит ощутила на своем плече чью-то руку, она подпрыгнула и чуть не упала в яму, если бы не сильные руки, которые удержали ее.

— Вы похожи на желтую жемчужину, — услышала она голос у своего уха и, повернувшись, увидела улыбающегося Хиро Киесаки.

Пит изумленно смотрела на него, не веря своим глазам.

— Хиро! Что вы здесь делаете?

— Вы не смогли прилететь в Токио, поэтому я прилетел к вам. Я останусь, пока вы не закончите свои дела. Потом мы отправимся в Токио.

У нее были планы осмотреть другие шахты, но к черту сапфиры и опалы!

— Я все закончила, — сказала она, улыбаясь, ее зубы сверкали на потемневшем от пыли лице.

Через два часа они летели в его личном самолете над Южно-Китайским морем.

Душ в самолете был горячий и сильный, как раз такой, как она любила, и Пит появилась после него розовая и теплая, в национальном шелковом платье зеленого цвета, которое она купила в Бангкоке.

— Входите, я хочу показать вам сокровища, — сказал он, указывая рукой на кресло.

На столе были выложены черные бархатные лотки, полные жемчуга. Но простое слово «жемчуг» казалось слишком земным для этих гигантских сияющих шаров, капель и шишек. Все они были огромны и неправильной формы.

— Эти в основном из Карибского моря. — Он поднял радужный камень величиной с кулак младенца. — Этот нашли к югу от Сан-Франциско в заливе Морро — триста двадцать пять каратов. Стоит около четырех миллионов…

— Он великолепен, — сказал Пит, ощущая в руке его тяжесть и проводя большим пальцем по его блестящей поверхности.

— Что бы вы сделали с ним?

Она подняла его к свету, льющемуся из окна самолета, поворачивая взад-вперед, чтобы он засверкал.

— Наверное, какой-нибудь кулон. Никаких цветных камней, золота. Слишком отвлекают внимание. Платиновая оправа, я думаю, изящная, может быть, с небольшим узором из бриллиантов наверху, чтобы сбалансировать форму.

Он одобрительно кивнул.

— Вот эти из Южного моря, — сказал он, вытягивая лоток с большими серебристо-черными жемчужинами. — Тепло воды придает им их уникальный цвет.

— Они прекрасно контрастировали бы с сапфирами хорошего цвета и бриллиантами. Или, возможно, с черными опалами из Австралии.

Он продолжал вытаскивать наполненные до краев лотки с жемчугом, которого она никогда не видела раньше — пресноводные жемчужины из Миссисипи, черные, размером с двадцатипятицентовую монету; жемчуг с Таити, зеленый, как нефрит. Нежные оттенки розового, желтого, кремового и глубокого сине-серого. Ее воображение рисовало причудливые оправы, золотые для одних жемчужин, нефритовые, чтобы оттенить другие; цветок из полупрозрачной эмали вокруг одной желтоватой жемчужины, аметист в сочетании с другой в кольце. Пит испытывала новое восхитительное ощущение от того, что могла открыто говорить с привлекательным мужчиной о своей работе, вызывая в нем отклик и заинтересованные вопросы.

— Вы знаете свое дело, — наконец произнес Хиро с теплой улыбкой.

— Мне еще многое нужно узнать о жемчуге.

Их глаза встретились.

— Я превосходный учитель.

Пит услышала все оттенки этой фразы.

— Я не сомневаюсь, — ответила она и перевела взгляд на жемчуг, напуганная нарастающей силой чувств, захлестнувших ее, когда они смотрели друг на друга.

Самолет начал снижаться над Иокогамским заливом и сделал посадку в углу аэропорта Нарита сразу после наступления темноты.

— Вы можете завезти меня в «Империал», — сказала Пит, когда они уселись в ожидавший их у самолета лимузин. — Если не окажется мест, я позвоню оттуда еще куда-нибудь.

— Никакого отеля. — Он быстро дал указание шоферу по-японски.

Пит неотрывно смотрела на него, когда он устраивался с ней рядом на сиденье. Как далеко она зайдет, если примет его предложение?

— Хиро, я не думаю…

— И думать тоже не надо, — прервал он ее. — Вы останетесь со мной… потому что именно там находится жемчуг. — Он взял ее руку своей крепкой и гладкой рукой.

Его чернильно-черные глаза пронизывающе смотрели на нее, он ласково ей улыбался.

— Хотя, может быть, вы прилетели в Токио не только ради моего жемчуга, — добавил он.

— Нет, — нежно ответила она, постигая глубину значения своего ответа, только произнеся его. — Не только ради жемчуга.

Глава 7

Дом Хиро был оазисом безмятежности и простоты среди шумного города. У двери их встретила крошечная морщинистая женщина в кимоно, которая склонилась, беря их туфли и давая им вместо них табис.

— Это Тоши, — сказал Хиро, и старая женщина опять поклонилась. — Она будет следить, чтобы вам здесь было хорошо.

Пит улыбнулась и поклонилась в ответ. Хиро привел ее в самое спокойное место, которое она только могла себе вообразить. Стены были цвета песка, белые ширмы, бежевые с черным по краям татами, мягкие и пружинящие под ногами, белый бумажный фонарь, свисающий с потолка. На стене рисунок цветущей яблоневой ветки, выполненный чернилами, в углу селадоновая[20] ваза с длинной изогнутой веткой орхидеи в розовую и коричневую крапинку. Посреди комнаты стоял низкий черный лакированный столик с прямоугольной салфеткой из голубой шелковой парчи в центре. И это было все.

Пит глубоко вздохнула.

— Я чувствую, что в этой комнате я могу дышать.

— Я рад. Мой офис так же захламлен, как и любой другой в западном мире, компьютерами и бумагами, чашками с недопитым кофе, жемчужинами в пепельницах, и я никогда не могу найти карандаш. Во мне и Оксфорд, и Нью-Йорк, и Гонконг. Но мне нужно и это. Именно здесь я в большей мере ощущаю себя японцем.

Пит попыталась прочитать его комнату, понять японский дух, который он описывал, и она влюбилась в то, что увидела.

В комнате появилась Тоши с подносом и расставила на столе чайные предметы, поклонилась и ушла так же тихо, как и пришла. Хиро налил пенящийся зеленый чай в крошечные чашечки без ручек и протянул одну Пит.

— Добро пожаловать в мой дом.

Чай был восхитительный, горячий и слегка горьковатый, с остающимся во рту сладким привкусом. Они пили молча, наблюдая друг за другом. Пит казалось, что они разговаривали, не произнося ни слова вслух.

Когда она допила чай, он взял чашку из ее рук. Потом вынул гребни из ее волос, и они рассыпались по плечам, затем начал пальцами нежно расчесывать их. Она сидела очень тихо, когда его руки скользили сквозь густые мягкие пряди.

— Пойдем, наша ванна готова, — нежно сказал он.

Он встал и поднял ее на ноги. Раздвинув перегородку, он повел ее по небольшому коридору в комнату, напоминающую сауну, обитую деревом. Пол был дощатый, а посередине стояла огромная квадратная деревянная ванна, окутанная паром.

Хиро повернул ее кругом, расстегнул платье, и оно упало на пол. За считанные секунды он снял с нее белье, и она осталась стоять перед ним обнаженная в быстро густеющем пару. Хиро смотрел на нее, не отрывая взгляда, лаская взором сверху донизу, не упуская ни единого изгиба и выступа, ни одного волоска и ложбинки.

— Садись, — нежно сказал он и указал на низенькую деревянную скамеечку.

Комната, мужчина, чувство, которое он вызывал в ней, казались Пит нереальными. Она находилась в другом мире, совершенно незнакомом и прекрасном. Ей ничего не оставалось делать, как отдаться этому ощущению.

Из деревянного ведра, обтянутого медными обручами, Хиро зачерпнул горячей воды и облил ей плечи, потом быстро взял кусок мыла и начал медленно намыливать ей тело. Он намыливал свои руки до тех пор, пока они не покрылись густой пеной и провел ими вниз — по плечам, подмышкам. Кругами прошелся по ее грудям, задержавшись, чтобы слегка приподнять, словно желая узнать, насколько они тяжелы, большие пальцы задержались у сосков, которые поднялись ему навстречу. Потом руки заскользили по ребрам к животу, рисуя мыльные круги на ровной долине. Еще больше мыла легло на ее длинные упругие бедра, за коленями, ниже к лодыжкам и ступням. Неторопливыми движениями он намылил руки, спину, линию между ягодицами.

Пит никогда не испытывала ничего более чувственного.

Закончив, он облил Пит горячей водой из ведра и помог опуститься в парящую деревянную ванну. Когда она села, вода поднялась ей почти до подбородка. Хиро быстро разделся, обнажив высокое крепкое тело с безволосой грудью, кожа была почти такого же цвета, что и деревянная ванна. Он тоже намылился, ополоснулся и опустился рядом с ней, кончики их пальцев соприкасались.

Вода была настолько горяча, что Пит едва могла пошевельнуться. Она почувствовала, как на верхней губе выступил пот, и она слизнула его.

Потом он улыбнулся, нарушая созданное им очарование.

— Теперь ты почетная японка, — сказал он.

— Думаю, почета сейчас достаточно.

— У тебя не те волосы, чтобы быть настоящей японкой. Слишком вьющиеся. Здесь, — сказал он, убирая с ее лба волосы. — И здесь. — Он опустил руку вниз и погладил по самому верху завитков так нежно, что она едва почувствовала его прикосновение, хотя мышцы глубоко внутри моментально среагировали.

Потом они отодвинулись друг от друга, улыбаясь, и начали болтать о людях, которых оба знали, о местах, где побывали, об исторических драгоценностях, которыми восхищались. У них было очень много общего. Они обсудили свадьбу и многих гостей, Пит еще раз поблагодарила его за ходатайство перед Рене Вогийандом. Несмотря на чувственную атмосферу, густую, как пар, поднимающийся над их головами, Пит ощущала себя с ним легко, он был единственным человеком, с которым она могла разговаривать так же легко, как с Люком.

Наконец, когда вода начала остывать, Хиро встал на колени, поднял ее и нежно поцеловал, требуя внимания и ответа. Она мысленно ждала этого, как только вступила в его дом. Тело же приготовилось, когда он начал мыть ее. Теперь ее рот раскрылся под его губами, его язык проскользнул внутрь. Он привлек ее к себе, и их влажные тела встретились.

Она попробовала его язык, зубы, губы, пробежала пальцами по позвонкам и обняла за талию. Он крепко держал ее за плечи, исследуя ее рот, потом отпустил.

Хиро вылез из ванны, распахнул огромное белое полотенце и укутал ее. Он проворно растер ее, пока кожа не покраснела. Потом быстро вытерся сам, накинул ей на плечи бело-голубое кимоно из хлопчатобумажной ткани, и облачился в кимоно сам. Затем повел обратно в комнату с татами.

Стол был уже накрыт к обеду. Появились два кресла без ножек, с плетеными спинками, шелковыми сиденьями и покрытыми парчой подлокотниками. Перегородки были раздвинуты, открывался вид в сад, сейчас уже темный, кроме света от нескольких каменных фонарей. Пит могла разглядеть дорожку, посыпанную гладкой серой галькой, ствол дерева, часть бамбуковой изгороди. Где-то в темноте в пруд капала вода.

Тоши появилась, как только они сели за стол, колокольчик, прикрепленный к поясу, нежно звякнул, когда она пошевелилась, чтобы оповестить о своем присутствии. Встав рядом со столом на колени, она налила горячее саке в маленькие рюмочки конической формы, потом стала вносить одно за другим блюда, названия которых Пит не бралась даже определить.

— Это называется «тороро-имо», — сказал Хиро, предлагая какой-то желтоватый овощ в соусе. — Это похоже на батат, но не сладкое. А вот речной угорь.

Пит подозрительно посмотрела на маслянистые кусочки, но когда попробовала, ей понравилось это пряное восхитительное блюдо, сладковатое от соевого соуса.

Тоши поставила изящную фарфоровую миску с супом «мисо», густым от лапши, черное лаковое блюдо, заполненное побегами бамбука, обернутыми вокруг водорослями в горчице, и какие-то жареные широкие бобы. Наконец, она внесла красную лаковую доску с «сашими», по виду напоминающую скульптурную композицию. Там были рак и морское ушко, сидящие на своих раковинах, блестящий красно-белый морской лещ, голубой тунец и доджо — маленькая рыбка, которая живет на рисовых полях, — объяснил Хиро.

Тоши исчезла, и они стали наслаждаться едой, запивая ее саке. Он брал палочками вареный рис и кормил ее. Беседа не прекращалась.

Через два часа они закончили. Потом Хиро помог ей подняться на ноги и повел в сад.

Свет фонарей отражался на поверхности пруда, окруженного камнями, ветви кустов отбрасывали тени. Он направился с ней к крошечному деревянному мостику, переброшенному через пруд. Посередине они остановились, слушая, как вода капля за каплей падает из бамбукового ковша.

— Восхитительно, — прошептала Пит. Она сама чувствовала, как ею овладевает покой, она вся распрямляется, разглаживается.

— Как и ты, — сказал он и повернул ее к себе. Его прекрасные пальцы развязали пояс, и кимоно раскрылось. Он уже развязал свое, и, когда привлек ее к себе, их тела ласкали друг друга. От него пахло мылом и саке.

— Пойдем, — сказал он, как уже говорил не раз до этого. Она полюбила это слово, поскольку оно всегда приносило еще один восхитительный сюрприз.

Они вернулись в дом, и, хотя пробыли в саду не более десяти минут, все следы обеда исчезли, стол был убран, а на его месте лежал толстый матрас, покрытый хрустящими белыми простынями, взбитыми подушками и сине-белым пуховым одеялом. Тоши ушла.

Глядя друг на друга, они сняли кимоно и опустились на матрас. Пит протянула к нему руку и повторила все движения его намыленных рук. Его кожа была гладкая, как шелк, немного влажная от пота, а под ней крепкие мускулы. Из гнезда черных волос навстречу Пит поднялся пенис, как гибкое дерево. Она взяла в ладонь его яички. У него перехватило дыхание, но он не издал ни единого звука.

Он потянулся к ее лицу и привлек его к себе, потом провел рукой по подбородку, вниз по шее к ключице. От его прикосновений кожа ее вздрагивала. Его язык проник к ней в рот, казалось, в поисках ее души, и она отозвалась.

Хиро увлек Пит на мягкий матрас и стал осыпать поцелуями. Он целовал кончики пальцев и подошвы ног, за ушами и между пальцами. Он прикасался к ней так, как ни один западный мужчина, и ее заинтересовало, не является ли это еще одним секретом Востока. Он шептал слова, которых она не понимала. И когда она была готова — более чем готова, едва не умоляла, — он соединил свои черные волосы и ее, Восток и Запад, и начал ритм, который не знает границ.

Это был медленный, долгий, мучительно сладкий постепенный подъем к неведомой высоте, когда наконец наступил ее оргазм, он, казалось, начался в тех кончиках пальцев, которые он целовал, и пронзил каждую частицу ее тела, а потом выплеснулся наружу.

Когда их дыхание восстановилось, Хиро сказал:

— Ты само совершенство. Я знал это с того самого момента, когда ты говорила с тем глупым французом на свадьбе. Я тогда знал, что возьму тебя и ты будешь совершенна.

Потом они заснули.

Следующие четыре дня Хиро показывал Пит Токио, улицы, ощетинившиеся кранами, лесами и котлованами, поскольку город продолжал неустанно расти ввысь, расширяться и обновляться — город неона и хрома, цемента и стекла. Он показал ей свои ультрасовременные выставочные залы, где продавались жемчужины любого размера, формы, цвета со всего света. Хиро свозил ее в старый квартал Асакуса по извилистым улочкам с крошечными магазинами, торгующими бумажными веерами и зонтиками, палочками для еды из слоновой кости, корзинками с рисовыми крекерами. Он провел ее мимо гигантского красного бумажного фонаря, весом в двести фунтов, и между толстых красных колонн, обозначавших вход в храм Сенсожи, основанный в семнадцатом веке. Внутри был тяжелый от благовоний воздух, дрожащий от звона монет в деревянной коробке для пожертвований на алтаре и низкого голоса поющего монаха.

Они побывали в театре Кабуки, и Пит была захвачена великолепным зрелищем, хотя не поняла ни слова. На сверхскоростном пассажирском экспрессе отправились к Фудзияме. Поезд мчался гладко и бесшумно со скоростью сто тридцать миль в час. Они совершили восхождение на вершину конической горы, кланяясь каждому встречному паломнику на их пути.

А ночью в ванне, в саду, на прохладном упругом матрасе Хиро напоминал Пит, что, несмотря на многие отличительные черты Японии, одно оставалось таким же, как и в любом другом месте земного шара.

Время перестало существовать для Пит. Ее не беспокоило, что Лотти не знала, где она, что заказы ждут своего исполнения и пропавшие сокровища бабушки дожидаются, когда она найдет их. Сейчас все это не имело для нее значения. Только Хиро и волшебный мир, который он создал и которым он окружил ее, занимал все воображение. Пит не знала, любила ли она его — даже возможно ли это за такой короткий срок? Но и это ее, казалось, не волновало. Она знала, что ей нравится быть с ним, нравилось заниматься с ним любовью, и мысль — оборвать все это, была слишком болезненна, чтобы задумываться над ней.

— Позволь показать тебе мой сад, — сказал утром пятого дня Хиро.

— Я думала, что ты уже показал мне его.

— Это другой сад. Пойдем.

«Пойдем» стало любимым словом Пит. Когда у Хиро было наготове очередное удовольствие для нее, он просто протягивал руку, улыбался и говорил: «Пойдем». Когда он занимался с ней любовью, слегка раздразнивая, потом отступая, до тех пор пока она едва сдерживалась, чтобы не закричать и не попросить освободить ее, он всегда прикладывал рот к ее уху в наиболее удачный момент и шептал: «Пойдем». И она шла.

Итак, она брала его руку и следовала за ним туда, куда он собирался повести ее. Она знала, куда бы он ни привел ее, — все будет замечательно.

Пит удивилась, когда они сели в машину. Она думала, что сад где-то поблизости. Ее удивило еще больше, когда он привез ее в аэропорт, посадил в самолет, и они взлетели. Он не сказал, куда они летят, только в «мой сад».

Два часа они парили над Тихим океаном. Наконец он привлек ее к окну и указал вдаль на зеленый островок в середине бескрайнего синего пространства.

— Мой сад, — произнес он с улыбкой.

Небольшой остров Капингоро в Каролинском архипелаге был крошечной точкой на любой карте, коралловый атолл, окружающий лагуну с прозрачной бирюзовой водой, с вулканическим возвышением, покрытым зеленью на одной стороне. Здесь Хиро выращивал жемчуг, благодаря которому он нажил себе свое состояние.

— Три-четыре раза в году я прилетаю сюда на месяц, иногда больше, — объяснил он. — Для того чтобы дела шли гладко, нужно часто самому контролировать все.

Она улыбнулась, наблюдая, как остров внизу увеличивался в размерах, когда самолет стал спускаться.

— Это работа в одиночестве и в темноте, но кто-то должен ею заниматься, правда?

— Да, верно, не всякий может работать в раю.

Густой, трепещущий аромат цветов красного жасмина наполнял воздух, когда Пит ступила на остров. Вид лагуны и моря сопровождал их с двух сторон, когда они ехали в джипе к белому деревянному дому, как у плантатора, окруженному верандой, его колонны увивали белые и пурпурные орхидеи.

После ланча, состоящего из отварной скумбрии и салата из тропических фруктов, Хиро показал ей весь процесс выращивания жемчужины. Маленькие устрицы Пинктада мартенсии и большие черные Пинктада маргаритифера и несколько других разновидностей, помещенные в специальные сетки, прикрепляют к плотам и опускают в теплую мелкую воду лагуны.

— Различные виды моллюсков дают жемчуг разного цвета, в более крупных образуются более крупные жемчужины, — объяснил он.

Хиро проводил ее в комнату, где женщины осторожно открывали створки раковин и вводили крошечные раздражители. Моллюск, чтобы защитить себя от инородного тела, начинает терпеливо, слой за слоем обволакивать ядро перламутром, создавая жемчужину. Через три-семь лет сетки с раковинами поднимают изводы и извлекают из них готовый жемчуг для людей, подобных Пит, чтобы сделать из него прекрасные украшения.

В комнатах, где сортировался жемчуг, Пит была поражена множеством мерцающих светящихся маленьких шариков, всех размеров и оттенков.

— Как много, — прошептала она.

— Ты слышала когда-нибудь о жемчужном ковре Геквара, махараджи из Индии? — спросил Хиро.

— Ты шутишь?

— Нет, в начале этого века у него был ковер шесть на десять футов, сделанный из натурального восточного жемчуга. Природного, не выращенного. Они были отсортированы и подобраны настолько хорошо, что, казалось, по ковру пробегали волны цвета от розового к кремовому, потом к серебряному и белому. Мне бы хотелось увидеть его.

— Мне тоже, хотя не очень верится.

— Ты поразилась бы, какие сокровища были у некоторых махарадж.

Она погрузила пальцы в миску с жемчугом и помешала, словно густой крем. Потом зачерпнула пригоршню и стала изучать на свету.

— Это радужное свечение, которое ты видишь на поверхности, называется ориент, — сказал Хиро. — Между слоями перламутра есть крошечные участки, которые позволяют свету преломляться между ними. Именно это и вызывает мерцание. — Он взял большую кремового цвета жемчужину и протянул ей. — Попробуй ее.

Пит поколебалась минуту, потом положила ее на язык и покатала во рту. Познакомившись с Хиро, она, казалось, захотела испытать все всеми своими чувствами и разумом. У жемчужины на языке был слегка песчаный вкус.

— Если проглотишь, будешь долго жить. Микимото, который усовершенствовал процесс выращивания жемчуга, каждое утро, начиная с двадцати лет, глотал по одной и дожил до девяносто с лишним лет.

Пит вынула изо рта жемчужину.

— Думаю, я обойдусь.

— Завтра мы посмотрим ложе раковин, — сказал он. — А сейчас давай познакомимся с другим ложем.

Она не возражала. Хиро и его любовь становились одним из любимых наслаждений.

В Пит пробуждался сексуальный зверь, о котором она раньше и не подозревала. Секс с Люком был замечателен, и она никогда не переставала скучать по нему. Она любила его, и ей нравилось все, что он делал для нее и с ней. Но с Хиро все было иначе, секс скорее походил на длительное путешествие чувственных восторгов, уводящее все выше и дальше. Он раскрепостил ее и направил на поиски лучшего в своем сексуальном «я». В каком-то смысле Пит стала другим человеком, которого она не знала и даже не узнавала, но в то же время какая-то часть ее считала, что она наконец стала самой собой.

На следующий день Хиро дал ей «парео», юбку, представляющую из себя кусок ткани, обернутый вокруг талии. На нем была такая же.

— Это все, что тебе нужно, — сказал он, и Пит, доверясь ему, пошла с обнаженной грудью без всякого смущения и сожаления. Длинные волосы развевались от легкого ветерка, блеск воды отражался в ее глазах.

Она наблюдала, как ама с деревянными кадушками ныряли за раковинами. Глубина здесь была небольшая, и они оставались под водой не более минуты или около того.

— Можно я попробую? — спросила Пит.

Он взял ее руку, улыбнулся и сказал:

— Пойдем.

Вода была теплая. Она подняла ее груди и ласкала лицо. Следуя примеру одной из ама, она нырнула на дно, подобрала несколько грубых раковин и вернулась на поверхность, чтобы бросить их в плавающую рядом кадушку. Потом опять нырнула.

— Мне понравилось, — закричала она, разбивая водную гладь и стряхивая воду с волос. — Пойдем со мной.

— Не сейчас, — ответил он. — Я нырну с тобой позже. В одном месте, куда никто никогда не ходит.

Все утро она провела, ныряя за раковинами. После ланча Хиро посадил ее в катамаран, и они поплыли вокруг острова к уединенному месту. Летающие рыбы проносились низко над водой. Мышцы Хиро напрягались на солнце, когда он управлял парусами. В масках с трубками они исследовали риф. Желтые и черные, оранжевые и крошечные белые рыбки играли в салочки среди сеток кораллов. Морская звезда проплыла мимо. Губки и морские анемоны сидели повсюду, ничего не делая.

Под водой чувство времени и пространства исчезло. Длинные волосы Пит плыли в ритме течения. Хиро подплыл к ней, протянул руку и погладил ее под водой, чувствуя, какую упругость дает вода ее грудям, ласкал пружинистые волосы между ног, продвигался дальше, пока не проник в нее, где она была теплее даже теплой воды.

Она протянула руку под его парео и взяла его, притянув к себе поближе. Плывя к мелководью, чтобы ноги в случае необходимости могли достать до дна, он снял с нее маску и поцеловал ее влажным соленым жадным поцелуем. Потом поднял ее и опустил на твердый пенис. Она обвила его ногами, медленно двигая руками по воде, чтобы поддерживать их на плаву, и позволила течению задать ритм. Их любовь была проста, как прилив и отлив, насущная, как вода и естественная, как солнце над их головами. Они закончили, разбрасывая брызги, колотя руками по воде, потом тихо погрузились, и вода на мгновение сомкнулась над их головами, когда они крепко держали друг друга.

На катамаране они вернулись домой.

— Не принимай душ, — сказал он, когда они очутились дома. — Я хочу слизать соль с твоих грудей. — И он облизал их.

Один день сменял другой, солнце, вода, любовь, беседа, еда и еще любовь. Они предавались любви на пляже, на соломенном матрасе под кокосовой пальмой, на катамаране. Они обошли каждый дюйм его острова. Скоро Пит стала такого же цвета, как каштан, ее волосы отливали сине-черным блеском.

— И никакой полоски от бикини, — смеясь, сказала она Хиро.

Он дал ей ожерелье из раковин, зубов акулы и цветов, и Пит удивлялась, почему все так предпочитают бриллианты и жемчуг.

— Называй меня просто Евой, — объявила она как-то утром, срывая манго с дерева. — Это, должно быть, рай.

Однажды, когда Хиро на вертолете отправился на соседний остров на несколько часов, и она осталась одна, Пит попыталась проанализировать свое отношение к нему. И с удивлением обнаружила, что думает о Люке. Каждого мужчину, которого она когда-либо знала, она сравнивала с Люком, единственным, которого она любила. Хиро первый, кто не проигрывал в сравнении. Неужели она наконец встретила человека, который мог освободить ее от воспоминаний о Люке Сэнфорде?

Хиро вернулся, и она опять забыла о Люке.

Они приняли участие в празднике жителей острова в честь весенней луны. Всю ночь ели, танцевали, рассказывали сказки, опять танцевали. Когда эта оргия закончилась и они занялись любовью при свете луны на матрасе из пальмовых листьев прямо на берегу, она узнала, что все это он устроил для нее, весь этот праздник, и привлек к участию в нем всех обитателей острова.

— Что все это значит? — спросила она на пятый день.

— Не знаю. Я придумываю на ходу.

— Тогда не останавливайся, хорошо? — Вместо ответа он поцеловал ее.

Они провели на острове уже неделю, когда Хиро сказал:

— Останься со мной. — Они сидели на террасе, наблюдая за грозой далеко на горизонте.

Пит медленно повернулась к нему. Она ждала этих слов, понимая, что одновременно радуется шансу и страшится решения. Это был рай. Но сможет ли она сохранить его навсегда?

— Останься со мной, — повторил он. — Здесь. Навсегда.

— Ты серьезно?

— Ты помнишь, где мы встретились?

— Конечно. Две недели назад на свадьбе Марселя и Андреа.

— Правильно. О чем ты думала на той свадьбе?

Пит вспомнила. Она думала о Люке, как скучала по нему.

— Я думала о том, какими счастливыми выглядят Марсель и Андреа и как до смешного долго они шли к этому браку!

— Давай не будем так тянуть, Пит. Давай сделаем это прямо сейчас.

— Что?

— Поженимся.

Одна часть ее существа хотела закричать «Да!», чтобы эта идиллия продолжалась всю жизнь.

Но может ли столь идеальная жизнь длиться вечно? Когда начнет вторгаться реальность, сможет ли она по-прежнему жить вместе с Хиро?

— Мне надо подумать, Хиро.

Он улыбнулся.

— Вспомни, когда я в самолете, в самом начале, не позволил тебе думать. Разве результат оказался плохим? Не думай, Пит. Доверься чувствам.

— Я не уверена в своих чувствах. Вот в чем беда. — Она склонилась к нему и поцеловала. — Пойду пройдусь. Когда вернусь, дам тебе ответ.

Она долго бродила по берегу, волны омывали пальцы ног, ветер играл с волосами, то отбрасывая их назад и поднимая вверх, то швыряя в лицо. Выйти замуж за Хиро? Остаться на этом райском острове на солнце навсегда? Конечно, ее соблазняла эта перспектива. Пит не сомневалась, что любит Хиро Киесаки. Но сильно ли она его любит? Настолько, чтобы преодолеть различия в культуре, которые с годами будут все больше? Настолько, чтобы оставить работу, семью и все, что было создано за многие годы?

Возможно, из-за болезни матери Пит лучше других осознавала и боялась напрасно прожитой, пустой жизни. Ей всегда хотелось как можно больше наполнить свою жизнь новыми впечатлениями — сделать, увидеть и узнать все, что только можно, не бояться будущего и напряжения сил.

Неужели именно это завлекло ее в идиллическую жизнь с самым необычным человеком, которого она когда-либо знала?

А может, это просто желание чего-то нового и экзотического, поиск новых ощущений? Или фантазия, попытка убежать от реальности эмоциональной пустоты ее жизни? Пит посмотрела на ярко-голубое небо над островным раем. Что ты думаешь, бабушка, спросило ее сердце. Может, во мне просто больше тебя, чем я думала, больше от куртизанки. Не могу отрицать, мне понравилась каждая минута, проведенная в мире Хиро, — особенно в его постели.

Возможно, как и Беттина, я лучше ощущаю себя среди фантазий, чем в реальном мире. Люк был реальностью, и что из этого получилось. Все лопнуло, как мыльный пузырь. Значит, вероятно, такова моя участь.

Или ей остаться с единственной реальной и постоянной вещью, которую она знает — своей работой.

— Извини, Хиро. Я не могу остаться с тобой. Это не мой мир.

— Мы создадим наш собственный мир, Пит.

— Я свой уже создала. Но не с тобой, не здесь. Две недели я пробыла, словно в раю. Со мной здесь произошло чудо, я узнала о себе такое, о чем никогда не подозревала. Мне это понравилось. Это была поразительная, волшебная жизнь, но нельзя навсегда отмахнуться от реальности. Рано или поздно она обрушится на нас, хотим мы того или нет. Я бы предпочла сохранить в памяти эту фантазию, как она есть, и чтобы она никогда не смогла потускнеть. Я люблю тебя, Хиро. Ты дал мне самый величайший дар, который я когда-либо могла получить, дар моего «я». Теперь мне придется взять этот дар с собой и воспользоваться им, чтобы прожить оставшуюся жизнь. Мне бы хотелось улететь завтра.

Он поднял ее лицо и погрузил свои черные глаза в синие глаза Пит. Долгое время он молчал. Потом произнес:

— Значит, у нас есть еще ночь. Пошли.

В серебряном свете полной луны Хиро в последний раз любил ее. Он принес в комнату с татами полное ведро прекрасных серебристо-голубых жемчужин и не спеша стал осыпать ими ее обнаженное тело. Когда он лег на нее, жемчужины покатились вниз между грудей, за шею, в складки в паху. Он опять приподнялся и стал катать их вокруг ареола ее грудей, пока соски не стали такими же твердыми, как маленькие жемчужинки. Пит возбуждалась от их прикосновения, как от его поцелуев.

Потом он стал водить большой жемчужиной по центру ее желания и вокруг него, пока она не почувствовала, что разрывается, распадаясь на куски. Он ввел ей внутрь две большие черные жемчужины, потом сам последовал за ними, загоняя их домой с каждым новым броском, пока не извергся в нее, увлекая ее вновь вместе с собой, на этот раз лучше, чем раньше.

Пока Пит ждала своего рейса в аэропорту Нарита, она впервые за две недели подняла телефонную трубку.

Они простились с Хиро на Капингоро, где он остался, чтобы закончить дела, которыми не занимался последние две недели, — поэтому им не пришлось прощаться в реальном мире.

— Это был какой-то сумасшедший дом! — сварливо кричала Лотти, услышав голос Пит. — Я уже была готова заявить о твоей пропаже половине посольств в Азии. Где ты была?

— Я же сказала, что меня не будет, по крайней мере, две недели, — отвечала Пит, умышленно оставляя ее вопрос без ответа. Пит решила, что никогда не откроет, где она провела это время. Пусть это будет ее тайной, нерассказанной мечтой.

Лотти не настаивала.

— Ты не говорила, что не будешь звонить. Ты никогда раньше так не поступала. У меня для тебя целая кипа посланий. Бери карандаш.

— Да, мэм.

Были сообщения от поставщиков, от Брента Лоуела, от господина, который планировал начать новое строительство в Лос-Анджелесе и надеялся придать блеск своему проекту, уговорив Пит открыть там филиал «Тесори», от секретаря из Белого дома, который спрашивал, когда Пит сможет обсудить с Первой леди новое украшение. И был звонок от Рене Вогийанда из Парижа.

Пит моментально позвонила ему.

— У меня для вас есть имя, которым вы интересовались, мадемуазель, — учтиво сказал он, как только их соединили.

После разговора с ним Пит секунду постояла у телефона. Потом покинула зал, где ждала рейса на Нью-Йорк, и поспешила обратно в терминал.

Она не летит домой.

Глава 8

Четырнадцатый граф Эмберли жил в огромном георгианском доме с колоннами, из которого открывался вид на зеленые холмы Дорсета. Когда такси, встретившее ее на железнодорожном вокзале, поднималось по длинной подъездной аллее к внушительному имению, Пит почувствовала, что она вот-вот сделает гигантский шаг в поисках потерянного наследства.

Лорд Эмберли, имя которого, в конце концов, сообщил ей Вогийанд, был тем самым человеком, который передал сапфировое ожерелье на аукцион в 1963 году. Из того, что Пит знала о привычках аристократии, маловероятно, чтобы колье недолго находилось у графа, прежде чем он его продал. Таким образом, он, возможно, был первым покупателем, когда ему предложили его после войны. А это означает, что кто бы ни продал ему колье, тот был напрямую связан с Витторио Д’Анджели.

Или сам Витторио.

Дворецкий с военной выправкой встретил Пит у массивных дубовых дверей и провел через просторный мраморный зал в угловую прокуренную темно-коричневую библиотеку, где за столом, у залитого солнцем окна, седой человек с худым лицом сосредоточенно изучал альбом с марками.

— Милорд, — важно произнес дворецкий, — мисс Д'Анджели.

Когда граф Эмберли повернулся к Пит, она увидела, что тот сидит в кресле на колесах, Вогийанд, который помнил предположение Пит, что человек, отдавший колье на аукцион, мог сочувствовать фашистам во время войны, с радостью доказал, насколько она была не права. Лорд Эмберли служил в Британских военно-воздушных силах, был сбит и серьезно ранен, после этого стал затворником. Теперь Пит заметила, что одна нога у него ампутирована до колена, и предположила, что это последствие войны.

— Здравствуйте, лорд Эмберли. Благодарю вас, что согласились принять меня.

— Все в порядке, мисс Д’Анджели, — сердечно сказал он, подъехав к ней на кресле. — Вы проделали такой большой путь и так быстро.

Пит позвонила ему по телефону из Токио позавчера, чтобы договориться о встрече.

— Я не хотела терять много времени, сэр.

— Совершенно верно. Из того, что рассказал мне тот парень из «Друо», вы уже много лет заняты поисками. — Хотя английский аристократ был уже немолод и прикован к креслу, он тем не менее производил впечатление довольно сильного человека. Он сидел выпрямившись, высоко держа решительный подбородок. Пит мгновенно почувствовала к нему симпатию и удивлялась, почему он раньше так отрицательно относился к ее просьбе.

— Я просила его связать меня с вами больше года назад, — попыталась объяснить Пит.

— Я знаю. Это досадно. Я бы быстрее помог вам, если б раньше понял суть дела. В первый раз, когда тот парень написал мне, письмо было неопределенное. Он просто спросил меня, не возражаю ли я, если «Друо» расторгнет договор о неразглашении моей причастности к продаже колье. Не давалось никаких объяснений. Поэтому я не видел причины сказать «да». Боюсь, я временами могу быть довольно раздражительным малым. Он улыбнулся, извиняясь, и указал на кресло рядом с камином. — Садитесь, пожалуйста. Могу я попросить Баннермана принести вам что-нибудь?

— Нет, благодарю вас.

Легким кивком лорд Эмберли отпустил слугу.

— А теперь расскажите, чем я могу помочь вам.

— Мне надо знать все обстоятельства, сопутствующие покупке этого колье.

— Все? — Густые седые брови аристократа поползли вверх. — Трудная задача, ведь прошло почти сорок лет.

Пит подвинулась вперед на край кресла. Как она и предполагала, это произошло вскоре после войны.

— В те дни я проводил в Лондоне несколько больше времени. Однажды, когда я был в своем клубе, вошел какой-то малый и спросил меня. Он казался достаточно респектабельным, с прекрасными манерами, я предложил ему сесть и угостил стаканом вина. Он вытащил из кармана колье и сказал, что хочет продать его, сославшись при этом на Регги Леммингтона, который рекомендовал ему меня, потому что моя жена питала страсть к драгоценностям. Я сразу же пришел в восторг от колье. У меня есть нюх на настоящие вещи, не было сомнения, что все камни были первоклассными. Моя Кэсси очень любила свои побрякушки. — Он поднял глаза к месту над изящно вырезанной каминной доской из красного дерева.

Пит проследила за его взглядом и увидела большой портрет, выполненный маслом, на стене над камином. На портрете была изображена красивая женщина в голубом атласном платье с тиарой в темных волосах, стоящая возле того самого кресла, в котором сидела Пит. Она собралась уже отвести взгляд от портрета, как ее внимание привлекла одна деталь: вокруг шеи стройной аристократки лежало колье Коломбы из сапфиров и изумрудов.

— Это моя Кэсси, — произнес лорд Эмберли несколько охрипшим от волнения голосом. — Колье стало ее любимым украшением. Поэтому-то я и продал его после ее смерти. Не было смысла держать под замком такую красивую вещь, к тому же я знал, что никогда никому другому не позволю его носить. И не женился вновь, как это случается.

— Человек, который продал вам колье, — начала Пит, с волнением выводя графа из воспоминаний, — он не говорил вам, откуда оно у него?

— Дайте подумать… Сказал, что это фамильная вещь, что ему больно с ней расставаться и все такое. Судя по виду, ему нужны были деньги. Одежда хорошая, но несколько поношенная, каблуки стоптаны, знаете, что я имею в виду? Тогда такое часто встречалось. Война и все остальное. Так много этих парней приезжало с континента, которые потеряли все, кроме того, что смогли зашить за подкладку пальто. Думаю, сейчас это звучит глупо, купить драгоценность так, как сделал я, но тогда это случалось постоянно. Выгодно для обеих сторон. Они получали деньги, в которых нуждались, и вещи можно было купить по разумной цене. Не то, что сейчас, когда каждая маленькая безделушка стоит миллионы.

Волнение Пит возрастало. Эмберли сказал, что продавец приехал с континента.

— Вы упомянули, что человек, явившийся к вам в клуб, был европейцем. Из какой страны? — спросила Пит и затаила дыхание в ожидании ответа.

— Не припомню точно…

Сердце Пит упало.

Но затем лорд Эмберли продолжил.

— Не уверен, что я интересовался.

— Но у него был акцент?

— О, да.

— Итальянский?

— Нет. Скорее одной из северных стран — датский, может, даже немецкий — хотя, конечно, он никогда не признал бы этого, не так ли? Хотя определенно не итальянский. У него была внешность тевтонца, знаете, что я подразумеваю? Светлые волосы. Потом его фамилия. Ничего похожего на итальянские имена, которые звучат, как равиоли или спагетти. На самом деле оно напоминало английское.

— Как его звали? — нетерпеливо спросила Пит.

Лорд Эмберли подумал. Имя его он не помнил, но фамилия была Фармер.

— Она застряла у меня в голове, потому что она звучала скорее по-английски, несколько не вязалась со всем остальным в этом парне.

Фамилия, конечно, могла быть вымышленной, подумала Пит. И волосы перекрашены, и акцент ложный. Но Эмберли, похоже, был тем человеком, который интуитивно бы учуял фальшь, так же как распознал бы поддельный камень. Возможно, мистер Фармер не Витторио Д’Анджели, но они могли быть связаны.

— Лорд Эмберли, не знаете ли случайно, куда отправился этот Фармер после того, как продал вам колье? Это очень важно.

— Не знаю, куда он поехал. Но знаю, где он оказался спустя несколько лет. Заставил меня поволноваться, скажу я вам.

— Что вы имеете в виду?

— Увидел его фотографию в газетах. Парня арестовали. Он оказался непутевым. Угодил в тюрьму.

— В тюрьму!

— Да. Конечно, я опасался, что это может отразиться на моей судьбе. Колье, в конце концов, могло оказаться краденым, поэтому мне пришлось это тщательно проверить. Но нигде не было сообщений о пропаже такого украшения, никакого намека. Должен сказать вам, что я почувствовал облегчение. К тому времени Кэсси была очень привязана к своему колье.

— Лорд Эмберли, мне надо попытаться отыскать мистера Фармера и поговорить с ним. Вы случайно не помните, в какой тюрьме он сидит? Даже если его там нет, у них может быть адрес.

— Вёмвуд Скрибс, — ответил Эмберли. — Но вам потребуется медиум, чтобы поговорить с ним. Он умер в тюрьме.

На этот раз разочарование захлестнуло ее, и она не смогла с ним справиться. Цепь порвалась.

— Он не может быть мертвым, — прошептала она, — когда я так близко.

— С вами все в порядке, моя дорогая? Не хотите ли все же бренди?

Она покачала головой, ей надо сохранить ясность мысли. Подумай, приказала она себе. Должен быть еще способ отыскать кончик нити.

Однако ничего не приходило ей в голову. Пит встала.

— Вы были очень терпеливы со мной, лорд Эмберли, и более чем добры. — Она протянула руку. — Не знаю, как и благодарить вас.

— Не стоит благодарностей, дорогая девочка, не стоит благодарностей. Приезжайте сюда в любое время. После смерти моей Кэсси я никогда не был в таком прелестном обществе.

Он проводил ее через огромный мраморный зал к выходу, где мгновенно у дверей появился дворецкий. Пит еще раз поблагодарила графа и собиралась уже выйти из дома, как в голове родился еще один вопрос.

— Лорд Эмберли, когда мистера Фармера отправили в тюрьму, какое преступление он совершил? Это была кража? Вы ничего не сказали.

— Разве? Нет, это была не кража, мисс Д’Анджели. Мистер Фармер был гравером, который сделал неудачные доски для фальшивых банкнот. Он был осужден как фальшивомонетчик.

Сидя в купе поезда, увозившего ее обратно в Лондон, Пит размышляла над тем, что она узнала от графа Эмберли.

Ее дядюшка Витторио смог получить в банке коллекцию Коломбы, только представив прекрасно исполненную копию верхней части флакона для духов, находящегося у ее отца, — подделку. Кто бы ее ни сделал, он был превосходным мастером, который сумел придать форму металлу, чтобы тот держал маленькие драгоценные камни на месте, обладал умением уверенно держать кисть, чтобы покрыть тонкой эмалью лицо фигурки — человек, который с таким же успехом был в состоянии сделать набор гравировальных досок. Мог ли человек, изготовивший поддельный флакон, быть фальшивомонетчиком?

Конечно. Тот, кто по указанию Витторио сделал верхнюю половину флакона, должно быть, продал колье. Фармер был ключом к сокровищам Коломбы. Пит знала это.

Но Фармер умер.

Отчаяние овладело Пит, когда за окном поезда стал угасать трепещущий осенний день. Приехать так далеко, чтобы уткнуться в еще один тупик.

Что предпринять дальше, размышляла она. Идей не было. Она могла бы порыскать в ювелирных центрах Европы, вдруг отыщется хоть какой-нибудь след Фармера, но это равносильно нырянию в середине океана в поисках одной из жемчужин Хиро.

В любом случае она не может именно сейчас гоняться по всему свету в поисках потерянных сокровищ. В голове у нее еще звучал суровый голос Лотти, когда Пит позвонила ей из Японии и сообщила, что летит в Англию.

— Тебе лучше явиться домой к концу недели, мисс Д’Анджели. В противном случае у тебя не останется бизнеса, в котором я тебе помогаю. А мне нравится моя работа. — Пухленькая маленькая секретарша с седыми волосами превратилась в доброжелательную сторонницу строгой дисциплины.

Пит пропала бы без нее.

Она знала, что Лотти была права. Ее не было в Нью-Йорке около месяца, в два раза больше, чем она планировала. Теперь, когда она выскользнула из рук Хиро и сильной ауры его очарования, Пит поняла, что это была химера в сравнении с крепкой скалой того чувства, которое она испытывала — будь честной, Пит, по-прежнему испытываешь — к другому человеку. Хиро был пузырьком в шампанском, или хуже, самим шампанским — экстравагантным и восхитительным на вкус, отравляющим и кружащим голову, но к нему привыкают, и оно может окончательно разрушить человека, если пользоваться им постоянно.

Решив оставить рай «Жемчужного принца», она не могла дольше откладывать полнокровную жизнь в избранном ею мире.

Толкая коляску с багажом после таможенного досмотра в аэропорту «Кеннеди», Пит прошла мимо одного из газетных киосков. Пробегая глазами заголовки в газетах, она еще раз мысленно переместилась в островной рай Хиро. Как полезно было забыть о переговорах по разоружению и скандалах в Вашингтоне, локальных войнах в странах «третьего мира», преступлениях на улицах города.

Если б только она могла…

Внимание Пит внезапно привлекла фотография на обложке «Дейли ньюс». Лицо женщины, глаза закрыты, она лежит на кровати с капельницей для внутривенного кормления, висящей чуть-чуть сзади. Заголовок гласил: «Живущая смерть».

Женщиной, изображенной на фотографии, была Джесс.

Пока Пит торопливо нашаривала мелочь на газету, она заметила фотографию на обложке «Пост»: Фернандо де Моратин входит в полицейский участок в наручниках.

Схватив и вторую газету, Пит так яростно распахнула ее, что тонкая бумага порвалась в ее трясущихся руках. Она принялась читать, не обращая внимания на поток людей, толкающих ее, когда они входили и выходили из аэропорта. Джесс лежала в госпитале Ленокс Хил в коме, результат передозировки инсулина. Колени Пит чуть не подкосились, когда она прочитала следующий факт: доктора опасаются, что из-за кислородного голодания мозга кома может оказаться необратимой.

Едва осознав ужас того, что она читала, Пит сначала не могла понять, почему арестовали Фернандо. Она быстро пробежала глазами колонку и натолкнулась на слова…

«Поскольку миссис де Моратин всю жизнь страдала диабетом и ее состояние требовало постоянного наблюдения, первоначально попытка убийства не принималась во внимание. Но родители миссис де Моратин потребовали расследования, в результате которого полиция обнаружила улику, приведшую к аресту ее мужа. Не сообщая всех фактов, глава сыщиков Джон Терасси сообщил репортерам, что полиция считает, что мистер де Моратин ввел своей жене потенциально смертельную дозу инсулина, и сейчас задержан по обвинению в умышленном убийстве».

Онемев от потрясения, Пит пихнула газету в багажную тележку и заторопилась к выходу.

В комнате, сверкающей белизной, совершенно безжизненно лежала бледная Джесс. Всевозможные трубки и мониторы были подключены к ее телу: электронные приборы и аппарат искусственного дыхания наполняли воздух легкими звуками. Сэлли Уолш сидела у постели дочери, ее обычно безупречный вид сейчас говорил о каждом их прожитом дне из ее шестидесяти трех лет.

Пит вошла в палату, и Сэлли Уолш увидела ее.

— Она проснется, Пит. Ты ведь знаешь, она раньше уже была в коме. Она проснется.

Пит покорно кивнула, но знала, что прогноз плохой. Доктора сообщили, что уровень инсулина у Джесс значительно превышал норму, когда она была доставлена в госпиталь, и монитор показывал слабую активность мозга.

— Я всегда так боялась за нее, — тихо сказала Сэлли. — Всю жизнь я боялась, что это произойдет.

И поэтому ты держалась на расстоянии, подумала Пит, поэтому отказала ей в своей любви и никогда даже не прикоснулась к ней, чтобы не так было больно, когда это случится? Но она не произнесла вслух жестоких слов. Что они могли сейчас изменить?

Глядя на неподвижно лежащую самую близкую подругу, Пит перенеслась в то время, когда они были вместе в последний раз. Ланч в Палм Корт в «Плазе», перед тем как Пит улетела на свадьбу Андреа. Джесс к тому времени уже рассказала Фернандо о ребенке, он был счастлив, как и она…

Однако не было ли в ее улыбке чего-то недосказанного, когда Джесс говорила о реакции Фернандо на ее беременность? «Он обрадуется… он должен, правда?» Воспоминание о той жалобной ноте в ее голосе всплыло в голове Пит.

Предположим, Фернандо не обрадовался. Могло ли это быть мотивом убийства?

Когда она размышляла над причинами, с ее губ непроизвольно сорвался вопрос:

— Что с ребенком?

Сэлли Уолш ничего не сказала, словно не расслышала.

Пит поколебалась, но не могла больше гадать.

— Сэлли, ребенок, — повторила Пит громче. — Он?..

— Его нет, — равнодушно прошептала мать Джесс. — Вчера вечером они извлекли его.

Пит почувствовала, будто она получила удар в живот, услышав эти слова. Она подошла поближе к больничной кровати и посмотрела на лицо подруги.

О, Джесс, безмолвно позвала ее Пит, неужели я не смогла быть тебе настоящей подругой? Неужели я не смогла предупредить тебя?

Внезапно ей вспомнилась свадьба Джесс и ссора с Люком, которая привела к разрыву их отношений. Люк так презирал и не доверял Фернандо и не смягчал своих выражений в его адрес, будь то на свадьбе или в другом месте. Сейчас в ушах Пит звучало его предостережение: Фернандо откровенно признался, что женится на Джесс только ради денег… А она кричала на него, критиковала за отсутствие терпимости. Но Джесс так любила своего испанца, что Пит тоже старалась полюбить его, доверять ему и защищала от нападок Люка.

Но Люк оказался прав. Абсолютно прав.

— Сэлли, почему бы тебе не передохнуть, выпить чашку кофе. Я побуду здесь. — Сэлли Уолш кивнула и вышла из комнаты.

Оставшись одна с Джесс, Пит присела на краешек кровати и взяла ее руку. Импульсивно она начала говорить, отказываясь поверить, что Джесс не может слышать.

— Что за способ встречать меня дома, детка. Мне столько надо было с тобой обсудить… быть крестной… и разделить… — Голос Пит перешел на шепот. — Черт побери, Джесс, я не могу потерять тебя. Как ты думаешь, сколько у меня друзей? — А потом она гневно заговорила во весь голос: — Что он сделал с тобой, Джесс? Зачем? Неужели он настолько боялся потерять хоть каплю денег, что решился на убийство своей жены? И своего ребенка?

В комнату заглянула молодая медсестра.

— Простите, вы мисс Д’Анджели? — спросила она шепотом. — Вас просят к телефону. Вам придется подойти к посту медсестры…

Пит освободила безжизненную руку Джесс и положила на простыни. Прежде чем выйти из комнаты, она произнесла еще одну фразу, торжественную клятву.

— Он заплатит за это, Джесс. Клянусь тебе, он заплатит.

Взяв трубку, Пит приготовилась услышать голос Лотти. О ее прилете сегодня знала только она одна и вычислила, что Пит могла сразу же направиться в госпиталь.

Но это была не Лотти.

— Я был уверен, что ты там…

Она мгновенно узнала, но не нашлась сразу, что ответить.

— Эй, ты все еще здесь? — хрипло спросил он.

— Да, все еще, — с трудом проговорила она почти шепотом.

— Подумал, может, тебя утешит голос друга, — сказал с сочувствием Люк. — Знаю, что тяжело.

— Чертовски, — согласилась она. — Но от того, что слышу тебя, не легче.

— Есть шанс?

Она опять замолчала, пытаясь понять, что он имеет в виду, ей так хотелось думать, что он справляется о них. Но потом поняла.

— Не думаю. Она жива только благодаря приборам.

Сквозь пульсирующую тишину Пит почувствовала, как он пытается дотянуться до нее через тысячи миль телефонных линий между Нью-Йорком и Калифорнией.

— Мне очень жаль, что это должно было произойти, Пит. Я знаю, как много Джесс значит для тебя.

— Люк, это не должно было произойти. Это сделал он. Помнишь, о чем мы спорили в день их свадьбы?

— Разве я могу это когда-нибудь забыть? Иногда я все еще спрашиваю себя, не свалял ли я дурака, распустив язык. Если б я этого не сделал, может быть, ты и я…

— Нет, ты был прав. Это у меня не хватило разума послушать тебя, набраться храбрости и поговорить с Джесс. — Впервые после того, как Пит узнала новость, она потеряла контроль над собой и начала всхлипывать, но не о подруге, которая лишилась жизни. Она плакала о себе и о потерянной любви.

— Пит… я могу приехать… если ты хочешь меня…

— Хочу тебя? Я так давно хочу тебя. — Она больше не могла сдерживать чувства, которые столько лет питала к нему.

— Приезжай, дорогой. Приезжай, не медли.

Теперь настал его черед замолчать. Неужели он пошел на попятную? Возможно, она неправильно поняла его предложение, сделанное по доброте, из-за своего напряженного состояния.

— Люк?

— Я здесь. Я только на мгновение подумал, какие мы ужасные дураки. Нам следовало все это время быть вместе, а мы потеряли годы из-за гордости, страха и…

Она оборвала его:

— Слава Богу, мы потеряли только время. Не друг друга. А теперь перестань разговаривать и начинай собираться. Ты нужен мне здесь.

— Дай мне время до завтра. И Пит…

— Да?

Пауза.

— Скажу, когда приеду.

Она улыбнулась и положила трубку. Ей не надо было говорить.

Она вернулась к Джесс. Сердце разрывали скорбь от потери подруги и радость возрожденной любви. Потеря казалась все более непереносимой, потому что благодаря ей она и Люк снова будут вместе.

На следующий день Пит снова была в госпитале. С утра она побывала в магазине и постаралась уладить все накопившиеся дела или, по крайней мере, отложить их на другой день. Она не договаривалась с Люком о встрече, он знал, где ее искать.

Солнце село уже достаточно низко, и его золотые лучи проникали в окно, когда вошел Люк. Он посмотрел на Пит и прищурился от солнечного света. Он оказался именно таким, каким она его себе представляла — загорелый, бодрый, сильный и только чуточку грубоватый.

Пит поднялась со стула у кровати, прошла через всю комнату, и он обнял ее. Потом Люк стоял рядом с ней, крепко обняв и прижавшись щекой к ее волосам, когда они смотрели на Джесс. Долгое время ни один из них не ощущал потребности говорить.

Наконец Люк произнес:

— Поехали домой.

Это было сказано так, будто он никуда не уезжал.

В такси по дороге домой они обменялись новостями. Робби рассказал Люку о статье в «Пипл», напечатанной несколько недель назад, где говорилось об успехе ее магазина «Тесори», поэтому он знал, что ее карьера претерпела некоторые изменения. Но тем не менее он проявил интерес к подробностям. Это было совершенно другое отношение, чем раньше. Но останется ли оно таким же после этого… «медового месяца»? Потом Пит обругала себя. Сейчас не должно быть места сомнениям.

Словно ощутив необходимость успокоить ее, на вопрос Пит о его делах, он сообщил ей, что сейчас занят продажей фирмы более крупной компании, которая так же предоставит работу Робби. Ему же ничто не мешает вновь перебраться в Нью-Йорк.

— Чтобы завершить сделку, мне потребуется несколько недель. Но тогда я буду свободен и смогу жить здесь.

— Ты вернешься?..

— Ты же не сможешь управлять своим магазином издалека, не так ли? — Казалось, он готов на любые уступки.

Как только дверь квартиры закрылась за ними, голод, нараставший все время, что они были в разлуке, бросил их в объятия друг друга. Ей нужно было почувствовать его тело, держать его в себе и она не скрывала своих желаний. Время, проведенное с Хиро, полностью пробудило ее сексуальность, и она хотела принести этот дар Люку — единственному мужчине, теперь она убеждена в этом, которого она когда-либо любила.

Он ответил на ее страстный призыв и через минуту подхватил на руки и понес в спальню, где они раздели друг друга.

Желание бушевало в них, и они отдались любви, как два бурных потока, сливающихся вместе, чтобы дать качало реке. Отдельные течения с силой разбивались друг о друга, вспенивались, взбивая волны чувств, водовороты наслаждений. Не ощущая очень долго его прикосновений, Пит никак не могла утолить свой голод. Ее рот и язык бродили по его телу, облизывая кожу, вспоминая его вкус и приходя в восторг от возрожденной памяти Они ртами любили друг друга, пока одновременно не сказали, что готовы соединиться, и она торопила его поскорее овладеть ею.

Когда он наконец бросился в нее, и она изогнулась ему навстречу, чтобы он проник в самые ее глубины, два полноводных потока соединились в единую силу, устремившись вперед быстрее, быстрее, пока не разбились вместе вздымающейся гигантской волной, обрушившейся на дикий берег.

— Я люблю тебя, Пьетра Д’Анджели, — произнес он, когда они лежали вместе, и потоки желаний начали вновь собираться. — Я люблю тебя, как и ты меня.

Глава 9

Пока Джесс месяц за месяцем, которые растянулись в год, а потом и более, лежала в неопределенном состоянии, пелена печали окутала жизнь Пит, хотя многое другое встало на свои места.

После того как Люк провел полгода, наведываясь то и дело в Калифорнию, чтобы завершить продажу своего дела, он наконец устроился в Нью-Йорке. На продаже компании он заработал более ста миллионов долларов, которые вместе с частью своего наследства вложил в новый фонд, посвященный ряду общественных мероприятий, начиная от спасения лесов в долине Амазонки до содействия медицинским исследованиям. Его непосредственное участие в этих начинаниях часто требовало от него поездок в Южную Америку или Аляску, но, когда он возвращался домой отдохнуть, всегда проводил время с Пит. Большую часть своего дома на Гроув-стрит он отдал под фонд Сэнфорда, поэтому в основном жил в квартире Пит, но поскольку у него по-прежнему были необычные часы работы, он часто отправлялся домой по ночам.

«Тесори — Нью-Йорк» продолжал процветать. Временами, когда занятость Пит в магазине вступала в конфликт с желанием Люка побыть с ней, он редко жаловался и никогда не поднимал вопроса о ее бизнесе, который служит главным образом привилегированному меньшинству. Разумеется, Пит приняла меры, чтобы нейтрализовать подобные возражения. Большую часть растущего дохода магазина, которую она получала как полноправный партнер, Пит жертвовала фонду Сэнфорда или в свои любимые общественные организации.

По мере того как доходы увеличивались, Пит начала подумывать о расширении американского филиала «Тесори», но, к удивлению, обнаружила, что Антонио Скаппа против.

— Вы достаточно загружены, — сказал он ей по телефону. Ей никак не удавалось получить его согласие на открытие нового филиала в Беверли Хилз или Чикаго или даже на расширение площадей в Нью-Йорке. Это озадачивало ее, поскольку он открывал все больше магазинов в Европе, а однажды заметил в разговоре с ней, что догнал всех своих соперников. Развязав себе руки, думала Пит, она, вероятно, смогла бы быть вне конкуренции. В конце концов к ее замешательству стал примешиваться гнев. После успешного начала она почувствовала, что имеет право действовать самостоятельно. Несколько раз, когда Пит звонила в Женеву и упоминала, что собирается прилететь и встретиться с ним, Скаппа извинялся, говоря, что в это же самое время он будет в деловой поездке или даже ссылался на болезнь. Было ясно, что он избегает ее. Если б не утешение, которое она получала, проводя время с Люком, ей было бы невыносимо тяжело.

Пит постоянно угнетало то, что она не продвинулась в поисках драгоценностей Коломбы. Обнаружив связь колье с фальшивомонетчиком, Пит наняла в Англии частного детектива, чтобы выяснить, какие другие следы мог оставить этот человек. Просмотрев старые газеты с заметками о Геральде Фармере, таково было его полное имя, потом изучив тюремные досье, детектив представил Пит одну информацию, которая поначалу вселила в нее надежду. На суде одним из свидетелей был молодой человек, который, по сообщениям газет, являлся его сыном, Джоном. Этот же самый Джон Фармер числился в тюремных списках как ежегодный посетитель Геральда Фармера. А после смерти заключенного именно он востребовал останки покойного, чтобы похоронить в городе, где он родился — Амстердаме, в Голландии.

Как только она получила эти сведения, Пит бросилась к деду. Она надеялась, что он сможет извлечь из памяти что-нибудь о мистере Фармере.

— Он воспроизвел вторую половину флакона, дедушка, сделал это идеально. Он, должно быть, человек большого мастерства, тот, кто создал себе имя в своей профессии.

Но Джозеф только качал головой.

— Schatje, прости меня, но я не могу припомнить никого в ювелирном бизнесе с таким именем. По крайней мере, не в Роттердаме.

— Он из Амстердама, — упорствовала Пит. — Сколько подобных ему могло быть в Голландии до войны? Он должен быть хорошо известен в ювелирном бизнесе. — В восемьдесят лет Джозеф имел прекрасное здоровье, но можно ли доверять его памяти, думала Пит. — Подумай, дедушка. Может, кто-то из твоих друзей упоминал о нем.

— Бесполезно, Пит. Ты сама сказала, что имя, возможно, вымышленное. Геральд Фармер не голландское имя. Твой английский лорд мог неправильно расслышать. Или имя могло быть переделано из чего-то другого — Фермер, Фроммер, Фурме — в Голландии десятки таких имен.

Частный детектив продолжал работу. Он совершил большую поездку в Голландию, но ничего не обнаружил.

Зимой Фернандо де Моратин наконец-то предстал перед судом. Обвинение основывалось в основном на свидетельских показаниях, что муж Джесс тайно покупал инсулин, не пользуясь рецептами жены, и сказал паре сомнительных собутыльников, что собирается унаследовать деньги своей жены. Пит и Люк выступили в качестве свидетелей, чтобы подкрепить доказательства вины Фернандо. Люк заявил о корыстных высказываниях, которые слышал от Фернандо на свадьбе. А Пит сообщила, что Джесс узнала о своей беременности за несколько недель до передозировки инсулина. Присяжным дали понять, что Фернандо боялся, что ребенок уменьшит его права на деньги Джесс. За это преступление он был осужден на восемь лет тюрьмы. Пит приговор показался слишком мягким. У Джесс была украдена жизнь. Приборы продолжали поддерживать ее в сумеречном состоянии. Но это было все же своего рода решение.

В тот вечер, когда закончился суд, Пит вернулась домой и направилась к небольшому сейфу в стене, который она установила в глубине стенного шкафа. Она редко носила драгоценности, но каждый раз, собираясь на деловую встречу, она надевала одно из украшений, дающее представление о коллекции магазина, поэтому многие вещи хранила под рукой. Однако сегодня она вынула из сейфа не их.

Люк сидел в гостиной, просматривая какие-то отчеты по фонду, когда вошла Пит и положила на журнальный столик половину флакона. Он видел его впервые.

Люк присвистнул.

— Значит, вот он какой, маленький фрагмент загадки, которая заставляет тебя скакать по всему свету и охотиться уже столько лет. Красивый.

— Красивый, но не полный, — поправила Пит. — Как и моя жизнь сейчас. — Она села рядом с ним на диван и взяла его под руку. — Многое в ней уже исправлено, но еще слишком много не сделано. Я надеялась, что это чувство пройдет после окончания суда, когда увижу, что де Моратин наказан. Это не вернет Джесс, но восстановится хоть какая-то справедливость, по крайней мере, будет сделана попытка уравновесить чаши весов. Но от этого я еще больше понимаю, что не сделано.

Он увидел, как она смотрит на флакон.

— Пит, таков мир. Не все перевязано красивой ленточкой. Что-то должно остаться незавершенным. Тебе надо привыкнуть к этому, смириться.

— Не могу. Когда я думаю о недостающей половинке этой изысканной вещи, я вспоминаю, что она была украдена у моего отца. И не могу не думать о том, что отнято у нас вместе с ней. Надежда, вера, спокойствие мыслей. Мне кажется, что, пока я не найду человека, совершившего это, и не заставлю его заплатить, заставлю отказаться от того, что он незаконно присвоил, в моей жизни не может быть справедливости.

— Пит, это было так давно. Вероятнее всего, что твой дядя Витторио уже умер — драгоценности рассеяны.

Она покачала головой.

— Нет, — тихо произнесла она, пристально глядя на флакон. — Я знаю, что он жив.

— Знаешь? Каким образом?

Она приложила кулак к животу.

— Я чувствую это здесь.

Люк долго и внимательно смотрел на нее. Он немного помолчал, потом ответил:

— Пит… пока у тебя был шанс найти реальный ключ, поиски имели смысл. Но если ты продолжишь сейчас, это уже будет просто навязчивой идеей. Беда в том, что ты не можешь держать их в маленькой коробке. Они растут, пока не овладеют…

Она улыбнулась ему.

— Не беспокойся, я не позволю этому встать между нами. Я решила испытать другой способ, более легкий и прямо здесь, и задать жару синьору Витторио Д’Анджели, как бы далеко он ни был. — Пит вновь взяла в руки половину флакона.

Люк с любопытством смотрел на нее.

— Я не собираюсь это больше прятать. Завтра я возьму его с собой в магазин и начну оформление витрины, а флакон положу прямо в центр всех сокровищ «Тесори». — Волнение ее росло, Пит поднялась и начала расхаживать по комнате, вынашивая идею. — Я сообщу всю его историю, выставлю как часть экспозиции. И могу предложить вознаграждение за информацию — миллион долларов, а может быть и два. Это вызовет необычайную рекламу — достаточную, я уверена, чтобы привлечь внимание средств массовой информации всего мира. И сама идея прекрасно совпадает с ключевой темой магазина — сокровище лишь то, что ищет свою другую половину. — Она перестала ходить и повернулась к Люку. — Ну, что ты думаешь?

Он немного помолчал, потом ответил:

— Полагаю, ты права в отношении рекламы — поток посетителей удвоится. Но, думается, ты недооцениваешь силу навязчивой идеи. — Он поднялся, подошел к ней и нежно взял за руки. — Пит, у меня тоже есть свое внутреннее чутье. И оно говорит мне, что нам следует пожениться, создать семью. Мне достаточно этого сокровища.

— Если это предложение, я принимаю.

Забавное, удивленное выражение появилось на его лице.

— Думаю, да. Но мне не хотелось бы оказаться брошенным у алтаря, потому что ты внезапно кинешься еще за одним ключом, ведущим в тупик, по-прежнему разыскивая мифический горшок с драгоценностями.

— Справедливо. Но свадьбе предшествует помолвка, верно? Значит, у меня есть немного времени, прежде чем я должна буду встретиться с тобой у алтаря. Если я не найду свой горшок с драгоценностями к тому моменту я брошу поиски.

Он поколебался, словно не хотел связывать ее условиями, о которых она могла позднее пожалеть.

— Я именно это имею в виду, — уверила она его.

— Мне не нравятся долгие помолвки.

Она рассмеялась.

— Мы уже и так долго ждали. Как насчет… трех месяцев?

— Идет!

Они пожали друг другу руки. Потом он поцеловал ее, и через минуту они занимались на диване любовью.

На следующее утро она принесла на работу флакон, уложенный в один из бархатных мешочков с шелковой подкладкой изнутри, которые использовались в магазине для самых лучших драгоценностей, и положила его в свой личный сейф.

Днем Пит созвала совещание оформителей, художников-графиков, помогающих ей придумывать витрины, которыми славился «Тесори». Когда все они собрались за круглым столом в большом салоне, который служил еще и конференц-залом, Пит объявила:

— Мне нужна самая захватывающая идея, которая когда-либо была у нас, чтобы подчеркнуть нечто уникальное, сокровище, не похожее ни на что остальное, что нам доводилось продавать или пытаться продать.

— Что это? — спросили все почти разом.

Их глаза были прикованы к бархатному мешочку, который Пит оставила театрально лежать перед ней на столе.

Она открыла его и поставила перед ними верхнюю часть флакона, сделанного в честь Коломбы. Раздались возгласы восхищения.

Потом заговорил Фил Росстон, главный оформитель:

— Пит, потрясающая вещь. Но я не понимаю, в качестве чего она использовалась. Брошь… Кулон…

— Сейчас ее можно использовать как угодно, потому что утеряна другая половина, — объяснила она.

Все с удивлением посмотрели на нее, потом друг на друга.

— Возможно, будет трудно продать ее, если она неполная, — произнес кто-то.

Пит улыбнулась.

— На этот раз я не продаю. Я покупаю.

Она рассказала им, как использовался этот изысканный предмет и чего она собирается достичь, привлекая к нему внимание.

— Мне нужна максимальная реклама, — сказала она в заключение. — Я хочу, чтобы флакон увидело как можно больше людей, где бы они ни жили, чтобы узнали его историю и то, что, если они смогут сообщить мне необходимую информацию, их ждет вознаграждение.

— Почему бы вам не попытаться просто дать эту историю в газетах, — поинтересовалась молодая женщина, помощница Фила.

— Потому что я не хочу, чтобы все свелось к очередной статье, которую сегодня прочтут, а завтра выбросят в мусорную корзину. Я хочу день за днем держать флакон на виду. Если о нем будут писать, пусть это появится в газетах и журналах по всему миру. Сделайте мне достаточно эффектное оформление, чтобы привлечь и телевидение.

— Трудная задача, Пит.

— Вспомните о вознаграждении. Это тоже вызовет интерес. Я дам два миллиона тому, кто принесет вторую половину флакона и сообщит информацию, которая приведет меня к Витторио Д’Анджели… или его могиле. Теперь приступайте, потому что я хочу, чтобы это было выставлено перед публикой в начале следующей недели.

Вновь раздался хор жалоб, но Пит даже не слушала. Она закончила совещание и вернулась в свой кабинет, чтобы убрать флакон в сейф.

Лотти перехватила ее у двери и сообщила о двух важных звонках.

— Один от дедушки. Похоже, это очень срочно.

Пит забеспокоилась.

— С ним все в порядке?

— Кажется, да, — спокойно ответила Лотти. — Просто взволнован. Когда я сказала ему, что ты на совещании и перезвонишь ему позже, он ответил, что не может ждать. Он едет сюда.

Такая поспешность не в характере деда. Сейчас он вел жизнь, как когда-то гранил камни, с величайшей осмотрительностью, неторопливостью — по утрам читал газету в своей квартире на Грэмерси-парк, которую она сохранила для него, день и начало вечера проводил в голландском клубе, смотря кино и обедая с друзьями, с которыми там встречался. Он, казалось, никогда не торопился. Однако сейчас у него была новость, которая не могла ждать.

Пит пришла в голову мысль, что он, может быть, обнаружил какую-нибудь связь с Фармером, узнал что-то от своих друзей в клубе.

— Когда приедет, сразу же проводи его ко мне. Я хочу его видеть.

Лотти кивнула, потом сообщила, что второй звонок был от миссис Ивер. То, как она произнесла это имя, напоминало порыв арктического воздуха.

Пит помолчала.

— Лотти, ты должна когда-нибудь простить Андреа. Она стала гораздо мягче с тех пор, как была твоим боссом.

— Она никогда не была моим боссом, — холодно ответила Лотти.

Пит улыбнулась.

— Хорошо, я забыла. Но если увидишь ее здесь, будь терпимой.

— Ради тебя, Пит.

Сидя за своим столом, Пит перезвонила Андреа. Они без всякого напряжения поздоровались и немного поговорили о делах.

Потом Андреа перешла к сути.

— Думаю, мы могли бы встретиться, Пит. Мне бы хотелось обсудить с тобой деловое предложение.

Несмотря на все уважение к Андреа, Пит не могла представить, как соединятся в бизнесе их стили, однако ей не хотелось прерывать их доброжелательный разговор.

— В любое время, — сказала она, когда они условились о дне встречи в офисе Пит в конце недели.

Не успела Пит положить трубку, как увидела Джозефа, торопливо вошедшего в приемную. Она помахала ему и встала, чтобы встретить.

Он и в самом деле выглядел взволнованным, голубые глаза сияли, щеки порозовели больше обычного.

— Что все это значит, дедушка? Я забеспокоилась, когда услышала, что срочно понадобилась тебе.

Он чмокнул ее в щеку и, запыхавшись, произнес:

— Кому еще я должен звонить, если у меня такое срочное дело?

— Срочное дело?

— Я должен побыстрее купить бриллиантовое кольцо.

Значит, это не новые сведения о Фармере. Но почему он говорит, что ему срочно нужно купить кольцо? Неужели это возвращение к какому-то событию в прошлом, начало дряхлости?

— Дедушка, как покупка бриллиантового кольца может быть такой срочной? Сядь, переведи дух и объясни.

— Я не хочу сидеть и мне не надо переводить дух. — А потом весело улыбнулся. — Но все легко объясняется. В моем возрасте я не могу терять ни минуты, когда я решился на помолвку.

Пит онемела.

— Помолвку? Дедушка, ты шутишь?

— Я? — Улыбка исчезла с лица, и оно стало спокойным. — Разве похоже, что я шучу?

Пит во все глаза смотрела на него.

— Присядь, дедушка, пожалуйста. Возможно, для тебя во всем этом есть смысл, но мне нужно время, чтобы разобраться.

Он устроился в кресле.

— Все очень просто, — терпеливо произнес Джозеф, и она снова почувствовала себя шестилетней девочкой, сидящей у него на коленях и слушающей, как он рассказывает о бриллиантах. — Я некоторое время знаком с женщиной по имени Мэри Стоун, она вдова. После смерти ее мужа мы проводили много времени вместе, а вчера вечером я решил, что попрошу ее выйти за меня замуж. Она хотела подумать об этом ночь и сегодня утром сказала «да». Вот поэтому я хочу купить кольцо.

Пит в замешательстве покачала головой.

— Дедушка… ты серьезно? Да, вижу, серьезно, но я хочу сказать… это большой шаг.

Джозеф рассмеялся.

— Да, это верно, не так ли? Но ты считаешь, что я должен подождать и обдумать его?

Пит беспомощно развела руками перед лицом такой неординарной ситуации.

— Что ж… я даже никогда не встречалась с этой женщиной.

— Я не прошу твоего разрешения, Пит. И Мэри не будет просить у тебя моей руки.

— Нет. Я не это имела в виду…

— Ты познакомишься с ней, — ласково успокоил ее Джозеф. — Но ее неделю не будет в Нью-Йорке, она поедет к сестре в Колумбус. В Огайо. Именно благодаря ее отъезду я понял, насколько она небезразлична мне. И я бросился покупать кольцо до ее отъезда сегодня, потому что знаю, как ей будет приятно показать его там.

Пока Пит продолжала безмолвно качать головой, Джозеф встал и обнял ее.

— Знаешь, я всю жизнь был таким осторожным, ходил вокруг камней, изучал их со всех углов, фантазировал, прежде чем ударить. А потом ошибался, вероятно, так же часто, как и ловил удачу. Может, было бы лучше, если б я поменьше думал. — Он пожал плечами. — А вот сейчас я нашел еще один драгоценный камень и не буду раздумывать. — Джозеф снова рассмеялся. — Я ударю. Пит, ты поможешь мне? Я хочу купить своей невесте самое прекрасное кольцо на свете, но мне нужна рассрочка…

— У тебя, дедушка, будет самое большое кольцо, какое я только смогу тебе дать. Выбирай любое и заплати мне доллар — просто на счастье.

Джозеф начал спорить, но Пит настаивала, и наконец он направился в торговый зал.

— Ты и на самом деле хитрый старый лис, — засмеялась Пит. — Я все время думала, что ты ходишь в свой любимый голландский клуб…

— Так оно и есть. Там я и познакомился с миссис Стоун. Она и ее покойный муж оба голландцы. Его я тоже знал.

— Мэри Стоун звучит совсем не по-голландски.

— Ах да, она на самом деле Марийке ван Стеен. Когда они приехали в эту страну, им пришлось заполнять много бланков для работы и всего остального. И всякий раз, когда им нужно было написать свои имена, ни один из американцев не мог произнести Марийке или Джоп — так звали ее мужа. Поэтому они стали Мэри и Джо. А поскольку они хотели полностью американизироваться, то изменили и фамилию. Стеен по-голландски значит «камень». — Джозеф пошел выбирать кольцо.

Прошло почти пять минут, как Джозеф ушел. Внезапно одна мысль поразила Пит, и она как молния вылетела из кабинета.

Джозеф сосредоточенно изучал относительно скромные двухкаратные солитеры, когда Пит возникла около него, задыхаясь от пробежки вниз по лестнице и через весь магазин.

— А как насчет Фармер, дедушка? — спросила она, хватая ртом воздух. Он безучастно посмотрел на нее.

— Ты сказал, что Стеен стал Стоуном, — пояснила она. — А Фармер? Если голландец приехал в Англию и стал Фармером, что означает «фермер», как звучит его фамилия по-голландски?

Через секунду Джозеф дал ей ответ.

На следующий день они прилетели в Амстердам.

Поначалу Джозеф отказывался от путешествия. Слишком опрометчиво и импульсивно лететь через весь океан ночным рейсом потому, что они нашли новый ключ, который придется испробовать в сотне новых замков.

Не было ни одной фамилии, которая бы полностью соответствовала Фармеру. Их было несколько: Ландман, Бурман, Кеутербур, Фоккер, Пахтер и даже производные от них. Проверить их все будет страшно трудно.

Но Пит сыграла на его решимости стать новым человеком.

— В Голландии нам гораздо проще сделать это, чем через вторые руки и на расстоянии, особенно с твоей помощью в качестве переводчика. — Когда он по-прежнему отказывался, она добавила: — Мы пробудем там только несколько дней. Ты прилетишь домой до возвращения Мэри из Огайо. К тому же ты более сорока лет не был в Голландии. Разве тебе не хочется посмотреть на родину в последний раз перед тем, как ты женишься?

Он начал смягчаться, но последняя фраза чуть все не испортила. Джозеф сомневался, что хочет вновь увидеть места, где многое, что он любил в прошлом, было у него отнято либо искалечено.

Но Пит знала по тому, как дед сохранял свои прежние привычки, читал голландские газеты, сосредоточил свою жизнь вокруг голландского клуба, что он очень скучал по своим корням. В конце концов, она его уговорила.

Как только они вступили на землю в Амстердаме, Джозеф сразу же почувствовал себя дома. Он не хотел останавливаться в большом трехзвездном отеле, а предпочел маленькую гостиницу на одном из grachten каналов, благодаря которым город называли Северной Венецией. После того как они зарегистрировались, ему не терпелось прогуляться по городу. И хотя Пит торопилась начать поиски, ей пришлось уступить.

— Знаешь, я ведь здесь родился, а переехал в Роттердам после женитьбы на твоей бабушке. Ей хотелось быть поближе к своей семье.

Он показал Пит, где жил в старой части города, называемой «Валлетьес», потому, что это место находилось неподалеку от городских стен. Каменный дом с островерхой крышей мало изменился за шестьдесят с лишним лет после его отъезда. Но тогда он не так уж сильно изменился и с тех пор, как его построили в семнадцатом веке. Главным отличием был красный фонарь над дверью и молодая женщина, подпиливающая ногти перед окном в ожидании следующего клиента.

Он показал Пит свою школу и дом, где впервые начал учиться гранить бриллианты. Они послушали огромного размера шарманку, игравшую на углу, опустив несколько монет в медную кружку, которую шарманщик вовремя вытряхнул в музыкальную машину. Покатались на катере по каналам, Джозеф обращал ее внимание на большое число достопримечательностей и был лучше любого гида, так неожиданно ясно он сохранил в памяти каждую деталь, хотя не был на родине более сорока лет.

— А теперь, — объявил он, когда катер причалил, — прежде чем мы займемся поисками господина Фармера, мы должны отведать «поффертьес». — Он привел ее в весело покрашенный дом, и вскоре им подали полные тарелки крошечных, величиной с доллар, толстых блинов, пропитанных растопленным маслом и посыпанных сахарной пудрой.

Джозеф отодвинул свою пустую тарелку со вздохом глубокого удовлетворения.

— Если ты закончила, мы, может быть, займемся тем, ради чего приехали.

На центральной телефонной станции им потребовался час, чтобы выписать фамилии людей, с которыми надо связаться. Джозеф составил список слов, соответствующих английскому «фермер», и все похожие производные. Сына фальшивомонетчика звали Джон, что сужало поиск к списку людей, имя которых начиналось с I. или к именам Джоханнес или Ян.

Затем они стали звонить, объясняя, что им нужен сын человека, умершего в Англии под фамилией Геральда Фармера. Для космополитов амстердамцев не было ничего удивительного в общении на английском языке, поэтому Пит и Джозеф поделили список пополам. Когда у Пит возникали трудности, на помощь приходил Джозеф.

Они обзвонили более трех дюжин человек, прежде чем Пит набрала номер Яна Бурсма, который значился в списке как владелец художественной галереи.

— Да, да, я говорю по-английски, — сказал владелец галереи, когда Пит начала разговор. После того как она объяснила цель звонка, наступила пауза, потом Бурсма признался, что человек, известный под именем Геральда Фармера, его отец. Он согласился встретиться с Джозефом и Пит в своей галерее после закрытия.

Галерея Бурсма занимала первый этаж большого старого дома, выходящего на Херенграхт, самый красивый из каналов. Владелец сам открыл им дверь и провел к группе кресел в дальней части прямоугольного открытого пространства, увешанного современными абстрактными полотнами молодых неизвестных голландских художников. Бурсма был худощавый, лысеющий человек, пятидесяти с небольшим лет, который носил очки без оправы и двигался с раздражающей точностью.

После того как он подтвердил, что человек, умерший в английской тюрьме, был его отцом, Пит быстро, но тактично перешла к сути.

— Господин Бурсма, я понимаю, что ваш отец был крупным мастером.

— Самым лучшим. Не было ни одного камня, с которым он не справился бы, и ни одной оправы, которую он не смог бы придумать. Отец знал все, что нужно знать о ювелирном искусстве. Только тогда, когда он занялся изготовлением фальшивых денег, его постигла неудача. — Он покачал головой. — Он не был гравером.

Теперь сердце Пит заколотилось от волнения. Она залезла в сумку, висящую у нее на плече, и вытащила бархатный мешочек, развязала тесемки и извлекла верхнюю часть флакона Коломбы.

— Он мог повторить что-нибудь подобное?

Бурсма протянул руку к флакону, и Пит позволила ему взять его.

— Он сделал это, — прошептал голландец. — Или точную копию этого.

— Bent U geher? — спросил Джозеф, переходя на родной язык, словно желая удостовериться в правильности ответа.

— Конечно, я уверен, — ответил Бурсма почти обиженно. Он вновь внимательно осмотрел флакон и вернул его Пит. — Такую вещь нельзя забыть. Мне было одиннадцать, когда он принялся за нее, отец работал долго — около двух лет, насколько я помню.

Пит подалась вперед, глаза ее блестели.

— Пожалуйста, это ужасно важно. Вы помните человека, который заказал вашему отцу воссоздать этот флакон?

— О, да. Он был здесь несколько раз, пока отец работал. Мне он совсем не нравился, напористый, с отвратительным характером, но в то время отец не мог получить другой работы.

— Een collaborateur, — произнес с усмешкой Джозеф.

— Да, он был коллаборационистом, — сказал Бурсма слегка упавшим голосом. — Но он действительно считал, что нацисты были надеждой для Голландии. После этого у него не было выбора, и он взялся сделать копию для того человека.

— Как его звали? — быстро спросила Пит.

Бурсма поколебался, в первый раз не уверенный в деталях своего рассказа.

— Вы знаете, не думаю, чтобы я когда-нибудь слышал его имя. Мой отец звал его просто «итальянец».

Это, должно быть, Витторио, подумала Пит. Это должен быть он.

— Пожалуйста, подумайте хорошенько, мийнхер. Вам никогда не доводилось слышать его имя…

Задумчиво помолчав, он покачал головой.

— Мне жаль.

Вмешался Джозеф.

— Вы знаете, куда он отправился с флаконом? Когда он закончил его, итальянец сам пришел за ним или ваш отец доставил его ему?

— О, это я помню. Флакон был доставлен в Лугано, в Швейцарию. Я помню, потому что ездил вместе с отцом. В те дни это было такой роскошью. А из Лугано мы отправились в Женеву в банк. Потом вернулись домой, а спустя месяц уехали в Англию.

Это все, что знал Ян Бурсма. Как ни наседала на него Пит, он не мог сказать, где сейчас находится Витторио Д’Анджели.

Было уже темно, когда они вышли из галереи и Джозеф повел Пит пообедать в знаменитое «Кафе Америкен» на Лейдсеплейн, в стиле «арт нуво», где устраивала свой свадебный прием печально известная шпионка Мата Хари.

— Все кончено, дедушка, — сказала Пит, крепко держа бокал с вином, но не сделав ни глотка. — Он слишком хорошо замел следы. Я могу отправиться в Лугано, но ничего не найду там. Никто ничего не слышал о Витторио Д’Анджели, я просто знаю это. А больше негде искать.

— Я бы хотел сказать тебе, schatje, что ты ошибаешься, но мне больше нечего тебе предложить.

Пока Пит сидела над десертом, Джозеф отлучился, сказав, что ему надо позвонить. Его долго не было. Пит подумала, что он, вероятно, звонит женщине, чье имя осветило эту последнюю фазу бесполезного поиска.

Джозеф вернулся сияющим, что подтвердило предположение Пит.

— Завтра мы можем уже быть дома, дедушка, если ты соскучился по своей невесте. Нас здесь уже ничто не задерживает.

— Тебя, schatje, не задерживает, — ответил Джозеф. — Поэтому я провожу тебя в аэропорт.

— Проводишь меня… дедушка…

— Пит, я не лечу с тобой в Нью-Йорк. Теперь, когда я дома, я понял, как сильно я соскучился по нему.

— А как же Мэри?

Джозеф расцвел еще больше.

— Поэтому я и звонил. Завтра она вылетает из Колумбуса сюда ко мне. Я хочу, чтобы она тоже была здесь, я хочу посмотреть, разделяет ли она мои чувства — что мы часть этой страны, что мы дома.

— Дома? Дедушка, ты хочешь здесь жить?

— Да — жить там, где знают, как произносить имя Мэри. Марийке, — медленно проговорил он. — Тебе не кажется, что это более поэтично?

Пит только с изумлением смотрела на деда. Будучи столько лет осмотрительным, разумным человеком, он открыл совершенно новое «я». Возможно, ни один из его планов не был тщательно продуман и надежен, но это не значило, что они неразумны.

Как бы ни была она огорчена их бесплодными поисками, внезапно Пит разразилась смехом.

— Ты великолепен, дед, в самом деле великолепен.

Он улыбнулся.

— Я лихой парень, да? Возможно, это правда, что жизнь начинается в восемьдесят.

На следующее утро, когда Пит обняла деда и села в самолет на Нью-Йорк, она почувствовала, что смирилась с последним тупиком в ее поиске. Почему-то драгоценности Коломбы казались менее важными, чем вчера.

Вероятно, она даже скажет Люку, что они могут сократить срок помолвки.

Глава 10

Андреа предложила позавтракать в «Гренуй», который находился неподалеку от обоих магазинов. Пит почти уже приготовила другой вариант, памятуя о роли, сыгранной этим рестораном в ее недолгом флирте с Марселем, и опасаясь, что Андреа может вспомнить это, и возникнут неловкие моменты. Но потом передумала. Замужество Андреа сгладило подобные трения между ними.

Когда Пит ровно в час пришла в ресторан, Андреа уже ждала ее. Хотя резкий стиль ее юности смягчился, она по-прежнему бросалась в глаза в своем костюме цвета электрик от Клода Монтана. Пит обратила внимание, что ее волосы были пострижены по плечи в сдержанном стиле и покрашены на тон или два мягче. Одетая сегодня в разноцветное набивное платье, Пит почувствовала, что они прекрасно будут смотреться вместе.

Царила дружеская атмосфера, Андреа настаивала, чтобы они выпили шампанское, не показывала никаких оборонительных рубежей, которые были обычным явлением в прошлом. Когда она мимоходом поинтересовалась, чем была занята Пит, и за этим последовало упоминание о путешествии с дедом, и его решении жениться и переселиться опять в Голландию, Андреа слушала с интересом и сочувственно.

— Доказательство того, что никогда не поздно, — сказала она, поднимая свой бокал к Пит в подразумевавшемся тосте за их поздно расцветшую дружбу. — Дело в том, — добавила она, — Марсель и я тоже думаем уехать. Вот поэтому я решила, что мы сможем поговорить о делах.

Затем последовало предложение. Марсель никогда не чувствовал себя в Америке как дома, начала Андреа. Сначала он приехал в Нью-Йорк, потому что его отправил Клод в качестве своего помощника, и остался он потому, что Клод умер. Потом Марсель не хотел возвращаться в Париж, где его отец отбрасывал еще большую тень. Он все сильнее ощущал неудовлетворенность и беспокойство в ювелирном бизнесе, пока не осознал, что только случайно благодаря своему рождению в семье ювелира он стал заниматься этим делом.

— Сейчас он достиг той точки, когда готов передать все дела мне, чего я всегда так хотела. — Андреа задумчиво посмотрела в свой бокал. — Но ирония судьбы в том, что без него, без его участия в бизнесе моя самостоятельная работа будет не в радость. Мне всегда нравилась борьба между нами, конкуренция, чтобы показать, на что мы способны. Понимаешь, Пит?

— Думаю, да.

— Поэтому мы собираемся закрыть магазин.

— Закрыть? — удивленно повторила Пит.

— Только в Нью-Йорке, «Дюфор и Ивер» будет продолжать работать в Париже, где все дела принял племянник Марселя. А мы будем жить в деревне. Можешь себе представить меня, мадам Ивер, хозяйкой фамильного шато?

Теперь Пит поняла перемену, происходящую в Андреа. Она готовилась взять на себя заботу о Шато Ивер.

— Ты справишься со всем, за что бы ни взялась, — искренне сказала Пит.

В глазах Андреа засверкали озорные и честолюбивые искорки.

— Знаешь, в шато есть виноградники. Вино всегда было хорошим, но не превосходным, и они никогда не утруждали себя выпускать больше нескольких сотен бутылок ежегодно со времен Наполеона. — Она наклонилась к Пит, словно делясь секретом. — Собираюсь поставить это местечко на ноги, Пит. Дай мне лет пять, и я превращу Шато д’Ивер в другое «Шато Мутон» и буду делать сорок миллионов на экспорте.

Пит рассмеялась.

— Если кто и может это сделать…

— Но не говори Марселю. Он считает, что я готова смириться с тихой деревенской жизнью и растить детей, не виноград.

— Я не раскрою твой секрет под угрозой гильотины, — сказала Пит. — Но полагаю, Марсель не удивится, когда ты начнешь заправлять делами.

Наконец Андреа сообщила, что она хочет от Пит.

— Я подумала, что ты, возможно, захочешь купить весь запас наших драгоценностей. Парижский магазин уже полностью передан, и маловероятно, что до закрытия мы сможем много продать. «Дюфор» никогда не был в состоянии догнать «Тесори». Мне так и не удалось сдвинуть «Д и И» с места и я всегда была далека от их допотопного стиля.

Пит подумала о предложении. Она была уверена, что сможет договориться о приемлемой цене, а приобретя запас для целого магазина, ей, может быть, удастся преодолеть сопротивление Антонио Скаппы и открыть еще один американский филиал «Тесори». Пит всегда считала, что магазин в Беверли Хилз будет иметь такой же успех, как и в Нью-Йорке, если не больший.

— Я согласна. Зайдем ко мне в офис после ланча. Я проверю свои счета, смогу ли покрыть расходы на покупку, и мы можем подписать соглашение.

Покончив с деловой частью встречи, они провели оставшееся время, болтая о вещах, которые занимали бы двух давних подруг — о последних новинках моды, сплетничали о женщинах, сидящих в ресторане, которых они узнавали.

Когда они появились в магазине, Пит застала штат оформителей, ожидающий ее, чтобы показать несколько идей по демонстрации флакона. Она сказала им, что освободится через полчаса, после того как закончит дела с Андреа.

— Что это за особый экспонат, о котором они говорили? — поинтересовалась Андреа.

В прошлом Пит не была достаточно дружна с ней — или не доверяла ей в достаточной мере, — чтобы рассказать о пропавших драгоценностях Коломбы. Даже о поездке в Амстердам она упомянула как о сентиментальном путешествии. Но сейчас ей пришло в голову, что деловые связи, которые Андреа установила за все эти годы, могут оказаться полезными в поисках Витторио.

Начав рассказывать историю, Пит взяла из стола мешочек и вынула часть флакона.

— Другая часть, — сказала она в заключение, — у моего пропавшего дяди — вместе с подделкой и коллекцией драгоценностей, которые на сегодняшнем рынке могут стоить до тридцати-сорока миллионов долларов.

— Интересная история, — равнодушно сказала Андреа. — А теперь извини меня, Пит, мне надо бежать, меня ждут дела. Ты сможешь подтвердить свою платежеспособность и подготовить письмо?

— Разумеется, — ответила Пит. Она убрала флакон обратно в сейф, подошла к столу и позвонила в банк.

Реакция Андреа ее удивила и несколько разочаровала. Никто, видевший флакон прежде, не был столь равнодушен — хотя, конечно, вспомнила Пит, у Андреа сейчас совсем другое на уме. И как бы очаровательна временами ни была Андреа, у нее всегда на первом месте личные интересы.

Пару следующих дней, а потом и выходные Пит сосредоточила все внимание на подготовке демонстрации флакона в начале следующей недели. Она в действительности не ожидала, что ее затея удастся после стольких лет напрасных поисков. В любом случае это привлечет толпы людей и сделает рекламу магазину. А когда все будет закончено, она сможет сказать, что испробовала все, и выйдет замуж за Люка.

В воскресенье вечером, проведя весь день в закрытом магазине в последних приготовлениях, Пит пошла домой к Люку, и он дал ей обручальное кольцо.

Через несколько часов звук сигнализации разорвал тишину ночи.

К середине утра в понедельник у полицейских начали проявляться первые выводы. Несомненно, сказали они, это дело рук профессионалов, людей, которые хорошо знают и имеют большой опыт в обращении с системами сигнализации в подобных магазинах и средствами выведения их из строя. Основным доказательством, что это работа кого-то из персонала, был тот факт, что вор или воры выбрали для кражи необычайно ценный предмет: редкое, но не законченное произведение искусства, которое тайно хранилось в личном сейфе Пит. Вор знал, что флакон там.

Список подозреваемых включал Лотти, штат оформителей, возможно, и других в самом магазине и вне его, с которыми могли общаться эти люди. Всех их опросила полиция.

— Никто из них не показался мне подозрительным, — сообщил Пит детектив, отвечавший за расследование. — Они преданны вам, мисс Д’Анджели, и пока что мы не обнаружили ни малейшего намека, что кто-то из них связан с дурной компанией, которая знает, как совершить такой налет и грабеж. Может, вы вспомните кого-то постороннего, проходившего мимо открытой двери вашего кабинета и увидевшего флакон у вас в руках? Или вы заказали себе сэндвич, и посыльный взглянул.

Пит не могла вспомнить, чтобы кто-то из посторонних вертелся поблизости, когда флакон был на столе.

Только после ухода детектива Пит вспомнила о ланче с Андреа и ее визите после него.

Она сразу же попыталась отбросить всякие подозрения. Какой мотив мог быть у Андреа? Ей не надо красть никаких драгоценностей, у нее полный магазин своих собственных. Неужели ей захотелось иметь флакон, потому что он редкий и уникальный? Но он неполный.

Или этот поступок был вызван настоящей злобой — дружеские чувства Андреа одно лишь притворство, чтобы замаскировать патологическую ненависть и ревность, которые она по-настоящему никогда не преодолела?

Нет… ее теплое отношение казалось таким искренним.

Абсурдная мысль. Даже если Андреа захотела взять флакон, как она сможет распорядиться им?

С профессиональной помощью.

Как владелец крупного ювелирного магазина Пит знала, что полиция и страховые компании рассылали повсюду циркуляры, сообщая имена, описания и часто фотографии мужчин и женщин, за которыми числятся ювелирные кражи, поэтому их могут опознать, как только они появятся в любом магазине. Пользуясь такими списками, Андреа сможет легко связаться с одним из них, кто согласится взять флакон.

Но вопрос остается прежний: «Зачем?»

Чтобы избавиться даже от тени подозрений, Пит схватила телефонную трубку и набрала номер «Д и И», никогда не забывая его со дней своей работы там.

— Извините, но миссис Ивер нет в офисе, — ответили ей.

— Это Пьетра Д’Анджели. Передайте ей, чтобы она позвонила мне, когда придет.

— Ее не будет сегодня, мисс Д’Анджели. Миссис Ивер отправилась в деловую поездку.

Поездка. Но что у нее за дело, если они с Марселем решили закрыть магазин?

— Мистер Ивер на месте? — быстро спросила она.

— Да, я сейчас вас соединю с ним.

Когда Марсель поднял трубку, он был само очарование и признательность. Андреа сказала ему, что Пит освободит их от запасов драгоценностей.

— Марсель, где Андреа? — спросила наконец Пит.

— Она уехала за границу.

— Без тебя?

— Пит, она поехала повидаться с отцом. Я там нежелателен.

— Думаю, она там тоже нежелательна.

— Возможно, ей будет нелегко со стариком, но она сказала, что ей нужно еще раз увидеть его, — словно ею овладело предчувствие, что он вот-вот умрет. Она улетела внезапно.

Пит заколебалась.

— Марсель, у меня в магазине совершена кража. Из моего сейфа взяли очень ценную вещь. И… я хотела спросить у Андреа, не знает ли она что-нибудь?

— Знает что-нибудь? — отозвался Марсель. — Что ты имеешь в виду, Пит? Как она может знать?

И вновь подозрение показалось абсурдным.

Только потому, что Андреа была в ее кабинете несколько дней назад, ее надо ставить в начало списка подозреваемых?

— Не бери в голову, Марсель. Мне не стоило беспокоить тебя. Когда возвращается Андреа?

— Завтра или послезавтра. Она сказала, что уезжает на день-два.

Пит повесила трубку. Конечно, Андреа вернется. Разве вор крадет что-то, убегает, а потом возвращается к расследованию?

Совпадение и ничего больше. Флакон пропал. Андреа отправилась проведать отца. Два события, у которых нет ничего общего.

С годами Витторио спал все меньше и меньше. Лежа без сна в постели и глядя на потолок или бросая случайный взгляд на женщину, спящую рядом с ним, он переживал СВОЮ ЖИЗНЬ, ЖИЗНЬ Витторио.

И поскольку в последние дни он чувствовал себя как Витторио все менее и менее спокойно, чем в роли Антонио, он поднимался раньше и раньше, чтобы начать новый день, заняться делами, которые обеспечивали его маскировку.

Он вынужден был признать, что Витторио оказался неудачником, сбежавшим из своей страны, спасая жизнь и оставляя за собой репутацию преступника, соучастника палачей.

Зато Антонио преуспевал. Он никогда ни от кого не убегал.

Пелена тумана, поднимающаяся с озера, все еще нависала над улицами Женевы, когда Антонио приехал в магазин. Он поднял защитные ставни, выключил сигнализацию особым ключом, отпер входную дверь и вошел в магазин, заперев за собой дверь. До открытия было еще несколько часов. Он проведет время за проверкой прихода, отчетами агентов из-за границы, которые занимались поисками новых мест для магазинов, просматривая эскизы новых украшений из своих мастерских, а иногда он просто перекладывал с места на место драгоценности, выставленные в магазине.

Время от времени, когда Витторио являлся в магазин очень рано, он спускался в большое хранилище в подвале и открывал один внутренний отсек, куда лишь он имел доступ. Там он любовался на сокровища Коломбы. За исключением нескольких украшений, которые он отдал Бурсме, коллекция по-прежнему оставалась нетронутой. Колье потребовалось Витторио, чтобы расплатиться за работу с ювелиром, но Антонио не был в таком безвыходном положении. Он использовал коллекцию как обеспечение под крупные ссуды, которые позволили ему открыть магазин и приобрести запас драгоценностей. Несколько предметов из коллекции Коломбы, показанные сочувствующим банковским служащим, вот и все, что требовалось.

Однако в это утро он не спустился в хранилище. Его успокаивала мысль, что коллекция его, по, с другой стороны, она доставляла ему мало радости. Жена его никогда не могла носить их. Он даже боялся показать драгоценности мастерам, поскольку тогда придется снять с них покров тайны и делать новые оправы для камней.

Антонио отправился в свой кабинет поработать. Когда он подошел к двери, то увидел пробивающуюся полоску света. Вчера вечером оставил зажженной настольную лампу, подумал он.

Зайдя в кабинет, Антонио убедился, что на столе действительно горела лампа.

Но когда он пошел через всю комнату, его взгляд заметил еще нечто такое, отчего он замер как вкопанный, словно увидел привидение. В центре небольшого, освещенного лампой круга, на столе лежала верхняя половина флакона — часть, которую он подделал.

Почему она здесь, а не в тайнике?

Лежащая под светом лампы половинка женской фигурки, казалось, дышала жизнью — словно явилась сюда, чтобы обвинить его — часть самой души Коломбы.

Он бросился вперед, его первым импульсом было схватить ее и спрятать вновь.

И в этот самый момент из темного угла комнаты в полумрак выступила она. Антонио окаменел. Это было ее привидение.

— Значит, это правда. Антонио Скаппа — это Витторио Д’Анджели — вор, военный преступник, оскорбление человечеству…

Теперь он различил контуры призрака.

— Ты! — Он словно выплеснул слово, потом подошел к столу и схватил флакон. Почувствовав себя спокойнее с фигуркой в руке, он повернулся к дочери. — Как ты сюда попала? Как ты достала это из тайника?..

Андреа заговорила из полумрака:

— Да, меня никогда не подпускали, не так ли? Но ты разрешил Франко иметь набор ключей. Сначала я пошла к нему. Он был готов помочь мне, как только я объяснила ему, зачем я здесь… рассказала, что из себя представляет наш отец.

Антонио смотрел, как Андреа продвигается вперед к свету.

— Что касается той вещицы у тебя в руке, мне не надо было доставать ее из твоего тайника. Я украла ее из сейфа твоей племянницы в Нью-Йорке. Ты слышишь, дорогой отец? Я украла ее… я воровка, как и ты. — Мрачная ироничная улыбка коснулась ее губ.

Антонио перевел дух. В заявлении дочери он услышал спасение, а не обвинение. Теперь он понял, зачем она здесь.

— Значит, ты все узнала, — сказал он небрежно. — Что ты хочешь за свое молчание? Долю в магазине? Очень хорошо, ты показала, на что ты способна, тем более мне становится трудно управляться одному.

Андреа медленно покачала головой.

— Нет, папа, — произнесла она с насмешкой. — Я вовсе не этого хочу.

— Тогда чего? — нетерпеливо потребовал Антонио. — Скажи мне. Ты знаешь, я не хочу разоблачения, я заплачу. Поэтому не тяни. Скажи, и я заплачу, и мы продолжим жить.

Андреа смотрела на него с жалостью и яростью.

— Если б только я знала раньше, — тихо проговорила она. — Я гораздо легче простила бы себя за ненависть к тебе.

— Скажи мне! — прорычал Антонио. — Мне наплевать, что ты обо мне думаешь. Ты явилась сюда шантажировать меня, и я готов заплатить. Ладно! Давай перейдем к делу.

Андреа долго с презрением смотрела на него. Как ужасно иметь такого отца, думала она. А потом она поняла, что он в действительности не был ей отцом. Он был посторонним человеком, которого она никогда не знала, к которому пришла только по делу.

— Очень хорошо. Вот мои условия…

В середине ночи она проснулась. На этот раз не от звука сигнализации. Обжигающая правда ворвалась в ее беспокойный сон, и Пит вскочила на кровати, как от кошмара.

Рядом с ней проснулся и Люк. Свет почти полной луны струился в окне и освещал ее обнаженную дрожащую фигуру. Люк протянул к ней руку и успокаивающе положил теплую ладонь ей на спину.

— Что случилось, дорогая?

— Антонио, — прошептала она, уставившись в темноту. Потом голос ее стал громче. — Это Антонио. Андреа украла флакон и повезла к нему.

— Зачем?

— Потому что она похожа на меня… она никогда не забывает.

Люк в замешательстве покачал головой.

Пит повернулась к нему и стала рассказывать, как в детстве нашла флакон, как ей сказали тогда, что это волшебный талисман, частица сказки. Андреа тоже могла видеть его давным-давно и не забыла. Даже если она не видела, возможно, были и другие догадки, которые она сложила вместе. То, как отец старался заполучить колье или, вероятно, что-то со стороны матери… Андреа, должно быть, поняла, что ее отец — Витторио.

— Значит, теперь ты знаешь, где твой дядя… знаешь, что коллекция должна быть у него. Что собираешься делать?

Пит задумалась. Может ли она заставить Антонио вернуть ей драгоценности без доказательства, что он завладел ими незаконно, путем подлога? Может ли она поставить под сомнение подлинность его личности? Она может заявить свои претензии, но они так и останутся претензиями. Как ей вернуть доказательство теперь, когда его вывезли в другую страну и спрятали? На тяжбу могут уйти годы.

А она была партнером Антонио. Как это будет выглядеть, если она на его деньги создала процветающее предприятие, а потом обвинила его без всякого доказательства? Это выльется в нескончаемый процесс — тема для публикаций в «Пипл», сенсаций в «Шестидесяти минутах». Женщина, точащая топор, и респектабельный джентльмен, защищающий себя.

— Не знаю, что делать. Но, по крайней мере, есть время для раздумий. Он никуда не денется.

— Это точно, — сказал Люк. — Время есть. — Он обнял ее и нежно прижал к себе. Его ласки успокоили ее, проблемы улетучились из сознания, когда ее стали заполнять другие чувства.

— Может быть, — прошептала она, — это не имеет значения. Когда-то я не могла жить без драгоценностей. Но это было до того, как ты дал мне весь тот огонь и свет, который мне нужен.

Он тихо засмеялся, устраиваясь на ней, и они слились.

Глава 11

Когда на следующий день в магазине снова появились детективы, Пит сказала им, что знает, кто стоит за кражей, но не собирается выдвигать обвинение, и они могут прекратить расследование.

— Не понял, — сказал шеф детективов. — Вы собираетесь проглотить потерю?

Пит улыбнулась его жаргону.

— У меня от нее будет несварение, лейтенант, но ничего. Я собираюсь ее съесть.

Наступило некоторое оцепенение. Пит сказали, что полиции не нравятся люди, которые «играют в игрушки», сначала вызывая их вести дело, которое потом испаряется. Но к пяти часам дня ситуация урегулировалась. В магазине все уже убрали, вставили новые окна, восстановили сигнализацию, и он был готов к завтрашнему дню.

Пит собралась уже уходить домой, когда зазвонил телефон.

— Привет, кузина, — сказал голос в трубке.

Пит потребовалось время, чтобы прийти в себя.

— Ты где?

— В аэропорту «Кеннеди».

— А флакон?..

— Увидишь. — Андреа сообщила, что будет в городе меньше чем через час. Она хотела встретиться.

— Я буду дома.

— Прекрасно. И Пит… не попросишь ли моего дядю тоже прийти? — Андреа повесила трубку.

К шести часам они собрались в гостиной, Люк и Пит, ее отец и Анна, Мэдди отпустили. Стив беспокойно ходил по комнате, все время говоря о Витторио, заново переживая его предательство, возбуждая себя разговором о том, что надо принять меры против его брата-вора теперь, когда известно, где его найти.

Прошло еще полчаса, а Андреа не приехала.

— Еще какая-то игра, — предположил Люк.

— Нет. Она будет здесь, — ответила Пит.

Через десять минут позвонил привратник и сообщил, что приехали мистер и миссис Ивер.

Когда зазвонил звонок и Пит пошла открыть дверь, она не увидела ни Марселя, ни Андреа. За дверью были сложены большие коробки, обтянутые кожей с золотыми фиттингами.

Андреа стояла в стороне.

— Они твои. Твои и… твоего отца, с моим приветом и извинениями.

Теперь только Пит поняла, что это были коробки с драгоценностями коллекции Коломбы.

Доставив их к двери Пит, Андреа была готова повернуться и уйти, не уверенная, как Пит отнесется к ней. Но Пит пригласила их войти. В конце концов, они были кузинами. И подругами.

За шампанским, которое открыла Пит, Андреа рассказала о сделке, которую заключила с Витторио. Чтобы спасти репутацию, которую он создал под вымышленным именем, и дело, начатое с помощью украденных драгоценностей, он был готов отдать не только коллекцию, но и уступить Пит свою долю в американском филиале «Тесори».

Сначала Стив сказал, что Витторио должен ответить за массовые убийства партизан в деревне, в которую он направил своего тестя-нациста.

— Это, папа, дело твое и его, если ты хочешь заново открыть такие ужасные раны.

Стив взглянул на Анну, она легко взяла его руку.

— Вероятно, я оставлю все, как есть. Может быть, Витторио даже не причастен, и я его обвиняю только потому, что… мне нужен кто-то, чтобы ответить за это.

Потом они начали открывать коробки одну за другой, пока комната не засияла от разноцветного блеска тысяч драгоценных камней. Женщины, как дети, стали примерять украшения, а мужчины в изумлении смотрели на них и аплодировали, и наконец все весело рассмеялись при виде великолепного бесценного изобилия. Глядя на Анну и Андреа, щеголяющих в понравившихся драгоценностях, Пит знала, что она подарит их им и поделится коллекцией с Андреа. Для одной женщины здесь было слишком много драгоценных украшений — для любой, кроме Коломбы.

При свете свечи на туалетном столике Пит разглядывала себя в зеркале, обнаженную, в длинном ожерелье из изумительных бриллиантов Голконды, самом сказочном украшении из всей коллекции. Она ощущала призрак бабушки, улыбающейся за ее плечом, — чувствовала, что та Пьетра жива в ней. Конечно, подумала Пит, прекрасная куртизанка, должно быть, вот так же иногда смотрела на свое обнаженное тело, украшенное драгоценными камнями.

— Ложись в постель, — сказал Люк.

Пит встала и пошла к нему, разбрасывая бриллиантовые искры света. Он потянулся к ней, и она опустилась, но прежде чем откинуться назад, Пит сняла ожерелье. Когда она в руках возлюбленного, украшения не нужны.

Лежа рядом с Люком, Пьетра Д’Анджели не сомневалась, что Коломба тоже знала это. Свет, искры и драгоценная красота были частью их любви, частью того, что они всегда будут делать вместе.