Сокровища любви

Глава 4

Такой цветущей и счастливой Айрин давно не видела Софию. Отдых на Ривьере явно пошел ей на пользу. Она буквально преобразилась, посвежела и помолодела. Глаза блестели. В последний раз девушка видела мачеху такой, когда та много лет назад впервые появилась ни Милтон-сквер. Эдмунд, довольный ее удивительным выздоровлением — как физическим, так и духовным, — был несколько озадачен этим фантастическим превращением. Не обладая богатым воображением, он в глубине души испытывал неприятное чувство, видя, что София до отъезда в Ниццу и София после приезда — это два различных человека. Она стала более уверенной в себе, яркой, ослепительной женщиной, и ее красота под южным солнцем Ривьеры расцвела во всей своей полноте. Всегда терпимая к Эдмунду, сейчас она стала еще терпимее. Охладев к мужу, она не отказывала ему в близости, бурно проявляя свои чувства. Но самым странным было то, что на его замечания или упреки она никак не реагировала и, казалось, даже не замечала их, а слез, так раздражавших его раньше, как не бывало.

София отчетливо сознавала, что с ней происходит, и радовалась своему преображению. Если раньше Эдмунд обладал неограниченной властью над ней, злоупотребляя ее любовью, то теперь она чувствовала, что освободилась от этой власти. Как странно, размышляла она, у нее было два мужа, и каждый пытался подавить ее личность: первый был женоненавистником, второй — тираном. Никто из них не увидел и не оценил ее индивидуальность, а наоборот, старался убить в ней живую искру. С Грегори все было по-другому. Она впервые почувствовала себя свободной женщиной, раскрылась как личность. В их отношениях было нечто большее, чем страсть. София, всегда считавшая супружескую неверность самым большим грехом, удивлялась сама, что не испытывала ни малейших угрызений совести. Ни она, ни Грегори не строили планов на будущее, довольствуясь тем, что им послала судьба на короткий миг. Никто из них не заводил разговора о продолжении романа после Ниццы. Все, что произошло между ними, навсегда останется в этом городе. София не хотела копаться в дальних уголках своего сердца. Если их нежным чувствам суждено остаться, не умереть, их надо запрятать как можно глубже. Как это ни парадоксально, но сейчас, как никогда, она ощущала в себе способность и дальше оставаться женой Эдмунда, но никакие угрозы и грубые выходки мужа больше не действовали на нее. Когда в минуты близости она представляла себя в объятиях Грегори, это было минутным наваждением, со временем и ему суждено остаться лишь светлым пятном в ее памяти.

Светская жизнь Эдмунда Линдсея в отсутствие жены сократилась до минимума. Он сам так решил не появляться в обществе без жены. Теперь София по вечерам всегда оставалась дома, и это очень осложнило лычную жизнь Айрин. Она не могла задерживаться после занятий и проводить вечера с Дереком, а когда отец с мачехой возобновили наконец светскую жизнь, с ее плеч будто свалился груз.

Во время их вынужденной разлуки Дерек искал место, где они бы могли тайно встречаться. Если бы он заботился только о себе, то уже давно снял бы комнату с кроватью в каком-нибудь захудалом квартале, но здравый смысл подсказывал ему, что романтическая Айрин, девушка из богатой семьи, пришла бы в ужас от такого убожества. Дереку требовалось время, чтобы приучить ее к радостям любви, что позволило бы ей не обращать внимания на обстановку съемного угла. Он не хотел сделать неверный шаг и потерять ее. Ему приходилось постоянно сдерживать свою страсть, что приводило его в состояние, близкое к безумию. Когда он сквозь одежду ласкал ее юное тело, вдыхая волнующий аромат ее духов, а она пылко отвечала на его ласки, когда он ощущал, как под его ладонями твердеют ее соски, то чувствовал, что сходит с ума. Он больше не мог довольствоваться поцелуями на темных улицах, провожая ее до дома. Когда после долгой разлуки она снова появилась в мастерской, он потерял голову, набросившись на нее со всей силой накопившейся страсти. Дерек еще никогда в жизни так долго не добивался женщины. Он изнемогал от желания. Наконец он нашел подходящий вариант. В очередной раз провожая до дома и обнимая Айрин за талию, он сообщил ей эту новость. Начиналась весна, воздух был напоен свежестью. Айрин держала в руках букетик фиалок, купленный им у уличной торговки.

— Я нашел идеальное место для нас! — торжественно объявил он.

Айрин остановилась как вкопанная и повернулась к нему лицом.

— Где? — в волнении спросила она.

— Отгадай, — подразнил ее Дерек, довольный своей находкой.

Айрин высказала несколько догадок, но ни одна из них даже близко не попадала в цель.

— Не мучай меня, — нетерпеливо сказала она, шутливо ударив его в грудь.

Дерек схватил ее за руки.

— Сначала поцелуй, — попросил он.

Айрин повиновалась и, прижавшись к нему, поцеловала.

— Где мы будем встречаться? — уже более серьезно спросила она.

— В мастерской твоего отца, после работы, когда все разойдутся по домам. Я сделал дубликаты ключей.

От удивления Айрин даже отпрянула назад.

— Идеально! Есть только одно «но»: нас могут принять за грабителей.

— Исключено, — уверил ее Дерек. — Поверь мне, я все продумал до мелочей. Ты должна только назвать время, когда мы увидимся в следующий раз.

Айрин задумалась. Они могут встретиться в один из вечеров, когда отец с Софией будут в театре, а потом, как всегда, пойдут ужинать в ресторан.

— В следующий вторник, — твердо сказала она.

— О, моя любимая! — радостно вскрикнул Дерек.

Он так сильно сжал ее в объятиях, что чуть не сломал ей ребро. Айрин на минуту заколебалась, но быстро справилась с собой и радостно улыбнулась.

В следующий вторник Эдмунд купил билеты на премьеру последнего шоу Джорджа Эдвардса в театре «Гейэти». Знаменитый импресарио славился своими постановками пышных остроумных мюзиклов с роскошными костюмами, в которых главное место отводилось ослепительным красавицам, среди которых была и жена Грегори, Лилиан Роз. Софии были невыносимы любые напоминании о ее бурном романе. Она не могла видеть эту молодую красотку даже на расстоянии, со сцены, не говоря уже о более близком знакомстве. Она вдруг запаниковала: судьба не давала забыть ей историю в Ницце. В ней снова ожили воспоминания: страстные объятия, душевная близость с человеком, который понимал ее. Она мечтала, чтобы Грегори остался если не любовником, то хотя бы ее другом, но ясно сознавала, что это невозможно.

Наступил день представления. Ее внутренние переживания усугублялись тем, что Эдмунд пригласил в театр двух партнеров по бизнесу с женами, с которыми у нее не было ничего общего. Эйлин Хардинг и Клэр Бальфур были несусветными сплетницами, злыми на язык, и София в их присутствии старалась соблюдать крайнюю осторожность в высказываниях. Любое самое безобидное ее замечание могло быть превратно истолковано этими дамами. Вообще-то она старалась избегать их общества и не участвовать в их острых и злобных разговорах. За это они ее недолюбливали, и София это хорошо знала. Встретившись в фойе театра «Гейэти» на Стрэнде, они с лицемерной радостью приветствовали ее, рассыпаясь в комплиментах.

«Гейэти» представлял собой огромный — даже по лондонским масштабам — театр, прошедший долгий путь от скромных постановок, с которых сорок лет назад началась его история, до сногсшибательных современных шоу. Своим успехом он был обязан Джорджу Эдвардесу — Боссу, как его называли в театральной среде. Он обладал удивительным талантом объединять в своих постановках все необходимые элементы шоу, обеспечивавшие ему оглушительный успех у публики, в том числе и кассовый. Во всех его шоу неизменно присутствовал намек на нечто, выходящее за рамки общепринятой морали, — некоторый элемент порочности, придававший им особую остроту. Его спектакли неслучайно окрестили «греховными», но подобные упреки легко было списать на ханжество публики, что не мешало Эдвардесу привлекать к своим блестящим постановкам и вполне респектабельную часть публики. Придавая особое значение антуражу и богатству костюмов, он подбирал актрис, умевших с неподражаемым шиком и блеском носить эти костюмы и не забывавших при этом демонстрировать свои женские прелести во всей красе, заставляя мужскую половину публики поминутно хвататься за бинокли, дабы рассмотреть их глубокие декольте и шикарные бедра. Он был гением эпатажа, который будоражил воображение аудитории, понимая, что полунамек, полуобнаженное тело возбуждают больше, чем вульгарная нагота.

Чтобы попасть к Эдвардесу на кастинг, девушки слетались в Лондон со всех концов страны. Стать одной из «гейэти-герлз» было все равно что поймать за хвост жар-птипу. Если девушке улыбалась удача, если она отвечала всем требованиям Эдвардеса по внешним данным и таланту, то ее жизнь радикально менялась. Девушек из «Гейэти» муштровали, как породистых лошадей. Их учили красиво ходить, говорить и вести себя в обществе. Им давали уроки пения и, разумеется, танцев, фехтования и верховой езды, учили разным премудростям жизни. На подмостки знаменитого театра попадали далеко не все, поэтому не было ничего удивительного в том, что почти все молодые — и не только молодые — светские львы наперебой волочились за «гейэти-герлз». Наивысшим шиком, пиком успеха было появиться на публике с одной из девушек, входивших в «великолепную восьмерку». Это были сливки театра «Гейэти», лучшие из лучших, элита труппы Эдвардеса. Принадлежность к «великолепной восьмерке» больше указывала на статус в обществе, чем на талант и красоту актрисы. В артистические гримерные потоками лились букеты цветов, коробки шоколадных конфет, ювелирные украшения и меха. Большинство этих девушек знали себе цену и стремились в будущем удачно выйти замуж и даже получить дворянский титул. Часто они достигали своей цели, легко проникая в высшее общество благодаря красоте и живости ума.

София не знала, почему распался брак Грегори с Лилиан Роз. Он никогда не говорил с ней на эту тему, зато всегда был ее благодарным слушателем. Она могла поведать ему о своих личных проблемах, и он всегда чутко выслушивал ее, что было непривычно для Софии. Грегори обладал редкой способностью утешить ее, снять душевную боль, которую она терпела со стоицизмом, присущим русским. София не могла представить себе, как нормальная женщина по собственной воле могла расстаться с таким потрясающим мужчиной и любовником.

Никто не мог упрекнуть Грегори в том, что он навредил театральной карьере Лилиан Роз, женившись на ней за рубежом. Напротив, выйдя за него замуж, она еще долго успешно выступала в разных мюзик-холлах, пока наконец не попала на сцену «Гейэти». По причинам, которые знали только они двое, ее работа в театре означала конец их супружества. Они жили раздельно, но в обществе иногда появлялись вдвоем. Казалось, брак не имел никакого значения дня этой пары. София втайне задавала себе вопрос, любит ли Грегори свою жену, и сейчас, сидя в театре, с болезненным чувством ожидала ее появления на сцене.

Когда Эдмунд рассадил гостей в ложе, София увидела в партере и ложах напротив множество знакомых лиц. Некоторые из них кивали и улыбались ей. Публика была в оживленном, приподнятом настроении. Премьера в театре «Гейэти» всегда была крупным событием в театральной жизни Лондона. Дамы блистали в вечерних нарядах, сверкая бриллиантами и обмахиваясь веерами. В этот вечер София надела украшения из изумрудов, гармонирующих с темно-зеленым шелковым платьем. Вокруг шеи она набросила боа из белого плиссированного шелка — последний писк моды. Веер, тоже из белого шелка в серебряной оправе, подаренный Эдмундом, был инкрустирован натуральным жемчугом. Пригласив гостей в театр, Эдмунд счел своим долгом побаловать дам конфетами. Он положил на бархатную обивку перегородки ложи роскошную, с золотым тиснением коробку шоколадных конфет. Клэр Бальфур, и без того не отличавшаяся стройностью, не могла устоять перед соблазном и сразу же потянулась к коробке. Она сидела по одну сторону Софии, по другую находилась Эйлин Хардинг.

Открыв программку, София сразу увидела имя Лилиан Роз — примадонны сегодняшнего шоу. По заведенной Джорджем Эдвардесом традиции, в названии мюзиклов всегда присутствовало слово «девушка», причем в разных вариациях. В репертуаре театра были такие спектакли, как «Девушка из цирка» или «Сбежавшая девушка», а в связи с тем, что в последнее время в моду вошли автомобили, приводимые в движение не лошадьми, а двигателями внутреннего сгорания, в театре был поставлен новый мюзикл под названием «Девушка за рулем автомобиля». Не без влияния этого нашумевшего хита сезона Эдмунд даже задумал приобрести «даймлер». Не успела София ознакомиться с программой представления, как Клэр, вплотную приблизившись к ней, ткнула пальцем в то место, где стояло имя Лилиан Роз.

— Это жена мистера Барнетта, торговца бриллиантами, — сообщила она, и от нее пахнуло сладковатым запахом шоколадных конфет с клубничной начинкой.

— Я знаю, — равнодушно ответила София.

Клэр сделала рукой жест, будто сказала глупость.

— Ах, да. Разумеется, вы должны его знать. Я совсем забыла, что у него общие дела с вашим мужем. Мне кажется, мадам Роз слишком кичится своими успехами на сцене и своим замужеством, а сама, я слышала, привечает толпы поклонников, которые повсюду за ней волочатся. — Она протянула руку за следующей конфетой.

Эйлин искоса взглянула на Софию.

— Мистеру Барнетту можно посочувствовать с такой женой, не правда ли?

Будучи всегда настороже в обществе партнеров Эдмунда, а в особенности их жен, София сделала вид, что изучает программку.

— Думаю, работа частично компенсирует трудности семейной жизни. Смотрите, Сеймур Хикс. Какой дивный у него голос. — София попыталась перевести разговор в безопасное русло.

Однако Эйлин было не так-то просто сбить с толку.

— Что может компенсировать несчастный брак Барнетта? Он стал изгоем общества. Как может мужчина жить один, без жены? Многие джентльмены нашего круга довольно подозрительно к нему относятся, а некоторые даже ревнуют своих жен. Что же, их можно понять. Никто не сомневается, что Барнетт — красивый молодой мужчина, но ни одна незамужняя женщина, которая дорожит своим добрым именем, не свяжется с человеком с такой сомнительной репутацией.

Когда грянула увертюра, Клэр наклонилась к дамам и, немного повысив голос, сказала:

— Он намного счастливее, чем вы думаете, Эйлин. Я слышала, есть немало замужних женщин, которые с радостью бы его утешили вдали от любопытных глаз.

Вдохновившись словами Клэр, Эйлин кивнула и сладким голоском снова обратилась к Софии:

— Кстати, совсем забила спросить вас, дорогая София, как вы отдохнули в Ницце?

София замерла. У нее заломило в висках. Ей показалось, что она сейчас упадет в обморок. Вопрос, который задала эта дама, был неслучайным. Вероятно, кому-то известно, что она и Грегори в одно и то же время были в Ницце. Но что конкретно имела в виду Эйлин? Где таилась опасность? Их с Грегори могли видеть вместе только один-единственный раз, когда они прогуливались на набережной Ниццы. Все остальное время они проводили на вилле, скрытой от посторонних глаз. Там их никто не мог видеть. София была уверена в этом. «Спокойно, — уговаривала она себя, — нет никаких причин для беспокойства».

— Это был самый прекрасный отдых в моей жизни, — спокойно ответила она. — Я окончательно выздоровела.

— Я в этом уверена, — с улыбкой подтвердила Эйлин. — Вы прямо расцвели после Ниццы. Надеюсь, вы расскажете мне об этом городе?

София напряглась, стараясь взять себя в руки. Повернувшись к соседке по ложе, она ответила, глядя ей прямо в лицо:

— Разве вы не бывали в Ницце? В таком случае, я буду рада дать вам исчерпывающую информацию о курорте.

Эйлин подняла брови:

— Что вы! Я была там несколько раз, правда, давно, а вот кузина моего мужа, Амалия Хардинг, отдыхала в Ницце в прошлом месяце и случайно видела вас там.

Так, все ясно. Амалия Хардинг пытается раздуть из мухи слона, увидев ее в тот единственный раз, когда они с Грегори гуляли по набережной. К Софии вернулось самообладание.

— Ах, вот в чем дело! Но я, кажется, не знакома с вашей кузиной.

— Да, лично вы не знакомы, я однажды показала ей вас, заочно, так сказать.

— Жаль, что она не подошла ко мне.

— Она бы обязательно подошла к вам, если бы с вами не было спутника. Просто она не хотела доставлять вам беспокойства.

— Она не причинила бы никакого беспокойства, если бы поздоровалась со мной, — твердо сказала София, — с кем бы я ни была.

Эйлин криво улыбнулась.

— Хорошо, дорогая. Пусть будет так. Еще Амалия сказала, что пыталась застать вас на вилле, но вас не оказалось дома.

— Мне был нужен покой, поэтому я не принимала незнакомых гостей.

— Это разумно. — Эйлин похлопала ее по руке. — На вашем месте я поступила бы точно так же. Во всяком случае, мне бы очень хотелось познакомить вас с моей родственницей.

В зале начали гаснуть огни. В предвкушении удовольствия от шоу Эйлин изобразила радостное возбуждение, обменявшись выразительным взглядом с Клэр, сидящей по другую сторону от Софии.

— Начинается! Как же я люблю шоу в «Гейэти»! — воскликнула она.

— Я тоже, — согласилась Клэр.

Поднялся занавес, и взорам публики открылось грандиозное зрелище, которое встретил взрыв бурных аплодисментов. Эйлин выбрала момент и тихо, чтобы никто не слышал, прошептала Софии на ухо:

— Вам с Амалией было бы интересно поговорить о видах из ваших домов в Ницце. Ее вилла находилась прямо над вашей, выше по склону.

С невинным выражением она повернулась к сцене, и ее профиль четко обозначился в полумраке зрительного зала.

София застыла как статуя, стараясь не подать виду, как ее поразили последние слова Эйлин Хардинг. София смотрела на сцену и ничего не видела перед собой. Она не могла сосредоточиться на сюжете, не говоря уже о том, чтобы получить удовольствие от пения и танцев. Она видела только мелькание движущихся фигур и цветных пятен па сцене. Не слышала ничего, кроме биения собственного сердца. София мучительно вспоминала, как они с Грегори проводили время в саду, как обнимались, гуляли по дорожке, взявшись за руки, иногда украдкой целовались, прячась от любопытных глаз прислуги. Возможно, эта злополучная кузина видела их сквозь листву деревьев, хотя в это было трудно поверить. Виллы в этом районе стояли на огромных участках земли и находились далеко друг от друга. Вряд ли на таком расстоянии можно было узнать в прогуливающейся парочке ее и Грегори. Оставалось только предположить, что кузина пользовалась биноклем. «Какая низость», — думала София, с ужасом представляя себе, как эта женщина в бинокль наблюдает за всем происходящим за забором ее виллы. А этот злорадный намек на то, что кузине есть что рассказать? Если это дойдет до Эдмунда, скандала не миновать. Над ее браком нависла смертельная угроза. В ее воображении уже рисовалась страшная картина: Эдмунд в бешенстве узнает об ее измене. Тогда их браку придет конец. Ее муж презирал любое проявление аморальности и был в принципе не способен прощать. Сидя в театре, на этом фривольном представлении, София не могла отделаться от мрачных предчувствий, потрясенная неожиданным поворотом событий.

Она не заметила, как на сцену выпорхнула «великолепная восьмерка» самых блестящих девушек «Гейэти», разодетых в шелка и кружева янтарного цвета, перед которыми меркли даже звезды парижской «Мулен-Руж». Их безупречная осанка, гирлянды цветов, развевающиеся над их гордо поднятыми головами, вызывали ассоциации с полотнами Боттичелли. «Гейэти-герлз» двигались с утонченным изяществом, медленно извиваясь с бесстыдной сексуальностью. Их словно забавляло общее преклонение публики перед их ослепительной красотой, которое они считали само собой разумеющимся. Они исполняли фривольные песенки, крутя зонтиками и слегка пританцовывая, и София очнулась, вдруг сообразив, что эту живописную группу возглавляет сама Лилиан Роз, выделявшаяся своей исключительной красотой. Она действительно была необыкновенно красива: фиолетовые глаза, матовая кожа и великолепные полосы цвета шампанского. Она выделялась среди остальных девушек ослепительной улыбкой, повергая в полнейший восторг мужскую половину аудитории, — мечта любого мужчины. В этот момент на сцену в длинном плаще и огромных очках вышел Сеймор Хикс. Он был любимцем публики и потрясающим комиком, его встретили бурными аплодисментами. Девушки облепили его со всех сторон.

— Милые дамы! — выкрикнул он. — Кто хочет прокатиться со мной в автомобиле?

В зале началось нечто невообразимое — Джордж Эдвардес был мастером импровизации на актуальные темы. Однако сегодня София была полностью безучастна ко всем его изыскам. Ей казалось, что представление никогда не кончится.

В тот момент, когда в театре «Гейэти» поднимался занавес, Айрин торопилась к Дереку на Олд-Бонд-стрит. К служебному входу отцовской фирмы вела узкая дорожка. В темное время суток патрульные регулярно обходили этот район. Прежде чем войти в магазин, Айрин оглянулась по сторонам: нет ли поблизости полицейских или других прохожих. Она незаметно проникла за ворота. Из темноты появился Дерек. Он быстро провел ее через служебный вход и запер дверь изнутри. Все заняло несколько секунд.

— Полный порядок, — прошептал он.

Они оказались в полной темноте. Взяв Айрин за руку, Дерек провел ее по коридору в небольшую комнату без окон, в которой горела одна лампа с шелковым абажуром, излучавшая приглушенный свет. Дерек закрыл дверь на ключ, и оба оказались лицом к лицу.

— Я так счастлива, — прошептала Айрин.

— Я тоже, — волнуясь, проговорил Дерек.

Он не решался дотронуться до нее, опасаясь, что не справится с чувствами и излишней торопливостью испортит все дело. Он понимал, что это очаровательное невинное существо заслуживает более деликатного обхождения. Обычно в таких случаях он не церемонился с девицами, но к Айрин испытывал особые чувства. Приблизившись к Дереку, она смотрела на него, полузакрыв глаза, полные предвкушения счастья.

— А почему мы говорим шепотом? — тихо спросила она. — Здесь никого нет.

Дерек засмеялся и заговорил в полный голос:

— Мне кажется, я совсем одурел от счастья. Не могу поверить, что ты принадлежишь только мне.

— Какое счастье! — изнемогая от блаженства, прошептала Айрин. — Никаких кафе, никаких официантов, никто не стучит вилкой по тарелке. Мы совершенно одни!

— Я люблю тебя, Айрин!

Ее чувства были написаны на лице.

— Я мечтаю, чтобы мы были всегда вместе, — проговорила она.

— А что может нам помешать быть вместе? — спросил Дерек.

Айрин вдруг спохватилась и робко посмотрела на него: эти слова первым должен был произнести он.

— Ты мне когда-то сказал, что больше всего дорожишь свободой.

— Я говорил о творческой свободе, — нашелся Дерек, совершенно забыв о том разговоре.

Его немного смутила несвоевременность ее замечания. В эту минуту ему меньше всего хотелось выяснять тонкости различных свобод. Он был одержим только одним желанием, и ничто не могло остановить его в достижении этой цели.

— Есть много свобод, Айрин, но высшая свобода — это когда два любящих человека полностью отдаются своему чувству, зная, что нет ничего на свете, что может их разлучить.

Айрин вспыхнула, слушая его слова. Ее лицо светилось счастьем.

— Ты читаешь мои мысли, — проговорила она.

Дерек целовал ее, сжимая в объятиях. Чувствуя, как она изнемогает от страсти, он не стал больше медлить и повалил ее на обитый бархатом диван. Он думал, что Айрин будет сопротивляться, шептал ей нежные слова, осыпал ее поцелуями, разжигая ее чувства. Постепенно она потеряла контроль над собой, охваченная неудержимой страстью. Сорвав с нее блузку, он увидел на ее груди подаренный им кулон. Она и раньше говорила Дереку, что не расстается с его подарком. Поэтому он не снял его, а только губами отодвинул в сторону, чтобы любоваться матовой белизной ее юной груди.

Айрин изнемогала от чувственного наслаждения, позволяя ему все, предварительно попросив соблюсти меры предосторожности от нежелательной беременности. Наивно было думать, что их свидание ограничится только поцелуями и объятиями.

До сегодняшней встречи она даже не представляла, с какой страстью будет обвивать его шею, гладить его волосы и грудь. Дерек судорожно сорвал с себя галстук и рубашку и швырнул на пол. Айрин лежала в смятой одежде, с растрепанными волосами, с задранной до бедер юбкой. Трясущимися непослушными пальцами Дерек гладил ее бедра, ноги, обтянутые черными чулками, стремясь к заветной цели и не встречая никакого сопротивления с ее стороны. Айрин была в его безраздельной власти и не препятствовала его желаниям, полностью отдаваясь ему. Когда кончики его пальцев коснулись ее сокровенного места, Айрин вскрикнула, а его страсть вступила в новую фазу, мощную, неукротимую, сметающую все на своем пути. Находясь во власти всепоглощающей любви, девушка не могла произнести ни слова. Вдруг ее пронзила острая нестерпимая боль, причиненная его неукротимой грубой мужской силой, которая лишила ее невинности. Когда боль утихла, и он, обессиленный и притихший, лежал рядом. Айрин обвила его руками, готовая на все ради любимого. Она забыла обо всем на свете. Еще не понимая, что с ней произошло, она ощутила, что в ее теле сверкнула и снова исчезла яркая молния. Но сердце было по-прежнему наполнено любовью, и каждая частица ее тела, казалось, излучала любовь. Повернувшись к нему, она нежно поцеловала его.

— Какая ты чудесная, — произнес Дерек, слегка шевельнувшись.

Вскоре его снова охватило желание, но Айрин остановила его. Пора было уходить. Дерек неохотно покорился. Одеваясь, они еще долго серьезно смотрели друг другу в глаза, сознавая, что в их жизни произошло что-то важное. Он целовал ее снова и снова, не в силах оторваться от нее, и те же чувства владели Айрин.

— Пора, дорогой, — произнесла она, с трудом отрываясь от его губ.

Грустно вздохнув, он выпустил ее из объятий. Они вышли через служебный выход, и Дерек запер дверь на ключ. Они еще раз поцеловались, охваченные новым порывом чувств, и вышли на улицу. На Олд-Бонд-стрит Дерек поймал кеб и, посадив ее в карету, долго махал ей вслед.

Добравшись до Милтон-сквер, Айрин позвонила в колокольчик: ключи от дома были только у отца. К счастью, прислуга уже привыкла к ее поздним возвращениям и относилась к ним довольно безразлично. Слуга открыл ей дверь и впустил в дом. Айрин медленно поднялась в свою спальню, переполненная любовью.

Девушка уже спала крепким сном, когда в ее комнату заглянула София, чтобы немного поболтать с ней перед сном и отвлечься от неприятного разговора в театре. Она уже справилась со своими чувствами и хорошенько обдумала, что делать дальше. Во время ужина в ресторане, куда они зашли после театра, она пригласила Эйлин вместе с кузиной Амалией. В присутствии других гостей София объяснила мужу, что родственница Эйлин отдыхала в Ницце в то же самое время, что и она.

— Ты знаешь, Эдмунд, оказывается, кузина Эйлин жила по соседству со мной, на вилле. Думаю, нам надо устроить чаепитие, когда ты будешь дома. Мне кажется, нам будет интересно послушать, как она отдохнула на Ривьере.

Софии казалось, что своим приглашением она убедительно продемонстрировала, что не испытывает угрызений совести. Не без удовольствия она заметила некоторое смущение в глазах Эйлин, которая растерялась и не знала, принимать ли ей это предложение Софии. В конце концов она поблагодарила за приглашение, а точную дату визита решили уточнить позже.

По дороге домой, сидя в карете, Эдмунд категорически отказался участвовать в этом «дурацком» чаепитии, сказав, что «никакими коврижками» его не заманишь на их «бабские посиделки». София, ожидавшая такой реакции со стороны мужа, слишком устала от всех переживаний, чтобы задавать ему лишние вопросы, а он и не собирался обсуждать эту тему.

София пригласила на чай Амалию и трех старых друзей, но получила от родственницы Эйлин вежливый отказ. Сама же Эйлин пришла, но в этот раз воздержалась от своих колкостей и ушла первой, не выдержав непринужденной и дружественной атмосферы встречи. В дверях она столкнулась с Эдмундом, который совсем забыл о том, что якобы собирался в театр, как он сначала объяснил свой отказ. Когда гости разошлись, София успокоилась, решив, что все обошлось. Теперь ей не надо будет приглашать Амалию Хардинг. Со своей стороны, София сделала жест вежливости, и одного приглашения было вполне достаточно. Она надеялась, что этим чаепитием положила конец сплетням, и другого варианта пока не рассматривала.