Солнечный удар

Глава 15

Нельзя сказать, чтобы Юля бурно переживала расставание с Полынцевым: не веселилась, конечно, но и не плакала. До близких отношений дело не дошло, и обманутой она себя не чувствовала. Остальное было не так уж важно. Тем более, что своей цели она, все же, добилась, теперь дома есть, о чем рассказать. А по утерянной романтике пусть сам грустит — такую возможность упустил. Вот именно. Опять его выражение проскочило, вот же репей сибирский.

- Пойдешь со мной на пляж? — спросила Виктория, надевая футболку.

- Не–а, поваляюсь еще маленько.

- Андрюшку ждешь?

- Нет, просто хочу выспаться.

- Дело твое. На ключ закрыть, чтоб посетители не мешали?

- Не надо.

- Ну, пока, я убежала. К обеду вернусь.

Когда дверь за подругой захлопнулась, Юля вдруг почувствовала себя одиноко. Дело завершено, дружба закончилась, компания развалилась. Грустно как–то это, неправильно. Она взяла с тумбочки кружку с холодным лимонным чаем. Вообще–то, странно получается, какой–то деревенский лапоть, и не бегает за ней по пятам. Должен каждое слово ловить, цветами забрасывать — ни одного, между прочим, до сих пор не подарил — а он еще носом крутит. Чалдон. Держать его, видите ли, надо. Обхохочешься. Валенок сибирский. Да таких, как он, в комиссионках со скидками продают. В нагрузку.

Стук в дверь прервал ее гневные мысли.

- Кто?

- Я, Полынцев. На минуту.

Сердце злорадно екнуло. Прилетел птенчик. Знай свое место, мальчишка. Она схватила с тумбочки зеркальце, быстренько привела себя в порядок.

- Открыто.

Андрей с деловым видом вошел в комнату, не дожидаясь приглашения, уселся за стол. А чего стесняться, хватит, здесь этого не ценят.

- Привет, я ненадолго, кое–что нужно уточнить.

- Уточняй, — с деланным безразличием сказала красавица.

- Какого цвета были колготки на месте происшествия?

Юля наморщила лобик, будто вспоминая детали недавних событий, на самом же деле, пытаясь понять, зачем он пришел. Искал повод? Или, действительно, что–то нащупал? В принципе, хорошо было и то, и другое. Значит, незачем голову ломать.

- Белые, — твердо сказала она.

- Это точно?

- Ну да. А какая разница?

- Есть некоторая. Ты знаешь, кто такие 'Белые колготки'?

- Что–то об этом слышала, но сейчас не припомню.

- Это эстонские наемницы, воевавшие на стороне боевиков в Чечне. Биатлонистки, умеющие отлично стрелять.

- То есть, как Янка?

- Не как, а именно она.

- И что?

- А то, что никто не пытался ее изнасиловать и колготки соответственно не снимал. Сама посуди, зачем Янке после экскурсии нужно было в них наряжаться? На ночь–то глядя? Да и вообще, кто тут летом в колготках ходит? Все стараются, наоборот, с себя лишнее сбросить, чтоб загореть посильней.

- Могу тебе объяснить, если ты не в курсе, — поучительно произнесла красавица. — Многие женщины надевают красивые чулочки, гольфики, колготочки, как раз, на ночь, потому что мужчинам нравится их снимать. Догоняешь?

- Догоняют на дистанции, — обиженно буркнул Полынцев. — А тут и бегать не за кем. В свою очередь, могу тебе возразить следующим. Если она приоделась на ночь, то, получается, что кого- то ждала. А в таком случае, какое могло быть сопротивление, какой нож? Все полюбовно, в засос.

- Откуда же они взялись?

- Человек принес их с собой, как улику.

- Ты хочешь сказать, что ей кто–то отомстил за Чечню?

- Именно!

- А зачем такие сантименты с колготками? Ну, зарезали бы или застрелили через подушку, у них не заржавеет.

- Это символ, метка, понимаешь? Для воевавших, многое значит. Да и мужик, наверное, приличным оказался. Хотел удостовериться, что не ошибся.

- Теперь осталось найти человека с чеченским прошлым, так?

- Совершенно верно.

- И где же?

- А в ком ты вчера заметила приличный взгляд?

Андрей, по–свойски, налил в чашечку стоявший на столе апельсиновый сок, сделал пару нескромных (с хлюпаньем) глотков. А чего, спрашивается, стесняться? Если хозяйка не отличается любезностью, то гость имеет право вести себя вольно. Это одно из гусарских правил (сам придумал… только что).

- В Елисее? — неуверенно предположила Юля.

- Вот и вся разгадка.

- Как это?

- Ну, вот смотри, у меня приличный взгляд?

Красавица подтянула на грудь одеяло.

- Чересчур. С тобой в одной постели можно спать, не опасаясь за собственную невинность.

- Согласен, если сама не захочешь.

- Женщине, для того, чтобы чего–то захотеть, нужно сначала внимание почувствовать, признания в любви послушать, цветы под дверью увидеть. Ты мне хоть один цветочек подарил? В любви хоть раз признался?

Андрей на это (необоснованное с его точки зрения) замечание, отреагировал известными строчками.

- Лучше б я признавался в любви лошадям да бездомным собакам.

Юля нервно дрыгнула ножкой под одеялом.

- Таких уродов, как ты, Полынцев, еще поискать.

- Спасибо за комплимент, у меня тоже о тебе приятные воспоминания остались. О любви нужно было раньше щебетать, когда делами чрезмерно увлекалась. А теперь настало другое время. Проехали станцию. На вопрос отвечай. Убить я могу или нет?

- Запросто, потому что ты хорек. Я помню, как тогда, в подвале…

- Что и требовалось доказать. Елисей не мог изнасиловать, но постоять за правое дело мог. Потому что он — бывший вояка.

- С чего ты взял?

- Однажды на экскурсии я видел, как он в шутку отдавал честь Аделаиде. Очень лихо, между прочим, это делал: с фиксацией, с оттяжкой, чувствовалось, что рука знает движение. Опытному глазу сразу заметно.

Полынцев, встав из–за стола, продемонстрировал бравое отдание воинской чести. Вытянувшись в струнку, как на параде, распрямил пальцы правой руки, стремительно вскинул ладонь к голове и лихо щелкнул каблуками, в тот момент, когда она застыла у виска.

- Гусар! — с сарказмом восхитилась красавица.

Андрей сделал четкую отмашку (сначала чуть дернув ладонью назад, потом резко выбросив ее вперед).

- А то! Лучшим строевиком в батальоне был, между прочим. Это вам не фигушки под одеялом крутить.

Юля вытащила руки наружу.

- Хочешь сказать, что Могила из военных?

- Скорее всего. И, вполне вероятно, воевал в Чечне. Отсюда вывод: имел мотив — месть. Я допустил ошибку, что разговаривал с ним, как с простым человеком, поэтому сделал неверный разбор полетов. Федулыч оказался крепким орешком. Сначала пробил меня на отношение к убийству и, когда не нашел понимания, закрылся, увел беседу в дурацкое русло. Кстати, про медаль расспрашивал, еще одно доказательство, что он из служивых. Гражданские люди обычно такими вещами не интересуются, для них это простые железки, им премии подавай, материальные блага.

- Слушай, так он же сегодня уезжает! — встрепенулась Юля. — Вчера прощаться заходил, сказал, что утром поезд.

- Во сколько?

- Не уточнял.

- Метнусь на вокзал, может, застану.

- Я тоже, — засуетилась красавица.

- С тобой, точно, не успею. Какой город?

- Челябинск.

- Счастливо оставаться.

Полынцев выскочил из номера.

Юля в очередной раз уткнулась взглядом в закрытую дверь. Правда, теперь с большим оптимизмом. Вернется же он рассказать, что там получилось с этой версией? Или нет? Вообще- то, с него станется. Лапоть.

Андрей забежал в здание вокзала и посмотрел на табло. Челябинское направление пока не высвечивалось. Хорошо, значит время пока терпит. Он прошел через многолюдный зал к справочному окошку.

- Расписание на стене, — не поднимая головы, выдала точную информацию худощавая, с длинным носом, девушка.

После десятиминутного обзора четных, нечетных, зимних, летних и прочих списков, удалось выяснить, что прямой поезд отправляется только через час. А проходящие… в них сам черт ногу сломит. Но, скорее всего, Могила взял билеты на прямой, так что шансы есть. Андрей вышел на перрон, закурив, присел на обшарпанную лавочку. В помещениях вокзалов, сколько их не мой, не вентилируй, все равно держится специфический запах. Этакий коктейль общественно- туалетных, газетно–обувных и буфетно–водочных ароматов. Не сказать, чтоб слишком противный, но и приятным тоже не назовешь. Свежий воздух, все–таки, почище будет.

- Молодой человек, присмотрите, пожалуйста, за чемоданом, — обратилась к нему пожилая, в детской панамке, женщина. — У меня где–то внук потерялся, пробегусь быстренько по вокзалу.

- Только недолго.

- Я мигом.

Учат их, учат, а все равно оставляют вещи незнакомым людям, хоть кол голове теши. Потом еще возмущаются. А кого винить, спрашивается, когда сами имущество кому ни попадя раздают.

Объявили прибытие очередного поезда. Народ бросился к виадуку, переходя на второй путь. Андрей скользнул взглядом по толпе. Внешность у Елисея Федуловича примечательная: высокий, с бобриком на макушке, легко можно вычислить. Главное, что б был. Остальное, дело техники. Но нет, не видно, кажется, все чисто. Внимание привлек высокий мужчина в белой кепке, мчавшийся по переходу сломя голову. Вообще–то, ничего странного, хочет первым место занять. Только вот оглядывается, будто ищет кого–то… или убегает? Минутку.

Андрей вскочил с места. Этот суматошный пассажир, ни дать ни взять — Могила в шапочке. Рост, манеры, телосложение — все подходит. Не мешало бы его проверить. А чемодан? Рядом сидели довольно подозрительные типы — небритый парень и двое шустрых пацанят. Попроси лису гуся посторожить. Взять с собой? Идея хорошая, правда, криминальчиком попахивает, потом ведь не объяснишь, что для сохранности прихватил. Что же делать, время–то уходит.

К счастью, на крыльце вокзала появилась долгожданная хозяйка, но, к удивлению Полынцева, отправилась в противоположную от чемодана сторону.

- Женщина, женщина! — помахал ей рукой Андрей. — Я спешу, заберите свои вещи.

- Сейчас, сейчас, — кивнула она. — Еще там посмотрю, подождите.

Ну, это уже было чистое нахальство. Попросила об одолжении, а теперь еще и в обязанность вменила. Правильно вас жизнь наказывает.

- Я убежал, смотрите за ним сами, — крикнул он, направляясь к виадуку.

- Ну, ты подумай, какие люди! — возмутилась дама, снимая панамку. — Минуту посидеть не могут.

Время было упущено, большая часть пассажиров уже вошла в поезд, а среди оставшихся, Могилы, естественно, не было. Самое разумное сейчас — по–быстрому опросить проводниц. Андрей помчался вдоль состава…

- Не садился к вам такой высокий, с бобриком? — спросил он угрюмую женщину из первого вагона.

- Нет, — покачала она головой…

Бегом в следующий…

- Не было мужчины с бобриком?

- С животными сегодня никого не было, — с улыбкой ответила корявенькая брюнетка из третьего.

Не задерживаясь, дальше…

- Высокий, с бобриком, лет сорока, не садился?

- С бобриком? — переспросила толстушка из пятого. — Вроде бы, заходил.

Полынцев взлетел на подножку.

- Какое купе?

- Кажется, восьмое.

Он заскочил в тамбур и, обогнув, как горнолыжник, пассажиров, рванул ручку предпоследней двери.

За столиком действительно сидел мужчина с бобриком, но дать ему сорок можно было, разве что с глубокого похмелья или в кромешной темноте.

- Девушка, сорок — это четыре десятка лет, а не семь, — подсказал Андрей проводнице, выходя на перрон…

- Высокий, с бобриком, не садился? — подбежал он к следующему вагону.

- Высокий — да, с бобриком — нет, — отчеканила строгая симпатяшка в мини–юбке, сверкнув глазками–семафорчиками.

Ах ты, черт! Как же он упустил, Могила ведь в кепке, поэтому бобрик никто не заметил. Вот же, идиот. Это что ж теперь, назад бежать, всех по новой опрашивать?

- Спасибо, девушка, вы мне очень помогли. В каком он купе?

- В пятом.

Без особой надежды Полынцев направился к двери.

И ведь часто так бывает, когда уже ничего не ждешь, вдруг, раз — и клюнуло.

Елисей Федулович лежал на верхней полке, лицом к стене, и делал вид, что это не он. Ну, как же, как же, вон кепка, вон бобрик, наш клиент, нет сомнений.

- Уф, — опустился Андрей на сиденье. — Успел. Ну что, поговорим, пока в купе пусто, а то люди соберутся, неудобно будет.

- Ох, и достали вы меня своей подозрительностью, — кряхтя, повернулся Могила. — Думал, хоть уеду спокойно.

- Так вы и уедете, только правду мне расскажете, и счастливого пути, задерживать не стану, отнесусь с пониманием.

- Я уже все рассказал.

- Не все.

- Что еще?

- Например, то, что вы, бывший военный. Так?

Могила сполз вниз, пошарив ногами под столом, надел туфли. Вид его напоминал бедолагу, получившего вчера телеграмму о смерти близкого родственника, а сегодня узнавшего о том, что тот лишил его наследства.

- Откуда вам это известно?

- Не все ли равно. Правда или нет?

- Ну, допустим.

- И, что были в Чечне. Так?

- А вот это, уже мимо. Я уволился из армии еще до войны с ними.

- Не понял? — удивился Полынцев. — Как, до войны?

- Вот так. После окончания училища прослужил в войсках пяток лет, да плюнул на казенную жизнь, сбежал.

- А как же? — Андрей хотел поделиться своими соображениями по поводу 'Белых колготок', но передумал. — Значит, вы на самом деле не заходили к Яне?

- Ну, я же все рассказал: вернулся за бутылкой, но Вика назад отправила, больше не пытался.

Полынцев озадаченно почесал затылок.

- Может, оно и к лучшему.

- В каком смысле?

- Пусть дело нераскрытым остается: и у меня совесть на месте, и у вас лишних проблем не возникнет. Счастливой дороги. Извините за беспокойство.

Они крепко пожали друг другу руки и тепло попрощались.

Андрей проводив поезд взглядом, не спеша, зашагал к вокзалу. Ну, что ж, последняя версия отвалилась. И хорошо. Теперь свободен, как трюм после разгрузки. Можно спокойно идти на море, отпуск–то не резиновый, тает с каждым днем.

- Вот он, вот он! — раздался сзади знакомый женский голос.

Полынцев обернулся. Его догоняла дама в панамке, сопровождаемая двумя строгого вида милиционерами.

- Гражданин, остановитесь! — громко скомандовал сержант.

- Предъявите документы, — потребовал старшина, вынимая из–за пояса наручники.

Вот так дела. Андрей протянул удостоверение.

- Сотрудник? — удивился сержант. — Пройдемте с нами.

- А что случилось?

- Пройдемте, там объясним.

- Послушайте, ребята, а здесь вы мне ничего объяснить не можете?

- Пройдемте! — тупо повторил старшина, звякнув браслетами.

Пришлось подчиниться. Интересно, что такого им эта грымза в шляпе бледной поганки наговорила? Не чемодан ли у нее подрезали?

В помещении дежурной части, на удивление, было тихо и немноголюдно — мечта городских райотделов. Пожилой, одутловатый капитан, сидевший за стеклянным окошком, точно кассир на почте, болезненно морщась, облил презрительным взглядом всю явившуюся на глаза компанию (не исключая собственных сотрудников).

- Ну, что ж вы все тащите и тащите, — поднялся он из–за стойки. — На месте, что ли, разобраться не можете?

- Так, здесь же кража, — оправдываясь, сказал старшина. — Вот, вора задержали.

Капитан на секунду просветлел.

- С вещами?

- Не, с милицейской ксивой.

Дежурный вернулся в позу уныния и глубочайшей неприязни ко всему, что видел перед глазами.

- Я, конечно, не стану называть тебя теми добрыми и ласковыми словами, которых ты бесспорно заслуживаешь. Но, напомню лишь один известный афоризм: 'Пьяный проспится, дурак — никогда'.

- Да вы удостоверение проверьте, оно, точно, левое, — вступился за напарника сержант.

- Да на кой черт мне ваше удостоверение! — взорвался капитан. — Я этого парня, как только на пороге увидел, сразу понял, что он свой. У него ж на лбу кокарда светится, каемка от фуражки еще не сошла и отпускные бумаги, наверное, в кармане, и отдыхает в эмвэдэшном санатории. Отрубите мне язык, если это не так!

- Все правильно, — кивнул Андрей. — Лейтенат Полынцев, участковый уполномоченный, здесь в отпуске по путевке.

- Это было ясно в первую же секунду, — поморщившись, отмахнулся дежурный. — Теперь к вам, уважаемая. Что случилось?

- Чемодан украли, — решительно тряхнула панамкой женщина.

- Кто?

- Не знаю.

- А почему на лейтенанта показали?

- Запомнила я его. Он за вещами должен был присматривать, пока я внука искала.

- И что, вернулись — ни сторожа, ни чемодана?

- Ну, да. Нет, когда я первый раз пришла, он еще сидел, а потом крикнул, что торопится, и сбежал. Чемодан без присмотра оставил.

- Как без присмотра, если вас предупредил?

- Так я же не могла сразу подойти! — возмущенно закудахтала бабулька, хлопая себя руками по бокам. — Мне же надо было еще в другой стороне внука поискать.

Капитан перевел сочувственный взгляд на Полынцева.

- С ней все ясно. Беги, отпускник, отдыхай, сами тут разберемся.

- Спасибо, — забрал удостоверение Андрей. — Удачи вам.