Соломон Хук. Дилогия

— Браво! — Аксель с видимым наслаждением выпустил в потолок новое ароматное облако и даже заставил себя улыбнуться.— Оказывается, ваши люди мастаки по части обтекаемых формулировок. Я действительно причастен к смерти Анны. Хотите знать, каким образом?…— повторил он вопрос, привстал в кресле и приблизил лицо к лицу Стенсена.— Да таким, что не сумел воспрепятствовать убийце сделать свое черное дело! Хотите узнать имя убийцы? Извольте: Минадо! Хотите получить его снимок? Нет проблем! — Аксель сунул руку во внутренний карман пиджака, извлек стереофото киллера, передал его собеседнику и в свою очередь откинулся в кресле.

— Крысы!…— едва взглянув на снимок, со злобным отвращением прошипел Стенсен.

— Не могу не согласиться,— откликнулся со своего места Хук.— Этот парень явно произошел не от обезьяны.— Стенсен бросил на гостя короткий проницательный взгляд, вновь перевел его на фото, и лицо его приняло прежнее не слишком приятное выражение.— Насколько я понял из беседы вашей дочери с этим парнем, он завербовал Анну в экспедицию, гарантировав ей полную безопасность, но слова своего не сдержал, и когда она приперла его к стенке уже здесь, на Земле, попросту застрелил. Хотите получить копию видеостенограммы, я вам ее перешлю.

— Сделайте одолжение, мистер Хук… и снимок… если можно.— В голосе шведа появились не присущие привыкшему приказывать человеку, просительные нотки.

— Он ваш,— мгновенно откликнулся Аксель.

— Благодарю.— Стенсен брезгливо смел снимок в ящик письменного стола и вновь посмотрел на гостя.— Что ж, любезность за любезность, мистер Хук. Скажу вам, при условии, что это останется между нами…— Аксель энергично кивнул.— Анна жива…

— Жива?! — Глаза Соломона загорелись восторгом. О таком подарке он даже не мечтал! Да что там снимок?! За это известие он не пожалел бы ничего на свете!!! — Но где она? Я хочу знать, как она сумела спастись, и я должен непременно увидеться с ней!

— Вы любите мою дочь? — Стенсен хищно подался вперед. Он надеялся именно на такую реакцию, но сейчас боялся поверить в удачу.

— Я? — На миг Аксель невольно опешил. А впрочем… какого черта! «Конечно люблю!» — захотелось ему крикнуть, но он сдержался. Нет, не сейчас. Не при таких обстоятельствах.— Нас многое связывает, мистер Стенсен,— тщательно подбирая слова ответил он.— Я бы даже рискнул сказать, что мы были больше, чем просто друзьями, и сейчас я сильно беспокоюсь за ее здоровье.— Получилось несколько нескладно, зато почти правдиво.

— Сейчас жизнь дочери вне опасности.— Экспромт не удался, взгляд Стенсена потух.— Ей необходим абсолютный покой. Врачи настаивают на полной изоляции, как на гарантии восстановления здоровья, и я не думаю с ними спорить. Так что прошу меня простить. Что же касается того, как она уцелела… Хотите, можете назвать это родительским чувством. По возвращении с Яна она позвонила и предупредила, что должна уладить какие-то дела, и домой вернется через несколько дней. Ее тон показался мне странным…

Аксель жадно ловил каждое слово собеседника, и если в первой части ответа ему и почудилась некая фальшь, то теперь швед говорил совершенно искренне.

— Я тут же выяснил, в каком отеле она сняла номер и установил за ней наблюдение. Когда произошло несчастье, мне тут же дали знать.

Вон оно как… Как только произошло несчастье… Впрочем, он ведь и сам не ожидал подобной развязки.

— Сразу после операции я забрал ее из клиники… Легенда о ее смерти — всего лишь дело техники и наличных денег.

— Так значит, не вы послали Анну на Ян? — Аксель не знал, что ответить, а потому спросил первое, что пришло ему в голову, хотя ответ и казался очевидным.

— Видит Бог, мне такое и в голову бы не пришло. Кстати, я искренне признателен вам за то, что вы сумели уберечь дочь на Яне.

— Не стоит благодарностей,— сухо отозвался Сол. Наверное, излишне сухо, но больно уж слащавый оборот начал принимать разговор.— Можете считать, что я защищал лишь себя, а Анне повезло оказаться рядом.

На перемирие Аксель не пошел. Ясно как день, что Анну упрятали не ради него. Ясно и то, что адреса ее ему не видать, как своих ушей, а на иных условиях «дурной мир» ему не нужен, и Аксель ясно дал это понять. Что ж, каждый из них воспользовался своим правом на свободу волеизъявления, будь она неладна… Впрочем, он мог успокоить себя мыслью, что не слишком погрешил против истины. Анна действительно отлично держалась и если в самых трудных ситуациях не всегда ориентировалась, то по крайней мере сохраняла достаточно хладнокровия, чтобы выполнять его, Акселя, приказы.

— Ну, ну,— примирительно произнес Стенсен.— Ни к чему горячиться. Думаю, через месяц Анна выйдет из клиники и тогда…— Он сделал многозначительную паузу.— Быть может к тому времени многое изменится…— сказал он еще более многозначительно.— А сейчас, быть может, вы не откажете ее отцу в удовольствии с ним отобедать?

— Мистер Стенсен,— без обиняков ответил Аксель, показывая, что прекрасно понял двойственность высказанного собеседником предложения, но предпочитает играть в открытую,— вы предлагаете мне бездействовать месяц, но я не могу этого себе позволить. Вы прекрасно понимаете, как много поставлено на карту И ДЛЯ ВАС, И ДЛЯ НАС. Дайте мне адрес, и я обещаю ограничиться посылкой букета цветов.

Стенсен смерил собеседника внимательным взглядом, и хотя длился он всего секунду, значил очень много.

— Хорошо, но я надеюсь на вашу порядочность,— согласился он.— Анна находится в клинике доктора Токагавы.— Швед на минуту задумался, и уголки его губ тронула едва заметная усмешка.— Прекрасно, что вы подумали о цветах — женщины так падки на проявления мужской сентиментальности. Но никаких личных контактов — даже меня к ней пока не допускают.

Сол понял значение его усмешки, но ограничился тем, что и сам внутренне усмехнулся. Конечно, никаких контактов. Ясно как день, что в избранной Стенсеном клинике на одну медсестру приходится три охранника…

— Вы очень проницательны, мистер Хук,— заметил Стенсен, и Акселю на миг показалось, что хозяин кабинета умудрился пролезть к нему в душу и увидеть его не выпущенную на свободу усмешку,— и мне, право, искренне жаль, что вы вторично отказываетесь от моего предложения. Но что вы скажете, если я все-таки еще раз предложу вам поискать совместный выход из положения? Не сочтите меня прожженым дельцом, но у меня есть что вам предложить и помимо дочери… Как я уже говорил, сейчас мы враги, но что если я предложу вам условия почетного для нас обоих мира? Не скрою, расстроив мои планы на Яне, вы нанесли мне жестокий удар. Вы уничтожили двух уникальных роботов… а я даже не предполагал, что человек в одиночку может справиться хотя бы с одним…

— Вы имеете в виду двух выродков с удаленными мотиваторами? — уточнил Аксель, хотя ответ не вызывал у него сомнения. Просто он старался выиграть немного времени, чтобы попытаться понять, какую новую игру затеял его неугомонный собеседник.— Но и вы не остались в долгу, приказав убить близкого мне человека.

— Уверяю вас, к покушению на вас, жертвой которого стала Лори Марти, я не имею ни малейшего отношения,— подняв ладони в примирительном жесте сказал он, и Аксель поверил, что и на сей раз Стенсен не лжет.— Пока не знаю всех обстоятельств дела, но если кто-то из моих людей перестарался, то в должное время он понесет суровую кару.

— Как стрелявший в вашу дочь Минадо? — язвительно возразил Аксель, решив, что Настало время вызвать новую волну эмоций у собеседника.— Сдается мне, мистер Стенсен, вы не полностью контролируете ситуацию.

— А вы действительно умны, мистер Хук.— Против ожидания, резкая отповедь гостя не разозлила шведа.— Впрочем, не обольщайтесь. Ваше замечание ошибочно, и эта ошибка вызвана избытком горячности. Упомянутый вами Мина-до не мой человек.

Что ж, вполне достойный ответ. В меру язвительный и совершенно недвусмысленный. Похоже, залп получился холостым.

— Не переоценивайте себя — вы мне вовсе не столь уж необходимы. До сих пор я всю работу делал сам, обойдусь без вашей помощи и впредь. Быть может, вы не понимаете, но ситуация предрешена, что бы вы со своими друзьями ни предпринимали. Хотя не скрою, ваша помощь значительно облегчила бы мне жизнь, ведь единственный реально обладающий властью функционер Лиги, еще не перешедший на мою сторону — Мтомба Оварунга, ваш однокашник.

— Мой друг, мистер Стенсен,— уточнил Аксель, радуясь тому, что все-таки ошибся: хотя оппонент и разгадал его не слишком хитрый маневр, сам того не заметив, поддался на уловку.

— Еще лучше! — с энтузиазмом произнес он.— Так вы согласны с моим предложением?

— Быть может,— уклончиво сказал Аксель. Кто кого ловит? Ясно, что Стенсен ловит его, Соломона Хука, в то время как сам он ведет игру исключительно ради побочных эффектов.

— И что произойдет в этом случае? — поинтересованля Аксель.

— Выродившуюся в аморфную массу Лигу с пребывающим в анабиозе директоратом сменит Империя во главе с энергичными, умными, ясно видящими цель людьми! — с готовностью продекларировал Стенсен.

— И каково мое место в новом, планируемом вами мире? Селекция человеческого материала на качественный и пригодный лишь в роли пушечного мяса? — саркастически поинтересовался строптивый гость шведского магната.

— Ну зачем же так? — Против ожидания, Стенсен не обиделся.— Если вы поскромничали, говоря о моей дочери лишь как о друге, то ваше место окажется непосредственно рядом со мной. Благодаря вам вырабатываемые нами общие решения станут более мягкими. Не такими… черно-белыми, как вы только что продекларировали,— насмешливо закончил он.

Аксель и ожидал услышать нечто подобное. Стенсен, бесспорно, умен и прекрасно понимает, что блажь благородных намерений очень быстро выветрится из головы Сола — власть и не таких ломала, незаметно разъедая психику самых стойких. И хотя Аксель искренне верил, что деградируют морально лишь те, чьи устои недостаточно прочны, устраивать опыты над собой желания не испытывал. Тем более, что не видел необходимости революционных преобразований в отлаженной жизни общества, бесспорно не слишком совершенного, но вполне жизнеспособного.

— Но зачем мне все это? — удивился он.— Ради денег? Но мы с вами уже говорили, и вы знаете, что у меня их уже сейчас столько, что за двести лет не промотать!

— Я разве заикался о деньгах? — в свою очередь «удивился» Стенсен.— Послушайте, Соломон, вы же умны и не можете не понимать, что мы говорим о частностях. Мы с вами оба люди, земляне. Если бы не принятое сотню лет назад «мудрое решение» предков вгрызаться в землю,— иронично произнес швед,— уже сейчас на Земле не осталось бы и клочка свободного пространства! И несмотря на успешное освоение Венеры и Марса — а, может быть, именно благодаря им,— ясно как день, что будущее человечества лежит в дальнем космосе.

— С этим не поспоришь,— уклончиво откликнулся Аксель.

— Я рад, что вы меня понимаете,— удовлетворенно заметил хозяин кабинета.— В принципе, мы уже сейчас готовы к колонизации пары-тройки подходящих миров. Все, чего нам не хватает — флота транспортных лайнеров для переброски людей и необходимого оборудования.

— Прекрасно! — согласился Аксель, радуясь удачно подвернувшейся возможности задать «наводящий вопрос».— С яньским золотом или с вашим двигателем человечество получит флот. Чем же вам Лига не угодила?

— Вы просто не понимаете! — Стенсен говорил по-прежнему тихо, но клокотавшее в груди чувство вырвалось наружу яростной интонацией.— Став космической империей, мы рано или поздно, но неизбежно повстречаемся с другими расами. Быть может, это произойдет даже скорее, чем нам бы того хотелось. Раньше, чем мы успеем подготовиться к встрече! Вы когда-нибудь задумывались над вопросом, что произойдет тогда?! Земле нужен не только транспортный, но и могучий военный флот. Скоростные корабли с несокрушимой защитой, мощным вооружением и прекрасно обученными командами! А Лига и слышать о подобном не хочет! Такие расходы, видите ли, нарушат благосостояние ее граждан! Если бы не Пустынное Братство, Патрулю — нашей единственной на сегодняшний день защите! — не видать бы и тех крох, тех жалких эскортных фрегатов, которые он, несмотря на все препоны, имеет!

— Так, значит, и вы иногда обращаетесь мыслями к грядущему контакту? — спокойно поинтересовался Аксель, показывая, что и его скромному уму порой не чужда дальновидность сильных мира сего. На самом же деле Стенсен немало бы удивился, узнав о настоящих подозрениях гостя.

— Обращаюсь? — изумленно прошептал он.— Да в последнее время я только о нем и думаю! Ясно как день, что к моменту контакта мы должны быть сильны, причем независимо от того, мирной окажется встреча или нет. В особенности, если мирной она не будет! Реально же это означает, что мы должны стать сильными уже сейчас, безотлагательно!

— И вы всерьез полагаете, что, заменив Лигу Империей, вы мгновенно сделаете человечество сильным? Вы тешите себя пустыми иллюзиями,— констатировал Аксель.— Человечество останется тем, что оно есть, независимо от того, на что вы направите его ресурсы. Войны выигрываются людьми, и если вы не верите в них сейчас, не рассчитывайте на них и в дальнейшем,— наставительно произнес он.— И тогда нам лучше сидеть внутри нашей системы и не высовываться наружу, а уж о контактах и не помышлять! Сходу ввязавшись в войну, мы ее гарантированно проиграем!

— Это еще почему? — От неожиданности Стенсен несколько опешил.

— «Смерть или на колени!» — вот ваш девиз, если только я вас верно понял! Какие тут мирные контакты?

— Возможно, вы правы, но в джунглях следует быть тигром, если не хочешь, чтобы сожрали тебя самого,— заметил Стенсен. Несколько ошарашенный напором собеседника, он на миг почувствовал неуверенность. Но только на миг. Ясно как день, что его оппонент выбрал наихудший из сценариев, но жизнь не пьеса, и он вовсе не планирует своего поражения! — Кто сказал вам, что у тех, с кем мы столкнемся, не такой же девиз?

— Предположим,— в свою очередь согласился Аксель.— Но к чему лезть на рожон? С нашим-то человеческим материалом? Не приведи Господь нам встретить по-настоящему сильного противника — нас тут же превратят в расходный материал для достижения чужих целей!

— Ага! Так вы согласны со мной! — не удержался от восклицания Стенсен, позволив себе повысить голос до уровня нормальной человеческой речи.

— В чем? В том, что люди вконец обленились, и многие даже двухчасовой рабочий день считают изнурительным? И вы предлагаете поставить их под ружье? Да несмотря на всю свою никчемность, они вас просто сметут вместе со всеми вашими идеями, что выживает сильнейший!

Он понимал, что перегибает, и на самом деле ситуация много сложнее, но крайность в высказываниях обладает одной важной чертой — она способна высветить все остающееся в тени.

— Вы, вероятно, не задумывались о проблеме всерьез,— примирительно заметил Стенсен.— Многим давно надоело сытое ничегонеделание. Самые неугомонные постоянно уходят в Пустынное Братство…— Сол понимающе кивнул. Значит, все-таки Братство…

— … и начинают грабить мирных торговцев,— закончил он мысль собеседника.

— Тем не менее, рискну высказать крамольную мысль: именно Пустынное Братство составляет костяк самого здорового слоя граждан Лиги. Есть и другие. Те, что при схожих мыслях, все-таки остаются на Земле в силу недостатка решительности или избытка ума или нравственных принципов. Получив корабли, эти люди не задумываясь покинут Землю, основав колонии с более здоровым укладом жизни. Тем же, кто останется на Земле, придется засучить рукава — это неизбежно. Так что польза для всех — неоспоримая.

Да, гладко стелет, ничего не скажешь. Диктатура с человеческим лицом… Такое человечество не единожды проходило в своей истории, к сожалению, с неизменно плачевными результатами.

— А вы не задумывались о том, что если вы правы, то очень скоро колонии станут сильнее метрополии? Вспомните Рим! — осторожно заметил он.

— Хук, перестаньте, наконец, подозревать во мне глупца! — усмехнулся Стенсен.— Вы же прекрасно понимаете, что упомянутая вами опасность не исчезнет независимо от того, встанет во главе метрополии Империя или останется Лига!

Сол задумался.

— Так вы согласны, Соломон? — Стенсен решил, что его гость колеблется.

— Нет! — с присущей ему прямотой отрезал Аксель.— Вы умны и логичны в своих замыслах, но последние мне не понравились. К тому же, ваши люди уже сейчас видят во мне врага, а отвернувшись от своих, я потеряю и друзей. Но я делаю вам встречное предложение: переходите на нашу сторону вы…

— На сторону Лиги? — В какой-то момент Акселю показалось, что Стенсен не выдержит и расхохочется ему в лицо, но тот сдержался.— Никогда! Я презираю этих зажравшихся чинуш, не видящих дальше собственного носа!

— Реорганизуйте ее! — с деланным простодушием предложил Аксель. В отличие от своего оппонента он ясно понимал, что недостатки Лиги кроются вовсе не в дефектах ее устройства, а лишь в недостаточно энергичной работе в общем-то хорошо отлаженного механизма! управления.— Возглавьте Лигу, и через несколько поколений Земля преобразится. А пока ограничьтесь глубокой разведкой. Будущие колонисты — наши сограждане и заслуживают не просто пригодного для обитания планетоида, а прекрасной планеты, которую их дети с гордостью смогут назвать родиной!

— А еще через поколение они забудут о нас, их породивших, подаривших им новый мир.

Так. Судя по последней фразе, они поменялись ролями. Аксель понял, что дальше спорить бессмысленно — у них просто нет шансов понять друг друга. Похоже, при всем своем недюжинном интеллекте, Стенсен отрицает за другими способность здраво мыслить, а в людское благородство и чувство долга просто не верит. Сол кинул потухшую сигару в пепельницу и решительно поднялся.

— Мне искренне неприятно это вам говорить, мистер Стенсен, но вы меня не убедили.

— Нас не слышат, мистер Хук, но за нами наблюдают.— Взгляд Стенсена вновь сделался холодным и колючим.— Стоит только мне подать знак, и вы даже понять ничего не успеете, зато Соломона Хука придется вычеркнуть из числа живущих.

— Воля ваша,— спокойно согласился Аксель.— Перед тем, как ехать к вам, я разговаривал с Директором Службы Безопасности Лиги и известил его о своих намерениях. Наш с вами разговор не может продолжаться до бесконечности, так что если я не вернусь в скором времени, к вечеру вам придется объяснять господину Мтомбе, куда вы меня подевали, а мой друг не слишком доверчив, зато горяч! Не забывайте, Стенсен, что ваша Империя существует пока лишь гипотетически, а Лига хоть вяло и сонно, но сжует вас всего без остатка!

— Хорошо, Хук. Забудем о взаимных угрозах и расстанемся с надеждой на лучшее.— Стенсен с отвращением бросил в пепельницу любимую сигару и встал.— Наши взгляды не совпадают, но это вовсе не означает, что мы должны перегрызть друг другу глотки.

— Перестаньте паясничать, Стенсен! — одернул хозяина гость.— К чему эти лживые уверения в добрых намерениях?! Я попытался дать вам шанс одуматься и лишь за этим пришел, но вы его отвергли. Теперь моя совесть чиста и ваш черед заботиться о своей безопасности!

— Будь по-вашему, Хук! — Лицо Стенсена потемнело от гнева.— Но смотрите, как бы вам самому не пришлось оказаться в роли дичи!

Ничего — до сих пор у него это хорошо получалось. На прощание они обменялись взглядами и поняли, что оба подумали об одном и том же.

* * *

Гризли нетерпеливо поджидал Акселя в коридоре. Он явно терял остатки терпения и вид имел весьма недобрый. Сол заметил, что кобура телохранителя расстегнута и усмехнулся уголком рта — подобные психологические трюки могли оказать действие разве что на новичка. Бо кивнул Акселю, и оба под неусыпными взглядами оставшихся на посту охранников зашагали по направлению к лифту. Едва они свернули за угол, как на верзилу Гризли налетел запыхавшийся человек. Бо грубо схватил его за отворот пиджака и встряхнул.

— Ты что, Милн, глаза дома забыл?! — рявкнул он на повисшего в его руках торопыгу.

— Мы поймали ее и отвезли к Фуджи! — залопотал тот, отчаянно стараясь сохранить хотя бы подобие достоинства.

— Заткнись, кретин! — Гризли едва не зарычал от ярости.

— Шеф должен узнать немедленно…— продолжал оправдываться неудачник.

— И остальные тоже?! — покосившись на Акселя, зарычал Бо и, словно тряпичную куклу, отшвырнул гонца.— Я сам доложу! Проваливай с глаз! Вон отсюда!

Бедняга Милн испуганно заморгал и мгновенно испарился. Аксель перевел взгляд на Гризли как раз в тот момент, когда рука верзилы привычно легла на рукоять бластера. Он прицелился взглядом в Хука и мстительно процедил сквозь зубы:

— Весьма сожалею, мистер Хук, но теперь вы слишком много знаете. Боюсь, у меня нет выбора.— Мощная волосатая лапа Бо медленно потянула оружие из кобуры.

— Правду сказать, я не слишком понял, о чем идет речь, но последние ваши слова все расставили по своим местам,— насмешливо отозвался Аксель.— Я так понимаю, что Анна бежала, но ее отыскали и перевезли в клинику мистера Фуджи. Благодарю за информацию, Богомир.— Он отвесил насмешливый поклон лишь затем, чтобы принять обманчиво уязвимый вид.

— Не обольщайся, ублюдок. С этим знанием ты и подохнешь…— хриплым шепотом известил его Бо о своих намерениях.

Боковым зрением Аксель видел, как осторожно бластер разворачивается по направлению к нему и не стал ждать продолжения. Отработанный удар обрушился на кисть руки одновременно с вырвавшимся из ствола ослепительным лучом. Поток энергии с шипением вошел в звукопоглощающее покрытие стены. В тот же миг правая рука Хука нанесла Гризли мощный удар, и грузное тело свалилось на пол. Аксель подобрал не разрешенный для использования гражданскими лицами лучевой пистолет и посмотрел на лежащего — тот не подавал признаков жизни. Это хорошо, значит, время у него есть. Он прислушался, опасаясь услышать крики людей и их торопливые шаги в коридоре, но вокруг стояла мертвая тишина. Аксель спрятал лучемет в карман. Бластер — оружие мощное и потому запрещенное, зато бесшумное и это ему сейчас на руку. Еще раз оглянувшись, он быстро вошел в кабину лифта, спустился вниз и беспрепятственно покинул здание.

* * *

— И что теперь? — задал вопрос Мтомба, когда Аксель закончил свой рассказ. Соломон пожал могучими плечами — что же тут неясного?

— Теперь пойдет игра в открытую: сила против силы, и я считаю, что такой вид противостояния предпочтителен.

— Ты уверен в том, что говоришь? — Мтомба, похоже, думал иначе.

— Применительно к Стенсену, абсолютно.— Аксель упрямо поджал губы.

— А что, есть еще кто-то? — невесело поинтересовался Алекс.

— Есть еще тот, кто отдал приказ стрелять в дочь своего лидера, а также принял решение ликвидировать меня,— напомнил Сол.

— И ты веришь, что Стенсен к этому непричастен?!

— Безусловно,— кивнул он.— Стенсен играл со мной в открытую и сознался в вещах более предосудительных, хотя и менее неприятных для меня лично. Кстати, перед моим уходом он дал понять, что отныне не станет церемониться. Так что суди сам…

— Хорошо,— чуть поколебавшись, согласился Мтомба.— И чего нам, на твой взгляд, теперь ждать?

— Ты сделал то, о чем я просил тебя утром? — вопросом на вопрос ответил Аксель.

— Да. Контрактами занимаются вплотную, но результатов, сам понимаешь, быстро ждать не приходится,— досадливо поморщившись, признался Оварунга.

— Понимаю.— Аксель знал, как никто другой, знал, сколько труда и настойчивости требуется для того, чтобы отыскать на первый взгляд невзрачный, но в корне меняющий картину фактик. Что и говорить, работа трудная и неблагодарная.— К Яну людей послали?

— Два эскортных фрегата, экспедиционный крейсер и контейнеровоз,— оживился Мтомба.— Они уже там и работают. Даже если все Братство навалится на них, они сумеют выдержать месячную силовую блокаду.

— Кто об этом знает, кроме тебя? — Он не стал говорить, что слишком многое поставлено на карту, так что лучше бы никому не знать о новой экспедиции по крайней мере до ее возвращения.

— Только экипажи.— Мтомба кивком дал понять, что понимает опасения друга.— Пакет с полетным заданием вскрывался на борту крейсера, связь осуществляется на узконаправленных, тщательно закодированных волнах. В моем ведомстве к информационному обслуживанию экспедиции подключено с десяток человек.

— Стенсен ни звука не проронил о новой экспедиции на Ян… Впрочем, прошло слишком мало времени,— задумчиво молвил Аксель.— Я тоже избегал в разговоре этой темы. Чем занимаются экспедиционные суда официально?

— Фрегаты заняты свободным патрулированием,— усмехнулся Мтомба.— Ты не беспокойся. Донесения с них регулярно поступают. Крейсер — в глубокой разведке. Сухогруз поставлен на плановый ремонт в седьмой орбитальный док.

— Хорошо. Значит, с этой стороны опасность нам не грозит. Когда транспорт заполнит трюмы?

— Пока контейнеры загружены на десять процентов, значит, дней через восемь тронутся в обратный путь. Десять часов субсветового перехода, сутки — разгрузка. Итого, десять суток.

— Значит, к заседанию Совета Директоров им не успеть? — уточнил Аксель.

— Нет…— неуверенно произнес Мтомба.— Еще не поздно дать шифрограмму, чтобы поторопились…

— В крайнем случае, пусть вернутся с недогрузом,— подсказал Хук.— Главное, показать, что мы не сидим сложа руки, а еще важнее сделать так, чтобы замененный элемент воздушного шлюза с вражьим генератором попал на заседание. Он может оказаться решающей уликой. Впрочем, и золото сыграет свою роль. Кстати, что с экипажем «Неудержимого»? Я понимаю, что знали они не слишком много, докладные о происшедшем подали на обратном переходе с Яна, так что их гибель ничего не даст Стенсену. Хорошо бы упрятать их на время подальше.

— Уже сделал! — Мтомба улыбнулся своей открытой доброй улыбкой.— Я, конечно, соображаю не так быстро, как ты, но все же…

— Да я и не сомневаюсь,— примирительно произнес Аксель.— Просто рассуждаю вслух, чтобы ничего не упустить.

— И все-таки кое о чем ты запамятовал,— ехидно заметил Мтомба.

— Да? И о чем же? — Сол выглядел откровенно удивленным.

— О нашем друге, Соломоне Хуке, свидетельства которого на заседании Совета Директоров весьма нежелательны! — под смех Алекса с победным видом сообщил африканец.

— Перестань,— отмахнулся Аксель.— Лезть на рожон я не собираюсь, но и отсиживаться в погребе не стану, в особенности, когда времени в обрез и стоит попытаться набрать дополнительные очки.

— А никто и не предлагает тебе отсиживаться,— усмехнулся Мтомба и, уловив заинтересованность во взгляде друга, пояснил: — За три дня до твоего возвращения с Яна, Токадо вернулся из санатория. Тогда я не заметил в нем никаких перемен, но вчера он неожиданно высказался за продажу принадлежащих Лиге предприятий. Это серьезное решение, и я все чаще задаю себе вопрос: это одиночная акция или вслед за первым сюрпризом последуют и другие? И вот еще…

— И еще ты задумываешься над тем, не сдружился ли Токадо именно в санатории с упоминавшейся тобой неординарной личностью.

— Что-то в этом роде,— кивнул африканец.— Конечно, было бы идеально, если бы он до сих пор оставался там, ты бы его нашел, выяснил бы связи со Стенсеном и поделился бы сведениями со мной. А я здесь раскопал бы их связи с остальными директорами-ренегатами…

— Прямо-таки сон наяву…— подал из своего кресла голос Алекс.

— Ага. Но, если ты выяснишь хотя бы круг общения Токадо… Быть может, даже это нам здорово поможет.

— И где он отдыхал, если не секрет?

— В клинике доктора Фуджи, в оазисе посреди пустыни Нубэ.

Когда Аксель услышал имя Фуджи, сердце его невольно забилось сильнее. Всю обратную дорогу он думал об Анне, столь внезапное воскрешение которой и радовало его, и пугало одновременно. Он всем сердцем рвался к ней, но разум его притормаживал, обоснованно намекая на то, что у Анны есть могущественный отец, который и должен о ней позаботиться. И все-таки чувства не давали ему успокоиться окончательно. Наверное, если бы он знал, где находится клиника Фуджи, и знал, что за оставшееся до заседания время ничего тревожного в его отсутствие не случится, немедленно ринулся бы туда. И вот судьба подкинула ему подарок.

— Пусть будет по-твоему.

ГЛАВА 2

Пустыня Нубэ, расположенная практически в центре Сахары, по сути являлась не самостоятельным районом — хотя и отличалась от окружающей местности рельефом,— но лишь центральной областью, получившей название благодаря рукотворному оазису Нубэ. Около полусотни лет назад на глубине почти двух тысяч метров под слоем песка и камней обнаружили обширное море пресной воды. Тогда находка многим показалась невероятной удачей, ибо сулила долгожданное начало эры наступления на безжалостные пески, затопившие едва ли не всю Северную Африку.

Первая артезианская скважина дала начало изогнувшейся кольцом цепи небольших озер, по берегам которых удалось привить несколько видов пальм, бурно разраставшихся в течение первых десяти лет. Но дальше первой удачи дело не пошло. Несмотря на все старания геологов и ботаников, пески не пожелали выпускать растительность из завоеванной ею низины. Еще через пару лет островок жизни обрел окончательные очертания, и хотя количество населяющих оазис видов продолжало пополняться, стало ясно, что первоначальным надеждам сбыться не суждено.

Оазис превратился в безлюдный островок жизни посреди океана прокаленного солнцем песка, и так продолжалось почти четверть века, пока лет десять назад доктор Фуджи не обратил на него свой взор. До того он несколько лет провел в безуспешных поисках достаточно уединенного места для своей реабилитационной клиники, пока, наконец, не наткнулся на информацию о неудавшемся эксперименте экологов.

Дальше все пошло как по маслу. Доктор Фуджи выкупил у правительства оазис, и уже через год уютная клиника для хорошо обеспеченных клиентов приняла первых пациентов. В свою очередь, правительство Лиги в качестве благодарности получило привилегированное право на внеочередное санаторное обслуживание в клинике Фуджи, которым Мтомба не преминул сейчас воспользоваться. Дела самого доктора пошли настолько успешно, что вскоре очередь на реабилитацию вытянулась на добрые пару лет вперед. Однако на все предложения расширить дело доктор отвечал неизменным отказом, мотивируя его заботой о клиентах и доводами о том, что в настоящий момент экология оазиса оптимальна, и это полезно для его пациентов.

Именно здесь предстояло Акселю переждать опасное время до заседания Совета Директоров, попутно попытавшись раскрыть причину странной метаморфозы в поведении Акуро Токадо — директора Металлургического Бюро Лиги Планет или МЕБЛИПа, как называли его между собой сотрудники.

* * *

Мощная турбина задорно пела на звеняще высокой ноте, легко удерживая экраноплан в паре метров над неподвижными волнами песка. Водитель неспешно лавировал, направляя грациозную, похожую на ската машину между барханов, проклиная в душе затерявшийся в сердце Сахары оазис Нубэ, экологов, его создавших, зачем-то решившего поселиться здесь доктора Фуджи, ко всему еще сумевшего добиться запрещения полетов над своей территорией для любых летательных аппаратов!

Островок изумрудной зелени посреди океана золотого песка возник, как всегда, внезапно, словно выпрыгнув из-за очередного бархана, и водитель мгновенно забыл о своем раздражении. Что ни говори, а старик Фуджи совершенно прав — лучшего места для возвращения отчаявшимся утерянной умиротворенности не сыскать. Машина легко скользнула под незаметный глазу уклон, стена пальм стремительно надвинулась, турбина удовлетворенно вздохнула и заработала почти бесшумно, а предельно точно говоря, настолько тихо, что стало слышно легкое шуршание скребущего о днище экраноплана песка. Мгновение спустя, судно замерло, напоследок ткнувшись носом в кромку сочной травы, окончательно уподобившись лежащему на дне водоема гигантскому скату.

Прозрачная металлопластовая полусфера плавно раскрылась, одновременно отъезжая назад, и капитан — молодой улыбчивый парень — легко спрыгнул на песок и призывно махнул рукой пассажиру.

— Приехали, мистер Хук! — крикнул он, присев на ближайшую кочку; снял обувь и с наслаждением ступил босыми ногами по мягкой траве.— Завидую я вам,— с улыбкой признался капитан.— Целая неделя райского наслаждения!

— Перестань.— В отличие от пилота, Аксель не испытывал эмоционального подъема, да и приехал он сюда не отдыхать, а работать.— Через два часа ты вернешься на базу… те же пальмы, та же трава, тот же песок…

— Э-э-э, не скажите,— с сомнением протянул парень.— Формально вы, конечно, правы, но атмосфера здесь другая: тишина словно звучнее и торжественней, а воздух слаще и ароматней…— Он умолк, не зная, как точнее описать испытываемые им ощущения.

— Ну уж прямо-таки,— усмехнулся Хук, задетый за живое если и не логикой доводов собеседника, то их наивной поэтичностью.

— Да уж поверьте,— убежденно кивнул парень.— Вы ведь у меня не первый пассажир и даже не сотый, так что я имел достаточно времени для того, чтобы привыкнуть к этому месту, да вот не привык.

Слушая болтовню водителя, Аксель достал из багажного отсека свой чемодан, пересек песчаный участок и остановился рядом с парнем. Тот сразу засуетился, быстро обулся и виновато глянул на Акселя.

— Доктор Фуджи, да и персонал его почему-то не любят, когда я здесь появляюсь. Они считают, что присутствие чужого человека в определенных случаях способно свести на нет результаты лечения.— Он невесело усмехнулся.— Словно я прилетаю сюда не ради выполнения заключенного с доктором Фуджи контракта, а для собственного удовольствия,— с какой-то странной примесью горечи пояснил он, и Соломон понял, что молодой водитель видно не раз попадался на браконьерском топтании заповедной лужайки.

Завершив свой монолог, парень влез в водительское кресло, и половинки полусферы стали захлопываться. Сол по-прежнему стоял на кромке травы в десятке метров от носа экраноплана, словно провожал слишком недолго гостившего у него друга.

Пилот махнул на прощание рукой и запустил двигатель. Экраноплан медленно приподнялся над гребенчатой, словно поверхность стиральной доски, песчаной волной, медленно и плавно отполз от кромки травы и грациозно развернулся носом в сторону безбрежного океана песка. Лопасти тяговой турбины слились в серебристый круг и запели на знакомой Солу высоко звенящей ноте. Экраноплан резко рванулся вперед и, молниеносно набрав скорость, помчался к далекой базе, в легком танце грациозно лавируя между песчаных холмов.

Вскоре шум двигателя экраноплана слился с завыванием ветра в барханах, и гибрид самолета и корабля на воздушной подушке исчез в лабиринте песчаных валов. Соломон взялся было за ручку чемодана, но тут же передумал и вместо этого уселся на траву и разулся. Связав туфли, он перекинул их через плечо, взял чемодан и лишь теперь не спеша двинулся вперед, стараясь ощутить то блаженство, о котором говорил пилот. Солнце клонилось к закату, а жара все еще стояла страшная. Лишь вырывавшиеся временами из чащи порывы ветра несколько смягчали зной, делали его переносимым. Возникла нелепая мысль, что в сердце оазиса смонтирован мощный кондиционер. Но кто станет охлаждать пустыню…

И тут Аксель поймал себя на невольной мысли, что пилот прав. Дело, конечно, не в каком-то пошлом кондиционере, а в атмосфере самого места, где «тишина звучнее и торжественней, а воздух слаще и ароматней»… Аксель почувствовал почти непреодолимое желание поскорее шагнуть под сень пальм, чтобы в полной мере насладиться волшебством маленького, спрятанного в сердце пустыни мирка. И еще он ощутил странное одиночество, одиночество тем более непонятное, что знал — совсем рядом — люди. Стоит пройти совсем немного по этому дивному лесу, и он очутится в компании себе подобных.

Всего в нескольких метрах от него начинались заросли пальм, и Соломон отправился в путь. Двигаясь вдоль опушки, через сотню шагов он обнаружил заросшую травой тропинку, ведущую к центру оазиса. Сол двинулся по ней, отстраняя свободной рукой бьющие по лицу длинные листья, но скоро растения сделались такими высокими, что он смог идти свободно. Хук очутился в самом настоящем тенистом лесу с насыщенной влагой и, как ни странно, прохладной атмосферой.

«Клиника не может находиться слишком далеко»,— подумал Аксель. Перед поездкой сюда он изучил карту оазиса, представлявшего собой неправильный круг диаметром около десяти километров. Судя по плану, клиника располагалась в центре кольца озер, а, значит, до нее не больше пятнадцати минут неспешного хода.

Мысли Акселя подтвердились на удивление быстро. Столь же внезапно, как появился, пальмовый лес поредел, перейдя в сильно запущенный сад. Сад производил совершенно иное, нежели пальмовый лес, впечатление. Состоял он из падубов и, как ни странно, каштановых деревьев с огромными, на диво, плодами. Озера показались ему скорее прудами, но со столь синей водой, какой он прежде нигде не видел. Пилот экраноплана действительно прав: клинику доктора Фуджи окружал совсем иной, отличный от реального мир. Аксель поймал себя на ощущении, словно неожиданно вернулся в забытую с детства сказку. Если подобная атмосфера культивировалась намеренно, то он может лишь склонить голову перед искусством мастеров, сумевших воплотить сказку в жизнь.

Наконец, он вышел к цели. В тени каштанов, освещенная косыми лучами заходящего солнца белела стена дома. Дом оказался двухэтажным — что вполне соответствовало числу находившихся на отдыхе пациентов,— и построенным в непривычном Акселю архаичном стиле, опознать который он, как ни старался, не смог. Сейчас такие постройки возводились лишь, как парадные входы упрятанных на сотни метров в глубь земли «антинебоскребов». Всего день назад он сам побывал в одном из них, но резиденцию Стенсена отличало строго выдержанное подражание стилю античной эпохи. Здесь же взгляду Акселя предстало нечто, мягко говоря, странное. Чем-то дом напоминал миниатюрный дворец конца второго тысячелетия. В центре фасада выделялся непривычной формы портал с огромными двустворчатыми дверями. Само здание изобиловало фронтонами, нишами, в которых стояли вазы, эркерами. Такой сказочный домик-пряник — смешной и необъяснимо уютный.

Несмотря на отчетливый налет времени, здание показалось Акселю ухоженным, что, впрочем, не вызвало у него удивления — за те деньги, что доктор Фуджи дерет с клиентов, было бы попросту непростительно не обеспечить должного сервиса. И все-таки фантазия странная. Аксель и не подозревал, что все окажется настолько уж старомодным!

«Клиника доктора Фуджи — это особое заведение, гибрид психиатрической лечебницы и санатория. Эффективность его методики основана на полном отрыве пациентов от реальности в сочетании с необходимыми психотерапевтическими процедурами». Примерно так накануне Оварунга объяснил Акселю исповедываемые доктором Фуджи принципы. «Сол, люди, которых ты застанешь в клинике — все, как один, жертвы современного общества, слишком сильных переживаний и стрессов». Сол не ограничился его рассказом и в поисках дополнительной информации направился в библиотеку. Материалов оказалось не так много, и все они в более пространной форме повторяли сказанное Мтомбой.

Отрыв от цивилизации в сочетании с ультрасовременной терапией на уровне последних достижений науки — единственный шанс позволить сломанным цивилизацией индивидуумам вновь обрести утраченное место в обществе. Глубокая изоляция клиники от окраин цивилизации так же необходима для конечного успеха, как и используемые им психотропные технологии. Иначе говоря, основа метода доктора Фуджи состоит в изоляции, создания необходимых условий для возникновения психического равновесия и закрепления достигнутого уровня стабильности психики.

Ни у одного из прошедших курс лечения в клинике доктора Фуджи не отмечено рецидива заболевания. У них восстанавливается сон, исчезают приступы меланхолии, значительно уменьшается раздражительность, реакция на происходящее становится адекватной…

Неторопливо шагая по аллейке к дому и разглядывая аляповатое строение, Аксель тщательно припомнил все, что ему удалось разузнать о клинике. Ему показалось, что в окнах он видит лица обитателей. Он невольно подумал, что их, видимо, привлек шум двигателей экраноплана, а, стало быть, в этом нет ничего удивительного, но в следующий момент он припомнил, что двигатели работали на редкость бесшумно, и тогда получается, что удивиться все-таки стоит… Но впрочем… Эти люди должны здорово скучать, каждый новый человек для них — развлечение, а значит, немудрено, что они поджидают новых товарищей. Аксель подумал, что если последнее предположение справедливо, то сейчас кто-нибудь непременно выйдет его встречать.

Через два шага он не удержался от невольной усмешки: по дальней от Акселя аллее навстречу ему энергичной походкой шел высокий блондин в очках. На вид Соломон не дал бы ему больше тридцати пяти.

— Привет! — непринужденно бросил он, словно знал Сола не первый день.— Я вижу, вы без сопровождающего? Не заблудились? — вполне серьезно поинтересовался он.

Ох уж эти мне сопровождающие… Солу невольно припомнился Гризли. Впрочем, здесь ситуация иная, и, похоже, чего-то они с Мтомбой не учли… Он испытующе посмотрел на встречающего, но лицо блондина выражало скорее удовлетворение, нежели удивление.

— День добрый,— поставив чемодан на землю и пожимая протянутую руку, Аксель улыбнулся в ответ.— Так уж получилось, что я один. Но разве здесь можно заблудиться?

— Не обращайте внимания! — улыбка блондина сделалась еще шире.— Это я из вежливости. А отсутствие сопровождающего означает лишь, что вы, как и я, здесь просто на отдыхе.

— Ага.— Аксель понимающе кивнул. Ну конечно, из вежливости. Безусловно на отдыхе… Чего же тут непонятного? — А вы действительно не похожи на депрессанта,— заметил он… тоже из вежливости.

— Депрессанта? Так вы, кажется, сказали? А-ха-ха! — от неожиданности новый знакомый Акселя опешил, но когда смысл сказанного дошел до него, рассмеялся.— А вы шутник, мистер…— Он вопросительно посмотрел на Акселя.

— Хук,— представился тот.— Соломон Хук.

— Очень приятно.— Он прищурил левый глаз и окинул Соломона оценивающим взглядом.— Должен сказать, что впервые встречаюсь с человеком, чье имя так подходит ему. Именно так и должен выглядеть симбиоз мудрости легендарного царя Соломона с неотразимой мощью удара профессионала-супертяжеловеса. Я — Лундстрем.— Он поклонился исполненным изящества движением.— Юл Лундстрем,— уточнил он, осторожно беря Акселя под руку.— Вы правильно сказали: я не депрессант. Официально я на отдыхе с целью профилактики, реально же прячусь здесь раз в год от жены, от тещи, от их собачек, капризов и модных курортов…— При последних словах его лицо перекосилось, словно у поедающего на спор лимон бедолаги. Соломон предпочел не заметить его гримасы, подхватил чемодан и двинулся дальше. Юл пошел рядом и, судя по всему, отставать не собирался. Внезапно он резко остановился и посмотрел на спутника совсем иным взглядом.

— Мне сейчас пришло в голову… Вы случайно не тот Соломон Хук, что вернулся с Яна несколько дней назад? Ну, конечно же, это вы! Как я мог не узнать вас! У вас такая запоминающаяся внешность! Вы ведь вернулись, кажется, меньше недели назад? — повторил он свой вопрос в несколько иной форме.

Вот оно, тяжкое бремя славы… Казалось, словоизлияням блондина не будет конца, но именно в этот момент он умолк — видно, в голову ему пришла та же самая мысль, что и Соломону.

— Я уже трое суток на Земле,— воспользовавшись паузой, ответил Аксель. Ему удалось сохранить на лице выражение серьезности. — Но откуда вам об этом известно? Мне говорили, что клиника доктора Фуджи абсолютно изолирована от внешнего мира.

— Ну, ну, мистер Хук,— несколько фамильярно возразил Лундстрем.— В мире не существует ничего абсолютного. Все в той или иной мере относительно.— Юл покровительственно улыбнулся Акселю и важно надул тонкие губы, что придало ему несколько комический вид.— Те, кто желает знать, знают. Мне, например, информация просто необходима, иначе здесь просто со скуки свихнешься. Доктор Фуджи это понимает, и ему приходится делать вид, что некоторых нарушений он не замечает. Приспособляемость,— он равнодушно пожал тощими плечами,— без нее нет жизни.— Внезапно он насторожился.— Но только не вздумайте сказать об этом открыто доктору…— Он испытующе посмотрел на Хука.— Или кому-то из других пациентов!

— Можете быть спокойны на мой счет, Юл,— с улыбкой успокоил его Соломон,— я не из тех, кто выдает друзей.— Получилось несколько напыщенно, ну да ладно. Главное, он так и не понял, как обстоят дела с утечками информации — то ли Юл сказал правду, то ли искренне заблуждался, выдавая желаемое за действительное.

— Кроме меня и вас здесь нет больше… отдыхающих,— он выразительно, как на равного, посмотрел на Акселя,— остальные — депрессанты.— Похоже, Лундстрему понравился примененный Солом термин. Хук невольно подумал, что теперь Юл станет им без конца пользоваться, что может оказаться несколько утомительно.— Кстати, спешу предостеречь: не слишком откровенничайте с остальными. Как я уже говорил, я не впервые здесь и видел, как происходит выздоровление — резко и сразу, как правило, во вторую половину пребывания в клинике, а до этого в головах у них творится полный бардак…

— Так-таки? — усомнился Аксель.

— Уж поверьте мне, Сол.— Для убедительности очкарик кивнул, да так, что хрустнули позвонки его тощей шеи.— Вроде бы начинаешь говорить с таким, и в первый момент кажется, что парень вполне нормален и никогда не угадаешь, на каком этапе разговора его безумие прорвется наружу. Порой спусковым крючком может послужить ничего не значащая фраза, совершенная мелочь, чушь, но так устроены их свихнувшиеся мозги… Бедняги! — Юл вновь посмотрел на Акселя, и в мыслях его произошло очередное переключение.— Даже не предполагал, что мне посчастливится из первых рук узнать, как все происходило на самом деле. Та информация, что доходит сюда, носит, если можно так выразиться, фрагментарный, поверхностный характер, а меня, увы, интересуют частности. Как вам удалось разделаться сразу с двумя роботами?

— Разделяй и властвуй,— пожав могучими плечами, откликнулся Аксель. Он уже не испытывал былой уверенности в здоровье Юла. Тот, правда, до сих пор не позволил себе ничего слишком эксцентричного, но поведение его не очень соответствовало образу солидного тридцатипятилетнего гражданина Лиги. Вот и на сей раз он удовлетворенно кивнул — хотя и не узнал ничего для себя полезного — и заговорил вновь.

Юл волчком вращался вокруг Акселя и лопотал без умолку, заходя то справа, то слева, а то вдруг перегораживая спутнику дорогу и требовательно заглядывая ему в глаза. Он беспорядочно перескакивал с одного на другое, и продолжал трещать, даже, когда, миновав дверь, оба очутились в обширном холле.

— Вот кабинет дока,— он услужливо указал на ближайшую от входа дверь.— Не задерживайся там,— судя по последней фразе, Лундстрем решил, что собственный нескончаемый монолог достаточно сблизил обоих и настало время перейти на «ты».— Док — человек, без сомнения, умный, но…— Что он хотел сказать, так и осталось невыясненным.— Моя штаб-квартира в библиотеке. Заходи, поболтаем, заодно я введу тебя в курс здешних дел…

Напоследок он еще раз кивнул, развернулся и, наконец, ушел. Вообще-то Аксель ничего не имел против болтовни Юла и даже его странных кивков. По крайней мере, на начальном этапе лишь из его болтовни, Сол мог всерьез надеяться почерпнуть полезную информацию. Плохо то, что болтовня очкарика мешала Акселю сосредоточиться, собраться с мыслями перед разговором с доктором Фуджи.

Аксель остановился, негромко постучал и, толкнув дверь, вошел внутрь. Кабинет оказался обширным, но уютным. У окна стоял огромный письменный стол, за которым сидел совершенно терявшийся за ним, маленький лысый толстячок-японец. Аксель невольно отметил, что что-то уж слишком часто ему в последнее время приходятся иметь дело с японцами. Сперва Токадо, несколько позже Минадо, почти сразу Токагава и вот теперь Фуджи. Сол с интересом посмотрел на доктора. На носу у того непонятно каким образом держалось покосившееся пенсне в золотой оправе, каких давно уже никто не носит. Фуджи взглянул на гостя — причем Акселю показалось, что правым глазом хозяин кабинета смотрит поверх стекла, в то время как левым без особого труда глядит на гостя из под нижнего. Дружески улыбнувшись на пожелание Акселем «доброго вечера», он указал на стоящее перед столом кресло и мягко произнес:

— Добрый вечер, мистер Хук. Приветствую вас в оазисе Нубэ. Я рад, что наконец-то Лига прислала ко мне человека, на самом деле нуждающегося в отдыхе,— заметил он с ироничной усмешкой.— Зовите меня просто Фуджи.

Как ни странно, но Хук поймал себя на мысли, что именно таким и представлял себе профессора Фуджи. На снимках он выглядел иначе — выше как-то, значительнее, что ли… Наяву же он производил впечатление этакого доброго дядюшки, старенького провинциального семейного доктора.

— Вам выпало на долю немало испытаний,— мягко пояснил он свое прежнее высказывание, в последний раз заглянув в лежащую на столе газету, открыл ящик стола и кинул ее внутрь. На смену ей он выудил из под кипы бумаг медицинскую карту Акселя, открыл ее и быстро пробежал взглядом скупые строки направления.— Так… так… так…— словно фарфоровый японский болванчик, кивал он через равные промежутки времени. Закончив чтение, доктор положил карту на стол и вновь посмотрел на посетителя.— Мои коллеги — из медицинского департамента Лиги не обнаружили у вас ничего серьезного.— Его устремленный на гостя взгляд исполнился искренним интересом.— Мистер Хук, ваша психика на удивление устойчива, но по некоторым признакам… вы не обидитесь?— Аксель улыбнулся и отрицательно качнул головой.— В частности, по неумеренному употреблению спиртного, они сделали вывод, что вам нужен отдых, и я с ними вполне согласен. На их взгляд, вы держите себя в руках лишь благодаря грубому химическому подавлению эмоций… Выяснить, на что ты способен, можно, лишь балансируя на краю пропасти, а это — опасный трюк. Часто вы испытываете тягу забыться? — Аксель слушал молча и не спорил. Он прибыл сюда для получения нужных ответов, а не для пустопорожних разговоров на отвлеченные темы, но после прозвучавшего вопроса подумал, что вполне здоровый скепсис пациента не должен показаться Фуджи неуместным.

— Да нет же, доктор! — Аксель скептически усмехнулся.— Право, ваши коллеги, как водится, сгустили краски. Хорошая разрядка после сильной встряски — что может быть естественней?

— Но у медиков иные оценки, — вполне резонно уточнил Фуджи.— Верно?

— Я бы сказал, что они прибегают к иным формулировкам,— мягко поправил собеседника Соломон.

— Хорошо, не станем спорить.— Толстячок примирительно улыбнулся.— В конце концов давно известно, что считающий себя здоровым пациент склонен переоценивать свою выносливость, в то время как считающий себя опытным психотерапевт склонен переоценивать свою проницательность…— Что ж, весьма самокритично. Аксель кивнул, показывая, что ничего не имеет против подобного расклада и в свою очередь улыбнулся — доктор Фуджи нравился ему все больше.— Поступим проще. Если действительно существует хоть что-то, достойное внимания, думаю, даже поверхностное обследование это покажет. Прошу вас пройти со мной.

Доктор Фуджи встал из-за стола, смешно просеменил мимо Акселя, отворил дверь в смежную комнату и жестом радушного хозяина предложил гостю войти первым. Соломон встал, уже без удивления обнаружив, что доктор Фуджи не достает ему и до плеча, и перешел, вероятно, в процедурную. По крайней мере именно такое определение пришло Солу на ум, когда он увидел протянувшийся вдоль стены стол, уставленный несметным количеством колб, мензурок, спиртовок, штативов и прочего медицинского инвентаря. «Пожалуй, это больше походит на лабораторию»,— решил он про себя через мгновение. Зато все свободное пространство занимал огромный шкаф, до предела напичканный электроникой, о чем свидетельствовали многочисленные индикаторы, шкалы, экраны и переключатели, занимавшие собой не только лицевую, но и боковые стены. Перед приборной стойкой стояло массивное кресло, к которому от стойки тянулись многочисленные разноцветные провода. Все вместе выглядело гротескно, словно реквизит дешевой экранизации истории о докторе Франкенштейне. Да и вообще вся лечебница выглядела явным анахронизмом, с той лишь разницей, что снаружи она представала перед наблюдателем в радужном сиянии детской сказки; внутри же отдавала наивной страшилкой.

Едва ли не с первых минут пребывания в Нубэ, Аксель почувствовал себя человеком, неведомой силой перенесенным в мир иной, а теперь вдруг перенесся в мрачное прошлое средневековой инквизиции и охоты на ведьм. Когда эта не слишком сложная сентенция пришла Солу на ум, он невольно подумал, что метод доктора Фуджи способен не столько излечить неустойчивую психику пациента, сколь обострить кризис. Видимо, эти мысли против воли отразились на лице Акселя — что было для него нехарактерно,— а может, хозяин странного дома наперед знал о производимом его клиникой на новичков впечатления, во всяком случае, именно в этот момент доктор Фуджи заговорил.

— Признайтесь честно, мистер Хук — вы удивлены? — самодовольно поинтересовался он, но ответа дожидаться не стал, а поспешил успокоить: — Не беспокойтесь. У вас всего лишь нормальная реакция на окружающую действительность. Зато вам должен не давать покоя другой вопрос: как я в своей лечебнице умудряюсь регулярно добиваться лучших результатов, чем мои конкуренты? — Он испытующе посмотрел снизу вверх на своего огромного гостя, и тот — подавив продолжавшее нарастать раздражение — решительно кивнул. Да, мол, так оно и есть.— Так вот, здесь нет никакого секрета. Лаборатория — лабораторией, но я располагаю и новейшей аппаратурой.— Широким жестом доктор указал на приборную стойку и стоявшее перед ней кресло.— Просто я предпочитаю, чтобы все эти неизбежные напоминания о мучающих моих пациентов недугах не мозолили им глаза. Практика показывает, что когда человек постоянно нарывается на напоминание о досаждающей ему болезни, даже здоровый человек невольно начинает ощущать себя больным.— Фуджи вновь мимо очков посмотрел на Хука, и тот опять не мог не согласиться. Что за чертовщина?! Он что, телепат — этот маленький круглый японец! — Вас, наверное, несколько удивило странное смешение стилей и эпох, но по сути в нем нет ничего странного. Во всем виноваты мои вкусы. Человек устает от чрезмерной функциональности окружающего мира. Умом он может понимать объяснения о перенаселенности Земли, о нехватке натуральных продуктов питания и прочих прелестях нашего высокотехнологичного мира… Но он все равно хочет слышать запах дождя за окном, ощущать босыми ногами свежесть утренней росы на траве и есть он предпочитает натуральную свинину, а не продукцию промышленных синтезаторов.

Не переставая говорить, Фуджи усадил Акселя в оказавшееся неожиданно удобным кресло и быстрыми привычными движениями опутал его голову праздничной сетью электродов и разноцветных проводов. Его руки стремительно забегали по клавишам и переключателям за спиной Акселя. Аппаратура запела едва слышно, но не навязчиво, а скорее успокаивающе. Покончив с манипуляциями, доктор некоторое время сосредоточенно наблюдал за показаниями каких-то невидимых Акселю приборов, потом удовлетворенно кивнул — от чего пенсне едва не спрыгнуло на пол, но в последний момент уцепилось за кончик носа и повисло под совсем уж неприличным углом,— и остановился перед ним, едва заметно улыбаясь.

— А вы оказались правы — мне придраться не к чему. Я даже не сумел уловить сбоя в так называемых импульсах обратного хода альфа-ритма. Что же касается локальных реакций… Тут я не могу прийти к однозначному выводу. Такое впечатление, что вы постоянно думаете о чем-то… Беда в том, что такая картина не может подсказать однозначных выводов.— Он на минуту задумался, потеребил себя за нижнюю губу и вновь уставился на Акселя странным взглядом «поперек очков».— Думаю, дополнительные исследования со временем прояснят картину.

— Не сомневаюсь, доктор,— с готовностью согласился Аксель, чуть ли не радуясь тому, что, наконец-то поставил доктора в тупик.— Но, сдается мне, что я и сам могу разрешить ваши сомнения. Дело в том, что врач яньской экспедиции Анна Соргрен… погибла уже здесь, на Земле, и смерть ее никак не идет у меня из головы, ведь мы были с ней очень близки…— Он испытующе следил за выражением лица коротышки, но тот лишь кивал с вежливо-сочувственным видом. И только тут Сол вспомнил, что Анна — дочь Стенсена, а значит, должна носить фамилию отца. Такого прокола он не позволял себе уже давно. Похоже, у него действительно что-то не в порядке с головой.

— Да, да, я вас хорошо понимаю, дорогой мистер Хук. Смерть любимой женщины — это ли не повод испытывать постоянную озабоченность? И все-таки от обследования отказываться не стоит, могут ведь существовать и иные причины. А сейчас не изволите ли пройти в двадцатую комнату? Я распорядился именно ее подготовить к вашему приезду. На столе вы найдете принятый в клинике распорядок дня и план дома… Строение довольно большое, так что не пренебрегите советом. Правда, развлечений у нас маловато — кроме библиотеки, ничего нет, зато книги в ней — на любой вкус. Надеюсь, вы не удивитесь, не обнаружив там периодики. Правда, некоторые из моих коллег считают, что текст действует на человека иначе, чем слуховые и зрительные раздражители, но воображение-то все равно работает… Впрочем,— он улыбнулся и, наконец, поправил грозившее упасть пенсне,— вряд ли вас интересуют подобные тонкости.

Аксель понял, что затяжной монолог доктора подошел к концу, и он может спокойно отправляться восвояси, не рискуя обидеть Фуджи своей бесцеремонностью.

На обратном пути Аксель вновь попал в кабинет. Кроме рабочего стола доктора он увидел пару огромных — иного слова и не подберешь — книжных шкафов, до отказа набитых медицинской литературой. Никогда прежде он не поверил бы, что скучные описания ковыряния в человеческих мозгах могут занимать столько места. Шкафы украшала затейливая резьба на ботанические темы, и такую же Соломон разглядел на массивной позолоченной бронзовой люстре, зависшей под потолком. Аксель понял, что хозяин кабинета никак не подходит под определение ограниченного создания, пусть и великолепно знающего свой предмет, но ничем, кроме него, не интересующегося. Само собой родилось убеждение, что Фуджи не просто любитель, но настоящий знаток старины, к каковым себя Хук причислить — увы — не мог, ибо тянул лишь на категорию любителя. Аксель ясно понимал, что все эти предметы для него оставались всего лишь антиквариатом, в то время как Фуджи наверняка знал родословную каждого из них.

Двадцатый номер находился на втором этаже. Аксель пересек холл и начал подниматься по широким, потемневшим от времени деревянным ступеням, стонавшим и скрипевшим под его тяжелыми шагами, тщетно пытаясь разобраться, что из окружающих его предметов является настоящей древностью, а что — всего лишь искусным подражанием. Резьба на балясинах перил явно передавала настроение мастера, изъеденные древоточцем барельефы на стенных панелях несли на себе ощутимую печать времени, медные угольники на ступенях неравномерно истерты. Копии или подлинники выполненных маслом картин висят на стенах, Аксель так и не сумел разобраться — краски давно выцвели от времени и покрылись мелкой паутиной трещин.

Интерес, конечно, праздный, и все-таки… Аксель знал, что дом простоял на этом месте никак не больше десяти лет, но интерес к древностям у людей состоятельных никогда не ослабевал. Ради удовлетворения собственных прихотей они шли даже на то, что покупали в Европе средневековые замки, разбирали их на отдельные блоки и, тщательно пронумеровав каждый, собирали вновь на другом континенте — там, где жили сами. С другой стороны, существует множество фирм, специализирующихся на имитации, поскольку предметов старины со временем не становится больше, наоборот… Он сам видел только что сошедшую с конвейера «старинную мебель», на его глазах сотканные «выцветшие гобелены», на вид неотличимые от предметов производства древних мастеров. Если вдуматься, в этом нет ничего странного. Даже эксперты нехотя признают, что одновременно с развитием техники копирования совершенно исчезла разница между копией и оригиналом…

Аксель остановился на площадке второго этажа и облокотился о неприятно скрипнувшие под его весом перила. Пожалуй, стоит вести себя поосторожнее… Он невольно усмехнулся. Площадка представляла собой небольшой зальчик с единственной дверью в боковой стене и уводившим в глубь дома коридором. Интересно, что на первом этаже Аксель подобной двери не заметил. Если внутреннее убранство дома — подделка под старину, то слишком уж точная, потому что сымитировать потрудились не только вид, но даже ветхость предохранительных ограждений. Он невольно посмотрел вниз — несмотря на всего лишь второй этаж, высота показалась ему достаточно внушительной. Если не удержаться, здесь можно запросто свернуть себе шею. Он перевел взгляд на угловую стойку перил, превращенную в изящную подставку для покоившейся на ней массивной фарфоровой вазы, расписанной синими драконами. Какая же династия-то? Похоже на Цзинь, а может, и Тан… А впрочем, какая разница? Когда Сол представил себе, что произойдет, если сей предмет коллекционирования случайно уронят кому-то на голову, первоначальные догадки об эпохе ее изготовления отошли на второй план.

От дальнейших размышлений Акселя отвлек звук открывающегося замка. Он инстинктивно отпрянул, подхватил с пола свой чемодан и беззвучно скрылся во тьме коридора.

В отведенной ему двадцатой комнате Аксель обнаружил приготовленную просторную одежду, являвшую собой нечто среднее между больничной пижамой и одеянием бедуина, и мягкие домашние туфли. Сама комната оказалась достаточно большой, с двумя высокими окнами в наружной стене. У левой от двери стены стояла широкая старомодная кровать; посреди комнаты Аксель увидел накрытый синей бархатной скатертью стол и два жестких кресла с резными спинками. Довольно-таки скудную меблировку дополнял огромный, непонятно зачем впихнутый сюда шкаф — тех вещей, что Аксель взял с собой, не хватило бы для того, чтоб заполнить его и на треть.

На столе лежал план дома, рядом с ним покоился распорядок дня, показавшийся Акселю не слишком обремененным полезной информацией. Четыре пункта предназначались для принятия пищи, один — для сна. Остальные восемь имели краткие исчерпывающие пометки: «На усмотрение доктора Фуджи». Аксель иронически хмыкнул, кинул листок на прежнее место и механически посмотрел на часы. Циферблат показывал без четверти шесть. Судя по лежащему на столе распорядку, до обеда остается час с четвертью — можно сказать, аристократический режим дня! Сам Аксель — кроме особых случаев — в шесть обычно ужинал. Что ж, придется привыкать, а пока не худо придумать, как скоротать оставшиеся час с четвертью. Собственно, путь для этого у него всего один. Аксель вспомнил словоохотливого Юла Лундстрема и обреченно вздохнул, поняв, что иного выбора, чем спуститься в библиотеку, ему попросту не оставили.

Шагая вниз, Аксель постарался еще раз припомнить последний разговор с Мтомбой. Согласно данным друга, с визитом в лечебницу они угадали в необыкновенно благоприятный момент. Сейчас в клинике, рассчитанной на полсотни человек, находится всего пять — с учетом доставленной накануне Анны — пациентов. Ситуация неслыханная, но случилось так, что в ближайшую неделю никто из стоящих в очереди на лечение не сможет заполнить вакансии. Доктор Фуджи воспользовался этим для того, чтобы отпустить почти весь персонал в давно обещанный отпуск. Правда, сам Соломон не разделял оптимизма друга. С одной стороны, отсутствие лишних глаз не может не действовать успокаивающе, зато с другой… Человеку, даже такому заметному, как Соломон Хук, легче спрятаться в толпе, нежели в безлюдной пустыне.

Впрочем, не мог он отрицать и того, что задача его упрощается. Искать Анну и сведения о круге общения Токадо ему предстоит, опираясь на показания четырех пациентов, примерно такого же количества медицинского персонала и равного им числа горничных и поваров. У Мтомбы имелись досье на всех четверых, но Аксель не стал их читать, по опыту зная, как трудно порой перебороть предвзятое мнение.

С Юлом Лундстремом он уже успел пообщаться и считал его едва ли не идеальным источником информации. Если вести себя верно, изображать искренний интерес и подтверждать его заданными кстати вопросами, то при известном терпении от очкарика можно добиться многого. Поскольку Лундстрем находится здесь достаточно долго, он, без сомнения, не мог не застать Токадо, не говоря уже о том, что появление в клинике очаровательной мисс Стенсен не должно было остаться им не замеченным.

Занятый размышлениями, в коридоре первого этажа Аксель едва не наткнулся на двух высоких, показавшихся ему странно одинаковыми мужчин в белых халатах, вероятно, медбратьев. Оба одновременно взглянули на него и вежливо и совершенно одновременно поклонились. Проходя мимо, Аксель ответил энергичным кивком, размышляя о том, какие порой жизнь выкидывает фокусы — хотя бы эти две идентичные копии с неизвестного оригинала…

Библиотека в клинике оказалась небольшой, но вместительной. Массивные — до потолка — стеллажи вдоль стен были битком набиты книгами. Пара высоких — сейчас бесхозных — лестниц стояла у дальней стены. Еще Сол увидел с дюжину рабочих кресел с высокими спинками, расставленных около полудюжины рабочих столов. На каждом из столов он увидел по паре электрических ламп местного освещения, копировавших старинные керосиновые светильники. Три из них сейчас горели, заливая библиотеку потоками мягкого света из-под темно-зеленых плафонов. Все вместе взятое создавало у Акселя настроение сосредоточенности и покоя, каковые, собственно, и должны сопутствовать библиотечному залу. Однако присутствовал здесь и некий налет архаичности.

Юл Лундстрем сидел прямо напротив входа, судя по всему, поджидая именно Акселя. Кроме него, в комнате находились и остальные трое — не считая Анны — обитателей клиники: необыкновенно сухой человек лет пятидесяти сидел в кресле за одним с Юлом столом, остальные двое, словно спрятались за их спинами — за следующим, и о чем-то оживленно вполголоса спорили. Аксель остановился в дверях и окинул быстрым взглядом каждого, но на его приход отреагировал только Юл. Остальные трое лишь скользнули по нему мимолетными взглядами и вернулись к своим делам. Зато Лундстрем сразу вскочил, подошел к Акселю и, взяв его под руку, подвел к своему тощему соседу. «Подобное стремится к подобному»,— невольно подумал Аксель.

— Соломон Хук — Тимоти Мэтисон,— представил он друг другу Акселя и Тощего, и едва новые знакомые успели скрепить знакомство рукопожатием, добавил: — Соломон только что вернулся из экспедиции на Ян, где ему пришлось пережить несколько… необычных моментов.

Соломон успел заметить, как в глазах Мэтисона вспыхнул и тут же погас огонек неподдельного интереса. Лундстрем тут же сел на свое место, словно предчувствуя, что случится в следующий момент. Мэтисон, только что неподвижный, точно мумия древнего фараона, весь напрягся и шагнул в Акселю вплотную.

— Вы пользовались гиперпространственным транспортером? — яростно зашептал он, обдав щеку Акселя горячим и влажным, точно выброс пара из утюга, дыханием.

— Нет, что вы,— мягко откликнулся Хук.— Гипертранспортер — дорогое удовольствие. Мы добирались на старой калоше с ядерным движком.

— Повезло…— разочарованно и, как показалось Акселю, с завистью — смысла которой Сол в тот момент не понял — протянул Мэтисон.— А вот мне не посчастливилось,— мрачно констатировал он.— Год назад я путешествовал на Марс. Жена, знаете ли, не терпит перелетов и уговорила меня воспользоваться услугами фирмы «Межпланетные путешествия без проблем!» Верно говорят: устами женщины нас искушает дьявол! — Он выразительно посмотрел на Хука.— Как бы там ни было, но я согласился.— Аксель внимательно слушал, никак не выказывая нетерпения. Поймав на себе его взгляд, Тим продолжил: — Я ведь был такой же, как вы, а сейчас посмотрите — от меня прежнего остался только рост! Приятель сказал, что при трансляции исказился вектор массы и мне еще повезло — результат мог оказаться гораздо хуже! Я обратился в кампанию, но там меня подняли на смех… Нахально заявили, что приятель мой псих, да и у меня мозги набекрень…

Аксель посмотрел на Тощего, и ему стало искренне жаль своего нового знакомого. Казалось, тот готов расплакаться, хотя на человека слабохарактерного явно не походил.

— А как ваша жена? — Мэтисон смерил Хука непонимающим взглядом.— Ну, вы же говорили, что путешествовали вместе с женой,— пояснил Аксель свою мысль.— Как ваша супруга перенесла транспортировку?

— Но ведь она женщина…— теперь уже Акселю пришлось смерить Мэтисона непонимающим взглядом.— Да что же дурного может произойти с женщиной, да еще с такой, как моя жена, я вас спрашиваю?! — пояснил Тощий свою мысль, заставив Акселя вспомнить, что разговаривает он с не совсем здоровым человеком.— Да ничего с ней не произошло!

Вот так вот! Ничего, и точка! Что называется — приплыли! А главное, аргументация прямо-таки железная! Сол испытал редкое и неприятное ощущение, словно он стремительно глупеет, а главное — трезво отдает себе в этом отчет. Юл на своем стуле с трудом удерживал на лице серьезное выражение. Аксель понял, что только что стал свидетелем редчайшего процесса, в ходе которого трагедия стремительно трансформировалась в комедию, комедия обернулась фарсом, и все произошло мягко и естественно. Так сказать в ритме вальса: раз, два, три…

— А вы не пробовали обратиться к медикам? — поинтересовался Аксель, окончательно убедившись, что перед ним, так сказать, депрессант в чистом виде, или говоря попросту — псих.— Как они объясняют создавшееся положение?

— Ме-ди-ки — пе-ди-ки! — скривив губы с нескрываемым отвращением проскандировал Тощий.— Что они могут знать о человеческом организме! Твердят, как попугаи, что нарушение моей конституции вызвано следствиями гормональной перестройки, которая, в свою очередь, является редкой, но известной в медицинской науке реакцией иммунной системы на критический возраст. Климакс, говорят, мать их! — зло выругался он. Закончив рассказ, Мэтисон прикрыл глаза пергаментными веками и, вероятно, исчерпав последние силы, погрузился в блаженную полудрему. Аксель задумался над рассказом своего нового знакомого. Не вызывало сомнений, что только что озвученная им история — бредовая фантазия далекого от техники человека. Гиперпространственный транспортер не оказывает на человеческий организм никакого воздействия. По крайней мере, на том уровне знаний, которым обладает человечество, никакого взаимодействия организма и приводящих транспортер в действие сил выявить не удалось. Во всяком случае, из разговора следует лишь один, зато важный для Сола вывод: ценность Тощего, как источника информации, приближается к нулю.

Пауза длилась ровно столько времени, сколько потребовалось Хуку, чтобы прийти к вышеозначенному выводу. В следующее мгновение Аксель убедился в том, что Тим и не собирался дремать. Немного посидев, он поднял свои примечательные пергаментные веки и мрачно буркнул:

— Сволочи! Все сволочи! А этот доктор Фуджи — так просто самодовольный болван! Вместо того, чтобы оказать реальную помощь, или, как подобает мужчине, честно расписаться в собственном бессилии, этот дилетант от медицины решил уверить меня, что худоба мне к лицу! Вы представляете? И это называется — азиатская хитрость! Да, Хук?! — с пафосом воскликнул он.— Этот непозволительно растолстевший низкорослый кретин упрямо называет меня стройным! Как будто его пустые слова способны изменить мрачную реальность! По сути, этот болван ничем не отличается от тех, что меня изуродовали! Они ведь тоже заменяют словами реальность! Словно бездоказательное утверждение о том, будто ничего не произошло, способно вернуть мне здоровье! А жена, дура, та просто твердит, что я свихнулся! Это я-то!!!

Понемногу Тим сбился на беспорядочные выкрики. Аксель краем глаза взглянул на Юла, но тот уже справился с собой и теперь сохранял невозмутимый вид и лишь изредка покачивал головой, давая понять Тощему, что не только следит за его рассказом, но и полностью с ним солидарен.

Минут через пять Мэтисон успокоился, обессилено опустился на стул и, откинувшись на спинку, вновь прикрыл глаза. В тот самый миг, когда Аксель подумал, что на этот раз его новый знакомый уж точно задремал, тот сделал несколько глубоких вдохов и, окончательно придя в себя, бросил на Сола вполне осмысленный взгляд. Его шелушащаяся физиономия производила отталкивающее впечатление, но Сол не мог не посочувствовать этому бедолаге, странная физическая метаморфоза которого породила маниакальные иллюзии…

— Тимоти,— мягко начал Аксель,— я сейчас подумал… Вы не рассердитесь? Если никто не в силах вам помочь… Быть может, стоит попытаться примириться с этой действительностью? В конце концов вас никто не искалечил — руки, ноги остались при вас — попытайтесь жить прежней жизнью…

— Перестаньте пороть чушь! — взорвался Мэтисон.— Вы рассуждаете в точности, как моя жена! Руки! Ноги! Все это мелочи! Я с радостью согласился бы на любой вид инвалидности, лишь бы вновь стать самим собой! Меня полностью изменили, понимаете?! Транс-фор-ми-ро-ва-ли! — прорычал он по слогам.— Понимаете?! Это,— он хряснул себя сухим кулаком в тощую грудь,-не я!

— Пожалуй, вы правы,— поспешно согласился Аксель. Ему вовсе не улыбалось довести несчастного психа до белого каления.— Ну а гормональные препараты? Быть может, с их помощью можно поправить положение?

— Поправить? — Он язвительно расхохотался.— Вы абсолютно правы, именно это мне предложили в первую очередь, да только я не согласился!

— Но почему?

— А вы подумайте сами! — грубо предложил он.— Допустим, я согласился и меня начали пичкать гормонами, я стремительно набираю вес, и в этот момент моя собственная гормональная система приходит в норму…— Он с сожалением посмотрел на собеседника, словно они на миг поменялись ролями.— Хук! Ответьте, во что я превращусь через месяц или два?! Так я вам скажу: в борова на конечной стадии откорма! На кой дьявол мне трехдюймовая прослойка жира по всему телу?! Я что, свинья? Вы же сами видите, что нет!

Аксель умолк, вновь пораженный стальной логикой психа. Мэтисон истерически расхохотался и, держась левой рукой за грудь, а правой опираясь о стену, медленно побрел к выходу. Не переставая смеяться, он отворил дверь и шагнул наружу, но еще долго его смех не смолкал, гулким эхом отдаваясь в пустом коридоре.

Когда наконец воцарилась долгожданная тишина, Лундстрем многозначительно посмотрел на Хука и постучал тонким пальцем с холеным ногтем себя по лбу. С кресла в дальнем конце библиотеки, где все это время продолжался неслышный спор двух неизвестных, поднялся низкорослый невзрачный человечек и направился к двери, словно собирался догнать костистого верзилу, но, проходя мимо Акселя, будто вспомнил о чем-то, резко остановился и, решительно развернувшись, снизу вверх посмотрел на новичка.

— Мэтисон опять порет чушь,— неожиданно глухо произнес он.— Не верьте, Соломон, не верьте ни единому его слову. Истина состоит в том, что у этого парня в голове все перепуталось от горя. Большую часть времени он нормален, но периодически начинает бредить. Обычно такое случается с ним, когда в клинике появляется новый слушатель, как сейчас.— Коротышка выразительно посмотрел на Акселя.— Но я-то лучше, чем кто-либо, знаю, что все сказанное им просто невозможно! — не терпящим возражений тоном констатировал он.— Все, что он тут вам наговорил — ерунда и вымысел. Гиперпространственный транспортер может изменить знак массы, но никак не ее порядок! Если бы сказанное этим психом соответствовало действительности, его сейчас водили бы на привязи, как аэростат заграждения!

Он хрипло расхохотался, весьма довольный своей грубой шуткой.

— Откуда вам это известно? — удивился Аксель.— Насколько я знаю, современная теория гиперпространственного перехода…

— Знаю! — отрезал он, после чего смерил Акселя оценивающим взглядом и решительно и твердо протянул ему маленькую сухую ладонь.— Цезарь Оптимус Плиний,— с достоинством произнес он.— Не удивляйтесь — это мое имя. Обыкновенно ограниченные люди удивляются, но я чувствую, что вы не из их числа. Терпеть не могу посредственностей! Лаврбак гиперстезии — это мое научное звание.— Он вновь испытующе посмотрел на Акселя.— Сдается мне, вы все-таки удивлены…— печально констатировал он.— Что ж, наверное, это неизбежно…— На миг Цезарь Оптимус Плиний заколебался, но потом как-то обмяк и вновь посмотрел на Соломона. На этот раз — не скрывая жалости.— Сказать по правде, меня не смущает ваше удивление. Конечно, я мог бы попытаться объяснить вам, да только вы наверняка не поймете, а где нет понимания, там нет и веры. Нет,— еще раз подумав, окончательно констатировал он,— пустая трата времени. Уровень интеллекта не тот. Простите, не хотел вас обидеть, но для сравнения: представьте, что вам предстоит растолковать питекантропу принципы теории относительности. Или нет — шимпанзе заставить найти решение знаменитой теоремы Ферма.— Он вновь многозначительно посмотрел на собеседника.— Думаю, мне удалось показать вам разделяющую нас бездну. Еще раз извините, не хотел вас обидеть.— Завершив свой пространный монолог, он коротко поклонился и, не оглядываясь, покинул библиотеку.

— Не обольщайся,— едва тощий коротышка покинул зал, заметил Юл,— тебя не минует дурацкий рассказ о никчемной жизни этого кретина. Рано или поздно он рассказывает свою трагическую историю всем.

— А ты ее слышал? — механически поинтересовался Аксель.

— Конечно! — с энтузиазмом откликнулся Лундстрем.— Я ведь здесь уже четыре месяца, а он никак не меньше года!

— И что он говорит о себе? — Аксель заметно оживился, когда услышал о четырех месяцах пребывания в клинике Юла. Тот понял перемену настроения Сола на свой лад. Несколько озадаченный показавшимся ему странным интересом Хука к личности Цезаря, Лундстрем обескуражено покачал головой.

— Его страшилка круче, чем у Мэтисона. Цезарь Оптимус Плиний! Как тебе имечко?! — хохотнул Юл.

Первоначальная неуверенность мгновенно спала с него, едва он начал рассказ.

— Он всерьез утверждает, что попал к нам из параллельного мира! Принимал участие в создании машины времени, понимаешь? Говорит, на этапе генерирования положительного временного потока все шло хорошо, а вот на ходовых испытаниях машины в условиях отрицательного поля начались сбои. Говорит, на каком-то этапе потребовалась регулировка генератора на ходу. Он, якобы, не стал дожидаться механика и сунулся в установку сам, да что-то не заладилось и вместо «плавной корректировки вектора» произошла скачкообразная «трансформация временного потока в изолированную сферу с нулевой константой изменения». Здорово, верно? По его словам, в тот же миг жизненные процессы его организма остановились, а сфера начала дрейфовать в гиперполе, и длилось это до тех пор, пока создавшая сферу энергия не рассосалась естественным путем. Очнувшись в нашем мире, он долго не мог понять, что к чему, но потом произвел расчеты и выяснил, что переместился на пятьсот лет во времени и на одно измерение по нисходящему потоку параллельных миров,— иронично закончил Юл.— Повезло нам, правда? Могли ведь и не встретиться. Тебе понравилось?

— А известно, кто он на самом деле? — показав улыбкой, что вполне согласен с точкой зрения Лундстрема, поинтересовался Аксель.

— Сильно запутанная история…— Несколько секунд рассказчик колебался, но потом решился.— Я сумел мельком прочесть отрывок его досье в кабинете доктора Фуджи. Из его документов следует, что Цезарь и впрямь участвовал в каком-то эксперименте… Разумеется, ни о каком параллельном мире и будущем речи нет. Не знаю, какого рода эксперимент они проводили, но основная его особенность — генерирование устройством сверхмощного магнитного поля со сложной структурой. Этот парень сунулся, куда не надо, и попал в область магнитного поля напряженностью по-моему в несколько миллионов гауссов…

— Я слышал о таком,— заметил Аксель.— И я слышал, что не менее напряженности важны градиент поля и скорость происходящих изменений.

— Не знаю.— Мэтисон пожал плечами.— Если так, то, вероятно, все перечисленные тобой моменты присутствовали.

— И все равно непонятно,— чуть подумав, высказался Сол.— Я знаю точно, что подобная полевая травма ведет к полной амнезии. Даже еще хуже — к распаду личности!

— Не знаю. Я не специалист.— Мэтисон вновь пожал худыми плечами.— Но если вдуматься, что такое амнезия? Всего лишь стирание памяти, или уничтожение ее путем замены информационной матрицы хаотичным набором нолей и единиц.— Он немного помолчал, собираясь с мыслями.— Кажется, Винер сказал: теоретически может выпасть любая комбинация, но если мне скажут, что случайно рассыпавшийся по мостовой типографский шрифт сложился в Илиаду Гомера, я и пальцем не шевельну, чтобы пойти проверить. Похоже, здесь имел место как раз тот невероятный случай, когда шрифт сложился.— Юл помолчал.— Похоже, Цезарю повезло стать обладателем новой личности… А впрочем, не знаю. Быть может, травма оказалась даже более серьезной, ведь стань он банальным идиотом, его давно уже обучили бы всему, что он когда-то знал, да забыл, а так он который уж год мается сам и мучает других…

— Веселенькая история,— усмехнулся Сол. Некоторое время оба молчали, пока Сол не нарушил тишину.

— А ты, Юл? — осторожно поинтересовался он.— Что произошло с тобой?

— Но я же…— начал было тот, но Сол мягко перебил его:

— Да перестань. Я готов поверить, что жизнь здесь для тебя — своего рода отдых, о котором ты действительно упоминал, но я знаю и другое: попасть в клинику доктора Фуджи не так-то просто. Я сам здесь лишь благодаря протекции одного из директоров Лиги,— несколько туманно сообщил он.— А ты? Как сюда попал ты, Юл?

Лундстрем выразительно посмотрел на собеседника, горестно вздохнул, пожал тощими плечами и нехотя заговорил:

— Вижу, от тебя ничего не скроешь, но моя история совсем не походит на фантастические рассказы ушедших только что бедолаг. Все, что тебе предстоит услышать, произошло со мной на самом деле, а потому не жди сверхъярких красок или сногсшибательной сенсации. Но если ты так уж хочешь, я расскажу, как очутился здесь. Тем более, что история моя не только простая, но и короткая.

Сол не стал кочевряжиться, сказал, что охотно выслушает рассказ, на что Лундстрем кивнул, поудобнее устроился в кресле и начал повествование глухим бесцветным голосом, каким обыкновенно говорят о глубоко затронувшем душу и слишком недавно пережитом событии.

— Я работал в одной из принадлежащих Лиге фирм, занятых разработкой систем искусственного интеллекта. К началу описываемого мною происшествия я проработал на фирме десять лет и пользовался вполне заслуженным уважением товарищей, да и начальство относилось ко мне благосклонно. Должен сказать, что занимался я разработкой поведенческих структур, которые в будущем должны заменить ныне применяемые мотиваторы роботов на более надежные.— Он посмотрел на Сола, и тот кивнул, показывая, что пусть поверхностно, но знаком с вопросом.— Именно поэтому я так обрадовался, когда узнал, кто ты. До сих пор я ломал себе голову над вопросом: как случилось, что робот сумел напасть на человека? — Он вопросительно посмотрел на Хука, и тому не оставалось ничего иного, как ответить на вопрос.

— Им ампутировали мотиваторы,— лаконично откликнулся он, надеясь на то, что на этом допрос и прекратится.

Некоторое время Лундстрем изумленно смотрел на собеседника, как бы спрашивая у него: но как?! Потом кивнул, показывая, что принимает объяснение.

— Что ж, ампутировали, так ампутировали. Не понимаю, как это, но, по крайней мере, твое объяснение проливает свет на картину. Робот без мотиватора все равно, что гиромобиль без тормозов,— задумчиво проговорил Юл.— На чем я остановился? — Он вопросительно посмотрел на собеседника.— Ах, да! Так вот, начальство мне благоволило, и когда в лаборатории появилась молоденькая практикантка, ее на все время стажировки прикрепили именно ко мне. Должен сразу признаться, что не люблю женщин в науке, в особенности хорошеньких. Как правило, польза от них нулевая — один только ежедневный косметический марафон чего стоит! Думаю, излишне говорить, что нагрузку я принял без энтузиазма.— Аксель сочувственно кивнул рассказчику.— Но в тот роковой для меня раз я ошибся. Линда оказалась не только красоткой, но и умницей. Новую информацию она усваивала с прямо-таки фантастической быстротой. Ее советы отличались продуманностью, а оценки говорили о прекрасном знании материала и глубоком понимании проблемы.

Через несколько дней я поймал себя на мысли, что девчонка делает за меня едва ли не всю работу. Мысль мне явно не понравилась, быть может, потому, что оказалась верной. Недельный план я…— тут он виновато посмотрел на Акселя и сконфужено улыбнулся,— мы проделали всего за три дня. Причем я так и не сумел ответить на вопрос, кто из нас внес большую лепту. Конечно, мои знания и опыт превосходили ее квалификацию, но она работала энергичнее и, по-моему, даже не обедала. Очень скоро я стал ловить на себе завистливые взгляды сослуживцев и откровенно восхищенные, бросаемые на Линду. Последние, как ни странно, вызывали у меня незнакомое прежде чувство, которое, по зрелом размышлении, подходило лишь под одно определение — ревность. Меня не утешало даже то, что сама Линда никого из окружающих не выделяла, со всеми поддерживала одинаково ровные отношения, а на предложения моих коллег провести вместе вечер отвечала неизменным отказом. Сам же я не мог даже помыслить о том, чтобы завести роман с молоденькой подчиненной.

С трудом дождался я окончания срока стажировки Линды и с замиранием сердца предложил ей отметить дату в ресторане. Девушка посмотрела на меня долгим, неожиданно посерьезневшим взглядом. Я совсем растерялся, не зная, чего ждать в следующий момент. Мне вдруг подумалось, не оскорбил ли я ее, и не получу ли сейчас по мордасам? И хотя я тут же отругал себя за глупость, на смену первому, явно идиотскому предположению, пришло второе, ничуть не менее неприятное: очкарику с такой бледной, как у меня мордой, не пристало зариться на подобную Линде красавицу. Она словно услышала каждую из мучивших меня мыслей, неожиданно мягко улыбнулась и коротко ответила: «Конечно, Юл». У меня едва сердце не выпрыгнуло из груди от счастья и затрепетало где-то в горле, в прямом и переносном смысле грозя перекрыть кислород.

Мы отправились в небольшой ресторанчик, где я иногда любил скоротать вечерок. Я заказал неплохой ужин и немного, зато хорошей выпивки. Оказалось, что Линда все-таки ест и даже с аппетитом. Заметь, это незначительное открытие настолько обрадовало меня, что я почувствовал себя едва ли не всемогущим.— Он испытующе посмотрел на Акселя.— Знаешь это ощущение, когда все у тебя получается, и даже ситуации, в которых ты прежде неизменно терпел неудачу, разрешаются сами собой? — Соломон понимающе кивнул.— Вот и я прежде всегда испытывал робость в женском обществе, а в тот вечер почувствовал себя на коне. Мы болтали, я каламбурил напропалую и сыпал анекдотами, она без умолку смеялась, так что я даже не сразу заметил, в какой момент мой смех зазвучал «соло».

Линда сидела, сложив руки на столе и неподвижным взглядом смотрела мимо… нет, сквозь меня. В первый момент я удивился, потом насторожился и позвал ее. Она не могла не услышать своего имени, как не могла не заметить обеспокоенности в моем взгляде, но никак не прореагировала ни на то, ни на другое. Она по-прежнему смотрела вдаль, на недоступную моему взгляду точку в пространстве, и никак не реагировала на происходящее. Уже не на шутку обеспокоенный, я наклонился через стол и дотронулся до ее руки…— Юл посмотрел на Акселя взглядом, ясно говорившим, что пережитое еще не изгладилось из его памяти.— Теплая и мягкая, она, тем не менее, производила впечатление руки мертвеца!

Я впервые увидел лицо Линды так близко. Я не знал, что и думать и только улыбался улыбкой идиота, глядя на ее словно превратившееся в маску милое лицо, ничего не выражающее теперь; всего лишь мгновение назад такие живые, и словно остекленевшие сейчас глаза. Сам не знаю зачем, я потянул ее за безжизненную руку и вдруг почувствовал, что она отвечает на мое усилие! Мелькнула спасительная мысль, что все происшедшее — лишь глупая шутка. Ее пальцы, словно живущие собственной жизнью существа, обхватили мою кисть и спазматически сжались с такой силой, что я невольно вскрикнул от боли. На нас начали косо поглядывать из-за соседних столиков, но это я осознал лишь позднее. Я даже удивиться не мог, я чувствовал только боль! Боль и страх! Инстинктивно я попытался вырваться, но мои усилия ни к чему не привели. Она не сдвинулась даже на миллиметр!

Охваченный ужасом, я позабыл обо всем на свете. Свободной рукой я схватил ее за платье на груди и рванул изо всей силы, пытаясь освободиться, не слыша смеха и глупых шуток остальных посетителей. Не выдержав усилия, ткань затрещала, и тут… тут я увидел то, чего никак не ожидал увидеть под платьем хорошенькой девушки. Скверно имитирующий кожу пластик явно не предназначался для всеобщего обозрения, поскольку имел целью лишь тактильную имитацию тела человека.

Я понял, что моя Линда не человек, и от этой мысли окончательно потерял власть над собой. Все еще конвульсивно вырывая руку из ее руки, я вскочил на стол и, уже ничего не видя вокруг, принялся истерично колотить ее по голове и в грудь ногами, дубасил по механической кукле, с которой всего час назад мечтал переспать. Я превратился в животное, в обезьяну, от которой, говорят, все мы произошли. Видимо от моих ударов что-то у нее внутри лопнуло и густая остро пахнущая жидкость черной кляксой расплылась на летнем цветастом платье. Спустя минуту давление в системе ослабло и мертвая механическая рука отпустила мою кисть.

Некоторое время Лундстрем молчал, заново переживая происшедшее, потом внимательно посмотрел на Акселя, пытаясь определить, какое впечатление на новичка произвел его рассказ.

— На следующий день передо мной долго извинялись, говорили, что такого развития событий никто не предполагал, что происшедшего просто не должно было случиться. Мне сказали, что производился эксперимент, понимаешь? Экзаменовали какой-то новый ЧИП и управляющую его работой систему искусственного интеллекта. Потому и на практику она попала именно ко мне — специалисту по поведенческим структурам. Естественно, мне ничего не сказали. Официальным отчетом считался мой отзыв о стажере. На следующий день мне собирались обо всем рассказать, и попросить написать официальное заключение… Вот такой оказалась моя первая, запоздалая любовь,— продолжил Юл через некоторое время с легким оттенком иронии в голосе.— Не думай, Сол, что я шучу. Я действительно любил Линду, хотя и понял это лишь после того, как осознал, что любовь моя бессмысленна. Сейчас я уже смирился с потерей, хотя это оказалось и непросто. Но с тех пор, как я сумел перебороть себя, я все чаще вспоминаю Линду, как недостижимый в реальной жизни идеал. Идеал, который я сумел полюбить, и который оказался всего лишь приводящей в действие омерзительный стальной костяк гидравлической системой, управляемой сверхсовременным микрочипом…

Несколько минут Лундстрем сидел, неподвижно уставясь в одну точку, словно сам превратился в кибернетическое существо, о драматических взаимоотношениях с которым он только что рассказал. Через минуту придя в себя, Юл рассеяно поглядел по сторонам, поднял глаза на Акселя, и взгляд его наполнился подозрительностью. Внезапно глаза его резко расширились, словно на месте собеседника он увидел омерзительную гадину и, прежде чем тот успел увернуться, накинулся на Сола.

— И ты, Брут?! — взревел он, зачем-то цитируя классика.— Проклятый робот — думал перехитрить меня?!

Потеряв остатки здравого смысла, Лундстрем потянул Акселя за карман драгоценного уплаволового пиджака, да так, что, несмотря на сверхпрочность ткани, Сол всерьез испугался за ее сохранность. Стремясь освободиться, Хук машинально перехватил его руку, и тогда Юл завизжал не своим голосом.

— Пусти меня, мерзкая железяка! Я приказываю тебе перейти в дежурный режим! Механик! Механик! — начал звать он.— Немедленно отключите устройство!

Лундстрем извивался, как червяк на рыболовном крючке, и орал, как стадо павианов, завидевших крадущегося к их детенышам леопарда. Наконец, ему удалось вырвать ладонь из руки Акселя. Сол несколько растерялся, потому что никогда прежде ему не приходилось попадать в столь комичную и вместе с тем не лишенную драматизма ситуацию. Неожиданно за спиной очкарика выросла громоздкая фигура черноволосого гиганта, того самого, что еще сидел в зале. Он бесцеремонно ухватил Лундстрема под мышки и выволок не прекращавшего взывать о помощи хлипака из библиотеки. Аксель невольно посмотрел в сторону двери, когда из темнеющего проема донесся густой бас верзилы:

— Эй, санитары! Заберите Лундстрема! У него начался приступ!

Пару минут спустя, гигант вернулся и, кивнув Акселю, уселся рядом с ним.

— Не расстраивайся, приятель, для Юла такое поведение в порядке вещей.— Он покачал головой и, одобрительно взглянув на Сола, кивнул ему.— А ты молодец, не поддался панике.— И, подумав о чем-то своем, продолжил: — Не знаю, куда смотрит доктор Фуджи. Это сейчас нас всего четверо, а обычно клиника забита пациентами. Представляете, что происходит, когда этот парень каждому из пятидесяти клиентов рассказывает историю своей дурацкой любви, причем с неизменной истерикой в финале? Тут не то, что не вылечишься, наоборот — психом станешь,— резюмировал он.— О Лундстреме не беспокойся,— неожиданно переключился черноволосый, сразу начав обращаться к новичку на «ты».— Всего час сна, и он забудет обо всем, что здесь произошло… Меня зовут Годдард.— Он сжал протянутую Акселем руку.— Тревор Годдард.— Тут он неожиданно наклонился к Соломону и прошептал: — Называй меня так, но знай, что это не мое имя. На самом деле Тревора Годдарда нет на планете Земля, а ты разговариваешь с его биоэнергетической копией, не с человеком.— Сейчас, на четвертой попытке, чего-то подобного Аксель и ожидал, а потому лишь посмотрел на Тревора внимательным взглядом, после чего понимающе кивнул. Годдард в ответ улыбнулся и приложил палец к губам.— Надеюсь, ты понимаешь — никому ни слова! — Аксель вновь кивнул.— Я сразу понял, что ты свой,— удовлетворенно констатировал черноволосый верзила,— я всегда распознаю андромедянина, а вот земляне нас не различают. Впрочем, что с них взять;— отсталые существа. Впрочем, оно и к лучшему — меньше окажется проблем с колонизацией планеты. Будем держаться вместе! — Тут он с такой силой хватил Акселя по плечу, что тот едва не покачнулся.— Отлично! Прижмем местных к ногтю… Знаешь, как я скучаю по своим!

Он сделал неопределенный жест рукой, заговорщически подмигнул Солу и вышел. Аксель понял, что остался один, но не смог удержаться от непроизвольного желания оглядеться, словно всерьез опасался, что где-то под столом прячется еще несколько психов. Как и следовало ожидать, никого в библиотеке не оказалось. Тем не менее он встал и прошелся по залу. На всякий случай оглядел стены и полки. Проверил, не прячется ли кто-нибудь за спинками кресел. Невольно ему припомнились слова Годдарда: «Здесь не то, что не вылечишься, психом станешь»… М-да, очень похоже на правду. Остановившись у ближайшего стеллажа, он машинально посмотрел на роскошные переплеты. На первый взгляд, книги производили впечатление очень старых: кожаные корешки с золотым тиснением, пожелтевшая от времени бумага, но значок производителя на последней странице уведомлял, что в руках у Акселя всего лишь факсимиле, на пластике, прекрасно имитирующем давно вышедшую из употребления бумагу.

Аксель прочитал некоторые из оттиснутых на корешках названий. На полке рядом с ним стояли труды величайших философов античности, чуть дальше — работы мыслителей эпохи Возрождения и так далее. Ницше мирно уживался с Конфуцием, а Библия — с Махабхаратой.

На столе, за которым сидел Цезарь Оптимус Плиний, остался лежать открытый примерно на середине толстый том. Машинально взяв его в руки, Хук прочел на обложке: «Роджер Желязны. Хроники Амбера». На полях и между строками он увидел сделанные от руки карандашные пометки. «Полнейшая чушь! Годится только для сказочного романа!» «Не лишено практического смысла. Стоит на досуге попробовать». «Изумительное предвидение! Жаль, доступно лишь счастливому обладателю развитого художественного таланта». Создавалось впечатление, что Цезарь настойчиво искал путей возвращения в свой иллюзорный мир.

Аксель неспешно прошелся вдоль стеллажей. Кроме уже названной философии, он нашел великолепную подборку, изданий по оккультизму, магии, экстрасенсорике, прекрасную библиотеку фантастики и другим, не менее экзотическим дисциплинам, отличительной особенностью которых являлась попытка увести читателя от реальности.

И вновь Акселю показалось странным, что в библиотеке собраны исключительно те издания, что способны не излечить от опасных фантазий, а, наоборот, подбросить пищи пораженному недугом мозгу. В который уже раз Аксель задался вопросом, зачем Фуджи поощряет уход пациентов от реальности, но ответа вновь не нашел. Тем не менее, факт оказался налицо: метод доктора Фуджи не просто работал, а гарантированно ставил пациентов на ноги, чем не могли похвастать остальные коллеги доктора.

Поудобнее устроившись в дальнем углу странной библиотеки, Аксель вставил в ухо микротелефон электронного секретаря и на минуту задумался. Ни Тимоти Мэтисон, ни Цезарь Оптимус Плиний, ни Тревор Годдард не интересовали его. Все трое полностью находятся во власти заболевания и поглощены собственными бредовыми фантазиями. Возможно, каждый из троих и знает нечто, интересующее Акселя, но как добиться нужного ответа от человека, живущего в мире иллюзий, Сол не знал. Пожалуй, Юл Лундстрем единственный из четверки местных обитателей, кто по крайней мере часть времени осознает реалии окружающей действительности. Аксель нашел начало его досье, но, чуть поколебавшись набрал на клавиатуре имена всех четверых и принялся слушать все без разбора, краем глаза присматривая за входной дверью.

Что касается Юла Лундстрема, то все оказалось предельно ясным. Информация досье полностью подтверждала выводы Акселя, как, впрочем, и слова самого Юла. Сын богатых родителей, он не пожелал лениво прожигать жизнь, а предпочел заняться делом. Приведший к психической травме случай в ресторане полностью соответствовал действительности, и Аксель вновь подивился той смеси комичного и трагического, которая предстала в рассказанной Юлом истории. Его диагноз в медицинской карте имел следующую формулировку: «Идентификационное расстройство, приводящее к истерическому чувству страха». По первоначальному прогнозу доктора Фуджи, Юл должен был поправиться после первого же курса лечения, но ситуация осложнилась тем, что Лундстрем женился. Видно, мозги его к моменту свадьбы не полностью излечились от болезни. Движимый несбыточной мечтой вернуть столь дорогой его сердцу образ, он женился на скандинавке, как на грех обладавшей удивительным сходством с приведшей к заболеванию роковой красоткой. Похоже, облик девушки будил неприятные воспоминания, те накапливались в подкорке и периодически приводили к нервным срывам, примерно раз в год возвращавшим его в клинику. Сам Юл остроумно называл эти вояжи «профилактическим отдыхом от жены, от тещи, от их собачек, капризов и модных курортов…» Тем не менее ситуация медленно, но верно исправлялась и в его случае. Поначалу он нападал даже на старых знакомых, да еще не единожды, а, если разговор неосторожно переводили на связанные с его прежней работой темы, его умственное расстройство усиливалось. После первого же курса лечения Лундстрем начал считать роботами только новых знакомых, что всего лишь накладывало на круг его общения некоторые ограничения. После повторного курса рецидивы начали повторяться раз в год, и с каждым последующим курсом длительность их все уменьшалась. Сейчас всерьез ведется разговор о полном и скором выздоровлении.

Что касается Тимоти Мэтисона, то и его история полностью соответствовала действительности, за исключением того факта, что никакой физической травмы он не получал. Имело место лишь совпадение момента начала недуга с круизом. С равным успехом он мог «пострадать» и от космических излучений неизвестной природы при путешествии на пассажирском лайнере, или от чего-то еще.

С Цезарем Оптимусом Плинием история повторилась с той лишь разницей, что в его случае истине соответствовал не его собственный рассказ, а история, поведанная Акселю Юлом. Что же касается Тревора Годдарда, то тут Аксель оказался бессилен. Он знал, что к моменту его приезда в клинике останется всего пять пациентов, но Мтомба «на всякий случай» снабдил его историями доброй сотни наиболее вероятных претендентов на «замещение вакантных должностей». Не найдя в списке нужной фамилии, секретарь вышел в режим ожидания, Аксель же просто не знал, кто конкретно скрывается под именем Тревора Годдарда. Ничего не поделаешь, с этим фактом ему придется смириться. Пожав плечами, он освободился от наушника и спрятал его в карман пиджака.

Прослушав три досье и примирившись с недоступностью четвертого, Соломон еще раз нарисовал мысленный портрет каждого из четверки своих новых товарищей. Единственным вопросом, который ему предстояло решить — на чьи слова можно положиться? На первый взгляд, ответ прост, но Аксель не торопился с выводами. Здравый смысл подсказывал ему, что псих, живущий в вымышленном мире, вполне может оказаться правдивее и наблюдательнее кажущегося относительно здоровым Юла. Как говорится, свежий взгляд со стороны. Он скептически хмыкнул. Ну и свидетели…

Размышления Акселя прервал приход санитара, сообщившего, что «кушать подано», а, стало быть, пришло время возвращаться в свою комнату, поскольку рационы составляются индивидуально и, в силу последней причины, порции разносятся по номерам. Сол не стал спорить и вернулся в комнату, обнаружив на столе сытный обед и телеграмму, мгновенно приковавшую к себе внимание Соломона. На первый взгляд, ничего особенного — всего лишь поздравления по поводу рождения племянника и информация о том, что «мама чувствует себя превосходно». Первая часть телеграммы означала, что после отъезда Акселя события на рынке развиваются по предсказанному им сценарию, в то время как вторая ставила Хука в известность о том, что их собственное расследование продвигается вполне успешно. Все. Никакой конкретики. Как говорится, подробности при личной встрече. Ну и Бог с ним. «В конце концов, о том, на что не в силах повлиять, ни к чему и знать», — решил он, с аппетитом принимаясь за еду.

До заседания Совета оставалась еще достаточно времени, но он не мог себе позволить провести его здесь, в тихом болоте посреди пустыни, среди мающихся мозговыми дисфункциями людей. Как только он выяснит для себя круг общения находившегося здесь Токадо и судьбу прибывшей накануне Анны, мгновенно пошлет сигнал вызова и вернется в мир нормальных людей. Придя к такому выводу, Хук не удержался от ироничной усмешки. Если происходящее сейчас в «большом мире» он всерьез называет нормой, значит, он серьезно болен, а, стало быть, тут ему самое место. Бред… В любом случае для начала не мешает подвести промежуточный итог.

Итак, первый день подошел к концу. Он познакомился со всеми пациентами, каждый из которых находится здесь достаточно длительное время, а значит, может считаться потенциальным обладателем необходимой Акселю информации. Исключение составляет разве что Тревор Годдард, появившийся в клинике лишь несколько дней назад. Никого из обслуживающего персонала он так и не увидел и начал склоняться к мысли, что в отпуске находятся практически все. Это означает, что никаких горничных он не встретит, что еду готовит киберкухня — чья ценность в качестве источника информации равна нулю,— а из медицинского персонала доктору Фуджи остались помогать только два однояйцовых медбрата.

«Это плохо… Просто хуже не бывает», -подумал он. — Дальше. Оба санитара охотно откликаются на приветствия и вообще выглядят коммуникабельными парнями, но Аксель имел уже не одну возможность убедиться, что дальше необходимой вежливости их доброжелательность не распространяется — ни тот, ни другой на контакт с Соломоном идти не пожелал. Сам доктор Фуджи оказался словоохотливым и вполне доброжелательным человеком, но всерьез рассчитывать на то, что он станет давать одному из своих пациентов характеристики на других, всерьез не приходится. Остается надеяться разве что на случайные оговорки. Итак, придется рассчитывать только на собратьев по несчастью да на собственные силы…

Аксель уже доедал десерт, когда в дверь постучали. Он поднял голову и увидел в дверном проеме огромную фигуру Годдарда. Одним взглядом окинув комнату, он улыбнулся.

— Уже отобедал? Это хорошо. Идем. Санитары уберут посуду.— Вот как, санитары. Аксель не ошибся в выводах.

Соломон не заставил себя упрашивать, положил ложку на край тарелки, поднялся из-за стола и направился за своим провожатым. Несколько минут они молча шли коридорами. От нечего делать, Сол пытался угадать, куда они идут, но тут Тревор толкнул одну из дверей и отошел в сторону, пропуская его вперед. Соломон шагнул в дверной проем и обнаружил, что внутри комнаты собрались все. Все четверо — та самая компания, с которой он имел удовольствие познакомиться в библиотеке. Когда Аксель вошел, Мэтисон попытался прикрыть книгой нечто, напоминающее электробритву.

— Расслабься, старина.— Годдард кивнул и успокаивающе поднял руку.— Этот парень — наш — я лично его проверил.

Лично проверил, значит… Прямо-таки заговор идиотов, а он, Соломон Хук, сподобился чести стать среди них своим. Ладно, посмотрим… Тимоти облегченно вздохнул и, отложив книгу, взял черную коробочку. Коробочка оказалась последней моделью портативного всеволнового головизора. Вот, значит, что имел в виду Юл, говоря о молчаливом согласии доктора Фуджи. Имея элементарное желание, местонахождение такого устройства в клинике ничего не стоит определить по излучению гетеродина. Фуджи ограничился словесным запретом. Что же это? Наивность? Как психолог, доктор должен понимать, что запрет стимулирует желание нарушить его. Значит ли это, что ему желательно возникновение таких вот «тайных сообществ»? И если «да», то с какой целью? Отдушина для психов? Сомнительно… а может быть, и нет…

— Старик совершил ошибку! — заметив недоумение на лице Хука, рассмеялся Юл.— Ему следовало запретить привоз в клинику личных вещей. Он же ограничился лишь перечнем нежелательных предметов.— Включай, Тимоти. Сейчас начнется итоговый обзор…

Небольшой голошар приемника замерцал голубоватым инеем, и Аксель с удовлетворением отметил, что этих четверых, как и его, интересуют не шоу-программы и театральные постановки, а, в первую очередь, канал Мировых Новостей.

Затаив дыхание, Аксель слушал о панике на бирже, вызванной мощной волной банкротств частных компаний, занимающихся выпуском высокотехнологичной продукции. Покончив с сенсацией дня, диктор сообщил, что общественность требует от Лиги воссоздания Биржи Труда и выплаты оставшимся без работы специалистам пособий. Он долго смаковал тему, после чего пошли интервью. Функционеры Лиги выглядели явно растерянными, объясняли причины кризиса явно неубедительно, неуверенно заверяли, что правительство не допустит полного краха… что оставшиеся без работы граждане получат компенсацию и будут трудоустроены. Вновь заговорил обозреватель, задавая резонный вопрос: если происходящее не является крахом, то что же нас еще ожидает? И где Лига возьмет средства на компенсации? И каким, наконец, образом надеются трудоустроить сотни миллионов потерявших работу законопослушных граждан, жизненные планы которых в один день полетели под откос?!

Обозреватели, ответственные лица, эксперты сменяли друг друга, давая порой прямо противоположные объяснения происходящему, оценивая перспективы категориями от «грядущего в ближайшие дни полного краха» до «скорой реорганизации и последующего взлета» мировой промышленности.

— Ну и как тебе, дружище? — поинтересовался Тревор, когда шарик голополя погас, а сам приборчик упокоился в кармане пиджака Тима Мэтисона.

— Думаю, никто из них ни черта не понимает в происходящем,— осторожно заметил Аксель. Он прекрасно сознавал, что высказывание достаточно смелое, ибо демонстрирует здравомыслие, которым, как оказалось, не могут похвастаться ни чиновники Лиги, ни эксперты, ни журналисты… По крайней мере, не те, что выступали в информационном блоке, хотя среди них Аксель узнал немало весьма известных и уважаемых мастеров своего дела.