Как-то раз после караула я днём спал в казарме. Проснулся оттого, что сильно захотел в туалет. Я встал и почти на ощупь, так как ещё не вполне проснулся, отправился в туалет в конец длинного коридора, но на двери увидел лист бумаги с надписью «Не работает». Пришлось идти на улицу. Была весна — март месяц. Ещё холодно. Набросив шинель, я спустился и побрёл к намеченной цели, но на полдороге мне преградили путь два курсанта из школы сержантов. И так вызывающе интересуются у меня:
— Куда это ты так торопищся?
— В туалет, — буркнул я, ещё не понимая, что мой ответ был неважен.
— Слющай, иди отсюда, да? — сказал мне курсант кавказкой внешности.
— Что? — стал заводиться я.
На тот момент по сроку службы я был «черпаком», а передо мной стояли «салаги» и явно хотели меня вывести из себя, вероятно, для того, чтобы затеять драку. Я не заставил себя долго ждать, и прямым ударом в лицо отослал курсанта в сугроб. Второй захотел меня ударить, но тоже получил в лицо и отлетел в другую сторону. Дорога была открыта, и я попытался продолжить путь. Но не тут-то было. Сзади меня кто-то схватил и повалил на снег. Батюшки мои! Я увидел неимоверное число курсантов всё той же кавказкой национальности. Они были очень агрессивно настроены против моей персоны. Я откатился в сторону и успел сделать то дыхательное упражнение, которому меня научил Добрыня. На это ушло мгновенье. Время словно остановилось для меня, всё вокруг стало двигаться медленно. Надо мной нависла фигура курсанта, которого я ударил в начале драки. Он заносил ногу для удара, пытаясь угодить ею мне в голову. Я резко встал на лопатки в стойку «берёзка» и сапогом заехал ему в челюсть.
Далее я ничего не помню. Произошёл какой-то провал в моём сознании. Память вернулась ко мне позднее и внезапно. Я сидел в каптёрке у почтальона, которая находилась недалеко от места драки. В одной руке я держал стакан с водой, а в другой конфету. Во рту уже была одна конфета. Видимо, я её ел и запивал водой. В каптёрке находилось помимо почтальона ещё трое. Их я не знал.
— Где я?
— У меня в каптёрке, — сказал почтальон.
— А как я сюда попал?
На меня уставились, как на идиота. Видя их недоумение, мне пришлось объяснить.
— Я ничего не помню до этого момента.
— Странно, — сказал один из сидящих. — Ты здесь уже с полчаса. Мы с тобою мило беседуем и не похоже, что ты был не в себе.
— Не верю! — усомнился я.
— Хорошо. Вот тебе доказательство! Ты сказал, что призвался из Москвы, учился в автомеханическом техникуме. Могли мы это знать?
— Вряд ли, — пришлось согласиться мне. — Только честное слово, я ничего не помню. И как сюда попал — не помню.
— Ты сам пришёл, — сказал почтальон.
Ситуация до момента потери памяти развивалась стремительно, моё положение на тот момент невыгодно отличалось от положения нападающих. Их численный перевес позволял легко расправиться со мной, тем более, я находился в положении лёжа. Мне не верилось, что меня так просто отпустили после трёх безответных ударов, но, как ни странно, ни тело, ни голова не болели. Ссадин и синяков не было. Да и сознание, видимо, меня не покидало, а вот память стёрта. Я был в растерянности и всё же для себя решил, что находился в бессознательном состоянии и что в такое состояние меня могли ввести только сильным ударом по голове. Горя желанием свершить возмездие, я попрощался с почтальоном и его друзьями и отправился в казарму собирать ребят, чтобы разобраться с курсантами. Когда я шёл, то понял, что и в туалет я успел уже когда-то сходить.
Я взял с собой двух друзей, и мы отправились в корпус казармы школы сержантов.
Нам без труда удалось отыскать ту казарму, где жили курсанты, напавшие на меня (или курсанты, на которых напал я). Оказалось, что там служил мой знакомый. Он был в звании сержанта. Я рассказал ему об инциденте с его курсантами и поделился своими намереньями о жестокой мести.
— Не получится у тебя ничего, — сообщил мне сержант, — двое из них в медсанчасти с сотрясением мозга, у одного из них выбит зуб. Остальных я отослал на хозяйственные работы, но вид у них был, я скажу, неважный. Мне не удалось от них узнать, что произошло, и я думал, что драка была у них между собой.
— Ладно, пущай живут, — проявил я великодушие, не понимая, что же произошло во время драки.
Мы отправились в свою казарму, и я так до сих пор и не знаю, как проходила та драка. Я понял, что то состояние, которое у меня тогда возникло, вызвал у себя я сам при помощи упражнения, показанного Добрыней. Оно меня, по всей видимости, и спасло!
Когда мы в очередной раз встретились с Добрыней, я рассказал ему о произошедшем случае.
— Молодец! — похвалил он меня. — У тебя получилось! А то, что ты ничего не запомнил — это для тебя нормально, потому что так сработал защитный механизм психики. Ты был на пределе своих энергетических возможностей. Благодаря этому механизму твоя психика не пострадала. Но когда-нибудь ты станешь сильнее и тогда вспомнишь всё, и не только этот эпизод.
Во время драки ты испытал дух ратника, но оказался слаб для того, чтобы оставить в памяти тот поединок и тот дух. Хотя сам факт, что ты достиг этого состояния, говорит о том, что твой потенциал живы гораздо выше среднего.
Я был вновь возбуждён после своего рассказа и пожаловался Добрыне:
— Чурки совсем обнаглели! По части невозможно пройти спокойно, так и норовят зацепить.
— Напрасно ты относишься к ним с такой неприязнью.
— А что я их, по головке должен гладить?
— То, что ты дал им достойный отпор — в этом тебя упрекнуть нельзя. Здесь ты был на высоте. Но испытывать злобу к противнику — недопустимая роскошь, тратится много сил и исход драки будет не в твою пользу. Я вообще удивлён, как у тебя с таким отношением к противнику получилось войти в состояние ратника!
— У меня тогда не было никаких к ним отношений, я просто хотел дойти до туалета.
— Тогда всё понятно, — Добрыня рассмеялся, — помнишь ту схему, что я тебе рисовал в блокноте?
— Да, — она у меня словно перед глазами стояла.
— Так вот, очень забавно, что целю в твоём случае был туалет. Ты направлялся к нему, сметая всё на пути. У тебя хватило сил противостоять ради своей цели — пописать, — половине взвода курсантов.
Я рассмеялся тоже. С такого ракурса на эту ситуацию я не смотрел.
— Не будь цели, ты потерпел бы поражение. Ты действовал как ратник, руководствуясь ведами. Тебе был брошен вызов, ты его принял. И победил потому, что отбросил логику, бросившись в драку в безумном порыве. Можно было просто убежать, это было бы логично, так как драться с много превосходящем по силе противником неразумно! Тебе достался достойный соперник, и ты справился с ним, силы после этой драки у тебя прибавилось. Отнесись с уважением к своему противнику, ведь он помог тебе избавиться от слабостей и ты приобрёл опыт ведической драки.
А по поводу так называемых чурок — я думаю, ты станешь к ним относиться непредвзято, если будешь ведать, почему они себя так здесь ведут.
— И почему они себя так ведут?
— Попав сюда, они очутились в агрессивной для себя среде. Мало того, что они оторваны от дома, родных и знакомых, они ещё к тому же оторваны от своей культуры, от своего языка. Им об этом постоянно напоминают и тычут тем, что они более низкая по отношения к славянам раса. Это проявляется в том, что их называют оскорбительными словами, отправляют на самые унизительные работы, упрекают в несообразительности, в неумении что-либо делать. Мы забываем, что, находясь здесь, им сложнее вдвойне, чем нам, славянам. Мы требуем от них того, что они никогда у себя не делали. Как бы ты поступил, окажись на их месте?
— Я не задумывался над этим. Думаю, мне в такой обстановке было бы очень тяжело.
— Вот и им тяжело. Их агрессия против нас является только защитной реакцией на нашу агрессию. Они тем самым прикрывают свою слабость. Конечно, их поведение такого рода не делает им чести и ни в коем случае не оправдывает их, но мы должны быть сильнее и не отвечать злобой на злобу. Враг у нас у всех один. Было бы обидно срывать злобу друг на друге, это входит в планы Сатаны, он делает нас орудием в своих руках, и делает это через слово «хочу». Твоя агрессивная реакция на этот инцидент вполне объяснима, здесь сработала система национальности. С твоей стороны агрессия есть неосмысленное действие. В случае её осмысления ты увидишь всю её ненужность и пагубность. Случись в момент твоей драки злоба, ненависть к противнику, тебя тут же смяли бы.