Соправитель (СИ)

— Ну да, так — согласился Тесла. А это уже первый шаг, вроде обычный психологический прием, задавать собеседнику вопросы, на которые он обязательно ответит согласием, но это уже определенное манипулирование собеседником, которое заставит его изменить свою точку зрения.

— Теперь давайте представим такую ситуацию: вы создали новый механизм, но его потенциал для вас непонятен. Очень хочется раскрыть его возможности и как можно скорее. Вы приглашаете маститого ученого, у которого есть соответствующие знания. Ведь так?

— Да, это самый короткий путь. — согласился сербский ученый.

— Прекрасно. А теперь представьте себе, что этот ученый оценил ваше изобретение, сразу же, но дал вам весьма уклончивый ответ, что вы будете делать?

— Я буду проводить эксперименты, чтобы доказать свою точку зрения. — ловушка захлопнулась.

— То есть, вы будете тратить время, а в это время какой-то ученик или знакомый этого ученого патентует ваш механизм в своей стране. И что тогда? Вы потеряли время и приоритет. И кто сможет доказать, что это изобретение именно ваше?

— И что вы предлагаете? — растерянно поинтересовался Тесла.

— Вот видите, Никола, вы еще просто молоды и не слишком опытны. Поэтому если что-то изобрели, сразу же ставьте опыты, фиксируйте изобретение, берите привилегию. А потом можете его показывать маститым ученым, а если возникли какие-то проблемы, тогда стоит обращаться к маститым ученым, вот только, из списка, одобренного Менделеевским комитетом.

— Почему же?

— Потому как это практически единственная гарантия того, что у вас изобретение не украдут. И не только потому, что в Комитете собрались уважаемые ученые, но и потому, что там тщательно фиксируется дата поездки, предмет командировки, а потому всегда можно доказать, что это изобретение именно ваше. Я понятно излагаю материал, господин Тесла?

— Н… да, я понял вас, хотя ваша точка зрения и мне не импонирует, но вынужден ее принять.

— Прекрасно, я и надеялся, что…

Но тут до слуха Полковникова донеслись какие-то непонятные звуки, вроде как взрывы. И что это похоже на выстрелы из орудий, вот что его насторожило. Они разговаривали с Николой перед входом в лабораторию: завидев начальника охраны тот не утерпел и выскочил его встречать практически в тесный дворик.

— Что сие было? Вы слышали, господин Тесла?

— Да нет, что там такого?

— Какие-то взрывы. Из-за шума от цеха не могу сказать точнее. Странно. Вроде сегодня нет праздника. Салютовать кому-то могут? Не пойму. У вас же есть телефон? Надо позвонить, узнать, что происходит.

И они вместе с Николой прошли в лабораторию, где в кабинете изобретателя был телефон, но он молчал. Барышня не отзывалась. Крути ты эту чертову ручку или не крути.

— Однако! — Произнёс Полковников, вышел из кабинета и подозвал начальника смены Михаила Сватова.

— Мишаня! Готовность. Что-то мне вся эта ситуация не нравится. Я пока с тобой побуду. Подстрахую.

На глазах обалдевшего Теслы он вытащил свой пистолет, работы его мастерской. Фактически, это был Браунинг Хай Пауэр, с повышенной емкостью магазина в двенадцать патронов. Только сделан на почти половину столетия ранее. Правда, это было не единственный ствол в распоряжении бывшего полковника ФСБ. У него был еще и револьвер Кольта. Так называемый Писмейкер, то есть Миротворец. В это время весьма распространенная модель. К остальному вооружению у Полковника можно было отнести двухзарядный пистолет последнего шанса, сконструированный по принципу знаменитого Дилинджера, да еще хороший нож, в ножнах на лодыжке. Вот только был он без бронежилета, точнее его эрзац-аналога, который сделали его умельцы: десять слоев тончайшего китайского шелка самого лучшего качества, в которых прятались пластинки тонкой стали. Если случилась какая-то заварушка, пренебрегать даже малейшими мерами предосторожности было неправильно.

— Никола, вы можете продолжать работу. Если что и случится — мы тут на месте, так что вам опасаться нечего. Но… На случай срочной эвакуации у вас всё готово?

Тесла посмотрел на него совершенно очумелым взглядом.

— Вы так считаете?

— Очень может быть, что придётся действовать и по такому плану. Во всяком случае, я послал человека за подкреплением, благо, недалеко. Но… разумная предосторожность лишней не бывает.

— Это всё из-за того, что вы услышали какой-то гром?

— Простите меня, господин тесла, давайте каждый будет заниматься своим делом. Моя работа — обеспечить безопасность вашу и ваших разработок.

— Хорошо. У меня тут вот всё, в этом сейфе. При необходимости — вот чемоданы с замками, можно за несколько минут всё сложить.

— Ну и хорошо! Прошу вас, занимайтесь своими делами, а я займусь своими обязанностями.

Через четверть часа прибыла подмога — еще четыре охранника. Ночная смена пока спала, но туда была брошена сигналка. Достаточно было нажать кнопку и через десять-двенадцать минут еще четыре человека усилят защиту лаборатории.

Нет ничего хуже ожидания, тем более, когда не знаешь, чего надо ждать. Тем не менее, старый опытный оперативник знал, что если неприятность может произойти, то она обязательно произойдёт, вот и надо просто ждать. А если всё будет спокойно, то тем лучше для всех нас. Оружие в руке придаёт уверенность, это правда, но кто будет его сжимать постоянно? Зачем? Но всё-таки что-то не давало ему спокойно расслабиться. Тревога? Тревога! И этому подсознательному ощущению опасности он привык доверять. Спасло и не раз. Вот и теперь предчувствия его не обманули. Он занял позицию так, чтобы видеть будку сторожа, поэтому не пропустил тот момент, когда тот вытянул руку в останавливающем жесте, но это было и сигнал опасности, кажется, он что-то говорит — и падает, без звука, черт возьми! Что происходит? Пистолет снял с предохранителя. А через проходную рванулись один, два, четверо! И с оружием! Ага! Старший идет последним. Вроде бы не много — эти двадцать метров от проходной к дверям лаборатории, но Полковников успел всё оценить и крикнул «Четвёртого»! и тут же открыл огонь. Его пуля попала в руку главаря, который сразу же выронил оружие, все трое его сообщников легли сразу же, а Миша Сватов, самый шустрый, уже бросился на главного и сбил того с ног, взяв в силовой захват.

Тут открылась бронированная дверь, из которой выглянул недовольный шумом Никола Тесла. Вид крови и трупов его впечатлил… серьезно так впечатлил.

— Что тут было?

— Это называется попыткой захвата, господин Тесла. Налет на вашу лабораторию. Так что собирайтесь! Мы с ребятами вас эвакуируем согласно плану. Вместе с документами. Думаю, это ненадолго.

— Хорошо, сейчас собираюсь.

Ах, знать бы только — надолго или нет! Ну, не надо показывать охраняемому объекту, что ты в чём-то сомневаешься, это чревато. Тут такое дело, кроме самого Теслы надо было позаботится и о восьми его помощниках. Эти тоже много чего знают, и тоже подписки давали всякие интересные. И плюс эвакуация документов. Но! Самое главное — это провести экспресс-допрос налетчиков. И что они тут потеряли? Но тут опять высунулась физиономия ученого…

— Извините, Алексей Васильевич! Но я совсем забыл сказать, что мы тут ждали приезд Дмитрия Ивановича, вот уже час как должен был быть…

— Я учту эту информацию, прошу вас, Никола, собирайтесь!

Да, вечер перестает быть томным.

Глава четырнадцатая. Импровизация

Глава четырнадцатая

Импровизация

Санкт-Петербург

3–4 мая 1889 года

Чтобы преуспеть в делах, планировать мало. Нужно уметь импровизировать.

(Айзек Азимов)

Полковников

Искусство управления — это умение действовать согласно сложившимся обстоятельствам. И главным условием принятия правильного решения в сложной обстановке становится наличие информации. А вот с информацией у Полковникова было не всё в порядке. На завод прибыла последняя четверка охранников, которые так и не смогли отдохнуть от ночной смены, но тут уже как говориться не до жиру. У его охранного подразделения были инструкции о том, что надо делать в случае возникновения непредвиденных ситуаций. И согласно протоколу сейчас и происходила эвакуация. А самого Алексея Васильевича волновало как раз отсутствие картины того, что происходит в городе. И как только персонал лаборатории ее покинул, сопровождаемый охраной, в здании осталась только тройка охранников, Полковников и крепко связанный единственный выживший из нападающих. Его аккуратно сгрузили в комнату охраны, оставив под постоянным наблюдением. Теперь пришло время поговорить.

Роджер Фермор хотел жить. Для него стало неожиданностью наличие серьезной охраны на атакованном объекте, более того, оказалось, что тут были готовы к неожиданному нападению и встретили его группу свинцом. Это было неприятно, еще более неприятным оказалось то, что его людей валили наглухо, никто с ними не собирался церемониться. А ведь всё они сделали максимально правильно — даже оружие, это были уникальные духовые ружья, которые не давали большого шума при выстреле, плюс холодное оружие — ножи и кастеты, ведь операцию надо было провести тихо. Вот только всё случилось совсем не так, как надо было бы. Он только почувствовал боль в руке, выронил ружьё, не успел сориентироваться, как был сбит с ног, он не смог ничего сделать, как был обездвижен, связан, и его оттащили в закрытую комнату, оставив наедине с до зубов вооруженным охранником. И того, что лаборатория так крепко охранялась он не знал. Информация была о наличии всего одного охранника на пропускном пункте. Его информатор оказался либо не компетентным, либо подставил его группу. А это было маловероятным. Скорее всего, они так и не смогли вскрыть наличие весьма профессиональной охраны. А что перед ними профессионалы он понял хотя бы по убранству комнаты, в которой оказался. Тут были оружейные шкафы, часть из которых была открыта, запас боеприпасов, а еще он видел шкаф с каким-то продовольствием — в жестяных банках, скорее всего, были какие-то консервы. Он слышал, что у русских разработали технологию длительного хранения продуктов в таких контейнерах. Что происходило за стенами комнаты, в которой оказался, Роджер не знал, но предполагал, что сейчас усиливают меры по ее охране. Но тут в комнату вошёл человек, от которого просто несло властью, силой и опасностью. У него была массивная нижняя челюсть, уверенный взгляд и походка дикой кошки — мягкая, почти бесшумная. И еще, абсолютное безразличие в глазах. И именно с этим выражением на лице он ткнул стволом револьвера в рану на плече, которую наспех перебинтовали, так, что боль стала просто нетерпимой!

— Oh Shit! — непроизвольно выругался Роджер.

— Англичанин? — ничуть не удивленно, скорее что-то подтверждая для себя произнёс допрашивающий его человек.

Он повторил манипуляцию с раной, несколько раз, не столько для того, чтобы получить новую информацию, а чтобы болью сломить сопротивление противника. Фермор был готов говорить сразу же, но собирался выдать минимум информации, но через две-три минуты даже не пытки еще, а так, разгона, понял, что никто с ним церемониться не собирается. Как ни странно, но его оппонент знал английский, хотя и говорил на нём немного странновато, но понять друг друга они смогли. Как профессионал, Роджер умел проигрывать, точнее, он понимал, что никто его вытаскивать из того анального отверстия, в которое он попал не будет, а посему придётся рассчитывать только на то, чтобы информацией купить себе жизнь. И он заговорил.

Картина складывалась интересная. Разговорив англичанина и подкрепив полевой допрос силовыми методами воздействия, проще говоря, пытками, Полковников оказался на распутье. То, что происходило сейчас в Санкт-Петербурге было банальным государственным переворотом, гвардия взбунтовалась. И на этом фоне лимонники решили половить жирную рыбку в мутной воде. Любой бунт, революция, восстание — это хаос. И в рукотворном хаосе спецслужбы всегда старались обделать свои грязные делишки. Конечно, его пленник не знал всего — только свою задачу и общую обстановку в той степени, что была достаточна для выполнения поручения. Но и этого было достаточно. Скорее всего, только вывезти сотрудников лаборатории и документацию могло быть маловато. На сей случай у него были кое-какие мысли. Ведь в лаборатории оставалось и оборудование, и какие-то заготовки, по которым вполне можно что-то о ее работе догадаться. Вывозить это за город? Вот уж нет. Есть мысль получше. И шеф охранной фирмы направился в заводоуправление. Договорился он быстро. Главное было знать, с кем договариваться. И кому чуток дать на лапу, от подношений у нас в стране даже дворники не отказываются, чего уж тут не решить? Он оставил Алексея, самого толкового из охранников проследить, чтобы все оборудование и материалы оказались заперты на одном из складов. Там сбрасывали бракованную продукцию, в этих завалах сам чёрт ногу сломит, так что пока что это было паллиативом, но всё-таки возможным решением. А сам Алексей Васильевич потащил пленного за пределы завода — на базу их охранной фирмы тут, в городе. Она располагалась в частном доме неподалеку от завода. И тут продолжил допрос агента, назвавшегося Роджером Фермором. Теперь ему надо было уточнить место расположения базы английской разведки, потому как оставлять в руках врага своих соотечественников он не собирался, только освободить их надо было аккуратно, чтобы никто не пострадал.

Через час он знал всё, что ему было надо и план операции был вчерне составлен. Два его помощника уже одели легкие бронежилеты и вооружились револьверами с глушителями. Больше свободных людей для дела он оторвать не мог: задачи каждого бойца были расписаны. Расклады были следующими: их трое против пяти до зубов вооруженных противников, каждый из которых хорошо владел огнестрельным и холодным оружием. Ну что же, расклады так себе, но мы играли и с худшими картами! Фермор, который понял, что ему могут сохранить жизнь, согласился помочь. Решили начать операцию по освобождению заложников ближе к вечеру, в сумерках, когда будет не слишком темно, но и точно увидеть, что происходит будет невозможно.

На место приехали заранее. Макар Полунин, из казаков-пластунов, невысокий, юркий, получил задание пробраться к дому со стороны леса и контролировать через окно вход в подвал, в котором держали пленников. При опасности — валить наглухо охранника подвала, не допустить уничтожения заложников. Как только он займёт позицию — можно будет и начинать. Смеркалось. Макар осторожно перемахнул забор, через четверть часа после этого было всё тихо. Значит, пора и им приступать. Подъехали на двух пролётках. Фермор вылез из первой и крикнул:

— Бездельники! Открывайте и помогите мне! Реджи убит, Эд тяжело ранен. Давайте, шевелитесь, олухи!

— Шеф! Мы сейчас! У нас тоже не всё гладко — Микки ранен.

— Черт подери, быстрее, видите, мне тоже досталось! Поторапливайтесь!

Они вышли вчетвером, один, скорее всего вот тот раненый остался в доме. Ладно. Как только агенты подошли к воротам, Роджер упал, а четыре револьвера глухо пролаяли. Глушители, конечно же, звук убрали, но всё равно, чуток пошумели. Полковников прекрасно стрелял с двух рук, по-македонски, его ребята тоже были обучены подобному методу уничтожения противника. Так что теперь в дом! Оттуда раздался хлопок — стреляли из-за открытой двери, не обращая внимания на напарника, Алексей послал четыре пули в дверной проём. Прыгнул в сторону, бросился к двери, встав чуть сбоку, увидел, что Артем, его напарник, поднимается с земли, показывает, что всё в порядке, видит и прикроет шефа. Тут раздался звон разбитого стекла. По сигналу шефа Артем послал три пули в дверной проем, и Полковников нырнул туда, но… увидел только сапоги лежащего в конце коридора тела. Это Макар стрелял через окно. Как всегда, точно — правки не требовалось.

— Артём, присмотри за пленником! — крикнул Полковников, а сам направился к люку в подвал. Через минуту к нему подбежал и Макар, который быстро оббежал вокруг здания. Вместе они откинули тяжелый люк. В подвале было сухо, тепло и темно. Макар аккуратно спустился вниз. Подвал тут был не таким уж и большим, но тут имелись две двери на замке и за одной из них были слышны голоса. Алексей обыскал труп, нашел связку ключей, которые перебросил Макару, тот сначала проверил дверь, за которой вроде бы никого не было. Ручной фонарик подтвердил, что помещение пустое. А вот за второй дверью оказалось три человека, которые затихли, когда дверь отворилась.

— Господа, можете выходить! Свои! Вы свободны! — произнёс Макар.

— Слава тебе, Господи! — Произнёс кто-то из пленников и перекрестился. Кто? Охранник этих господ не знал. все они были в гражданском платье, так что и не различал их.

Первым на свет Божий вылез довольно крепкий седобородый и седовласый мужчина в сюртуке с порванным рукавом и серьезным бланшем под глазом. Было видно, что он активно сопротивлялся, и с ним господа нагличане не церемонились.

— Капитан в отставке, Алексей Васильевич Полковников. — представился освободитель.

— Михаил Ильич Кази, директор Балтийского судостроительного завода. — представился появившийся из подвала заложник. — благодарю вас за спасение, господин капитан.

— Имею честь познакомиться с вами, Михаил Ильич!

Но тут стал по лестнице подниматься второй спасенный, его Полковников сразу же узнал, изображение во всех учебниках химии, как никак вторым показался Дмитрий Иванович Менделеев. Алексей Васильевич помог ему выбраться наверх, они представились друг другу, но тут пришла очередь третьего человека. И это показался граф Воронцов-Дашков. Его взяли дома, он был в халате, видок имел воинственный но весьма потрепанный. Тем не менее был ошарашен.

— Хм… Алексей Викторович Полковников, если я не ошибаюсь? — произнёс граф, когда очутился на воле.

— Не ошибаетесь, Ваше Сиятельство.

Воронцов-Дашков протянул руку и произнёс:

— Для вас я исключительно Илларион Иванович! Благодарю за спасение! Каким чудом вы тут очутились?

— Я инспектировал своих ребят, у меня контракт на охрану лаборатории Николы Теслы на электромеханическом заводе. Услышал взрывы в городе. Отдал приказ перейти в боевую готовность. А тут к нам гости. Одного из них удалось взять живьём. Вдумчиво переговорили. Узнали, что происходит и что в руках этих… нехороших людей (тут в оригинале было чуть другое более экспрессивное выражение)… оказались заложники. Быстро спланировали операцию, и вот мы здесь.

— И вы знаете, что происходит в городе?

— В общих чертах. Пока что известно только то, что в городе мятеж гвардейцев. Под этот соус англичане решили прихватить немного наших секретов. Вас должны были передать для вдумчивой работы и вывести за границу. Пока все, что я знаю.

— Господа, я думаю, что выражу общее мнение, если выскажу господину Полковникову благодарность за вовремя проявленную инициативу и за наше спасение. — произнёс Менделеев.

— Дмитрий Иванович, сейчас не время рассыпаться в благодарностях. Нужно определиться, что нам делать. Думаю, вас надо всех вывезти в безопасное место. Мои люди сейчас заканчивают размещать сотрудников лаборатории Теслы в более удобном и безопасном месте за городом. К сожалению, места там немного, но не это главное. У меня будет группа сопровождения, так что нам надо решить, куда вас определить.

— А ведь беда, господа! Государь-то в Санкт-Петербурге! — внезапно выдал Менделеев. И лица у всех помрачнели.

— Значит, это не просто бунт гвардейцев, а попытка устранения Государя. — мрачно выдал Воронцов-Дашков.

— По всей видимости вы правы, Илларион Иванович! — произнёс Полковников. — Кроме того, я считаю, что необходимо эвакуировать и ваши семьи. Пока не устаканится ситуация и не станет ясно, что произошло.

— Это правильно, Алексей Викторович. Есть тут в пятнадцати верстах небольшая база, мы ее использовали для тренировки дружинников. Сейчас там только сторож, место глухое. Укрыться вполне возможно.

— Тогда, господа, прошу ко мне на базу. Туда подтянутся мои люди, три тройки — восемь бойцов и я… этого хватит. Мы разбиваемся на тройки, забираем ваших близких и везем в укромное место. Не забудьте забрать с собой документы, эти гаеры за ними тоже охотились. Кое-что успели даже подцепить. Оказывается, под Шпицем у нас охрана никакая.

— А что дальше? — подал голос Кази.

— А дальше мы выясняем текущую обстановку и действуем исходя из неё. — сообщил Полковников.

— Принимается! — согласились спасенные заложники.

Времени решили не терять. Поутру спасенные и их семьи были на базе в пятнадцати верстах от Санкт-Петербурга. Это было заброшенное имение, ранее тут было небольшое сельцо — пять крестьянских разрушенных временем избушек без людей, помещичий дом, на удивление крепкий, охраняемый единственным сторожем, большая конюшня, псарня, овин, всё это содержалось в относительном порядке, хотя дыхание времени тут ничего не пощадило. Впрочем, тут было где разместиться всем прибывшим плюс охране. Главное было обеспечить продуктами питания, поленницу дров нашли у задней стены конюшни. День прошел в хозяйственных хлопотах и только вечером собрались для того, чтобы решить, что необходимо делать. К сожалению, новости были мало утешительными. Граф Воронцов-Дашков вернулся позже всех, привёз дочку, был настроен весьма решительно. В гостиной собрались трое заложников и Полковников.

— Господа! Я немного задержался в городе, чтобы уточнить обстановку. Хочу сказать, Дмитрий Иванович, что мною получен сигнал «Конкорд». Вам, господа, известно, что надо делать согласно этому сигналу?

Менделеев кивнул головой, конечно, он был в курсе, так как этот сигнал имел к нему прямое отношение. И требовал фактически перехода на нелегальное положение, эвакуацию архивов личного и Менделеевского комитета, в общем, сигнал опасности государственности! Но вот Кази и Полковников не были в курсе. Поскольку они были втянуты в эти события, Илларион Иванович кратко ввёл всех в курс дела.

— Что такое я себе представлял. Мы после нападения и задействовали чрезвычайный протокол, так что фактически лаборатория Теслы эвакуирована согласно планам «Конкорда». — заметил Полковников.

— Благодаря вам, Алексей Васильевич, моя документация никуда не ушла и находится здесь, так что перспективные планы и разработки Балтийского судостроительного завода под замком. — заметил Михаил Ильич Кази.

— Уверен, что ближайшие несколько дней мы должны будем пробыть тут. — с мрачной физиономией произнёс Менделеев. — Государя искренне жаль. Оказаться жертвой этого дикого бунта…

— Дмитрий Иванович, бунт не был диким, это хорошо продуманная акция по устранению Михаила Николаевича! Пусть земля будет ему пухом! — произнес Воронцов-Дашков. — В связи с тем, что мною получен сей сигнал, моё место сейчас в Москве. Поутру я отбываю в столицу. Тут будет охрана из моих дружинников с лошадьми. И я попрошу вас, Алексей Васильевич, присоединиться ко мне. Думаю, вы, как и ваша компания, пригодятся мне в этом сложном деле. Раз вы уже всё равно влезли в сие дерьмо с головой, чего уж там…

— Почту за честь быть вам полезным, Илларион Иванович!

— Да, вот видите, Алексей Васильевич, как судьба распорядилась. Мы должны были с вами встретится через полтора года, а пришлось сейчас.

Глава пятнадцатая. Кто в доме хозяин

Глава пятнадцатая

Кто в доме хозяин

Москва

8 мая 1889 года

Хозяин земли Русской.

(Написано Николаем II во время Всероссийской переписи населения в графе «Род занятий»)

Полковников

Утром пятого мы отправились из Петербурга в Москву. Если бы я был крепостником Радищевым, описавшим эту дорогу и ужасы холопства, но так и не давшим волю своим крестьянам, может быть, эта дорога запомнилась бы мне лучше. Но, увы, нет. Нас с графом сопровождали четверо: двое моих подчинённых и двое дружинников самого Воронцова-Дашкова. Нам предстоял конный марш до Тосны, а это примерно тридцать с небольших верст. Лошади были графскими, в смысле из личного конезавода Воронцова-Дашкова, при этом каждому выделили еще и заводную, кони свежие, так что эту дистанцию мы преодолели довольно быстро, вечером подъезжая к этой неприметной станции. Тут у графа работал верный человек, так что ночью нас посадили на поезд до столицы. Оделись мы как среднего достатка обыватели, хотя из графа и его спутников военная выправка так и пёрла, лишь только ночь помогла нам приехать в столицу не засветившись. Граф, с подвязанной щекой и фальшивым флюсом выглядел несколько комично, но так было нужно: столь известную личность так просто не спрячешь. Конечно, на Владимира Ильича из фильма «Ленин в Октябре» он похож не был — фактура не та, но какие-то ассоциации у меня возникали, так что смешок я сдерживал с трудом.

Седьмого мы были в стольном граде. Как я упоминал, у меня не было жилья в Москве, но граф владел не только особняком, но ещё и конспиративной квартирой, про которую никто, надеюсь, не знал. От скачки в тридцать вёрст у меня болело всё тело, в поезде как-то отдохнуть не получилось, мы добирались вторым классом, а там с комфортом, как на меня, не очень. Привычка кататься первым классом меня подводила. И ехали не потому, что деньги экономили, сколько для того, чтобы не привлекать излишнего внимания. Надо сказать, что я в Белокаменную вызвал Данилова. Валериан Матвеевич выдвинулся в столицу вместе с группой быстрого реагирования из двадцати молодцов, тренированных лично мною. Могу сказать без ложной скромности, что и охранники царя этим моим башибузукам были не ровня. Надо сказать, что всю дорогу граф был многозначительно молчалив, что-то обдумывал, прикидывал, но со мной делиться своими замыслами не спешил, лишь пообещав рассказать по прибытию на место и разобравшись с обстановкой.

Насколько я понимал, тут всё дело было в сигнале «Конкорд», который заставил Воронцова-Дашкова перейти на нелегальное положение. И на протяжении всего путешествия мысли об этом не давали мне покоя. Ну и что такого во французском слове «согласие»? Но выбрать это слово для шифрованного знака? Что-то крутилось у меня в голове, но никак не складывалось. Разве что это была идея покойного императора, ибо от неё уж слишком несло иновременным подтекстом. Впрочем, действительно, Москва план покажет.

Восьмого мая, в два часа пополудни, граф вернулся на конспиративную квартиру и выглядел весьма и весьма озадаченным. На мой вопрос «Что случилось?» он долго мялся, потом прошел в гостиную, где плюхнулся в кресло, после чего налил себе стопку горькой, одним махом опрокинул ее, и лишь тогда соизволил мне ответить. Кстати, закусил он водку совершенно по-простецки: рукавом.

— Алексей Васильевич, что вам известно о сигнале «Конкорд»?

— Два факта: по-французски это слово означает согласие, и что по получению оного происходит фактический переход на нелегальное положение некоторых структур.

— Всё верно, более того, по этому знаку моя дружина и я полностью переходим в подчинение Службы имперской безопасности. Как вы знаете, у оной имеются три комитета, и никто не знает, кто возглавляет первый из них, фактически, командуя всей этой службой. Так вот, сегодня я был представлен руководителю СИБ, да, это было… неожиданно, скажу я вам. Более того, ваши действия заинтересовали его, вам назначена аудиенция. Так что собирайтесь, через три часа мы должны быть на месте.

— И с кем мне предстоит встретится?

Я был немного заинтригован. Но Воронцов-Дашков даже в угадайку не предложил мне сыграть.

— Там и увидите. Пусть будет для вас маленьким сюрпризом.

Я только плечами повёл, право, как детки малые. Впрочем, если графу было приказано не раскрывать столь важную фигуру, то это право дело странно как-то, если учесть, что именно к нему мы и едем на аудиенцию? И почему на аудиенцию, а не сказать как-то проще? Это что, генерал-губернатор Москвы? Да ну нет. не по его умишку такая работа. Понял, что гадать нечего.

— Где встреча будет? Как одеваться?

— Одеваемся как богатые мещане, встречаемся на конспиративной квартире. Более никаких вопросов, Алексей Васильевич, дайте мне возможность передохнуть и перекусить, а после поедем, времени у нас не так много, как кажется.

Н-да, мне показалось, или вся Москва состоит из одних конспиративных квартир? Хотя, если вспомнить, что квартирный вопрос в столице всегда стоял весьма остро, то… Всё равно удивительно.

Через сорок минут меня позвали в столовую, где был накрыт стол — граф решил поесть перед аудиенцией, я согласился, это была хорошая идея. Кушанья привозили из соседнего трактира, конечно, это не ресторанная еда, всякие там фрикасе да булькасе, но пища была вполне вкусная, сытная, свежая. Простая? Да, щи да каша, те не менее, цельный граф с двойной фамилией уплетал их поистине за двоих, вот и я присоединился к этому пиршеству вкуса и духа. Щи были просто вкуснейшими, а от каши с кусками телятины исходил такой одуряющий аромат здоровой и натуральной пищи, что опять за ушами трещало, причём я от графа старался не отставать.

Насытившись, мы еще имели время насладиться ароматом сигар, которые граф очень любил. Опять же курево было под стать нашему обеду — не слишком дорогое и пафосное, но табак был превосходен. Получив от жизни стопитьдисят удовольствий, как говорила моя племяшка Кира, мы загрузились в пролетку, за «рулем» которой сидел дружинник графа. Мои молодцы сопровождали нас на некотором расстоянии в другом экипаже. Чёрт, племяшку из ТОЙ реальности я вспомнил зря, сразу как-то благодушный настрой у меня пропал. Опять пришло понимания, в какое анальное отверстие я встрял, и не хотел ведь, мне бы сил набраться, жирком да людишками обрасти, да тут уж как получилось.

(Яузский мост и дом Тутомлина в Москве)

Наша квартира располагалась на Мясницкой, неподалеку от церкви Николая Чудотворца. Мы выехали на Чистопрудный бульвар, проехали мимо Чистых прудов, у церкви Троицы на грязи повернули на Маросейку, далее по Лубянке и Варваровке выбрались на Москворецкую набережную, оттуда по Устиновской набережной перебрались через Яузский мост добрались до Вшивой горки. Вот что про это место писалось в путеводителе по Москве, изданном в типографии Селивановского: «склон Вшивой горки представляет следы древности азиатского вкуса: нет прямой улицы, множество пересекающих друг друга переулков и так искривлены, что многие образуют неправильные дуги; скат с горы к Москве-реке усеян небольшими домиками с огородами и пустырями. Как будто нарочно, над сею кучею разнообразных маленьких домиков возвышается великолепный дом, бывший Тутолмина…». Вот к этому доходному дому, который раньше принадлежал губернатору Тутомлину мы и подъехали. Вообще-то этот особняк имел богатую историю. Кто им только не владел: Строгановы, Тутомлин, Безбородко — что ни имя, то знаковая фигура на московском небосклоне. В 1812 году это поместье стало резиденцией самого Мюрата. Но ненадолго. Сейчас тут располагался доходный дом, причём публика попадалась самая разнообразная, но откровенная шваль здесь не селилась — им эти квартиры были не по карману. Нужная нам дверь находилась на третьем этаже.

Надо сказать, что помещение, в котором мы оказались, довольно просторное, чистое, обставленное скромно, но со вкусом. Граф постучал, дверь открыл денщик или охранник, здоровый дядька, похожий на казака-пластуна, узнал графа и без слов пропустил нас внутрь. Мы прошли в гостиную. И тут я остолбенел. На меня смотрел высокий молодой человек в форме морского лейтенанта, с короткой стрижкой, лихо закрученными усами и чуть хаотичной бородой.

(Сандро в 1891 году)

Блин! Так это же великий князь, Александр Михайлович Романов!

— Ваше Императорское Высочество! — произнёс я несколько ошарашенно. Так-с, извините, но ожидать того, что за имперскую безопасность отвечает двадцатитрехлетний юноша — это никак не укладывалось в моей голове, впрочем, в голове графа Воронцова-Дашкова это тоже уложилось только после стопки водки, думаю, что не одной. Одна ему — как слону дробинка.

— Ага! Алексей Викторович Полковников, знавал я одного Полковникова, только Николая Степановича, и был он настоящим полковником, да, не родственник ли случайно? Впрочем, вряд ли. Казус такой, да, мне дорогой Илларион Иванович рассказал, сколь смело и инициативно вы действовали в Санкт-Петербурге, я был впечатлён, хотелось с вами поговорить, познакомиться поближе.

Да ну! Николая Степановича? А не хухры-мухры вам, тут не там! А почему бы не рискнуть?

— Скажите, Ваше Императорское высочество, а у вас продаётся славянский шкаф?

— Шкаф продан. Могу предложить никелированную кровать. — отозвался Сандро. Блин! Сработал всемирный попаданческий пароль!

— С тумбочкой?

— С тумбочкой! Илларион Иванович, будьте так любезны, оставьте нас наедине. — произнёс Александр Михайлович, пребывая в глубоком охренении.

Воронцов-Дашков тоже пребывал от этой картины в некоем обалдении. Он понял, что мы с князем обменялись какими-то паролями, но что могло нас связывать, для него было абсолютнейшей загадкой. Тем не менее, как человек военный и соблюдающий субординацию, граф поклонился и повернулся, чтобы покинуть комнату.

— Благодарю вас, граф. — услышал он почти на выходе, развернулся, поклонился в ответ и стремительно вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. Понимаю, что его сейчас разрывало от любопытства, но и меня тоже.

— Итак, может быть, представимся по-новому? — предложил некто, называемый тут великим князем Александром Михайловичем.

— Так и представляться особо нечего, вы меня сами и представили. Николай Степанович Полковников.

— Полковник ФСБ, руководитель проекта «Вектор», не так ли?

— Так.

— Ну, а Михаила Николаевича Коняева помните, полковник, ась?

— Бля… Академик? Ёксель-моксель, так я эта, похоронил тебя, был уверен, что ты вселенец в Михаила Николаевича, блин… как я ошибся! Стоп, а кто тогда Михаил? Или ты играл его втёмную?

— Ну вот, Николай Степанович, Николай Степанович! А ведь вы профессионал, целый полковник, настоящий секретчик. Неужели не додумались до такой простой вещи, что попаданцев может быть двое?

— Ась? — на этот раз охреневшим выглядело лицо Полковникова. — И кто у нас второй?

С огромным трудом выдавил он из себя.

— Вот что, вы, голубчик. Коньяку себе налейте, а то мне, старому человеку за вами ухаживать не с руки. А у вас, батенька, как я посмотрю, информация медленно усваивается.

— Я лучше водочки! — произнёс Николай Степанович.

— Да вы, батенька, патриот! — не удержался и съязвил Академик.

— Хорошая беленькая однозначно лучше хранцузского клопомора. — заметил в ответ Полковников и махом хлопнул виртуозно налитую рюмку водки. На столике, кроме напитков, были нарезан лимон, в другой тарелочке были куски белого и черного хлеб, на третьем — соленый огурец, порезанный крупными кружками. Николай Степанович выбрал корочку черного хлеба, нюхнул ее, после чего укусил и расплылся в довольной улыбке.

— Падай, капитан-полковник. — академик указал на кресло напротив своего. Оппонент без раздумья занял предлагаемое вместилище и тут же поинтересовался:

— Так кто же?

— Александр Михайлович Конюхов. Тебе это ни о чём не говорит?

— Вот жеж блядская удача! — не удержался Полковников. — Труп этого товарища мы обнаружили во время хронокатаклизма около стоянки автомобилей, там, где вы разговаривали.

— Ну да. это мой ученик, кандидат исторических наук, вот такие пироги. Мы себя как тут обнаружили, так и стали потихоньку работать.

— По-тихому работать у вас, господа, не получилось. Знаешь, Академик, почему я тут оказался?

— Рассказывай, да и мне налей рюмашку.

— Сам нальешь. Нашел мальчика! — огрызнулся полковник ФСБ.

— Ладно. Мы, академики, народ не гордый. Если надо — и водку нальем, и по матушке пошлём.

Сандро налил себе и Полковнику той же самой беленькой.

— За встречу!

Выпили. Не закусывали. Хорошо пошло!

— В общем так, у нас ТАМ после этой катастрофы, всё пошло плохо: появились фиолетовые шары, которые убивали людей. Типа шаровых молний, только много их стало, слишком много. Стали наши ученые мужи высчитывать и пришли к неутешительному выводу, что реальность потеряла стабильность. И потому что вы тут что-то стали творить такое, что нашим обоим мирам могла наступить крышка. Вот меня и послали разобраться с ситуацией.

— Что ты имеешь в виду? — как-то сразу напрягся Сандро.

— Что имею? «Надо было найти хронобаламута и устранить его», — спокойно произнёс Полковников.

— И что? — вежливо поинтересовался Академик.

— Сначала надо было узнать, кто тут всё так накрутил! Меня закинуло хрен его знает в кого. Очнулся в Австро-Венгерской империи в теле барона, а… неважно. Стал собирать информацию. Пробрался сюда. Решил, что центром возмущений был Михаил Николаевич. Решил его убрать. Только в последний момент передумал.

— В какой такой последний момент? — поинтересовался Сандро.

— Когда провожали Константина Николаевича, помнишь этот эпизод? Я заметил, что в него собираются стрелять из кареты. Ну, вот, прикончил я того стрелка. Почему его? Интуиция. Слышали, Михаил Николаевич, про такую штуку?

— Хочешь сказать, что меня, точнее, Конюхова тогда спасла твоя хвалёная интуиция?

— Угу! Что самое интересное, что после этого и у вас, хроноаборигенов, фиолетовые шары перестали появляться, думаю, что у нас тоже.

— Считаешь, что это попытки убить Михаила так колбасили реальность? — сформулировал неожиданно пришедшую в голову мысль Академик.

— Другого логичного объяснения я не нашёл. Если после того, как я Михаила прикрыл, всё вернулось на круги своя.

— То есть, Конюхов был стабилизирующим фактором, а попытки его убрать и нашу реальность дестабилизировали, так?

— Примерно так.

— Тогда почему сейчас ничего не происходит? Николай Степанович, есть какие-то идеи?

— Нет, абсолютно никаких.

— Ладно, как говорила одна симпатичная барышня: об этом я подумаю потом, скажи мне, Академик, как так получилось, что вы с вашим СИБом хваленым эту заварушку просрали?

— А что ту говорить, Николай Степанович, нас переиграли, как мальчиков. Да мы, по сути своей, мальчики и есть. Не тянем пока на полноценную КГБ, никак не тянем! Пыхтим. Пытаемся, да только получается плохо. Откровенно плохо.

— Да вижу я, что все идет в жопу.

— А тут еще предательство среди жандармов. К этому мы готовы не оказались. Были уверены, что там всё пусть и не так хорошо, но и не настолько паршиво.

— Идиоты! Своих надо контролировать в первую очередь! — вспылил Полковников.

— Согласен. Не без того. Ну нет у нас сейчас адекватного ситуации специалиста, нет. Мы оба историки. Никаких методик ни у меня, ни у него в кармане нет, только общие принципы. И то я не уверен, что они правильные!

— Да, Михаил Николаич, облажались вы по полной!

— Помянем Сашу Конюхова! — предложил Академик. — Ты его не знаешь, но человек он был хороший, вот только мягкий слишком. Хотел как-то без крови, вот и допрыгался. Мир его праху!

Они снова выпили. За окном медленно и величественно приближалась майская ночь. Тьма маленькими шажками заволакивала Великий Город, не знавший, что его судьба делает еще один крутой поворот.

Глава шестнадцатая. Трудный выбор

Глава шестнадцатая

Трудный выбор

Москва. Тверская улица, дом 13. Резиденция генерал-губернатора Москвы.

13 мая 1889 года

Правильного выбора в реальности не существует — есть только сделанный выбор и его последствия.

(Эльчин Сафарли)

В. кн. Николай Михайлович

Сегодня Его Императорское Величество Николай Михайлович изволили проснуться ни свет, ни заря. Любезнейший князь Долгорукий уступил своё служебное помещение соправителю империи, а сам перебрался в собственный особняк на Ивановской горке. Резиденция генерал-губернатора была построена буквально накануне нашествия Наполеона на месте, пострадавшем от Троицкого пожара. Трехэтажный дворец в стиле зрелого классицизма возвели по проекту Матвея Казакова, и он заслуженно считался украшением Тверской. В здании была и домовая церковь, ибо не пристало господину генерал-губернатору среди обывателей… в общем где-то так. Надо сказать, что этот роскошный особняк располагался в весьма шумном и оживленном месте: в пристройках и флигельках у сего здания были выделены квартиры для местных чиновников, коим до рабочего места получалось рукой подать. Рядом с резиденцией градоначальника находились Тверская пожарная часть, политическая тюрьма, вытрезвитель и морг. Мимо дома проходил ночной маршрут золотарей, вывозивших нечистоты из города. Но это мало смущало генерал-губернатора Владимира Андреевича Долгорукова, который нередко устраивал здесь балы.

(резиденция Московского генерал-губернатора 1891 год)

С этим особняком и балами в нём была связана одна весьма пикантная история, которую до сих пор смаковали в столице. В середине семидесятых в России существовало преступное сообщество, присвоившее себе имя из «Похождений Рокамболя» Пьера дю Террая. «Клуб червонных валетов» объединял мошенников из самых различных уголков империи. Москва стала их основной базой, а гастролировали они в Санкт-Петербурге, Туле, Тамбове, Нижнем Новгороде. Была в организации и такая известная дама, как гражданка Соколова, известная нам как Сонька Золотая Ручка. Интересно, что она была оправдана судом присяжных, когда проводилось дело по сей банде. Вот только это было объединение мошенников, которые наживали деньги незаконным путем, обманывая богатых, но не походили они на банду Робина Доброго (Робин Гуда), потому как с бедными не делились. Один из самых ловких аферистов этого клуба Павел Шпейер во время бала проник сюда под видом богатого помещика. После светской беседы с самим Долгоруковым сей проходимец уговорил генерал-губернатора показать своему другу-иностранцу эту резиденцию. На следующий день жулик притащил в резиденцию генерал-губернатора богатого англичанина, которому и продал эту усадьбу за «скромные» сто тысяч рублей. Надо сказать, что экскурсия проходила под присмотром дежурного чиновника, который, на беду, не знал английского языка. Прохиндей скрылся с деньгами англичанина, но такую пощечину власть стерпеть не могла, полиция стала усиленно охотиться за червонными валетами, в результате преступное сообщество всё же накрыли, арестованных было почти под сотню, на суд присяжных представили сорок пять обвиняемых, девятнадцать из которых оправдали. После оглашения приговора председатель суда получил записку от наблюдавшего за за сим действием с галерки непойманного полицией Павла «Благодарю за сегодняшний спектакль. Я очень доволен. Шпейер»[1].

Сейчас за утренней побудкой потенциального самодержца Государства Российского наблюдал совсем другой аферист, тайный агент папы Римского, личный адвокат Николая Михайловича Романова Альфонсо Нетворк. Казалось, этот вездесущий иностранец почти никогда не спит и постоянно при молодом государе. Молчалив, но готов дать совет, как только в этом возникнет потребность. Николай уже умылся, привёл себя в порядок, нацепил мундир кавалергардов (он всё ещё числился ротмистром в этом полку), сел завтракать. Жестом пригласил Альфонсо разделить утреннюю скромную трапезу. А стол действительно был весьма скромным: несколько видов бутербродов, красная и черная икра, яйца пашот, свежая выпечка, различные сорта варенья и чай. Кофей тут Альфонсо пробовал, но, к сожалению, в доме генерал-губернатора его готовить не умели. И хотя сей напиток капуцинский повар пытался изобразить, но получилась у него пародия на эту удивительную вещь. Будучи в Италии Альфонсо пристрастился к капуччино, но уж лучше пить чай, чем это вот то, чему и слов не подобрать. Будучи не избалованным человеком, Альфонсо позволял себе очень мало слабостей, однако именно как раз хороший кофей был одной из дозволенных.

— Ваше императорское Величество, вы вчера виделись с великим князем Александром, что он сказал?

Разговор состоялся вчера под вечер в Морском штабе. А потом Николай вернулся в отвратительном настроении и принялся пить. Альфонсо верно оценил состояние государя и предпочёл позволить ему наклюкаться вусмерть. Так и произошло. Ранним утром Николай поправил здоровье большой кружкой свежего капустного рассола, а сейчас пытался прийти в себя за лёгким завтраком. Впрочем, пока что молодой организм справлялся с алкоголем более-менее успешно и по государю нельзя было сказать, что он сильно страдает от похмелья. Конечно, то, что он напился в одиночку — это плохо. А вот то, что водку с коньяком и пивом не смешивал — это было хорошо. Вкушал он крепчайший ром, который оказался в запасах Долгорукова, впрочем, генерал-губернатор Москвы предоставил в распоряжение Николая Михайловича не только здание, но и винный погреб под ним, дабы скучно никому не было. Так никто и не думал скучать.

— Разговор был коротким и по делу. — неохотно оторвался от сэндвича с бужениной молодой государь. Подумав, он дожевал бутерброд, прицелился к вазочке с икрой. Но больше в него уже не лезло. Слуги быстро убрали тарелку и налили чай, который Николай пил так, как приучил его отец: без молока или сливок, а с лимоном.

— Он просил оставить ему только флот. И еще… руки одной девицы.

Альфонсо уточняющих вопросов не задавал. Знал он эту манеру Николая — тот выдавал информацию маленькими порциями, как будто препарировал насекомого: одна лапка, вторая лапка, крылышко… Но торопить государя не стоило: раздражался и становился невнимательным.

— Понимаешь, этот брак очень был бы кстати, он морганатический, следовательно, Сандро из гонки за престол выбывает согласно закону, его кандидатуру Земский Собор в таком случае не то, что не поддержит, даже рассматривать не будет.

— Ваше Императорское Величество опасается, что это ловушка? — поинтересовался Нетворк.

— Ах нет, Альфонсо, Сандро слишком простодушен, он никогда не хотел править, не раз говорил, что рад тому, что у него есть старшие братья и тяжесть шапки Мономаха ему не придётся узнать. Лукавил ли он? Не уверен, опять же, Альфонсо, я хорошо знаю, что он вёл переписку с этой девицей, не смотря на запрет паПа и маМа. Так что любовь там есть. Меня больше волнуют Миш-Миш и Гоги[2].

— Насколько я знаю, их ранения оказались не опасными, хотя за жизнь Михаила Михайловича врачам пришлось побороться.

Почувствовав раздражение Николая, который очень болезненно переживал эти это печальное событие и совершенно не хотел славы братоубийцы, Нетворк предпочёл как-то успокоить старшего из сыновей Михаила Николаевича.

— По идее, именно Миш-Миш должен стать вторым соправителем. Хотя законом это и не оговаривается, ведь так, Ваше Императорское величество?

— К чему вы ведёте, Альфонсо?

— К тому, что из ваших братьев вы можете выбрать того, кто кажется вам наиболее достойным. При этом великий князь Михаил Михайлович весьма популярен в армии. Да и гвардию может подгрести под себя, а это крайне нежелательно. Напоминаю, что сейчас именно гвардия стала вашей опорой. Без её поддержки трудно будет удержать трон. Нам наоборот, необходимо усилить ваше влияние в размещенных в Санкт-Петербурге частях. Кроме того, Михаил весьма популярен в высшем свете старой столицы. Думаю, ему надо будет присвоить очередное звание капитана и назначить наместником на Дальнем Востоке. Подальше от обоих столиц. Сколь бы он не был обаятелен, там у него не будет столь мощной поддержки, чтобы он на что-то претендовал.

— А Гоги дать ротмистра и отправить наместником… на Кавказ! Он очень любит Тифлис и от такого предложения не откажется! — подхватил мысль своего советника Николай.

— Весьма здравая мысль, Ваше Императорское Величество.

— А Сандро получается соправитель… хм… как бы его еще и от флота оградить? Что думаешь, Альфонсо?

— Так пусть штаб флота и все его органы управления остаются в Москве. Я бы рекомендовал вам, Ваше Императорское Величество, свою резиденцию перенести в Санкт-Петербург. Там вы будете в окружении преданной гвардии и в большей безопасности, нежели тут, в Москве. Плюс Кронштадт будет под присмотром. Думаю, сразу же после коронации это следует и совершить.

— Не знаю, Альфонсо, если тут сенат и правительство, а я буду там… то…

— Думаю. что после коронации и вашей свадьбы с Викторией вы сможете диктовать свои условия и требовать возвращения правительства в Санкт-Петербург. Госсовет и сенат пусть остаются в Москве.

— Дельно придумано, Альфонсо, дельно. Так и сделаем.

И Николай уже в добром настроении принялся уничтожать сдобу, которая ему сейчас показалась божественной на вкус.

* * *

Москва. Колпачный переулок. Дом Долгоруковых

13 мая 1889 года

Владимир Андреевич Долгоруков

Не только в резиденции генерал-губернатора Москвы в этот день совершался тяжкий выбор. В доме на Колпачном переулке, что на Ивановской горке тоже не спали. Дом сей принадлежал московскому генерал-губернатору Владимиру Андреевичу Долгорукову. Надо сказать, что князь его недолюбливал. Был он ему каким-то неудобным, была ли причиной этому история сего особняка, построенная на месте имения Малюты Скуратова? Нехорошее место, как утверждали москвичи в старые времена. Но при этом место-то козырное, вот и переходило оно из рук в руки. Пока полторы сотни лет назад не купил его князь Александр Алексеевич Долгоруков. Он и построил особняк, который с небольшими изменениями простоял почти двести лет[3]. А еще, князь мог сказать себе честно, что именно отсутствие его дорогой супруги, Варвары Васильевны (урожденной Долгоруковой), умершей двадцать три года назад, не делало сей дом уютным.

(дом Долгоруковых, современный вид)

В общем, больше времени князь проводил в своей резиденции, которую сейчас временно уступил Николаю Михайловичу. Сейчас князь находился в весьма стесненных обстоятельствах. Причина в этом была одна — ему предстояло сделать выбор. По закону о престолонаследии, подписанным покойным императором Павлом Петровичем, Николай Михайлович должен был стать новым императором, но вот этот казус с соправлением. Он поставил всё с ног на голову и позволил весьма вольные трактовки сего закона. При этом не было в нём чёткой инструкции, должно ли сохраняться соправление после смерти государя или нет. Нет, зафиксировано было, что после назначения соправителя через пять лет обязансобраться Земский собор, который и решит, достоин ли избранник шапки Мономаха или нет. Но вот умники-юристы не предполагали, что может сложиться такая ситуация, что человек окажется внезапно смертен. Государь — и внезапно смертен? Глупости это!

Вот за эти глупости и расплачивались сейчас мужи государственные, ибо делать выбор было необходимо: признать ли Николая Михайловича императором и похерить закон о соправлении, либо искать человека, который воссядет на престол рядом с Николаем Михайловичем. Но вот чего нельзя было допускать, так это народных волнений и беспорядков! А полицией в столице занимался тоже генерал-губернатор. Вот ему и досталась лишняя головная боль.

За двадцать три года своего руководства Москвой князь приобрел любовь и уважение её граждан. Это был человек на своем месте, много времени и усилий направлявший на улучшение жизни горожан. При нём Первопрестольная быстро богатела, как бы подчеркивала статус деловогоцентра Российской империи. С переездом столицы в Москву работы у городского головы только прибавилось. Не смотря на свой почтенный возраст, он пока что справлялся. Сейчас же находился как тот витязь на распутье: куда не пойди, плохо тебе будет!

Тут дворецкий сообщил, что прибыл Василий Михайлович Долгоруков, старший брат Екатерины Долгоруковой, любовницы, и как утверждали некоторые, тайной супруги императора Александра II. Вот только это было бредом, ибо никакой супругой она быть не могла, ибо на момент смерти императора была жива императрица Мария Федоровна, так что всё это было домыслами, как и фальшивое завещание императора. Надо сказать, что Василий Михайлович проявил благоразумие и притязаний своей родственницы не поддерживал. Правда, поста генерал-губернатора Витебска он лишился, как только его сестрица стала мутить за границей, а что тут еще можно было хотеть? Правда, последовала почетная отставка по состоянию здоровья и назначена изрядная пенсия от государя. Несмотря на это, любви к Михаилу Николаевичу у князя не было. Проживал он последнее время в Ницце, но вот выбрался на родину, оказался в Москве и сразу с корабля на бал, в смысле в гости к дальнему родственнику.

— Какими судьбами, Василий Михайлович? Располагайся, рассказывай, чай много новостей из Европы привёз? Табачку? Чай, кофей или с дорожки чего покрепче?

— Не откажусь, Владимир Андреевич, не откажусь!

Хозяин налил себе сухого бордо, в тоже время как гость тоже потянулся к кларету[4], но передумал и набулькал в лафитник[5] того самого лафиту[6].

— Владимир Андреевич! Тут такое дело, обеспокоен я. Слышал, что бунт был под знаменами возвращения Екатерины и ее притязаний на престол. Так вот, примчался я, чтобы это дезавуировать, эту смуту с Катькой связывать нельзя, она ни слухом, ни духом. Да и бузу она подняла только чтоб денег вытрясти из казны, привыкла сорить, жить на широкую ногу, а тут… в общем, ей всё мало было.

— Хм… а мне зачем ты это рассказываешь? — лениво так поинтересовался московский голова.

— Хотел тебя просить, чтобы ты мне устроил аудиенцию с Николаем Михайловичем, чтобы предоставить ему доказательства невиновности Екатерины. А то ведь сам знаешь, опасаюсь я за сестру, плохие люди ее окружают. Меня она слушать не хочет, но, когда услышала об убийстве государя, так сон потеряла, боится!

— А ты, Вася, не побоялся сюда возвращаться? Ежели тебя тоже с этим делом свяжут?

— Так я невиновен, да и сестра тоже. Поэтому и приехал.

Смотрит прямо, глаз не отводит. Вроде как разбирается Владимир Андреевич в людях, не кривит его родственник душой. Пусть и неблизкое родство, но мы, Долгоруковы, всё-таки один род, а родичей надо поддерживать, если есть возможность, вот и получается, что еще одной головной болью у нег больше стало. Вздохнул генерал от кавалерии, тяжко!

— Значит так, Василий, побудешь у меня какое-то время, кажется, знаю я, кому надо тебя выслушать. Ежели сможешь доказать, что Катерина, да и ты ни слухом, ни духом, считай, что повезло тебе, да… Я пока пошлю человека с запиской. Надеюсь, мне сей человек не откажет.

[1] Рассказ об этом есть у Гиляровского, но многие исследователи считают, что это анекдот, некая месть англичанам.

[2] Миш-Миш — семейное прозвище великого князя Михаила Михайловича, Гоги — семейное прозвище великого князя Георгия Михайловича.

[3] В РИ часть особняка была разобрана из-за строительства многоэтажного жилого дома.

[4] Общее название сухих вин из Бордо (Франция).

[5] Рюмка удлиненной слабоконической формы, в которую традиционно наливали лафит. 125–150 мл емкостью.

[6] Виноградники в Медоке (Франция) принадлежали Ротшильдам, которые кредит царскому правительству обставили обязательством закупать лафит, который быстро стал популярным вином в России.

Глава семнадцатая. Предварительный договор

Глава семнадцатая

Предварительный договор

Москва. Кремль. Грановитая палата

15 мая 1889 года

— История человечества, — перебил дискурсмонгер, — это история массовых дезинформаций. И не потому, что люди глупые и их легко обмануть. Люди умны и проницательны. Но они с удовольствием поверят в самую гнусную ложь, если в результате им устроят хорошую жизнь. Это называется «общественный договор». Промывать мозги никому не надо — они у цивилизованного человека всегда чистые, как театральный унитаз.

(Виктор Пелевин)

Альфонсо Нетворк

Для господина Нетворка этот день был важнейшим во время всей операции в России. Пора было заключать договор, который узаконит императором-соправителем его протеже Николая Михайловича Романова. Предварительные переговоры шли весь вчерашний день, юристы-крючкотворцы согласовывали буквально каждую букву, даже не слово, а именно букву договора, который должен сегодня обрести форму манифеста, поданного от двух императорских величеств. И решение о созыве Земского Собора через пять лет после этого события для избрания только одного монарха, который и станет продолжателем династии. Фактически, если смотреть на этот договор непредвзято, в стране возникала система двоевластия: Николай Михайлович брал на себя большую часть административных дел, а Александр Михайлович занимался проблемами российского флота, причем не только военного, но и торгового. При этом была и третья сила, которая выбила для себя некую автономию: армия. Ни один из соправителей не мог совершить каких-то перестановок в армейских делах, снять или назначить на должность: без обоюдного согласия и утверждения этого решения военным министром. Фактически, Милютин становился на время третьим полюсом власти, причём весьма автономным, но при этом и не имел никаких возможностей для передачи сих полномочий своему преемнику. Армия получала бюджет, который составлял 85 % от нынешнего, мол, выкручивайтесь, как только можете, согласовали, что расширения количества армейских частей не будет, но и сокращения численности армии было решено не допускать. Экономия же шла за счет временного отказа от разработок и внедрения новых видов вооружения, на чём особенно серьезно настаивал Витте.

(место, где проходило подписание Договора, не обращайте внимания на белый телефон — это артефакт)

Кабинет министров, во главе которого стал сей неординарный человек с продажной душонкой мелкого негодяя, получивший графский титул, но не ставший в этой ветви истории Полусахалинским, перебирался в Санкт-Петербург. Государственный Сенат и Государственный совет оставались в Москве, как и военное и морское министерства, а также корпус жандармов. Гвардейские полки сосредотачивались в районе бывшей столицы, при этом Николай Михайлович официально становился шефом Особого гвардейского корпуса императорской армии. Отдельно было оговорено, что под начало Александра Михайловича переходит корпус морской пехоты, состоящий из трех недоукомплектованных бригад, разбросанных по разным морям, так что это как раз Нетворка не особо смущало. А вот армейские части и гарнизоны, тут надо было что-то делать! Альфонсо решил, что будет время и будут деньги — можно будет поработать с командирами некоторых полков. Жалованье у военных приличное, но и расходы таковы, что всегда можно будет договориться. А как вчера сокрушался Витте, когда согласовали, что флот получит на десять процентов большее финансирование на эти пять лет! Он вообще предложил большинство кораблей перевести в вооруженный резерв и не выходить на них в море для экономии средств, а про то, сколько стоит замена расстрелянных на учениях стволов большого калибра, это же просто слёзы! Витте требовал жесточайшей экономии государственных средств для приведения бюджета в более-менее удобоваримое состояние. Но при этом Альфонсо хорошо знал такой тип людей: они радеют о государственной казне исходя из принципа: что в ней находится, то моё! И то, что Витте уже создал целую сеть небольших фирм, через которые начнёт «просачиваться» государственный бюджет Нетворку было хорошо известно. Это и был тот компромат, который позволил «купить» благосклонность Витте. Шантаж? Ну что вы, до такой банальщины Альфонсо не опускался. Он только указал Витте на некоторую небрежность, с которой эти прокладки создавались, что могло быть чревато скандалом. И вот благодарность весьма влиятельной особы у него в кармане.

Наконец сегодня состоялась церемония подписания Общественного Договора. В богато украшенном по случаю торжественного события Кремле было не слишком людно: оцепление полиции и военных, торжественный караул — в котором стояли морские пехотинцы (охрана Морского штаба в Москве) и конногвардейцы, прибывшие вместе с цесаревичем Николаем. Оба будущих соправителя в парадных мундирах прошествовали через Красное крыльцо Грановитой палаты, по лестнице взобрались к сеням, откуда поприветствовали небольшую группу свидетелей — выборных представителей от различных групп населения столицы. В самой палате было душно — от того количества народу, что в неё натолкался. Весь кабинет министров, члены Государственного совета, сенаторы, представители московского высшего общества (самая что ни на есть знатная аристократия страны), православный патриарх со свитой. И началось всё с совместной молитвы. И только после этого оба соправителя подошли к небольшому столику, на котором были разложены три свитка с текстом договора. Первым свою подпись поставил Николай Михайлович. Вторым расписался Александр Михайлович, будущий император-соправитель Российской империи. Затем договор подписали члены кабинета министров, Государственного совета и избранные от сената, закончилась эта церемония освящением документа патриархом, после чего он стал уже легитимным. Осталось провести церемонию коронации и государство получало двух императоров-соправителей сроком на пять лет.

После провозглашения патриархом Русской православной церкви последнего «Аминь» благодарственной молитвы зазвенели колокола соборов Соборной площади Кремля, на которой и располагалась Грановитая палата. И голос московских колоколов был веселым и бодрым: вот он, пришёл мир, всё стало на свои места, будьте спокойны, обыватели столицы!

Слушая колокольный звон, Альфонсо думал о том, что не всё получается совершить согласно планам. Поэтому у хорошего агента должно быть несколько вариантов действий. И сейчас в работе был план С, третий из возможных. Если бы Николай не был таким тряпкой! Но мы играем теми картами, что у нас имеются. К сожалению, карта Долгорукой не нашла должной поддержки. Воевать с Россией… сколотить коалицию так и не получилось. Второй Крымской войны Европы против Москвы не вышло. А из детей Михаила вот… с каким материалом приходится иметь дело.

* * *

Санкт-Петербург

15 мая 1889 года

Саввочкин

Афанасий Трофимович Саввочкин был человеком маленьким. И росточку был мелкого, и при рождении не в княжеских хоромах оказался, а в бедном доходном доме. И вроде не в нищете родился, да вот на жалование мелкого чиновника, так и не сумевшего подняться по лестнице государственной пирамиды и дослужиться до более-менее доходного места, многочисленную семью прокормить было невозможно. Вот и пришлось ему с одиннадцати лет становится на тропу самостоятельной жизни. До одиннадцати никак не получалось — папенька был жив и о никакой самостоятельности никто из его пяти сыновей и двух дочерей и мечтать не мог. Впрочем, старшему, Михаилу папаша сумел дать какое-никакое образование и даже пристроил на небольшое чиновничье место, а вот Семен и Порфирий пошли служить в армию, на государственное обеспечение. Оставались в семье только он и младшенький Лука, сестрам вот совсем не повезло. Были они бесприданницами, красотой не отличались, невысокие, коренастые, в отца. В общем, ни Варвара, ни Степанида ни на что хорошее рассчитывать не могли. Афонька выучился читать да считать благодаря батюшке, тот еще ему почерк сумел поставить — писал молодой паренек более чем красиво, буковку за буковкой выводил. Вот только грамоте подучиться надо было, больно много ошибок делал в простых словах, за что оного нещадно пороли.

А еще, твердил ему батенька, ищи, Трошка, покровителей, без них трудно тебе по жизни придется, я вот хорошо начал, а потом мой покровитель то тю-тю, на Кавказе сгинул, и всё, карьеры не стало. Затюкали меня молодые да ранние. Вот такая была родительская наука. И когда в одиннадцать лет не стало папеньки, оказалось, что надо Афанасию идти чем-то заниматься. А что он мог делать? Прошение какое написать? Так без ошибок не получалось, тут почерк-то хорош, а вот всё остальное… И никакой тебе першпективы! Матушка, Акулина Васильевна, в девичестве Рукавишникова, была из тех же бесприданниц, богатств за душой не имела и жить семье оказывалось и не за что. Что-то присылали старшие братья, да так… гроши.

Стал Афонька подворовывать. Так, по мелочи, чтоб с голодухи не помереть. Тут его и заприметили… только не рассказывайте, малолеток без призора по Питеру много шатается, самим им не выжить, вот и сбиваются в стаи. К одной такой малец и пристал. А тут оказалось, что почерк у него о-го-го какой красивый, да и рука твердая, а еще любой почерк он может повторить, стоит только посмотреть, почти без ошибки. А ежели будет небольшой фрагмент, да в котором почти все буквы будут представлены, так он вам этим почерком что хош напишет! Ну как такого талантливого паренька и не пригреть? Нашлись добрые люди. Пригрели, копейку дали малую, чтоб сам с голоду не помер, да маменьке что-то мог занести. И стал Афанасий писарем, только писал он не официальные бумаги, а всяко-разно и разными почерками. Особливо хорошо у него долговые расписки получались.

Так он почти пять лет потратил на совершенствование своего прекрасного писарского таланта. Ну а потом, сколь веревочке не виться, а вытащат ее самый-самый кончик полицейские чиновники. Эти господа хорошие работу свою знают. А как начнут кулаками махать, так кому угодно правду показать захочется. Вот так и вся ватага, в которой трудился юный стахановец писчего труда, была переловлена и осуждена. А вот Афоньке повезло. Он сумел сбежать. Чернила вовремя кончились. Думал, у матушки отсидеться.

Только через недельку пришел к ним домой один неприметный такой дяденька. Да, по молодости лет не подумал Афонька, что первое место, где его искать будут, так это семья. Вот так он и познакомился с господином Маркеевым. Работал сей господин на государство. И решил он, что парень с такими талантами пропадать не должон. Пришлось Афанасию учиться. Сперва Русскому языку, чтобы писал грамотно, а потом пошли и языки иноштранные, ибо чем больше человек знает и умеет, тем для него лучше. И стал молодой человек писать всяко-разно, но только уже для государева человека. Господин Маркеев сей имел дело к флоту, служил где-то в Кронштадте. И вот уже три года молодой человек работал на него не покладая рук. А что тут такого? Три года обучения, теперь вот отработка. Денежка завелась у Афанасия. Был он парнем бережливым, вот уже с матушкой и Варьке на приданное собрали. Приданное невелико, да девка добрая, так что и жених у неё появился. Не царевич-королевич, и даже не купец какой, но мастеровитый и основательный мужик, пусть и с двумя детьми, вдовец, так это такое дело, житейское. Теперь бы еще Стешу замуж выдать, вообще красота будет!

Вчера вечером господин Маркеев, одетый в гражданское платье, снова оказался у него дома. Одевался он как мещанин среднего достатка, но всегда разно, так что вряд ли кто поймёт, что это был тот же человек, что и десяти дней ранее.

— Поговорим, Афонька! — бросил и ушёл. Погодя пару минут молодой человек вышел из дому, понятно, господин изволят что-то важное поручить, так это не в первой, чего уж нам тут кочевряжится. Казалось бы, где двум людям можно спокойно побеседовать? Так в трактире, а их тут у нас ажно три, один другого хуже. Вот, фигурка морячка исчезла в заведении Михеича. Ну дк да… жрать там особо не пожрёшь, пойло тоже отвратное, но поговорить можно, плавали, знаем. Обождав еще минуту-вторую, Афанасий смелым шагом вошёл в заведение, половой с прищуром посмотрел на него, узнал, чего уж тут, сразу же оценил и деньгу, которая может быть при клиенте. Понятно, к нему спешить малой не будет. Ан ин и не надо. Парень прошёл к столику в углу таверны, который занял его беспокойный господин.

— Иван Митрофанович! Со всем почтением к вам!

— Присаживайся, любезный.

На столе материализовались две большие кружки пива. Маркеев при нём ни разу ничего крепче пива не пил. На удивление, напиток оказался хмельным, да не разбавленным.

— Хорошо пивко! — удовлетворенно крякнул Афанасий, заметил на столе высушенную до каменной крепости воблу, взглядом попросил разрешения, получил его и стал быстро чистить шелуху.

— Мне, Афонька, плохого не нальют. Пей пока да слушай. Дело есть к тебе.

— Так мы завсегда-с, со всем усердием, только прикажите-с.

Закивал головой юноша, уверенный, что дело пойдет об изготовлении очередной бумаги. Только на сей раз Маркеев его сумел удивить.

— Нет, Афанасий, на сей раз так просто не получится. На сей раз ты мне понадобишься в Кронштадте. Завтра поутру приедешь, найдешь там вот по этому адресу госпожу Корж, Анну Ядвиговну. И у неё будешь меня ждать. Значится так, одежонку возьми теплую и темную, порши на ноги, так, чтобы ступали без скрипа. Нам тихонько прослизнуть надо будет. И о том, куда и к кому — молчок. Я появлюсь ближе к полуночи. До моего приходу выспись. Понял?

— Как же, сделаем, Иван Митрофанович, не извольте беспокоиться, ни одна живая душа.

— Вот и молодец. Тут три рубля. Это тебе на завтра, на проезд, за работу завтра рассчитаюсь. Не обижу.

— Да как можно, Иван Митрофанович, что я не понимаю, всё сделаем в лучшем виде.

— Не брал бы я тебя, Афонька, да один боюсь не справлюсь. Так что смотри, не подведи меня.

— Не извольте беспокоиться. Вы же знаете, я коли работа так тверезый, как стеклышко.

— Знаю, потому и дело с тобой имею. Ну, бывай…

Маркеев в два глотка осушил остатки пива и покинул заведение, оставив на столе денежку. Афанасия начала давить жаба, половому тут на чай оставалось ух как, тут и копейки хватило бы, но ополовинить оставленное не рискнул, рука у морячка тяжелая, от всякой глупости его отучили в самом начале знакомства. Да и за двоих рассчитался, чего уж тут. Юноша допил хмельной напиток, еще какое-то время раздумывал, как бы ему с Михеичем тоже наладить отношения, чтобы ему тут такое же наливали, впрочем, не с его счастьем. Тот типчик ушлый, господ за версту чует.

Что за авантюра ждет его, Афанасий и не подозревал. Госпожа Корж оказалась дамой весьма почтенного возраста. Узнав, что посетитель ее от Ивана Митрофановича, только кивнула головой и провела парня в бедно обставленную, но чистую комнату. Там была небольшая тахта из мебели еще круглый стол и несколько стульев. Сразу же юноша воспользовался советом Маркеева и заснул, благо, молодому организму сон был нужен всегда. Под вечер он был разбужен и накормлен. А в одиннадцать за ним зашел морячок. О чём они говорили с хозяйкой дома, Афонька не слышал.

— Ну что, парень, в уборную сходил? Молодец, тогда двинули.

Ну, они и двинули в сторону порта. Там, у складов, их на причале ждал паровой катер, причём уже готовый к поездке. Морячки быстро подняли сходни и катерок резво зачапал в сторону Санкт-Петербурха. Маркеев был одет под рабочего, в темную и теплую одежку, так и правильно — на море ночью было свежо. Но вот никак не признал бы Афонька в нём господина, да еще и флотского, он даже папироску курил дешевую, смердящую, шо аж дух захватывало.

В нужное время катерок стал подходить к точке назначения. И тут сердечко у Афоньки сжалось, да еще как сжалось! А приближались они к Заячьему острову, точнее, к Петропавловской крепости, точно, к ней, ибо корыто их взяло курс на Комендантскую пристань. Там они и закинули концы. Афонька вслед за Макеевым сиганул на пирс, им передали небольшой саквояж, который потащил сам Иван Митрофанович. И что там? А вдруг боньба? Да ну не может такого быть! А что ежели их сейчас возьмут прямо тут, на пристани? Обошлось. Их тут ждали. Невские ворота были чуть-чуть приоткрыты. Так, чтобы протиснуться смогли в узкую щелочку у караульного помещения. Слава тебе, Господи, идти, точнее, красться, им пришлось недалеко. Меж комендантским домом и памятником Петру, а вот и цель их посещения — Петропавловский собор. В соборе никого не было. Казалось, что и тут их ждали — во всяком случае, в собор они зашли через вход для священнослужителей. Понимая, какое святотатство они совершают, Афонька весь сжался, стал одним комком нервов, но Маркеев точно вел его к нужной ему цели. Он смотрел на хронометр, удовлетворенно хмыкнул, махнул рукой. Они прошли мимо иконостаса, Афонька быстро перекрестился, но бить поклоны ему спутник не дал — легкий подзатыльник напомнил юноше, что они сюда не за тем пришли, чтобы Богу молиться. Третьи ряд колонн, это если считать от иконостаса, с правой стороны. Белый саркофаг. Дак это же могила покойного императора Михаила Николаевича! Что они делать тут будут? Свят, свят, свят! Неужто что-то злое задумал Иван Митрофанович?

— Помогай! — Тихо буркнул тот. Он достал из саквояжа небольшой фонарь, который и зажег. Потом небольшой ломик.

— Давай!

Тяжелая крышка с массивным крестом поддавалась с большим трудом. Но сдвинуть её смогли так, что предстало бледное лицо государя. От увиденного Афонька рухнул на землю без чувств. Очнулся от дурного запаху, что под нос ему сунул Маркеев.

— Дура! Тихо будь. Это маска такая. Свети мне.

Что хотел рассмотреть Иван Митрофанович, Афонька так и не понял, но вскоре крышка стала на место, а они тем же самым путем покинули Петропавловский собор и одноименную крепость. В Кронштадте у госпожи Корж молодой человек получил за труды Катеньку (ассигнацию в сто рублей) и был совершенно счастлив. Теперь он был уверен, что на приданное Степаниды вскорости сможет насобирать средства.

Глава семнадцатая. Святой престол не дремлет

Глава семнадцатая

Святой престол не дремлет

Вечный Город, Ватиканский дворец

18 мая 1889 года

Нет ни общественной нравственности, ни национального характера без религии, нет европейской религии без христианства, нет истинного христианства без католицизма, нет католицизма без Папы, нет Папы без его верховенства.

(Жозеф де Местр)

Папа Римский Лев XIII уже несколько часов не выходил из своей личной капеллы. Это не вызывало никакого беспокойства, ибо Винченцо Джоакино Рафаэль Луиджи Печчи, такое имя он носил, до избрания его главой католической церкви, любил оставаться наедине с книгами и блаженствовать, просматривая страницу за страницей. Те немногие доверенные люди, кои имели возможность лицезреть его за сим занятием, сравнивали Папу с Вольтером, отлично зная, что это доставляет удовольствие Его Святейшеству. Впрочем, и сам Папа отмечал, что некое физиономическое сходство имеет место. Непременной деталью интерьера была скромная серебряная табакерка, лежавшая на столике рядом с книгой. Верховный понтифик осуждал курение, но обожал нюхать табак, который изготовляли специально для него в Гаване с добавлением особых специй и лучшего розового масла. От этого занятия он получал двойную пользу, ибо понюшка, а после этого и чихание позволяли взбодрится и снять усталость. Недаром, древнегреческие врачи Книдской школы рекомендовали своим пациентам введение в полость носа различных веществ, называемых «эрринами», или слабительными для головы. Но эта, по сути, безвредная привычка оставляла явственные следы на одежде Папы. Поэтому заботливые служители имели наготове несколько мягких щёток, коими тщательно сметали табачные крошки с белой сутаны.

Однако сегодня, внимание Верховного Понтифика приковал не толстый фолиант, а вскрытый конверт и несколько листов бумаги, изъятые из него. Это было письмо от Антонио Андерледи, генерала Общества Иисуса, в котором приводились подробности последних событий, происходивших в Российской Империи, последствия которых были способны потрясти весь мир. Папа не единожды перечитал сие послание, запомнил буквально каждое слово а теперь следовало всё тщательно обдумать. Но мысли помимо дел сегодняшних, возродили в его памяти воспоминания о событиях давно минувших дней. Февраль 1879 года, четверг. Его предшественник Пий IX умирал. Врачи диагностировали воспаление легких, что означало в то время для человека столь преклонного возраста смертельный приговор. Когда исчезли последние признаки жизни, камерленго Джоакино Печчи приступил к выполнению старинного обряда. Он трижды стукнул по лбу усопшего серебряным молоточком и, громко назвав по имени, данному тому при крещении, потребовал откликнуться. Не услышав ответа, председатель кардинальской коллегии изрёк сакраментальные слова: Папа действительно мертв! А далее, конклав кардиналов избрал нового Верховного Понтифика всего лишь за тридцать шесть часов, что по меркам Ватикана считалось практически мгновенным. На этом месте воспоминаний, Лев XIII ехидно улыбнулся и левой рукой растёр правую, которая дрожала. Этот недуг был связан с многочисленными кровопусканиями, коим лекарь пользовал кардинала Джоакино Печчи. По дикой случайности, при известии о смертельном заболевание Папы Пия IX, рука стала трястись значительно сильнее, и в целом он выглядел настолько хилым, что конклав проголосовал именно за него. Почтенные кардиналы сочли, что Печчи протянет не более года, а за это время они смогут укрепить позиции своих протеже. Но далее случилось чудо и как только папская тиара увенчала голову Джоакино, как последний забыл про недуги и стал выглядеть значительно бодрее.

Кардиналов удалось провести как маленьких детей, но вот природу обмануть невозможно. В очень непростое время его голова увенчалась тиарой и её тяжесть с каждым годом лишь возрастала. И дело было не в золоте и драгоценных камнях щедро покрывающий поверхность и зубцы яйцеобразного колпака, а в том грузе власти и ответственности, а также проблем, доставшихся ему в наследство. Его предшественник Пий IX после объединения Италии и вывода французских войск, утратил светскую власть, а в его дворец Квиринал со всеми надлежащими церемониями вступил король Виктор Эммануил II сделав его своей официальной резиденцией. Естественно, никто не собирался выгонять Его Святейшество на улицу. Ватиканский и Латеранский дворцы, палаццо Канчеллярии и вилла Кастельгандольфо были готовы приютить самого папу и его курию. Да и от королевских щедрот было гарантирована ежегодная денежная выплата в размере более трёх миллионов лир. Но «наместник Христа» счёл сии предложения завуалированным унижением и не только их отринул, но даже отказался признать само существование Итальянского государства. Сам же Папа заперся за Бронзовыми вратами, объявив всему миру, что считает себя «пленником Ватикана» и сей крест отныне должны нести и его приемники, чем сейчас и занимался Лев XIII.

Но это не означало, что его времяпровождение делилось между молитвами и библиотекой. Хотя для человека, получившего прекрасное образование, способного по памяти цитировать великого Данте песню за песней и сумевшего стать доктором не только богословия, но и обоих прав в двадцать шесть лет, работа с книгами было величайшим наслаждением. Однако, на первом месте оставался вопрос реванша. А для достижения победы в войне, как резонно заметил маршал Джан-Джакопо Тривульцио, нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. Вот и приходилось Его Святейшеству совмещать дела духовные с более прозаическими заботами о презренном металле, попутно восхваляя своего предшественника за гениальную идею с «пленником Ватикана», перед которой блекнут все ухищрения тамплиеров, ломбардцев и шейлоков прошлого и настоящего. Прежде всего, были аннулированы все долги Папы Пия IX, в бытности его светским владыкой. Ибо несчастный узник тривиально не может их выплачивать ввиду независящих от него обстоятельств. Во многих странах, в которых имелись католические приходы, верующие помимо свечей, чёток и иных товаров, продающихся в церковных леваках, могли купить и разнообразные картинки, посвященные различным религиозным сюжетам. Среди них было немало и тех, на которых изображался Папа Римский, брошенный в темницу, в коей он облаченный в рванное рубище спит на каменном полу, едва покрытым соломой. Художники честно отработали свой гонорар. После появления сих произведений искусства размер Денария Святого Петра сиречь так называемого «добровольного ежегодного подношения Папе Римскому» резко подскочил, ибо доверчивые прихожане стремились отдать последний франк или лиру, дабы облегчить страдания праведного старца.

В результате перед тем, как отдать Богу душу, милейший старичок скопил в кубышке не много не мало — тридцать миллионов лир, кои и завещал своему наследнику в совокупности с наказом о возрождении папского государства в старых границах. Имея такой начальный капитал, было бы непростительным грехом не попытаться его приумножить, естественно во имя святой цели продвижения единственно истинной веры — католицизма. А посему в личной капелле тринадцатого Льва появился гигантский несгораемый шкаф. Случайный посетитель, волей случая попавший в это помещения мог решить, что за стальными стенками и дверцей этого сейфа надёжно спрятаны христианские реликвии или святыни. Но всё было значительно проще, там хранились австрийские, баварские, французские, бельгийские акции и иные ценные бумаги. Безусловно, игра на бирже весьма рискованная деятельность и уповать лишь на проведенье и Промысл Божий или же на предсказания астролога было бы опрометчиво. Поэтому Его Святейшество неоднократно прибегал к консультациям городского советника Рима, а по совместительству председателя административного совета «Банко ди Рома», Эрнесто Пачелли, семья которого относилась к числу чёрной знати. Эти римские аристократы прославились тем, что выступили на стороне Пия IX, когда армия итальянского королевства вошла в Вечный Город.

Многочисленные ссудные кассы и компании по страхованию, подкреплённые авторитетом католической церкви подобно пожарным насосам, выкачивали деньги из карманов итальянцев. Одновременно снижались расходы курии на финансирование полиции, в том числе и тайной.

Но даже если ты и «наместник Христа», всё равно трудно в одиночку управлять столь обширным хозяйством, поэтому Папа Лев XIII, счёл полезным доверить своим близким родственникам ответственные и хорошо оплачиваемые посты. Он постарался не забыть и не обидеть брата, коей облачился в сутану красного цвета и многочисленных племянников, ставших тайными камергерами, офицерами папской дворянской гвардии и стражи, получившие места в канцелярии Ватикана и другие должности. День за днем, месяц за месяцем денежный поток наполнял папскую казну. Очень скоро, Его Святейшество был вынужден распорядиться установить еще один сейф в своей личной капелле. Нет никаких сомнений, что Лев XIII относился к социалистической деятельности, в том числе и издательской, Маркса и Энгельса крайне негативно, но это не мешало внимательному изучению трудов вышеупомянутых врагов власти светской, духовной и вообще, рода человеческого. Понимая первичность экономического базиса и его решающее влияние на идеологическую надстройку, он, налаживая работу сложного механизма по добыванию презренного, но крайне необходимого металла, не забывал и об более тонких сферах, то бишь о политике и об окормлении паствы.

Главным официальным противником Папы, помимо революционеров всех мастей и безбожников, было Итальянское королевство, лишившее Верховного Понтифика светской власти. Как известно, алмаз режется лишь алмазом, а посему следовало заручиться поддержкой наиболее влиятельных европейских монархов, дабы помочь королю Умберто I принять правильное решение и согласится на все требования Ватикана. У Папы Льва XIII была заветная мечта возродить Священный союз, дабы три императора: Германии, Австро-Венгрии и России встали нерушимой стеной против социализма и иной революционной ереси. И казалось, что вскоре эти грёзы могут стать реальностью. Хотя Император Александр II не забыл и не простил Францу-Иосифу предательского поведения во время Крымской войны, но он, как и сам Верховный Понтифик, боялся и ненавидел всё, что связано с революциями. И тогда он, в порыве чувств мог бы дать соответствующие обязательства, а слово Русского Царя свято. Но как же не ко времени, это проклятые террористы сумели-таки добраться до царя, отправив на тот свет почти все, имевших отношение к правящей династии Романовых. А с другой стороны, может это знак свыше? До ушей Папы доходили слухи о том, что Государь Александр Николаевич собирался ввести в стране конституцию и тем самым попрать основы самодержавия.

Младший брат покойного Императора Всероссийского сумел дать жесточайший отпор террористам, без лишней жалости уничтожая эту скверну каленным железом, огнём и мечом. На каждый револьверный выстрел боевика-революционера в ответ раздавались дружные залпы винтовок верных присяге солдат, а при необходимости, в ход шли и пушки. В личной папской капелле ближний круг советников предлагал протянуть Великому Князю Михаилу Николаевичу, а потом и Императору Михаилу II руку дружбы, и пообещать всемерную поддержку Святого Престола, а заодно и попытаться усилить своё влияние на территориях, населенных католиками и прежде всего-поляками. Но внезапно, выяснилось, что главными виновниками преступлений террористов на просторах Российской Империи, являются отнюдь не сборище смутьянов, нарекших себя Международным товариществом трудящихся, а правящая верхушка Британской империи, включая форин-офис, кабинет министров, Адмиралтейство и саму Королеву Викторию. И вот тогда-то русский медведь показал себя в полной красе и в результате британский лев лишившись большинства своих клыков и гривы забился в нору на своём острове. В принципе, это было неплохо, этим предателям истинной веры Христовой полезно периодически указывать на их место. Если бы Российский Император ограничился только этими мерами, то у святого престола к нему не было бы претензий и можно было бы даже постараться воздействовать на кайзера Франца Иосифа дабы он уменьшил свою антирусскую риторику. А если повелитель Австро-Венгрии окажется недостаточно вменяемым, то возможны и иные варианты. Мужчина, проживший боле полувека, перенесший несколько семейных трагедий, включая расстрел повстанцами родного брата, смерть отца и матери, имеющий единственного сына, страдающего психическим расстройством, вполне может неожиданно покончить с собой. Тогда на престол взойдёт эрцгерцог Карл Людвиг Австрийский, набожный католик и хороший дипломат, имеющий позитивный опыт по восстановлению отношений с Российской Империей, изрядно подпорченных после Крымской войны.

Но кто мог знать, что Император Михаил II так быстро узнает о поддержке Святым Престолом претензий на Российский престол со стороны любовницы его погибшего при взрыве старшего брата и так жёстко прореагирует? Разве так поступают цивилизованные люди тем паче в наше просвещённое время? Вместо того, чтобы вступить в переговоры, покаяться, пойти на уступки и достигнуть компромисса, удовлетворяющего в первую очередь Ватикан и не очень обидного для России, он объявил нам войну. И не будем лукавить, он её фактически выиграл, во всяком случае первый этап. По большому счёту, нам наплевать на поляков, кои проживают на территориях Российской Империи. В конце концов Император вправе карать и миловать своих подданных. Именно так поступает Кайзер Германии Вильгельм II, который руководствуясь мудрыми советами канцлера Бисмарка, не возражал против высылки из Пруссии, Познани и Силезии несколько десятков тысяч поляков. Вполне разумно действует силезский архиепископ Георг Копп, назначенный на сию должность нашим дозволением, заменяя польских священников чистокровными немцами. Всё, что делается во благо матери-церкви, угодно Господу. И результат налицо, в Пруссии восстановлены добрые отношения между государством и католической церковью, которые были нарушены, когда приняли крайне возмутительный закон «о хлебной корзине», принятый в апреле 1875 года. Приняв его прусский ландтаг покусился на самое святое, на государственные платежи католическим епископствам и духовенству.

Но Император Михаил II, пошел значительно дальше, он подчинил себе все католические приходы Российской Империи и тем самым полностью перекрыл поступление денег в папскую казну с сей территории. А вот этого прощать было нельзя. И поэтому он, Папа Римский Лев XIII, упаси Бог не распорядился, а скорее не возражал против содействия служителей Святого престола действиям патриотически настроенных гвардейских офицеров, рискнувших восстать против русского царя, дерзнувшего выступить против Наместника Христа. И что в итоге? Император Михаил II манифестом, подписанным родным сыном и наследником, объявлен погибшим и даже прошла церемония похорон. Хотя, судя по этому письму, сие лишь мистификация и свергнутого монарха ожидает судьба «железной маски». Сотворивший всё это цесаревич, не побоялся взять на свою душу, сей тяжкий грех, но при этом не сумел стать императором, а объявлен всего лишь соправителем и должен будет делить власть с одним из своих младших братьев.

И никто не может гарантировать, что этот дуумвират пойдёт на отмену ранее принятого закона, тем более что Патриарх Московский и всея Руси будет категорически против. И не исключено, что в этом его активно поддержат и Британия, ибо в последнее время, вновь участились контакты меду этими церквями. А в прошлом году, архиепископ Кентерберийский отправил Русскому Патриарху поздравление с девятисотлетием со дня крещения Руси. Кстати, это был единственный отклик западных духовных владык на это событие и текст сего послания наполненный такой доброжелательностью, что больше напоминал намёк на шанс на объединение церквей. А о возможности этого в будущем на определённых условиях открыто говорил приехавший на торжества в Киев советник архиепископа Кентерберийского Уильям Джон Биркбек. Да, пока стороны не подписали ни одного документа, который хотя бы примерно определил этапы и сроки достижения сей цели, но теперь события могут ускорится, ибо в самое ближайшее время может состояться бракосочетание между Цесаревичем и Соправителем Николаем Михайловичем и Принцессой Викторией Великобританской, дочерью короля Соединённого королевства Великобритании и Ирландии Эдуарда VII.

В любом случае, коварные дети Джона Буля не привыкли выпускать из своих загребущих лап добычу и если они сумеют со временем объединить свой прославленный Royal Navy с многочисленной привыкшей побеждать Русской Армией, то как показал опыт наполеоновских войн, ни Франция и не Германия не выстоят в противостоянии с этой мощью. У Папы Римского нет армии, но как говорил король Пруссии Фридрих Великий: «Один шпион может при благоприятных условиях стоить целого полка гренадер». Куда смотрит хваленная разведка Ватикана⁈ — С раздражением подумал Лев XIII. Кажется, я слишком увлёкся пополнением папской казны и интригами с монархами Европы и стал чрезмерно доверять информации, добытой иезуитами. А ведь для рядовых братьев этого ордена, приказы их генерала выше воли Папы, ибо сеньор моего сеньора — не мой сеньор. Верховный понтифик спрятал в небольшой сейф письмо взял в руку колокольчик и позвонил. Появившемуся через несколько секунд секретарю он отдал распоряжение:

— Пригласите на завтра к четырем часам после полудня кардинал-протодьякона Джузеппе Печчи.

Глава восемнадцатая Игрок меняет правила игры

Глава восемнадцатая

Игрок меняет правила игры

Рим. Ватикан.

18 мая 1889 года

«Кто получил от божественной щедрости большую долю временных благ, будь то внешние и материальные, или дары ума, тот получил их с целью употребить их для совершенствования своей собственной природы, и в то же время время, чтобы он мог использовать их как управитель Божьего провидения на благо других».

(папа Лев XIII)

Умберто Бениньи

Умберто Бениньи сидел в приёмной, за дверью которой находилась личная капелла самого Наместника Христа. В свои неполные сорок лет он прошел непростую школу жизни и научился умело скрывать свои чувства, не позволяя им вырваться наружу и стать заметными для окружающих. Но сейчас, когда буквально в нескольких метрах два высших иерарха католической церкви решают его судьбу, Умберто поневоле ощущал себя принцем датским произносящим бессмертную солилоквию[1], начинающуюся словами: «Быть иль не быть? Вот в чем вопрос?». Кардинал Печчи, который ещё три года назад обратил на него своё благосклонное внимание, а теперь внезапно приблизил к себе. Сие обстоятельство помимо весьма недурственного денежного содержания, давало ему надежду на блестящее будущее. И это было не иллюзией или миражом, а скорее подъёмом по крутой лестнице, каждая ступенька которой требовала значительных усилий, но одновременно гарантировала новые блага.

По приезду в Рим, Умберто в соответствии с полученными в письме инструкциями поселился в небольшой квартире. В этом же доме проживали люди, коих могли похвастаться доходом, позволяющим вести, хоть и не роскошный, но достойный образ жизни. Дважды ему довелось встретиться с кардиналом Печчи, и каждый раз это проходило также за пределами Ватикана. Первым заданиям его высокопреосвященства стало выявление предателей и шпионов масонов, они, прикрываясь личиной неграмотности, сумели свить гнездо в архиве Верховного понтифика. Но он сумел вывести их на чистую воду, хотя при этом потребовался талант к лицедейству. Через неделю подготовки на территорию Святого Престола вошел ещё крепкий мужчина в добротном, но строгом гражданском платье, которое предпочитали носить во Франции лица, имеющие отношение к католической церкви. По некоторым, едва уловимым признакам, опытный глаз мог бы определить, что он только что сошел с поезда, и явно спешил попасть в папский дворец, игнорируя визит к брадобрею. Вёл он себя уверенно, как и пристало человеку завоевавшего прочный общественный статус. Добравшись до личного архива Папы, он на неплохом итальянском языке, но с ощутимым акцентом объяснил, что доставил важное послание Верховному понтифику от своего епископа из Франции.

Далее последовало действие, которое могло удивить любого, кроме этих канцелярских крыс, ворочающих кипы документов на протяжении десятков лет. Итак, сей гонец потребовал ножницы и получив запрошенный предмет аккуратно вспорол подкладку своего сюртука. А далее он извлёк из-под неё несколько помятый тонкий пакет, но, сохранившим практически полностью красную сургучную печать, с чётким оттиском. А далее, выяснив кто из присутствующих является старшим архивариусом, положил перед ним конверт, на котором, выделялась надпись: timiditas et confidentia[2]. В тексте послания, содержались намёки на то, что скорее всего в канцелярию Папского престола проникли шпионы и, что через две недели прибудет человек, который сможет их опознать. Уже на следующий день, двое бородатых братцев попытались бежать, но попали в тюрьму Ватикана и, неожиданно избавившись от безграмотности, приступили к покаянию и исповеди, естественно, в письменном виде. На это месте, Умберто пришлось прервать свои воспоминания, ибо секретарь Папы объявил, что его Святейшество Лев XIII желает его видеть. Бениньи предпринял последнюю попытку обуздать свои чувства и подобно тому, как утопающий хватается за тонкую соломинку, забыв на мгновенье, что одет в светское платье попробовал прикоснулся ладонью правой руки к нагрудному кресту, шагнул во внутрь. Волнение, сменилось удивлением, ибо Верховный Понтифик полностью нарушил все принятые правила проведения аудиенций и принимает его как кардинала или посланца, который собирается сообщить нечто чрезвычайно важное. А Лев ХIII, словно желая сразить его окончательно, жестом пресёк поползновение Умберто опуститься на колени и протянул ему руку, дабы он мог поцеловать папский перстень.

— Присаживайся, Сын мой, — негромко, задушевным отеческим голосом, начал долгий разговор худой старый человек, с трясущейся рукой, но с глазами, которые горели огнём мысли и воли к жизни.

— Но прежде, чем мы перейдём к делам грядущим, расскажи мне, мой мальчик, о Перуджии.

Бениньи даже не заметил, как ушли все его страхи и сомнения, тем паче, что Папа оказался великолепным собеседником и умел не только вести увлекательную беседу, но и слушать своего визави. Этот диалог длился почти час. Те жители этого города, которых Папа помнил еще детьми, за прошедшие почти полвека уже обзавелись внуками, а иные уже отошли в мир иной и известие об этом вызывало у Льва XIII искреннюю печаль, а порой и слезу. Умберто давно не чувствовал себя таким свободным в словах и суждениях. Ему хотелось не просто говорить, а выговорится и лишь иногда, осторожность, вбитая в него непростым жизненным опытом, заставляла обходить излишне острые углы. Порой в разговор вступал и Кардинал Печчи и лишь бой часов, заставил их вернуться из времён прошлого и нынешнего к заботам о грядущем.

— Благодарю тебя, сын мой, я как будто вернулся в прошлое и смог ощутить себя юным. Я вижу, кардинал, что вы не ошиблись в высокой оценке этого молодого человека. Скажи, Умберто, ты готов совершить подвиг во имя Матери нашей Святой Церкви? — спросил папа, уставившись в молодого человека пронизывающим насквозь взглядом. От такого неожиданного поворота беседы того просто тряхнуло всего, и он еле пришел в себя. Сумев собрать свои мысли в кулак, Бениньи в искреннем порыве вскочил с кресла, упал на колени и срывающимся от бури эмоций голосом ответствовал:

— Я жду приказа, Ваше Святейшество!

— Встань, сын мой, — торжественно, как и подобает подобному моменту произнёс Папа. Я благословляю тебя, а что тебе предстоит сделать, сообщит кардинал Печчи. А теперь ступайте и помните: Bona causa triumphat[3].

Кардинал Печчи провёл Умберто Бениньи в свой кабинет, расположенный поблизости от папской библиотеки. Из массивного сейфа были извлечены несколько папок, карт и схем, кои его высокопреосвященство разложил на большом столе, после чего сия комната стала напоминать штаб главнокомандующего армией, ставящего боевую задачу своему генералу.

— Итак, Умберто, — начал кардинал, похлопывая ладонью по документам, — начну, пожалуй, с конца. Тебе, не позднее десятого июня, предстоит прибыть в Париж, где как известно проходит Всемирная выставка. Официально, задачей будет написание цикла статей о тех технических новинках, которые способны улучшить жизнь простых людей. А на самом деле…

Печчи сделал паузу и пристально всмотрелся в глаза своего визави.

— Умберто, у тебя остался последний шанс вернуться к своей привычной жизни. Но как только я продолжу, ты перестанешь принадлежать себе, и попадёшь в когорту людей, которые стоят над толпой и принимают решения, изменяющие ход истории. И так, мне продолжать, или?

— Я готов на все, монсеньор, тем паче, что если о сем знает сам Папа, то это деяние угодно Всевышнему и матери нашей, католической церкви.

— Ну что же, Бениньи, ты сделал свой выбор и перешел Рубикон. Прибыв в Францию, следует прежде всего встретится в Епархии Сен-Дье с епископом Этьен-Мари-Альфонс Соннуа[4], и на месте любыми, я повторяю ЛЮБЫМИ методами расстроить готовящуюся свадьбу принцессы Виктории Великобританской и будущего Императора России Николая Романова. Этот брак выгоден прежде всего британским вольным каменщикам, а насколько нам известно, ты ярый противник масонов, не так ли? Я вижу, что у тебя возникают вопросы, но сначала изучи документы, а потом мы вернёмся к этому разговору. Да, рядом подготовлены комнаты для работы и отдыха, территорию Ватикана ты сможешь покинуть только в день отъезда во Францию. Если что-то потребуется, то воспользуйся звонком. Поблизости будут двое доверенных слуг: Марк и Антоний, они же обеспечат питанием и всем необходимым. Покидая сей кабинет, озаботься спрятать документы в сейф. Предлагаю встретиться завтра, в это же время. До твоего убытия во Францию, я не покину пределы Ватикана.

Умберто снял сюртук, тщательно протёр очки, засучил рукава и вооружившись карандашом и имеющейся тетрадкой, открыл самую толстую папку. Едва прочитав первую страницу, он очень осторожно так, как если бы она была готовой взорваться бомбой положил её на стол, вскочил и стал ходить по комнате, пытаясь успокоится. Перед ним открылось клокочущее жерло вулкана, готового извергнуть потоки лавы. Все злодеи и отравители, порожденные гением Шекспира, интриги и тайные войны, придуманные Вальтер Скоттом и Дюма, казались невинными младенцами, по сравнению с тем, что происходило прямо сейчас, на просторах Европы. Но делать было нечего, ибо, взявшись за гуж, не говори, что не дюж, если он победит, то возвысится, если нет, то просто исчезнет. Умберто вернулся за стол и продолжил не работу, а борьбу за собственное выживание.

* * *

Лондон. Королевский дворец.

19 мая 1889 года

Эдуард VII

Примерно в это же время, в Англии, в королевской резиденции кипели не меньшие страсти. Между королём Великобритании и Ирландии Эдуардом VII и его супругой Александрой Датской шла нешуточная баталия и никто из них не хотел упускать из своих рук викторию. Речь шла об их общей дочери, Виктории Великобританской. Как только Берти, предложил посетить Париж и его знаменитую всемирную выставку, для чего арендовать в отеле Бристоль целый этаж, она не возражала, хотя отлично знала об его увлечениях танцовщицами и иными актрисками. Но стоило ей узнать о том, что с ними поедет и Виктория, и это задумано для её знакомства с Великим Князем Николаем Михайловичем, который уже объявил себя Императором Николаем II, дабы завершить в перспективе сие действие брачным союзом, жизнерадостная, элегантная и очаровательная Александра Датская мгновенно превратилась в настоящую фурию. Она вообще не собиралась отпускать свою дочку из родительского дома, тем более в эту варварскую и дикую Московию.

Берти впервые в своей жизни услышал в свой адрес массу весьма сомнительных эпитетов, явно заимствованных из многотомного издания Альфреда Брема «Жизнь животных». Нужно быть глупее осла, чтобы отправить милую девочку в страну, где любимое занятие жителей состоит в убийстве собственных монархов, где уже погибла от рук террориста её родная тётушка и прочее, прочее, прочее. Сказано было настолько много обидных и злых слов, что в какой-то момент, Эдуард VII позавидовал своему коллеге Генриху VIII, который в ходе реформации в Англии, успешно и эффективно решал внутрисемейные проблемы чередуя разводы с казнями своих жён. На третий день стычек и разведывательных рейдов, Александра сделала вид, что готова на компромисс, но тут же нашла новый аргумент: поездка короля и королевы в страну, где вместо монарха- президент, а слова государственного гимна, призывают граждан к оружию просто невозможна. А если учесть, что сама выставка приурочена к столетию взятия Бастилии, то… Сии аргументы весьма расстроили Берти, который уже строил планы налётов на бордели Парижа, тем паче, что они были ему хорошо знакомы. Но что позволительно принцу, то непростительно монарху. Последнее обстоятельство было на первый взгляд действительно непреодолимым, но Король Эдуард VII, еще в бытность принцем Уэльским открыл в себе способности к дипломатии. В результате, он предложил решение достойное самого царя Соломона. Королевская семья на своей яхте отправляется в Канны, где Берти с Александрой остаются на отдых. Одновременно, в тайне от супруги, через своих друзей он заранее оплатил доставку нескольких очаровательных певичек для приватных концертов. А принцесса Виктория Великобританская, в сопровождении своего старшего брата принца Альберт и необходимого количества кавалеров и дам из числа королевского двора, достаточного для соблюдения обязательных условностей, отправляются далее, в Париж как абсолютно частные лица.

После того, как вызванная родителями принцесса Тория дала своё согласие на поездку и знакомство с цесаревичем, с которым она состояла в оживлённой переписке, то королеве Александре так же пришлось временно капитулировать. Хотя она и не теряла надежды на реванш и собиралась после возвращения в Англию сделать всё, для расстройства брака дочери, путём интриг, демонстрации недугов, ночных кошмаров для супруга и прочих женских хитростей. Не смотря на располагающую внешность, свидетельствующей о рассудительности, благочестии и здоровой меланхолии, благодаря которой она в своё время сумела очаровать такую прожженную стерву, как королева Виктория, Александра Датская отнюдь не была простушкой. Тот, кто смог бы проникнуть в её истинную сущность, мог вспомнить слова Шекспира: «нечисто в Датском королевстве». Пока же она, в качестве мести, выдвинула предложение отправить приглашение на участие в этом вояже герцогине Эдинбургской, в девичестве Великой княжне Марии Александровне. Расчёт состоял в том, что дочка покойного Императора Александра II, которая изрядно натерпелась от Королевы Виктории и всей этой змеиной семейки, постарается отговорить своего кузена от брака с англичанкой. Поскольку Берти, ошеломлённый таким безукоризненным коварством, не смог найти контраргументы, то пришлось скрепя сердцем сочинить и отправить послание. Но разум британца и датчанки не способны понять и предсказать поступки истинно православной русской женщины, коей была и оставалась Мария Александровна Романова. В ответном письме, очень кратко она заявила, что после злодейского убийства её дорогого дядюшки Императора Всероссийского Михаила II она носит траур и считает невозможным предаваться развлечениям, во всяком случае в ближайшие несколько месяцев. Тем не менее, её отказ вполне устраивал Эдуарда, и подготовка отправки британского королевского десанта во Францию началась, хотя конечной целью был захват России пусть и через брачный договор.

* * *

Париж. Резиденция епископа Сен-Дье.

22 мая 1889 года

Умберто Бениньи

Тем временем, епископ Этьен-Мари-Альфонс Соннуа епархии Сен-Дье принимал специального посланника Папы. И пусть у него не было статуса легата, но весьма прозрачные намёки в личном письме кардинала Печчи, написанном на эзоповом языке, давали ясно понять, что нужно сделать всё возможное и невозможное для реализации цели его миссии. Выбор адресата объяснялся политическими взглядами самого епископа и его ближайших родственников. Во-первых, и он и оба его брата, генерала Французской армии были убеждёнными бонапартистами, а их покойный батюшка боготворил Великого Корсиканца. А во-вторых, они всеми фибрами души ненавидели англичан. Причиной такого отношения стала та роковая роль, которую сыграла Британия и её королевская семья в кончине как самого Наполеона I, так и его потомков. До сих пор значительная часть французов была уверена, что основателя династии наполеонидов отравили мышьяком. Но были факты и посвежее. Оба брата воевали в Крыму и постоянно сталкивались с привычкой джентльменов в красных мундирах, подставлять под русский огонь своих союзников. Император Наполеон III проживая в изгнании в поместье Камден-Плейс в Чизлхёрсте, имел неосторожность согласиться на операцию, и умер под скальпелем английского хирурга Генри Томпсона. Естественно, и сам врач, и ассистирующий анестезиолог списали это на почечную недостаточность, отвергая любые подозрения к качеству наркоза. А через шесть лет британские же офицеры не сумели или не захотели обеспечить безопасность его сыну, вступившему в английскую армию, ведущую боевые действия в Южной Африке. И это, не смотря на категорический приказ королевы Виктории, который гласил: принц должен вернуться живым и здоровым⁈ Суммируя всё вышесказанное, и сам епископ Соннуа и его братья были готовы достойно воздать коварным лимонникам по делам их.

— Отец Бениньи, я ознакомился с письмом его высокопреосвященства кардинала Печчи, — обратился епископ к Умберто, — а также понимаю, что он обращается от имени Самого, — на этом слове он многозначительно воздел глаза вверх, но не самый потолок, намекая не на Всевышнего, а на его наместника на земле. Но хотелось бы узнать более конкретно о цели и задаче.

— Вы не ошиблись, монсеньёр. Его Святейшество удостоил меня, недостойного слугу Божьего долгой беседы и благословил в дорогу. Цель — принцесса Виктория Великобританская и старший сын погибшего Императора России Михаила II Цесаревич Николай. Задача — не допустить заключение брачного союза между ними. Они давно состоят в переписке, а теперь планируется их личная встреча в Париже и всё это с ведома и одобрения её отца, короля Эдуарда VII. Нам удалось узнать, что её августейшие родители из политических соображений не посетят всемирную выставку, а проведут время на курортах Канн и Ниццы. А в Париж, принцессу сопроводит её брат принц Альберт, ну и естественно, свита, приличествующая их рангу.

— Очень непростая задача, отец Бениньи, очень… — медленно, продумывая каждое слово, произнёс епископ. Если присутствует желание принцессы и цесаревича заключить брак, которое горячо поддерживает сам король, то помешать сему может только два обстоятельства. Первое, это колоссальный скандал, после которого в прошлом благородная девица уходила в монастырь или накладывала на себя руки. И, наконец второе, когда невеста или жених, а возможно и оба одновременно, не доживают до заключения брака. И теперь следует определить, какой вариант возможен в нашем случае.

— Полностью с вами согласен, монсеньёр. Но есть ещё два условия. Цесаревич или соправитель, простите меня монсеньёр, но его статус после смерти отца позволяет разные толкования, должен остался в живых. Его пребывание на императорском троне гарантирует улучшение положения католических приходов на территории Российской Империи. А второе состоит в том, что некий господин Нетворк, имеющий прямое отношение к иезуитам, должен умереть, ибо он не выполнил свой долг перед Святым Престолом и все преимущества, полученные после смерти Императора Михаила II, получила Британия и их карманная англиканская церковь.

— Вы, вероятно, устали и хотите есть, отец Бениньи, — я сейчас распоряжусь, что бы вас устроили и накормили. А завтра, мы вернёмся к нашему разговору и, вполне возможно, что придут свежие новости, которые позволят нам определиться с планом действий.