Сороковник. Книга 4

Глава 8

— С добрым утром, солнца мои! Ничего, что я так запросто? Я стучал, между прочим, и неоднократно!

Бодрый жизнерадостный голос Николаса заставляет меня вскочить, а потом немедленно спрятаться под одеяло, несмотря на плотные портьеры, отделяющие супружескую кровать от внешнего мира. Мага, усмехнувшись, перегибается через меня, словно случайно вжав в кровать, и выуживает с противоположного края скомканную ночную рубашку. Встряхнув, дабы расправить, суёт мне.

— Не смущай мою супругу, — говорит громко и нарочито строго. — Она не одета.

— Догадываюсь… — Сдавленный смешок. — Главное — попридержи подушки, брат, очень уж она любит ими разбрасываться. Да ты не дёргайся, родственница, я скоро уйду, только кое-что проверю.

Судя по отдалённости голоса, он и впрямь не рядом, а где-то… у противоположной стены? Приведя себя в относительный порядок, но приличия ради всё же цепляясь за одеяло, выглядываю из-за полога и невольно прищуриваюсь от яркого света. Шумно вздохнув, суженый делает быстрый жест — и тяжёлый сиреневый бархат подбирается сам собой, подхватываясь пышными бантами в крупные складки

— Охота тебе с самого утра… — Осёкшись, мой супруг кидает взгляд на окна, в которые солнце так и прёт. Переводит взгляд на брата, который, присев на корточки, сосредоточенно высматривает что-то невидимое вдоль плинтусов. — Вы что, перетянули сюда защиту?

— То-то и оно, — рассеянно бормочет Николас. — Она, видишь ли, была тобой поставлена только по внутреннему периметру, никто ж не знал о скрытых комнатах. Вот мы с отцом её немножко подтянули, совсем немножко…

— С отцом? — Мага хмурится.

— Ну да. Но главным образом — с Дорогушей, он её растягивал по новому контуру, а мы прокачивали. И не только мы.

— Так. Подожди…

Супружник собирается было вскочить, но, замешкавшись, кидает на меня вроде бы смущённый взгляд и сперва натягивает под одеялом штаны. Подозреваю, не будь жены рядом, он бы плевал на такие условности, но… Фыркнув, провожаю взглядом его обнажённую спину. Мальчики друг перед другом могут хоть голышом бегать, а я вот — стесняюсь даже в рубашке, хотя, казалось бы, скрывает она куда больше, чем лёгкие домашние бриджи. Ох уж, мне эти правила приличия…

— Кстати, отца впечатлила твоя защита, — словно небрежно замечает Николас. Держу пари, трёх-четырёх вкраплений он точно не разгадал, это я по его лицу понял. В мысли-то к нему не пробьёшься, ты же знаешь; но вот то, что был он порядком раздосадован и удивлён… я бы сказал — приятно удивлён…

На вспыхнувших скулах Маги обозначаются желваки.

— Вот как?

— Точно. Поразил его в самую пятку, уж поверь.

Братья медленно проходят вдоль стены, сканируя, как я теперь понимаю, невидимый глазу барьер из охранных заклинаний.

— Ни-ик! — взываю, чувствуя себя несчастной и забытой. — Я ведь тоже хочу всё знать! Расскажи, что тут ещё было? Значит, с Дорогушей всё в порядке? Никто не пострадал?

Мой теперь уже законный деверь распахивает окно настежь и с удовольствием вдыхает свежий воздух.

— Всё хорошо, Ива, — отзывается беспечно. — Теперь всё хорошо. Я бы вас и не разбудил, — он вдруг хмыкает, — на самом деле, неловко к новобрачным в спальню лишний раз соваться, но надо было весь периметр обойти, проверить. Да и жрать после такой работёнки хочется безумно, а без хозяев, то бишь, вас, за стол вроде как неприлично садиться. Давайте, одевайтесь скоренько, не один я голодный, там целый полк страждущих и жаждущих.

— Полк? Погоди… Что, все вчерашние гости? Божечка мой, а что я здесь делаю? Мне ж полагается…

— Схожу, принесу тебе, во что переодеться, — перебивает Мага. — Не в этом же тебе расхаживать… — Кивает на свадебное платье, разложенное на кушетке. — Ник, будешь рассказывать — подключись и ко мне, я послушаю.

— Слушаюсь, господин… А ты голову-то не ломай, родственница, — Ник подмигивает. — Всё, что тебе, как молодой супруге, полагается — так это быть прелестной и счастливой, а больше ты никому ничего не должна. Что ты сделала со своими глазами?

— А что? — вздрагиваю.

— Они у тебя сияют. Ива… Чертовски рад за вас обоих. Самое интересное в том, что Игрок, надумав вам подгадить, похоже, добился обратного, и теперь наверняка сгрыз себе все локти. Впрочем, вряд ли, поскольку, похоже, он теперь надолго лишился возможности подглядывать, и о результатах вылазки может лишь догадываться.

Он тянется к створкам второго окна, затем третьего, и вот уже по комнате разгуливает весёлый сквозняк, ероша волосы, раздувая оборки и воланы на свадебном платье, заставляя лениво шевелиться складки балдахина. Николас, потерев щёки, замирает у окна, пробормотав: " Сейчас, Ива, минуту, только минуту…" и подставляет лицо солнцу. Тени, залёгшие было под глазами, бледнеют. Недолго думая, мысленно тянусь туда же, к ласковым лучам, и черпаю полными пригоршнями… Ура, получается! Вот только светоносная энергия течёт, словно сквозь меня, не задерживаясь.

— Гребешок, — не открывая глаз, говорит Ник.

— Что?

— Слушайся старших, детка… Причешись, говорю, вон твой гребень, я же его не просто так тебе оставлял.

Изысканный гребешок-заколка из черепаховой кости, его недавний подарок, лежит, поблёскивая перламутровыми накладками, неподалёку, на туалетном столике. Привстав, легко до него дотягиваюсь и привычным жестом провожу по волосам. Ник одобрительно кивает.

— Молодец, хорошая девочка… Что чувствуешь?

Сколов несколько прядей и закрепив таким образом "черепашку" на затылке, с удивлением прислушиваюсь к себе. Тот самый свет, который ранее просачивался сквозь тело, теперь наполняет силой и веселящей праной, словно в старые добрые времена, когда родственник обучал меня набору энергетики из совершенно разных источников.

— Ник! — говорю растерянно. — Значит, он не врал? И Дар так и остался у меня?

— Ну, а как ты думала? — Он подставляет солнцу раскрытые ладони и косит на меня с нескрываемым удовольствием. — Нет, конечно, портал здорово тебя высосал, и не будь некоей хитрой штучки у тебя в волосах, заботливо оставленной одним беспокойным дурачком… Я ведь не хуже своего братца прекрасно понял, что ты обладаешь удивительным свойством притягивать… если не неприятности, то приключения на свой маленький хвостик. И почему-то мне показалось, что останься ты одна — эти неприятности посыплются со всех сторон, несмотря на приставленную папочкой охрану. Всего ведь не предусмотришь. А гребень, знаешь ли — хитрая цацка, пока ты его носила, он на тебя настроился, а именно — на энергетику, и успел её чуточку впитать. Гребень сам по себе интересный предмет, я бы сказал — сакральный, с ним можно многое сотворить, особенно если он черепаховый. Панцирь — это кость, а с костью мы, некроманты, умеем договариваться.

Осторожно завожу руки за голову, касаясь пальцами чудесного подарка. В кончиках фаланг ощутимо покалывает.

— Он сберёг капельку твоей ауры, родственница. Словно… Знаешь, на что это похоже? — Николас улыбается. — Вспомни свой хлебный ритуал. Из кувшинчика закваски выросла целая гора хлеба… Так и здесь.

"Почему мне не сказал?" — слышу недовольный голос Маги.

"А чтобы переживал больше. Это полезно — волноваться за супругу. К тому же — сам не знал, как сработает, что зря-то обнадёживать", — мысленно отзывается Николас. Оказывается, он уже рядом. Бережно целует меня в макушку.

— Только не торопись использовать эту силу, ладно? Я слышал, малыши, вернее их матрицы, очень чувствительны к перепадам магии, поэтому не спеши подколдовывать, просто накапливай. Умничка. Вот теперь, взбодрившись, можно и рассказать… Позволишь?

Со вкусом и хрустом потянувшись, он растягивается на кровати у меня в ногах и блаженно прикрывает глаза.

— Хорошо тут у вас… Теперь понимаю, почему мой братец облюбовал себе убежище именно здесь. Место хорошее по энергетике, просто кладезь, не удивительно что Дамиану многое удавалась, хоть и глубокий старец уже был, казалось, силы-то откуда… Ну, да ладно, об этом ещё поболтаем. Хочешь узнать, что ночью было? А давай-ка я тебе покажу. Мужчинам куда труднее рассказывать, чем женщинам, язык не так подвешен…

Он привстаёт, касается тёплыми пальцами моих висков, и удивительным образом передо мной разворачивается картина того, что было после его ухода.

Вполне резонно, что Ник обеспокоился судьбой доможила: связанный с домом воедино, Дорогуша не мог не ощутить на себе взлом защиты, это всё равно, что оказаться за дверью, в тот момент, когда в неё летит бревно тарана: и дверь в щепки, и тебе несдобровать. Дабы не тратить времени даром, Ник отправил на поиски брауни щенков с Норой. Не прошло и пяти минут, как собакины отыскали бедолагу под лестницей, изрядно оглушённого, но, к счастью, живёхонького. После чего за него взялись паладины, и, надо сказать, влили немало сил, затем их сменили и Николас, и сам Глава. Казалось бы, куда столько энергетики одному маленькому домовому? Очень просто. Совсем немного — на поправку здоровья, остальное на восстановление защитного контура. Охранные заклинания, сплетённые Магой, и впрямь оказались надёжнейшими, но теперь их следовало растянуть на внешние границы жилища.

А как хлопотали вокруг Дорогуши девочки! Это по их настоянию брауни перенесли в отдельную спальню, а затем, когда магическая помощь была оказана, окружили такой заботой, что от смущения он не знал, куда деваться. Тщетно уверял, что есть у него своя каморка, где можно прекрасно отлежаться, никого не беспокоя, что это позор — валяться на хозяйской кровати, да ещё отнимать у людей время. От переизбытка внимания его спасло лишь отсутствие леди Аурелии с дочерями и Аркаши с супругой — те отбыли раньше, до происшествия со мной.

Тем не менее, у ложа "больного" собрались даже птицы и звери. Щенки, пошебуршившись, залегли под кроватью — в уютной темноте, словно в конурке, Нора плюхнулась на свободный край постели, кот устроился в ногах, а вездесущий Абрахам — на перекладине балдахина, как на насесте. Только после этого, убедившись, что и домоправитель, и сам дом в безопасности, его обитатели разошлись на покой. Младшие, во всяком случае. Старшие — сэры и доны — провели остаток ночи у камина, за бокалом вина и сугубо профессиональными беседами.

Словом, ночка ещё та.

А сейчас — стол накрыт, стынет поздний завтрак или ранний обед, и все безумно хотят жр… голодны, одним словом. Поэтому прекраснейшей новобрачной даётся пять минут на одевание и умывание и — марш вниз, ослеплять улыбкой и сияньем глаз, и украсить своей заспанной, но хорошенькой физиономией почтенное общество.

Вывалив последние новости на мою голову, ошалевшую от необычного способа преподнесения, Николас живо подхватывается с кровати, чмокает меня в щёчку, и, хмыкнув на входящего брата, строго зыркнувшего в нашу сторону, пулей вылетает из комнаты.

Суженый хмуро раскладывает на кушетке мою одежду. Не сомневаюсь, подобрано всё со вкусом, ему присущим, в чём-чём, а в женских нарядах он разбирается… И вдруг с неприязнью вспоминаю девушек из Мишелевского салона. Умом понимаю, что вряд ли мужчина таких строгих нравов, как мой супруг, позволит себе лёгкую интрижку, но это только умом, сердце-то сжалось… Мне вдруг становится ясно, отчего помрачнел Мага при виде невинного братского поцелуя. Вроде бы и не должен ревновать, а вот, поди ж ты…

— Помочь? — сухо спрашивает он, протягивая нечто воздушное, в кружевах.

— Помочь, — соглашаюсь с готовностью.

Но не далее, чем через полминуты становится ясно, что страждущим и жаждущим нашего общества придётся подождать; и как бы за это время ранний обед не перешёл в поздний, а то и в ужин…

На деле всё оказалось не столь страшно. Не так уж надолго мы задержались, милая компания в столовой даже не успела нас заждаться. К моменту нашего появления Геля и Абигайль только-только заканчивают накрывать на стол — и, надо сказать, справляются с этим сложным занятием великолепно, не хуже Машки и Соньки. В воздухе смешивается дух увядающих роз и свежемолотого кофе, корицы и ванили. Машутка украдкой подцепляет безешку со свадебного торта, до которого мы вчера так и не добрались. Со двора доносится щенячий лай и буханье посолиднее — ага, это явно под присмотром Дорогуши выгуливается наша живность… Впрочем, не вся. На хозяйском стуле в торце стола свернулся инь-янским калачом наш чёрно-белый Малявка и дрыхнет, не обращая внимания на суету вокруг. Идиллия продолжается.

Кэрролы, старший и младший, с виду свежие и отдохнувшие, о чём-то переговариваются, обустроившись в креслах напротив парадного камина. Похоже, за ночь тут прибавилось мебели… Дон Теймур, приглаживая влажные после омовения волосы, прохаживается вдоль длинного обеденного стола, с удовольствием поглядывая на внучек и их подружек. Этот, похоже, вообще не спал: под глазами тени, взгляд утомлённый… Но довольно-таки жизнерадостный. Окидывает меня благосклонным взором и вдруг замедляет шаг, словно в замешательстве. Приподнимает бровь.

Однако прежде, чем он успевает что-то сказать, на нас с Магой с воплями: "Доброе утро!" повисают довольные девочки. И я с удивлением вижу, как суженый бледнеет от волнения, как-то неловко прижимая к себе Соню. Он ещё не знает, что это такое — просто обняться с утра и чмокнуть в щёку от полноты чувств. Надеюсь, привыкнет

— Ох уж эти мне молодожёны, — добродушно бросает дон Теймур. — Впрочем, забывать о времени — это ваша привилегия, дорогие мои, так что не стесняйтесь, не стесняйтесь… — А сам не сводит глаз с сына, и я чувствую — Маге не нравится это повышенное внимание. Успокаивающе беру его под локоть.

— Что-то я не всех здесь вижу…

— Дорогуша во дворе с собакиными, — докладывает Машка. — Ему уже совсем хорошо, вот он и вывел всех на солнышко! Тётушка Рейли обещала заехать к вечеру, а твоя подружка сказала, что непременно должна навестить своих девчат, отпраздновать свадьбу ещё и с ними. Да, и уже подумать, кому командирство передать, потому что Аркадий с сэром Персивалем на неё наезжают. Все остальные здесь.

— И рады приветствовать вас в добром здравии, — подхватывает сэр Джон, покидая насиженное местечко. — Вижу, ночное происшествие не повредило вам, дорогая, напротив…

Приветственно каркает с потолочной балки ворон, и вот уже делает круг и припарковывается на спинке стула в торце стола. Нетерпеливо переминается с лапы на лапу. Тоже, наверное, голодный.

— У нас всё готово! — важно сообщает Соня. — К столу, пожалуйста!

Сэр Джонатан шутливо кланяется.

— Прелестные хозяюшки, ради удовольствия видеть, как вы хлопочете, можно и поголодать, право же.

— Вздоррр! — сердито каркает ворон. — Р-р-режим питания нар-рушать нельзя!

— Сюрпри-из! — хохочут девочки, глядя на моё изумлённое лицо. Мага лишь широко отрывает глаза:

— Я попросил бы, Абрахам…

— Не обращай внимания, Маркос, он лишь сегодня обрёл дар речи и ещё не умеет сдерживаться. Конечно, с его точки зрения, самое насущное — это еда, а не любование девушками в цвету. Позвольте, Иоанна…

Сэр предлагает мне руку и провожает к столу, на место хозяйки. Его сын, кротко улыбнувшись, присаживается рядом с Гелей. Что-то он сегодня необычайно сдержан и скуп, мой паладин, а в глазах нет-нет, да мелькнёт какое-то странное выражение — то ли озабоченности, то ли тревоги…

Мага выразительно стучит пальцем по широкой спинке своего стула. Кот, соизволив приоткрыть глаза, глядит исподлобья, затем, потянувшись, вспрыгивает на подлокотник и замирает этакой статуэткой. Мол, хватит с тебя. Впрочем, суженому этого достаточно. Малявка удобно устраивается за его локтем, Карыч со спинки осторожно трогает обожаемого хозяина жёлтой лапой, и, получив разрешение, перебирается на плечо.

— Дар речи? — Я, наконец, сама обретаю голос. — А что, собачки наши случайно не заговорят по-человечески? Или Малявка? Я уже ничему не удивлюсь!

— К сожалению, речевой аппарат не тот, — любезно сообщает дон. — Нет-нет, не предлагайте мне стул, дорогие мои, я ещё немного похожу. Был слишком занят с утра, пропустил обычный моцион, приходится восполнить иным способом… Начинайте без меня.

— Да, что кот не заговорит — это жалость, — искренне огорчается Николас. — Я вам скажу прямо: кот этот — просто выдающийся. Я в него влюбился с первого плюха мне на живот, как только к Иве попал… Спасибо, детка. — Принимает от Маши тарелку со здоровенным куском торта и закатывает глаза: — М-м-м… Так вот: энергопотоки ваш чудо-кот перенаправляет исключительно, после его сеанса я проснулся, будто заново родившись. Откуда вы его взяли, дети мои? В Гайе подобные уникумы — большая редкость.

— Подумаешь, — фыркает Машка. — У нас все кошки и коты такие. Известно, что на плохое место кот никогда не ляжет. А если он ещё и разноцветный — то ещё и лечит. — Озадаченно оглядывает лица окружающих. — А у вас разве не так?

— Кто-бы мог подумать, — улыбается сэр Майкл. — Нет, дитя моё. Возможно, я тебя удивлю, но наши животные не обладают такими свойствами. Ума и преданности им не занимать, а вот всего остального… Подобные экземпляры весьма редки, их во всей Гайе можно сосчитать по пальцам. Они не только обладают толикой магии, некоторые наделены даром предвидения, а потому — зовутся вещими. Вот, кстати, один из представителей…

Карыч с удовольствием кланяется.

— Абр-р-рахам мудр-р, но скр-ромен…

… и берёт с Магиной ладони кусочек сыра. Тотчас из-за хозяйского локтя высовывается чёрно-белая морда и получает такую же мзду.

Идиллия. Отчего-то мне становится не по себе. Как любят говаривать в набивших оскомину боевиках — не нравится мне это затишье…

— А всё же — с чего вдруг такие метаморфозы? — интересуется тем временем Мага. — Неужели тот смеющийся камешек повлиял?

— Гар-р-руда-камень, — встревает Карыч. И с удовольствием повторяет: — Гар-р-руда! Гар-р-руда! Хр-р-ризобер-р-рил!

— Он самый, — усмехается дон. — Чего только нет в этой кладовой… — И поясняет персонально для меня: — Представьте себе, дорогая донна, есть такой удивительный минерал, который наделяет владельца умением понимать птиц и зверей. Вот мы его и использовали; правда, несколько в ином диапазоне: мы дали человеческий голос Абрахаму. Он у нас всё-таки вещая птица, а таковым полагается иногда вещать. Его же способ передачи информации был до настоящего времени не слишком удобным. Вот кстати, насчёт информации. Налей-ка мне кофе, Софи…

Он, не торопясь, усаживается, делает первый глоток…

А я вдруг отчётливо вспоминаю наш первый совместный завтрак в этом доме. Тогда Глава без стеснения занимал хозяйское место, а все остальные были вроде бы как при нём. Сейчас он и бровью не повёл, когда во главе стола сел, наконец, сын. Неужели я права, и стена отчуждения, которую эти двое выстроили меж собой, постепенно тает?

— Так вот, — невозмутимо продолжает свёкор. — После небезызвестных событий нынешней ночи я решил проверить, не случилось ли чего в городе. Ответный удар, нанесённый Игроку Маркосом, слабым быть не мог, по определению…

Мне показалось, или Николас пихнул братца под столом ногой? Тот лишь хладнокровно поводит бровью.

— Надо ли об этом сейчас? — мягко вмешивается добрейший паладин. — Тимур, такое славное утро, новая семья наслаждается счастьем, не будем омрачать их праздник.

— Ах, дорогой Джонатан… Видишь ли, я решил, что новой семье будет нелишним узнать, что в дальнейшем их ночному покою ничто не угрожает. К тому же, Маркосу будет приятно, что его старания не пропали втуне, тем более — удар с его стороны был чистейшей импровизацией, но, как оказалось, проделанной точно и эффективно.

Любит дон театральность, ничего не скажешь. Как точно выдерживаются паузы, как многозначительно молчание! Однако означает это лишь одно: сейчас нас чем-то огорошат.

Воспоминания о пережитом ужасе заставляют меня сжаться. Да уж… Пожалуй, мне действительно хочется быть уверенной, что подобного не повторится. Но то, что я слышу, заставляет меня похолодеть.

— Сегодня ночью в одной из башен ордена Незримого Ока скончался воевода Ипатий, — отбросив напускную безмятежность, жёстко говорит дон Теймур. — Надо было сразу разобраться с ним, донна, ещё когда я предлагал, помните? Его настигла страшная смерть: сгорел до костей. Так довольно часто бывает при слишком сильном магическом откате. Сам виноват: не надо было распалять себя надуманными обвинениями и позволить при этом Демиургу влезть в свою душу…Сын мой, ты умудрился не только отшвырнуть Игрока — ты вышиб его из сознания посредника. Надо сказать, я послушал бы с интересом о твоей методике… Но — позже, позже. Сейчас мне хотелось бы уточнить: это произошло до некоторых качественных изменениях в твоей ауре или после?

Мой суженый заметно напрягается.

— Стало быть, после, — отчего-то с немалым удовлетворением замечает дон. — Если уж ты сам их пока не заметил…

— Не понял, — отчего-то у Ника садится голос. — Ну-ка, брат… откройся, что ли… Будет тебе, тут все свои.

— Я не собира… — Мага прерывается на полуслове. — Ну, хорошо. Только для того, чтобы понять, что вы увидели такого, о чём не знаю я.

Когда в полной тишине за его спиной разворачиваются тёмные призрачные крылья, искрящиеся неведомыми созвездьями, девочки восхищённо вздыхают. Ещё бы, т а к и м отца они ещё не видели! Справедливости ради, надо отметить, что удивлены не только юные леди: мой Наставник замирает, будто поражённый громом. Только дон Теймур с сэром Джоном вглядываются пытливо, но без оторопи, словно наконец получили возможность воочию увидеть то, о чём давно догадывались.

— Ну? Насмотрелись? — хмуро спрашивает Мага. — Прошу прощенья, дамы и господа, но не слишком-то я люблю это действо. Словно голый. С вашего позволения, я сворачиваюсь.

— На тебе — Зеркало? — будто не веря своим глазам, спрашивает Ник. — Зеркало? Ты что, ослеп, братец, не видишь?

— Ещё не видит, — подтверждает дон. — Пока аура молодая, она односторонняя, проницаема для его взгляда. Ему ещё нужно время — освоиться с ней. Поздравляю, сын. Редчайший случай — получить ауру со стороны, да ещё и Зеркало. Вот только…

— Не р-р-рад… — тихо комментирует Карыч. Мой суженый потирает шею, как будто воротник рубашки становится тесен, и глядит на меня обеспокоенно.

— Ива… Зачем?

— Ах, донна, — задушевно говорит свёкор. — Признаюсь, не ожидал. Очень дорогая донна… Вы хоть понимаете, что остались теперь без магической защиты? Я искренне благодарен за столь ценный подарок Маркосу; но вы-то сами как на это решились?

А я на что-то решалась?

Будет вам обвинять меня в благородстве, дорогой дон. Впрочем… было и такое мгновение нынче ночью, когда, тая от наслаждения и нежности, я вдруг поняла, что всё на свете готова отдать своему нелюдимому мужчине, лишь бы… Нет, никаких "лишь бы", просто отдать. Чтобы он был счастлив.

Пожимаю плечами.

— Само собой как-то… Наверное, опять импровизация. — Снова перехватываю встревоженный взгляд супруга. — Почему это я без защиты? С таким мужем, в такой семье? Вы меня удивляете, дорогой дон.

Провисает пауза. Николас приосанивается. Взор моего супруга наливается теплотой. Машка подливает мне чаю и хитро подмигивает. А дон — впервые за время нашего знакомства медлит с ответом.

— Всё правильно, Иоанна, — с одобрением кивает сэр Джонатан. — Нечему тут огорчаться. В сущности, ваше Зеркало свою функцию выполнило: оно охраняло и защищало вас, пока некому было это делать. Сейчас же, — он поводит рукой вокруг, — у вас есть все мы. Тимур, я не понимаю, что тебя смущает. Давай поздравим этих прекрасных молодых людей с тем, что они, наконец, переступили очень важный порог в своей жизни, а главное — научились друг другу доверять. Ибо без доверия Зеркало не перешло бы к другому носителю. Ты же знаешь свойства этой ауры…

Девочки дружно аплодируют. Они у нас — как эмоциональные сканеры: по ним сразу видно всеобщее настроение.

— А как же маленькие? — вдруг подаёт голос Абигайль и в смущении краснеет. — Им-то… осталось хоть что-нибудь от этого Зеркала?

— Ну, разумеется, — с улыбкой отвечает сэр Джон. — У будущих крошек матрицы уже сформированы, причём зеркальные, как и у твоих кузин, Мы с Персивалем это обсуждали. Наша Иоанна поделилась с Ммужем только своей аурой, не беспокойся.

— Это хорошо, — с облегчением выдаёт Соня. И вдруг судорожно вздыхает. — А как же воевода? Это… папа его убил?

— В него я не целился, — хмурится Мага. — Я его и толком-то не разглядел.

Николас хлопает ладонью по столу, переключая внимание на себя.

— Это откат, Мари. Сожалею. Хороший был воин, умница, смел, быстр, отважен. Ничего плохого не могу сказать, поскольку видел его в бою. Но вот, поди ж ты, нашлась у него какая-то слабинка, без неё он вряд ли подпустил бы к себе чужака. Чтобы стать проводником, нужно в чём-то резонировать с тем, кто пытается через тебя действовать, понимаешь? На чём-то Игрок его поймал…

— На личной неприязни к донне Иве, — вмешивается Глава. — Старая история, очень старая. Много лет назад от Ипатия ушла супруга, причём ушла… гхм… к некроманту, так уж совпало. Людям свойственно проецировать личный опыт на окружающих. Ненависть к бросившей женщине он перенёс на ту, которая, как он счёл, изменила его товарищу, ибо тот, кто предубеждён, видит лишь то, что хочет увидеть. Игрок умеет оперировать с психикой; разогрев отвращение Ипатия сверх меры, он привязал его к вам, донна, эмоционально. Первая его провокация не удалась, поблизости оказалась донна Лора, да и, подозреваю, связь демиурга с воеводой была тогда не слишком устоявшейся. Ипатий в тот раз смог достаточно быстро стряхнуть с себя наваждение и, по словам очевидцев, был весьма смурен и смущён, повторяя, что сам не понимает, что на него нашло. Потом Игрок подчинил себе клерка из мэрии. Ну, там основным мотивом была зависть — причём, даже не к донне, а к молодому магу, вроде бы не прилагающему никаких усилий к известности, а столь популярному и среди обычных людей, и среди коллег. А уж как на него смотрят женщины… Не расстраивайтесь, донна, повышенная привлекательность — это у мальчиков наследственное, но они умеют хранить верность… Итак, когда не удалась провокация с клерком, Игрок вновь вспомнил о воеводе, его даже не остановило, что тот находился под неусыпным надзором адептов Ордена Незрячего Ока; а в резиденции Аккары, надо сказать, установлен мощнейший барьер против посторонней магии, взломать его нелегко. Оттого-то, должно быть, Игроку и пришлось дожидаться ночи. Сил, чтобы утащить ваше физическое тело в другой мир, у него уже не оставалось, пришлось работать с сознанием, да и то — с ослабленным сном.

— А что… — Оробев, Машка невинно хлопает глазами. Понимает, что нехорошо вмешиваться в разговор взрослых, но так трудно сдержаться! — Можно спросить? Что всё-таки произошло, когда папа его ударил?

— Знаешь, что такое рогатка? — вместо отца отвечает Николас. — Так вот, представь, что резинка в ней — та магическая дорожка, которую проложил Игрок к маминому сознанию. Папа двинул Игрока в лоб, тот от неожиданности, образно говоря, разжал пальцы, и резинка хлестнула сквозь того, через кого натягивалась. Вот и… бабахнуло. Рядом кто-то был в тот момент? — обращается к отцу.

— Двое послушников. Надо сказать, не пострадали ни один, ни другой: удар был точечным. Думаю, воевода не успел даже понять, что происходит, а вот вопли его кукловода были хорошо слышны. Тому пришлось несладко.

— Очень его жалко, — вдруг тихо говорит Геля, до сей поры лишь мягко улыбавшаяся своему обожателю. — Ипатия жалко. Сам придумал, сам поверил, сам разозлился… Глупо. А человек был достойный…

Сэр Майкл смотрит на неё с нежностью и с грустью. Да, именно с грустью. Теперь я понимаю, что не ошиблась.

— Так бывает, дорогая. Многие беды случаются из-за подобных эфемерных придуманных обид.

— Да, я знаю. — Геля опускает глаза. — Хорошо, что демиургов так мало. Иначе неизвестно, сколько они могли бы натворить. А их — чаще всего один на несколько миров…

Звяканье резко поставленной на блюдце чашки заставляет нас вздрогнуть.

— А откуда, донья Ангелика, вам об этом известно? — вкрадчиво спрашивает дон Теймур. — Прошу извинить моё любопытство, но меня удивили слишком специфичные познания для столь юной девушки. Поделитесь с нами источником своих знаний, я с удовольствием послушаю!

Сэр Джонатан укоризненно качает головой. Геле же бросает ободряюще:

— Это больная для него тема, моя дорогая, вот он и… разволновался. Хотя не скрою, и меня заинтересовал сей момент. Надо же случиться тому, что именно сейчас вы вспомнили нечто важное, касающееся нашего мира!

Застенчиво улыбнувшись, Геля опускает глаза.

— Что вы, сэр Джонатан, то, что мне нужно, я вспомнила уже давно, почти всё… А про демиургов мы прочитали не далее, как вчера. Мы с кузинами унесли несколько книг из библиотеки…

"С кузинами!" — мысленно восхищаюсь я. Ах, как быстро адаптируются молоденькие девушки! Все у них — дяденьки, тётеньки, сестрички…

— … и полночи просидели над одной, — простодушно признаётся Ангелика. Машка с Сонькой краснеют и опускают глаза: читать допоздна им не разрешается, потому что, увлёкшись, могут засидеться с книгой до рассвета. А тут их, получается, сами того не зная, сдали. — Там интересно описано и про разные миры, и для чего демиурги в них появляются… — Она вдруг растерянно проводит рукой по лбу. — Странно. Я так хорошо всё это помнила, а сейчас — только отрывки какие-то…

— И у меня то же, — выдыхает Машка. — Эх, хотела ведь записать, а потом забыла. Да сейчас я принесу сюда эту книжку, мы вместе всё зачитаем!

Она срывается с места и уносится на второй этаж.

Дон со старшим паладином смотрят ей вслед. Переглядываются.

— Бесполезно, Джонатан. Она ничего не найдёт.

— Уверен?

— Конечно. Книга…

Мой свёкор произносит это слово именно так: "Книга". Как бы с большой буквы.

— … явила себя Гайе, передала то, что сочла нужным, и наверняка исчезла. Нам лишь остаётся узнать, что запомнили эти юные головки.

Громко хлопает крыльями Карыч. Мага пытается его погладить, успокоить, но ворон срывается с плеча и мечется по комнате. Вид у него, как у человека с похмелья, у которого кружится голова, которому нехорошо, тошнит… Вот он приземляется на потолочную балку, трясёт головой и, наконец, с хрипом из себя выдавливает.

— Четыр-р-ре юных девы… из тр-р-рёх мир-р-ров… Тр-р-рёх мир-р-ров… Читали о пр-р-рощении… пр-р-рощении… и спасении… Пер-р-рвый мир-р-р опр-р-равдан… Втор-р-рой, обр-р-речённый, можно убер-р-речь, пр-р-рорвавшись в тр-ретий, но не р-р-родной… Кар-р-р… Договор-р-р выполнен и р-р-растор-ргнут…

Птица кулем сваливается прямо в руки подскочившего хозяина.

— Этого только не хватало, — говорит Мага растеряно. — Пророчество… Кто-нибудь знает, как привести в себя вещуна? Ни разу не видел птицу в обмороке…

…Сэр Майкл осторожно поглаживает чёрные мягкие перья, из-под пальцев разлетаются снопики целительных искр. Я их вижу, вижу, хоть и не столь отчётливо, как раньше. Заметил ли дон возрождение моей обережной ауры или был поглощён самим фактом переноса Зеркала? Не знаю. Он ни словом не обмолвился, я же — не собираюсь спрашивать. Сейчас меня больше волнует несчастный птах, на премудрую голову которого внезапно обрушились и обретение речи, и пророческий дар, который, по словам Кэррола-старшего, даже у вещих птиц проявлялся крайне редко. Как, однако, измочалило бедолагу…

Геля осторожно гладит ворона по голове, и в какой-то момент тонкие девичьи пальчики встречаются с мужскими. Да так и замирают, переплетаясь. Приоткрывши жёлтый глаз, Карыч замутнённым взором наблюдает сию картину и осторожно прижмуривается. Мы же, пряча улыбки, отводим глаза и вроде бы занимаемся каждый своим делом, стараясь не обращать на себя внимания. Не знаю, как там донам и сэрам, а для меня смысл так называемого пророчества так и остался тайной за семью печатями, а потому — я смирно дожидаюсь, когда нам всё разъяснят. Абигайль с Соней бесшумно прибирают со стола, и я спешу к ним присоединиться; братья-некроманты, судя по красноречиво-кипящим взглядам, ведут активный мысленный диалог, сэр Джонатан, словно переняв привычку старинного друга, меряет шагами комнату, сам же Глава…

Откинувшись на спинку стула, массивностью более смахивающего на трон, дон Теймур полностью ушёл в себя. Взгляд устремлён в пространство, на лбу вспухла тонкая морщинка. Задумчив и недвижим, лишь полированные ногти отстукивают по подлокотнику сарабанду.

Всеобщее дружное молчание прерывается хлопаньем двери наверху и топотом шагов по лестнице.

— Не нашла! — расстроенно сообщает Машка. Запыхавшись, сдувает со лба взмокшую чёлку. — Представляете? Всё перерыла! Да ей и деваться было некуда, мы всего пять книжек из библиотеки взяли, а теперь их — четыре! Я уж и под кровать заглянула, и по шкафам прошлась — думаю, вдруг сунули со сна куда-нибудь…

Глава стряхивает оцепенение. Как ни странно — улыбается лучезарно и с облегчением.

— Ничего страшного, Мари. Значит, это и впрямь та самая Книга. Что ж, она выполнила свою функцию в нашем мире и перенеслась, скорее всего, в другой, где и проявит себя рано или поздно, по мере необходимости. Присаживайся. Кстати, ко всем относится, друзья мои, я же вижу, сколько вопросов на ваших лицах, и думаю, проще обойдётся — просветить вас всех сразу, чем рассказывать каждому поодиночке, а ведь придётся. Но давайте договоримся…

Дон обводит внимательным взглядом присутствующих. Все полны внимания, даже Карыч, который, окончательно придя в себя, удобно устроился на руках паладина и замер, пригревшись.

Глава продолжает:

— Для начала — мы выслушаем младших…

"…по званию", — чуть не срывается у меня. Правильно, как в армии. Сперва доклад исполнителей, затем их командиров, потом уже очередь за генералами — принимать окончательное решение.

— … пока память их свежа, ибо, исходя из тех скудных данных, что мне удалось однажды почерпнуть о Книге Откровений, попытки заглянуть чужими глазами бессмысленны. Она открывается каждому ровно настолько, насколько нужно этому индивидууму. Поэтому вы, доньи, не пытайтесь именно сейчас вспомнить прочитанное, это не удастся. Придёт время — и нужные вам знания всплывут сами. Поделитесь с нами тем, что у вас осталось, и будьте уверены — всё до единого слова нам пригодится.

Все четыре девочки от значимости момента даже немного бледнеют.

— Начнём, пожалуй… с вас, Мари и Софи.

Машка прикусывает губу, собирается с мыслями.

— Прямо, как на экзамене, — выпаливает, и багровеет от смущения. — Сейчас-сейчас, я только вспомню…

— Давай-ка с того момента, как она у вас вообще оказалась, — дружелюбно подсказывает дед. — Не просто так вы взяли первую попавшую, в библиотеке книг не менее полутора тысяч, и прямо так вот, с ходу, прихватить самую ценную? Должен был быть какой-то знак, мотив, побуждение…

— Да не было никакого… Ах, да! — спохватывается Машка. — Там же Малявка крутился, всё тёрся об Дорогушины ноги, а тот стал что-то дяде Майклу объяснять, и легонечко его толк… кота, то есть, и отодвинул. А тот не обиделся, пошёл тереться о книжную стопку, да ведь это не кот, а слон какой-то, стопка чуть не развалилась! А я рядом была, придержала, ещё почесала его за ухом, а сама гляжу — прямо сверху такая красивая книга, в застёжках, прямо как в кино показывают. Открыла — а там картинки замечательные, цветные, но не напечатанные, а будто от руки раскрашены, да так… Словно настоящий художник рисовал. Очень красиво. И вообще — она какая-то тёплая была, приятная, сама так в руки и просилась. Вы не думайте, я ещё у Дорогуши спросила, можно взять? А он ещё заулыбался: конечно, говорит, здесь всё и так ваше, только аккуратнее. А мы всегда с книгами аккуратны, нас и мама приучила, и дедушка с бабушкой, ну, мамины дедушка с бабушкой…

Выпалив всё разом, Машка остановилась, переводя дух.

— Она из всех книг была самой красивой, и какой-то… загадочной, наверное, — продолжает её сестра. — Вот мы её сразу и открыли. Там было… — Потирает от усердия мочку уха. — Да, Мироустройство и то, как создаются миры. Простите, я только заголовки помню… И ещё сравнение мифов и реальности, да, именно так. И очень интересный раздел про Демиургов.

Они так и продолжают, сменяя друг друга, подхватывая с половины фразы, когда одна выдыхается. Окончательно успокоились, собраны, будто и впрямь на экзамене. Ещё бы: ранее они были всего лишь зрителями, свидетелями чужих приключений, а сейчас вдруг сами стали героинями дня! Не просто так окружающие маги — да, маги! — внимают с таким напряжением, будто от каждого сказанного слова зависит судьба мира.

И постепенно я осознаю: а ведь и в самом деле — зависит.

… Демиург демиургу рознь.

Есть те, кто творят и поддерживают миры, и видят смысл существования только в этом. Их не слишком много даже в необъятной Вселенной, и это хорошо: ибо стремление к совершенству бесконечно, и порой целые звёздные системы шлифуются, полируются, социальные и политические системы доводятся до идеала справедливости, но… Рано или поздно демиургам становится скучно, до такой степени, что они, как шахматисты, просматривающие отыгранную партию, начинают придирчиво анализировать: а что, если там-то и то-то повернуть иначе, пустить приоритетной иную ветвь развития, сменить государя, мировую религию, нравственные установки, придушить технократическое развитие в корне или, наоборот, дать ему полный карт-бланш? И сидят над своими детищами, доводят их до ума, а совершенству, как известно, нет предела. Хорошо, если раздосадованный творец не смахнёт сгоряча звёздную систему с космического полотна, а лишь повернётся к ней спиной. Надолго. Пока не вспомнит.

Бывают демиурги, чей возраст переваливает за возраст самой Вселенной. Эти не то, чтобы устали: со временем просто надоело творить. Они отошли от дел, и теперь им гораздо интереснее наблюдать за другими, время от времени направляя, советуя, ругая и наказывая — ибо есть кого и за что. Встречаются среди них совсем молодые, которым надо заслужить своё высокое звание, доказать, на что способны, и только после этого они смогут на равных со старшими сами создавать миры.

Такой вот молодёжи, "зелени", и выделяются уникальные планеты. В качестве… полигона, испытательного стенда, симулятора — выражаясь современным языком. В самом деле, на чём-то надо молодёжи учиться, так пусть пробуют свои силы на готовом, а старшие — присмотрят. Поправят. Приберут, если что.

Гайя изначально являлась особенным миром. Её магические потоки были столь совершенны и гармоничны. Мало того: энергетика Гайи не противилась вмешательству извне, охотно приспосабливаясь, помогая в рождении новых сущностей, и даже научилась со временем формировать новые виды магии, ранее невиданные. Пространственно-временные рамки были здесь на редкость гибки и податливы. Одним словом, не мир — мечта для начинающего демиурга. Конфетка.

По соглашению Совета Демиургов, такие миры, как Гайя, берегли. Они считались заповедными. Очередной Создатель запускался сюда на срок не более двадцати одного года, а далее либо изгонялся, как не сдавший экзамена на зрелость, либо допускался к самостоятельной работе. Планета же, послужившая верой и правдой, объявлялась на следующие двести лет заповедной зоной. За этот срок она полностью возрождала первоначальный магический фон, так или иначе изменённый в результате высочайших экспериментов, освежалась, хорошела, и была вновь готова к испытаниям.

Впрочем, это не означало полнейшего равнодушия сущностей высшего порядка к населению планеты. Ибо, объединившись, сильнейшие местные маги могли дать достойный отпор неофиту-творцу и даже… э-э… нанести определённый урон его телу, ипостаси, в которую он, волей-неволей, должен был воплощаться, чтобы контролировать собственную деятельность в естественной среде. А урон физическому телу бил рикошетом по телам астральным, эфирным, ментальным, и так далее, это невольно провоцировало внезапные прорывы Хаоса во Вселенной, а Хаос — о, это недопустимо, это хлопотно, это нарушает гармонию и миропорядок… Волею высших демиургов, между людьми и творцом-неофитом стал заключаться Договор.

На двадцать один год планета отдавалась в собственность молодому создателю. Он мог творить всё и всех, кого вздумается, но на определённых условиях:

не мешать естественному ходу развития местных цивилизаций;

никоим образом не вмешивать в свои игрища местное население — допускалось лишь косвенное привлечение и только на добровольных началах;

не допускать возникновения собственного культа — до полной сдачи экзамена. Иначе говоря — никаких служений, капищ, храмов и подношений, а уж тем более — жертв в свою честь, ибо — не заслужил.

И если новый временный хозяин мира свято соблюдал эти заповеди — обитатели планеты не должны были препятствовать либо проявлять недовольство. Ибо — их интересы соблюдались.

Но лет двести пятьдесят тому назад случился беспрецедентный случай. Клан некромантов, взбунтовавшись против новоявленного пророка, коим явил себя новый творец-испытатель, организовал на него покушение и сумел-таки погубить. Правда, для этого понадобилась мощь всего клана. Собственно, Совет возмутил не сам факт нарушения договора, пророк-то вёл себя не слишком достойно, в свою очередь балансируя на самой грани дозволенного; а то, что убийство случилось в результате вероломного предательства со стороны нескольких некромантов, втёршихся в доверие к пророку. Погибшему была предоставлена возможность начать всё сначала на новой планете, с его убийцами же Совет поступил достаточно жёстко. Хоть и относительно гуманно, на первый взгляд. Массовых казней не было. Но именно с той поры рождение маленького некроманта на свет сопровождалось смертью его матери.

И далеко не каждая женщина решалась стать женой Тёмного, хоть некроманты и научились договариваться с Мораной, вплоть до замены жизни роженицы своей собственной, лишь бы продолжить род. Поэтому-то их так мало, и жизнь каждого ребёнка и каждой матери — бесценны.

…- Поэтому их так мало… — повторяет Сонька, и глаза её наполняются слезами. — Ма-ам, но ведь ты не умрёшь, да?

Улыбаюсь через силу, качаю головой, но глаза у девочек всё равно на мокром месте. Мага подаётся было к дочкам и собирается что-то сказать, но тут неожиданно ойкает младшая Абигайль.

— А ведь там был ещё стих! В самом конце, перед текстом, что на непонятном языке. — Смущённо поворачивается к нам. — Простите, я почему-то только сейчас о нём вспомнила! Вот странность — когда прочла, он р-раз! — и из головы вылетел, а сейчас я даже буквы помню, большие, красивые, словно от руки выписаны. Минуточку…

Мы невольно сдерживаем дыхание. А по округлившимся глазам дочурок и Ангелики можно понять, что для них наличие какого-то стиха — новость. Получается, он открылся только одной из четверых. Почему?

С чувством юная леди декламирует:

Правление твоё приблизилось к концу

Ты взвешен на весах и найден слишком лёгким.

Сей мир поделят те, кто дали гордецу

Достойнейший отпор, презрев его уловки.

Ты трижды согрешил, смирись теперь с решеньем.

Тому же, кто страдал, даровано прощенье.

В пальцах дона Теймура звонко переламывается серебряная ложечка. Прикрыв глаза и побледнев, он прижимает ладонь к груди. Оба его сына встревоженно подаются к отцу, но он сдерживает их порыв властным жестом.

— Подождите, сейчас не до этого. Ави, дитя моё, повтори-ка ещё раз, только каждую строчку раздельно… — Останавливает паладинов. — Я в порядке. В порядке. — И снова к Абигайль, только уже обычным, немного насмешливым тоном, который обычно выдерживает при общении с нашими девушками: — Юная донья, я весь внимание. Ещё раз, и построчно.

И снова он тот же, невозмутимый, сдержанный, лишь крылья носа слегка подрагивают, выдавая затаённое волнение.

"… даровано прощенье…"

Больших усилий мне стоит не подскочить на месте от догадки.

"Ты трижды согрешил…"

Как наяву, вижу я огромный подземный грот, усеянный трупами чудовищ и своего персонального недруга, озирающегося в поисках посоха. Сзади него очумело трясёт головой Ледяной дракон. Игрок ещё не знает, что буквально через минуту сам превратится в ледышку.

…- Что, сынок, поговорим? — буднично окликает его Симеон. И мне становится понятно, что это не бравада и уж тем более не желание покрасоваться перед самими собой своим могуществом, и не торжество над побеждённым.

— Вы… не смеете со мной так, — сипло говорит Игрок. Голос его от напряжения вздрагивает, из-под сплющенного о каменный свод пещеры шлема ползут алые нити, разбавляя белую шевелюру. — У нас Договор…

Договор! Вот о чём они толковали!

— Он трижды нарушен, — сурово сообщает сэр Джон. — Пункт о невмешательстве во внутреннюю политику Гайи. Пункт о ненападении. Привлечение в союзники иномирного магического клана. И вдобавок — разрешённые жертвоприношения.

… Они зачитали ему обвинение по всем статьям. Как судьи. И недаром на бой с Демиургом пришла столь разномастная компания: стихийные маги и девы-воительницы, друиды, Тёмные, Воины Света, русичи и даже старец Обережник. Представители всех кланов и орденов Гайи.

Чтобы всё было законно. Чтобы никто больше не обвинил их в вероломстве. Хватит и одного клана, который из-за непродуманных действий своих предков оказался на грани вымирания. Сейчас всё должно было пройти так, чтобы комар носа не подточил!

А ведь всё это время Главу Тёмных не отпускало напряженье. И только сейчас, словно пружина ослабла, он на несколько секунд обмяк, поняв, что…

Клан прощён?

Тому же, кто страдал, даровано прощенье.

— Вы понимаете, что произошло? — сдавленным от волнения голосом восклицает Кэррол-старший. — Тимур, ты понял? Мы победили!

— Да. Наконец-то. Чистая победа. Нужно немедленно известить Совет. Абрахам! Лети к Аккаре, немедленно, пусть она разошлёт эту весть всем Главам. Можно прекращать поиски: Игрок больше никого не станет преследовать. Мы свободны. Так и передай: в ближайшие двести лет к нам никто не посмеет сунуться.

Должно быть, только многолетняя привычка держать чувства в узде не позволяет ему расхохотаться и наговорить каких-либо подобающих случаю пафосных глупостей. Хохочет и энергично бьёт кулаком по столу Ник; его брат, откинувшись на спинку стула, мечтательно глядит в потолок, девочки испуганно-радостно перешёптываются. Сэр Майкл о чём-то напряжённо думает, похоже — на мыслесвязи… Дон же — глубоко вздохнув, занимает прежнюю позицию, слившись со спинкой стула, однако полёт ворона в поспешно распахнутое окно провожает с благожелательной улыбкой.

— Прочти ещё раз, Ави, — просит он. — Это уже для души…

Сэр Джонатан, перейдя к окну, с наслаждением вдыхает свежий ветер и подставляет лицо солнцу, и то вдруг подкрашивает золотом его аккуратную седую бородку… Мага бесшумно подходит ко мне и, склонившись, целует куда-то в шею, ладонь его замирает на моём животе. А меня, как недавно дона, отпускает: оказывается, за всё время с того момента, когда узнала о своей беременности, я панически боялась умереть снова. Неужели теперь и я свободна?

Правление твоё приблизилось к концу,

— тихо повторяет Абигайль. А в моей памяти отчего-то выплывают немного иные слова: исчислено царствие твое и положен конец ему. Что это — совпадение?

Ты взвешен на весах и найден слишком лёгким.

Вот оно. Вот. Конечно. Мене, Текел… Огненные словеса, появившиеся на стене пиршеского зала одного богатейшего восточного владыки, возомнившего себя Царём Царей.

Сей мир поделят те, кто дали гордецу

Достойнейший отпор, презрев его уловки.

Мене, Текел, Перес.

Сочтено, взвешено, разделено.

Оказывается, со времён наших ветхозаветных патриархов существует и действенна стандартная формулировка извещения об отставке демиурга… Кажется, на Земле тоже был свой Игрок, и я даже знаю, как его звали.

Валтасар.