Анатолий Николаевич сидел перед докторшей и ждал приглашения начать говорить.
— На что жалуетесь? — наконец спросила она, кончив писать.
У докторши были синие глаза. Синие, как васильки, нарисованные на чайной посуде. Анатолий Николаевич сутки ждал встречи с человеком в белом халате, чтобы излить свои горести и тревоги. Он еще дома заготовил первую фразу.
— Сердце. Я вообще плохо переношу жару. А в последние дни просто еле ходил.
«Правда, очень жарко, — подумала докторша. — Приму дома душ, а на ужин будет салат со сметаной, с холодной сметаной из холодильника. Это хорошо».
Между тем Анатолий Николаевич, доверчиво глядя в синие фарфоровые зрачки, продолжал с просящей интонацией:
— А у нас, понимаете, в квартире, как на грех, только вчера кончили ремонт. Ну, я собрал весь мусор в мешок и…
Но про мусор докторша уже не слышала. В голове ее застряли и дали быстрые буйные ростки слова «как на грех». Смешное выражение. Грех… Грешить… Она представила себя в объятиях рентгенолога Лукирского. Однажды, когда она вошла в его темное царство, он вдруг погасил настольную лампочку и в кромешной тьме обнял ее. «Вы с ума сошли», — сказала она и высвободилась так круто, что он, царапнув ее щетиной, успел только чиркнуть губами по ее виску. Она тут же направилась к дверям, но, чтобы Лукирский не подумал, что она и вправду рассержена и идет жаловаться начальству, со смехом сказала: «Вы меня ни с кем не спутали? В темноте все кошки серы». А он ответил: «Вас, Сима, я ни с кем не спутаю даже в темноте». Но ведь она могла и не вырываться. Но тогда это был бы грех. А почему грех? И что вообще это значит — грех? Понятие из пыльных книг. Важно только никому не причинять страданий…
Она прислушалась. Больной нес несусветную ахинею про какие-то зубчатки, которые сорвались одна с другой, и раздался «трык».
— В каком смысле «трык», я не понимаю? — немного раздраженно спросила она.
Анатолий Николаевич заерзал на стуле, переставил взад-вперед ступни, обутые в коричневые клеенчатые сандалии, и повторил:
— Я говорю, когда я взвалил мешок-то на плечо, вдруг в сердце «трык», как будто… ну как вам объяснить, как будто одна зубчатка с другой сорвалась. И закололо в сердце, как шилом кто ударил. Я мешок сбросил и чувствую, левая рука ноет, а два пальца — средний и этот — совсем занемели.
Докторша успокоилась. Пусть выговорится до конца. Она вспомнила свои пальцы. Они тоже занемели сегодня утром, когда она несла с рынка на работу полную сумку с продуктами. Сумка стоит сейчас внизу, в гардеробе, на полу. Не опрокинули бы… Картофель-то ладно, а вот бутылка с подсолнечным маслом заткнута пробкой из газеты…
— И вот я и подумал, не инфаркт ли у меня? — закончил Анатолий Николаевич и впился взглядом в синие эмалевые зрачки докторши, со страхом ожидая приговора.
Она покачала головой и досадливо причмокнула. Ей представилась живее, чем на цветном фотоснимке, сумка на боку и густая темная лужица подсолнечного масла, лениво растекающаяся по паркету.
Анатолия Николаевича пробрал озноб.
Докторша наконец заметила, что больной молчит и глядит на нее с испугом. На чем он остановился?
— Угу, так… — наобум сказала она. — Все понятно.
— Думаете — инфаркт? — спросил Анатолий Николаевич, криво улыбаясь.
— Вовсе не думаю. Обождите, пожалуйста. Я через минутку вернусь.
Она торопливо вышла, почти выбежала из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.
Коленки у Анатолия Николаевича ослабли и сами собой подогнулись. «Ну, вот и все, — сказал он себе. — Пошла вызывать скорую помощь. Хоть домой позвонить бы…» Он опустился на стул и уставился на свои морщинистые ладони. Кто сосчитает, сколько раз в жизни он видел свои руки? Но теперь это были грустные ладони человека, которого через четверть часа повезут по улицам в карете скорой помощи на больничную койку.
Послышались быстрые шаги. Дверь распахнулась, и влетела докторша. Васильковые ее глаза уже не казались нарисованными на фарфоре. Они прозрели. У женщины было счастливое, веселое лицо.
— Вы что это приуныли? Да я уверена, что у вас ничего серьезного. Раздевайтесь, я послушаю.
Она побывала в гардеробе и удостоверилась, что сумка не перевернулась. А на обратном пути ей повстречался в коридоре рентгенолог Лукирский и улыбнулся ей — и не просто, а со значением…