Глава 16

Нежнее, чем ночной зефир,

И ярче, чем сиянье тысяч звезд.

Твоя любовь.

Кристофер Марлоу

После смерти требовалось соблюсти девятидневный траур. Такова традиция, объяснила Эстреллита Фейт.

– И я должна сделать все как полагается, проявить уважение. Я последняя женщина в нашем роду.

В течение этого периода она разговаривала только с Фейт, хотя Мак несколько раз пытался заговорить с ней. Эстреллита не общалась с ним никаким способом, отказывалась даже смотреть на него. Выглядела она пугающе. Она не мылась, лицо и руки были измазаны золой и сажей, а волосы оставались спутанными и грязными. Ее ярко-красная траурная одежда тоже вскоре порвалась, обтрепалась и покрылась сажей и золой.

Она занималась тем, что убирала из коттеджа все, что принадлежало ее бабушке. Она разбила все, что смогла, а остальное сожгла. Она не готовила и отказывалась от еды. Она не возражала, чтобы Фейт и Стивенс готовили для всех остальных, ведь они не были связаны ее традициями, но сама не делала ничего, что могло показать неуважение.

Отчаяние Мака нарастало, наконец на шестой день он застал ее одну, сжигающую еще какие-то бабкины вещи.

– Какие у тебя планы, Эстреллита, девочка? Капитан Ник и остальные планируют уехать через пять дней. Леди капитана творит, ты будешь носить траур девять дней, значит, к тому времени он уже закончится. Мне остаться или уезжать?

Она продолжала заниматься своим делом, словно его здесь и не было. Он схватил ее за руку и развернул лицом к себе.

– Я спрашиваю тебя еще раз, Эстреллита. Ты выйдешь за меня замуж?

Она отвернулась и ничего не сказала.

– Тебе незачем оставаться. И судя потому, что ты все сжигаешь, у тебя все равно ничего не останется. Поэтому поехали со мной, девочка, мы поженимся. – Он притянул ее к себе и, не обращая внимания на измазанное золой лицо, наклонился, чтобы поцеловать.

Она вырвалась, осыпав его пинками и тумаками, и в ярости прошипела:

– Ты! Не заговаривай со мной! Ты проявляешь неуважение! В любом случае это я выбираю. Я, Эстреллита! Не мужчина!

Мак стиснул кулаки.

– Неуважение, да? – Он фыркнул. – Когда мужчина просит грязную маленькую ведьму выйти за него замуж? Да многие бы не стали утруждать себя такими любезностями!

Вместо ответа она с надменным безразличием тряхнула волосами и зашагала прочь.

Он посмотрел ей вслед, выругался и пнул камень с края скалы, с угрюмым выражением слушая, как он с грохотом покатился вниз. Когда злость немного улеглась, Мак вернулся к остальным.

– Она не говорит, что будет делать. Не знаю, останется она или поедет с нами.

Ник сочувствующе посмотрел на него.

– Ну, должно быть, это тебе решать. Теперь ты волен выбирать. – Он взял Фейт под руку. – Прошло шесть дней с тех пор, как все произошло. Конечно, еще пока рано говорить...

– А я верю, – прервала его Фейт. – Она действительно излечила тебя. Доктора не знали, что осколок шрапнели давит на твой мозг. Но теперь, когда он вышел...

– И как, черт восьми, она это сделана, я никак не могу сообразить.

– Разве это имеет значение? – спросила Фейт. – Главное, ты здоров, и мы можем... – Лицо ее сморщилось, но она овладела собой и продолжила: – Мы можем строить свою жизнь. Свое будущее. – Глаза ее наполнились слезами, иона спрятала лицо на груди мужа и обняла его. В последнее время она стала такой плаксивой! Учитывая обстоятельства, это неудивительно, но в самом деле, почему у нее сейчас глаза все время на мокром месте, ведь муж выздоровел, и будущее выглядит таким безоблачным?

Она с изумлением дотронулась до своего живота. Неужели абуэла права и в этом?

– Как вы поедете, капитан? – спросил Стивенс.

Николас погладил волосы Фейт.

– Мы поплывем из Бильбао.

– На корабле? – в один голос воскликнули Мак и Стивенс. – Вы?

Николас состроил гримасу.

– Я смогу это выдержать, потому что хочу вернуться как можно быстрее. – Он печально покачал головой. – Блэк говорит, мама знает о моей болезни. Она будет ждать со дня надень известия о моей смерти. Чертов трепач этот доктор!

Последовало короткое молчание, затем Мак сказал:

– Стало быть, я теперь вам не понадоблюсь.

Ник покачал головой:

– Никогда не думал, что буду так рад уволить человека.

– Ага, капитан, а я никогда не думал, что буду так радоваться увольнению! – Он хлопнул Ника по спине.

– Конечно, – сказал Ник, – если ты решишь приехать в Англию, тебя всегда будет ждать работа. Надеюсь, ты знаешь об этом.

Фейт пыталась вникнуть в суть разговора.

– Что ты имел в виду, когда сказал, что уволил Мака с работы? С какой работы?

Последовало неловкое молчание. Мак поспешно проговорил:

– А, ну это просто организация путешествия и все такое, миссис.

– Тогда почему ты не понадобишься на обратном пути? Я полагаю, ты будешь очень необходим, если Николас свалится с морской болезнью.

– А, да... но Стивенс может позаботиться об этом, – сказал Николас.

– У Стивенса свои обязанности, – возразила Фейт.

Снова молчание.

– Думаю, теперь уже можно сказать ей, капитан, – пробормотал Стивенс. – Теперь-то этого не случится.

Фейт перевела взгляд с одного угрюмого лица на другое и медленно сказала:

– Теперь, когда Николас не умрет?

Мак внезапно решил, что костер из вещей абуэлы срочно требуется пошевелить. Николас проговорил нарочито бодро:

– Стивенс, я думаю, у тебя много работы, мы планируем выехать через несколько дней. Мак, что бы ты ни выбрал, я одобрю твое решение. – Он отпустил Фейт и пошел в пещеру проверить лошадиную сбрую.

Фейт остановила Стивенса, когда он проходил мимо нее.

– Скажите мне, Стивенс.

Стивенс заколебался, затем медленно проговорил:

– Помните того зайца, мисс? Не выносит страданий живого существа наш Мак. – Он со значением посмотрел на нее и прошел мимо.

Фейт почувствовала, как сжался желудок, когда невысказанное значение этих слов проникло в ее сознание. Николас приехал в Испанию, чтобы умереть, и Мак должен был позаботиться, чтобы он не страдал.

О Боже! Какой кошмар предстояло пережить этим трем мужчинам! Одному – умереть, второму – убить, а третьему – смотреть на все это. Слава Всевышнему за абуэлу Эстреллиты. Слава Всевышнему за то, что они вообще встретили Эстреллиту. Слава Всевышнему за то, что капитан корабля поверил, что она может выстрелить. Так много всего, за что надо быть благодарной. Она прочитала несколько быстрых благодарственных молитв. А потом приняла решение не переживать из-за того, чего они все избежали. У нее есть настоящее, о котором нужно думать, и их с Николасом будущее, к которому нужно стремиться.

– Я не хочу, чтобы ты осталась тут одна, девочка. Поехали со мной. Тебе не обязательно выходить за меня, я даже не прикоснусь к тебе, если это то, чего ты хочешь.

Эстреллита гневно зыркнула на него и прошла, не сказав ни слова.

Он пошел следом.

– Я не давлю на тебя, девочка, но я сойду с ума, думая, что ты одна и нет ни родных, ни мужчины, чтобы защитить тебя.

Эстреллита обратилась к воздуху:

– С чего бы мне хотеть ехать со здоровым, тупоголовым, волосатым кустом, который даже не знает, что такое уважение!

Мак вскинул руки в отчаянии и ярости.

– Ну что ж, если ты так это видишь! – проорал он ей вслед и ринулся прочь.

Когда в тот вечер остальные сели обедать, взгляд Эстреллиты выдал, что она заметила его отсутствие, и то, сколько раз она скользила к двери, сказало Фейт, что цыганка беспокоится, хотя и ничего не говорит.

Мака не было следующие два дня, и с каждым днем Эстреллита выглядела вес более встревоженной. Но всякий раз, когда Фейт пыталась поговорить с ней, цыганка просто пожимала плечами и делала вид, что ей все равно.

– Но почему ты даже не разговариваешь с ним? – вступилась она за Мака.

Эстреллита с изумлением посмотрела на нее.

– Из уважения, конечно. Женщины и мужчины не должны разговаривать между собой, пока не пройдет девять дней. – Она говорила так, будто это очевидно и понятно любому дураку.

– Конечно, – мягко сказала Фейт. – Но у нас нет такого обычая, Эстреллита. Мак думает, что ты злишься на него, что он тебе не нравится.

Эстреллита пожала плечами, как будто ей было все равно:

– Я злюсь. Он не проявляет уважения. Если он не может подождать всего лишь каких-то девять дней, значит, не любит меня.

Фейт решила найти Мака и рассказать ему. Она не думала, что сможет уладить разногласия между двумя такими вспыльчивыми людьми, но надеялась, что Мак поймет, что отказ Эстреллиты разговаривать с ним – часть ее траурного ритуала.

Но Мак как сквозь землю провалился.

На утро десятого дня Эстреллита появилась из коттеджа совсем другой. Она вымылась с головы до ног и выглядела свежей, юной и сладко пахнущей. Ее волосы, вымытые и расчесанные, блестящими локонами ложились вокруг лица и стекали по спине. Она была одета в новую черно-красную расклешенную юбку и свежую белую блузку с вышивкой.

– Эстреллита, какая ты красивая! – воскликнула Фейт.

Эстреллита погладила свою новую одежду и сказала почти застенчиво:

– Все до последней нитки должно быть новым. – Ее глаза обежали пространство вокруг, словно искали кого-то.

– Его еще нет, – сказала ей Фейт. – Но я уверена, что он вернется. Он не уедет, не попрощавшись.

Эстреллиту охватило сомнение. Его не было видно со дня их последней ссоры. И даже ночью он не вернулся.

– Мы завтра уезжаем, – сказала ей Фейт. – Ты должна решить, поедешь с нами или нет. Я бы очень хотела, чтобы ты поехала, моя сестра дороги. – Она быстро обняла ее. – Но решение должно быть твоим. Деньги у тебя будут. Ты вольна выбирать.

Эстреллита нахмурилась и отступила назад.

– Я не хочу твоих денег!

Фейт тронула ее за руку.

– Ш-ш-ш... Я обещала твоей абуэле, что позабочусь о тебе. Я не могу заставить тебя поехать в чужую страну, Эстреллита, хотя и надеюсь, что ты поедешь. Но я буду настаивать, чтобы ты взяла деньги. Одинокая женщина должна быть предусмотрительной, я знаю, нет ничего хуже, чем быть одной и без денег.

– Есть, – угрюмо пробормотала Эстреллита.

– Ну да, но ты возьмешь эти деньги, Эстреллита. – Это твое приданое. Подарок от меня во имя твоей бабушки, за спасение жизни моему мужу. – Это совсем другое дело. Это то, что Эстреллита могла принять, не поступившись своей гордостью. – Значит, мы договорились?

Эстреллита ворчливо согласилась.

Но от Мака по-прежнему не было ни слуху ни духу, и с каждым часом Эстреллита выглядела все более и более встревоженной.

Солнце закатилось, на темном бархате ночного неба начали загораться звезды. Они вкусно и плотно поели, и в этот раз Эстреллита ела все, но без особого удовольствия. Уголки ее губ были скорбно опущены, а глаза потемнели от печати. Мак не вернулся.

Никто не поднимал эту тему, но все начали беспокоиться. Рано утром они должны уехать.

Но когда луна показала свой бледный лик над горными вершинами, неземные звуки наполнили мягкий ночной воздух. Это были звуки волынки.

Эстреллита выпрямилась, лицо ее внезапно засветилось, словно внутри вспыхнул огонь.

– Что это за песня? – спросила она. – Красивая.

– Это «Песнь любви», – тихо отозвалась Фейт.

Она запела:

Быстролетней летних дней,

Милой юности нежней, брайо-хей,

Ты пришла – и всех резвей Ты умчалась прочь.

Листья пали на траву,

Одинок я наяву, брайо-хей,

Тщетно сон к себе зову

Напролет всю ночь.[11]

– «Одинок я наяву». О, как красиво, – Эстреллита вытерла глаза. А что значит «брайо-хей»?

– Я не знаю. Это – шотландское наречие. Тебе придется спросить у Мака, – сказала Фейт и продолжила петь.

Эстреллита шмыгнула носом и поднялась.

– Это очень красивая песня. Глупец! Если ему одиноко без меня, зачем прятаться? – И она исчезла в темноте.

Фейт восторженно вздохнула.

– О, я надеюсь, у них все наладится, Николас.

– Я тоже, любимая. Сегодня чудесная ночь. Мы, конечно, можем сидеть здесь и предаваться бесплодным размышлениям, а можем пойти на улицу и... полюбоваться на луну. – Он пылко поцеловал ее.

Сердце Фейт наполнилось радостью. Она поняла его намек.

– О да, любимый, давай пойдем, полюбуемся на луну. – И они вышли, обнявшись, подлунный свет.


Эстреллита забралась на гору, следуя за звуками волынки. На открытом пятачке, окруженном низкими деревцами, она увидела одинокого волынщика, высокого и сильного, стоящего среди ночных теней. Внезапно она почувствовала странную робость и затаилась в темноте, ожидая, когда он доиграет красивую песню. Затем сделала несколько шагов в круг, чтобы лунный свет полностью осветил ее.

Мак заметил ее и отложил волынку. Инструмент печально вздохнул. Мак выпрямился и сложил руки на груди.

Он не подойдет к ней, поняла Эстреллита. На этот раз она сама должна прийти к нему. Она сделала глубокий вдох и пошла ему навстречу. Она приблизилась, чтобы видеть его лицо, и остановилась как вкопанная.

Перед ней стоял незнакомец.

– Кто ты? – спросила она. – Что ты сделал с моим Тавишем?

– Да это ж я, глупая ты ведьмочка.

Она подозрительно вглядывалась в его лицо.

– Ты не похож на моего Тавиша.

Незнакомец застенчиво потер подбородок.

– А, ну раз тебе так не нравилась моя борода, я ее сбрил. Ни для какой другой женщины я бы не сделал этого, Эстреллита.

– Ты сбрил бороду... для меня? – Ее взгляд обежал мужчину, оценивая его новую внешность, и она удовлетворенно кивнула: – Мне нравится, Тавиш. – Затем лицо ее омрачилось. – Фейт сказала мне, что ты не понимаешь, почему я не разговаривала с тобой.

– Да я ведь только хотел помочь. – Он был обижен, она слышала это по голосу.

Эстреллита кивнула:

– Тавиш, у моего народа такой обычай: после смерти близкого родственника женщина не должна разговаривать с мужчиной девять дней. Чтобы проявить уважение к покойнику.

Он шумно выдохнул.

– Вот оно как?..

– Да, – серьезно подтвердила она. – Значит, теперь все в порядке, Тавиш?

– Да, теперь все в порядке.

– Хорошо. Теперь мы можем говорить.

– Правда? Тогда иди ко мне, девочка.

Радостно подпрыгнув, она сократила расстояние между ними, протянула руку и потерла чисто выбритый подбородок.

– Мм, приятно. У тебя хороший подбородок, Тавиш. Сильный.

Мак протянул к ней руки, и она игриво отскочила. Она одарила его улыбкой, полной застенчивого женского обещания.

– О небо, девочка, ты убиваешь меня.

Мак не мог пошевелиться. Его переполняли вожделение, любовь, благодарность и бурная радость.

Немного нетерпеливо Эстреллита объяснила:

– Я выбираю тебя, Тавиш. Но я не девственница. Ты все еще хочешь жениться на мне? – В ее голосе слышалось волнение.

– Ох, да, девочка, я хочу жениться на тебе. Боже, как я хочу!

– Женщины в моем роду выбирают только один раз и до самой смерти. У нас не бывает других мужчин.

– Это здорово, – сказал Мак с огромным удовлетворением. – Ничего другого я и не хочу. Я тоже однолюб. А теперь иди, моя красавица, и поцелуй меня.

Она торжествующе взвизгнула, подбежала и прыгнула в его объятия. Она целовала его горячо и пылко, осыпая дождем поцелуев все его чисто выбритое лицо. И Мак понял, что больше никогда не отрастит бороду.


Фейт и Ник лежали на прохладной земле, любуясь мириадами мерцающих звезд. Они только что наслаждались друг другом и теперь лежали, завернувшись в одеяло.

Руки Николаса крепко обнимали Фейт.

– Знаешь, о чем я думаю?

– О чем?

– Я думаю о будущем. Строю планы! – Он поцеловал ее. – Я никогда раньше этого не делал – у меня никогда не было будущего, которое можно планировать. Думать о будущем для солдата – значит, искушать судьбу. А когда я перестал быть солдатом... ну, тогда у меня тоже не было будущего. – Он привлек ее ближе. – Это все благодаря тебе, моя дорогая, моя несравненная любовь. Ты дала мне будущее. Ты и есть мое будущее.

– О Николас! А ты сделал то же самое для меня.

Немного погодя он спросил:

– А о чем думаешь ты?

– О темноте, – ответила Фейт со счастливым вздохом.

– Неужели луна и звезды слишком ярки для тебя?

Она рассмеялась.

– Конечно, нет. Нет, я просто вспоминала свой сон, ну, помнишь, тот, особенный, о котором я рассказывала тебе? Тот, который заставил меня подумать, что Феликс – моя судьба. В моем сне музыка доносилась из темноты, ее играл человек во тьме.

– О!

Она приподнялась на локте и взглянула на него.

– Разве ты не понимаешь? Феликс никогда не был в темноте. Он всегда был на ярко освещенной сцене. Ты был мужчиной во тьме.

– Абсолютно точно. А ты принесла мне свет.

Она поцеловала его.

– Нет, я имела в виду, что...

– А я имел в виду, что ты очень красива в свете луны и звезд, моя любимая, и если ты думаешь, что я собираюсь лежать здесь и обсуждать старые сны, когда мы можем начать строить будущее, то ты сильно ошибаешься. – Он перекатил ее на спину и начал ласкать с нежной неторопливостью.

– Я думала, ты приказал мне не строить воздушных замков, – поддразнила она.

– Да. Но это было до того, как я понял, что у нас есть будущее и что нам надо где-то жить, – пробормотал он.

Загрузка...