Спасенная репутация

Глава 6

– Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать невесту.

Фейт повернулась к Николасу. Она знала, чего ждать, – ее уже целовали в конторе мэра. Короткий, холодный поцелуй. Простое касание твердых, прохладных губ.

И несмотря на это, безликий, почти равнодушный поцелуй зародил во всем ее теле приятное покалывание, растекающееся от нежной кожи губ, заставляя ее остро ощутить его близость. Ее муж. Остался слабый привкус, запах, ощущение ею кожи, выражение его глаз.

Ник взялся за край фаты и осторожно отвел изящные кружевные складки назад, стараясь, чтобы кружево не зацепилось за розы и не упало на пол. Пока его внимание было сосредоточено на фате, Фейт рассматривала его лицо. Завтра он отсылает ее в Англию. Ей хотелось запомнить каждую черточку.

Его темные брови были сосредоточенно нахмурены, твердые губы красиво очерчены. Он был свежевыбрит, кожа слегка загорелая и чистая. Сейчас темная щетина проступала лишь слабым оттенком. К утру она станет жесткой и колючей. В первый вечер знакомства он походил на небритого пирата, опасного и в то же время волнующего. На подбородке виднелся крошечный серебристый шрам. Возможно, она так никогда и не узнает, откуда он взялся.

Ник наклонился, чтобы поправить фату сзади, и она вдохнула его запах – запах мужа на один день. Его запах был уже знаком ей, знаком и как-то близок, несомненно, оттого, что она проснулась в первое утро, укрытая его плащом. Теперь к знакомому запаху примешивался какой-то острый аромат мыла для бритья или одеколона.

Николас Блэклок, ее муж. Это что-то нереальное. Она знает его всего два дня, но кажется, будто всю жизнь.

Он взял Фейт за талию, твердо, по-собственнически, и привлек к своему телу для свадебного поцелуя; достаточно близко, чтобы они стояли бедро к бедру, грудь к груди. Она ошущала тепло его тела даже сквозь платье. Внезапно почувствовав, что ей нечем дышать, Фейт подняла к нему лицо.

Его холодные серые глаза вонзились в нее, он наклонился и поцеловал ее коротко, крепко и властно. Поцелуй с трепетом пронесся по ней, и, изумленная, она схватилась за Ника. Она сглотнула, не отрывая глаз от его лица, и облизала губы.

Его глаза вдруг напряженно вспыхнули. Он обнял ее одной рукой за талию, а другой обхватил затылок, скользнув пальцами в локоны ее волос. Медленно, очень медленно он наклонился и завладел ее ртом снова, вначале с мягким притязанием, затем с глубоким, основательным обладанием, пока у нее не захватило дух и не закружилась голова. Фейт, затрепетав, уцепилась за Ника еще крепче. Церковь замерцала вокруг нее, сливаясь в одно сплошное неясное пятно.

– Поздравляю, дети мои. – Голос прозвучал как будто издалека. Священник. Месье Лекур.

Это было сигналом для всех, что пришло время подходить и поздравлять их. Марта и Стивенс так и сделали, один Мак остался стоять в стороне с угрюмым лицом, больше подходящим для похорон, чем для свадьбы.

Фейт, отчаянно краснея, пыталась обрести душевное равновесие. Она изо всех сил старалась внятно отвечать на поздравления и пожелания счастья, надеясь, что рука Николаса останется там, где есть, – у нее на талии. Иначе она просто не устоит на ногах и уж тем более не сможет пройти через церковь и выйти под ласковое осеннее солнце.

Фейт искоса взглянула на Ника. Он выглядел таким же спокойным и суровым, как всегда. Ей захотелось пнуть его. Как он может целовать ее – в церкви – так, что у нее подкашиваются ноги, и сам оставаться совершенно невозмутимым? Просто невероятно.

После венчания они вернулись в гостиную месье Лекура. Марта приготовила легкую закуску.

– Давайте выпьем за новобрачных. – Месье Лекур откупорил бутылку вина и налил всем, Марта разнесла бокалы. Вино было рубиновым, пряным и солнечным.

Затем Марта исчезла и несколько минут спустя появилась со свертком и вручила его Фейт.

– Что это? – спросила озадаченная Фейт. Она хотела было развернуть сверток, но Марта остановила ее.

– Нет. Откроете вечером, когда будете одна, – пробормотала она.

– Но, Марта, вы уже сделали мне столько подарков...

Mapта отмахнулась от ее протестов.

– Глупости. Это не такая ценная вещь, как вуаль моей мамы. Это всего лишь старая вещица, которая мне больше не пригодится. – Она очень по-французски пожала плечами. – Возможно, вы найдете ей применение.

Отец Ансельм выступил вперед.

– У меня тоже есть для вас небольшой подарок, дитя мое. – Широко улыбаясь, он вручил Фейт маленькую книжицу в темно-красном кожаном переплете.

– Стихи! – воскликнула Фейт, когда открыла книгу и с восторгом пробежала глазами содержание – На английском! О, здесь есть мои самые любимые стихотворения! О, спасибо вам, святой отец, я буду хранить ее.

Отец Ансельм улыбнулся:

– Когда ты в чужой стране, то одно из удовольствий, по которым очень скучаешь, – это чтение на родном языке.

Фейт прижата книгу к груди.

– Вы так правы. Я очень сильно скучала по чтению, с тех пор как... уехала из дома.

– Ну-ну, мисс, непозволительно плакать в такой счастливый день, как этот, – заявил Стивенс, выходя вперед. – У меня тоже есть маленький подарочек, мисс... то есть миссис Блэклок, – поспешил поправиться он и вручил ей небольшой цилиндрический сверток.

– Но почему все дарят?..

– Свадебный подарок, мисс... то есть миссис.

– Свадебный подарок? – Тронутая и немного смущенная, Фейт приняла его. Ей уже столько всего подарили, а ведь она даже не настоящая невеста. Утром ее отсылают к свекрови.

Она взглянула на Николаса Блэклока и вздрогнула от неожиданности, обнаружив, что он сердито хмурится. Очевидно, он тоже не считает, что она должна получать подарки. Она заколебалась.

– Мне не следует... – начала она.

– Да открывайте же! – приказал он.

Она заморгала, озадаченная его дурным расположением духа. Очевидно, он тоже смущен тем, что другие относятся к этому как к настоящему бракосочетанию. Лучше поскорее покончить с этим. Она развернула сверток. Внутри оказалась маленькая деревянная флейта, вырезанная вручную. Глаза Фейт увлажнились.

– Я знаю, что это пустяк, мисс, но вы говорили, что вам нравилось...

– Стивенс, какая прелесть! У меня была такая, когда я была маленькой, и я любила ее больше всего на свете. Мой дедушка сломал ее. Он... он не любил, когда я играла.

Последовало короткое молчание.

– Тогда сыграйте сейчас, мисс.

И Фейт сыграла. Впервые за несколько месяцев она играла. Феликс не любил ее музицирования. Она должна была слушать и восхищаться его гением, и Фейт на самом деле восхищалась. И только сейчас осознала, как сильно скучала по флейте.

Когда она закончила, на мгновение воцарилась тишина, а затем ее новоиспеченный муж сказал:

– Хорошо. Очень хорошо. Просто замечательно.

Другие тоже хвалили ее, но Фейт их почти не слышала.

Она запасала эту маленькую похвалу впрок, как белка запасает орехи на зиму.

Он взял ее за руку и сказал:

– Давайте выйдем. Мне нужно сказать вам кое-что наедине.

Ник вывел ее в маленький, огороженный стеной садик священника. Здесь, в этом укромном уголке, осень еще не полностью вступила в свои права. Сад был ухоженным, с ровными рядами прополотых овощей и безупречными квадратами лекарственных трав. Единственная диссонирующая нога в этом море безупречного порядка звучала в центре: арка из пышно плетущихся поздних роз. Это была единственная видимая уступка романтичной натуре отца Ансельма.

– Теперь я вижу, откуда взялись ваши свадебные розы. – Ник жестом указал на крошечные розочки у нее в волосах.

– Да. – Фейт села на скамейку, опустив глаза и аккуратно сложив руки на коленях. Она была похожа на школьницу, ожидающую наказания. Очень красивую школьницу, подумал он. Как же он не разглядел, какая она красивая? Да он почти и не видел ничего, кроме ее ссадин, синяков, волдырей и печали в глазах.

Ник стоял перед ней, сцепив руки за спиной. Он чувствовал себя крайне неловко, поэтому взял барьер одним стремительным броском:

– Я не купил вам подарок.

Она, нахмурившись, подняла глаза.

– Прошу прощения. Я должен был.

Она подскочила и стиснула его руку.

– Я думала, вы сердитесь на меня. Я думала, вы считаете, что я не должна принимать подарки, поскольку это не настоящая свадьба.

– Это настоящая свадьба!

Она нетерпеливо махнула рукой.

– Вы знаете, что я имею в виду, я – не настоящая невеста, а вы...

– Вы очень красивая невеста.

Она замолчала и уставилась на него. А затем улыбнулась счастливой, ослепительной улыбкой, от которой у Ника пересохло в горле.

– Спасибо, – взволнованно прошептала она. – Это изысканная фата Марты сделала меня красивой.

Вовсе не фата делала ее красивой. Сейчас на ней не было фаты, но казалось, что Фейт светится изнутри. Ник с некоторым усилием прочистил горло и сказал главное:

– Я не догадался купить вам подарок, но сегодня непременно куплю. Что бы вы хотели?

Ее улыбка испарилась.

– Я ничего не хочу. Вы уже дали мне так много.

– Ерунда!

– Но это правда. Вы купили мне абсолютно все, что надето на мне сегодня, включая и эти чудесные ботинки. – Она приподняла подол, чтобы показать ему ботинки. – Кстати, они сидят идеально...

Он прервал ее отрывистым жестом.

– Предметы первой необходимости не считаются, и, кроме того, я теперь ваш муж, и это мой долг – обеспечивать вас всем, что необходимо. Однако я намерен купить вам настоящий свадебный подарок – что-нибудь, что вам не нужно, но хотелось бы иметь. Что бы вы хотели? – «Жемчуг, – подумал он. – Или, быть может, сапфировое ожерелье под цвет ее глаз».

– Но я не хочу ничего... – Он бросил на нее суровый взгляд, и она уступила. – О, ну хорошо, но я даже не знаю, что попросить. У меня уже все есть.

Он недоверчиво посмотрел на нее. Ее пожитки, половина из которых сейчас на ней, едва ли заполнят одну сумку, и она считает, что имеет достаточно?

Она на минуту задумалась.

– Может, писчую бумагу, перо и чернила? – Она осеклась, увидев его взгляд, и сказала оборонительно: – Мне нужно написать несколько писем.

– Я куплю вам чертову уйму писчей бумаги, но не в качестве свадебного подарка!

– Незачем на меня кричать!

– Извиняюсь, – пробормотал он, на самом деле ничуть не раскаиваясь. Писчая бумага, ну надо же! – А теперь придумайте какой-нибудь настоящий подарок.

Она бросила на него взгляд из-под ресниц.

– Некоторые люди считают, что человек должен сам выбирать себе подарки. А некоторые полагают, что ценность подарка в проявлении внимания.

– Эти люди никогда не получали чудовищные вещи, которые им совершенно ни к чему! – парировал он.

Она засмеялась.

– Вы правы. Ну хорошо. Есть кое-что, что я бы очень хотела, но это довольно дорого, и вы, возможно, не захотите купить это для меня.

– Плевать на расходы! – Ник сам с трудом мог поверить, что сказал это. Он сошел с ума, если говорит женщине, которую едва знает, что расходы не имеют значения – Что это?

Она заколебалась, обвивая вокруг пальца тонкую веточку.

– Вам это может не понравиться.

Раздраженный и злой на себя за то, что оказался настолько невнимателен, что забыл купить своей невесте подарок, Ник резко бросил:

– Обещаю вам, миссис Блэклок, что бы это ни было, мне понравится! Теперь скажите мне, чего вы хотите, и, если возможно, я куплю это сегодня же.

Она взглянула на него большими голубыми глазами, затем сделала глубокий вдох и поспешно выпалила.

– Очень хорошо, и постарайтесь не забыть, что обещали. Я хочу пистолет.

Фейт услышала, как он резко втянул воздух, и поспешила продолжить, торопясь дать объяснение прежде, чем он откажет.

– Моя мама всегда носила пистолет в сумочке. Она много путешествовала, и, имея собственное оружие, она могла защитить себя и нас, если бы потребовалось.

Она попыталась понять выражение его лица. Оно вновь стало угрюмым и деревянным. Возможно, он шокирован. Без сомнения, он такой же, как большинство знакомых её джентльменов, которые считают, что настоящие леди не носят оружия Они находят эту мысль оскорбительной, словно вышеупомянутые леди не доверяют им как защитникам.

Но женщины в ее семье и вправду носят оружие. И у мамы было. И у ее старшей сестры Пруденс есть. И у тети Гасси. И у Фейт тоже будет.

Она сложила руки и упрямо выпятила подбородок. Ее безопасность важнее, чем его мужская гордость.

– Вы носите пистолеты и бог знает что еще. У мистера Мактавиша и Стивенса полно ножей и другого оружия. Я даже не удивлюсь, если мистер Мактавиш носит нож в этой своей жуткой бороде! Я хочу иметь возможность защитить себя, поэтому мне нужен собственный пистолет.

Он довольно долго молчал. Фейт уже собралась было выпустить еще один залп аргументов, когда он сказал:

– Вы будете в полной безопасности на дуврском пакетботе, а частная карета доставит вас в Блэклок-Мэнор, но после ваших злоключений я понимаю, почему вы нервничаете. Маленький пистолет – прекрасный подарок, хотя и не в качестве свадебного. Я позабочусь об этом сего…

Он не закончил. Она подскочила и, кинувшись ему на шею, восторженно поцеловала.

– О, спасибо, Николас, то есть мистер Блэклок. Вы не пожалеете, обещаю, я буду очень осторожна, но ах! Вы не представляете, что я чувствую.

Зато Ник очень хорошо представлял, что чувствует он Она была мягкая, теплая и женственная. Ею жена. Он обнял ее крепче.

Жена только на бумаге. Он заставил себя мягко отодвинуть ее.

Верный своему слову, Ник в тот же день купил пистолет для жены и после ленча отвел ее подальше от лагеря, чтобы научить стрелять. Подул легкий ветерок с берега, приятное разнообразие после неподвижного воздуха последних нескольких дней.

– Ой, какой красивый пистолетик! – воскликнула Фейт, когда увидела подарок – Посмотрите на гравировку – какая изящная инкрустация на рукоятке Я думала, оружие будет простым, а не таким красивым.

– Это оружие, и его ценность заключается в эффективности, а не в украшении, – сказал Ник расхолаживающим тоном. По правде говоря, он и сам был смущен тем, что вы брал такой красивый пистолет. Он же солдат, а не какой-то там денди. – Просто этот был самый маленький, самый точный и легкий в использовании из всего имеющегося. Тот факт, что он красивый, не имеет ни малейшего значения.

Она бросила на него лукавый взгляд из-под ресниц.

– Разве вы не любите красивые вещи?

Дерзкая девчонка поддразнивает его. Ник изо всех сил старался не обращать внимания, но уже одно то, как соблазнительно выпячивались эти пухлые губки, могло свести мужчину с ума. Он заставил себя вернуться к насущному, к уроку обращения с оружием.

– Он предназначен для ношения в сумочке или в меховой муфте. Теперь давайте я покажу, как им пользоваться.

– О, но я...

– Это нетрудно.

– Нет, я и не думала, что это трудно, но...

– Просто слушайте и смотрите. Вопросы потом. Вначале порох... вот столько – Он продемонстрировал. Она послушно смотрела – Теперь пуля вместе с пыжом. Теперь вам понадобится шомпол, и в этой модели он вот здесь, специально спрятан.

– О, как изобретательно!

– Теперь пистолет заряжен. Осталось научиться затравливать порох, взводить курок, целиться и стрелять. – Он вручил ей пистолет, успокаивающе присовокупив: – В данный момент он совершенно безопасен.

Она посмотрела на него широко открытыми глазами и взяла оружие с величайшей осторожностью.

– Вставьте шомпол вот в это отверстие – да, вот здесь, – чтобы убедиться, что оно чистое. Положите несколько крупинок в углубление – не больше чем на треть.

Сосредоточенно нахмурившись, она сделала, как он сказал.

– Теперь закроите затвор.

– Что?

– Вот эту штуку. Правильно. Теперь осторожно взведите курок. Выжимайте его до конца – не бойтесь – да, вот так.

– И теперь уже можно стрелять? – Она широко улыбнулась ему и, прищурившись, прицелилась в ближайший камень.

– Не так! – Ник подошел сзади, положил одну руку ей на талию, другую – на плечо и повернул Фейт так, чтобы она стояла лицом к камню. – Дуэлянты и солдаты могут стоять боком, чтобы представлять собой меньшую мишень. Ваша ситуация другая. Ваше преимущество будет заключаться в неожиданности и точности. Теперь крепко встаньте на обе ноги и держите оружие обеими руками, если возможно.

– Но оно такое легкое, я уверена, что могла бы.

– Да, – терпеливо сказал он. – Но пока вам нужно научиться стрелять прямо. Обе руки дают более твердый прицел. Кроме того, будет небольшая отдача.

Стоя за спиной, он взялся за ее руки и поставил их в правильное положение. Свежий ветерок шевелил ее чисто вымытые золотистые локоны так, что они щекотали его подбородок. Это крайне отвлекало. Ник обучал стрельбе из пистолета очень многих молодых солдат, но ни у одного из них не было золотых волос, которые пахли розами.

– О да, я поняла. – Она слегка прислонилась к нему. Ник напрягся.

– А теперь приготовьтесь к отдаче и нажимайте на спусковой крючок. Звук будет очень громкий, поэтому постарайтесь не испугаться.

Прозвучал выстрел, и запахло порохом. Отдача была легкой, но Фейт, охнув, с силой прижалась спиной к Нику.

– Ой, какой громкий был выстрел, правда? Но это так увлекательно! Как скоро мы сможем еще пострелять? – Она повернулась в кольце его рук с глазами, сияющими or восторга, и с пистолетом в руке. На щеке у нее было маленькое пятнышко пороха, и, не задумываясь, он стер его. Она улыбнулась, и внезапно Ник осознал, что она близко, слишком близко. Ее рот был всего в нескольких дюймах от его рта. Она облизнула губы.

Он отступил назад, стараясь представить себя шестнадцатилетним, только что назначенным на должность лейтенантом, и твердо сказал:

– Прежде чем снова заряжать, вы должны очистить ствол от остатков пороха, используя вот этот ершик. Я покажу вам, как надо чистить.

Она шутливо отсалютовала ему:

– Есть, сэр.

Ник нахмурился, когда она послушно заработала маленьким ершиком – слишком уж послушно. Он объяснил:

– Вы должны держать пистолет чистым все время, иначе может случиться то, что называется осечкой, – первоначальный хлопок и затем ничего!

Когда пистолет был вычищен, Ник сказал:

– Теперь покажите мне, как будете заряжать.

Она зарядила в точности так, как он показывал ей, безупречно и без малейшего колебания, затем подняла на него свои большие глаза.

– Правильно?

Он кивнул:

– Очень хорошо. Теперь давайте посмотрим, сможете ли попасть вон в тот камень.

Она повернулась и прицелилась, подержала пистолет нетвердо, совсем не по-солдатски. Николас терпел, сколько мог, затем шагнул вперед и снова обхватил ее руками, чтобы показать, как правильно прицеливаться. На этот раз она удобно прислонилась к его груди, сунув голову под подбородок.

– Оно опять также громко бабахнет? – выдохнута она и потерлась о него щекой.

Внезапное сомнение закралось в душу Ника. Он отпустил руку Фейт, отошел назад и посмотрел на нее, подозрительно прищурившись Она повернулась с невинно-вопросительным выражением лица. Слишком невинным.

– Вы ведь раньше стреляли из пистолета, да, дерзкая девчонка?

Она рассмеялась.

– Ну да, и довольно часто, сэр. Я же говорила вам, что у моей мамы был пистолет, и у одной из моих сестер есть. Пруденс учила меня, как им пользоваться – и как чистить тоже.

– Почему же вы мне не сказали?

Она взглянула на него с упреком.

– Я пыталась – дважды! – но вы не слушали. И потом вам доставляло такое удовольствие инструктировать меня, что мне не хотелось прерывать. Должна сказать, вы замечательный офицер.

Ник сложил руки и сурово посмотрел на нее. Она развлекалась, водя его за нос, и ему некого винить, кроме себя самого.

– Смею предположить, что вы без особого труда можете попасть в тот камень?

Она кивнула.

– Слишком легко. Видите вот тот кусочек дерева, торчащий из песка? – Она подняла пистолет, прищурилась против ветра, который становился все сильнее, и выстрелила. Пуля вошла в песок чуть-чуть левее куска дерева Она нахмурилась.

– Я забыл предупредить вас, – сказал Ник, подавляя низменное чувство самодовольства – Он отбрасывает слегка влево. Достаточно практики на сегодня. Думаю, надвигается гроза.

Она взглянула на собирающиеся тучи.

– Надеюсь, вы ошибаетесь.

Ник заказал в гостинице две комнаты на несколько дней.

В свою брачную ночь Ник не собирался делить постель с молодой женой; этого на его совести не будет, и потом, он дал слово.

К тому времени, когда они с Фейт вернулись в лагерь, ветер окреп, и черные грозовые тучи затягивали небо; Мак и Стивенс решили свернуть лагерь и тоже от правиться в гостиницу. Ник не возражал.

Однако когда они прибыли в гостиницу, она оказалась переполнена. Гроза пришла после нескольких дней безветренной погоды, и корабли были вынуждены торчать в порту. В результате все гостиницы и таверны в городе оказались забиты до отказа.

Когда Фейт и Николас вошли, хозяин гостиницы бросился им навстречу.

– Bonjour, monsieur. Как видите, у нас проблема. Я подумал, быть может, ваша супруга согласится разделить комнату с двумя английскими леди? Это очень благородные леди, месье, и респектабельные, в этом ни малейшего сомнения. Их мажордом будет ночевать в мансарде с моим сыном, а горчичная будет спать с моей дочерью. Но этим двум благородным дамам, им негде остановиться, а все другие комнаты забиты под завязку. Все, что осталось, это две комнаты, за которые вы заплатили, и поскольку вы не воспользовались ими прошлой ночью, я подумал, возможно... – Он развел руки в красноречивом галльском жесте.

Ник не был против. Он разделит вторую комнату с Маком и Стивенсом. Он повернулся к Фейт.

– Как вы решите, дорогая. – Когда он говорил, раскат грома сотряс здание, и небесные хляби разверзлись. Ветер и дождь с яростью обрушились на гостиницу. Двери и окна задребезжали. Фейт поежилась и конвульсивно сжала его руку.

– Мадам? – напомнил трактирщик.

Она вздрогнула и выпрямилась.

– Конечно, я не против но... – начала она, с улыбкой поворачиваясь чтобы поздороваться с двумя модно одетыми дамами, на которых указал хозяин гостиницы. Но ее улыбка застыла, а рука еще крепче стиснула руку Ника.

– Что случилось? – тихо спросил Николас. Она усилием воли расслабила пальцы и ответила настолько спокойно, насколько смогла:

– Ничего Да, месье, я не возражаю...

Холодный аристократический голос прервал ее:

– Взгляните, мама, разве это не та нищенка, которую мы видели в городе третьего дня, – ну, она говорила по-английски?

Старшая дама повернулась и окинула Фейт презрительным взглядом.

– Ты имеешь в виду ту уличную девку, которая имела наглость приставать к нам? Вижу, она нашла покровителей. К несчастью, моя дорогая Летиция, у мужчин, даже у так называемых джентльменов, моральные устои гораздо ниже, чем у нас. – Она повернулась к хозяину гостиницы. – Трактирщик, я надеюсь, это создание не останется здесь. Я думала, это респектабельная гостиница.

От хорошего настроения Фейт не осталось и следа, но Николас крепче сжал ее руку и холодно заметил:

– Нам понадобятся обе комнаты, трактирщик. Моя жена прошлой ночью находилась на попечении Марты Дюбуа в доме месье Лекура, но сейчас она уже вполне здорова. Таким образом, мне понадобятся обе комнаты, одна для нас женой, а другая – для моих людей.

– Но, месье...

Николас изогнул бровь и сказал голосом, не менее надменным, чем у английской леди:

– Милый мой не могу же я заставлять свою жену отказаться от комфорта и уединения ради каких-то двух особ сомнительного происхождения.

– Ну знаете! – Старшая из дам выпрямилась. – Да будет вам известно...

– Мадам, я не припомню, чтобы мы были представлены друг другу, поэтому будьте любезны воздержаться от нападок на меня или мою жену, – сказал Николас ледяным голосом, который резал словно удар хлыста. – Я обращался к трактирщику.

Фейт заморгала. Она знала, что Ник был военным. Она видела своими глазами, как он сражался на берегу в ту первую ночь. Она думала, что вышла замуж за офицера, но теперь поняла, что нет. Не совсем.

Дама покраснела и стиснула зубы. У дочки отвисла челюсть от удивления при виде того, как ее матери небрежно и действенно заткнули рот.

Не обращая на них внимания, Николас твердо взял Фейт под руку.

– Идемте, моя дорогая, удалимся в свою комнату и отдохнем перед обедом.

Английская леди пришла в себя и напустилась на бедного трактирщика:

– Это неслыханно! Как смеете вы предпочитать эту потаскушку и этого человека нам! Да будет вам известно, что я леди Бринкэт из Бринкэг-Холла в Чешире, и я требую, чтобы вы предоставили нам комнату!

Николас не обращал на нее внимания и продолжат степенно подниматься по лестнице об руку с Фейт. Прежде чем завернуть за угол, Николас приостановился и небрежно бросил:

– О, трактирщик...

Мужчина поспешил к подножию лестницы, с надеждой обратив к нему лицо.

– Да, месье?

Холодным тоном, намеренно растягивая слова, Николас сказал:

– Те англичанки могут переночевать в моей второй комнате, ежели захотят.

– Вы выдворите своих людей ради английских дам? О, мерси, месье, – радостно залопотал трактирщик.

Николас возмущенно вздернул брови.

– Выдворю своих людей? Ради двух неизвестных особ? Вот уж едва ли. – И вкрадчиво добавил. – Женщины могут ночевать с ними. Мои люди будут не против потесниться.

– Я понятия не имела, что у вас такое изощренное чувство юмора! – воскликнула Фейт, когда они вошли в маленькую, но чистую комнатку. Побеленный потолок под неровным углом встречался со створчатым окном. Ставни дребезжали под напором ветра.

Он сардонически изогнул бровь.

– Что заставляет вас думать, что я шутил?

– Ну не могли же вы всерьез предложить такую неприличную вещь! – счастливо заявила Фейт. Она пересекла комнату, проверила, надежно ли закрыты окна и ставни. – Когда вы сказали, что ваши люди не против потесниться, я думала, леди Бринкэт хватит удар!

– Так вот откуда был тот грохот, который я слышал, когда мы поднимались по лестнице. – Николас начал открывать бутылку вина, которая стояла на маленьком столике. – Не хотите бокал вина?

– Ее просто трясло от бешенства, эту ужасную старую каргу! Нет, спасибо, я не люблю вино. – Фейт снова засмеялась и прыгнула на высокую кровать. Она была очень высокой и восхитительно мягкой, с толстым, мягким стеганым одеялом розового цвета. И вдруг Фейт застыла.

Кровать. Одна кровать.

Она огляделась, чтобы посмотреть, нет ли где раскладушки. Комната была меблирована скудно. Стул, маленький столик, шкаф. Кровать. На дубовой прикроватной тумбочке – зажженная лампа. Фейт открыла шкаф, надеясь найти там сложенный тюфяк. Ничего Она сделала вид, что занята шнуровкой ботинок, и заглянула под кровать в надежде обнаружить раскладушку.

Ни раскладушки, ни тюфяка.

Фейт взглянула на Николаса. Он потягивал вино, не догадываясь о ее тревогах.

– За будущую победу над всеми подобными ведьмами, миссис Блэклок. – Он поднял свои бокал и подождал. – Совсем ничего не хотите?

– Нет, позже я выпью чашку чаю. Спасибо, что вступились за меня перед леди Бринкэт и ее дочкой, – застенчиво проговорила она. – Я... я, кажется, не умею постоять за себя. Я очень признательна вам за поддержку. – И она действительно была благодарна больше, чем могла выразить словами.

Он внимательно посмотрел на нее и тихо сказал:

– В благодарности нет нужды. Вы моя жена, Фейт. Я буду поддерживать и защищать вас всегда и при любых обстоятельствах. Кроме того, это доставило мне удовольствие. Терпеть не могу надутых, самодовольных, спесивых старых грымз, как эта. И дочка ничем не лучше. Вы уже встречались с ними раньше?

– Да. Позавчера, в городе. Я увидела, что они англичанки, поэтому спросила, не могут ли они мне помочь. – Она почувствовала, как унижение снова поднимается в ней, и попыталась побороть его. – Но они подумали, что я...

Он презрительно фыркнул.

– Могу себе представить. Добавьте глупость к списку их преступлений. И вы все равно готовы были поделиться с ними комнатой?

– О, ну это было до того, как они начали оскорблять меня. Я подумала, что могла бы объяснить... – Она осеклась при виде его сардонического взгляда и, запинаясь, добавила: – Им негде было спать, а гроза такая ужасная... Я знаю, что значит не иметь крыши над головой.

– Вы очень снисходительны, миссис Блэклок. Предупреждаю: я – нет! – Он допил вино.

Миссис Блэклок. Снова. Как будто она на самом деле его жена. Он уверял ее, что это будет фиктивный брак. Но по закону они женаты, а у мужей есть права. И здесь только одна кровать. Фейт сглотнула.

Снаружи бушевала гроза. В комнате был небольшой эмалированный камин, а в нем лежали дрова, готовые к растопке. Фейт отыскала трутницу и разожгла огонь, радуясь, что нашла себе занятие.

Она постарается не думать о постели до тех пор, пока не придет время ложиться спать. Она понимала, что это трусость – откладывать, но в данный момент отношения между ними были такими приятными и легкими, что и ей хотелось насладиться этим. Пока возможно.

Некоторое время они сидели в молчании, прислушиваясь к грозе.

– Не хотите сыграть в шахматы? – спросил он.

Она поморщилась, вспомнив мучения детских уроков, когда дедушка, прикованный к постели, заставлял их всех учиться играть в шахматы. Только девочки слишком боялись его гневных вспышек, чтобы как следует сосредоточиться.

– Я не очень хорошо играю, но если вы хотите...

– Нет, не беспокойтесь. – Он поднялся и стал ходить по комнате.

Он заполнял маленькую комнату своим присутствием. Это крайне отвлекало: гроза, свирепствующая снаружи, и безмолвное хождение внутри. В попытке нарушить растущее напряжение Фейт выпалила первое, что пришло в голову:

– Стивенс сказал мне, что ваш отец отправил вас в армию против вашей воли.

Он остановился, затем пожал плечами:

– Я был молод. Отец знал меня лучше, чем я сам. Армия подходила моей натуре больше, чем я в то время считал.

Его слова, несмотря на одобрительную оценку, были произнесены с горечью и ножами недовольства собой. Она припомнила слова Стивенса о том, что армия – или это была война? – повлияла на него. «Изменила ею. Убила что-то внутри».

– В каком смысле она подходила вам?

Он резко повернулся и направился к двери.

– Если вы не возражаете, я пойду проверю, как там Вульф и лошади. Эта псина сходит с ума в грозу, а Мак не проявляет должной заботы. Он не может поверить, что чертов пес боится. Мак обещал, что запрет ею в пустом стойле. Но если он этого не сделал, пес может до смерти перепугать лошадей.

– Я не возражаю, – солгала Фейт. О нет, она не возражала против того, чтобы он посмотрел, как там собака: это было вполне понятно. Против чего она возражала, так это против чувства, что у нее перед носом захлопывают дверь.

– Я вернусь к семи, чтобы отвести вас на обед.

Глупо обращать на это внимание, сказала она себе, когда он ушел. Пусть они и женаты, но по-прежнему остаются чужими друг другу. Ее не касается, что он думает о своем отце и об армии. Он имеет право на личную жизнь.

В конце концов, у нее же тоже есть от нею тайны.

Она поежилась, когда ветер и дождь с новой силой обрушились на здание гостиницы. Добавив угля в огонь, она достала свои письменные принадлежности и села за маленький столик, чтобы написать письма родным. Близняшке Хоуп, затем Пруденс, затем дяде Освальду и тете Гасси.

Многие собаки впадают в панику при звуках грозы, но Беовульф не был из их числа. Он не пугался ни грома, ни ружейных выстрелов. Проведать собаку было предлогом. Нику срочно нужно было уйти из той маленькой комнатки с ее большой, высокой кроватью. От грозы, бушующей снаружи, и девушки с мягким голосом и нежной кожей.

Черт бы побрал этих английских гарпий! Он бы придушил обеих, и не только за то, как они обращались с Фейт. Если бы не они, ему не пришлось бы делить комнату со своей женой.

Он обещал ей невинный брак и связан честью не прикасаться к ней. Даже если этот мягкий, нежный голос открывает в нем бездну желаний и потребностей, которые, как он думал, ушли безвозвратно.

И этот ее запах сводил его с ума.

Чем скорее эта проклятая гроза закончится, чем скорее он сможет отослать Фейт в Англию, а сам отправиться в Испанию, тем счастливее будет.

Они с Маком пошли в конюшню. Стивенс чуть раньше спустился на кухню, чтобы познакомиться со вдовой сестрой трактирщика, прославленной поварихой. Сломав защитные барьеры грозной дамы мольбами открыть источник восхитительного аромата, идущего из кухни, он был с пристрастием допрошен. Его ответы, даже для англичанина, были вполне удовлетворительны, и таким образом ему было милостиво разрешено помогав, выполняя мелкие поручения, пока он постигал ее особый способ приготовления креветок в сметанном соусе.

Чуть погодя Николас вернулся в маленькую комнатку и постучал в дверь.

– Обед будет подан через пятнадцать минут. Хотите, чтобы я распорядился принести поднос наверх, или предпочитаете спуститься?

Фейт открыла дверь.

– Я спущусь.

Столовая была набита битком, но хозяин, несмотря па влияние республиканцев, разделил ее на две части: одну – для представителей знати, а другую – для простого люда. Простолюдины обслуживали себя сами. Аристократам подавали и взимали с них дополнительную плату за привилегию. Стивенс пронесся мимо с огромным подносом блюд и подмигнул Фейт. Он выглядел разгоряченным, но счастливым.

Николас философски покачал головой, усаживая Фейт.

– Он безнадежен. Ни минуты не может сидеть без дела. Любит быть нужным.

Фейт улыбнулась. «Все любят быть нужными», – подумала она.

Леди Бринкэт и ее дочь уже сидели за столом. Хозяин шепнул, что кто-то другой согласился уступить им свою комнату.

Когда Стивенс проходил мимо двух дам, Фейт услышала, как девушка сказала:

– Ой, мама! Посмотрите на его лицо! Какое уродство!

Девушка говорит о Стивенсе, с ужасом поняла Фейт. С жестокостью и презрением разглагольствует о его военных увечьях.

Мать ответила громким, презрительным голосом:

– Отведи глаза, моя дорогая. Такому человеку, как этот, не место в столовой. Имей его хозяин xoть малую толику деликатности, он бы убрал такого безобразно уродливого слугу с глаз долой, чтобы не шокировать дам.

Она использует Стивенса, чтобы отомстить Николасу, дошло до Фейт, и внезапно она разозлилась. Резко отодвинув стул, она встала и подошла к с столу, за которым сидели женщины.

– Как вы смеете! – возмутилась она. – Как смеете вы говорить о человеке, который сражался за короля, за свою страну – и за вас! – так бессердечно, так бесчувственно! И вы еще называете себя леди! Вам бы следовало стыдиться такой своей бесчувственности! Вам бы следовало уважать и чтить такого человека, как Стивенс, и не важно, слуга он или нет! Вам следовало бы уважать всех, кто рисковал своей жизнью ради вас и вашего комфорта!

Две женщины уставились на нее, потрясенные, словно на них напала мышь.

Фейт сверлила их гневным взглядом. Грудь ее нервно вздымалась, а глаза щипало от злых слез.

– И если я еще когда-нибудь – хоть раз! – услышу, что вы говорите гадости про лицо Стивенса, я... я побью вас обеих! – Хотела бы она придумать какую-нибудь более действенную угрозу, но была так расстроена, что плохо соображала.

При одной мысли, что кто-то мог использовать шрамы милого, доброго Стивенса, чтобы отомстить Николасу и ей за отказ поделиться комнатой, у нее в жилах вскипала кровь.

Последовало гнетущее молчание. Фейт приготовилась услышать дальнейшие оскорбления от леди Бринкэт и ее дочки, но те, похоже, были так шокированы ее неподобающей выходкой, что ничего не сказали. Лицо леди Бринкэт побелело, а у ее дочки покраснело.

Раздались аплодисменты. Все повернули головы к угловому столику. Николас Блэклок стоял и аплодировал. Фейт потрясенно воззрилась на него.

Дверь кухни распахнулась, и крупная женщина, одетая в белый передник и поварской колпак застыла в дверях. Мадам, повариха. Уперев руки в пышные бедра, она требовательно спросила по-французски:

– Что случилось?

Ее брат, хозяин гостиницы, торопливо перевел то, что английские леди сказали про Стивенса.

Мадам, придя в ярость, раздулась, казалось, до еще больших размеров и, чеканя шаг, подошла к столику леди Бринкэт. Как раз когда она подходила, ее брат закончил переводить слова Фейт, и повариха резко остановилась. Она обняла Фейт и горячо расцеловала в обе щеки. И тут все в столовой зааплодировали. Фейт вспыхнула от смущения, но убежать не могла.

Наконец мадам перестала обнимать Фейт. Она повернулась к англичанкам и грозно надвинулась на них.

– Вы – старая ведьма и молодая – вон! – Она ткнула пальцем в сторону двери. – Я не кормлю в своей столовой таких свиней, как вы! Убирайтесь, пока я не вышвырнула вас!

Шокированные такой грубой вульгарностью, не говоря уже об угрозе физической расправы со стороны большой, потной, раздраженной француженки, леди Бринкэт и ее дочь поспешно встали и выскочили из комнаты.

– Скатертью дорога! – заявила повариха. – А теперь, моя маленькая тигрица, брат нальет тебе шампанского. – Она с лукавым удовольствием взглянула на Николаса, который все еще стоял, и объявила: – Друзьям Стивенса здесь очень рады.

Стивенс прошептал ей что-то на ухо, и она удивленно округлила глаза, а потом улыбнулась во весь рот.

– Так это свадьба? Что же ты не сказал? – Она обернулась и объявила всем по-французски: – Моя маленькая тигрица и этот красивый молодой человек обвенчались сегодня утром у отца Ансельма. Итак, свадьба, друзья мои! Мы должны отпраздновать!

И празднество началось. Из кухни потек нескончаемый поток, блюдо за блюдом, чудесного угощения, при этом все самое лучшее вначале подавалось немало смущенным молодоженам. На столах появлялось шампанское, бутылка за бутылкой. А как только все угощение было съедено, кем-то из постояльцев были принесены скрипка, аккордеон и флейта, и зазвучала музыка. Столы и стулья были убраны, кто-то вытащил Фейт и Николаса на середину комнаты, и начались танцы. Звуки веселья заглушали звуки грозы, бушующей за стенами.

Наконец Фейт решила, что пришло время идти спать. Она прошептала Николасу, что устала и хочет удалиться к себе.

Голос ее слегка дрожал, когда она говорила ему это. Он понимал, почему она нервничает.

– Идите, – сказал он. – И заприте дверь. Я буду ночевать со Стивенсом и Маком. Не беспокойтесь.

Она посмотрела на него с облегчением и тихо ускользнула.

Но когда Ник примерно час спустя попытался потихоньку улизнуть, его поймали под громкий смех и непристойные шуточки. Казалось, полкомнаты видело, как Фейт ушла. Не могло быть и речи о том, чтобы позволить Нику ночевать в другой комнате. Это же брачная ночь!

Пятьдесят семь радостных, изрядно подвыпивших гуляк провожали Ника до комнаты его невесты. Дюжина доброжелателей пронесли его по лестнице, выкрикивая веселые и недвусмысленные советы. Ник от всей души надеялся, что Фейт их не слышит.

Дюжина здоровых кулаков громко забарабанили в дверь Фейт, призывая ее выйти и принять своего супруга. И когда она наконец приоткрыла дверь и нервно выглянула, одетая в длинную белую рубашку и завернутая в одеяло, Ника впихнули в комнату со счастливыми поздравлениями и другими весьма французскими пожеланиями. Он захлопнул дверь перед счастливой толпой и, учащенно дыша, задвинул задвижку.