Спасенное имя

Чудо в селе Виорены

Всю ночь шел дождь. Вообще лето было богато грозами, частыми, мелкими, какими-то «Гвоздиковыми» дождичками. И трава стояла в лугах парная, лоснящаяся. Солнце поднялось свежее, умытое. В акварельно-синем небе повис жаворонок.

Из кустов выскочил заяц. Он постоял с минуту, глядя на Гришку, вздымая рыжеватые, как бы подпаленные (словно у костра грелся!) впалые бока, а потом вдруг высоко подпрыгнул и задал такого стрекача, что видны были одни лишь вытянутые, летящие по ветру уши.

Гришка улыбнулся. Он представил себе лист бумаги, на котором непременно будет жить это утро, этот глупый, пугливый заяц с его золотистым, каким-то солнечным зрачком. И эти уши…

Трава Гришке казалась осыпанной битым стеклом. Ощущение было настолько сильным, что он, сняв башмаки, осторожно погружал ноги в прохладную траву, словно боялся пораниться. Маэстро молча шел рядом.

— Неплохо бы рыбкой заняться. — Он огляделся. — Как думаешь?

— У меня под орехом на берегу удочка…

— Ну, Григорий! — Маэстро потер руки.

Они вышли на берег. Ореха, под которым Гришка спрятал удочку, на месте не оказалось — он со слоем земли сполз в воду. На сером пористом камне сидел чернобородый человек в серой рубашке. Он внимательно рассматривал дерево.

— Что за наваждение? — не мог прийти в себя Гришка. — Еще вчера я лежал под орехом, а теперь хоть вплавь добирайся… Просто чудо какое-то!

— Занятно, — сказал маэстро. — Конечно, чудо.

Бородач поднял голову. Глаза его заблестели.

— Кто это? — спросил Гришку маэстро.

— Диомид, — ответил Гришка.

Маэстро глянул в глаза Диомида, отвернулся и тихонько пошел к кустам.

— Я сейчас, — сказал он Гришке.

Между тем берег ожил. С десагами[6] и плетеными корзинами потянулись крестьяне. Один из мужиков с корзиной, из которой вытягивали длинные шеи откормленные гуси, присел неподалеку от бородача. Диомид, сверкнув глазами, подхватился и побежал к реке.

— Господи! — закричал он звонко. — Прости меня, грешного, раба твоего недостойного, за неверие мое сатанинское. Как отмолить мне мой тяжкий грех?!

И он пал на колени и пополз в воду.

— Что с вами? — Гришка решил, что Диомид сошел с ума. — Куда вы?

Но тот повернул к нему безумное лицо, прошипел:

— Молчи, дурак…

Крестьянин встал, почесал затылок и направился к «грешнику». «Грешник» посмотрел на крестьянина и с удвоенной энергией принялся каяться. Он подполз к воде, коснулся ее губами, закричал:

— Сам видел! Глазами недостойными зрел! Чудо! Господи, за что мне откровение твое всевышнее?

— Что с ним? — спросил крестьянин.

— Не знаю, — развел руками Гришка. — Маэстро, — он огляделся. — Где же вы, маэстро?

В это время гуси, которым надоело томиться в ожидании хозяина, спокойно вышли из корзины и направились к реке.

— Стойте, — закричал крестьянин и, забыв о «грешнике», по колено стоявшем в воде, кинулся ловить за крыло гусака. Стали собираться люди. «Грешник» уже по грудь торчал в воде.

— Чудо! Рука господня подняла и в воду опустила. Сам видел… Червь точил его сатанинский.

— И правда, бабоньки, — сказала старуха в черном платке. — Орех на бугре стоял, а теперь в воде прохлаждается.

— Что там? — спрашивали в толпе.

— Гром в землю ударил, — отвечала старуха. — Дух святой на Диомида сошел.

— Брехня, — волновался Гришка. — Не слушайте вы бабку Ефросинию.

— Стыдно, парень, — совестил Гришку сельский пьяница Стругураш.

— Предупреждение получил? — строго спросил его Гришка.

— Получил.

— Выводы сделал?

— Цельные сутки не принимал…

— Порядок. А теперь — ступай.

Стругураш, опасливо озираясь, побрел от Гришки прочь.

— Это же оползень, — сказал Гришка толпе.

Люди зашумели.

— Парень дело говорит.

— Конечно, оползень!

— Что же еще?

— Может и оползень, — неожиданно легко согласилась Ефросиния. — А только и он сам на свет не родился. Ты, Гришка, в клубе торчишь? Ну и торчи. А в наши дела не суйся.

— Рука господня подняла и опустила, — тянул свое в реке «грешник». Он вышел на берег, пал на колени и стал целовать землю.

— Мать сыра земля! Уйми ты всякую гадину ползучую от приворота-оборота и дела лихого, поглоти ты силу нечистую в бездны кипучие, в смолу горючую, утоли ты все ветры полуденные с ненастьем, уйми пески сыпучие с метелью…

Бабка Ефросиния рухнула на колени и заплакала, запричитала…

И поползли по селу слухи о том, что ночью на реке совершилось чудо. Доброму человеку лик господен явился, дух на него сошел. И ударил гром с неба, и понесла рука господня орех в реку, дабы исцелить его раны глубокие, от червя сатанинского избавить!

В селе над этими слухами посмеивались. Кто же в Молдавии не знает, что такое оползень?