Средневековые битвы

Битва под Никополем (25 сентября 1396 г.)

Битва под Никополем не самая известная, но очень значимая для средневекового мироощущения.

В качестве основного источника у нас сегодня выступит герр Ганс Дельбрюк, и его монументальный труд:

История военного искусства с древнейших времен.

К стыду своему признаться, целиком его не осилил, но имейте в виду, это тот самый титан, на плечи которого не стыдно влезть. Даже несмотря на то, что этот историк жил и творил еще в 19-м веке, он по прежнему достаточно актуален.

Итак, коротко про стороны и их силы:

Со стороны света добра и справедливости Сигизмунд.

Это человек, который родился в Праге, во франкоговорящей среде. Семья была хорошая, и поэтому Сигизмунд просто не мог быть плохим, и ему немедленно нашли достойное местечко — он стал королем Венгрии. Это на момент описываемых событий. Чуть позже Сигизмунд станет еще королем Германии Чехии, Ломбардии, курфюрстом Бранденбурга… Вроде бы ничего не забыл. Ах да, в конце он станет Императором Священной Римской Империи, которая Германской Нации.

Вот что значит хорошая наследственность.

Тем не менее венгры с королем не прогадали. Находясь под постоянным давлением турок, они долгое время оставались со своей бедой один на один, но вместе с Сигизмундом к ним повернулась лицом и знать всей Европы. Под это дело был оперативно организован крестовый поход.

В этот раз особой массовости не было, поход был вроде лыжного спорта в куршевеле. Как-то самой собой получилось, что не для всех, а для самых спортивных. И у которых есть деньги на билет.

Всего таких набралось, если верить хроникам:

50000–62000 венгров (из них 26000 наемников), 10000 валахов (во главе с Мирчей Старым), 16000 пехотинцев-трансильванцев, якобы 10–14000 французов и бургундцев, 6000 немцев, 1000 англичан и 12–13000 наемников из Штирии, Польши, Чехии и Италии.

Всего 110 000 (60000 у Фруассара, 100000 у биографа Бусико, 150000 у Филиппа де Мезьера).

Ганс Дельбрюк куда скромнее в своих оценках:

'…папа Бонифаций IX, признанный в Германии, Италии и Англии, обратился с призывом ко всем христианам и приказал проповедывать крестовый поход.

Успех был таким, каким никогда еще не был в эпоху крестовых походов. Во главе блестящего войска французских рыцарей стал юный граф де Невер, сын герцога Филиппа Бургундского. Венеция обещала корабли. Под команду венгерского короля встали германцы, англичане, поляки, итальянцы; среди германских князей находились пфальцграф Рупрехт и бурграф Нюренберга Иоганн; вместе с ними — городские рыцари из Страсбурга. Гросмейстер иоаннитов, местопребывание которых тогда было на о. Родосе, прибыл с рыцарями, а князь валахов Мирцей послал подкрепление. Одни французы собрали 1 000 рыцарей и пажей, а с вспомогательными комбаттантами, пожалуй, 2 500 человек; вся армия христиан насчитывала от 9 000 до 10 000 конных, из числа которых, за вычетом потерь во время похода и оставленных в гарнизонах, в сражении активно участвовало, примерно, 7 500 воинов, т. е. такое могучее воинство, что становятся понятными надменность и самонадеянность с которыми рыцари совершили этот невероятный поход и шли в бой. О пехоте ничего не известно.'

Еще у нас есть показания очевидца. Его звали Шильтбергер, и он говорит о 16000 воинов. Помните, я приводил цитаты из писем участников Бургундских войн, где они завышали численность своих войск в 5–10 раз, а врагов в 40? Так что я с некоторой настороженностью отношусь к показаниям очевидца. Но запомните этого Шильтбергера, мы к нему еще вернемся.

Злобные враги христиан и всего доброго и светлого, турки-османы и султан Баязид лично.

Я плохо владею материалами по туркам вообще, и по Баязиду в частности.

Можно сказать две вещи — правитель он был хороший. Получил кличку Молниеносный не за особенности поведения в гареме, а за стремительность передвижения войск. Сильно раздвинул границы империи, и вполне мог бы развернуть серьезную экспансию в Европу. Но поссорился с Тимуром, и даже забил Железному Хромцу стрелку при Анкаре. От чего обрел многие печали, и умер в плену.

Очень похоже, что армия Молниеносного была, внезапно, скорее пешей. Я не ожидал. И очень похоже, примерно равна по численности войскам крестоносцев, если не уступала им.

Я напоминаю, в средневековых расчетах, против одного конного надо выставлять пять пеших, если хочешь добиться равенства сил.

Вот именно поэтому я и выбрал эту битву, как один из показательных матчей из серии «что будет, если рыцарь сразится со спартанцем», но в отличии от телевизионного шоу, тут у нас реальность, и армии соревнуются не в зрелищности своего оружия, а в организации, структуре… Короче говоря, соревнуются технологии уничтожения врага.

Армия Баязида сильно отличается от европейских рыцарей.

В первую очередь, это конечно знаменитые янычары. И на тот момент, они совсем не похожи на знаменитых янычар. Похоже это был аналог конной гвардии при правителе, набранный из детей аристократов, в покоренных странах. Есть некоторые основания считать что на тот момент янычары рабы только технически — они не теряют связь со своими семьями. Это, скорее заложники, которые еще и дерутся за своего похитителя. Турки, разумеется, делали из отданных в заложники христианских юношей тех еще кровопийц, и часто возвращали обратно, наместниками (см. Влад Цепеш, он же Дракула). В любом случае их сравнительно мало.

Во вторую очередь, но не по важности, это сипахи. Это костяк войска, и в первом приближении — полный аналог европейского рыцаря, или кованого латника Руси. Но при ближайшем рассмотрении всплывает много различий чисто социального свойства. Если феодал европы это судья, следственный комитет, армия и полиция в одном флаконе, то тимарид (это я придумал от их владения, сипахи тоже получали доход с земельного участка с крестьянами, торговых рядов, мельниц или ещё какого-либо предприятия — тимара ) больше похож на сплав муниципального депутата и омона. Да, феодализм, он оказывается действительно возникал во многих местах, но очень по разному.

И наконец пехота. Акынджи́.

И это, вроде как иррегулярная пехота. Ополчение. Акынджи были основной боевой единицей. Отталкиваясь от своего эмпирического опыта, я бы не воспринимал их как серьезную и устойчивую боевую силу. Но в битве они показали себя неожиданно не плохо.

Ход битвы.

Дадим слово Дельбруку (в скобках мои комментарии):

Крестоносцы по пути занимали болгарские города в уверенности, что этим привлекут султана Баязета с армией и смогут дать ему желанный решительный бой. Только Никополь упорно защищался, и даже 16 дней спустя крестоносцы еще не овладели им, когда получено было сообщение о приближении войска в помощь осажденному городу.

Баязет стоял под Константинополем, когда узнал о приближении крестоносцев. Вечером 24 сентября он разбил свой лагерь всего в 5 или 6 км от армии христиан. Последние стояли внизу в долине Дуная перед городом, турки же стояли на волнистой местности, возвышавшейся к юго-востоку над речной долиной, ограниченной справа и слева крутыми откосами.

(Обратите внимание, все это мы увидим потом в Бургундских Войнах. Пешая армия совершает неожиданные, «молниеносные» переходы, заставляя феодальные войска принимать бой в невыгодных условиях)

Неожиданное появление турок сразу же поставило армию христиан в очень плохое положение. Если бы в их распоряжении был хотя бы один день, то они двинулись бы навстречу туркам в открытую равнину; теперь же пришлось на виду неприятеля подниматься из долины, откуда ложбина вела на плоскогорье. Правда, осаду города сняли в этот же день, так как поступило несколько сообщений о приближении армии на помощь осажденному городу, но все же не предполагали ее настолько близко, чтобы немедленно начать наступление. Лишь ночью Сигизмунд отправился к французам, чтобы сговориться с ними о наступлении и о плане сражения. Во время этих переговоров, по-видимому, больше всего спорили о том, кому предоставить честь завязки боя; возможно, за этим спором об этикете скрывался вопрос о тактике. Если Сигизмунд желал, чтобы во главе наступавших стояли его венгры, то при этом он имел в виду не столько вопросы чести, сколько вооружения. Венгры издавна были конными лучниками, т. е. больше всего годились для начала сражения. Французы, однако, настаивали и добились того, чтобы первыми завязать бой.

(И вот опять феодальная вольница. Казалось бы, Сигизмунд оказался достаточно хорош для короля, и не один раз. Но для того, чтобы банально отдать приказ, у него недостаточно авторитета)

Одни за другими поднимались через ложбину на плоскогорье различные контингенты и национальности крестоносцев. Янычары ожидали их на позиции, защищенной и укрепленной легким палисадом, — точное подобие позиции английских стрелков при Азенкуре. Не исключена возможность того, что англичане прямо подражали янычарам; английские рыцари также принимали участие в этом сражении и были свидетелями успеха турок.

(Тут Дельбрюк упоминает янычар, но сейчас историки несколько наработали материал, и все больше склоняются к тому, что рыцарей остановили именно акынджи)

В остальном же это сражение имеет больше сходства с Кресси, чем с Азенкуром. Турецкие лучники занимали выгодную оборонительную позицию, а христиане дали себя спровоцировать на атаку этой позиции не сомкнутой массой, а разрозненными отрядами. Вдобавок Баязет приказал всадникам рассыпаться впереди янычар, а сам во главе сипаев спрятался за холмом. Когда французы достигли плоскогорья и увидали немногочисленную турецкую конницу, а за нею пехоту, их нельзя было уже сдержать, и они бросились на противника; может быть, они думали, что вообще этим исчерпывается армия турок, а может быть полагали, что застигли противника на марше. Тщетно Сигизмунд приказывал им обождать прибытия всей армии.

(И действительно, сходство с Кресси поразительное)

Французские рыцари с легкостью погнали турецкую конницу; последняя завлекала их на расстояние досягаемости выстрелов янычар, а после того как всадники и лошади понесли урон от стрел на холме, появился падишах во главе сипаев и обрушился на заносчивых французских рыцарей. Нужно полагать, что справа и слева от янычар было оставлено пространство, где сипаи могли бы атаковать, не топча в то же время своих собственных лучников. Они имели большое численное превосходство над французами, напали на них одновременно со всех сторон и вскоре совсем окружили. Когда явился Сигизмунд с венграми, германцами и другими войсками, то с французами было уже покончено, а еще через некоторое время победа турок над крестоносцами была окончательно завершена.

Спасибо Дельбрюку. От себя добавлю — для христианской европы это поражение оказалось настолько серьезным, что с тех пор против турок не случилось ни одного крестового похода. Зато против христиан — великое множество. На самом деле Европе реально повезло, что Баязида отвлекли дела с Тимуром, думаю под впечатлением турецкой мощи, у османов были не иллюзорные шансы превратить большую часть Западной Европы в свои провинции. И все говорили бы сейчас на тюркском, как казахи и азербайджанцы.

Европейцы конечно напридумывали себе страшных пеших янычар, которых воспитывают как спартанцев, только злее, и оттого они такие непробиваемые. Но по факту, просто на востоке обнаружились весьма годные пешие армии, способные держать удар рыцарей. И именно это и ужаснуло феодалов Европы.

А теперь я хочу вспомнить человека, про которого вы наверняка забыли.

Его звали Иоганн Шильтбергер (Не путать с Шикльгрубером). Это баварский оруженосец которому было 16 лет. Он сопровождал своего сеньора, рыцаря Леонгарда фон Рихардингера, и вместе с ним и под командой бургундского наследника Жана де Невера и короля Венгрии Сигизмунда Люксембургского принял участие в битве под Никополем (25 сентября 1396 г.)

Так вот, Иоганн оставил после себя мемуары, что для неграмотного в своей массе рыцарства уже достижение. Но что еще лучше, они до нас дошли в отоносительно хорошей сохранности.

Так давайте же дадим слово (далее цитирую Куркина А. В. https://vk.com/club21105920):

«Король тогда хотел привести войско в боевой порядок и поэтому согласился на предложение герцога валахского [т. е. Мирчи Старого– А. К.], чтобы он мог первым напасть на неприятеля. Однако герцог Бургундский [имеется в виду Жан де Невер — А. К.], услышав это, не пожелал уступить эту честь ему или кому-либо другому и потребовал, чтобы ему было позволено напасть первому ради того, что он прибыл с шестью тысячами воинов из столь отдаленного края и издержал так много денег во время своего перехода».

Как мы знаем, переломным моментом сражения при Никополе стал разгром франко-бургундского отряда перед позициями султана Баязида.

Пока часть турецкого войска добивала последних франко-бургундских бойцов, восстановившая боевой порядок пехота янычар и отряды акынджей сошлись в жарком бою с баталией Сигизмунда и немецких графов. Вот как описал этот момент сражения Иоганн Шильтбергер:

«Король же, узнав о нападении герцога [т. е. Жана Неверского — А. К.], собрав оставшееся войско, в свою очередь напал на противостоявший ему 12-тысячный корпус [турецкой] пехоты, которая вся была растоптана и уничтожена. В этой стычке господин мой Леонгард Рихардингер был сброшен со своей лошади выстрелом. Увидев это, я, Иоганн Шильтбергер, подъезжал к нему и помог ему сесть на мою лошадь, а сам сел на другую, принадлежавшую турку, и поехал обратно к другим всадникам».

Исход боя в венгерско-немецком секторе решила атака сербского корпуса господаря (впоследствии он получил титул «деспот») Стефана Лазаревича, сына погибшего на Косовом поле короля Лазаря.

«Деспот напал на короля (венгров), низложил его знамя и вынудил самого искать спасения в бегстве, — вспоминал Шильтбергер. — Некто фон Цилли и бургграф Нюрнбергский Иоганн, взяв с собою короля, вывели его с поля битвы и привели на галеру, на которой он отправился к Константинополю. Рыцари и прочие воины, видя, что король бежал, тоже повернули назад и многие из них бежали к Дунаю, где часть добралась до кораблей. Их пример оказался заразителен и для других, но так как корабли уже были переполнены людьми, то тем, кто еще пытался взобраться на них, отрубали руки, и все они утонули. Другие же во время бегства к Дунаю пропали в горах».

После битвы уцелевшие крестоносцы, захваченные в плен, подверглись экзекуции. Пленных выводили из общего строя, ставили на колени и отсекали голову. Шестнадцатилетний Иоганн Шильтбергер, благодаря юному возрасту, сумел избегнуть экзекуции и стал свидетелем гибели своего сеньора Леонгарда фон Рихардингера. Еще один баварский рыцарь Гансен фон Грейф, идя на казнь, не смог сдержать слез, однако, переборов страх, громким голосом призвал товарищей по несчастью достойно встретить свою судьбу:

«В этот день наша кровь проливается за христианскую веру, поэтому волей Божьей мы все вознесемся на небо!»

Вид израненных христианских воинов, с молитвой принимающих смерть, судя по всему, произвел глубокое впечатление на султана. Окинув взором груды обезглавленных трупов — страшное свидетельство триумфа «истинно верующих», — Баязет приказал прекратить экзекуцию.

Иоганн Шильтбергер, храбрый баварский оруженосец, получивший при Никополе три раны, пережил массу приключений во время своих более, чем тридцатилетних скитаний по Востоку. Сначала он в качестве пленника и раба, а потом и верного слуги 6 лет сопровождал Баязида в его походах, «дослужившись до того, что мне разрешили ездить верхом в свите короля». В 1402 г., после разгрома и пленения Баязида в битве при Анкаре, наш герой попал в плен к Тамерлану, при котором «служил» (Шильтбергер ошибочно указал на 6-летний срок службы) до его смерти в 1405 г. Затем он попал в свиту третьего сына Тамерлана Миран-шаха и участвовал в его победоносных походах в Тебриз, Курдистан и Малую Армению. После гибели Миран-шаха в 1408 г., Иоганн четыре года служил у его сына Абу-Бакра, который прославился не столько своим политическим чутьем, сколько физической силой. Однажды он, по словам Шильтбергера, пронзил стрелой из лука железный сошник плуга, в другой раз, испытывая подаренный меч «весом в 12 фунтов и стоимостью до тысячи золотых гульденов», надвое разрубил трехгодовалого бычка.

Сопровождая золотоордынского принца Чакра, наш баварец отправился в «Великую Татарию», т. е. Золотую Орду, где познакомился с мурзой Едигеем. Далее, Шильтбергер принял участие в походе Едигея в Сибирь и Волжскую Булгарию, где на него произвели впечатление «разные породы животных, которые совсем не встречаются в Германии, и которых я не могу даже назвать». Запомнилась Иоганну и «татарская дама Садур-мелик», ловко ездящая верхом и метко стреляющая из лука. Оная «амазонка», мстя за погибшего мужа, лично казнила убийцу:

«она приказала ему стать на колени, обнажила меч и одним ударом отсекла ему голову, говоря: „Теперь я отомстила!“. Это случилось в моем присутствии, и я говорю об этом здесь, как очевидец».

В процессе своих многолетних скитаний, меняя хозяев, которым он служил, Шильтбергер побывал в Турции, Египте, Палестине, Иордании, Иране, на Северном Кавказе и в Крыму, посетил крупнейшие города мира — Сарай-Бату, Багдад, Дамаск, Александрию и Иерусалим. Свою малограмотность и прямолинейность мышления баварец компенсировал острой памятью и богатой фантазией.

В 1427 г. Иоганн вместе с четырьмя христианскими пленниками сумел бежать в столицу Мингрелии Батум, где бывших рабов подобрало генуэзское судно и доставило в Константинополь. Оттуда неутомимый путешественник, тосковавший по родной земле, направился в Валахию и далее во Львов-Лемберг.

«Это — главный город в меньшей Белой России. Там я пролежал больной три месяца, а затем приехал в Краков, главный город в Польше, а оттуда — в Мейсен в Саксонии, и в Бреслав [т. е. Вроцлав — А. К.], главный город в Силезии. Наконец, через Эгер, Регенсбург и Ландсхут, я, с помощью Божьей, возвратился домой и в общество христиан, за что благодарю Бога и всех, кто оказывал мне помощь».

Остаток жизни баварский «Марко Поло» служил при дворе герцога Альбрехта Благочестивого, писал свои мемуары и не уставал удивляться благосклонности, которую проявил к нему милосердный Господь, выделив его из тысяч Никопольских пленников и сохранив ему жизнь.

«Проведя тридцать два года среди язычников, я уже не смел надеяться, что мне удастся когда-либо возвратиться к христианам. Однако Бог, внимая, моим искренним желаниям возвратиться, чтобы иметь счастье молиться ему с христианами, пекся обо мне, чтобы тело и душа моя не пропали. Поэтому-то, я прошу всех читателей этой книги, чтобы они молились за меня, чтобы Бог берег и их, как здесь, так и в вечности. Аминь!».

Эти прекрасные мемуары, человека яркой судьбы, помимо пропаганды феминизма, дают нам представление о том, как относились к человеческому ресурсу в то непростое время. Если человеческий ресурс имел востребованные навыки, конечно. Это я не к тому, что надо учиться убивать. Хотя…