Правильная феодальная битва при Монлери 1465

Расскажу я вам сегодня историю о короле, графе и герцоге.

Жили были Филипп Добрый, герцог, со своей герцогиней. И все бы у них было хорошо, но сын у них родился Карлом.Надо сказать честно, в истории редко можно встретить хорошего человека, а уж правителя — так таких вообще по пальцам пересчитать можно. Так вот, Филипп Добрый, герцог Бургундии, был действительно хорошим правителем. При нем люди жили хорошо. Нет, ну он может и гадил по мелочи, Жанну Дарк, например, англичанам продал — но конкретно своих подданных старался беречь.

А его сын, Карл, пошел в матушку, принцессу Изабеллу, француженку. В 19 лет Карл проявил выдающуюся смелость (или тупоголовое упрямство, как начали подозревать позже) в местечковой заварушке, от чего тут же получил авторитетное погоняло «Смелый».

Вообще Карла одно время сильно идеализировали. Его до сих пор в исторических очерках часто называют последним рыцарем Европы. Какой он был? Ну он очень любил движняк. Пиры, охота, война — он всегда в такое вписывался. Пока его отец, герцог Филлип, был жив, Карл кормился с графства Шароле (которое, строго говоря, было частью Франции. Феодализм, он такой), являясь таким образом, носителем титула графа Шароле.

Герцоги графы — пустые слова, которые вызывают у вас лишь смутные ассоциации. Типо граф по нашему — губернатор, герцог это президент национальной республики.

Очень близко, но нет.

Что бы вы могли хотя бы примерно представить себе жизнь крупного феодала, я приведу его «походный» двор — то есть свиту с которой он ездил по гостям, охотам и повоевать по мелочи.

Двор дома Карла Смелого описан как в «Мемуарах» Оливье де Ла Марша, так и в «Хрониках» Жана Молине. Последуем за вторым, менее многословным автором, который пишет: «По обычаю при доме и семье герцога Бургундского всегда имеется 40 рыцарей и 40 кавалеристов под началом четырех знатных рыцарей, не считая прочих рыцарей в большом количестве, согласно обычным старинным условиям, и 20 камер-юнкеров. Имеется также 50 хлебодаров, 50 виночерпиев, 50 стольников, режущих мясо, 50 конюших (Все это тоже далеко не крестьяне, не по чину сволапым вокруг графа виться), и при каждом свой кутилье (оруженосец); над ними начальствуют четыре эскадронных командира. Кроме того, есть 50 лучников личной охраны и 2 рыцаря, начальники над ними. С другой стороны… его гвардия насчитывает 130 кавалеристов и столько же вооруженных кутилье, а равно 130 лучников, и над ними всеми купно начальствует один рыцарь, весьма доблестный и испытанный в боях, и четыре оруженосца как эскадронные командиры».

Все эти люди не столько получали жалованье за «работу» на герцога, сколько являлись его частью. Их кров, еда и само физическое существование были напрямую связанны с благополучием их хозяина. Ну и был шанс улучшить качество жизни и для себя лично, пользуясь приближенностью к священной тушке. Кормить эту ораву приходилось вассалам герцога, к которым он приезжал «погостить». Одновременно, по факту это была армия — случалось, не маленькие города куда меньшим количеством людей брали.

И одновременно они были ядром феодального войска, хребтом, на котором все держалось. Центром силы. Точкой отсчета. Те, кто решают битвы. Жнецы врагов своего короля. Ниже я буду описывать битву, и упомяну их вскользь всего пару раз. Ну, потому, что на большее они не навоевали.

Я хочу акцентировать еще раз — Карл Смелый был чистым эталоном для феодального правителя. Его можно рядом с килограммом и метром в Палату Мер и Весов ставить.

Основные занятия его и его двора — участие в лихих джигитовках на конях и поножовщине, охота, гонки на лошадях, веселые проделки (в основном над теми кто ниже по социальному статусу), слушание и пение баллад и все прочее то, чем обычно занимаются безработные на дорогих средствах передвижения.

Грабеж, убийства и рэкет включены. И одновременно с этим — преследование особо борзых бандитов и крестьян.

Все шло у Карла хорошо, особенно после до того как его папа, Филип Красивый, помер. Но тут на престол Франции взошёл Людовик, и испоганил своим видом всю пастораль… Людовику назначили порядковый номер 11, и судьбу неудачника. А все потому, что среди четких пацанов Людовик имел плохую репутацию. Он слыл слабаком. Как физически, так и морально. Нам, современным людям, кстати сказать, может показаться что это репутация не заслуженна.

Типичный пример — Людовик, еще будучи наследником, участвовал в походе на швейцарцев, и лично присутствовал, когда полторы тысячи упертых швицов дрались с «Живодерами» французов до последнего человека.

Бродя по полю боя, после победы, Людовик показал себя не бесчувственным, как камни древнего замка, ну то есть настоящим рыцарем, а расклеился как баба… Вокруг были просто горы изрубленных трупов, и швейцарские были отнюдь не в большинстве. И можно понять, почему король был расстроен. Его армия вторжения была серьезно потрёпана еще до встречи с основными силами швейцарцев, наемники начали бузить и требовать еще бабла. А швейцарцы мало того что кидались на минимум пятикратно превосходящие силы, еще и трудно, даже мучительно трудно, умирали. И совсем не сдавались. Тут то Людовик неосторожно высказался в том ключе, что в рот ему ноги, если он еще раз с этими отбитыми наголову психами будет воевать. Еще непонятно кого именно он имел в виду — швейцарцев, или таки своих наемников. Но эту фразу услышали, и стали пересказывать. Ну как же, король (вернее тогда дофин, наследник короля) признался в том, что испугался.

А надо понимать, что в рыцарской среде подобные заявления были несколько опрометчивы. В одной битве, (не на много позже описываемых событий), рыцарская конница подверглась болезненному обстрелу артиллерии. И военачальник прислал приказ — отойти на двести шагов. Чтобы выйти из-под обстрела. Что сделали рыцари? Правильно — возмутились хамством и пошли в атаку. Их разумеется опрокинули и разогнали, но перед этим они успели сломать бедняге военачальнику всю задумку битвы.

В общем, не по понятиям было проявить даже некоторый намек на то, что ты хоть чуть-чуть не так крут как крутой Уокер. Правда эта демонстрация крутости никак не мешала феодальному ополчению разбегаться с поля боя как зайцы, при первых же осложнениях.

Имея военную знать, с такой яростью почитавшую понты, Людовик, который любил порядок и что бы все было по делу, был неприятен всем приличным людям.

Строго говоря Людовик даже сделать ничего не успел, только как Евдокимов, сказал — «Может воровать хватит?» — как его полная гнусности сущность стала тут же всем очевидна.

Начались проблемы административного характера — Людовик искал людей, которые хоть и воруют, но хотя бы работают. Тут надо отдать должное благородным шевалье Франции — подленькую автокатастрофу (в то время «несчастный случай на охоте») они устраивать не стали. Может они и были ворюгами и упырями, но все же они не были ничтожествами.

Не удивительно что крупные феодалы Франции подняли справедливое восстание против такого мерзкого короля. Разумеется, просто мятеж им не подходил, не хватало понтов. Выход был найден — они объявили себя «Лигой Народного Блага». Народ содрогнулся в ужасе. К несчастью, Лига добавила себе легитимности, поскольку их возглавил не кто-нибудь, а герцог Карл Беррийский, младший брат короля. Командовал же движухой по факту Карл Смелый.

Как и зачем он туда влез — отдельный разговор. Так то Карл Смелый был давним корешем Людовика. Они вместе росли, были даже не сильно дальними родственниками — в общем братухи. Казалось бы, брат за брата, как по рыцарским понятиям взято! Тем более, что, являясь графом Шароле, Карл автоматически становился вассалом французского короля, в конкретном лице Людовика номер 11.

Если со стороны посмотреть — воевать против Людовика это прямое нарушение вассальной клятвы, вроде бы не по понятиям. Но Карл имел аргумент — Людовик, жалкий барыга, предлагал купить графство Шароле у Карла. Чем, разумеется, правильного рыцаря Карла оскорбил. Обида на бывшего почти брата, а теперь неправильно сюзерена, засела в Карле так глубоко, что её почувствовал даже его конь. В буквальном смысле — Карл, как только узнал о смуте, собрал феодальное ополчение Бургундии и отправился на помощь угнетенным братьям феодалам. Вскачь.

Самая хохма тут в том, что Людовик уже купил графство Шероле, еще у отца Карла, Филиппа Доброго, и даже деньги сдуру отдал.

Людовик в ответ на благородный порыв подданных проявил в полной мере свою подлость — объявил сбор армии, и таки её собрал, несмотря на массовый саботаж от крупных магнатов. Опираясь в основном на наемные отряды, ополчения городов, и некоторые экспериментальные войска, вроде лучников в тяжёлой броне (в основном шотладцы, мелкие дворяне, считай те же рыцари).

В общем показательной порки неправильного короля не получилось. И две, вполне себе правильные феодальные армии, сошлись в битве при Монлери.

Карл рассчитывал разбить королевские войска с помощью войск герцога Беррийского и герцога Бретонского, которые шли из Бретани под предлогом покончить с распрями в столице. Людовик же надеялся на победу над бургундцами с помощью верного ему парижского гарнизона. Кстати «всеми презираемый» французский король был не так уж и одинок, ему достаточно преданно служили маршалы Жоакен Руо и Карл де Мелен. И они показали себя достаточно опытными военачальниками, отбиваясь от воинов Карла на протяжении почти двух недель. Войска Карла были очень мобильны. Их основу образовывали почти полторы тысячи всадников, которых поддерживали орудия на телегах. При войске шло до 500 наемников из Англии, метких стрелков из английского лука.

Итак, уверенность в победе была у обоих военачальников, и поэтому битва началась.

Войско Карла дважды перестраивалось, всадники то спешивались, то садились на коней, благородные доны спорили о том как им правильно бить Людовика, и кто должен быть впереди. В процессе они шуганули королевский авангард, потеряв убитым довольно именитого и богатого «собрата» по лиге, и наконец построились. Несколько часов после этого, армии обменивались пушечными выстрелами, без заметного эффекта. Что много говорит об эффективности артиллерии того времени — снаряжение выстрела могло занять несколько часов, а попасть в цель чуть меньшую размерами, или чуть более подвижную, чем замок, тогдашним современным пушками было трудно.

На правом фланге бургундской армии Карл де Шароле повел в бой тяжелых всадников, ядро которых составляла его свита, и опрокинул мощным ударом роялистов. Во главе с принцем Карлом Анжуйским третья часть армии французского короля бежала с поля боя. Пришлось Людовику XI лично исправлять положение. К 13 часам он собрал конницу своих дворян (личных королевских вассалов, неплохо экипированных) и бросился под пушки бургундцев. Пал боевой конь Людовика. Сам французский король тоже вполне мог закончить жизнь под градом ядер и стрел, но его вытащили из-под коня верные шотландцы. Однако к этому моменту возле короля почти никого из его свиты не осталось. Солдаты короля массово покидали поле боя, толпы бежали к замку, надеясь укрыться за его стенами. Король скакал за беглецами, сняв шлем, чтобы все видели его лицо, и не переживали.

Карл тоже хапнул приключений, но об этом ниже.

Бой завершался вечером, в силу наступившей темноты. Но еще до этого, он свелся к перестрелке лучников и пушкарей. Ночью войска короля ушли к Корбею, возвращаясь к Парижу. И вот тут Людовик сделал интересное — он сразу же разослал герольдов, трубивших о победе короля. Всем говорили, что бургундцы потеряли втрое больше солдат, чем войско его величества.

Армия Карла и его союзников простояла у замка Монлери еще два дня, собирая убитых. Было взято 7 неприятельских орудий. В лагере бургундцев все были убеждены в том, что сражение ими выиграно, что логично — король позорно бежал, уступив им поле боя. Все шумно, весело и под вино лизали седалище наследника бургундского престола, в числе прочего на общей сходке короновав его почетным погонялом «Смелый». С которым и вошел Карл де Шароле в мировую военную историю.

Смотря на мутный результат битвы, король увидел что война это не его, и надо мутить в другую сторону. «Французский король помирился с Карлом в Конфлане осенью 1465 года. Бургундцы получили земли на Сомме, остальные участники Лиги тоже не остались внакладе, получив от короля новые угодья и города.» Что бы вы понимали — получить от короля даже маленький городок, это как сейчас получить от папы большую нефтевышку.

Для современников битва при Монлери показательна массированным применением тяжелой кавалерии и мощного артиллерийского огня. Стало очевидно — конница вновь после Столетней войны стала восстанавливать свои позиции в сражении, а огнестрел, не смотря на развитие, остался в нише осадных приспособлений, мало пригодных для полевого боя.

Так выглядела битва, можно если посмотреть на красивую схемку, и излагать четко и по делу. Но как же она выглядела на самом деле?

У нас есть прекрасные мемуары Филиппа Контамина, который на тот конкретный момент, был бесконечно преданным вассалом графа Шероле (он же Карл Смелый, он же будущий герцог Бургундский). Мемуары его ценны тем, что он яростно пытался казаться умным, и поэтому там есть много заимствований. То есть он постоянно вставляет чужие мысли, приписывая их, разумеется, себе. И через это мы можем взглянуть на образ мысли благородного человека того времени. Вот, например:

«Лучники графа шли первыми, в полном беспорядке. По моему мнению, в бою лучники являются решающей силой, когда их очень много, когда же их мало, они ничего не стоят. Но им нельзя давать хорошего снаряжения, дабы они не боялись потерять своих лошадей или что иное. Для этой службы люди, ничего не видевшие в жизни, более ценны, чем многоопытные. Такого же мнения придерживаются и англичане — цвет лучников мира.»

Кстати, Контамин — член свиты Карла. Он богат, на хорошем коне, окружен вооруженными и умелыми слугами, но все же на доспехи его очевидно проспонсировал граф, от того он и трется рядом с ним. Как юнит он чувствует себя элитарно — он подчеркивает что многие, даже весьма богатые магнаты феодального ополчения снаряжены плохо, часто у них нет кирас, иногда шлемов. Это важная деталь — рыцарство деградирует. Хорошо вооружены только «коронные» рыцари, которые скорее всего спонсируются сюзеренами. Всадники Карла испытывают трудности с оружием, конями, выучкой. Например у них постоянные проблемы с копьями — оруженосцы и слуги постоянно отстают, или просто убегают.

Мемуары контамина дарят редкую возможность увидеть битву от лица тяжёлого всадника. Если вкратце — битва удалась. Карл всласть накомандовался. Приведу цитату от Контамина:

'Предполагалось устроить в пути два привала для отдыха пехотинцев, ибо дорога была долгой и тяжелой из-за высоко поднявшихся хлебов. Однако все было сделано наперекор задуманному, как будто люди сознательно стремились к поражению. Этим Бог показал, что руководит сражениями он и что именно Его воля предопределяет их исход…

…Возвращаясь к теме рассказа, следует заметить, что граф совершил переход одним махом, не дав отдохнуть своим лучникам и пехотинцам. Кавалерия короля тем временем перешла в двух местах ров, и, когда она приблизилась настолько, что ее можно было атаковать с копьями наперевес, бургундские кавалеристы прорвали ряды собственных лучников — цвет и надежду армии, не дав им возможности ни разу выстрелить, и ринулись вперед.'

Сам Контамин, стараясь не отставать от Карла, вряд ли много успел рассмотреть, или поучаствовать в бою — иначе он бы не обошел это своим пристальным вниманием. Далее он описывает как его обожаемый Карл, он же граф Шероле, со стойкостью тренированного атлета долго носится по полю, рубя пехоту и отставших. Один гнусный пехотинец, кстати, совершил мерзкое — ткнул сиятельного графа Шероле в брюхо пикой, заплатив за это жизнью. Но броня выдержала, и Карл продолжил вечеринку. Пока не наткнулся на французский конный отряд. Карл, памятуя о своем графском достоинстве и смелости, кинулся на французов. Но те оказались какими-то тертыми ребятами, да и герб Карла их не впечатлил. Они оттеснили свиту, и отлупили Карла так, что у него отлетела пластина брони, прикрывавшая шею. Собственно, на этом история Карла могла бы закончиться, но его спас один мужик. В прямом смысле, вот как об этом отзывается Филлипп Контамин:

«Часть его (Карла) отряда отстала, и за ним погналось 15 или 16 королевских кавалеристов. Его стольник Филипп д’Уаньи, несший штандарт, был убит сразу же, а сам граф оказался на краю гибели. Ему нанесли несколько ударов, причем один из них мечом в горло, плохо защищенное шейной пластиной, которая еще с утра была плохо закреплена, и я сам видел, как она отскочила. Метка от этого удара осталась у него на всю жизнь. Нападавший, подняв руку, закричал: „Монсеньор, сдавайтесь! Я вас узнал, не вынуждайте меня вас убивать!“. Граф, однако, продолжал защищаться, и в разгар схватки между ними вклинился служивший у графа сын одного парижского врача по имени Жан Каде, толстый мужиковатый здоровяк на лошади соответствующей стати, который и разъединил их.»

Кстати, за спасение сиятельной задницы, мужлану ничего не обломилось. Ни похвалы, ни наград. Что даже к лучшему — в силу своей подлой мужицкой сущности, этот низкий человек в следующий раз будет за короля. Бесхребетный Людовик за подобные выходки был склонен давать мужланам дворянство и денег.

В общем, вырвавшись из схватки, Карл, помня о том, что он еще нужен Бургундии, смело задал стрекача, не поленившись сменить своего коня, на коня пажа.

Когда он слегка отбежал, выяснилось, что вокруг валяются неопознанные трупы, кое где носятся французы (решительно не ясно какие за правое дело, а какие за левое), Бургундцев, кроме герцога, вообще не видно. День перестал быть радостным, война почему-то перестала приносить удовольствие.

Не далеко обнаружился Людовик, засевший в укреплении (собственно сам замок Монлери давший название сражению), с небольшим отрядом.

В конце концов, утвердившись на исходных, оба противника начали обрастать войсками — со всего поля боя под их знамена стягивались живые и рассеянные. Вряд ли эта толпа была похожа на армию, добавлю я от себя. Неожиданно, из недалеко расположенного леса, вышел союзник Карла, сбежавший со всем своим отрядом в начале битвы. Это резко качнуло чашу весов в пользу герцога. Снова дадим слову Контамину, благо что этот источник имеет и вполне литературные достоинства:

'В течение получаса, как я заметил, все помышляли только о бегстве, и, появись тогда хотя бы сотня врагов, мы бы разбежались. Мало-помалу к нам стали стекаться люди. По 10, по 20 человек, кто пешим, кто на коне. Пехотинцы были изнурены и изранены из-за действий как нашей собственной конницы во время утренней атаки, так и неприятеля. Поле, на котором мы стояли, еще полчаса назад покрытое высокими хлебами, было голым и страшно пыльным. Повсюду валялись трупы людей и лошадей, но ни одного мертвого из-за пыли опознать было невозможно.

Вдруг мы увидели, что из леса вышел отряд в 40 всадников со знаменем графа Сен-Поля и направился к нам, обрастая примыкавшими к нему людьми. Нам казалось, что он движется слишком медленно; к графу два или три раза посылали гонцов с просьбой поторопиться, но он не спешил и продвигался шагом, заставляя своих людей подбирать валяющиеся на земле копья. Двигались они в боевом порядке, и это ободряло нас. Когда они с присоединившимися к ним людьми подошли к нам, то у нас оказалось 800 кавалеристов. Пехотинцев же почти не было, что и помешало графу Шароле одержать полную победу, так как войско противника находилось под защитой рва и высокого вала.'

Так, в течении одного абзаца, Карл Смелый изменил результаты битвы от «пора рвать когти» до «тупая пехтура опять не дала нам победить полностью».

Хуже того, от Людовика начали откалываться крупные омажные отряды магнатов (В закат умчало 800 всадников, как уверяет Контамин). Ну дескать, эта битва не такая, как я ожидал. Я ухожу.

Король Франции, Людовик 11 проиграл свою первую битву. Почему-то я постоянно вижу, что пишут «Карл Смелый одержал убедительную победу при Монлери», но вы со мной согласитесь, из источников эта победа не выглядит такой уж убедительной.

Можно добавить, что во время хаоса битвы, французы успели разграбить часть бургундского обоза. А сам Людовик возглавив атаку своих личных вассалов в центре, ведь мог бы переломить ход сражения. Но ему просто не повезло — под ним убили коня. А потом, внезапно, все эти вассалы с тысячей лет преданного служения, обязанные ему всем младшие сыновья при дворе и прочие военные профессионалы, оказались достаточно профессиональны для того что бы мастерски отступить, бросив короля. И его почти чудом спасла пешая шотландская (!) гвардия. Кстати, тоже лучники. На тот момент их было 100 человек, после — Людовик сильно расширил штат. Людовик сделает оргвыводы.

Тем не менее прямо сейчас Людовик проиграл по очкам, и пошел на многочисленные уступки.

Король отдал графу Шароле города и земли на Сомме, я напомню, совсем недавно выкупленные им за 400 тыс. золотых экю у герцога бургундского Филиппа III Доброго. Своему младшему брату, герцогу Карлу Беррийскому, Луи отдал Нормандию и уступил свои сюзеренные права на Бретань, герцогство Алансонское и графство Э. Значительные пожалования землями, правами и прибыльными должностями получили и другие участники Лиги.

В целом, битва при Монлери — пример типичного феодального, хаотичного боя. Люди на очень дорогих конях и в хороших доспехах, достаточно мобильны чтобы избегать тяжёлого боя с сильным противником. Поэтому сплоченные шотландцы и смогли уволочь своего нанимателя прямо из под носа мятежников — никто не стал с ними связываться. Да и вообще всадники, пользуясь преимуществом мобильности, в основном стараются пограбить. И то и другое неплохо им удается. При этом они демонстрируют отвагу (именно что демонстрируют) но не в состоянии слушаться приказов, и совсем плохо придерживаются плана.

Но все же разрозненные пехотинцы становятся их легкой добычей. Метательное оружие, похоже, не оказывает заметного воздействия на конницу, большинство коней которой вовсе не прикрыто броней. Только массированный и сосредоточенный обстрел из лука может остановить достаточно организованный конный отряд, да и то, в основном из-за уязвимости огромных рыцарских коней.

Пехота себя проявила почти никак — несмотря на то, что многие пехотинцы и с той, и с другой стороны уже хорошо одоспешены, и крайне опытны. Тут можно зайти на территорию предположений, и допустить что если твоя работа убивать, то умирать не входит в твои должностные обязанности, и вполне естественно стараться этого избегать.

Контамин высказал, по-видимому, основополагающее мнение того времени относительно таких крупных битв, где сходятся больше десяти тысяч человек с обоих сторон:

«…Мое мнение таково, что ни один человек по своему разумению не способен устанавливать и поддерживать порядок, когда имеет дело с массой людей — ведь на поле боя события разворачиваются иначе, чем они планируются заранее, и если человек, от природы наделенный разумом, возомнит, будто он способен это сделать, то он согрешит против Бога…»

Однако выводы Людовика и Карла были иные. Они оба пришли к выводу, что назрела военная реформа. И начали реформирование своих армий. Однако действовали они при этом, по разным направлениям.

Но об этом, в следующий раз.

Загрузка...