СССР

Глава 16

Глава 16

Правду говорят, что время — штука относительная. Впрочем, как сама наша жизнь.

И не виделся вроде с мужиками из отдела всего ничего, а показалось, что прошла целая вечность. Пусть на столе не было спиртного (сухой закон никто не отменял), я пьянел от самой мысли, что теперь вместо доставших хуже горькой редьки бандитских рож, сижу в кругу близких друзей, на которых всегда могу положиться. Разговариваю с ними, смеюсь над их незатейливыми и добрыми шутками, да просто отдыхаю душой и телом.

Больше не надо притворяться, лезть из кожи вон, чтобы казаться в доску своим уголовной шушере. Недавние «дружки-приятели», собутыльники — нынче греют холодные стены и пол нашего «КПЗ», кто-то потом станет лицом к стенке, кого-то законопатят всерьёз и надолго, кто-то (пусть в том у меня мало уверенности) отделается сравнительно лёгким тюремным сроком. Всё, шайка-лейка Кузнеца своё отбегала, вдоволь напившись человеческой кровушки.

Приятное тепло разлилось по телу, стало легко и свободно. Я жив и здоров, избежал бандитской пули и «дружеского огня», меня не посадили на перо в разборке, никто не нанёс предательский удар в спину.

Единственное, что могло омрачить хорошее настроение — незаконченное дело с покушением на мою ненаглядную персону. Чай я у себя один, другого такого нет.

Да, первый блин у неизвестного заказчика вышел комом, быть может, он временно залёг на дно, хотя нельзя исключать и того, что по мою душу заряжают нового киллера, более успешного и профессионального, чем Тоша Стряпчий.

А спецов нынче в избытке. Через горнило войны прошли миллионы, кто-то успел застать и русско-японскую, прежде чем оказаться на ТВД германской, а потом и гражданской. То бишь профессионалов пруд пруди.

Белок-истеричек и хлюпиков почти не осталось, они либо вымерли в суровые времена, либо смогли как-то приспособиться. Нажать на спусковой крючок револьвера или винтовки — теперь не моральная проблема. Убийство человека многими воспринимается как нечто обыденное, да как иначе после всего, что произошло в стране за последние несколько лет.

Я уж молчу о том, сколько оружия расползлось по стране. Тряхни чуть ли не каждого «крепкого» хозяина, и гарантировано найдёшь спрятанный в сарае или амбаре обрез, а то и пулемёт. И в городе полным-полно огнестрела, свободно гуляющего по рукам. То и дело во время облав находим настоящие оружейные склады.

Но это не повод отчаиваться, поддаваться панической атаке и рвать волосы на голове. Уныние — тяжкий смертный грех, а этих грехов у меня и без того хоть отбавляй. Зачем вешать ещё один?

Я — крепкий орешек, легко не дамся. Желающему спровадить меня на тот свет придётся хорошенько попотеть, и я постараюсь сделать всё, чтобы выйти на его след. Пусть лучше он сидит и трясётся от страха, а я не доставлю ему удовольствия видеть меня сломленным. Не на такого напал, господин нехороший.

Страх, подбиравшийся юркой змейкой к сердцу, исчез. Я улыбнулся своим мыслям.

— Жора, ты ведь не в обиде на нас? — вдруг спросил Бахматов.

— Ты о чём? — не сразу понял я.

— Ну, ты же был среди бандитов, когда мы взяли их в клещи. Если бы началась рубка… — не договорив, красноречиво замолчал он.

Я окинул его внимательным взором и понял, что его так тревожит.

Ну да, он поставил себя на моё место, прикинув, что и как могло произойти, окажи бандиты сопротивление.

А как бы я поступил, если бы в шайку внедрили Лёню, а не меня?

Да собственно так же, дело есть дело. Вызываясь на это задание, я думал о любом исходе. Моя легенда могла бы показаться людям Кузнеца неубедительной, я мог бы провалиться на какой-нибудь мелочи, детали, на которую просто не обратил внимание. Да мало ли что!

Как настоящий друг и товарищ Лёня всерьёз переживал. Нельзя, чтобы этот червячок вины грыз его как подгнившее яблоко.

— На войне как на войне. — философски произнёс я. — Чему быть, тому не миновать, — Вы всё сделали правильно и нечего переживать! Тем более, победителей не судят. Так что всё в порядке, Лёня! И ты бы знал, как я рад тебя видеть!

Бахматов успокоился, да и ребята, от которых не укрылся наш разговор, тоже почувствовали себя легче.

Я действительно не таил на парней обиду или злость. Будь моложе и неопытнее, наверное, чувствовал бы какой-то осадок в душе, но после всего, что пришлось перенести…

Это моя работа. Я отдал ей много лет в прошлой жизни и не собираюсь расставаться в нынешней, которую мне, непонятно за какие заслуги, подарили.

А ведь парни хоть и счастливы от моей компании, всё равно сидят как на иголках. Они такие же фанатики нашего ментовского ремесла, как я. Им тоже не терпится узнать всю подноготную взятой шайки.

Бандиты тёпленькие, большинство можно брать практически голыми руками. Есть, конечно, матёрые сволочи, которых так просто не расколешь, но на каждую хитрую гайку всегда найдётся болт с резьбой. Рано или поздно дожмут и самых упрямых.

Да я бы и сам с удовольствием присоединился к допросам, не взирая на усталость!

Тут стало ясно, что ход моих мыслей не укрылся от всевидящего ока и шестого чувства начальства.

— Георгий Олегович, отправляйтесь домой, — сказал Трепалов тоном, не терпящим возражения, однако я попробовал немного побрыкаться.

— Да, но…

— Товарищ Быстров, это приказ, а приказы не обсуждаются, — сурово сдвинул брови начальник.

— Есть отправляться домой, — вздохнул я.

Домой мне, конечно, хотелось, спору нет. Но сейчас начиналась самая горячая страда, пропустить которую было обидно. Из бандосов можно выудить уйму вкусной и очень полезной информации.

— Не переживай, Быстров, — снова прочитал мои мысли начальник. — Ребята и без тебя прекрасно управятся. Завтра, когда придёшь на службу, прочитаешь протоколы допросов и утолишь любопытство. А пока двигай к жене. У тебя ведь ещё медовый месяц в самом разгаре, — подмигнул он.

Аргументов против у меня не нашлось, и я, пожав товарищам руки на прощание, отправился домой.

Сначала просто шагал по заснеженным московским улицам, разглядывая вывески нэпманских магазинов так, словно видел их в первый раз. Жаль, денег при себе не было, а то б обязательно купил гостинец для Насти, да и Степановну не грех порадовать.

Потом, незаметно для себя, ускорился, пошёл всё быстрее и быстрее. А когда в отдалении показался мой дом, почти побежал.

В мгновение ока взлетел на лестничную площадку, надавил на кнопку звонка, предвкушая встречу.

Настя распахнёт дверь, увидит меня, обрадуется… Обниму её, оторву от земли и прижму к себе так, что косточки затрещат.

— Кто? — глухо спросила за дверью Степановна.

— Свои, — улыбаясь, произнёс я.

— Ой, Жорочка! Радость-то какая!

Дверь распахнулась.

Я поцеловал раскрасневшуюся Степановну и осмотрелся.

— А где Настя? Чего супруга не встречает?

— Так она на рынок вышла, как чувствовала, что ты сегодня придёшь. Блины печь захотела, кинулась, а у нас мука к концу подошла, да и масла кот наплакал.

Что-что, а в плане блинов Настя просто мастерица. Просто удивительно, как простое в сущности блюдо в её руках превращается в кулинарный шедевр.

— Давно пошла?

— Да с час примерно, — прикинула Степановна. — Скоро придёт. Чего стоишь на пороге, как неродной? Заходи… Эвона похудел как, соколик! Ну ничего, на домашних харчах снова на поправку пойдёшь.

— Я лучше сбегаю Настю встречу. На какой она рынок пошла?

— Да здесь, что поблизости, — махнула рукой Степановна.

Я понял, о каком рынке она говорит, развернулся и стал опускаться по лестнице, ощущая всей спиной сочувственный взгляд Степановны. Так и знал, что она обязательно решит, что я похудел и будет откармливать, совсем как моя бабушка, к которой меня родители привозили на лето.

На улице стремительно темнело, ещё немного понадобится фонарь, чтобы найти дорогу.

Ноги сами вынесли меня на нужную дорогу. Отмахал уже добрую половину пути, как неведомая сила заставила меня замереть. Что-то, проходившее вторым планом, насторожило меня.

Мент — есть мент, в каком бы состоянии ни находился, нутро всегда даёт о себе знать. Я привык взвешивать каждое слово, настороженно относиться к тому что мне говорят, никогда не захожу в подъезд, засунув руки в карман, в любую секунду жду подлого удара.

И пресловутое шестое чувство у полицейского развито не хуже остальных. Я скорее ментально, чем физически, ощутил волну опасности, пусть и направленную не на меня. Где-то рядом, буквально в нескольких шагах, происходит нечто плохое. Причём оно каким-то образом связано со мной, пусть и не на прямую.

Кто-то другой, окажись на моём месте, засмеялся бы возникшим мыслям, прогнал их прочь и пошагал дальше. Я же превратился в хищника, почуявшего запах опасности и… добычи. Отнюдь не лёгкой, способной показать когти и оскалить зубы, но всё-таки добычи.

Метрах в пятнадцати от меня, в глухой подворотне происходила возня. Москва столетней давности не такая шумная, как привычная мне. Тут нет гудения двигателей и шуршания шин сотен автомобилей, разговоров тысяч людей, гула работающей техники: от трансформаторных будок до кондиционеров, поэтому я смог явственно расслышать чьё-то угрожающее сопение и сдавленный возглас, которому так и не суждено было превратиться в крик.

Сомнений не оставалось: кому-то не повезло попасть в лапы налётчиков, а глухие подворотни — излюбленный ареал их обитания, туда они выходят на свою чёрную работу, потроша карманы простых обывателей.

Чаще всего и бандиты и их жертвы расходятся мирно, ночной грабёж прохожих — дело тихое и деликатное, только отморозки убивают или калечат тех, кому не повезло оказаться в неурочный час в неурочном месте. Однако отморозки по-прежнему водятся в изобилии, далеко не всех вычесал наш милицейский гребень.

Далеко не в первый раз я оказывался в таком положении, достаточно вспомнить неблагодарного Стряпчего, который весьма специфично «отблагодарил» меня за спасённую жизнь себя и своей подруги. Не хочешь зла, не делай добра… Так что ли?

Вспомнить эту бытовую житейскую мудрость и пройти мимо, тем более порцию спокойного отдыха я заслужил…

А кто я буду после этого? Подлец и сволочь как пресловутый Тоша…

Нет, товарищ Быстров (господи, как я уже привык к этой фамилии, как сроднился с ней!), не бывать такому! Тем более что-то знакомое почудилось мне в этом сдавленном всхлипе…

Настя! Мысль, что в руках бандитов находится моя жена, обожгла словно раскалённым свинцом и придала сил.

Одно плохо — я остался без оружия. Бандитское сдал, своё собирался забрать завтра на службе, уж больно захотелось домой, к любимой супруге, когда начальство не позволило остаться на допрос.

Ладно, качаем ситуацию. Кого меньше всего испугаются урки? Например, изрядно поддавшего гражданина, у которого ноги заплетаются, язык не слушается, а в глазах двоится. Не станут налётчики паниковать из-за такого, а то и надумают и его обчистить.

Одёжка на мне не бог весь какая, но в хозяйстве любая пригодится, можно толкнуть потом на рынке за копеечку малую, а копейка, как известно, рупь бережёт.

В любом опере всегда пропадает хороший актёр, иначе он будет абсолютно профнепригоден: надо уметь изобразить любые эмоции: сострадание к маньяку, веселье, когда на душе кошки воют, ну, а насчёт алкогольной интоксикации — так для меня это что пресловутые два пальца об то, чего в нынешней Москве времён НЭПа практически не наблюдается.

Нет, может этот асфальт и водится где-то, не удивлюсь, если давным-давно придуман и вовсю эксплуатируется, только мне всё больше булыжные да дощатые мостовые попадаются, на край — гранитная плитка.

Решено — отыгрываем товарища под изрядным «шофе».

Для вхождения в образ мне понадобилось меньше секунды. Походка моя стала напоминаться движение моряка во время суровой качки, одежда сама собой расхристалась, я даже затянул песню, чтобы заранее предупредить уродов в подворотне. Пусть моё появление заранее настроит их на нужный лад и позволит избежать эксцессов.

Не знаю по какой причине, вместо «Ой, мороз — мороз» или «По Дону гуляет», я вдруг принялся горланить даже не «Хасбулат удалой», а хит из моего прошлого — «Я уеду жить в Лондон», хотя в жизни бы не подумал ехать в промозглый, сырой и холодный стольный град так любящей нам надить «англичанки».

— Я уеду жить в Лондон… — Ик! — орал я, убедительно икая после каждой строчки куплета.

И под эту незатейливую мелодию завернул прямиком в подворотню, надеясь и молясь, что мой нехитрый план сработает.