ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦЫ
5 мая 1984, суббота
Кто самый неорганизованный в мире контингент? Конечно, педагоги! Когда мы на двух машинах подъехали к школе, и я побежала сказать, что мы явились, то не смогла даже подойти к завучу старшего блока, которая пыталась рулить процессом. Была она сердитая, красная и громкая:
— Ну русским, русским языком сказано: ОДИН представитель от семьи!!! Не от каждой семьи, а от всей вашей, большой…
Голос её потонул в гвалте.
Понятно всё.
Я терпеливо ждала, пока в разговоре, как это бывает, не возникла мизерная пауза и быстро сказала:
— Мы можем одного человека взять, у нас есть место, — и посмотрела на самого спокойного, как мне показалось, дядьку с портфелем. Почему-то не хотелось мне соседства разъярённых учителей, при всём уважении. — Давайте мы вас возьмём?
Все уставились на нас и временно перестали орать.
— А давайте, действительно! — дядька кивнул завучихе: — Я на машине поеду, шофёр и без мня дорогу знает. А если люди хотят ехать все, то пусть сами договариваются, как они в автобус войдут.
И мы пошли. Народ за нашими спинами заволновался.
— Как дети, честное слово, — покачал головой дядька.
— Учителя, что вы хотите, — пожала плечами я.
Он посмотрел на меня с интересом.
— Действительно.
— А вы кто? — мне было любопытно, кого же я выловила.
— Если говорить упрощённо — землемер.
— А-а! Геодезист? — поняла я.
— Верно.
Мы подошли к машинам, вокруг которых стояли наши и непонимающе смотрели на приближающегося чужого мужика.
— Познакомьтесь! — объявила я. — Это товарищ геодезист, который как раз и занимается нарезкой земельных участков.
— Юрий, — сказал землемер и начал жать руки всем по очереди мужикам. Великий ритуал!
— А куда мы поедем? — весело спросила тётя Валя, потеснившись на заднем сиденье.
— В сторону Мельничной пади, — объявил Юрий, и мы поехали.
Прямой дороги, которая должна будет связать Юбилейный с трактом вдоль садоводств (пока единичных, но в ближайшем будущем, очевидно — массовых), ещё не было. Поэтому пришлось нам дать почти семикилометровый крюк, по тем дорогам, которые были — с заездом в сторону города, мимо троллейбусного депо, и по старому, даже уже заасфальтированному куску тракта.
Начиная от самой нынешней границы города — там, где в моём будущем находился микрорайон Радужный и целая куча коттеджных посёлков и таунхаусов — начинались вновь организованные земельные товарищества. Их не всегда было видно с дороги из-за оставленных вдоль трассы полосок леса, но указатели недвусмысленно намекали: «ЗТ* МЕНДЕЛЕЕВ», «ЗТ ДЕКАРТ», «ЗТ ЛОМОНОСОВ» — кто-то умный решил всем земельным товариществам, связанным с учёбой, назначить имена учёных. Впрочем, вскоре пошли и писатели, и первооткрыватели — Беринг, Пушкин, Челюскин…
*Земельное товарищество.
— С первого мая людей возим, — охотно делился с нами геодезист, — прямо после демонстрации начали. Вот здесь, кстати, — он потыкал в окно, — строительный рынок будет. Заработает с десятого мая.
Мы с тётей Валей активно крутили головами.
Дорога забралась в горку мимо двух гаражных кооперативов, выровнялась.
Вместо целого ряда примыкающих друг к другу коттеджных посёлков (часть даже претендовали на звание «элитный»), выросших здесь на моей памяти в двухтысячные — две тысячи десятые, теперь тоже шли сплошные указатели.
— А что, между товариществами даже промежутков нет? — поинтересовался Женя.
— Отчего же, оставляем лесополосы, просто с дороги этого не видно. Да и между дорогой и участками также решено лесополосу оставлять, прикрыть участки от пыли и дорожного шума.
Все сразу солидно закивали, соглашаясь, что это очень разумное решение.
— А товарищества большие? — мне стало интересно. Уж больно часто шли указатели.
— Пока режем по десять-пятнадцать гектар. Ваше конкретно чуть больше одиннадцати. Это вместе с дорогами и противопожарной полосой. Укрупнение признано нецелесообразным для… самоуправления.
— А чисто участки?
— Девять где-то.
— Понятно.
Геодезист слегка наклонился вперёд и похлопал Женю по плечу:
— Смотри, по правой стороне: «Ньютон» — нам туда.
— Так близко? — обрадовалась тётя Валя.
И я обрадовалась тоже. По ощущениям, казалось, что мы где-то совсем рядом от будущего отворота дороги (да-да, той, несуществующей пока, из Юбилейного). Но этот километровый дорожный перешеек точно есть в генплане города, и построен он должен быть, кровь из носу! И неважно, что это будет через несколько лет. Для таких «безлошадных» как Рашид и Наиль существеннее было то, что от Юбилейного здесь через лес минут пятнадцать прогулочным шагом! Мы раньше дядь Рашидово-то садоводство считали близко расположенным: шесть километров — мелочи жизни! Всю дорогу пешком бегали. А тут километра на четыре ближе!
И, кстати, плюс: тракт здесь был асфальтированный. Через километр он повернёт, и продолжение превратится в грунтовку, и останется грунтовкой ещё лет пять, если не десять.
Съезд к нашему «Ньютону» был отсыпан гравием, а дальше — просто земляные дороги. Вот, тоже сразу придётся что-то решать.
— Так, покажите-ка мне ваш талон, — попросил геодезист, и Наиль передал ему квиточек с пометками. — Ага, отлично! Прямо проезжаем почти до конца! Ваша улица будет первая.
Устройство садоводства (земельного товарищества, конечно, но садоводство куда привычнее звучит) оказалось предельно простым. Три улицы. Вдоль каждой — с двух сторон участки, по сорок метров в глубину. Протяжённость вдоль дороги везде разная, понятное дело. Прое́зжая часть улиц довольно широкая, на глаз метров шесть, потом намечены сточные канавы, потом примерно двухметровые обочины, вдоль которых уже были понатыканы столбы, а на соседней улице даже тянули провода, — и дальше уж торчали колышки разметки. Вокруг — противопожарная полоса, которая в данный момент как раз обустраивалась, в районе третьей улицы гудела техника. Лес на участках был срезан подчистую, даже от кустов одни пеньки торчали, но земля осталась совершенно нетронутая. Бляха муха, это же ещё всё корчевать!
Мы проехали метров двести пятьдесят от начала улицы, и замерщик попросил остановить.
— Всё, можно выходить. Вот, по левой стороне — ваше хозяйство, сейчас всё объясню.
Подъехал дядь Сашин жигуль, выгрузились остальные, принялись оглядываться.
Сильно плоских участков в непосредственной близости от Иркутска почти что и нет, умеренно-гористый рельеф, что вы хотите. Поэтому то, что наш надел оказался с совсем небольшим уклоном, страшно меня обрадовало. Улица чуть поднималась от въезда к дальнему краю.
Тётя Валя сияла, руки в боки — похоже, что перспектива корчёвки её нисколько не смущала:
— Ну, показывайте, где тут наше?
Геодезист поставил на капот жигулёнка свой портфельчик и достал из него план:
— Смотрите, — все столпились вокруг. — Дополнительный участок размещён с краю, на случай отказа, чтобы вы не оказались разбиты другими людьми.
— То есть, где он начинается? — уточнил Женя.
— Вот, мы стоим прямо напротив колышка — и дальше по улице, до самой противопожарной полосы.
— Ясно.
— Ну, ты, Ольга, размахну-у-улась, — покачала головой тётя Нина.
— Ничё-ничё, нормально, — успокоительно подняла ладошку я.
— Дальше, товарищи, — привлёк наше внимание Юрий, — с четырьмя семьями у меня вопросов не возникло, я ваши участки нарезал целиком, а вот тут непонятно…
Непонятки вызвало наше семейство. И Женина родня, и бабушка, и я, отмеченная как основной и дополнительный арендатор. Кроме того, оказалось, что примыкающий к дополнительному нарезу участок должен быть выписан на одного и того же землепользователя, что, в общем-то, тоже логично.
— Одним словом, чуть не запутался я с вашим семейством. Плюнул, поставил метки по три сотки. Хорошо ещё раз подумайте, как делим — и будем выписывать ордера.
— Ну, если мой кусок должен примыкать, — подала голос я, –то первые шесть — я и бабушка.
Это до меня вчера вдруг дошло. Как до утки на седьмые сутки, ага. Если наши с бабушкой участки по документам будут по раздельности, то по нормативам нам не разрешат поставить на участке дом или он будет такой узкий, как коридор. Значит, надо объединяться!
— А остальных пять человек, — поднял руку Женя, — в общий объедините.
— Понял, — Юрий извлёк из портфеля линейку и карандаш и начал вносить в план метки, параллельно выписывая регистрационные карточки, сильно похожие на квартирные ордера. В них тоже было впечатано: по решению Исполкома, название земельного товарищества, номер участка, площадь и все, кто в его получении участвует поимённо.
После наших с бабушкой шести соток дальше получилось так: мама и Женя (с Федькой и Жениной роднёй) — пятнадцать, Рашид с Валей — тоже пятнадцать, остальные семейства — по двенадцать соток.
По итогу нашей компании досталось больше трёх четвертей левой стороны улицы и чуть больше десятой части всего товарищества целиком.
— А колышки? — учительским голосом спросила Клара.
— Секунду, — Юра спрятал канцелярию и вручил тёте Кларе план, — Подержите, пожалуйста. Лишние колышки прямо сейчас уберём. На будущее, на всякий случай запомните: одна сотка — два с половиной метра по линии дороги.
Все дружно закивали.
Землемер забрал у тёти Клары план и защёлкнул свой портфель, как раз когда на улицу заезжал школьный автобус.
— Поздравляю вас, товарищи! Можете приступать к землепользованию. А! Чуть не забыл. Подключение этого товарищества к электросети запланировано на двадцатое мая. Если хотите сразу подключить электросчётчик, нужен хотя бы сарайчик. Хоть маленькую будочку поставьте, лишь бы внутрь дождь не протекал. Иначе потом придётся отдельно вызывать, а сейчас такой вал подключений, будете в очереди сто лет ждать.
Все хором сказали «спасибо!» и побежали «пощупать» свою землю. А мы с Женей стояли посреди неэпически, извините, огромного куска земли. Семьдесят соток! Семьдесят одна.
— Ты, Жень, как хочешь, — сказала я, — а я считаю, что для раскорчёвки надо нанять профессионалов.
— М-да?
— А ты хочешь руками корячиться? Это сколько лет вы с мамой будете свои пятнадцать соток колупать?
— М-м…
Я фыркнула.
— Только мычать и остаётся. Слушай! Мои предложения просты и прекрасны. Пошли, прогуляемся до этих, которые противопожарку чистят. Полюбас, там трактор есть. Как минимум, раскорчует.
Мы крикнули нашим, что «щас придём» и пошли вдоль верхнего края садоводства.
— Я считаю, что больше десятки за разработку давать не сто́ит.
— За сотку ты имеешь в виду?
— Ну, не за сотку. За индивидуальный надел.
— За три?
— Ну, да. Какой дурак тебе будет за десятку всё поле корячиться? Ты бы вот стал?
Теперь фыркнул Женя.
— Вот именно. И я бы не стала. А если у них плугов-борон нет, то чисто корчёвка ещё дешевле должна быть. Ты не торопись большую цену предлагать, поторгуйся там с ними.
— Я?
— Ну, не я же. Там же сугубо специфический коллектив.
— Это верно.
— И про вспашку спроси. Есть возможность — нет. Может, подскажут, куда сунуться…
Вот так я потихоньку училась быть серым кардиналом. А как иначе? Есть такие места и общности, в которые без прикрытия лучше вообще не соваться. Не то что бы там люди особо злобные. Нет. Просто меня не заметят, да и всё. Как говорящую кошку. Говорящих кошек не существует — это аксиома. Наличие говорящих кошек потрясает основы представлений об устройстве материального мира. Мозг стремится защитить себя. Поэтому говорящих кошек все игнорируют.
Такие дела.
Мы дошли до бригады, и, конечно же, не обнаружили никаких приспособлений для вспашки (нафиг бы они здесь были нужны, спрашивается), зато Женя так ловко повёл разговор, что сговорился о полной зачистке всего нашего общеродственного участка за каких-то двести рублей! Два рубля сотка и сорок четыре рублей скидка за опт. Вах, я прям им горжусь.
— Завтра в четыре пойдёт? — спросил явно вусмерть уставший тракторист. — Отоспаться хочу да дома хоть со своими побыть, пашем как бобики, без передыху…
— Пойдёт, я сам тоже с ночной посплю и приеду.
— Тридцать рублей? — засомневалась тётя Валя.
— Да даже не тридцать, он же нам скидку обещал! — я посчитала на бумажке. — Получается, каждые три сотки — пять рублей. Двадцать пять. Вы подумайте: корчёванное перекопать куда проще. А так вы сколько мучиться будете? Старый-то участок вам за две недели сказали освободить. Садить на нём уже не получится.
— Ой, точно! — всплеснула руками она. — Рашид! Давай заплатим, картошку хоть, морковку надо посадить. Да клубнику придётся пересаживать… Когда возить-то будем?
Тут надо пояснить, что в автоколонне дядь Рашид рулил на грузовичке, и мог договориться, чтоб использовать его «в корыстных целях» — вот так перевезтись, например.
Хлопот, короче, у всех много, да все разные.
С садоводства приехали снова к нам. Смеялись над скептиками, которые не верили в получение участков. Сомнения развеялись, документы — вот они, на руках! Пили чай, обсуждали, как лучше что организовать. Капитальных заборов между участками решили не ставить, ограничиться невысоким штакетником — такие, знаете, в некоторых детских садах вокруг игровых площадок городят, высотой примерно по пояс. Сразу договорились оставить в этих перегородках калитки для прохода, чтоб, если что, через улицу друг ко другу не бегать.
Мама сняла со шкафа рулон миллиметровки, мы размотали его по столу и расчертили общий план. Офигеть какой здоровый кусок получился! Нужно было определиться хотя бы с примерным расположением домов, чтобы во все перечисленные нормы уложиться. И где туалеты ставить, бани-гаражи и прочие теплицы.
Обсуждали вопрос воды. Без воды какой огород? Наиль обещал в своей конторе узнать — сколько будет стоить скважину пробурить, хотя бы неглубокую, для технических нужд. Желательно так, чтоб для своих, подешевле. Однако же, для нормального функционирования скважины сразу нужно электричество, насосы покупать (а вернее — доставать). Возможно, через его контору и получится договориться.
Ну и разное: что будет продаваться на строительном рынке (тут гадали на кофейной гуще, поскольку мудрые умозаключения высшего руководства простые смертные не всегда могли понять), где можно саженцы купить или отводок выпросить, где семена взять. Последний вопрос был особенно актуальным.
Семенной магазин в Иркутске был ровно один: под названием «Семена», около рынка. Вся прелесть в том, что рассчитывались эти «Семена» на определённое примерное количество дач — исходя из опыта предыдущих лет. А тут как объявили про раздачу слонов — народ штурмом магазин взял, в пару дней разметав всё, что только можно, вплоть до семян малоизвестного овоща «патиссон». А заодно лопаты, тяпки и прочий садовый инвентарь. «Семена» стояли пустые, как после набега Батыя. Куда ломиться? Дошло до того, что всех, выезжающих в другие районы просили привезти с собой семян. Конечно же, в первую очередь, людей интересовало съедобное: морковки-капусты и прочие овощи. Но и запрос на красоту в виде цветочков тоже присутствовал.
Мама страшно досадовала: мол, знала бы, что так повернётся, в Улан-Удэ бы магазин нашла, пока была на сессии. Но теперь-то уж что…
Женя сказал, что попробует попросить знакомых, кто летает — может, успеют выбежать в город и чего-нибудь прикупить, хотя, все подозревали, что эта затея дохлая — в чужом городе семенной магазин искать, да когда времени у тебя не очень много…
С некоторым запасом семян и даже с рассадой были Валя и Нина, обещали поделиться. Мама в штурмовую волну огородников тоже попала, но не в самую первую, а в середину, когда выбор был уже так себе, и давали не больше десяти пакетиков в одни руки. Зато у нас имелись в наличии два пакета морковки, три пакета гороха, редька, укроп, петрушка и экзотическая для нас репа аж двух сортов. Алёнка с большой Ирой приехали ещё позже, и хотя на двоих им полагалось двадцать пакетов, набрали уже совсем из остатков: те самые странные патиссоны (четыре пачки), с которыми толком никто не знал, что делать, шесть пачек укропа (каждая схватила по три), три гороха, три бобов, две помидоров, от которых сейчас было мало пользы — месяца бы два хотя бы назад) и две пачки свёклы (про которую сперва продавщицы кричали, что «нет и не будет!», а потом нашли в запасниках коробку), вызвавшей в родне куда больший энтузиазм.
— Ну, ничё, — поощрительным учительским голосом сказала тётя Клара, изучая белый бумажный пакетик помидорных семечек с предельно скудной информацией, содержащей смазанное название сорта и ещё хуже пропечатанную цену, — зато на следующий год посадим.
— А они не испортятся? — расстроенно спросила старшая Ира.
— Не испортятся! — уверила опытная тёть Нина, и Ира немножко повеселела.
Семенами все менялись и делились, так что комплектация огородов обещала быть относительно разнообразной.
В конце концов мы договорились девятого после демонстрации собраться не дома, а на поле, и гости разошлись, прихватив по куску миллиметровки для раздумий. Подозреваю, что в подавляющем большинстве квартир происходило то же самое — все с упоением рисовали планы.
А ещё я подумала, что слышала как-то про накопления на сберкнижках. Что люди не знали, куда потратить, складывали на чёрный день или на что-нибудь (неизвестное, как правило), бывало по десять-двадцать тысяч скоплено, у большинства они так и сгорели в эти проклятые девяностые, в первый же кризис. А теперь люди будут реализовывать мечты о дачах — глядишь, и экономика маленько закрутится.
Снова рассматривались разные предложенные в «Восточке» чертежи участков и домов. Меня, в частности, порадовал проект, предусматривающий подключение дома к индивидуальной скважине, септику и наличие в нём твердотопливного котла «Тайга». Вообще, я хочу сказать, меня осчастливил сам факт наличия в природе такого котла, потому как кирпичная печь в моём понимании — скорее элемент декора и уюта. Хочу — топлю, хочу — так любуюсь. А котёл с батареями — оно как-то функциональнее.
Я, кстати, подумала, что надо бы калитку оставить в той части забора, которая будет на противопожарку выходить. Зарастёт она (полоса, а не калитка) травой — а я каких-нибудь животин буду выводить пастись. Козочек, хотя бы. Или в лес, за вениками бегать, чтоб кругалей не давать.
На предмет вспашки тоже по зрелом размышлении подумала — нафига мне всё пахать? Маленький кусочек бы, буквально соточку, на этот год. Садить потом я всё равно планирую в высокие грядки (ну, это конструкция такая, типа ко́роба). Мне, по большому счёту, не пахать, мне срочно доски нужны — на эти высокие грядки и на забор. И работники. Сама я при всём желании построить ничего не смогу.
И, кстати…
Я пошла в кухню и заглянула в ведро, в котором стояла картошка. Тэ-э-экс, есть маленькие глазочки.
— Ты чё тут? — спросила бабушка, заглядывая следом за мной.
— Баб, ты эту картошку не готовь пока, ладно? Грядки сделаем — подросшие глазки́ вырежем и посадим, а остальное сварим.
Бабушка посмотрела на меня с некоторым даже уважением:
— Хорошо, так сделаем.