Сталин Экономическая революция

Глава девятая. ИТОГИ ПЕРВОЙ ПЯТИЛЕТКИ

Первая пятилетка подошла к концу. Это было время, когда гигантская страна решительно и бесповоротно изменила свое лицо. Появились новые заводы, новые фабрики, новые шахты и новые электростанции. Крупные заводы выросли в восточной части страны, где до войны и до начала 30-х годов не было крупного промышленного производства. Пролегли новые железнодорожные магистрали. Появилась огромная армия новых индустриальных рабочих. Началось производство таких машин, которые до начала

30-х годов ни в России, ни в Советском Союзе не производились.

Это было время, когда сложилась политическая система Советского Союза и структура партийной власти. В начале января 1933 года состоялся объединенный Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б). Главный вопрос этого Пленума — итоги первой пятилетки. На нем выступил Сталин с докладом, который стал знаменитым и вскоре широко разошелся в многочисленных изданиях. Сталин подводил итоги первой пятилетки. Что же, давайте и мы, вместе со Сталиным, подведем итоги реализации первого пятилетнего плана.

Сталин говорил:

«Товарищи! При появлении в свет пятилетнего плана едва ли предполагали люди, что пятилетка может иметь громадное международное значение. Наоборот, многие думали, что пятилетка есть частное дело Советского Союза, дело важное и серьезное, но все-таки частное, национальное дело Советского Союза.

История, однако, показала, что международное значение пятилетки неизмеримо. История показала, что пятилетка является не частным делом Советского Союза, а делом всего международного пролетариата» [57. С. 398].

Сталин, конечно, смотрел со своей точки зрения. Для него международное значение пятилетки имело значение как средство борьбы с империалистами, как лучший аргумент в пользу социалистического строя. Его доклад на Пленуме был выдержан в духе и в логике этого взгляда.

Цели и задачи пятилетки он определил так:

«Что такое пятилетний план?

В чем состояла основная задача пятилетнего плана?

Основная задача пятилетки состояла в том, чтобы перевести нашу страну с ее отсталой, подчас средневековой техникой — на рельсы новой, современной техники.

Основная задача пятилетки состояла в том, чтобы превратить СССР из страны аграрной и немощной, зависимой от капризов капиталистических стран, — в страну индустриальную и могучую, вполне самостоятельную и независимую от капризов мирового капитализма.

Основная задача пятилетки состояла в том, чтобы, превращая СССР в страну индустриальную, — вытеснить до конца капиталистические элементы, расширить фронт социалистических форм хозяйства и создать экономическую базу для уничтожения классов в СССР, для построения социалистического общества.

Основная задача пятилетки состояла в том, чтобы создать в нашей стране такую индустрию, которая была бы способна перевооружить и реорганизовать не только промышленность в целом, но и транспорт, но и сельское хозяйство — на базе социализма.

Основная задача пятилетки состояла в том, чтобы перевести мелкое и раздробленное сельское хозяйство на рельсы крупного коллективного хозяйства, обеспечить тем самым экономическую базу социализма в деревне и ликвидировать таким образом возможность восстановления капитализма в СССР.

Наконец, задача пятилетнего плана состояла в том, чтобы создать в стране все необходимые технические и экономические предпосылки для максимального поднятия обороноспособности страны, дающей возможность организовать решительный отпор всем и всяким попыткам военной интервенции извне, всем и всяким попыткам военного нападения извне» [57. С. 403–404].

Так Сталин определил задачи первого пятилетнего плана. Как видите, все ясно, четко, недвусмысленно, и фразы не оставляют другого толкования сталинской мысли.

Вот здесь имеет смысл немного поспорить с критиками Сталина. Нашими оппонентами будут Л. А. Гордон и Э. В. Клопов, которые в 1989 году издали книгу «Что это было? Размышления о предпосылках и итогах того, что с нами случилось в 30-40-е годы». Говоря о задачах первой пятилетки, они признают, что уровень народнохозяйственного развития перед началом первой пятилетки был низким, и признают то, что это послужило мотивом для начала политики индустриализации:

«По уровню народнохозяйственного развития, т. е. по состоянию производительных сил и их технико-экономической индустриализации, СССР в конце 20-х годов находился на начальных этапах индустриализации. Хотя переход от до-индустриального к индустриальному технологическому способу производства начался у нас еще в XIX веке, темпы этого процесса были таковы, что вплоть до революции Россия оставалась аграрной страной, в народном хозяйстве которой преобладало мелкое производство и домашинные формы труда…

Естественно, что к исходу первого десятилетия Советской власти, когда в основном завершилось восстановление разрушенного, СССР оказался на той же начальной стадии индустриального преобразования народного хозяйства, которой Россия достигла накануне войны и революции» [65. С. 15–16].

В двух абзацах эти авторы допустили несколько крупных, принципиальных ошибок. Во-первых, нельзя сказать, что СССР в конце 20-х годов находился на начальных стадиях индустриализации. Тут критики сильно сгустили краски. В России и в СССР развитие крупной промышленности к тому моменту шло уже около 40 лет, с переменными успехами. Действовало более 5 тысяч крупных промышленных предприятий. Работал мощный промышленный Донецкий район. Были развиты мощные машиностроительные тресты: ГОМЗ, Ленмаштрест и Южмаштрест. Задел перед индустриализацией был большим. Он, собственно, и позволил Сталину взять и отстаивать курс на индустриализацию. Говорить о том, что Россия только-только прыгнула от сохи, совершенно неправильно.

Во-вторых, темпы промышленного развития были не такими уж и маленькими. В 1890–1900 годах прирост промышленного производства составлял 10–12 % в год. Весьма неплохой прирост! А в 1900–1910 годах, когда в промышленности разразился кризис, прирост составлял от 4 до 8 % в год.

В-третьих, как мы видели, разрушения от войны в промышленности были большими. Но это не значит, что промышленность исчезла совсем. Заводы мало-помалу открывались, пускались в ход, восстанавливалось разрушенное оборудование. Хотя бы поэтому говорить о том, что Советский Союз вернулся к начальной стадии индустриализации, будет неправильно. Более того, вместе с восстановлением развернулась в середине 20-х годов серьезная реконструкция существовавших заводов с тем, чтобы увеличить их мощность и производительность. Это была первая волна реконструкции. Вторая прошла в самом конце 20-х годов, в 1928–1929 годах. О ней говорилось в одной из предыдущих глав.

Сталин много говорил об отсталости России в прошлом, много говорил об отсталости в промышленности, об отсталой технике и о многом другом, но никогда, ни при каких обстоятельствах не подчеркивал этой отсталости и никогда не создавал из нее отдельной проблемы. Он знал, что без этой основы, которая была создана за время предшествующего развития, быстрая индустриализация и выполнение пятилетнего плана было бы нереальным. Читая сталинские труды, легко заметить, что о российской отсталости Сталин говорил только в связи с достигнутыми успехами.

Критики же Сталина превращают российскую отсталость в какой-то самодовлеющий фетиш, всеми способами преувеличивая ее размеры и масштабы. Это выдает то, что они не совсем хорошо представляют себе подробности процесса промышленного развития и его особенностей в России.

Кроме этого для них весьма характерен доктринальный подход. То есть на первое место ставятся не какие-то конкретные задачи, а чистота доктрины:

«Главные черты этой обстановки определялись тем обстоятельством, что страна находилась в переходном периоде развития от капитализма к социализму…

Переход к индустриальной экономике, осуществляемый на социалистической основе, предполагает в отличие от стихийной капиталистической индустриализации, предварительное общественное планирование преобразований, сознательный выбор того или иного их варианта. При этом, обладая политической властью и ключевыми финансовоэкономическими механизмами, руководящее ядро общества реально, на деле способно направить развитие по избранному пути» [65. С. 18–19].

Переходный период — теорией этого занимался в свое время Бухарин. Сталин понимал переходность советской экономики по-другому: как борьба социалистического и капиталистического сектора с вытеснением и ликвидацией последнего. До тех же пор, пока социалистический сектор не стал господствующим, советскую экономику можно было назвать переходной. Эта фраза Сталиным была произнесена на XIV съезде ВКП(б), и уже тогда подразумевалось, что в ближайшие 5–8 лет переходный этап завершится.

В приведенном отрывке тоже есть существенные ошибки. Во-первых, авторы явно попутали строительство индустриальной экономики и социалистического общества. Это все-таки разные вещи, хоть и совершались в одно и то же время, одними и теми же людьми. Строительство индустрии подчиняется обстоятельствам, которые имеются и при социализме, и при капитализме: наличие накоплений, имеющиеся и работающие заводы, их производительность и производственные возможности, наличие техники и технических кадров. Наличие или отсутствие тех же накоплений мало зависит от типа общества. Они либо есть, либо их нет.

Доктринеры, вроде наших оппонентов, считают, что можно заранее составить общий план, разработать его во всех мелочах, а потом воплотить в жизнь. Этим болели многие в руководстве партии. Этим болел, в частности, тот же Бухарин и так от этой болезни полностью не избавился. На деле хозяйственное планирование, как мы видели, не было проектированием какого-то нового типа общества. Суть его заключалась в другом: в решении постоянно возникающих новых и новых задач наиболее доступным, простым и дешевым способом. Сначал решали хлебную проблему, потом топливную, потом металлическую, потом проблему основного капитала, из чего, в конце концов, вырос первый пятилетний план. Потом, уже в ходе составления первой пятилетки, решали проблему резкого увеличения производства. Эти планы постоянно переделывались, пересматривались, приспосабливались к наличным возможностям и наличным источникам накоплений.

Доктринеры говорят, что было два заранее разработанных плана индустриализации: один хороший (бухаринский), другой плохой (сталинский) и противопоставляют один другому. Но, по существу, как мы видели, между планами развития промышленности образца середины 20-х годов, разработанных при Дзержинском в духе бухаринского курса, и планами уже сталинской индустриализации в целях и задачах нет существенной разницы. И Бухарин, и Сталин стремились к индустриализации Советского Союза и к построению социалистического общества. Говорить о том, что они предлагали какие-то две разновидности социализма, просто нелепо.

Существенная разница между ними появляется в методах индустриализации, конкретно — в методах использования ресурсов и накоплений. Бухаринский план предлагал индустриализацию с крестьянского края, а сталинский — с промышленного. Первый — расширение спроса, прежде всего крестьянского, на внутреннем рынке и уже на этой основе развитие промышленности, второй — коренная перестройка промышленности и уже на этой основе перевооружение техникой сельского хозяйства и повышение его эффективности.

Первый — направление вложений в сельское хозяйство, второй — направление вложений в промышленность. Вот в этом заключается вся разница.

Сталин об этом говорил ясно и недвусмысленно: «В чем состояло основное звено пятилетнего плана? Основное звено пятилетнего плана состояло в тяжелой промышленности с ее сердцевиной — машиностроением. Ибо только тяжелая промышленность способна реконструировать и поставить на ноги и промышленность в целом, и транспорт, и сельское хозяйство. С нее и надо было начинать осуществление пятилетки. Стало быть, восстановление тяжелой промышленности нужно было положить в основу осуществления пятилетнего плана» [57. С. 405].

Доктринальный подход, столь характерный для критиков Сталина, при котором учитывается только чистота доктрины и больше ничего, не позволяет разобраться в существе целей и задач первого пятилетнего плана. Сталин отбросил всю идеологическую словесную шелуху о капитализме и социализме, отверг вязкое и нудное выяснение того, чьи взгляды являются более ленинскими, и поставил совершенно конкретную цель — построить тяжелую индустрию, построить мощную современную машиностроительную отрасль, чтобы с ее помощью перевооружить все остальные отрасли народного хозяйства новой, мощной, современной техникой. Эта цель для него была важнее всех теоретических споров.

Сталин на Пленуме говорил: «Добились ли мы победы в этой области?

Да, добились. И не только добились, а сделали больше, чем мы сами ожидали, чем могли ожидать самые горячие головы в нашей партии. Этого не отрицают теперь даже враги. Тем более, не могут этого отрицать наши друзья.

У нас не было черной металлургии, основы индустриализации страны. У нас она есть теперь.

У нас не было тракторной промышленности. У нас она есть теперь.

У нас не было автомобильной промышленности. У нас она есть теперь.

У нас не было станкостроения. У нас оно есть теперь.

У нас не было серьезной и современной химической промышленности. У нас она есть теперь.

У нас не было действительной и серьезной промышленности по производству современных сельскохозяйственых машин. У нас она есть теперь.

У нас не было авиационной промышленности. У нас она есть теперь.

В смысле производства электрической энергии мы стояли на самом последнем месте. Теперь мы выдвинулись на одно из первых мест.

В смысле производства нефтяных продуктов и угля мы стояли на последнем месте. Теперь мы выдвинулись на одно из первых мест.

У нас была лишь одна-единственная угольно-металлургическая база — на Украине, с которой мы с трудом справлялись. Мы добились того, что не только подняли эту базу, но создали еще новую угольно-металлургическую базу — на востоке, составляющую гордость нашей страны.

Мы имели лишь одну-единственную базу текстильной промышленности — на севере нашей страны. Мы добились того, что будем иметь в ближайшее время две новых базы текстильной промышленности — в Средней Азии и Западной Сибири.

И мы не только создали эти новые громадные отрасли промышленности, но мы их создали в таком масштабе и в таких размерах, перед которыми бледнеют масштабы и размеры европейской индустрии.

А все это привело к тому, что капиталистические элементы вытеснены из промышленности окончательно и бесповоротно, а социалистическая промышленность стала единственной формой индустрии в СССР.

А все это привело к тому, что наша страна из аграрной стала индустриальной, ибо удельный вес промышленной продукции в отношении сельскохозяйственной поднялся с 48 % в начале пятилетки (1928 г.) до 70 % к концу четвертого года пятилетки (1932 г.)

А все это привело к тому, что к концу четвертого года пятилетки нам удалось выполнить программу общего промышленного производства, рассчитанную на пять лет, — на 93,7 %, подняв объем промышленной продукции более чем втрое в сравнении с довоенным уровнем и более чем вдвое в сравнении с уровнем 1928 года. Что же касается программы производства по тяжелой промышленности, то мы выполнили пятилетний план на 108 %» [57. С. 407–408].

Это перевыполнение планов было достигнуто высокими, очень напряженными темпами, строительными и монтажными штурмами. При строительстве новых заводов людей особенно не жалели. Критики со всех сторон говорили, что нужно было сбавить темпы, что нужно было сначала обеспечить нужды людей. Сталин же, подводя итоги строительства промышленности, коснулся вопроса темпов этого строительства и вопроса, что предпочесть: развитие тяжелой индустрии или производство предметов потребления:

«Нам говорят, что все хорошо, построено много новых заводов, заложены основы индустриализации. Но было бы гораздо лучше отказаться от политики индустриализации, от политики расширения производства средств производства, или по крайней мере отложить это дело на задний план с тем, чтобы производить больше ситца, обуви, одежды и прочих предметов широкого потребления.

Предметов широкого потребления действительно произведено меньше, чем нужно, и это создает известные затруднения. Но тогда надо знать и надо отдавать себе отчет, к чему бы нас привела подобная политика отодвигания на задний план задач индустриализации. Конечно, мы могли бы из полутора миллиардов рублей валюты, истраченных за этот период на оборудование нашей тяжелой промышленности, отложить половину на импорт хлопка, кожи, шерсти, каучука и т. д. У нас было бы тогда больше ситца, обуви, одежды. Но у нас тогда не было бы ни тракторной, ни автомобильной промышленности, не было бы сколько-нибудь серьезной черной металлургии, не было бы металла для производства машин, — и мы были бы безоружны перед лицом вооруженного новой техникой капиталистического окружения.

Мы лишили бы себя тогда возможности снабжать сельское хозяйство тракторами и сельхозмашинами, — стало быть, мы сидели бы без хлеба.

Мы лишили бы себя возможности одержать победу над капиталистическими элементами в стране, — стало быть, мы неимоверно повысили бы шансы на реставрацию капитализма.

Мы не имели бы тогда всех тех современных средств обороны, без которых невозможна государственная независимость страны, без которых страна превращается в объект военных операций внешних врагов. Наше положение было бы тогда более или менее аналогично положению нынешнего Китая, который не имеет своей тяжелой промышленности, не имеет своей военной промышленности и который клюют все, кому только не лень» [57. С. 410]. Кратко, ясно и исчерпывающе.

Первая пятилетка стала переломным моментом еще в одном аспекте — окончательно сложилась политическая и хозяйственная система. Именно тогда, в начале 30-х годов, появился тот Советский Союз, который стал известен всему миру.

Свои основные черты приобрела и закрепила в начале

30-х годов политическая система Советского Союза. Политбюро ЦК ВКП(б) стало штабом оперативного политического и государственного управления страной. Группа руководителей во главе со Сталиным решала все встающие вопросы. Их решения оформлялись либо партийным, постановлением ЦК, либо государственным, постановлением Совнаркома СССР или СТО СССР, либо хозяйственным, приказом по НКТП СССР, порядком. Для них не было рамок ни в каком смысле: любое решение, любой закон ими мог быть пересмотрен и изменен в соответствии с текущими задачами.

Такой порядок решения вопросов означал концентрацию огромной власти в руках этой группы руководителей. Каждый из них распоряжался большими областями, миллиардными суммами и миллионами работников. Хорошо налаженный, отрегулированный партийный и государственный аппарат обеспечивал их решениям нужную оперативность, и Политбюро, а через него и сам Сталин, обладали возможностью мобилизации очень больших сил и резервов на решение какой-то конкретной, ставшей чрезвычайно важной, задачи. Такое положение само по себе стало одним из факторов успеха первой пятилетки и всей индустриализации в целом. Набор задач хозяйственного и государственного строительства соратники Сталина могли решать поочередно, сосредотачивая поочередно для их решения колоссальные силы и средства. Их силы не распылялись по широкому фронту хозяйственной работы.

Иногда такой возможностью пользовались, а иногда нет.

Для резкого ускорения строительства Магнитогорского и Кузнецкого комбинатов, для ускорения строительства Челябинского тракторного завода эта возможность была использована, и Политбюро ЦК и сам ЦК активно участвовали в организации помощи этим стройкам. Но вот для подъема черной металлургии в первые годы второй пятилетки этот ресурс использован не был. Сочли, что для решения этой задачи хватит сил Наркомата тяжелой промышленности.

Сталин тем временем пошел по пути дальнейшей концентрации власти теперь уже в своих руках. Можно сказать, что он это делал из стремления захватить в руки побольше власти. Возможно. Однако нужно указать, что в его руках уже в 1926–1927 годах была почти ничем не ограниченная власть, которая еще больше расширилась после изгнания Бухарина. Уже тогда он мог принять любое решение, не считаясь ни с какими рамками законов, уже принятых решений, да и даже самих партийных резолюций, которые он должен был свято соблюдать.

Сталин, взяв в свои руки такую большую и концентрированную власть, пошел дальше и стал ее структурировать. Он пошел по пути специализации членов Политбюро на каких-то отдельных задачах: государственной и внешней политики — Молотов, хозяйственного руководства — Орджоникидзе, плановой работы — Куйбышев и так далее. В своих же руках Сталин сосредоточил общее руководство и руководство отдельными, особо важными работами. Политбюро, таким образом, утратило свои совещательные функции, и центр работы все больше и больше перемещался из зала заседаний Политбюро в кабинет Сталина.

Было покончено с экспериментами первых лет Советской власти, когда пытались придумать орган, управляющий всей хозяйственной жизнью страны. Высший Совет Народного Хозяйства был разделен на специализированные промышленные наркоматы. Хозяйство окончательно перешло под управление системы ведомств.

Окончательно укрепилось положение, что всеми работами, всеми областями жизни в Советском Союзе руководят партийные организации. Партия стала организатором и основным, так сказать, нервом всего советского общества. Представители партии были везде, от самых высших руководящих органов до самой маленькой организации. Партийное руководство, все то же самое Политбюро, управляло обществом через своих представителей на местах и получало от них сведения о состоянии общества в любой его части.

И это тоже было одним из главных факторов успеха первой пятилетки и индустриализации в целом. Без этого коллективного организатора никогда бы не удалось поднять на ударную работу миллионы рабочих и крестьян. Без них никогда бы не удалось довести волю партийного руководства вплоть до каждой стройки, до каждого производства, до каждой бригады рабочих.

Кроме руководства хозяйственной и политической работой парторганизации стали выполнять еще одну функцию — регуляции общества и распределения жизненных благ. Парторганизация и ее руководители постоянно, ежедневно занимались тем, что выделяли и освещали нужные и полезные явления для партии и государства и критиковали и боролись с вредными явлениями. Выделялись и выдвигались полезные для партии и государства кадры и задвигались вредные. Шел интенсивный социальный отбор, согласованный с общими установками строительства.

Под индустриализацию подводилась не только экономическая или политическая основа, но еще и социальная. Парторганизации целенаправленно, организуя социалистическое соревнование, движение ударников, проводя прием в партию наиболее активных граждан, создавали среду и сообщество строителей индустрии и социалистического общества. И, надо сказать, в этом деле очень сильно преуспели.

Этим же целям было подчинено распределение материальных благ. Была создана система поощрения наиболее активных работников всевозможными благами, которых тогда остро недоставало. Выдавались премиальные отрезы ткани, мебель, мотоциклы и автомобили, квартиры, тем самым поощряя хорошую и высокопроизводительную работу. Тогда, в условиях ограниченного количества товаров широкого потребления, это было необходимо.

Надо сказать, что сталинская социальная система для своего времени и своих условий была достаточно эффективной и справедливой. Будущее страны зависело от труда рабочих, и максимум внимания, максимум благ отдавалось рабочим. Они распределялись не по положению, не по статусу человека, а по его реальному вкладу в общую работу.

Отношение к этой социальной системе, которое сейчас широко распространено, сформировалось на почве ее послевоенного варианта. После войны и после смерти Сталина его наследники внесли ряд существенных изменений в нее, да и послевоенная обстановка уже была качественно другой.

Сталинская система политического руководства и социальная конструкция были созданы в чрезвычайно тяжелых условиях конца 20-х — начала 30-х годов, в условиях напряженной работы, быстрого строительства тяжелой индустрии, в условиях угрозы войны и враждебного отношения со стороны ведущих стран мира, а также внутренней политической борьбы.

После войны, когда после победы над Германией престиж Советского Союза сильно вырос, когда в числе ведущих стран мира остались только Соединенные Штаты, когда стихла внутренняя политическая борьба, тогда, конечно, социальную и политическую конструкцию надо было перестраивать. Но, по существу, был сделан только немного подправленный вариант той же самой сталинской системы. Был усилен и закреплен примат тяжелой индустрии, было закреплено отставание производства товаров широкого потребления и строительства жилья. Это потребовало сохранения и усиления специфической системы распределения материальных благ по труду.[44]

Был сохранен и усилен контроль партии над обществом, хотя необходимость в этом уже отпала. Она отпала потому, что выросло поколение, родившееся и воспитанное при Советской власти, которое никогда не испытывало влияния другой идеологии. Это обстоятельство для укрепления социального строя использовано не было.

Только, при сохранении внешнего сходства, из социальной и политической системы было убрано содержание, составлявшее основу крепости и могущества советского общества при Сталине. Был разрушен и исчез институт выдвиженчества, раньше позволявший быстро и эффективно обновлять руководящие кадры и расширять хозяйство.[45] Вместо него не было предложено ничего равноценного. Вместо этого института укрепился порядок прохождения всех ступеней партийной, номенклатурной карьеры от самого низа до самого верха. Это привело к тому, что средний возраст приходящих в систему высшего партийно-государственного управления достиг 55–60 лет вместо 35–40 лет при Сталине. В конце 70-х годов средний возраст членов ЦК составил 70 лет, в то время как в 30-х годах в ЦК Сталин был в немногочисленной группе руководителей старше 50 лет.

Партийность и принадлежность к номенклатуре стала в послевоенном Советском Союзе статусом, тогда как при Сталине принадлежность к этой категории была обязанностью. Все руководители сталинского времени работали сами, не полагаясь полностью на своих помощников. Эта традиция после войны исчезла. Появился новый фактор в жизни советского общества — номенклатурное распределение; это было, по существу, распределение по статусу, а не по вкладу в общую работу. При том, что система рабочего снабжения сохранялась, тем не менее, появился и внес разлагающие тенденции тот факт, что кто-то в стране стал «равнее других».

Эти на первый взгляд незначительные изменения в социальной системе привели к тому, что советское общество разложилось изнутри, и через пятьдесят лет после победы в самой большой войне человечества оказалось неспособно постоять за свою независимость и целостность.

Это было потом, много десятилетий спустя. В 30-х годах молодое советское общество рвалось вперед, росло и укреплялось. Его мощь возрастала не по дням, а по часам.