Сталин Экономическая революция

Глава шестая. БОРЬБА ЗА КУРС ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ

Политическая борьба в руководстве была теснейшим образом связана с той хозяйственной политикой, которая осуществлялась в стране партийным руководством. Успех всей внутренней политики партии определялся тем, насколько удачной, успешной окажется хозяйственная политика и насколько ощутимыми и очевидными будут хозяйственные успехи.

Потому, в хозяйственной области борьба была не менее жестокой, чем в руководстве партии. Каждая сторона конфликта старалась тянуть хозяйственную политику на себя и записать ее в свой актив.

Сталин тоже хорошо понимал, насколько важна для успеха его линии хозяйственная политика, и сделал все, чтобы поставить на нее своего человека. Сразу после смерти Ленина он провел на главный хозяйственный пост страны — на пост Председателя ВСНХ — Феликса Дзержинского. Он был хорош для Сталина не только тем, что поддерживал его политику, но и тем, что был сторонником быстрого восстановления и развития хозяйства, а также хорошо разбирался в хозяйственных вопросах.

Итак, 2 февраля 1924 года Дзержинский стал главой всего государственного хозяйства — Председателем ВСНХ. Под его руководством оказалась государственная промышленность, только что перенесшая кризис цен и перепроизводства и потому находившаяся пока не в лучшем состоянии. Наркомом путей сообщения вместо Дзержинского стал Рудзутак. Весть о назначении Дзержинского вызвала у работников

ВСНХ далеко не однозначные настроения. Вот как их описывает Валентинов:

«„Осведомленные" люди шептали, что Дзержинский появился в ВСНХ, чтобы, с присущими ему методами, навести в нем порядок, с этой целью он приведет с собой когорту испытанных чекистов, и в каждом отделе, в каждом бюро ВСНХ будет помещен шпион-„сексот". Дополняясь всяческими деталями, приносимыми фантазиями и страхом, такие разговоры создавали заразительно-нервозное настроение. Конец ВСНХ — он скоро превратится в отделение экономического управления ГПУ» [8. С. 161].

В конечном счете работники ВСНХ стали смотреть на эпоху фактического безвластия, продолжавшегося все время номинального руководства ВСНХ Рыковым, как на эпоху счастья, спокойствия и процветания. Все ждали новых расправ и арестов и были готовы тут же бежать к Рыкову за помощью. Однако вскоре этим работникам пришлось убедиться в обратном. Дзержинский сразу занял жесткую позицию защиты и поддержки специалистов.

На Дзержинского сразу навалилась гора текущих дел. К 15 марта 1924 года комиссия Госплана по металлопромышленности должна была внести в Совет Труда и Обороны доклад о состоянии отрасли и о мерах к подъему производства. Но комиссия Госплана этого не выполнила.

20 марта Политбюро ЦК создало специальную комиссию Политбюро по металлопромышленности, названную Высшей правительственной комиссией (ВПК), под председательством Дзержинского. В нее вошли председатель Центральной контрольной комиссии и нарком Рабоче-крестьянской инспекции Куйбышев, председатель Госплана СССР Кржижановский, нарком финансов Сокольников, нарком путей сообщения Рудзутак и секретарь ВЦСПС Догадов [29. С. 73–74]. Этой комиссии предстояло разобраться с положением в металлопромышленности, предложить программу ее развития и решить, наконец, спорный вопрос о производстве паровозов. Эта комиссия с первого дня ее работы находилась в руках сторонников Сталина, что сыграло свою роль.

5 апреля 1924 года в ВСНХ состоялось первое совещание по металлу, на котором был снова поставлен вопрос о паровозах. Госплан разработал в июне-июле 1922 года программу строительства паровозов. Согласно этой программе, до 1925 года советские заводы должны были выпустить 508 паровозов [47. С. 32]. Когда Дзержинский был наркомом путей сообщения, он выступал против строительства этих паровозов, доказывая, что в распоряжении НКПС есть парк недоиспользуемых паровозов.

Только Дзержинский занимал уже совершенно другую позицию. Сам он объяснил изменение своих взглядов уходом из НКПС, из-под давления железнодорожников, и очевидным ростом железнодорожного грузооборота в 1923/24 году. А потом, как он писал, став председателем ВСНХ, взглянул на проблему производства паровозов не с узкой ведомственной точки зрения, как раньше, а с точки зрения интересов всей государственной промышленности в целом. В ходе споров вокруг хозяйственных вопросов осенью 1923 года он убедился, что НКПС является самым крупным заказчиком для советской металлопромышленности. Дзержинский нашел, что строительство паровозов является удобным и надежным рычагом быстрого развития металлопромышленности: металлургии и машиностроения [47. С. 78].

Мысль Дзержинского шла таким образом. На тот момент, когда он вступил в должность председателя ВСНХ, большая часть заводов стояла законсервированной. Это были в основном мелкие и средние заводы. Крупные предприятия, к которым относились такие заводы, как Путиловский, Сормовский, Луганский, Коломенский, Брянский, работали, но, как правило, с большой недогрузкой оборудования и мощностей. По всей государственной промышленности работало только 31,4 % довоенных производственных мощностей [47. С. 148]. Поддержание недогруженных производств в рабочем состоянии требовало немаленьких затрат, как денежных, так и натуральных. Работающие на половину мощности металлургические заводы все равно требовали топлива. Работающие на половину производительности рабочие все равно требовали зарплаты. Основные затраты по промышленности шли именно на поддержание таких предприятий.

Вот здесь Дзержинский и увидел возможности, которые открывались при развертывании паровозостроения. Во-первых, загружались заводы. Производство паровозов подтягивало за собой другие, связанные с ним, производства. Для их строительства нужен металл, и паровозостроение толкает вперед развитие металлургии. На основе растущей металлургии можно развить металлопромышленность и по-настоящему насытить рынок металлоизделиями, обеспечить доходность государственной промышленности, обзавестись оборотными средствами и сделать накопления, остро необходимые для восстановления основного капитала промышленности Советского Союза.

Дзержинский решил сделать паровоз локомотивом советского экономического роста. Кроме этого перед Главметаллом были поставлены задачи обеспечения рынка металлоизделиями, сокращения финансирования неработающих заводов, увеличения заработной платы металлистов, и разработки плана восстановления основного капитала государственной промышленности [47. С. 79].

22 апреля 1924 года ВПК рассмотрела план паровозостроения, составленный Госпланом в 1922 году. Комиссия сочла этот план приемлемым и передала его на утверждение в Совет Труда и Обороны. 7 мая 1924 года СТО утвердил этот план. Строительство паровозов должно было обойтись в 35 млн рублей[17]. Дзержинский же после утверждения этого плана обратился в СТО с ходатайством увеличить загрузку паровозостроительных заводов и выделить средства на ремонт паровозного парка сверх уже запланированных сумм.

Дзержинский развернул бурную деятельность по расконсервированию и пуску стоявших металлургических заводов. После пуска трех самых крупных домен на Юзофском, Екатеринославском заводах и заводе им. Петровского производство чугуна в СССР за одну неделю июня 1924 года выросло на 40 %.

Такой темп давал надежды на быстрый подъем всей остальной промышленности.

Однако 17 июня 1924 года Совет Труда и Обороны вынес постановление по ходатайству Дзержинского: ходатайство отклонить, а производственную программу по паровозам сократить до 28 млн рублей, то есть урезать заказ НКПС на сто паровозов. В СТО взяла верх позиция В. Я. Сокольникова, сторонника Троцкого, который стоял за сокращение финансирования промышленности.

Это было поражение. Работа ВПК, после трех месяцев работы, оказалась сорванной, а результаты уничтожены. 19 июня, через два дня после отказа СТО увеличить программу, Дзержинский пишет письмо в Политбюро ЦК Сталину и созывает заседание ВПК. В записке Сталину Дзержинский указал, что Совет Труда и Обороны своим решением фактически отменил все решения Высшей правительственной комиссии, и попросил рассмотреть этот вопрос на заседании Политбюро.

В один день, 19 июня 1924 года, собрались на заседание Политбюро и ВПК, на которых был поставлен один и тот же вопрос: состояние металлопромышленности. В хозяйственном штабе Дзержинского, обсудив вопрос, решили прибегнуть к политическому методу решения этого противоречия. Нужно сделать три вещи: сосредоточить управление металлопромышленностью в одних руках, обратиться к работникам промышленности с просьбой о помощи и создать единый промышленный бюджет.

До этого управление металлопромышленностью было разделено между несколькими хозяйственными органами. Заводы, как хозяйственные единицы, были включены в тресты, которые подчинялись Центральному управлению государственной промышленности, сокращенно ЦУГПРОМ ВСНХ. Это управление объединяло все государственные промышленные предприятия, независимо от отрасли. В Президиум ВСНХ информация о состоянии металлопромышленности подавалась вместе и вперемежку с информацией о состоянии, например, текстильной или кожевенной промышленности, и от разных отделов, каждый из которых излагал свою точку зрения.

Дзержинский предложил провести в металлопромышленности концентрацию и централизацию управления.

Кроме имеющихся 18 трестов союзного значения, которые объединяли крупные заводы, решено было организовать дополнительно три синдиката, объединяющие в себе мелкие и средние заводы металлопромышленности. В июле 1924 года были образованы: Металлосиндикат Центрального района, Уральский горнозаводской синдикат, сокращенно «Уралмет», и Всесоюзный синдикат сельскохозяйственного машиностроения, сокращенно «Сельмашсиндикат». Тресты и синдикаты объединялись под управлением Главного управления металлической промышленности, сокращенно ГУМП ВСНХ [47. С. 140]. Управление подчинялось непосредственно Президиуму ВСНХ. Главметалл оставался, но было решено произвести там кадровую перестановку.

Вторым пунктом программы было обращение к работникам металлопромышленности. Нужно было широковещательно разъяснить проводимую политику в экономической печати, а также привлечь на помощь активность и инициативу низовых работников.

Третьим пунктом было создание единого промбюджета. Это изобретение Дзержинского пережило самого автора.

Только одним этим Феликс Эдмундович обессмертил свое имя. 19 июня 1924 года им был заложен один из краеугольных камней в основание советской экономики и советской индустриализации.

Это изобретение простое, но очень эффективное. Государственная промышленность часть полученной прибыли сдавала государству. Наркомат финансов проектирует бюджет, в котором есть строка финансирования промышленности. Из этого фонда деньги переводятся предприятию, на которые в плановом порядке закупается сырье и топливо, выплачивается зарплата рабочим и восстанавливаются основные фонды. Предприятие работает, выдает продукцию. Если продукция сдается прямо государству, то в Наркомфин идет только цифра: завод выпустил продукции на столько-то миллионов рублей. Разница между отпущенными ассигнованиями и стоимостью выработки и есть прибыль или убыток.

В том же случае, когда завод работает на рынок, то полученные сверх покрытия производственных расходов деньги частично перечисляются в государственный бюджет. Это — прибыль без кавычек.

Но до 1924 года был порядок: все крупные программы, строительство и переоснащение заводов проходят утверждение не только в ВСНХ, Госплане и СТО, но и в Наркомфине.

Подготовленную программу строительства или ремонта чего-то нарком финансов включает в проект бюджета. Или не включает, если видно, что свободных финансов в бюджете нет. Окончательное решение принимает СТО, но перед этим выслушиваются все стороны.

Вокруг этого и начался спор ВСНХ и Наркомата финансов. Программа развития металлопромышленности уперлась в упорное сопротивление Наркомфина увеличению затрат на промышленность.

Дзержинский предложил такой выход. Единый промбюджет — это сумма, которая отпускается промышленности в целом, без указания, сколько идет на производство, а сколько на строительство. Она точно соответствует возможностям бюджета, сверх нее ВСНХ не просит больше ни рубля. Но зато, распределение промбюджета идет уже в Президиуме ВСНХ, в соответствии с задачами развития промышленности. Вот тут уже возможны варианты: одну отрасль промышленности развивать за счет другой.

Политбюро, которое заседало в тот же день с ВПК, рассмотрело положение металлопромышленности, кризис в хозяйстве и приняло такое решение — освободить Дзержинского от всех дел, кроме вопросов металлопромышленности. Этим ему были даны полномочия на решение кризиса по предложенной им программе.

Советские историки прошли мимо этих исторических событий. Дата 19 июня 1924 года имеет право быть занесенной во все списки самых важных событий. Это и есть подлинное начало советской индустриализации.

У начала индустриализации стояли Дзержинский, разработавший план и способ индустриализации, и Сталин, который в Политбюро поддержал предложения Дзержинского и обеспечил подкрепление их решением Политбюро.

Итак, главная задача индустриализации — опережающий рост производства стали и чугуна. Цель — строительство мощной машиностроительной индустрии, которая может сделать хозяйственный переворот в стране. Политическая цель — сбросить экономическую власть крестьянства путем создания крупных товарных хозяйств, снабженных машинами и оборудованием, изготовленными на советских заводах. Метод индустриализации — это сосредоточение управления промышленностью в одном штабе и концентрация государственного капитала в едином промышленном бюджете.

Способ индустриализации — это крупномасштабное планирование развития целых отраслей промышленности в их взаимосвязи и взаимном влиянии друг на друга. Одновременно — развитие вместе с крупной металлургической и машиностроительной промышленностью смежных и связанных отраслей хозяйства. Характер индустриализации - это концентрация производства на крупнейших заводах и строительство самых крупных и самых современных предприятий.

Как видите, никаких абстрактных идей развития чего-то там. Все совершенно конкретно: конкретно и четко поставленные цели и задачи, конкретные методы, уже разработанные и проверенные на практике. Конкретный политический смысл.

Дела шли намного впереди слов. Конкретные мероприятия уже начались, а вот ни понимания, ни программного заявления еще не было. Потребуется больше года, прежде чем программа и задачи индустриализации будут сформулированы и приняты съездом партии.

Получив поддержку Политбюро, Дзержинский начал в ВСНХ кипучую деятельность. Требовалось развернуть агитацию среди работников металлопромышленности, обследовать состояния трестов, производящих металл и металлоизделия, довести до конца разработку производственных планов и программ.

Через три дня, 21 июня 1924 года, Дзержинский обращается в ЦК ВКП(б) с просьбой о пересмотре состава Главметалла ВСНХ. К письму он приложил список членов нового 192 правления Главметалла. ЦК приняло его предложение. Еще через две недели, 3 июля, Политбюро расширило состав ВПК до 14 человек. Туда были введены: И. И. Лепсе, председатель ЦК профсоюзов металлистов, П. И. Судаков, председатель правления Главметалла, В. Я. Чубарь, председатель Совнаркома Украины, С. С. Лобов, председатель Северо-Западного промбюро, Д. Е. Сулимов, председатель Уральского облисполкома, А. Ф. Толоконцев, председатель треста ГОМЗ [47. С. 124].

Одним словом, к работе по развитию металлопромышленности были подключены все, кто имел отношение к самым важным районам, где производился металл или были сосредоточены крупные промышленные предприятия.

ВПК занялась формированием и расчетами единого промышленного бюджета. Нужно было рассчитать потребности в металле, угле, руде, рассчитать стоимость их добычи и производства, согласовать с требованиями Наркомфина. Теперь это можно было осуществить, так как появилась твердая и надежная расчетная единица — червонец.

В ходе работы над единым промбюджетом члены ВПК убедились в том, что не могут вписать в него даже минимальные планы. Остро не хватает средств даже для достижения минимачьно необходимого для развития промышленности уровня производства металла, даже для полного покрытия потребности в металле.

Попытка решения путем поднятия рыночных цен на металлоизделия уже потерпела крах. Дзержинский поэтому пошел другим путем. Нужно сократить, и сократить кардинально, издержки в производстве металла. Они складываются из двух частей: затрат на топливо и руду и накладных расходов. 16 июля 1924 года ВПК внесла в Госплан предложение: установить плановые цены на топливо и руду для государственной промышленности на уровне фактической их себестоимости. Это сразу бы дало удешевление металла на 40 % и, соответственно, рост производства.

А вторая часть решения, сокращение накладных расходов, чуть позже вылилась в целую кампанию за режим экономии в промышленности.

В начале сентября 1924 года в спорах с Госпланом и СТО Дзержинский получил серьезный аргумент. Его политика на подъем металлургии дала свои плоды. Установленный на полгода 1923/24 хозяйственного года план оказался перевыполнен. Чугуна было выплавлено 628,2 тысячи тонн, что на 13 % больше установленного плана, стали — 943,4 тысячи тонн, что на 14 % больше плана, проката выпущено — 647 тысяч тонн, что на 19 % больше плана [47. С. 124]. Прирост производства по сравнению с планами составил дополнительно почти пятую часть.

Трест «Югосталь», в котором сосредоточились основные мощности советской черной металлургии, увеличил, по сравнению с 1922/23 годом, производство чугуна в 3,5 раза, стали — удвоил, выпуск проката увеличил в 1,7 раза.

Но, правда, производство металла находилось еще на уровне 15,6 — 22,6 % по видам продукции от уровня производства 1913 года.

С такими аргументами уже можно было начинать политическое наступление. Что Дзержинский и сделал.

12 сентября 1924 года он сделал на Политбюро доклад о работе Высшей правительственной комиссии по металлопромышленности, в котором сформулировал основные проблемы металлопромышленности и методы их решения.

Он выделил семь главных проблем металлопромышленности, которые, впрочем, между собой были связаны. Это: высокая себестоимость металла из-за малой загрузки предприятий, невыплаты главных государственных заказчиков, сопротивление НКПС паровозостроению и невозможность закрытия паровозостроительных заводов, отсутствие строительства новых предприятий, неплатежеспособность населения, недостаточное кредитование и изъяны в организации производства.

Дзержинский поставил вопрос ребром:

«Если мы теперь не проделаем значительной подготовительной работы в области металлургии, то по истечении нескольких лет мы теряем целую эпоху для ее развития» [47. С. 125].

Несколько спутанную мысль Дзержинского можно выразить короче: если сейчас не заняться развитием металлургии, то в последующем, когда потребности в металле возрастут, каждая тонна металла будет обходиться все дороже и дороже. Нельзя мириться с тем, что производство металла имеется всего на уровне пятой части от производства 1913 года.

Политбюро и теперь выразило полную поддержку Дзержинскому. Решением Политбюро ЦК вместо Главметалла временно было образовано МеталлЧК во главе с Дзержинским. Информотделу ЦК предписывалось издать стенограмму совещания по этому вопросу с выступлением Дзержинского, как имеющую особую ценность для хозяйственной работы.

После этого заседания Политбюро предписало Дзержинскому срочно взять отпуск и отдохнуть от работы. Он уехал в Крым на месяц.

В отпуске Дзержинский в спокойной обстановке продолжал работу над формулировкой промышленной политики, над мерами по подъему производства металла. Он тогда выработал основные меры, которые следовало предпринять для коренного перелома в состоянии промышленности.

17 октября 1924 года состоялось новое заседание ВПК, на котором был поставлен вопрос о производственной программе по выпуску металла и машин. План устанавливал задачу достижения уровня производства в 27 % от уровня 1913 года. В весовом объеме — это удвоение продукции.

До 1 октября 1925 года металлургическая промышленность должна была выплавить 954,8 тысячи тонн чугуна, 1 млн 304 тысячи тонн стали и выпустить 928 тысяч тонн проката.

План по общему машиностроению устанавливался в 95,1 млн рублей, по судостроению в 6,9 млн рублей, по метизам в 11,6 млн рублей. Промышленность должна была в 1924/25 году построить 570 автомобилей и 2250 тракторов, из них 400 гусеничных. Общая программа промышленности была запланирована на уровне 306 млн рублей. С этой программой согласился Госплан [47. С. 136–137].

После разработки и утверждения этой программы Высшая правительственная комиссия была распущена. Дзержинского назначили на пост председателя правления Главметалла. Своим заместителем он провел В. И. Межлаука.

Меры, предложенные и проводимые Дзержинским, вызвали сопротивление со всех сторон. Против них высказался Совет Труда и Обороны, возглавляемый Каменевым, против выступил Наркомат финансов, возглавляемый Сокольниковым, против высказался ВЦСПС, руководимый Томским. Противники были внутри ВСНХ, которых возглавлял и объединял Пятаков. Госплан занял двойственную позицию, поддерживая господствующее мнение.

Однозначная поддержка инициативам Дзержинского была только в Политбюро и в ЦК партии, которую ему обеспечивал Сталин.

Это противостояние, которое Дзержинский преодолевал с большим трудом, проистекало из того самого массового неприятия нэпа членами партии. Хозяйственная политика ими виделась не как борьба за рост производства, а как администрирование и распределение. Из таких соображений боролась против Дзержинского большая часть хозяйственников.

Каменев боролся еще и потому, что перешел в оппозицию и выступил против Сталина, а тот оказывал Дзержинскому поддержку. Сокольников боролся частично из-за того, что тоже был оппозиционером, а частично защищая ведомственные интересы Наркомфина.

Любопытно, что Дзержинский нашел себе союзников, с одной стороны, в лице Сталина, а с другой — в лице специалистов ВСНХ и Госплана, бывших меньшевиков. Меньшевики нэп поддержали, хотя оставались политическими оппонентами большевиков. Валентинов, сам бывший меньшевиком и входивший в группу меньшевиков, говорит, что они поддерживали нэп потому, что видели в нем выход на дорогу нормального, стабильного развития страны, к тому, в конечном счете, к чему они все стремились. Поддержали не только морально, но и практически, своими знаниями. Среди меньшевиков была группа сильных экономистов.

С приходом в ВСНХ Дзержинского, который открыто встал на позицию сотрудничества и покровительства специалистов, идейные бои с коммунистами потеряли былую остроту. Несогласие, конечно, осталось, но зато теперь активность спецов нашла свой выход в работе на развитие металлопромышленности.

Эта своеобразная смычка сыграла потом свою роль в составлении и дебатах вокруг первого пятилетнего плана. Дзержинский объединил посредством связи через себя Сталина и Бухарина, которые тогда придерживались нэповского курса, и этих спецов-меньшевиков, которые перестали спорить с руководством Госплана, занялись составлением планов и развитием планирования. Они-то и составили пятилетний план, который потом, в измененном виде, принял на вооружение Сталин. Работа над ним началась еще при жизни Дзержинского, при торжестве нэповской политики, а закончилась уже после смерти Дзержинского, уже после объявления Сталиным войны Бухарину. План очень пригодился потом для побития Бухарина.

В других условиях план не был бы составлен и реализован. Если бы не открытая и последовательная поддержка Дзержинского, специалисты так и продолжали бы вести безуспешную и упорную войну с большевистским руководством Госплана и ВСНХ.

Вообще, если бы не деятельность Дзержинского, то сама задача первого пятилетнего плана развития металлургии и машиностроения не была бы поставлена и должным образом разработана.

23 октября 1924 года Дзержинский написал письмо председателю Коллегии ГЭУ ВСНХ СССР А. М. Гинзбургу с изложением развернутой системы постановки промышленности на твердую почву. Цель всей работы ВСНХ заключалась в максимальном расширении и удешевлении производства. Причем он указал, что нужно в первую очередь обратить внимание на внутренние ресурсы и накопления промышленности и первым делом пустить их на финансирование роста.

Источниками накопления должны были стать: ликвидация бесхозяйственности в производстве, которая включала в себя повышение качества материалов и сырья, уплотнение рабочего дня, приведения штатов в соответствие с производством. А также ликвидация бесхозяйственности в сфере распределения, проведение удешевления всей продукции и налог на население [47. С. 132].

А тем временем Наркомат финансов и Совет Труда и Обороны готовили свое решение по финансированию промышленности. Наркомат финансов внес в СТО предложение о сокращении промышленного бюджета до 260 млн рублей, то есть почти вдвое. 14 ноября 1924 года СТО принял постановление, которое утвердило промышленный бюджет в размере 270 млн рублей. Сокольников и Каменев нанесли еще один тяжелый удар по промышленности.

17 ноября 1924 года Главметалл собрался на экстренное совещание. Решение Совета Труда и Обороны уничтожали все результаты деятельности ВПК и снова обрекали промышленность на убытки. Главметалл сделал заявление:

«Уменьшение программы должно вызвать сокращение нагрузки предприятий, удлинить сроки оборота капитала и невозможность долгосрочного кредита» [47. С. 143].

Через три дня, 21 ноября 1924 года, Дзержинский вышел на трибуну 5-й Всероссийской конференции союза металлистов и сделал доклад о металлопромышленности. Он говорил, что из-за недогрузки предприятий и раздутых штатов на заводах крупная промышленность не выходит из убытков.

Убытки по всем трестам составили 8 млн 841 тысячу рублей. По важнейшим трестам они превышали миллион рублей. По «Югостали», важнейшему металлургическому тресту, — убыток составил 1 млн 220 тысяч рублей. По тресту ГОМЗ[18], важнейшему московскому машиностроительному тресту, — 4 млн 978 тысяч рублей. По Ленмаштресту, ленинградскому машиностроительному тресту, 1 млн 338 тысяч рублей.

Прибыль по уральским трестам сократилась на 21 % и составила 2 млн 746 тысяч рублей [47. С. 144]. При таких убытках, которые возросли на 24 %, сокращение промышленного бюджета вдвое — удар по металлопромышленности.

Дзержинский стал уговаривать профсоюзных руководителей поддержать его политику: сократить штаты, уменьшить стоимость продукции, поднять производительность труда, уплотнить рабочий день, а самое главное, потребовать увеличить программу производства.

Профсоюзы встали против Дзержинского. Они наотрез отказались сокращать рабочих и увеличивать производство. После долгих препирательств профсоюзные вожаки дали согласие сократить численность рабочих на 7 %, но взамен выдвинули требование сократить производственную программу на 12 %. Потратив время на ругань и препирательства с профсоюзным руководством, Дзержинский ничего от них не добился. Сделку с обменом 7% рабочих на 12 % программы он отверг как совершенно неприемлемую.

Добил программу Госплан, Президиум которого собрался 22 ноября 1924 года под председательством И. Т. Смилги. Докладывал на нем сам Смилга и профессор Калинников, которые предложили урезать производство металла по всем видам продукции еще на 5 %. Дзержинский боролся изо всех сил. Наконец состоялось еще одно заседание СТО,

24 ноября 1924 года, на котором Дзержинский смог выспорить у Каменева 3 млн рублей сверх уже утвержденного бюджета.

План поднятия производства металла рухнул. Теперь, при убытках и сокращенном бюджете, удержать бы тот уровень, который есть, удержать бы принятые и запущенные программы строительства паровозов и судов. У Дзержинского осталась только одна трибуна, где он мог рассчитывать на поддержку. 16 декабря 1924 года он выступил с докладом на заседании Политбюро ЦК. Надежда оставалась только на политические методы борьбы.

Столкновение Дзержинского с Каменевым и Сокольниковым произошло на Пленуме ЦК 17–20 января 1925 года.

По требованию Дзержинского вопрос о металлопромышленности был включен в повестку дня Пленума. Докладчиком по вопросу был Молотов, который изложил общее состояние дел и подчеркнул, что вопрос очень внимательно изучался в ВСНХ и СТО, ничего существенного при этом в чью-то поддержку не сказав.

После доклада Молотова ведомственные вожаки схватились в прениях. Сокольников прочитан целый доклад, целую лекцию о государственном бюджете, где с особенной силой упирал на только что стабилизированный рубль, что, мол, политика ВСНХ авантюристична, что нельзя подрывать финансы СССР такими огромными вложениями в промышленность. И сказал в заключение, что нужно двигаться осторожно и осмотрительно. Вот, 7 % роста — это оптимальные темпы.

Дзержинский со всей своей страстью оспорил слова Сокольникова. Он заявил, что нельзя считать нормальным, когда политику в промышленности определяет Наркомфин, и что план, составленный в Наркомате финансов и СТО, уже сейчас недостаточен. Одни только заявки на первый квартал 1924/25 года превысили годовой план СТО: по рельсам на 108 %, по балкам на 102 %, по листу на 128 %, по катанной проволоке на 201 %, по тянутой проволоке на 171 %. «Жизнь наша развивается гораздо скорее, чем на 7 процентов», — сказал Дзержинский [47. С. 179–180].

Его аргумент о политике вызвал некоторые размышления среди членов ЦК. Тут он задел за живое. Г. И. Петровский, взявший слово в прениях, сказал, что «нужно, чтобы направлял политику не товарищ Сокольников, а Центральный Комитет» [47. С. 177].

Спор перешел в другую плоскость, где аргументы Сокольникова уже не действовали. Члены ЦК решили, что Наркомат финансов и Совет Труда и Обороны хватили через край, и нужно ограничить их устремления. Они думали не столько о хозяйственном смысле предлагаемых решений, сколько о влиянии этого спора на политическую расстановку сил в ЦК.

20 января Пленум ЦК принял резолюцию, в которой одобрялся доклад Дзержинского, признавалось необходимым расширение металлопромышленности и разрешалось увеличить производственную программу на 15 %, а также ставилась задача увеличения финансирования и расширения кредита металлопромышленности.

Дзержинский понял, что ситуация повернулась в его пользу, и тут же отдал указание своему заместителю Межлауку срочно, пока не улеглись страсти, созвать совещание Главметалла и, опираясь на эту резолюцию, протащить хоть по одному тресту увеличение программы. 21 января, в день закрытия Пленума, Главметалл разрешил Ленмаштресту увеличить свою общую программу на 15 %, а по отдельным видам продукции — на 40 %.

Дзержинский на Пленуме получил полную политическую поддержку своим инициативам.

Казалось бы, проблема недофинансирования промышленности была решена. Однако борьба с Наркоматом финансов обернулась другой стороной. Появилась и получила подкрепление мысль о том, что развитие промышленности надо развивать собственными силами, с опорой на свои капиталы, в том числе и внутрипромышленные. Пока шла подготовка к Пленуму, Дзержинский еще раз доработал свой план развития промышленности, сформулированный в записке в ГЭУ ВСНХ СССР. Количество тезисов было сокращено, но те, которые остались, приобрели резкую формулировку, постановку ребром.

Главная мысль была проста — раз нельзя получить дополнительные субсидии, то нужно опереться на накопления внутри самой промышленности. Нужно максимально затянуть пояса. В программе остались три тезиса: увеличение прибавочного продукта путем повышения производительности труда, сокращение непроизводственного потребления и широкие займы у населения. Все эти меры давали какой-то капитал помимо Наркомата финансов.

Но, вместе с вопросом получения капиталов встал и другой вопрос — как его использовать. Вопрос немаловажный, ибо полученный такими ухищрениями капитал можно было очень легко и быстро растратить. Дзержинский формулирует решение — бросить капитал на восстановление основных фондов промышленности.

Дело было в том, что имеющиеся заводы имели большой износ основных фондов, то есть зданий, сооружений и оборудования. Они практически не обновлялись с 1913 года, то есть к 1925 году возраст самых новых фондов составлял 12 лет. А основная масса того же оборудования была еще старше. Здания, построенные еще в эпоху промышленного бума 90-х годов XIX века, конечно, ремонтировались по мере восстановления заводов, но все равно уже не удовлетворяли требованиям развертывания нового производства.

В начале 20-х годов, когда производство концентрировалось на самых мощных заводах, в первую очередь были использованы самые молодые фонды и самое лучшее оборудование. Основной капитал, доставшийся от довоенной промышленности, должен когда-то кончиться. Этот момент уже явственно чувствовался в 1925 году. Было понятно, что скоро резервы восстановления промышленности будут исчерпаны.

Поэтому Дзержинский решает больше не торговаться с Наркомфином. Нужно было доставать капитал самому и тратить его только на обновление основного капитала. В этом ключ решения проблемы. Обо всем остальном можно было пока забыть.

14 января 1925 года, за несколько дней до открытия Пленума ЦК, Дзержинский созывает в Президиуме ВСНХ совещание по основному капиталу. На этом заседании было образовано Особое совещание по восстановлению основного капитала, сокращенно ОСВОК, во главе с Дзержинским.

Развитие страны переходило в совершенно новый этап. До этого хозяйственная деятельность государства, так или иначе, сводилась к борьбе против всевозможных кризисов, сотрясавших советскую экономику, к расконсервированию и пуску стоявших производственных мощностей. ВСНХ имел большой промышленный комплекс, который работал едва ли на треть свой мощности. По мере того как улучшалось положение с топливом, продовольствием и сырьем, стоявшие заводы пускались в ход.

Урожай 1922 года дал этому процессу мощный толчок.

В промышленность пошло продовольствие, угольные предприятия дали топливо, рудники возобновили добычу руды, стало поступать на заводы сельскохозяйственное сырье. Промышленность стала наращивать свою работу быстрыми скачками. В 1923/24 году государственная промышленность увеличила производство на 40 %, поднявшись в предыдущем, в 1922/23 году, на 60 %. Совершенно неслыханные темпы!

1924 год был годом больших успехов советских хозяйственников и еще больших надежд. Приличный урожай, ввод в строй новых мощностей промышленности, особенно в металлургии, породил ожидания еще больших успехов социалистического строительства. Бухарин полностью поддался праздничному настроению и заговорил об «огромнейших перспективах развертывания промышленности».

Но специалисты говорили, что нет тут ничего удивительного. Это последствия ввода в работу ранее не используемых производственных мощностей. Их становится все меньше и меньше, и наконец настанет момент, когда резерв свободных мощностей окажется исчерпанным. Вот тогда-то советская промышленность вернется к обычным во всем мире темпам промышленного роста — 5- 10 % в год, но и это маловероятно. Если же дойти до того, что будут пущены в работу все без исключения свободные мощности и ничего не строить нового, то тогда рост экономики остановится, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

А между тем, уже 75 % основного капитала промышленности было уже задействовано в работе. Резерв оставался не таким уж и большим и никаких таких «огромнейших» перспектив просто не было. Для того чтобы надеяться на дальнейший рост, нужно было уже задумываться о том, как основной капитал промышленности расширять.

Так вышло, что к этой проблеме шли разные люди разными путями. Дзержинский шел к программе восстановления основного капитала промышленности через бои с Наркоматом финансов по финансированию государственной промышленности.

С другой стороны, с теоретической, к этой проблеме шел Преображенский, поставивший вопрос о накоплении для дальнейшего развития социалистической промышленности.

Именно троцкисты, поставив в широкой партийной дискуссии вопрос о возможности построения социализма в одной стране, оказались вынужденными поставить и другой, связанный с ним вопрос — возможность эффективного хозяйственного строительства.

Сам по себе вопрос о возможности социализма был тесно связан с обсуждением хозяйственного положения. Большая часть партии сомневалась в возможности эффективной хозяйственной политики, особенно на фоне нэпа, и по-прежнему с надеждой смотрела на помощь развитых стран. Партия придерживалась еще старых взглядов, но, руководимая сталинскими ставленниками, уже троцкистов не поддерживала. А они пошли дальше. Троцкисты не только сильно сомневались в возможности строительства в одной стране по чисто политическим причинам, но еще и выдвинули аргумент, что это трудно осуществимо по экономическим причинам, и поставили вопрос о том, есть ли у Советской власти средства для такого строительства.

Политически троцкисты не могли дойти до категорического отрицания возможности построения социализма в одной стране. Это было бы, в их понимании, изменой революции. Потому ими был предложен компромиссный вариант. Троцкисты, устами Преображенского, заявили, что средства на развитие промышленности, и проведение через нее развития и укрепления социалистического строя, можно взять только путем выкачивания из сельскохозяйственного сектора хозяйства.

Это был самый первый, пока еще только теоретический, рецепт проведения социалистической индустриализации.

В конце 1924 года, кроме рецепта Преображенского, никаких других рецептов еще не было. Это потом только, через несколько месяцев, появились мнения руководителей Наркомфина, рецепты Базарова и Бухарина. Троцкистский рецепт, как оказалось, стал прологом к созданию уже практической программы строительства советской индустрии. Но он стал только прологом и ничем больше.

Преображенский имел в руководстве ВСНХ своего друга и единомышленника — Пятакова, бывшего заместителем Председателя ВСНХ. Осенью и зимой 1924 года Преображенский часто приходил к нему, и они подолгу о чем-то совещались [8. С. 221].

Тем временем специалисты ВСНХ пытались нащупать решение сложной проблемы. В октябре-декабре 1924 года в Главном экономическом управлении ВСНХ и Цугпроме[19]прошли совещания, посвященные основному капиталу, в которых принимали участие в основном специалисты.

Там. на этих заседаниях, после обсуждения сложившегося положения, было выдвинуто два принципиально новых предложения, которые в корне меняли сам вопрос об основном капитале. Первое заключалось в том, что нельзя основной капитал рассматривать вообще, а нужно прилагать его к какой-то конкретной отрасли. То есть нужно ставить вопрос так: плохо или хорошо обстоит дело с основным капиталом, например, в металлургии.

А второе предложение заключалось в том, что нужно ставить какие-то конкретные сроки. Представитель Нар-комфина А. Б. Штерн, немного времени спустя перешедший в ВСНХ, предложил составить пятилетний план развития промышленности с 1 октября 1925 года по 1 октября 1930 года [8. С. 232]. Тогда речь о всем народном хозяйстве еще не шла. Предложение касалось только промышленности.

Это были предложения беспартийных специалистов

ВСНХ, которые смотрели на дело с чисто практической точки зрения. Разработанная общими усилиями идея поступила в руководство ВСНХ. Пятаков ее сразу же подхватил и дал ей такую оценку, которая была одновременно директивой:

«Не удовлетворяясь общими формулировками, мы должны ясно определить, какой вид примет наша промышленность через пять лет. Это есть исключительно волевая задача»

[8. С. 233].

Дзержинский же не одобрил этого тезиса. Он заявил, что план развития промышленности должен в первую очередь считаться с финансовыми и материальными возможностями государства, что тут волевой задачей даже и не пахнет, что такие заявления граничат с авантюризмом. План должен соотноситься с темпами развития сельского хозяйства, главного контрагента государственной промышленности на внутреннем рынке. Дзержинский считал, что продукцией крупной промышленности, в первую очередь металлом, нужно снабжать сначала крестьянский рынок, а потом только отрасли промышленности. Однако, раскритиковав по частностям, Дзержинский, несомненно, поддерживал идею в целом, как таковую.

Зимние бои с Наркоматом финансов и СТО показали Дзержинскому, что вопрос требует более основательного вмешательства ВСНХ. Предложения Штерна и специалистов

ВСНХ ему понравились. Вскоре Дзержинский перетянул Штерна из Наркомата финансов к себе в ВСНХ, и поставил перед ним и Пятаковым задачу организовать работу над дальнейшей разработкой этих предложений. 14 января 1925 года в ВСНХ началось создание новой структуры — Особого совещания по восстановлению основного капитала.

Это была грандиозная структура. В ней было создано 30 производственных отделов по отраслям промышленности, каждый из которых изучал положение с основным капиталом в своей отрасли и намечал меры для его развития. Кроме отделов работало еще 5 функциональных секций: финансово-экономическая, сельского хозяйства и его отношения с индустрией, транспорта, районирования промышленности и профтехнического образования и подготовки кадров. Эти секции координировали работы отделов. Над всей этой структурой был образован президиум во главе с Пятаковым. К ноябрю 1925 года ОСВОК создал первый перспективный план обновления основного капитала промышленности страны и план роста производства.

К тому моменту, когда начался XIV съезд партии, который, по уверениям советских историков, впервые поставил задачу индустриализации, идея индустриализации не только витала в воздухе, но и уже была довольно детально разработана. Уже был создан первый перспективный план развития промышленности, который, правда, впоследствии серьезно переработали, и к моменту открытия съезда партии 18 декабря

1925 года он уже поступил в Госплан, изучался, обсуждался и сопоставлялся с контрольными цифрами Госплана на 1925/26 год. В самом Госплане развернулась работа по созданию большого генерального плана развития народного хозяйства СССР.

Нужно еще добавить, что, кроме выработки первых вариантов перспективного плана, в ВСНХ развернулась активная работа по строительству и подготовке коренной реконструкции промышленности. Эта работа была, по сути, первыми шагами индустриализации. Представленный от ВСНХ в Госплан план строительства новых заводов, запроектированных по плану восстановления основного капитала, был утвержден Президиумом Госплана за день до открытия съезда.

Интересно получается: задача стала выполняться еще до того, как она была поставлена партией. Здесь все было, скорее, наоборот. Резолюция съезда была признанием и политическим оформлением уже давно и бурно идущего процесса строительства.

В книге В. С. Лельчука «Социалистическая индустриализация СССР и ее освещение в советской историографии» приводится любопытное обстоятельство, связанное с этой резолюцией XIV съезда. Проект резолюции съезда по хозяйственной политике был написал Бухариным, вполне в нэповском духе. В его проекте Сталин сделал свои поправки, коренным образом изменившие смысл всего документа:

«СССР (далее поправка)… из страны, ввозящей машины и оборудование, превратить в страну, производящую машины и оборудование… Чтобы СССР представлял собой (далее поправка)… самостоятельную экономическую единицу, строящуюся по-социалистически и способную, благодаря своему экономическому росту, служить могучим средством революционизирования рабочих всех стран и угнетенных народов колоний и полуколоний» [48. С. 107].

Проект резолюции, скорее всего, писался в самый последний момент перед съездом или даже в уже в день открытия, после утверждения Госпланом плана строительства новых заводов. Поправки Сталина в проекте приводили резолюцию в соответствие с уже фактически сложившейся реальностью и давали этой реальности политическое объяснение.

На этом съезде Сталин выступил с политическим отчетом ЦК. В нем, как обычно, давался отчет о политике партии внутри страны и на международной арене. Сталин, рассказывая о международном положении, сделал гвоздем своего доклада план Дауэса, предложенный правительству Германии. Согласно этому плану, Германия должна была выплатить репарации, установленные Версальским мирным договором, получив прибыль от торговли со странами Восточной Европы, в первую очередь с СССР. Речь в плане шла о сумме в 130 млрд золотых марок.

Сталин же заявил, что план этот составлен «без хозяина».

Советский Союз не собирается превращаться в аграрный придаток Германии.

«Отсюда вывод: мы должны строить наше хозяйство так, чтобы наша страна не превратилась в придаток мировой капиталистической системы, чтобы она не была включена в общую систему капиталистического развития, как ее подсобное предприятие, чтобы наше хозяйство развивалось не как подсобное предприятие мирового капитализма, а как самостоятельная экономическая единица, опирающаяся, главным образом, на внутренний рынок» [49. С. 37].

В этой фразе Сталин впервые сформулировал генеральный хозяйственный курс партии. Это — главное определение задачи намеченного революционного переворота в хозяйстве страны. Как мы увидим, с этой задачей Сталин справился блестяще.

На съезде, после выступления Сталина, по заявлению делегатов от ленинградской парторганизации, содоклад к отчету ЦК сделал Зиновьев. Согласившись в целом с политикой индустриализации, он поставил вопрос о том, что нужно разобраться с тонкостями теоретического вопроса о государственном капитализме, и что не нужно, ни в коем случае, смешивать нэп с социализмом.

Этот содоклад тут же вызвал ответный удар. Сразу же после Зиновьева выступил Бухарин с бурной речью, в которой обвинил Зиновьева в размежевании с линией ЦК. Сторонники Сталина и Бухарина устроили на съезде погром зиновьевцев. В течение нескольких дней, один оратор за другим, били по Зиновьеву, его позиции и сторонникам. Под конец прений выступили Молотов и Сталин. Молотов огласил некоторые факты из жизни и деятельности руководства Ленинградской парторганизации. Зиновьевцы занимались махинациями с голосованиями и формировали руководящие органы организации по своему усмотрению. А Сталин выступил против Сокольникова. Он говорил на съезде о том, что нужно расширять ввоз готовых товаров, чтобы заполнить рынок. Сталин же заявил:

«Я хочу сказать, что здесь тов. Сокольников выступает по сути дела сторонником дауэсизации нашей страны… Отказаться от нашей линии — значит отойти от задачи социалистического строительства, значит, встать на точку зрения дауэсизации нашей страны» [49. С. 488].

Зиновьевцы потерпели на съезде сокрушительное поражение. Они не выдержали напора критических, разгромных выступлений, делали одну ошибку за другой и в конце концов оказались полностью разбитыми. На съезде прошла резолюция со сталинскими поправками. Оппозиционеры уже ничего не смогли сделать.

Вот здесь мы подошли к тому моменту, когда становится ясным, почему индустриализацию СССР можно с полным правом назвать сталинской. Советские историки употребляли другие названия, более нейтральные и политкорректные: «социалистическая индустриализация», «индустриализация СССР». Труды, в которых действо называлось подобным образом, подавали события так, словно они шли сами собой, самотеком, согласно каким-то «объективным» закономерностям. Это были книги о советской экономике, которая почему-то решила индустриализироваться. Роль Сталина и его соратников в них совсем никак не показана. Более того, некоторые историки договариваются до того, что утверждают, будто бы у Сталина не было готовой программы индустриализации, и в этом вопросе он шел за Бухариным [21. С. 160].

Нужно понять, уяснить себе, что в развитии чего-то всегда бывает две стороны. Одна сторона — материальная. То есть разнообразные возможности, наличие материалов, запасов, капитала, денег, технологий, оборудования. С наличием или отсутствием чего-то не поспоришь: завод либо есть, либо его нет, и это имеет различные последствия. А вот другая сторона — это воля человека, его состояние ума. В развитии эта сторона играет огромную роль, активную и ведущую[20]. Нередко человек способен действовать наперекор обстоятельствам.

Столкнувшись с фактом отсутствия завода, он может сказать: «Построим!» и начнет решать задачу строительства остро необходимого завода.

Наличие или отсутствие заводов, шахт, рудников, дорог, оборудования и денег, это, конечно, серьезные обстоятельства, и в истории сталинской индустриализации они сыграли большую роль. Но нужно сказать со всей твердостью: без Сталина индустриализации не состоялось бы! Он был центром, сосредоточием и руководителем той воли населения страны, которая сдвинула трудноразрешимую экономическую задачу с мертвой точки. Именно Сталин сумел так сформулировать политику партии, что все силы страны оказались брошенными на разрешение задачи индустриализации, и это позволило добиться выполнения тех грандиозных планов.

Было потрачено немало слов на то, чтобы доказать неспособность Сталина к управлению страной[21]. Приводились самые разные доводы и примеры, в числе которых был и такой: вот, мол, Сталин, разгромив троцкистскую оппозицию, тут же вооружился идеями троцкистов о сверхиндустриализации, повел наступление на Бухарина, ликвидировал нэп и развернул коллективизацию крестьян. И, неизменно добавляют при этом, довел страну до развала.

Такого взгляда придерживались Троцкий и Валентинов, которые, собственно, пустили эту идею в широкое хождение.

Понятно, из каких побуждений так говорил Троцкий — из желания оправдаться перед читателем его воспоминаний, уверить его в жизнеспособности своих идей, которые, мол, и сам Сталин не постеснялся заимствовать. Почему же так говорил Валентинов, оставивший детальное описание советской жизни середины 20-х годов, и сделавший много интересных наблюдений, сказать не могу.

Вслед за ними историки стали повторять, что Сталин заимствовал идеи троцкистов, что, мол, сталинская индустриализация делалась по троцкистским рецептам. Это утверждение можно встретить в очень даже солидных и достойных внимания исследованиях. Не обошли этот взгляд своим вниманием Эдвард Радзинский и Дмитрий Волкогонов. Любопытно, что он приводится на фоне замалчивания фактов хозяйственного строительства и деятельности Сталина на этом поприще. Замалчивают, надо полагать, не от злого умысла, а от простого незнания. Иначе, если б знали, то говорили бы совсем другие речи.

Все такие заявления, конечно, ерунда. Нельзя не заметить, что между взглядами Преображенского, троцкистов и Сталина на индустриализацию есть огромная разница. Первый говорит об этом вообще, в целом: «сверхиндустриализация». А второй говорит сугубо конкретно: заводы, станки, оборудование, машины. Обобщая, конечно, для необходимости охвата больших отраслей тяжелой промышленности.

Преображенский говорит об индустриализации, не выделяя никакой приоритетной отрасли. Сталин же, наоборот, говорит об индустриализации, как о развитии конкретно тяжелой промышленности, а еще конкретнее — машиностроения. Для Преображенского строительство металлургического и текстильного предприятия равнозначно. И то, и другое будет индустриализацией. А Сталин настаивает: индустриализация индустриализации рознь. С одним вариантом можно попасть в кабалу к капиталистам, а с другим нет. Нам, говорит Сталин, нужна такая индустриализация, которая бы не завела в эту кабалу. Одним словом, нужно стать страной, которая производит машины. Преображенский говорит, что для финансирования промышленности нужно взять средства у крестьянина. Сталин говорит, что нет, главные средства для промышленности будут взяты из доходов государства от внешней торговли, работы промышленности, из сэкономленных средств и займов у населения.

Эти утверждения могут показаться странными. Но, тем не менее, это так. Сам Сталин сформулировал свои взгляды с исчерпывающей ясностью в своих статьях и выступлениях:

«Просто развития государственной промышленности теперь уже недостаточно. Тем более недостаточен ее довоенный уровень. Теперь задача состоит в том, чтобы двинуть вперед переоборудование нашей государственной промышленности и ее дальнейшее развертывание на новой технической базе» [50. С. 255][22].

«Не всякое развитие промышленности представляет собой индустриализацию. Центр индустриализации, основа ее, состоит в развитии тяжелой промышленности, в развитии, в конце концов, производства средств производства, в развитии своего собственного машиностроения» [51. С. 120][23].

Я привел четыре главных различия взглядов Преображенского и Сталина на индустриализацию, из чего вытекает, что утверждение о заимствовании Сталина взглядов троцкистской оппозиции — ложь. Когда Преображенский впервые выразил свои взгляды в печати, Сталин даже и на схожую тему не говорил. Это легко проверить по его собранию сочинений. А когда заговорил уже об индустриализации, то тут выяснилось, что взгляды Сталина существенно отличаются от взглядов Преображенского.

Так вот получилось с идеей индустриализации. Спорить не приходится, что впервые эту идею высказал Преображенский. Его рецепт был первым рецептом строительства советской экономики, высказанный после смерти Ленина. Его идея оказала влияние на хозяйственную деятельность ВСНХ и воплотилась в виде ОСВОКа. Но там уже она попала в руки разработчиков, которые ни к троцкистам, ни к сталинистам уже никакого отношения не имели. Это были или беспартийные, или меньшевики-специалисты. Если продолжать логику Троцкого-Волкогонова, то нужно или признать, что бывшие меньшевики сделались поголовно троцкистами, или мы можем с полным правом план индустриализации назвать меньшевистским. Ни то, ни другое к истинному положению дел даже и не приближалось.

Они разрабатывали идею, в первую очередь исходя из реального положения хозяйства и промышленности, а не из туманных идей Преображенского. По ходу дела, разработанная коллективными усилиями троцкистов, бухарин-цев и сталинистов, большевиков, меньшевиков и беспартийных с помощью дворян и бывших царских чиновников, сама идея индустриализации оторвалась от Преображенского, который в дальнейшей разработке никакого участия не принимал, утратила троцкистский дух и стала жить своей жизнью.

После долгих разговоров, споров и препирательств получился результат, который, собственно, и заинтересовал Сталина. Этим результатом был совершенно конкретный план, в миллионах рублей вложений и тысячах тонн продукции, который можно было воплотить в жизнь. Сталин, вошедший в историю как практик, сделал ставку именно на конкретный план, произнес свою историческую речь и внес упомянутые поправки в резолюцию съезда.

Потом, уже после съезда, партийные теоретики и хозяйственники предложили целый ворох рецептов строительства советского хозяйства с опорой на тот или на другой класс, по такому или по другому принципу. Но они уже появились после того, как был разработан первый конкретный план, и потому для Сталина интереса не представляли. Кстати, сам тезис о сверхиндустриализации появился в устах троцкистов только в апреле 1926 года, всего за три месяца до закладки первенца индустриализации — Сталинградского тракторного завода.

В отличие от остальных партийных вожаков, Сталин несколько раз за свою послереволюционную карьеру проявил огромную прозорливость. В первый раз это случилось, когда он оказался во главе аппарата ЦК партии. Вскоре он понял, какую власть ему доверили, и что нужно только ее удержать, расширить и усилить. Во второй раз это случилось, когда он понял, что Ленин после удара не поднимется и к работе не вернется. Пока остальные члены Политбюро и ЦК ждали возвращения Ленина, Сталин развернул работу по укреплению своего влияния. Оба раза он ничего и никому о своих прозрениях не сказал.

И в третий раз он проявил огромную прозорливость, когда понял, какое значение имеет разработанный план развития промышленности. Если два первых случая противники сквозь зубы, но оценили, то третий случай остался совершенно неоцененным, при том, что этот план и в самом деле имел огромное значение.

Во-первых, это готовая политическая программа, которой нужно только придать внешний политический лоск.

К тому же, что очень немаловажно, программа, отличная от всех имеющихся в партии фракций, в том числе и от похожих внешне предложений троцкистов. На вопросы всегда можно будет возразить, что наша программа конкретна и реальна, в отличие от предложений некоторых товарищей. Если этого окажется недостаточным, то можно предъявить толстый том с материалами этого плана. А если из нее убрать помощь крестьянству, то она годится для борьбы с Бухариным.

Во-вторых, в свете наметившегося поворота революции с запада на восток, в колониальные и зависимые страны, программа индустриализации имела огромное значение и как пропагандистский пример, и как программа усиления первого социалистического государства. Если СССР достаточно усилится, то все остальные революционные партии и движения перейдут под советское руководство. Опираясь на мощную промышленность, на мощную советскую экономику, можно будет оказывать помощь революционерам в отсталых странах и подталкивать расширение революции во всем мире.

В-третьих, опираясь на сильную индустрию СССР, на мощные войска, можно будет занять гораздо более независимую позицию по отношению к развитым капиталистическим странам и смело противопоставить новую социалистическую систему капиталистической.

Одним словом, Сталин понял, что последовательно осуществленная программа индустриализации сделает его признанным вождем мирового революционного движения и главой мощной мировой державы.

Сталин не был бы Сталиным, если бы он свою догадку немедленно не воплотил в реальность. Уже 7 ноября 1925 года в праздничном номере «Правды» он помещает статью, в которой впервые высказывает свою идею индустриализации страны как политики партии:

«Теперь, в 1925 году, речь идет о том, чтобы сделать переход от нынешней экономики, которую нельзя назвать в целом социалистической, к экономике социалистической, которая должна послужить материальной основой социалистического общества» [50. С. 252][24].

Немного позже, уже после съезда и разгрома Зиновьева и Каменева, Сталин обращается к гораздо более глубокой и полной разработке этой идеи.

XIV съезд партии, кроме резолюции об индустриализации, принес еще и перестановки в руководстве.

Каменев и Зиновьев добивались съезда партии для того, чтобы на нем выступить против Сталина и провести свою реформу Секретариата ЦК. По их замыслу, новый Секретариат должен был состоять из Троцкого, Зиновьева и Сталина. Они на съезде выступили и даже призвали все оппозиционные группировки и партии объединяться. Но на этом их успехи кончились. Съезд, состоящий из делегатов, которые были выдвинуты подобранными Секретариатом руководителями местных организаций, с подавляющим перевесом отверг их требования и проголосовал за осуждение выступления оппозиционеров. На съезде они потерпели сокрушительное поражение.

16 января 1926 года собрался Пленум ЦК, на котором Каменев был снят с поста председателя Совета Труда и Обороны и с поста заместителя председателя Совнаркома. Зиновьев был снят с поста председателя Исполкома Коминтерна и с поста первого секретаря Ленинградского обкома, который заместил Киров. На место Каменева председателем СТО был назначен Рыков, совместивший под своим руководством два важных государственных и хозяйственных поста.

Из-за того, что Рыков не может замещать сразу два важных поста, для усиления Совнаркома направляется председатель ЦКК РКП(б) Валерьян Владимирович Куйбышев.

Это уже сталинский ставленник. Он в дальнейшем привел на ключевые посты в ВСНХ своих людей, которые подготовили и начали строительство новых заводов. После смерти Дзержинского, Куйбышев принял управление всей государственной промышленностью, и сразу повернул курс ее развития в другое русло, определяемое сталинским пониманием задач индустриализации. В конце 20-х годов влияние Куйбышева на хозяйственную политику было огромным.

Итак, руководство хозяйством страны сосредоточилось в руках сталинского большинства в Политбюро. СТО и Совнарком находятся в руках Рыкова, сторонника курса Бухарина и Сталина. Совнарком усилен ставленником Сталина Куйбышевым. ВСНХ находится в руках Дзержинского, тоже активного сторонника курса Бухарина, и сторонника Сталина. Рыков в январе 1926 года провел в подвластных себе органах некоторую концентрацию власти, создав совещания заместителей для упорядочивания работы в Совнаркоме и в СТО. Рыков стал руководить этими двумя важнейшими государственными органами через совещания заместителей в них 152. С. 31].

Разгром оппозиционеров довершается разгромом зиновь-евского руководства ленинградской парторганизации. Участник этого разгрома, Вячеслав Молотов, возглавлявший комиссию ЦК, поехавшую в Ленинград, в беседах с Феликсом Чуевым рассказал о событиях в Ленинграде в начале 1926 года:

«Ленинградская организация против ЦК большевиков? И вот тогда соорудили группу членов ЦК. Я был во главе, организатором этого дела, ударной группы „дикой дивизии", как нас называли зиновьевцы, Калинин, Киров, Бухарин, Томский, Ворошилов, Андреев, Шмидт, был такой, мы поехали сразу после съезда в ленинградскую организацию - снимать Зиновьева…

Нам надо было главные заводы не потерять. Чтоб не получилось так, что мы на второстепенных заводах победили, а у них крупные заводы были крепко организованы. Партийные комитеты в руках держались крепко. Моя задача была не провалить это дело…

А Путиловский — их главная база. Зиновьев все надеялся на Путиловский. А ко мне делегация путиловцев приходит:

„Товарищ хороший, что ж вы к нам-то не заходите? Мы же путиловцы, мы же рабочие!". А я говорю: „Мы к вам придем, мы к вам придем хорошо, так, чтобы вам понравилось, мы все к вам придем. Дайте нам возможность посмотреть, как на других заводах".

Нам важно было окружить. И вот мы два наиболее сомнительных объекта отложили на потом. Фабрику резиновую „Треугольник"… Эту фабрику и Путиловский завод, которые были под большим влиянием Зиновьева, отложили…

Была газета „Ленинградская правда", она и теперь выходит. Мы там редактора сменили и поставили Скворцова-Степанова, известный переводчик „Капитала"…

Как только день кончается, я с ним договариваюсь, что напечатать, чтоб удар покрепче, на первом месте такие заводы, которые наиболее нужны. И он это каждый день пускал. Значит, утром у нас уже выходит заряд. Так день один, другой, целую неделю мы лупили, лупили этих зиновьевцев, недели, наверное, полторы, не меньше. Последний завод — Путиловский. Опять пошли наши лучшие силы, и там мы получили большинство явное.

Одним словом, ни одного завода мы им не отдали. Везде победили. Вот только на „Треугольнике", по-моему, пополам…

Решили собрать конференцию… Дело сделано. Конференция — уже наши люди, там уже оппозиции почти не было. После завода нас районные конференции поддержали.

Недели через две-три после этого разгрома на заводах была созвана конференция…

Бухарин был политическим докладчиком. И победили мы уже на конференции. Киров стал секретарем» [45. С. 304–305].

Чистка крупных заводов от оппозиционеров сыграла своеобразную роль в истории сталинской индустриализации. Была устранена угроза саботажа. После разгрома зиновьев-цев их влияние на рабочих заводов Ленинграда сильно уменьшилось. Они теперь не могли организовать ни большое выступление против политики партии, ни забастовку. Отстоять заводы и парторганизацию Ленинграда было важным делом, потому что там было сосредоточено производство большей части тяжелого оборудования, энергетического машиностроения, комплектующих. Забастовка ленинградских заводов могла серьезно сорвать график строек и оборудования новых заводов СССР. Во главе этого промышленного комплекса был поставлен сторонник Сталина Киров.

После разгрома на съезде Троцкий, Каменев и Зиновьев оказываются отодвинутыми от управления страной и от реальных рычагов влияния. Их политический крах стал неизбежным, но, тем не менее, они продолжают борьбу. Зиновьев на конференции уступил, не желая принимать открытого поражения, и на время затаился в ожидании удобного момента для нового выступления.