Сталин, Гитлер и мы

Ядовитые всходы

На уже готовую рамку догматической богословской системы у Сталина легко наложилась концепция марксистского учения, которое он по-своему исказил и приспособил к своим далеко идущим целям. Недаром впоследствии он уничтожил своих партийных коллег, помогавших ему осваивать марксизм. Немецкий исследователь А. Ноймайр так пишет о начале революционного пути Сталина: «Исключение из семинарии оставило заметные следы в его характере. Он не только чувствовал себя жертвой социальной дискриминации, но у него также сложилось убеждение, что „правильное“ общество его предало. Результатом явилось то, что уже в юности он стал проявлять ко всем и каждому глубокое недоверие и был убежден в том, что ему не на кого положиться, кроме самого себя. Из этой установки впоследствии сформировались некоторые черты его характера, которые затем проявились еще более явно: холодный расчет, абсолютная черствость, презрение к людям и отсутствие каких-либо моральных соображений при достижении поставленных целей. Человек с подобным характером, естественно, не мог испытывать к другому человеку честной и длительной привязанности, и поэтому на протяжении всей жизни у Сталина едва ли был хоть один настоящий друг».

В отличие от Гитлера, которому приходилось зарабатывать себе на хлеб, Сталин никогда и нигде до Октябрьской революции не работал и делать ничего не умел, зато понял, что занятие политикой вполне может обеспечить так называемого профессионального революционера. Кстати, Гитлер тоже довольно быстро пришел к тому же выводу.

В нашей стране биография Сталина известна только в общих чертах, особенно скупо освещен дореволюционный период его жизни. Впрочем, что касается последнего, то ларчик просто открывается: достаточно обратить внимание на партийную кличку, которую Сталин взял себе — Коба. Так звали грузинского Робин Гуда. В английском фольклоре он, как известно, являл собой образ благородного разбойника, который отбирал деньги у богатых и отдавал их бедным. Сталин стал боевиком, или экспроприатором, организатором грабежей. Добытые таким образом деньги шли в партийную кассу. Сколько попадало туда, сколько прилипало к рукам боевиков, никто не знает, но известно, что суммы по тем временам оказывались порой огромными. Сталин всегда выступал в роли организатора таких «эксов», как тогда говорили, руководил рядовыми исполнителями. Он умел прятаться за спины других при опасных ситуациях. Примечательно, что даже в дни Октябрьской революции Сталин, как говорится, не высовывался.

В сохранившейся переписке между участниками революционного движения есть упоминания о Сталине как о «кавказском боевике Джугашвили». Один из самых близких соратников Ленина, Мартов, писал: «Кавказские большевики примазывались к разного рода удалым предприятиям экспроприаторского рода, это известно и т. Сталину». В тоне рафинированного интеллигента Мартова явно слышится намек на уголовщину.

Одна из соратниц Сталина тех времен вспоминает: «Он был маленького роста, худой и производил впечатление уголовника, чем и напоминал мне мелкого воришку в ожидании приговора. Он носил темно-синюю крестьянскую блузу, узкую куртку и черную турецкую шапку… В его отношении ко мне сквозило недоверие. После долгих расспросов он передал мне пачку нелегальной литературы. С тем же неизменным подозрением и недоверием он проводил меня до дверей… В назначенное время Кобы снова на месте не оказалось. Он всегда опаздывал, не намного, но регулярно. Когда он пришел, атмосфера изменилась и стала напряженной. Обычно он приходил с книгой, которую держал под мышкой левой, искривленной рукой, и усаживался где-нибудь в сторонке или в углу. Он молча ждал, пока все выскажутся. Он всегда говорил последним и преподносил собственную точку зрения как окончательную, давая понять, что дискуссия закончена. Поэтому возникало впечатление, что все сказанное им имеет особый вес».

Специалисты по биографии Сталина восторженно отмечали, что его не раз арестовывали и ссылали, причем, как правило, он бежал из каждой очередной ссылки. Последнее обстоятельство не могло не вызывать подозрений у добросовестных историков, поскольку коллеги Сталина такой прытью в отношении побегов не отличались. Не раз публично поднимался вопрос о том, что Сталин мог быть провокатором, агентом царской охранки, которой он требовался на воле, а не в ссылке или тюрьме. Кстати, таких агентов охранки среди большевиков было тогда хоть пруд пруди. Достаточно вспомнить, что таким агентом оказался лидер фракции большевиков в Государственной Думе Р. Малиновский. Куда уж дальше ехать! Обращает на себя внимание, что Сталин, организовав в советские годы массовый террор, в первую очередь уничтожал тех, кто близко с ним общался до революции. Известно также, что он лично изучал партийные архивы и многое из них изъял.

Что же касается ссылок, в которые царское правительство отправляло большевиков, то по меркам нашего времени это наказание превращалось просто в анекдот. Надо иметь в виду, что царская власть по-разному относилась к своим врагам, в зависимости от их партийной принадлежности. Например, эсеров (социалистов-революционеров) она преследовала жестоко, поскольку те проводили политику террора, а вот большевики были против него, потому и не страдали так по тюрьмам, каторгам и ссылкам, как эсеры. Так, большевикам, находившимся в ссылке, царское правительство платило деньги на проживание, они снимали на них благоустроенное жилье, нанимали прислугу из местных жителей, занимались самообразованием, писали книги, охотились, ловили рыбу, парились в банях, кое-кто пьянствовал и распутничал. В последнем, кстати, коллеги упрекали Сталина. Любопытно, что Гитлер, попав в Германии в тюрьму после неудавшегося фашистского путча, тоже сидел там в самых комфортабельных условиях.

Современному читателю, наверное, трудно поверить в то, как жили-поживали большевики в сибирской ссылке. Но, как ни странно, тому есть неопровержимые свидетельства, например очерк известного советского публициста М. Кольцова о Ленине, написанный в 1923 году, то есть еще при жизни Ильича. Кольцов спокойно и абсолютно правдиво описывает, с каким комфортом жил Ленин в… сибирской ссылке. Он при этом вовсе не думает разоблачать Ленина или восхищаться царскими властями, столь гуманно относившимися к своим будущим могильщикам (ссыльных большевиков, повторяем, обеспечивали за счет казны!). В 1923 году Кольцов еще не запуган, на его глазах нет идеологических шор, ему просто хочется донести до читателя человечность и простоту Ильича. Кольцов приводит воспоминания прислуги Ленина, нанятой им в Сибири: «С первого дня, пока не была для меня устроена отдельная комната, Владимир Ильич, проходя ночью в темноте, нечаянно задел меня ногой и взволнованно спросил у своих (у жены и тещи, живших с ним в ссылке. — В. Н.): „Почему у нас Паша спит на полу?“ Ему Елизавета Васильевна объяснила, что еще не успели приготовить для меня комнату и что скоро все необходимое будет сделано. На второй день мне отвели отдельную комнату с кроватью и постельными принадлежностями».

Еще цитата из того же очерка: «Надо было платить деньги за подати. Прихожу, бывало, к Владимиру Ильичу, еще ничего не успеешь сказать, а он уже почему-то догадается, что я к нему пришел не так просто: „Ну что? Поди пенезы нужны?“ — „Да, Владимир Ильич, ежели можно, выручите“. — „А сколько нужно вам?“

Это, — продолжает Кольцов, — рассказывает о Ленине шушенский крестьянин Ермолаев, тот, кто ходил с ним на охоту стрелять куропаток…»

Но… быстро прошло то время. И время таких очерков прошло. Вскоре, при Сталине, Кольцову пришлось писать совсем иначе. Правда, все равно тот его расстрелял.

Есть свидетельства и о жизни в ссылке Сталина. Н. Хрущев в своих мемуарах пишет о том, как Сталин не раз в узком кругу и при хорошем застолье рассказывал о своей ссылке в Вологодской области в 1908 году (там, кстати, при советской власти были созданы огромные концентрационные лагери). Итак, слово Хрущеву: «Во время первой ссылки, — любил рассказывать Сталин, — я познакомился с хорошими ребятами из уголовников. Обычно я с ними и общался. Помню, останавливались с ними у трактира. Выясняли, у кого есть рубль или два, совали деньги в окно, брали питье и пропивали все до копейки. Сегодня я плачу, завтра он; и так по очереди. Славные парни были эти уголовники, таких редко встретишь. А среди политических много всякой сволочи было. Организовали раз товарищеский суд, меня судить, за то, что пью с уголовниками, будто бы это проступок какой!» Любопытнейшая логика политического уголовника! В сибирской ссылке Сталин жил в одной квартире со Свердловым, одним из ближайших соратников Ленина. Свердлов писал своей жене: «Сталин невыносим в личном общении. Нам пришлось расстаться и общение прекратить».

В те годы судьба свела Сталина и с Троцким, который так делился своими впечатлениями о нем: «При огромной и завистливой амбициозности Сталин не мог не чувствовать на каждом шагу своей интеллектуальной и моральной второсортности. Он пытался, видимо, сблизиться со мной. Только позже я отдал себе отчет в его попытках создать нечто вроде фамильярных отношений. Но он отталкивал меня теми чертами, которые составили впоследствии его силу на волне упадка: узостью интересов, эмпиризмом, психологической грубостью и особым цинизмом провинциала, которого марксизм освободил от многих предрассудков, не заменив их, однако, насквозь продуманным и перешедшим в психологию миросозерцанием».

Познакомился Сталин и с другим известным революционером, Н. Бухариным, который пророчески при первом знакомстве отметил «злобный огонек в желтых глазах» Сталина и которого через четверть века он расстрелял.

В то самое время, когда Сталин пытался закрепиться в высшем эшелоне большевиков, Гитлер только еще разогревал свое политическое тщеславие, зачитываясь при этом периодикой. В ходе мировой войны он раз и навсегда определил свой дальнейший путь: «Мое решение созрело. Я пришел к окончательному выводу, что должен заняться политикой». Сталин, как известно, первую мировую войну отсиделся в комфортабельной сибирской ссылке (говорили, что у него там даже сын родился), а Гитлер, наоборот, с восторгом бросился в самое пекло. Столь разное отношение к войне, вернее, к личному участию в ней, — единственный, пожалуй, принципиальный случай, в котором Сталин и Гитлер разошлись. Гитлер оказался большим забиякой, даже храбрецом, поспешил в армию, на фронт добровольно уже в августе 1914 года. Он признавался, что для него война стала «величайшим из всех пережитых событий», писал, что «война для мужчины то же, что роды для женщины», и считал свои военные годы самыми счастливыми в жизни. Вспоминая о том, как он пришел в армию, Гитлер писал: «Для меня этот момент стал избавлением от страданий, омрачавших мои годы… Я опустился на колени и возблагодарил небеса за предоставленное мне счастье жить в такое время».

Потрясающее признание! Оно должно заинтересовать не только историка, но и психиатра.

Гитлер прошел в солдатской шинели всю войну, с 1914 по 1919 год, был участником тридцати крупных сражений. Служил он полковым связным, что было очень опасно, так как связных использовали особенно активно в самые трудные моменты, тогда, когда в огне сражений отказывали другие средства связи. Не раз Гитлер был на краю гибели. Все годы войны отказывался от положенного отпуска. Зиму 1916–1917 годов он пролежал в госпитале с тяжелым ранением, мог больше не возвращаться в строй, но настоял на этом и прибыл в свой полк, который вскоре, весной 1917 года, почти целиком полег под Ипром. За отвагу он получил железные кресты первой и второй степени, которыми солдаты, как правило, не награждались. Остается только удивляться, что он не поднялся по службе выше ефрейтора. Историки полагают, что тут все дело в его скверном характере.

В 1918 году Гитлер попал под газовую атаку и временно ослеп, снова оказался в госпитале, где и узнал о падении кайзера и революции в Германии. Именно тогда он окончательно решил посвятить себя политике во имя реванша за поражение Германии в войне. Он был готов к новому бою, на сей раз — на политической арене. Он вспоминал: «Каждый раз, когда я получал свежую газету, я рвал и метал и был вне себя от негодования по поводу той гнусной агитации, которая явно на наших глазах губила фронт. Этот психологический яд был равносилен прямому подкашиванию наших сил. Много раз меня мучила мысль, что если бы на месте этих преступных невежд и безвольных манекенов руководителем нашей пропаганды оказался я, то исход войны был бы для нас совершенно иным».

Вот какие амбиции клокотали в сердце ефрейтора! Да и как ему было не возмущаться?! Ведь когда он вернулся в 1918 году из госпиталя в свой полк, то застал там… совет солдатских депутатов! Гитлер ушел из полка и нанялся охранником в лагерь для военнопленных. Тоже весьма красноречивый поступок. Но долго ему сокрушаться не пришлось, революция в Германии не состоялась, и он с большим рвением давал показания перед армейской следственной комиссией, разоблачая тех, кто был замешан в революционных событиях. Тут Гитлера заметили, и армейское командование направило его на специальные пропагандистские курсы, проводившиеся «националистически настроенными» профессорами Мюнхенского университета. После окончания курсов Гитлер был оставлен в армии и направлен в некое «инструкторское подразделение» в лагерь для демобилизованных солдат. Он вспоминает: «Еще будучи офицером по политпросвещению, я часто выступал перед солдатами». Говоря по-нашему, он стал политруком. В этом качестве он быстро выдвинулся, подготовив для своего начальства докладную записку об «опасности, которую представляют в настоящее время для немецкого народа евреи» (к этой навязчивой гитлеровской идее мы еще вернемся).

В конце 1919 года Гитлер вступил в Германскую рабочую партию, националистическую по сути, причем стал там ответственным за пропаганду и агитацию. В начале 1920 года по его инициативе эта организация была названа так: «Национал-социалистическая рабочая партия Германии», затем ее сокращенно стали называть нацистской. Стоит обратить внимание, что в ее названии стоит определение «рабочая», — эта демагогия, несомненно, способствовала привлечению новых членов из рабочей среды. В том же 1920 году Гитлер демобилизуется и начинает карьеру пропагандиста-профессионала на политической арене. Как и все его сподвижники по нацистской партии, он именует себя прежде всего революционером, защитником интересов трудящихся. То есть формально с этого момента Гитлер и Сталин в одном и том же качестве идут параллельно, по весьма схожим дорогам. Гитлер пишет в книге «Моя борьба»: «Единственное, что воспринимают массы, — это беспощадность силы и грубость ее речей, чему в конечном счете они и покоряются». Сталин никогда не был столь откровенным, но все его действия проходили как бы под этим лозунгом.

В бесконечном ряду совпадений и сходства в судьбах Сталина и Гитлера первая мировая война стоит на одном из главных мест: для обоих она открыла безграничные политические перспективы. Что стало бы со Сталиным, если бы война не спровоцировала Октябрьскую революцию? И как бы без войны Гитлер выбился в люди? В то же время даже при таком мощном трамплине, каким явилась для обоих война, их взлет во власть был поразителен. Известный английский историк А. Буллок замечает: «Каждому, кто мог наблюдать Сталина и Гитлера в возрасте до тридцати лет, само предположение, что тот или другой сыграют одну из главных ролей в истории XX века, показалось бы абсурдным».