Сталин и Мао

А. И. МИКОЯН — «ГОЛОС И УХО СТАЛИНА» И МАО ЦЗЭДУН

Когда завершилась Вторая мировая война, сначала на Западе, а потом и на Востоке, Сталин мог испытывать удовлетворение по крайней мере официальным состоянием двусторонних отношений с Китаем. Ему удалось побудить и вынудить президентов США Ф. Рузвельта, а затем и Г. Трумена заставить руководителя Китайской Республики Чан Кайши пойти на подписание с Советским Союзом договора о дружбе и союзе. Благодаря этому Сталин обеспечивал на годы по крайней мере формальное состояние мира на своем восточном фланге, а также фактически получал возможность выстроить защитный пояс вдоль границ Советского Союза с Китаем, включая благоприятное, с точки зрения России, решение вопроса о Монголии, которая становилась общепризнанным в мире, в том числе и Китайской Республикой, отдельным и самостоятельным государством, представлявшим собой своего рода буфер между Россией и Китаем. Одним словом, Сталин мог быть доволен существованием договора с Китаем, с Китайской Республикой, и в общем и целом состоянием двусторонних межгосударственных отношений с ней.

Однако очень скоро ситуация начала стремительно меняться. Не говоря уже о том, что иным стал характер отношений между СССР и США, превратившись из союзнических во время Второй мировой войны в отношения противостояния, «холодной войны», что, конечно же, отразилось и на степени надежности советско-китайского договора и предвещало трудную борьбу за сохранение приемлемых отношений с Китайской Республикой, внутри Китая уже в 1946 году вспыхнула широкомасштабная внутренняя война между войсками центрального правительства Китайской Республики и армией Коммунистической партии Китая.

В ходе этой внутренней войны Чан Кайши имел поначалу некоторые успехи; его войска даже вынудили Мао Цзэдуна покинуть его многолетний опорный пункт в горах на севере страны, город Яньань. Затем положение изменилось. Уже в 1947 году становилось все более ясно, что Чан Кайши потерпит поражение в войне на континенте Китая, а Мао Цзэдун победит и создаст свое государство.

Перед Сталиным встала задача очень сложная по своему дипломатическому характеру. Он, конечно же, продолжал не только поддерживать секретные связи с Мао Цзэдуном и Компартией Китая, но и оказывал ей, особенно ее вооруженным силам, весьма существенную помощь. В то же время Сталин стремился сохранять по мере возможности определенные межгосударственные связи с правительством Китайской Республики, с Чан Кайши. При этом Сталин был весьма озабочен тем, чтобы ничто не осложнило его и без того непростые отношения с США.

И все же в ходе внутренней войны в Китае, по мере приближения развязки, победы вооруженных сил Коммунистической партии Китая, все более настойчиво заявляла о себе необходимость приступить к строительству новых отношений с Коммунистической партией Китая, имея в виду, что она и ее руководители, прежде всего Мао Цзэдун, выйдут на мировую арену не только в качестве одного из самых могущественных, по крайней мере потенциально, государств, но и как сильный сосед Советского Союза.

Одним словом, возникала необходимость менять характер двусторонних отношений с политическими силами внутри Китая, по крайней мере на первых порах их формы, то есть постепенно прощаться с Чан Кайши как с главным партнером в Китае и знакомиться с новым основным китайским партнером, то есть с Мао Цзэдуном.

Сталин понимал неизбежность новых шагов в этом направлении, но он был при этом предельно осторожен и нетороплив.

Необходимость новых отношений со Сталиным осознавал и Мао Цзэдун. При этом он был заинтересован в том, чтобы получить от Сталина максимально возможную помощь как вооружением, так и вообще материальную помощь и в то же время заставить Сталина пойти на такие шаги, которые разрушали бы отношения Сталина с Чан Кайши, с Китайской Республикой, обостряли бы отношения Сталина и СССР не только с Чан Кайши и Китайской Республикой, но и с США и их союзниками. Мао Цзэдун был намерен заново строить все здание межгосударственных, да и межпартийных, отношений с СССР и КПСС. В частности, с его точки зрения, предстояло искать и определять новые основы связей между сторонами, а следовательно, вырабатывать и заключать новый договор между ними взамен старого, подписанного представителями СССР и Китайской Республики в 1945 году. Сталин же был бы удовлетворен и простым подтверждением того факта, что прежний договор сохраняет свою силу. Или, во всяком случае, Сталин желал получить вместо старого договора точно такой же новый и сохранить в этом плане характер отношений между партнерами.

В 1947 году Мао Цзэдун поставил перед Сталиным вопрос о личной встрече, выразив желание прибыть в СССР. Он предполагал добраться на автомашине до советско-китайской границы, откуда выехать в Москву.

Вообще говоря, Сталин, понимая, что в конечном счете такая встреча может стать неизбежной, не доверял Мао Цзэдуну, полагал, что тот предпримет меры с целью доведения до сведения и Чан Кайши, и американцев, что такая встреча со Сталиным состоялась. В то же время Сталин уже не мог прямо отказаться от предложения Мао Цзэдуна, хотя это, с его точки зрения, было предпочтительнее. Мао Цзэдун спешил создавать более выгодные для себя условия и в двусторонних отношениях, и на мировой арене, а Сталин предпочитал как можно дольше оттягивать момент личной встречи с Мао Цзэдуном.

Отвечая на предложение Мао Цзэдуна, Сталин 15 июня 1947 года писал своему фактическому представителю тогда при Мао Цзэдуне и одновременно личному врачу Мао Цзэдуна советскому медику А. Я. Орлову: «Передайте Мао Цзэдуну, что ЦК ВКП(б) считает желательным его приезд в Москву без каких-либо разглашений. Если Мао Цзэдун также считает это нужным, то нам представляется, что это лучше сделать через Харбин. Если нужно будет, то пошлем самолет. Телеграфьте результаты беседы с Мао Цзэдуном и его пожелания».[88]

Очевидно, Сталин продолжал с различных сторон оценивать возможные последствия своей личной встречи с Мао Цзэдуном. Ведь это была бы встреча с лидером вооруженной оппозиции, что могло бы серьезно осложнить отношения с государством, с которым у СССР существовали дипломатические отношения, то есть с Китайской Республикой. Сталин, вероятно, все-таки не верил в то, что его возможная встреча с Мао Цзэдуном останется тайной; Сталин предполагал, что сами китайские коммунисты намеренно сделают тайное явным, так как это было в их интересах. Возможно, именно в этой связи спустя пятнадцать дней Сталин направил А. Я. Орлову следующую телеграмму: «В виду предстоящих {военных} операций и в виду того, что отсутствие Мао Цзэдуна может плохо отразиться на операциях, мы считаем целесообразным временно отложить поездку Мао Цзэдуна».

Переписка Сталина и Мао Цзэдуна продолжалась. Было условлено, что Мао Цзэдун отправится в Москву в середине июля 1948 года. Мао Цзэдун решил поторопиться. 26 апреля 1948 года он уведомил Сталина: «Я решил раньше срока отправиться в путь в СССР. Намечено выехать в первых числах из уезда Фоупин (100 километров севернее г. Шицзячжуана) пров. Хэбэй и под прикрытием войск перейти железную дорогу Бэйпин — Калган… Возможно, в первых числах или середине июня можно прибыть в Харбин. Затем из Харбина — к Вам…Я буду советоваться и просить указаний у товарищей из ЦК ВКП(б) по политическим, военным, экономическим и другим важным вопросам…Помимо этого, если будет возможность, то хотелось бы проехать в страны Восточной, Юго-Восточной Европы, где изучить работу народного фронта и другие виды работы». Вместе с собой Мао Цзэдун собирался взять членов Политбюро ЦК КПК Жэнь Биши и Чэнь Юня, а также двух секретарей и несколько других работников-шифровальщиков, радистов. «Если Вы согласны с намеченным планом, то будем действовать по нему. Если Вы не согласны с ним, тогда остается выход один — ехать одному».

29 апреля 1948 года Сталин ответил: «Ваше письмо от 26 апреля получено. Можете взять, кого Вы считаете и сколько считаете нужным. Оба русских врача должны выехать вместе с Вами. С оставлением одной радиостанции в Харбине согласны. Об остальном поговорим при встрече».

Спустя пятнадцать дней Сталин вновь останавливает Мао Цзэдуна: «В связи с возможным развитием событий в районах Вашего пребывания и, в частности, с начавшимся наступлением войск Фу Цзои (один из генералов армии Китайской Республики. — Ю. Г.) на Юйсянь, т. е. в направлении тех районов, через которые Вы намерены следовать к нам, нас беспокоит, не отразится ли Ваше отсутствие на ходе событий, а также насколько безопасен Ваш переезд.

Исходя из этого, не следует ли Вам несколько отложить поездку к нам. В случае, если Вы решите свой выезд не откладывать… просим сообщить, куда выслать самолет, и когда. Ждем Вашего ответа». Мао Цзэдун ответил тут же, 10 мая: «Тов. Сталин. Сегодня получил Ваше письмо. Весьма благодарен Вам. При настоящем положении, целесообразно на короткое время отложить мою поездку к Вам…Нуждаюсь в отдыхе на короткое время, после чего могу лететь на самолете. Место аэродрома и порта сообщу после выяснения».

Борьба по вопросу о поездке продолжалась. Мао Цзэдун настаивал на выезде в СССР и 4 июля 1948 года писал Сталину: «Состояние моего здоровья, по сравнению с двумя месяцами тому назад, значительно лучше. Я решил в ближайшее время поехать к Вам. Есть три пути следования к Вам: воздухом, морем и по суше. Но во всех случаях мы должны проехать через Харбин, так как мне нужно поговорить с рядом ответственных товарищей из Маньчжурии… Надеемся, что самолет около 25 числа сего месяца прилетит в Вэйсянь… Если решите перевезти нас морским путем, то надеемся, что судно в конце этого месяца придет в назначенный порт… Если же воздушный и морской пути невозможны для перевозки нас, то мы все равно выезжаем около 15 числа этого месяца на север». Мао Цзэдун сообщил, что вместе с ним выезжают 20 человек, и просил, в случае поездки воздухом, прислать два самолета.

Сталин ответил 14 июля следующим сообщением: «ТЕРЕБИНУ (Теребин — подлинная фамилия А. Я. Орлова. — Ю. Г.) Передайте Мао Цзэдуну следующее: “В виду начавшихся хлебозаготовок, руководящие товарищи с августа месяца разъезжаются на места, где они пробудут до ноября месяца. Поэтому ЦК ВКП(б) просит тов. Мао Цзэдуна приурочить свой приезд в Москву к концу ноября, чтобы иметь возможность повидаться со всеми руководящими товарищами”».

В своей телеграмме в Москву 14 июля 1948 года А. Я. Орлов писал, что Мао Цзэдун просил передать следующий ответ: «Тов. Сталин. Согласен с Вашим мнением, изложенным в телеграмме от 14 июля. Отложим поездку к Вам до конца октября — начала ноября». Докладывая о содержании и своих впечатлениях от разговора с Мао Цзэдуном, состоявшегося во время передачи ему упомянутой телеграммы Сталина, А. Я. Орлов отмечал, что Мао Цзэдун не принял всерьез ссылок на занятость советских руководителей хлебозаготовками. «Неужели, — сказал он, — в СССР придают такое большое значение хлебозаготовкам, что на них выезжают руководящие лица ЦК партии?» А. Я. Орлов добавлял: «Насколько я знаю Мао Цзэдуна, более шести лет, его улыбка и слова “хао, хао — хорошо, хорошо” в то время, когда он слушал перевод, отнюдь не означали, что он доволен телеграммой. Это достаточно ясно было видно. По моему личному убеждению, Мао Цзэдун считал, что в худшем случае ему будет отказано в присылке самолета или судна. Но даже это было для него маловероятно, тем более что самолет был предложен из Москвы. Он был уверен, что именно сейчас он поедет. Видимо, поездка для него самого стала нужной. С большим нетерпением ждал он ответа… Чемоданы Мао Цзэдуна упаковывались, даже были куплены кожаные туфли (он, как и все здесь, ходит в матерчатых тапочках), сшито драповое пальто. Вопрос не только о самой поездке, но и о сроке им был уже решен. Оставалось только, каким путем ехать. Он сейчас внешне спокоен, вежлив и внимателен, чисто по-китайски любезен. Истинную же душу его трудно видеть. Жэнь Биши производит впечатление, что он не ожидал отсрочки поездки. Мельников (второй советский врач при Мао Цзэдуне; работник из ведомства Л. П. Берия. — Ю. Г.). мне говорил, что 15 июля Мао Цзэдун задал ему аналогичный вопрос о хлебозаготовках».

28 августа 1948 года А. Я. Орлов сообщил Сталину о беседе с Мао Цзэдуном, в ходе которой руководитель КПК перечислил вопросы, которые ему хотелось бы обсудить со Сталиным: «Мао Цзэдун говорил, что если в 1947 году он не спешил с поездкой в Москву, то сейчас в 1948 году обстановка изменилась и он хочет поскорее поехать в Москву. О многом хочет поговорить там, по некоторым вопросам попросить совета, по некоторым — помощи, в пределах возможного.

Вопросы, по которым Мао Цзэдун намерен говорить в Москве, суть:

1. Об отношениях с малыми демократическими партиями и группами (и демократическими деятелями).

О созыве Политического консультативного совета.

2. Об объединении революционных сил Востока и о связи между коммунистическими партиями Востока (и другими).

3. О стратегическом плане борьбы против США и Чан Кайши.

4. О восстановлении и создании промышленности в Китае, в том числе (и в особенности) военной, горнодобывающей, путей сообщения — железных и шоссейных дорог. Сказать там, в чем мы (КПК) нуждаемся.

5. О серебряном займе в сумме 30 миллионов американских долларов.

6. О политике (линии) в отношении установления дипломатических отношений с Англией и Францией.

7. По ряду других важных вопросов.

Подытоживая сказанное, Мао Цзэдун подчеркнул: “Надо договориться о том, чтобы наш политический курс полностью совпадал с СССР”».

В телеграмме в Москву от 28 сентября 1948 года Мао Цзэдун писал: «По ряду вопросов необходимо лично доложить ЦК ВКП(б) и главному хозяину. {Чтобы} получить указания, я намерен приехать в Москву согласно времени, указанному в предыдущей телеграмме. Сейчас пока в общих чертах докладывая изложенное выше, прошу Вас передать это в ЦК ВКП(б) и товарищу главному хозяину. Искренне надеюсь, что они дадут нам указания».

В телеграмме, посланной 21 ноября 1948 года, Мао Цзэдун, сославшись на небольшое заболевание, а также на занятость вопросами, связанными с операциями на фронтах войны, попросил перенести время своего приезда в Москву на конец декабря 1948 года.

14 января 1949 года на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было принято решение вновь отложить приезд Мао Цзэдуна в Москву и вместо этого направить в Китай члена Политбюро ЦК ВКП(б), заместителя председателя Совета Министров СССР А. И. Микояна.

А. И. Микоян должен был посетить Мао Цзэдуна в качестве полномочного представителя Сталина, имея своей главной задачей выслушать соображения Мао Цзэдуна с тем, чтобы по возвращении в Москву доложить о них Сталину.

А. И. Микоян 22 сентября 1960 года представил в Президиум ЦК КПСС Записку о своей поездке в Китай. Ниже приводится полный текст этого документа, цитируемого по публикации А. М. Ледовского[89]

Записка А. И. Микояна в Президиум ЦК КПСС

о поездке в Китай в январе-феврале 1949 г.

Подлежит возврату

Разослано членам Президиума в ЦК КПСС

ЦК КПСС и кандидатам в члены (Общий отдел, 1-й сектор)

Президиума ЦК КПСС № П2375

Сов. Секретно

ОСОБАЯ ПАПКА

ЦК КПСС

В связи с выявившимися расхождениями между компартией Китая и компартиями других стран и предстоящим обсуждением этих вопросов, считаю необходимым разослать членам Президиума и кандидатам в члены Президиума ЦК в целях ознакомления текст сообщений, переданных мною в январе-феврале 1949 г. во время поездки в Китай, а также указаний ЦК, посылавшихся мне в тот же период.

Сообщения эти передавались шифром из Сибайпо, где тогда находились Революционный комитет (такого органа не существовало. — А. М. Ледовский; имелся, однако, революционный военный совет народа Китая. — Ю. Г.) и ЦК Компартии Китая, и приводятся без каких-либо изменений или дополнений, в точной копии. При Мао Цзэдуне были тогда два советских армейских врача — Теребин (погиб впоследствии при аварии самолета в Советском Союзе) и Мельников, лечившие Мао Цзэдуна и его семью. Они имели радиостанцию и выполняли функции связи.

Считаю также необходимым коснуться некоторых обстоятельств, относящихся к моей поездке, и хода переговоров.

В 1947–1948 годах происходил обмен мнениями между нашим ЦК и Мао Цзэдуном о его приезде в Москву. В Москве он ни разу не был, и приглашение с нашей стороны было ему передано еще в июне 1947 года, выражалась готовность принять его для обсуждения вопросов китайской революции, проблем, которые встанут перед КПК после военной победы, в том числе и советско-китайских вопросов.

Однако сроки поездки неоднократно оттягивались из-за трудностей в средствах сообщения в связи с отдаленностью мест пребывания Мао Цзэдуна, из-за его болезни, осложнений в боевых действиях китайской революционной армии и по другим причинам.

К концу 1948 года боевые действия китайских коммунистов развивались быстрыми темпами и в благоприятном направлении. В Северном Китае шли решающие бои. Китайская революционная армия, получившая оружие японской Квантунской семисоттысячной армии, которое было нами полностью передано Китаю, двигалась к центру Китая в направлении Пекина.

14 января 1949 года на заседании Политбюро ЦК при обсуждении ответа Мао Цзэдуну на запрос о времени его приезда Сталин высказал соображение о том, что приезд Мао Цзэдуна в данное время вряд ли целесообразен. Он находился в то время в роли партизанского руководителя, и хотя намечался его приезд инкогнито, но скрыть поездку было невозможно, сведения об его отъезде из Китая наверняка бы просочились. Поездка его, без сомнения, была бы истолкована на Западе как посещение Москвы для получения инструкций от компартии Советского Союза, а сам он назван московским агентом. Это нанесло бы ущерб престижу КПК и было бы разыграно империалистами и кликой Чан Кайши против китайских коммунистов.

Между тем, вскоре могло быть образовано официальное революционное правительство Китая, которое мог возглавить Мао Цзэдун. Тогда он получал уже возможность поездки не инкогнито, а официально в качестве главы правительства Китая и в целях переговоров с соседним государством. Это, наоборот, повысило бы престиж и авторитет китайского революционного правительства и приобрело бы большое международное значение.

Хотя такая отсрочка визита Мао Цзэдуна в СССР оттягивала обсуждение назревших вопросов, но эту отрицательную сторону можно было устранить командированием в Китай одного из членов Политбюро нашего ЦК.

В то время все было уже подготовлено к приезду Мао Цзэдуна. Политбюро, обсудив этот вопрос, одобрило предложения Сталина, и он тут же продиктовал телеграмму Мао Цзэдуну, в которой говорилось:

«Мы все же настаиваем, чтобы Вы отложили временно Вашу поездку в Москву, так как Ваше пребывание в Китае очень необходимо в настоящее время. Если хотите, мы можем немедленно послать к Вам ответственного члена Политбюро в Харбин или в другое место для переговоров по интересующим нас вопросам».

Мао Цзэдун сообщил на это, что он решил временно отложить поездку в Москву и что они приветствуют направление члена Политбюро в Китай, высказав одновременно пожелание, чтобы его приезд состоялся в конце января или в начале февраля и не в Харбин, а к месту их нахождения.

Сталин предложил поехать в Китай мне.

Чтобы иметь минимум трудностей в переговорах в Китае и быть лучше подготовленным, исключить лишние запросы Москвы, я набросал список возможных вопросов, которые китайцы могут поставить перед нами, обдумал возможные ответы и обсудил их со Сталиным и другими членами Политбюро.

К этому времени выявились два вопроса, которые были дискуссионными и к которым проявился различный подход — нашего ЦК и ЦК КПК.

I. О несогласии нашего ЦК с точкой зрения КПК, считавшей, что после победы китайской революции все партии, кроме КПК, должны уйти с политической арены. В телеграмме Мао Цзэдуна от 30 ноября 1947 года говорилось: «В период окончательной победы китайской революции, по примеру СССР и Югославии, все политические партии, кроме КПК, должны будут уйти с политической арены, что значительно укрепит китайскую революцию».

В ответной телеграмме нашего ЦК, подписанной Сталиным 20 апреля 1948 года, по этому поводу, в частности, было сказано: «Мы с этим не согласны. Думаем, что различные оппозиционные политические партии в Китае, представляющие средние слои китайского населения и стоящие против гоминьдановской клики, будут еще долго жить и киткомпартия вынуждена будет привлечь их к сотрудничеству против китайской реакции и империалистических держав, сохранив за собой гегемонию, то есть руководящее положение. Возможно, что некоторых представителей этих партий придется ввести в китайское народно-демократическое правительство, а само правительство объявить коалиционным, чтобы тем самым расширить базу этого правительства в населении и изолировать империалистов и их гоминьдановскую агентуру».

Как известно, в связи с этим советом КПК изменила свою политику в отношении буржуазных партий.

II. Об отношении к предложению нанкинского правительства Советскому правительству принять на себя посредничество между нанкинским правительством и КПК о прекращении войны и заключении мира.

9 января 1949 года была получена нота нанкинского правительства, которое предложило правительству СССР (а также правительствам Франции, Англии и США) принять на себя посредничество между нанкинским правительством и КПК о прекращении войны и заключении мира.

В телеграмме Мао Цзэдуну наш ЦК сообщал:

«Мы думаем ответить таким образом: Советское правительство всегда стояло и продолжает стоять за прекращение войны и установление мира в Китае, но раньше, чем дать свое согласие на посредничество, оно хотело бы знать, согласна ли другая сторона — китайская компартия, принять посредничество СССР. Мы думаем так ответить и просим сообщить, согласны ли Вы на это. Если не согласны, подскажите нам более целесообразный ответ.

Мы думаем также, что Ваш ответ, если Вас запросят, должен быть примерно таким: китайская компартия всегда высказывалась за мир в Китае, ибо гражданскую войну в Китае начала не она, а нанкинское правительство, которое и должно нести ответственность за последствия войны. Китайская компартия стоит за переговоры с Гоминьданом, однако без участия тех военных преступников, которые развязали гражданскую войну в Китае. Китайская компартия стоит за непосредственные переговоры с Гоминьданом без каких-либо иностранных посредников».

К этой телеграмме от 10 января Сталиным 11 января 1949 года было сделано разъясняющее дополнение:

«Как видно из сказанного выше, наш проект Вашего ответа на предложение Гоминьдана рассчитан на срыв мирных переговоров. Ясно, что Гоминьдан не пойдет на мирные переговоры без посредничества иностранных держав, особенно без посредничества США. Ясно также, что Гоминьдан не захочет вести переговоры без участия Чан Кайши и других военных преступников. Мы рассчитываем поэтому, что Гоминьдан откажется от мирных переговоров при тех условиях, которые выставляет КПК. В результате получится, что КПК согласна на мирные переговоры, ввиду чего ее нельзя обвинять в желании продолжать гражданскую войну. При этом Гоминьдан окажется виновником срыва мирных переговоров. Таким образом, мирный маневр гоминьдановцев и США будет сорван и Вы можете продолжать победоносную освободительную войну. Ждем ответа».

12 января Мао Цзэдун послал ответ, в котором говорилось, что правительству СССР на ноту нанкинского правительства следовало бы ответить следующим образом: «Правительство СССР всегда желало, а также желает видеть мирный, демократический и единый Китай. Однако каким путем достичь мира, демократии и единства Китая — это собственное дело народа Китая. Правительство СССР, основываясь на принципе невмешательства во внутренние дела других стран, считает неприемлемым участие в посредничестве между обеими сторонами в гражданской войне в Китае…

…Только СССР имеет крайне высокий авторитет среди народа Китая, поэтому, если СССР в ответе на ноту нанкинского правительства займет такую позицию, как было изложено в Вашей телеграмме от 10.1, то это приведет к тому, что США, Англия и Франция могут считать, что участие в посредничестве является должным и приведет к тому, что Гоминьдан получит повод для оскорбления нас как воинственно настроенных элементов. А широкие народные массы, которые недовольны Гоминьданом и питают свои надежды на скорую победу НОА, будут в отчаянии…

…Сейчас мы склонны к тому, чтобы со всей правотой отклонить мирный обман Гоминьдана, так как сейчас, исходя из того, что соотношение классовых сил в Китае уже имеет коренное изменение и международная общественность тоже не в пользу нанкинского правительства, а НОА летом сего года уже может перейти реку Янцзы и наступать на Нанкин.

Как будто нам не потребуется предпринимать еще раз обходный политический маневр. В настоящей обстановке, от проведения еще раз обходного маневра, больше вреда, чем пользы».

На это последовала подписанная Сталиным телеграмма Мао Цзэдуну от 14 января, в которой, в частности, говорилось: «Как можно ответить на такой маневр нанкинцев и США. Возможны два ответа. Первый ответ: прямо и неприкрыто отклонить мирные предложения нанкинцев и тем самым провозгласить необходимость продолжения гражданской войны. Но что это будет означать? Это значит, во-первых, что вы выложили на стол главный козырь и отдаете в руки гоминьдановцев такое важное оружие, как знамя мира. Это значит, во-вторых, что вы помогаете вашим врагам в Китае и вне Китая третировать компартию, как сторонницу продолжения гражданской войны, и хвалить Гоминьдан, как защитника мира. Это значит, в-третьих, что вы даете возможность США обработать общественное мнение Европы и Америки в том направлении, что с компартией мир невозможен, так как она не хочет мира, что единственное средство добиться мира в Китае — организовать вооруженную интервенцию держав, вроде той интервенции, которая проводилась в России в течение четырех лет с 1918 года по 1921 год».

Далее говорилось о втором, гибком варианте ответа в духе уже изложенных в первой телеграмме советских предложений. В тот же день, 14 января, Мао Цзэдун заявил в своей телеграмме, что «в основном курсе (срыв мирных переговоров с Гоминьданом, продолжение революционной войны до конца) мы с Вами совершенно едины», а также сообщил, что они в этот день опубликовали 8 условий, на которых согласны вести мирные переговоры с Гоминьданом. В связи с этим Мао Цзэдуну было сообщено, что из его последней телеграммы «видно, что между нами установилось единство взглядов по вопросу о мирном предложении нанкинцев и что Компартия Китая уже начала “мирную” кампанию. Значит, вопрос надо считать исчерпанным».[90]

В Китай я направился под фамилией Андреев и так и подписывал телеграммы, адресуя их на вымышленную фамилию Филиппова (Филиппов — псевдоним, употреблявшийся И. В. Сталиным в эти годы в шифрпереписке.). Сделано это было по инициативе Сталина на случай, если бы из Китая просочилась информация о моем пребывании там.

Вылетел я в Китай 26 января, прибыл туда 30 января и пробыл до 8 февраля 1949 года. Со мной вместе были в Китае б. Министр путей сообщения Ковалев (Ковалев И. В. (1901–1993). В 1948–1949 гг. — руководитель группы советских специалистов по экономическим вопросам, представитель ЦК ВКП(б) при ЦК КПК., намечавшийся тогда в качестве нашего представителя при ЦК КПК, и переводчик, работник аппарата ЦК тоже по фамилии Ковалев (Ковалев Е. Ф. (1907–1996), в то время — ответственный работник аппарата ЦК ВКП(б).).

Из Порт-Артура вылетели рано утром до рассвета и к рассвету прибыли на бывший японский военный аэродром около Шицзячжуана. Встречали главком Чжу Дэ (Чжу Дэ (1886–1976), в то время член Политбюро и секретариата ЦК КПК. Главком НОАК.), член политбюро Жэнь Биши и переводчик Ши Чжэ (Ши Чжэ (1914-), в то время работник аппарата ЦК КПК.). Отсюда на трофейном додже ехали километров 160–170 к местонахождению ЦК партии и ревкома — Сибайпо, расположенному в горном ущелье.

Первые два дня Мао Цзэдун вводил в курс истории китайской революции и имевшей место фракционной борьбы внутри китайской компартии. Позже, при следующих встречах, также возвращался к этим вопросам истории КПК, много говорил, как тяжело ему было бороться против левого и правого уклонов, как партия была разбита и армия разгромлена из-за деятельности Ван Мина (Ван Мин (Чэнь Шаоюй) (1904–1974), в то время член ЦК КПК, зам. Председателя Политико-юридического комитета.), которого поддерживал Коминтерн, как потом удалось исправить ошибки, как фракционеры уничтожали кадры китайских коммунистов, и что он сам едва жив остался, его арестовывали, исключали из партии, хотели уничтожить. Но с того времени, как Ван Мина и Ли Лисаня (Ли Лисань (1899–1967), в то время член ЦК КПК, зам. Председателя Всекитайской федерации профсоюзов.) удалось разоблачить, Мао Цзэдун, по его словам, работает хорошо со своими товарищами, положил конец уничтожению партийных кадров. Он был и остается сторонником проявления терпимости внутри партии, считает, что не надо выводить из ЦК за разногласия, не надо преследовать.

Вот Ван Мин, говорил Мао Цзэдун, сыграл плохую роль, но мы его оставили в ЦК, он находится в расположении ЦК, хотя никакой работы фактически не ведет. Он очень подробно говорил об ошибках Ван Мина, видимо, хотел проверить, как мы к нему относимся и нет ли у нас попыток на него опереться или слушать его советы. Мне было известно о разногласиях между Мао Цзэдуном и Ван Мином, и я не поддерживал разговоров о нем. Еще в Москве условились, что с Ван Мином я встречаться не буду, на беседах же у Мао Цзэдуна он ни разу не присутствовал и не пытался встретиться со мной.

Заслуживают внимания некоторые вопросы, обсужденные с Мао Цзэдуном и другими членами Политбюро КПК:

I. На мой вопрос, когда думает Мао Цзэдун завершить захват основных промышленных центров Китая — Нанкин, Шанхай и др., он сказал, что с этим не торопится. Он говорил, например, что «потребуется еще 1–2 года для того, чтобы мы были в состоянии целиком политически и экономически овладеть Китаем», давал понять, что до этого война кончиться не может.

При этом он высказал и такую мысль, что они избегают брать крупные города, а стараются захватить сельские районы. Например, не хотят брать Шанхай. Шанхай — мол, крупный город, а у китайской компартии нет кадров. Компартия в основном состоит из крестьян, а в Шанхае коммунистическая организация слабая. Наконец, Шанхай живет за счет привозного сырья и топлива. И если они возьмут Шанхай, то привоза топлива не будет, промышленность остановится, разрастется безработица, все это ухудшит положение населения. КПК должна подготовить кадры, к чему уже приступили, и в свое время, когда кадры будут готовы, они займут Шанхай и Нанкин.

Руководствуясь позицией нашего ЦК, выработанной еще до моего отъезда из Москвы, я оспаривал это, доказывал, что чем скорее они займут большие города, тем лучше, кадры вырастут в ходе борьбы. Рано или поздно вопрос о продовольствии и сырье для Шанхая все равно встанет. Зато занятие Шанхая серьезно ослабит Чан Кайши, даст пролетарскую основу коммунистам.

II. Мао Цзэдун не придавал необходимого значения пролетарской прослойке в составе компартии, и внимание КПК к городу и рабочему классу было слабее, чем к крестьянству. Эта позиция коренилась в старом времени, когда компартия и армия действовали в горах, далеко от рабочих центров. Времена изменились, а отношение к рабочим осталось прежним.

Из записей бесед видно, например, что Мао Цзэдун «с удовольствием подчеркнул, что компартия пользуется безраздельным влиянием в деревне, там у нее нет конкурентов. В этом коммунистам помог Чан Кайши своей политикой в отношении крестьянства. Другое дело в городах. Здесь если среди студенчества компартия пользуется сильным влиянием, то в рабочем классе Гоминьдан сильнее компартии. Например, в Шанхае после победы над Японией, когда компартия работала легально, ее влияние распространялось примерно на 200 тыс. рабочих из 500 тыс. рабочих, остальные шли за Гоминьданом».

Заслуживает внимания и такое высказывание Мао Цзэдуна: «Китайские крестьяне сознательнее всех американских рабочих и многих английских рабочих».

III. Руководствуясь указаниями ЦК, я уговаривал Мао Цзэдуна не откладывать образования революционного правительства Китая, создать его быстро на базе коалиции, что будет выгодно. Скажем, сразу после занятия Нанкина или Шанхая объявить о создании нового революционного правительства. Это было бы выгодно и в международном отношении — после этого коммунисты действовали бы уже не как партизаны, а как правительство — и это облегчило бы дальнейшую борьбу с Чан Кайши.

Мао Цзэдун считал, что не следует торопиться с созданием правительства, говорил даже, что им выгоднее жить без правительства. Если, мол, будет правительство, то будет коалиция, значит, и перед другими партиями нужно будет держать ответ за свои дела, что внесет сложность. Пока же они действовали как революционный комитет, независимый от партий, хотя и поддерживали связь с другими партиями. Это, утверждал Мао Цзэдун, помогает очистить страну от контрреволюционных элементов. Он упорствовал в этом деле, доказывал, что правительство надо организовать не сразу после взятия Нанкина (предполагалось в апреле), а лишь в июне или июле. Я же настаивал на том, что лишняя оттяжка образования правительства ослабляет силы революции.

Как известно, правительство было образовано 30 сентября.

IV. О Порт-Артуре. Мао Цзэдун рассказал, что к нему приходила одна женщина — буржуазный общественный деятель и поставила вопрос о том, что когда революционное правительство придет в Китае к власти, то Советскому Союзу уже не будет смысла сохранять военно-морскую базу в Порт-Артуре и что для Китая получить обратно эту базу будет великим делом.

Мао Цзэдун сказал, что, по его мнению, такая постановка вопроса неправильна, эта женщина не понимает политики, что в Китае коммунисты и в Советском Союзе коммунисты, но это не исключает, а вполне допускает, чтобы осталась советская база в Порт-Артуре. Поэтому они, китайские коммунисты, стоят за то, чтобы эта база сохранилась. Американский империализм сидит в Китае для угнетения, а Советский Союз сидит в Порт-Артуре для защиты от японского милитаризма. Когда Китай настолько окрепнет, что будет в состоянии защищаться от японской агрессии, тогда СССР сам не будет нуждаться в базе в Порт- Артуре.

Наш ЦК и Сталин имели иной подход к этому вопросу: не нужно иметь там базу, если правительство в Китае будет коммунистическим. Я изложил китайским товарищам эту позицию. Получив мое сообщение о китайской позиции в этом вопросе, Сталин писал в телеграмме для Мао Цзэдуна 5 февраля 1949 года:

«…С приходом к власти китайских коммунистов обстановка меняется в корне. У Советского правительства имеется решение отменить этот неравный договор (Имеется в виду Договор о дружбе и союзе, подписанный 14 августа 1945 г. в Москве представителями правительств Советского Союза и Китайской Республики. Одновременно были подписаны соглашения о Китайской Чанчуньской ж. д. (предусматривало совместную эксплуатацию); о Порт-Артуре (предусматривало использование обеими сторонами в качестве военно-морской базы, оборона которой вверялась СССР); о Дальнем (предусматривало объявление Дальнего портом, свободным, открытым для торговли и судоходства всех стран и передачу части пристаней и складских помещений Советскому Союзу в аренду). Договор был аннулирован советской стороной в связи с подписанием 14 февраля 1950 г. Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи между СССР и КНР.) и увести свои войска из Порт-Артура, как только будет заключен мир с Японией и, следовательно, американские войска уйдут из Японии. Однако если Компартия Китая сочтет целесообразным немедленный вывод советских войск из Порт-Артурского района, то Советский Союз будет готов исполнить это пожелание КПК».

Мао Цзэдун настаивал на своем, но видно было, что у него какие-то свои тактические соображения, которые он не раскрывал.

V. О Синьцзяне. Этот вопрос также представляет интерес. У Мао Цзэдуна были подозрения в отношении наших намерений в Синьцзяне. Он говорил о том, что в Илийском округе Синьцзяна существует движение независимости, которое не подчиняется урумчинскому правительству, и что там существует коммунистическая партия. Рассказывал, что когда он в 1945 году встречался с Бай Чунси (Бай Чунси (1893–1966) — в то время видный деятель правительства Китайской Республики.) в Чунцине, тот передал, что в Илийском округе местные повстанцы располагают артиллерией, танками и самолетами советского производства.

Я ему четко заявил, что мы не стоим за движение независимости синьцзянских народностей и тем более не имеем никаких притязаний на синьцзянскую территорию, считая, что Синьцзян входит и должен входить в состав Китая.

Мао Цзэдун внес предложение о постройке железной дороги между Китаем и СССР через Синьцзян. Жэнь Биши, в качестве варианта, предложил построить такую дорогу через Монголию. Позже, когда обсуждался этот вопрос в Москве, Сталин высказался за то, чтобы строить дорогу через Монголию, поскольку путь короче и строительство дешевле, а во вторую очередь строить дорогу через Синьцзян.

VI. О Монголии. Мао Цзэдун по своей инициативе спросил, как мы относимся к объединению Внешней (Имеется в виду МНР.) и Внутренней Монголии (В то время — районы, населенные монголами на территории ряда провинций Северного и Северо-Восточного Китая.) Я ответил, что мы такое объединение не поддерживаем, так как оно привело бы к потере значительной территории Китая. Мао Цзэдун сказал — он считает, что Внешняя и Внутренняя Монголия могли бы объединиться и войти в состав Китайской Республики. На это я ему заявил, что это невозможно потому, что Монгольская Народная Республика давно пользуется независимостью. После победы над Японией и китайское государство признало независимость Внешней Монголии. МНР имеет свою армию, свою культуру, быстро идет по пути культурного и хозяйственного развития, она давно поняла вкус независимости и вряд ли когда-нибудь добровольно от независимости откажется. Если она когда-нибудь и объединится с Внутренней Монголией, то в результате наверняка образуется объединенная независимая Монголия. Присутствовавший на беседе Жэнь Биши подал при этом реплику, что во Внутренней Монголии три миллиона населения, а во Внешней Монголии — один миллион. В связи с этой моей информацией Сталин прислал мне телеграмму для ознакомления Мао Цзэдуна, в которой указывалось:

«Руководители Внешней Монголии стоят за объединение всех монгольских районов Китая с Внешней Монголией под знаком независимости объединенного монгольского государства. Советское правительство высказывается против этого плана, так как он означает отрыв от Китая ряда районов, хотя этот план и не угрожает интересам Советского Союза. Мы не думаем, чтобы Внешняя Монголия пошла на отказ от своей независимости в пользу своей автономии в составе Китайского государства, если даже все монгольские районы будут объединены в автономную единицу. Понятно, что решающее слово в этом деле принадлежит самой Внешней Монголии».

По ознакомлении с этой телеграммой Мао Цзэдун сказал, что он принимает ее к сведению и что «они, конечно, не защищают велико-китайскую шовинистическую линию и не будут ставить вопрос об объединении Монголии».

VII. О признании будущего революционного правительства другими странами. У Мао Цзэдуна было два варианта на этот счет — первый, чтобы иностранные государства и первым СССР сразу признали новое правительство Китая. Второй вариант, которому Мао Цзэдун явно отдавал предпочтение, заключался в том, чтобы не добиваться немедленного признания нового правительства, а если иностранное правительство заявит о своем желании признать его, то не отвергать, но и согласия пока не давать, продолжая такую тактику примерно в течение одного года. Выгоды второго варианта, говорили китайцы, заключаются в том, что, имея свободные руки, новое правительство легче сможет нажимать на все иностранное в Китае, не считаясь с протестами иностранных правительств.

Мао Цзэдун все время говорил, что они, ЦК КПК, ждут указаний и руководства от нашего ЦК. Я ему отвечал, что ЦК нашей партии не может вмешиваться в деятельность ЦК Коммунистической партии Китая, не может давать никаких указаний, не может руководить Компартией Китая. Каждая из наших партий самостоятельна, мы можем давать только советы, когда нас об этом попросят, но указаний давать не можем.

Мао Цзэдун упорствовал, заявлял, что ждет указаний и руководства от нашего ЦК, так как у них еще мало опыта, нарочито принижал свою роль, свое значение, как руководителя и как теоретика партии, говорил, что он только ученик Сталина, что он не придает значения своим теоретическим работам, так как ничего нового в марксизм он не внес и проч.

Это, я думаю, восточная манера проявления скромности, но это не соответствует тому, что на деле Мао Цзэдун собой представляет и что он о себе думает.

В подтверждение сказанного выше приведу некоторые выдержки из имевших тогда место бесед с Мао Цзэдуном. Уже во время первой беседы он заявил:

«Прошу учесть, что Китай сильно отстал от России, мы слабые марксисты, делаем много ошибок (подчеркнуто в оригинале), и если к нашей работе подходить с меркой России, то окажется, что у нас ничего нет».

Я ответил, что «эти слова, возможно, свидетельствуют о скромности лидеров ЦК КПК, но с ними трудно согласиться. Нельзя 20 лет руководить гражданской войной в Китае, привести ее к такой победе, будучи слабыми марксистами. Что касается ошибок, то они бывают у всех активно действующих партий.

И наша партия совершает ошибки, но она твердо держится правила беспощадно вскрывать свои ошибки, чтобы их не повторять и учиться на них. Мао Цзэдун добавил, что ошибки они совершают честно и исправляют честно, и привел пример. В 1946 году ЦК КПК совершил ошибку в проведении земельной реформы. Когда стали разбираться, оказалось, что еще в 1933 году о земельной реформе им было написано совершенно правильно[91], о чем забыли в 1946 году. Если бы снова в 1946 году это прочитали, этих ошибок не совершили бы. Они вновь перепечатали в 1946 году то, что было написано о земельной реформе в 1933 году, и открыто объявили крестьянам об этой своей ошибке, взяв на себя ответственность за ошибки, ибо руководство отвечает за ошибки низовых работников, хотя само руководство этих ошибок не совершило.

Я заметил, что нельзя соглашаться с утверждением Мао Цзэдуна о том, что если подойти к китайской революции с российской меркой, то окажется — ничего нет:

Во-первых, китайская революция представляет из себя великое историческое событие, во-вторых, было бы неправильно применять российскую мерку без учета той конкретной действительности, в которой протекает революция в Китае.

Как бы в подтверждение этого, Мао Цзэдун сказал, что КПК в 1936 году (Видимо речь идет о первой половине 1930-х гг.) в советских районах проявила догматизм, копируя советские методы, что привело тогда к серьезному поражению».

Далее Мао Цзэдун заявил, что «одной из больших задач КПК является марксистское просвещение кадров. Раньше у них считалось, что кадры должны прочитать всю марксистскую литературу. Теперь убедились, что это невозможно, ибо кадры учатся у них, одновременно ведя большую практическую работу. Поэтому они решили обязать свои кадры прочитать двенадцать марксистских произведений. Перечислив эти произведения (Манифест. От утопии к науке. [92] Государство и революция. Вопросы ленинизма и другие.), он не назвал ни одного китайского марксистского произведения.

Я тогда спросил Мао Цзэдуна, считает ли он правильным, что в списке 12 книг для партпросвещения кадров КПК нет ни одного произведения лидеров КПК, теоретически освещающего опыт китайской революции.

Мао Цзэдун ответил, что он, лидер партии, ничего нового не внес в марксизм-ленинизм и не может ставить себя в один ряд с Марксом, Энгельсом, Лениным и Сталиным.

Подняв бокал за здоровье товарища Сталина, он подчеркнул, что в основе теперешних побед китайской революции лежит учение Ленина — Сталина и что Сталин не только учитель народов СССР, но и учитель китайского народа и народов всего мира. О себе Мао Цзэдун сказал, что он ученик Сталина и не придает значения своим теоретическим работам, что они только претворяют в жизнь учение марксизма-ленинизма, ничем его не обогащая.

Более того, он лично послал на места строгую телеграмму, запрещающую называть его фамилию вместе с фамилиями Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина (документ не опубликован. — А. М. Ледовский.), хотя об этом ему приходится спорить со своими ближайшими товарищами.

Я ответил, что это говорит о скромности Мао Цзэдуна, но с ним нельзя согласиться. Марксизм-ленинизм применяется в Китае не механически, а на основе учета особенностей, конкретных условий Китая. У китайской революции свой путь, дающий ей облик антиимпериалистической революции. Поэтому освещение опыта КПК не может не представлять теоретической ценности, не может не обогатить марксистскую науку. Разве можно отрицать также, что обобщение китайского опыта имеет теоретическую ценность для революционного движения стран Азии. Конечно, нельзя.

Мао Цзэдун заметил, что у них сильное ударение на особенности Китая делали сторонники Ван Мина для борьбы против линии партии (В действительности в те годы и позднее в документах КПК и историографии КНР Ван Мина обвиняли в догматизме, копировании советского опыта, в непонимании необходимости учитывать особенности Китая и китайской революции. — А. М. Ледовский.).

На это я ответил, что обычно националистические элементы конкретные исторические особенности своих стран используют для того, чтобы свернуть партию на путь буржуазного перерождения, марксисты же учитывают эти особенности, чтобы по-марксистски-ленински руководить революцией, с чем не стал спорить Мао Цзэдун».

В моей телеграмме от 5 февраля 1949 года сообщалось, что в одной из бесед Мао Цзэдун «подчеркнул, что при разработке вопроса о характере китайской революции он основывался на высказываниях товарища Сталина, относящихся к 1927 г., и на его позднейших работах о характере китайской революции.

Мао Цзэдун сказал, что для него особенно ценным оказались указания товарища Сталина о том, что китайская революция является частью мировой революции, а также критика национализма Симича (Симич, Станое. В то время министр иностранных дел Югославии.) из Югославии.

Мао Цзэдун несколько раз подчеркнул, что он является учеником товарища Сталина и держится просоветской ориентации».

Во время последней беседы, состоявшейся 7 февраля, Мао Цзэдун выразил удовлетворение проведенным обсуждением важнейших вопросов и горячо благодарил Сталина за заботу о китайской революции.

«Когда я прибыл во Владивосток, туда позвонил Поскребышев и по поручению Сталина сообщил, что Политбюро очень довольно проделанной мной работой в Китае. Каждый день на Политбюро зачитывались и обсуждались мои телеграммы. Сталин просил поскорее прибыть в Москву и рассказать обо всем поподробнее.

Приехав в Москву, я действительно узнал, что Сталин и другие члены Политбюро были довольны и считали, что я хорошо выполнил свою миссию.

Прилагаются тексты моих телеграмм из Сибайпо и полученных мной ответов на них из Москвы.

А. Микоян».[93]

В ходе бесед А. И. Микояна в Сибайпо обсуждались вопросы, связанные с предложением правительства Китайской Республики правительствам Советского Союза, Великобритании, Франции и Соединенных Штатов Америки выступить посредниками в целях приостановки военных действий и прекращения войны в Китае между вооруженными силами правительства Китайской Республики и войсками Компартии Китая. Это обращение содержалось в документах правительства Китайской Республики, датированных 8 и 9 января 1949 года.

Чан Кайши пошел на этот шаг, желая если не получить помощь и поддержку в интересах сохранения сложившегося на то время положения, то, по крайней мере, для того, чтобы заставить все заинтересованные стороны сделать более ясным свое отношение к происходившим в Китае событиям, к явно надвигавшемуся военному поражению правительства Китайской Республики на континенте Китая и к приближавшейся победе во внутренней войне Компартии Китая и Мао Цзэдуна.

Сталин счел необходимым вступить с Мао Цзэдуном в обсуждение возможных позиций Советского Союза и Компартии Китая. Мао Цзэдун сначала был настроен только на прямой и демонстративный отказ от каких бы то ни было переговоров и хотел, чтобы Советский Союз просто отказался от посредничества, предлагавшегося ему Нанкином. Однако затем, под давлением аргументов Сталина, Мао Цзэдун был вынужден заявить, что Компартия могла бы пойти на переговоры, но при определенных, как представлялось и Сталину, и Мао Цзэдуну, неприемлемых для правительства Китайской Республики, условиях.

Пока Сталин и Мао Цзэдун согласовывали свои позиции, США, Великобритания и Франция активно стремились как можно быстрее узнать о том, каково будет отношение СССР и Компартии Китая к предложению Нанкина.

Сталин и Мао Цзэдун согласовали свои позиции путем обмена телеграммами 14 января 1949 года. Министерство иностранных дел СССР дало послу Китайской Республики в Москве ответ, соответствовавший существу договоренности между Сталиным и Мао Цзэдуном, 17 января 1949 года.[94]

Сталин счел необходимым привлечь внимание Мао Цзэдуна к тому факту, что США и другие западные державы дали ответ Нанкину 13 января 1949 года, то есть еще до окончательного достижения договоренности между Сталиным и Мао Цзэдуном, в тот момент, когда позиция Москвы была уже известна Мао Цзэдуну, а сам он еще не дал Сталину окончательного ответа относительно своего отношения к предложениям Москвы. Из этого Сталин, очевидно, сделал вывод о том, что Мао Цзэдун мог допустить или намеренно осуществить передачу соответствующей информации США, другим западным державам. Советский Союз оказывался при этом в положении единственной из четырех великих держав, которая все еще колебалась и не отказалась выступить в роли посредника в то время, как три западные державы уже заняли четкую позицию по этому вопросу и заявили о ней. 13 января 1949 года посол США в Нанкине Дж. JI. Стюарт передал правительству Китайской Республики официальный ответ правительства США, в котором, в частности, говорилось, что «при нынешней обстановке попытки выступить в роли посредника не принесут желаемых результатов».[95] Опубликованная позже дипломатическая переписка, как отмечал российский исследователь архивов А. М. Ледовский, в частности телеграмма Стюарта из Китая в Госдепартамент, показывала, что он был убежден, что Советский Союз не согласится принять участие в посреднической акции.[96]

А. М. Ледовский также отмечал, что и Москва, и наше посольство в Нанкине были весьма удивлены столь быстрой и негативной реакцией США, поскольку имелись веские основания полагать, что предложение Нанкина о посредничестве было согласовано с представителями правительства США. В этой связи в Москве возникло подозрение, что это произошло в результате утечки информации о переписке между Сталиным и Мао Цзэдуном. Об этом А. И. Микоян сказал Мао Цзэдуну в беседе 3 февраля 1949 года, при которой присутствовали также Чжоу Эньлай, Лю Шаоци, Чжу Дэ и Жэнь Биши. Он напомнил, что в телеграмме от 10 января по поводу обращения нанкинского правительства Сталин предупредил о необходимости сохранения обмена мнениями между Москвой и ЦК КПК по этому вопросу в строгой тайне. А. И. Микоян сказал Мао Цзэдуну и его коллегам: «Нам известно, что Англия, Америка и Франция стояли за то, чтобы взять на себя функции посредничества между Гоминьданом и КПК. Позже, каким-то образом узнав, что СССР и КПК против иностранного посредничества, эти державы, не желая осрамиться, изменили свою позицию и отказались от посредничества. В связи с этим необходимо серьезно заняться вопросами конспирации и заинтересоваться, нет ли среди окружающих КПК болтающих людей, через которых эта информация могла попасть к американцам».[97] В телеграмме в Москву об этой беседе А. И. Микоян писал: «Мао Цзэдун совершенно отклонил такую возможность, ибо, как он заметил, такие серьезные вопросы и, в частности, переписка с Москвой бывают известны только присутствующим членам ЦК, одному переводчику Ши Чжэ и тов. Теребину. Указанные лица совершенно надежны, и в них он не сомневается. Что касается данного случая, он заявил, что англо-американцы еще до того, как была известна наша позиция, открыто писали, что СССР и КПК будут против посредничества. Я ответил, — подчеркнул А. И. Микоян, — что тогда это могло быть только их предположением, однако западные державы поспешили отказаться от посредничества после того, как они получили достоверные сведения о нашей позиции. Мао Цзэдун повторил, что не исключена (Так в тексте. По смыслу следует: исключена.) возможность просачивания информации из окружения КПК».[98]

При встрече А. И. Микояна с Чжоу Эньлаем и Чжу Дэ 1 февраля 1949 года Чжоу Эньлай попросил разъяснить мотивы, которыми руководствовался СССР, дав указание советскому послу передислоцироваться в Гуанчжоу вместе с правительством Китайской Республики, оставившим Нанкин.

А. М. Ледовский вспоминал, что 18 января 1949 года МИД Китайской Республики известил все посольства и миссии зарубежных стран, что 21 января правительство Китайской Республики переезжает из Нанкина в Гуанчжоу и предлагает им последовать туда же. Из всех глав дипломатических представительств только советский посол последовал этому предложению. Вместе с послом в Гуанчжоу переехала основная часть работников посольства. В Нанкине была оставлена небольшая группа сотрудников МИД и некоторых других советских ведомств, которая находилась там вплоть до образования КНР. Дипломатические представительства других стран оставались в Нанкине. В частности, там находился вплоть до августа 1949 года, то есть уже тогда, когда Нанкин был под властью КПК, и посол США Дж. Л. Стюарт.

А. И. Микоян в упомянутой беседе с Чжоу Эньлаем «разъяснил, что это закономерно, ибо в Китае пока имеется только одно правительство, при котором аккредитован наш посол, и естественно, что он переехал вместе с китайским правительством в Кантон (Гуанчжоу), оставив часть посольства в Нанкине. По существу это не только не нанесет ущерба нашему общему делу, а, наоборот, поможет ему».

А. М. Ледовский также отмечал, что важное место в беседах А. И. Микояна в Сибайпо занимало обсуждение планов военно-политической деятельности КПК и НОАК, вопроса о средствах и источниках их материально-технической поддержки.

В первой же беседе с А. И. Микояном, состоявшейся 30 января 1949 года, Мао Цзэдун заявил: «Чтобы наверняка победить в районе Нанкина и Шанхая, нужно будет войска Линь Бяо, являющиеся лучшими, направить из района Бэйпина на Юг и Запад, чтобы лишить Гоминьдан возможности перебросить отсюда подкрепления в район Нанкин — Шанхай. Положение в районе Бэйпина сложное, и потребуется некоторое время, чтобы здесь закрепиться».

В той же беседе Мао Цзэдун подчеркнул: «Коммунисты строят свои планы из расчета на худшее. Они готовятся после некоторой передышки и подготовки силой взять эти города (т. е. Нанкин и Шанхай). Мирный исход событий у Бэйпина (21 января Фу Цзои Командующий войсками Китайской Республики в {Бэйпине.} подписал соглашение с представителями КПК о мирной сдаче Бэйпина {Пекина}. 31 января НОАК без боя вступила в Бэйпин.) сократил сроки для отдыха и подготовки этих войск к наступлению. Время нужно не только для отдыха, но и:

а) для переваривания и воспитания тех сотен тысяч пленных гоминьдановцев, которые за последнее время влились в Народно-освободительную армию;

б) для подтягивания тылов и восстановления разрушенных железных дорог, питающих фронт;

в) для накопления патронов и снарядов из текущего производства, ибо запасов мало. Дело осложняется тем, что нужны боеприпасы для оружия американского, японского, чехословацкого и советского образцов;

г) нужно время также и для подготовки кадров по управлению районами Шанхая и Нанкина. Там мало продовольствия, надо запастись им. Мы не успеваем печатать деньги для этих районов…»

Судя по словам Мао Цзэдуна, войска Линь Бяо получили в Маньчжурии от советского командования не только японское трофейное оружие, но также оружие чехословацкого и советского производства. По понятным соображения, подчеркивал А. М. Ледовский, руководство КПК старалось это не афишировать. Мао Цзэдун в беседе 5 февраля 1949 г. сказал А. И. Микояну, что когда после капитуляции армии Фу Цзои в Бэйпин входили подразделения войск Линь Бяо, у них было полностью изъято «все советское вооружение и заменено американским вооружением». Мао Цзэдун сказал, что КПК хотела показать таким образом, «как Чан Кайши снабжает войска НОАК американской техникой»…

Здесь, конечно, сказывалось и постоянное стремление Мао Цзэдуна преуменьшать, если не сводить на нет, при всякой возможности, значение поддержки и помощи со стороны Сталина и СССР.

В беседах неоднократно поднимался вопрос о роли и помощи Коммунистической партии Китая со стороны Советского Союза и в предыдущие годы вообще, и в период подготовки НОАК к новому этапу военных действий в Китае в 1949 году.

В обобщенном виде этот вопрос рассматривался в беседе А. И. Микояна с Мао Цзэдуном 4 февраля 1949 года. При этой беседе присутствовали Чжоу Эньлай, Лю Шаоци, Чжу Дэ. В телеграмме в Москву о содержании этой беседы А. И. Микоян, в частности, писал: «Далее Мао Цзэдун подчеркнул, что Сов. Союз оказал и оказывает большую помощь КПК и за это последняя очень признательна ВКП(б). Китайская революция, продолжал Мао Цзэдун, является частью мировой революции. В связи с этим частные интересы должны подчиняться общим. Это мы всегда учитываем, когда обращаемся за помощью к Сов. Союзу. И если, предположим, Сов. Союз и не дал бы чего-либо, то мы не будем на него в обиде. Когда перед отъездом в Москву Ло Юнхуан (Так в тексте. По-видимому, имеется в виду Ло Жунхуань (1902–1963), в то время политкомиссар войск НОАК в Северо-Восточном Китае, первый политкомиссар 4-й полевой армии НОАК, впоследствии маршал.) спрашивал меня, как ставить вопрос о помощи нам со стороны Сов. Союза, я сказал ему, что не надо изображать положение так, что мы погибаем и что у нас нет своих возможностей, но подчеркнул, что нам желательно получить от вас соответствующую помощь, касающуюся Маньчжурии. С 1947 года и Линь Бяо часто запрашивал Москву об оказании помощи по тем или иным вопросам. Я, сказал Мао Цзэдун, дал указания Гао Гану о том, что за все, что мы берем у СССР, обязательно ему оплачивать и, кроме того, разрешать нехватку в тех или иных материалах за счет гоминьдановских районов. Китайские товарищи должны рационально использовать помощь Сов. Союза. Если бы не было помощи со стороны Сов. Союза, подчеркнул Мао Цзэдун, мы едва ли могли бы одержать нынешние победы. Это, однако, не значит, что мы не должны опираться и на свои собственные силы. Но нельзя и не считаться с тем фактом, сказал Мао Цзэдун, что военная помощь Сов. Союза в Маньчжурии, составляющая 1/4 всей Вашей помощи, играет весьма существенную роль».

В беседе 4 февраля 1949 года обсуждались также вопросы о формах связей между ВКП(б) и КПК, а также о кандидатуре будущего посла КНР в СССР. Мао Цзэдун подчеркнул, что «КПК нуждается во всесторонней помощи от ВКП(б). Нужно двух советников: одного по экономическим, другого по финансовым вопросам». Чжоу Эньлай, говоря о партийном советнике, сказал, что «по главным вопросам КПК хотела бы непосредственно связываться с ЦК ВКП(б)», и подчеркнул, что «основные вопросы будут решаться в Москве».

Таким образом, был сделан шаг к размежеванию межгосударственных и межпартийных отношений. Мао Цзэдун не пожелал иметь в Пекине представителя ЦК ВКП(б) по чисто партийным вопросам, то есть агента Сталина, который получил бы возможность общения не только и, может быть, не столько с Мао Цзэдуном, сколько с другими руководителями КПК, с аппаратом ЦК КПК. Это снимало вопрос о постоянном присутствии в Пекине ответственного работника ЦК ВКП(б), который как бы имел всегда доступ в ЦК КПК. Мао Цзэдун предполагал, что посольство не должно непосредственно заниматься связями между партиями. Возможно, Сталин на каком-то этапе и предпочел бы иметь представителя ЦК ВКП(б) в Пекине, хотя скорее всего тут он желал по форме идти навстречу любым пожеланиям Мао Цзэдуна, тем более что в будущем в этой связи мог встать вопрос о появлении в Москве на паритетной основе представителя ЦК КПК.

Мао Цзэдун в беседе с А. И. Микояном 4 февраля 1949 года предложил направить в Москву в качестве посла Ван Цзясяна. (Ван Цзясян (1906–1974), в то время член Бюро ЦК КПК по Северо-Восточному Китаю, с марта 1949 г. член ЦК КПК.) Характеризуя его, Мао Цзэдун сказал, что «в прошлом он допускал ошибки вместе с группой Ван Мина». Указав, что в 1937 году Ван Цзясян находился в Москве, Мао Цзэдун отметил, что «в июле 1937 года он вернулся к нам с указаниями Коминтерна, которые соответствовали нашей политической линии. Эти указания помогли нам в преодолении своих ошибок». А. И. Микоян ответил, что «у нас нет возражений по вопросу о кандидатуре будущего посла в Москве

Таким образом Мао Цзэдун ввел традицию назначать в качестве посла в СССР члена ЦК партии.

Советский дипломат, работавший в то время в Китае, А. М. Ледовский, характеризуя ситуацию, в частности, писал, что после завершения военных действий в Маньчжурии она стала служить главной тыловой базой обеспечения военных операций НОАК по овладению Северным Китаем и другими районами Китая. Необходимо было организовать переброску из Маньчжурии и через Маньчжурию из СССР оружия, боеприпасов, продовольствия и многого другого. Важнейшую роль в этом сыграло восстановление железнодорожных линий, ведущих в Северный Китай и далее к реке Янцзы. В этой работе участвовало большое число советских инженерно-технических работников — служащих КЧЖД. Советские железнодорожники, будучи высококвалифицированными специалистами широкого профиля, оказывали помощь коммунистическим властям в Маньчжурии в восстановлении не только железных дорог, но и многих других отраслей народного хозяйства.

Для координации работы по оказанию советской помощи по просьбе руководителя Северо-Восточного Бюро ЦК КПК Гао Гана, поддержанной Мао Цзэдуном, советское руководство в конце 1948 года направило в Маньчжурию группу советников-специалистов. Руководителем этой группы был назначен генерал И. В. Ковалев, который в годы Великой Отечественной войны был министром путей сообщения СССР.[99]

Руководители КПК в беседах с советскими представителями высоко оценивали работу, проделанную группой специалистов под руководством И. В. Ковалева. Еще до приезда А. И. Микояна в Китай Мао Цзэдун направил И. В. Сталину следующую телеграмму:

«Здравствуйте, товарищ Сталин!

Мы очень благодарим Вас за то, что Вы откомандировали к нам товарища Ковалева для оказания нам помощи по восстановлению железных дорог и других экономических работ!

При помощи товарища Ковалева и других советских товарищей пути сообщения железных дорог в Маньчжурии в основном уже восстановлены. Сейчас тов. Ковалев совместно с китайскими товарищами разработал план по восстановлению железных дорог всего Северного Китая, т. е. в области севернее от р. Янцзы, с протяжением более трех тысяч километров, на 1949 год. Если к зиме сего года этот план будет выполнен, тогда мы будем иметь 18000 километров железных дорог (включая сюда железные дороги в Маньчжурии), которые будут пущены в эксплуатацию. Для осуществления этого плана потребуется ряд самых необходимых материалов, также потребуются паровозы, машины, инструменты, масло и др. материалы для восстановления железных дорог в Северном Китае. Но, кроме того что мы можем себе обеспечить, мы нуждаемся в неотложной помощи с Вашей стороны, т. е. получить от Вас большую часть из этих материалов, тогда только сможем начать работу по восстановлению железных дорог.

Прилагая при этом два списка заказов материалов, в приобретении которых нам нужна Ваша помощь, как об этом указывалось выше, прошу Вас пересмотреть эти списки, и если мы сможем получить утверждение с Вашей стороны, а также если Вы распорядитесь скорейшим образом отпустить нам в порядке кредита и с возможной быстрой погрузкой и отправкой, то мы будем очень признательны Вам.

С Большевистским приветом и наилучшим пожеланием Вашему здоровью!

МАО ЦЗЭДУН

8 января 1949 г».[100]

В беседах в Сибайпо А. И. Микоян информировал руководителей КПК о том, что предпринимается в СССР для выполнения различных просьб китайской стороны.

1 февраля 1949 года в ходе беседы с А. И. Микояном Чжу Дэ и Чжоу Эньлай изложили целый ряд пожеланий и просьб. Весьма характерно, что Мао Цзэдун редко присутствовал в тех случаях, когда речь шла о просьбах к Москве; более того, Мао Цзэдун иной раз пытался создавать впечатление, что он и его подчиненные добиваются успехов сами, без какой бы то ни было помощи со стороны СССР. Реальная ситуация была иной. И Сталин, и Мао Цзэдун хорошо знали об этом.

А. И. Микоян после беседы 1 марта докладывал И. В. Сталину: «Мы, сказал Чжоу Эньлай, ощущаем большой недостаток в противотанковых орудиях, которых у нас всего 150 штук, в связи с чем мы хотели бы просить Сов. Союз дать нам некоторое количество противотанковых орудий. У нас неблагополучно и с танками. Имеющиеся танки — преимущественно легкие, самый тяжелый — 15 тонн. Под Сюйчжоу мы захватили до 70 танков, но в большинстве уже основательно потрепанных. У нас не хватает сырья, и мы хотели бы получить от Сов. Союза тротил для производства боеприпасов. Мы хотели бы просить Сов. Союз дать нам также специалистов и оборудование для производства вооружения, а также командировать советников по организации армии, по военно-учебным заведениям и организации тыла, включая промышленность вооружения.

Я ответил, что мы в принципе согласны помочь организацией производства вооружения и дать советников, по вопросу же о зенитных и противотанковых орудиях ничего сказать не могу и сообщу в Москву для рассмотрения. Далее Чжоу Эньлай сказал, что они хотели бы получить от нас стальные рельсы, газолин, около 5000 автомашин и ряд других машин и материалов, на что я ответил, что по всем этим заявкам надо войти с ходатайством в наше правительство».[101]

Вопросы, касавшиеся оказания помощи со стороны СССР, были чрезвычайно важны тогда для руководителей КПК. 2 февраля 1949 года Чжу Дэ и Жэнь Биши «особое внимание уделили вопросам промышленного развития Китая и сотрудничества в этом деле между Китаем и СССР. При этом особую роль в советско-китайском сотрудничестве они отводили Маньчжурии». В телеграмме об этой беседе А. И. Микоян, в частности, сообщил следующее:

«Жэнь Биши подчеркнул, что в своих народнохозяйственных планах они большое место уделяют Маньчжурии с целью превратить ее в кузницу обороноспособности страны. Она должна производить автомашины, самолеты, танки и другие виды вооружения. Гут же он сказал о том, что в промышленном освоении Маньчжурии они надеются на помощь со стороны Сов. Союза. Он назвал следующие формы этой помощи:

1) Совместные советско-китайские экономические объединения.

2) Займы от СССР.

3) Концессии, предоставляемые Сов. Союзу.

Жэнь Биши сказал, что помощь СССР нужна для эксплуатации таких редких ископаемых, как уран, магний, молибден и алюминий, которые находятся около Мукдена, Цзиньчжоу и в провинции Жэхэ. В свое время японцы вывезли одну тонну урана. Если эти ископаемые представляют интерес для Сов. Союза, то можно было бы поставить вопрос об их эксплуатации на совместных началах или предоставить специальную концессию Сов. Союзу.

Жэнь Биши подчеркнул, что промышленное освоение Маньчжурии требует высококвалифицированных специалистов. На Аньшаньском металлургическом комбинате они вынуждены пользоваться услугами японских специалистов. В связи с этим, сказал Жэнь Биши, мы просим дать нам из Сов. Союза не менее 500 специалистов по различным народнохозяйственным вопросам».

В беседе с А. И. Микояном 3 февраля 1949 года Лю Шаоци, касаясь вопроса о промышленном развитии Китая, заявил:

«Создание промышленной базы в освобожденном Китае немыслимо без помощи Советского Союза и стран народной демократии. Эта помощь должна сыграть решающую роль для нас. Мы представляем, что формами этой помощи могут быть:

1) Передача опыта социалистического переустройства хозяйства.

2) Снабжение нас соответствующей литературой, командированием к нам советников и техников по различным отраслям хозяйства.

3) Предоставление нам капиталов.

Мы считаем, что Советский Союз, страны народной демократии и Китай должны оказывать друг другу взаимную экономическую помощь. С помощью Советского Союза мы быстрее придем к социализму, если, конечно, не будем допускать ошибок. Для нас ясно, что без помощи Советского Союза мы не сможем восстановить Аньшаньский комбинат в Маньчжурии. В связи с этим мы хотели бы заранее знать возможные размеры помощи нам со стороны Советского Союза, чтобы предусмотреть ее в наших народнохозяйственных планах».

Мао Цзэдун был вынужден и сам во время заключительных бесед с А. И. Микояном 6 и 7 февраля поднять важнейшие вопросы, касавшиеся помощи со стороны Советского Союза Коммунистической партии Китая. Мао Цзэдун обратился к Москве с просьбой предоставить заем в размере 300 млн американских долларов и в счет этого займа поставить ряд необходимых материалов, машин и проч. Он упомянул, в частности, о поставках серебра для выпуска китайской твердой валюты, нефтепродуктов и 3000 автомобилей. В телеграммах об этих беседах говорилось: «Мао Цзэдун сказал, что 300 млн. — это наша потребность, мы не знаем, можете ли вы дать нам эту сумму, меньше или больше ее, но если и не дадите, то мы в обиде на вас не будем». «Он выразил пожелание получить названную сумму в течение 3 лет, начиная с 1949 года, равными долями, и сказал, что в будущем этот заем будет выплачен Китаем вместе с начислением соответствующего процента».

«До сих пор, — говорил Мао Цзэдун, — мы получали вооружение бесплатно. Но нам известно, что в производство советского вооружения вложен труд советских рабочих, который следует оплатить». По словам Мао Цзэдуна, ЦК КПК уже подготовил список потребных машин и материалов, однако неизвестна их общая стоимость и будет ли она укладываться в заем. Не ясен вопрос о том, чем должен оплачиваться этот заем. Мао Цзэдун сказал, что если вопрос о займе решится положительно, то ЦК КПК направит в Москву делегацию для подписания соответствующего соглашения. Он выразил также пожелание послать в СССР группу работников для ознакомления с работой советских банков».

В ходе бесед в Сибайпо А. И. Микоян обсуждал с Мао Цзэдуном и другими руководителями КПК целый ряд проблем внешней политики.

А. М. Ледовский отмечал в этой связи, что содержание обмена мнениями по вопросу о советско-китайском договоре и соглашениях 1945 года было частично изложено в Записке А. И. Микояна. Представляется, однако, важным привести полностью запись беседы А. И. Микояна с Мао Цзэдуном по этому вопросу, которая содержалась в его телеграмме в Москву в то время.

В телеграмме говорилось:

«О СОВЕТСКО-КИТАЙСКОМ ДОГОВОРЕ

По вопросу о советско-китайском договоре я сказал, что мы считаем советско-китайский договор о Порт-Артурском районе неравным договором, заключенным для того, чтобы помешать сговору Гоминьдана с Японией и США против СССР и освободительного движения в Китае. Этот договор, сказал я, принес известную пользу освободительному движению в Китае, но теперь, с приходом к власти китайских коммунистов, обстановка в стране в корне меняется. В связи с этим, продолжал я, у Советского правительства имеется решение отменить этот неравный договор и вывести свои войска из Порт-Артура, как только будет заключен мир с Японией. Но если китайская компартия, сказал я, сочтет целесообразным немедленный вывод войск, то СССР готов пойти на это. Что касается договора (Так в тексте. Правильно: соглашения.) о Китайско-чанчуньской железной дороге, то мы не считаем его неравным договором, так как эта дорога была построена главным образом на средства России. Возможно, сказал я, что в этом договоре принцип равноправия не вполне проведен, но мы готовы обсудить этот вопрос и решить его с китайскими товарищами по-братски.

Оценка договора как неравноправного была настолько неожиданной для Мао Цзэдуна и членов Политбюро, что вызвала у них откровенное удивление. После чего Мао Цзэдун и члены Политбюро почти враз заговорили о том, что сейчас не следует выводить советские войска из Ляодуна и ликвидировать базу в Порт-Артуре, так как этим мы только поможем США. Мао Цзэдун заявил, что вопрос о выводе войск из Ляодуна мы будем держать в секрете и что договор можно пересмотреть только тогда, когда в Китае будет разбита политическая реакция, народ будет мобилизован в наступление на иностранный капитал с целью его конфискации, когда с помощью Советского Союза “мы приведем себя в порядок”. Китайский народ, сказал Мао Цзэдун, благодарен Сов. Союзу за этот договор. Когда мы окрепнем, тогда “вы уйдете из Китая” и мы заключим советско-китайский договор о взаимопомощи наподобие советско-польского договора.

Далее Мао Цзэдун сказал, что в определении принадлежности имущества КЧЖД наблюдаются мелкие неполадки, которые можно разрешать на месте. Например, гоминьдановские войска забрали часть предприятий КЧЖД, а с приходом НОА они были последней вновь переданы КЧЖД. В народе говорят, что гоминьдановцы взяли эти предприятия согласно советско-китайскому договору, а НОА, как бы в нарушение договора, отдает их КЧЖД. Мао Цзэдун высказался за то, чтобы Гао Ган и Ковалев И. разобрались в этом вопросе и доложили КПК и ВКП(б)».

А. М. Ледовский отмечал, что важное место в беседах заняли такие темы, как перспективы развития политической и экономической ситуации в Китае, политика КПК в городе и в деревне, ее отношение к различным социальным группам и партиям, к иностранному капиталу.

В Записке А. И. Микояна отмечалось, что еще в 1947 и 1948 годах выявились определенные расхождения в подходах Москвы и ЦК КПК к вопросу о роли различных партий Китая (кроме КПК) в политической жизни страны на заключительном этапе внутренней войны и после ее завершения. Напомним, что в Записке А. И. Микояна приводился фрагмент из телеграммы Сталина в ЦК КПК от 20 апреля 1948 года. Представляется весьма существенным привести опущенную в Записке часть телеграммы Сталина. В ней говорилось: «Надо иметь в виду, что китайское правительство после победы Народно-освободительной армии Китая, будет по своей политике, по крайней мере в период после победы, длительность которого сейчас трудно определить, национальным революционно-демократическим правительством, а не коммунистическим.

Это значит, что не будут пока что осуществлены национализация всей земли и отмена частной собственности на землю, конфискация имущества всей торговой и промышленной буржуазии от мелкой до крупной, конфискация имущества не только крупных землевладельцев, но и средних и мелких, живущих наемным трудом. С этими реформами придется подождать на известный период.

К Вашему сведению, — писал далее Сталин, — в Югославии кроме коммунистической партии существуют другие партии, входящие в состав народного фронта».[102]

Вопрос о содержании и перспективах политики КПК неоднократно затрагивался и в беседах в Сибайпо. В Записке А. И. Микояна отмечалось, что он обратил внимание лидеров КПК на слабость позиций партии в городах и передал соображения руководства ВКП(б) о том, что скорейшее занятие больших городов обеспечит КПК «пролетарскую основу». В телеграммах в Москву из Сибайпо А. И. Микоян сообщил, что руководители КПК отмечали отсутствие у кадров партии опыта работы в городах. В одной из бесед Мао Цзэдун говорил о том, что на протяжении последних 20 лет в руках КПК не было крупных городов, что впервые она получила, благодаря Советской армии, такие крупные центры, как Харбин.[103]

Другие руководители КПК, говоря об отсутствии опыта и ясной политики в городах, рассказывали А. И. Микояну о том, что поначалу в ряде городов новые власти «передали в руки рабочих конфискованные торговые предприятия, они делили между собой товары этих предприятий, распродавали их, а помещения разбирали». В ответ на информацию и запросы А. И. Микояна по итогам бесед из Москвы поступило несколько телеграмм и по вопросам политики в городах. В этих телеграммах Сталин высказал ряд рекомендаций и обращал внимание руководства КПК на необходимость усиления работы среди рабочих, а также среди молодежи, женщин, подчеркивал необходимость ускоренной подготовки соответствующих кадров. По вопросам политики в отношении рабочих в одной из телеграмм из Москвы рекомендовалось «не запрещать забастовок, иначе КПК лишится доверия рабочих». В телеграмме в Москву о беседе 5 февраля 1949 года А. И. Микоян сообщал, что этот совет «вызвал заметное недоумение у Мао Цзэдуна и у присутствовавших членов Политбюро». В целом же, писал А. И. Микоян, телеграммы из Москвы с советами по упомянутым вопросам (о рабочих, молодежи и др.) «произвели хорошее впечатление. Во время их изложения Мао Цзэдун и члены Политбюро дружно поддакивали, и Мао Цзэдун сказал, что советы будут выполнены». Особо обсуждались вопросы об отношении к иностранному капиталу и к национальной буржуазии. По поручению Сталина А. И. Микоян заявил руководителям КПК: «По вопросам иностранной собственности мы придерживаемся того мнения, что надо национализировать собственность японскую, французскую и, по возможности, английскую. В отношении американской собственности надо вести осторожную политику, чтобы создавать у американцев мнение, что их интересы будут учтены новыми {коммунистическими} властями».

В беседе с Лю Шаоци, состоявшейся 3 февраля 1949 года, большое внимание было уделено вопросу об отношении к национальной буржуазии. «Лю Шаоци заявил, — говорилось в телеграмме А. И. Микояна об этой беседе, — что они будут проводить конфискацию предприятий компрадорской буржуазии под видом конфискации бюрократического капитала. Что касается частных предприятий национальной буржуазии, то через 1–2 года можно поставить вопрос об их судьбе в плане национализации». На это А. И. Микоян сказал: «Осторожная политика в отношении национальной буржуазии является правильной. Пока не следует говорить о национализации ее предприятий. Лучше присмотреться к ней и, когда власть окрепнет, поднять вопрос о ней»… Лю Шаоци выразил полное согласие.

В той же беседе Лю Шаоци говорил: «Основной вопрос нашей политики — это вопрос о том, куда пойдет Китай. Самой сложной проблемой для Китая является вопрос о мелких товаропроизводителях: пойдут ли они по кооперативному пути, то есть к социализму, или к капитализму. Мы всегда помним указания Ленина, — подчеркнул Лю Шаоци, — о том, что мелкобуржуазное хозяйство является источником, порождающим капитализм…

Наша цель — это постепенный переход к социализму путем усиления планового начала в хозяйстве. Переход к социализму будет носить длительный характер по времени и ожесточенный по борьбе. У нас также встанет вопрос кто — кого, как в свое время его ставил Ленин.

По нашим подсчетам, для полного наступления на капиталистические элементы в нашем хозяйстве придется переждать 10–15 лет, после чего мы возьмемся за передачу промышленных и торговых предприятий в руки государства и этим самым ускорим движение Китая к социализму.

Перевод сельского хозяйства на социалистические рельсы, — сказал Лю Шаоци, — мы мыслим только лишь при условии подведения индустриальной базы под сельское хозяйство».

Характеризуя различные тенденции в партии в отношении общих перспектив политики КПК, Лю Шаоци говорил: «Во-первых, в партии есть люди, которые считают, что надо всемерно развивать капитализм и опираться на него. По существу это означает уступку капиталистическим элементам, капитуляцию перед капитализмом. Эти люди хотят создать из Китая обычное буржуазное капиталистическое государство, т. е. восстановить полуфеодальные и буржуазные порядки. Во-вторых, в партии есть люди, которые склонны по-левацки, авантюристически поспешно строить социализм. Эта тенденция выражается в том, что кое-кто составляет необоснованные планы, не учитывая наших возможностей. В результате эти тенденции наносят вред союзу рабочего класса с крестьянством. Надо, — сказал Лю Шаоци, — решительно бороться с этими тенденциями, и в этом отношении мы просим советов со стороны СССР».

Существенно отметить и рекомендации Сталина в отношении национальной политики КПК. В Записке А. И. Микояна уже приводились данные об обсуждении в Сибайпо вопросов о Монголии и о Синьцзяне. В то же время в ней опущены упоминания о рекомендациях Москвы относительно общих принципов будущей национальной политики КНР. В телеграмме в Москву о беседе с Мао Цзэдуном 4 февраля 1949 года А. И. Микоян писал: «Я передал Мао Цзэдуну, что наш ЦК не советует Китайской компартии чересчур размахиваться в национальном вопросе путем предоставления независимости национальным меньшинствам и тем самым уменьшения территории Китайского государства в связи с приходом к власти китайских коммунистов. Следует дать национальным меньшинствам автономию, не независимость.

Мао Цзэдун обрадовался этому совету, но по его лицу было видно, что он не собирался давать независимость кому бы то ни было».

В заключительной беседе с А. И. Микояном 7 февраля 1949 года Мао Цзэдун изложил свой общий подход к вопросам экономической политики КПК после ее прихода к власти. Он, в частности, заявил: «В Китае имеется 90 миллионов крестьянских дворов, объединяющих 360 миллионов человек, среди них 10 процентов (Так в тексте. По-видимому, это опечатка. В то время, по оценкам, принятым в КПК, бедняки составляли 60–70 % населения деревни. — А. М. Ледовский. (Можно также предположить, что Мао Цзэдун имел в виду только беднейшее крестьянство, упоминая о 10 %.)) бедняков — союзников рабочего класса. Руководство принадлежит пролетариату. Крестьянству мы дали землю, но не дали товаров, в которых оно нуждается и которых у нас нет. Если мы не разовьем промышленность, то не обеспечим крестьян товарами, а значит, потеряем руководство ими.

Мы рады тому, что СССР оказывает нам горячую поддержку и помощь, но нельзя победить, надеясь только на помощь извне. Поэтому, защищая интересы рабочих, через профсоюзы, через вмешательство государства и торговлю с целью снижения цен путем продажи зерна, топлива и товаров для рабочих и городского населения, защищая бедняков в деревне путем вовлечения их в производственную и сбытовую кооперацию, мы должны также дать возможность развиваться и частным предприятиям. Мы намерены использовать два лозунга Сунь Ятсена:

1. Ограничение капитала путем контроля.

2. Вытеснение ростовщического капитала, который вреден народу.

Мы считаем возможным и необходимым разрешить свободную конкуренцию на внутреннем рынке Китая. Мы должны, поскольку мы еще слабы и отсталы в экономическом отношении, использовать частный капитал, но не допуская здесь торопливости». Далее Мао Цзэдун сказал, что при наличии более высокого уровня промышленного и общего экономического развития дореволюционной России Советскому Союзу потребовалось 12 лет перехода к социалистическому преобразованию сельского хозяйства. В Китае, по словам Мао Цзэдуна, при его экономической отсталости, переходный период будет тоже длительным. «Для сокращения переходного периода, — заявил Мао Цзэдун, — мы будем нуждаться в экономической помощи. Мы считаем возможным получить эту помощь только от СССР и стран новой демократии. Нам необходим заем на 3 года (1949 — 1951 гг.) на сумму 300 млн американских долларов, по 100 млн долларов в год с оплатой процентов. Мы хотели бы получить заем частично оборудованием, нефтью и др. товарами, а также серебром, необходимым нам для укрепления юаня».

По просьбе Мао Цзэдуна А. И. Микоян провел ряд многочасовых бесед с членами Политбюро ЦК КПК по вопросам экономического положения в Китае и экономической политики КПК. После этого многие проблемы обсуждались с участием Мао Цзэдуна. По итогам этих обсуждений А. И. Микоян в телеграмме в Москву сообщил: «Необходимо отметить, что члены Политбюро, с которыми я беседовал, вполне компетентны и держат себя уверенно в вопросах общеполитических, партийных, в крестьянском вопросе и в общеэкономических вопросах. Однако очень слабо подкованы в хозяйственных вопросах. Они имеют очень смутное представление о промышленности, транспорте, банках. Например, не имеют никаких данных о японской собственности, конфискованной после войны Гоминьданом, не знают, какие важнейшие иностранные предприятия имеются в Китае и каким государствам они принадлежат. Не имеют также сведений о деятельности иностранных банков в Китае… Они не знают также, какие предприятия принадлежат бюрократическому капиталу, которые они хотят конфисковать, сколько их находится на освобожденной территории и в каком состоянии…Все их хозяйственные планы носят характер общих установок без попытки конкретизации даже в отношении того, что находится под их властью в освобожденных районах. Сидят в глухой деревне и оторваны от действительности… В процессе беседы выяснилось, что у них нет конкретных планов относительно того, что они собираются взять в свои руки в качестве экономической опоры государства (крупные банки, крупная промышленность и другие)».

А. И. Микоян предложил руководителям КПК представить в Москву свои конкретные заявки на предмет получения от СССР соответствующей помощи. Мао Цзэдун просил ускорить осуществление различных поставок по предыдущим заявкам КПК, связанным с решением задач оперативного характера. Для заключения соглашения о займе и обсуждения других проблем, возникавших в ходе быстро развивавшихся событий, руководство КПК, сказал Мао Цзэдун, имеет в виду через некоторое время направить в Москву специальную делегацию.

Как отмечалось в приведенной выше телеграмме Мао Цзэдуна Сталину от 8 января 1949 года, китайское руководство просило ускорить рассмотрение и осуществление поставок по предыдущим заявкам КПК. Для обсуждения вопросов дальнейшей экономической и военной помощи, а также вопроса о займе, как отмечалось в ряде бесед и соответственно в телеграммах А. И. Микояна в Москву, руководство КПК намеревалось направить в СССР специальную делегацию.

Такая делегация во главе с секретарем ЦК КПК Лю Шаоци посетила Москву в секретном порядке в июне-июле 1949 года и вела переговоры со Сталиным и другими советскими руководителями.[104]

Русский историк-китаевед С. Н. Гончаров в беседе с И. В. Ковалевым поставил следующий вопрос:

«Начиная с 50-х годов китайские руководители, а вслед за ними и историки, журналисты стали часто упоминать один эпизод, связанный с поездкой Микояна. По их утверждениям, во время бесед с Мао Цзэдуном советский представитель по поручению Сталина посоветовал не развивать дальнейшее наступление против Чан Кайши на Юге Китая, не форсировать реку Янцзы и остановиться на ее северном берегу. Давая свое объяснение подобной рекомендации Сталина, китайцы приводят несколько главных возможных причин ее появления на свет: недооценку советским лидером потенциала китайской революции, неверие в возможность быстрой и окончательной победы в гражданской войне; боязнь того, что в случае наступления коммунистов на Юге Соединенные Штаты открыто вмешаются в конфликт на стороне Чан Кайши, что в свою очередь способно было привести к развязыванию третьей мировой войны; высказывались и предположения о том, что Сталин вообще не был заинтересован в создании единого мощного Китая под контролем коммунистов, что он хотел раздробить эту страну, сохранив Юг за Чан Кайши, чтобы затем утверждать советское влияние, используя противоречия между Севером и Югом. Вполне понятно, что все эти версии вызывали в Китае крайне негативное отношение, неприятие. До сих пор в КНР идут дискуссии по данному вопросу, причем одни специалисты утверждают, что Микоян вообще не говорил ничего подобного, другие же продолжают утверждать, настаивать на том, что сталинские рекомендации все же были им изложены. Что вы можете сказать по этому вопросу, как один из немногих непосредственных участников переговоров?»[105]

Отвечая на вопрос С. Н. Гончарова, И. В. Ковалев говорил следующее:

«Да, я действительно участвовал во всех переговорах А. И. Микояна с китайскими руководителями. Они продолжались неделю и проходили в уже упоминавшейся деревне Сибайпо, около города Шицзячжуан. Сначала Микоян, по просьбе китайских товарищей, сделал доклад о международной обстановке. Затем начались переговоры, затрагивавшие в основном вопросы советского содействия в восстановлении и развитии экономики нового Китая. Насколько помню, никаких советов о том, чтобы прекратить наступление против Чан Кайши на берегах Янцзы, Микоян не излагал.

Это вовсе не значит, что во время переговоров не возникало острых ситуаций или разногласий. Так, например, Мао Цзэдун, ссылаясь на мнение некоей “руководительницы революционного крыла партии Гоминьдан”, сообщил, что там бытует мнение о необходимости добиваться от Советского Союза выполнения двух условий: безвозмездного возвращения Китаю советской доли имущества Китайской Чанчуньской железной дороги (бывшей КВЖД) и согласия СССР на включение Монгольской Народной Республики в состав Китая. По словам Мао, в случае выполнения этих условий левое крыло Гоминьдана готово было порвать с Чан Кайши и заключить с коммунистами союз для борьбы против него. Микоян, насколько я помню, ответил, что он не уполномочен обсуждать подобные проблемы. Есть основания полагать, что ссылкой на “руководительницу революционного Гоминьдана” Мао и другие китайские руководители прикрывали собственные позиции, позднее они не раз возвращались к упомянутым выше вопросам.

Что касается вопроса о сталинских рекомендациях относительно наступления китайских коммунистов на юге страны, то мне доподлинно известно следующее. В апреле 1949 года (то есть накануне переправы через Янцзы) Сталин, в ответ на запросы китайских руководителей и мою информацию, прислал Мао пространную телеграмму, имевшую очень большое значение. В основном там излагались советы, как лучше организовать различные стороны жизни Нового Китая; в разделе седьмом этой телеграммы Сталин давал свою оценку военно-политической ситуации в стране.

Сталин подчеркивал, что хотя военные успехи Народно-освободительной армии Китая (НОАК) являются блестящими, кампанию против Чан Кайши ни в коем случае нельзя считать завершенной. По мнению Сталина, “англо-франко-американцы” страшатся того, что выход НОА к границам сопредельных с Китаем стран создаст в них, а также на занимаемых чанкайшистами островах революционную ситуацию. В этих условиях они могут пойти на любые меры — от блокады до вооруженных столкновений с Китаем для того, чтобы сохранить острова и Азию. Сталин отмечал, что особенно возросла опасность высадки англо-американских войск в тылу у главных сил НОАК, ушедших на юг. В связи с этим Сталин излагал три рекомендации, которые я сейчас приведу дословно, по тексту документа:

“а) Не торопиться и серьезно подготовить поход НОА на юг для выхода к границам с соседними странами.

б) Выделить из главных сил НОА, идущих на юг, две хорошие армии, перебросить их в районы портов, пополнить и держать в готовности для предупреждения войск врага.

в) Не сокращать пока войска НОА”.

Как видим, Сталин здесь не ведет речь о том, чтобы пресечь наступление НОАК на юге, он лишь рекомендует, как лучше его организовать.

Мне неизвестно о каких-то других рекомендациях Сталина остановить наступление. Возможно, позже китайцы ошибочно приписали вышеупомянутые советы ко времени визита Микояна. Сейчас трудно сделать окончательные выводы, это станет реальным, когда откроются архивы».[106]

В КНР дали свою трактовку поездки А. И. Микояна в Китай в начале 1949 года. При этом, прежде всего, утверждалось, что «Сталин послал Микояна в Китай за тем, чтобы выслушать мнение Мао Цзэдуна».[107]

Ход событий при этом интерпретировался так: в апреле 1948 года Мао Цзэдун с частью учреждений ЦК КПК перебазировался в провинцию Хэбэй. Приближалась победа во внутренней войне против армии Китайской Республики. Полагая, что существовали важные вопросы, которые требовалось обсудить при личной встрече со Сталиным, Мао Цзэдун принял решение совершить поездку в Советский Союз. Он предполагал сначала добраться на автомашине до советско-китайской границы, откуда и направиться в Москву.

Однако оказалось, что Сталин придерживался иного мнения.

В ответ на предложение Мао Цзэдуна и его просьбу о встрече Сталин прислал телеграмму, в которой говорилось о том, что в решающий момент в ходе революционной войны в Китае Мао Цзэдуну было бы нецелесообразно покидать свой пост. Если же имелась необходимость обсудить важные вопросы, то Сталин предполагал направить в Китай одного из членов своего Политбюро в качестве полномочного представителя, чтобы этот представитель выслушал мнение Мао Цзэдуна; Сталин также выражал надежду на то, что Мао Цзэдун еще раз обдумает свое предложение.

Мао Цзэдун принял предложение Сталина.

В мае того же года Мао Цзэдун обосновался в деревне Сибайпо уезда Фупин провинции Хэбэй и был готов принять гостя из Советского Союза. Однако обстановка в ходе боев осложнилась. Учитывая возросшую опасность, советская сторона предпочла отложить визит.

В декабре 1948 года Сталин переслал Мао Цзэдуну письмо, которое правительство Китайской Республики направило правительству СССР. В этом документе содержалась просьба к СССР выступить в качестве посредника с тем, чтобы добиться приостановки войны между войсками правительства Китайской Республики и войсками Мао Цзэдуна, прекратить внутреннюю войну. В письме имелись выражения такого рода: «братоубийственная война», «все еще» существующая необходимость «оборонить страну от агрессии». Эти выражения трактовались как просьба к советской стороне уговорить КПК отказаться от ведения войны.

Однако Сталин, учитывая военный перевес сил КПК, не поддался на удочку Чан Кайши. Правда, советское правительство ограничилось только тем, что передало письмо (текст письма на русском языке) КПК и при этом не выразило своего мнения. Ши Чжэ перевел текст письма на китайский язык и передал его Мао Цзэдуну.

Иначе говоря, в материалах, которые опубликованы в КНР, их авторы старались создать впечатление, что Сталин как бы отстранился от того, чтобы занять определенную позицию, особенно позицию поддержки в общем и целом действий Мао Цзэдуна. Судя по приведенным выше документам, это сознательное и намеренное искажение фактов.

Китайские авторы также отмечали, что, получив перевод письма правительства Китайской Республики правительству СССР, Мао Цзэдун только чуть улыбнулся и не придал этому значения.[108]

Далее утверждалось, что только тогда, когда в январе 1949 года войска КПК взяли Тяньцзинь, уничтожили противника под Баодином и обстановка на фронтах прояснилась и стала устойчивой, Сталин послал А. И. Микояна с секретной миссией в Китай. С А. И. Микояном поехали замминистра путей сообщения СССР, ответственный за восстановление КЧЖД И. В. Ковалев, китаевед Е. Ф. Ковалев и сотрудник охраны.

А. И. Микоян был членом Политбюро ЦК партии, заместителем председателя Совета Министров СССР. Это была импозантная фигура. Он вылетел с советского аэродрома в Дальнем и приземлился в Шицзячжуане. Его встретили Ши Чжэ и Ван Дунсин, которые и препроводили А. И. Микояна в Сибайпо. По пути А. И. Микоян неоднократно требовал остановить автомашину, заходил в дома простых крестьян, разговаривал с мужчинами и женщинами, со старыми и малыми. Он и не старался держать в секрете свою миссию.

Будучи обеспокоен этим, Ши Чжэ пытался остановить А. И. Микояна, а затем, увидев тщетность своих попыток, спросил: «Если вы хотите сохранить поездку в тайне, почему вы бегаете куда попало и демонстрируете себя?»

А. И. Микоян ответил: «Да разве тут у вас что-либо может быть сохранено в тайне?! Думаю, что завтра-послезавтра агентство Рейтер, или ЮПИ, или другое телеграфное агентство передаст сообщение об этой поездке: причем они не только будут рассказывать о том, что я посетил Китай, но, вероятно, станут утверждать, что русские дьяволы занимаются в Китае подрывной деятельностью. А раз это так, то к чему все эти меры предосторожности?»

Ши Чжэ дал ему свои разъяснения, но А. И. Микоян их не слушал. Однако спустя два года А. И. Микоян, встретившись с Ши Чжэ, принес свои извинения: «Вплоть до настоящего времени ни одно иностранное информационное агентство, ни Рейтер, ни ЮПИ, так и не опубликовало сообщения о моей поездке в Шицзячжуан и Сибайпо. Это свидетельствует о том, что вы действительно пустили глубокие корни в массах и народ верит вам, слушается вас, идет за вами. Ваши сила и влияние являются беспримерными. Вы знаете, этого мы в СССР добиться не можем. Если у нас где-нибудь появится иностранец, это сразу же становится известно во всей округе».

А. И. Микоян находился в Сибайпо неделю. В общей сложности он три полных дня провел в беседах с пятеркой: Мао Цзэдун, Лю Шаоци, Чжоу Эньлай, Чжу Дэ, Жэнь Биши. Остальное время заняли отдельные беседы, отдых, развлечения.

По приезде А. И. Микояна в Сибайпо Мао Цзэдун принял его и представил секретарей ЦК КПК. А. И. Микоян, со своей стороны, передал приветы от Сталина и всех членов Политбюро ЦК ВКП(б), пожелания Компартии Китая добиться скорейшей победы, полностью освободить Китай. Затем он вручил Мао Цзэдуну подарок Сталина — отрез шерстяной материи. При этом А. И. Микоян сказал, что Сталин проявляет большую заботу о развитии революции в Китае и «направил меня сюда для того, чтобы выслушать ваше мнение. Я доложу по возвращении Сталину о том, что будет вами сказано; принимать же решения будет Сталин».

На следующий день начались официальные переговоры, в ходе которых говорил главным образом Мао Цзэдун. Чжоу Эньлай, Жэнь Биши бросали реплики, делали некоторые пояснения. Мао Цзэдун подряд говорил целых три дня, то есть 1, 2 и 3 февраля 1949 года.

Мао Цзэдун высказал следующие соображения:

Вплоть до настоящего времени революция в Китае развивается довольно быстро, относительно быстро развивается и военная ситуация. Возможно, тут не понадобится слишком много времени. Иначе говоря, очевидно, потребуется меньше времени, чем мы предполагали ранее, и мы сможем форсировать реку Янцзы, а дальше окажется возможным развивать наступление на юг. Предполагаем, что после переправы через реку Янцзы нам не понадобится особенно много времени, как мы уже окажемся в состоянии взять Нанкин, овладеть Шанхаем и другими большими и важными городами. После овладения несколькими важными городами южнее реки Янцзы мы не ожидаем, что у врага сохранятся какие-либо значительные реальные силы.

Мао Цзэдун продолжил:

Наша армия обладает сильной волей, ее боевой дух высок. Главные особенности нашей армии: хороший классовый состав, высокая сознательность; бойцы и командиры относительно молоды, подвижны. Они полны энтузиазма, обладают высокой боеспособностью. Они не только способны преодолевать трудности, есть, как говорится, горькое, они способны также развивать свои преимущества, инициативу и гибкость при принятии решений и в действиях. Поэтому, при том условии, что руководство будет на высоте, если мы в области стратегии, в тактике, в оперативном плане не допустим больших ошибок, у нас есть гарантия того, что мы одержим полную победу.

Мао Цзэдун подчеркнул:

Наши лозунги, наши политические установки целиком и полностью отвечают интересам и требованиям широких народных масс, люди их поддерживают, они им нравятся. По всей стране массы рабочих и крестьян, а также и слои передовой интеллигенции, образованных людей, выступают вместе с нами. Реакционные элементы из числа последних, то есть из числа интеллигенции, образованных людей, большей частью уходят с Гоминьданом, или на Тайвань, или за границу. Можно сказать, что сегодня сердца людей обращены к нам, симпатии народа на нашей стороне. Это благоприятные условия и прекрасная возможность для того, чтобы мы целиком и полностью разгромили Чан Кайши, Гоминьдан. «Надо ловить момент, больше такой возможности может не быть!» Нельзя упустить такой случай. А ведь и в действительности дело обстояло именно таким образом: после того, как в 1947 году армия Чан Кайши захватила Яньань, мы, находясь тогда в Северной части провинции Шэньси, в октябре того же года выбросили лозунг, призыв: «На Нанкин, живьем взять Чан Кайши!»; а вслед за тем мы бросили еще один лозунг, еще один призыв: «Форсировать реку Янцзы, освободить весь Китай!» Вот наши стратегические руководящие лозунги, причем мы должны будем постепенно претворить их в жизнь. Когда мы оставляли Яньань, то говорили: он захватил Яньань, а мы сумеем взять Нанкин. Наши методы в отношении Чан Кайши: действовать острием против острия, не уступать ни пяди земли.

Вслед за тем Мао Цзэдун проанализировал три проблемы, которые стояли тогда перед КПК:

Во-первых, проблема создания новой политической власти после победы в войне. На повестку дня уже встали такие вопросы, как характер этой власти, ее формы, структура, наименования органов власти. Эти вопросы уже обсуждались в партии. Прежде всего, кратко охарактеризовать существо этой власти можно следующим образом: это демократическая диктатура народа на основе союза рабочих и крестьян, причем ее сутью является не что иное, как диктатура пролетариата. Однако когда речь идет о таком государстве, как наше, то тут наиболее подходящим, наиболее рациональным и лучше всего эмоционально воспринимаемым будет именно такое наименование, как демократическая диктатура народа.

Далее стоит вопрос о структуре, о составных частях этой власти. Мы полагаем, что она должна представлять собой коалиционное правительство. Формально она не будет именоваться так, но по своей сути это должно быть именно коалиционное правительство. В настоящее время в Китае помимо Коммунистической партии существуют также несколько различных демократических партий и организаций, некоторые из них сотрудничают с нами на протяжении многих лет. Хотя они и не могут считаться мощными организациями, да они и не многочисленны, хотя они и не обладают каким-либо влиянием ни в массах рабочих и крестьян, ни в вооруженных силах, однако они пользуются определенным влиянием и в кругах интеллигенции, и среди наших соотечественников за рубежом. Мы намерены продолжать сплачивать их, проявлять о них заботу, оставить для них некоторые посты в правительственных учреждениях. Однако руководящая власть в государстве должна находиться в руках Коммунистической партии Китая. Это определено и не подлежит пересмотру, тут недопустимы какие бы то ни было колебания.

Окажется ли возможным сплотить людей и добиться единства действий, если речь идет о такого рода власти, имеющей коалиционный характер? Это вопрос практических действий, это вопрос, касающийся методов работы и создания определенных структур. С одной стороны, структуры, порядок можно постепенно создавать и совершенствовать, оздоровлять; методы работы тоже можно в процессе работы постепенно согласовывать и совершенствовать. Что же касается трудностей и трений, возникающих в ходе работы, то они непременно будут появляться, однако их также непременно можно преодолевать и улучшать ситуацию. Одним словом, структура правительства в основном будет такой, как об этом только что было сказано. Коммунистическая партия Китая — это ее ядро, ее костяк. Новая власть должна непрестанно усиливать и расширять сферу работы, направленной на обеспечение единого фронта.

Во-вторых, непосредственно после победы встает именно такая задача, как восстановление производства и экономическое строительство. Как только закончится войнами тут же не только должны взяться за восстановление производства, но и должны создавать совершенно новую, современную, мощную экономику страны. Тут не обойдешься выдвижением неких лозунгов, призывов; эту задачу невозможно выполнить принятием нескольких решений. Здесь необходима правильная политика. Мы сейчас как раз изучаем в качестве подспорья для себя опыт двукратного восстановления хозяйства в Советском Союзе (после Октябрьской революции 1917 года и после окончания Второй мировой войны). Население Китая составляет 500 миллионов человек. Только на словах легко привести это население в движение, организовать и упорядочить. Перед нами в настоящее время стоит именно следующая актуальная задача: мы должны решить вопросы, касающиеся обеспечения народа одеждой, питанием и жильем, а также вопросы, касающиеся налаживания производственного строительства.

Мао Цзэдун указал:

Народные массы обладают героической силой, стой могучей, силой наиболее надежной и непобедимой. Наши профессиональные организации рабочих, организации женщин, молодежные организации в годы войны сыграли огромную роль. Они могут также сыграть еще более полноценную и великую роль в производственном строительстве. В настоящее время в масштабах всей страны массы еще не организованы в полной мере, а это ставит перед нами очень трудную задачу. Что же касается нынешних форм, то у рабочего класса есть собрания представителей рабочих и служащих, у женщин есть федерации женщин; что же касается молодежи, то тут речь идет почти о половине населения всей страны, поэтому помимо такой формы организации, какую представляет собой союз молодежи, пожалуй, надо будет создавать и развивать другие подобные организации, а именно такие, как федерация студентов и прочие формы молодежных организаций.

А. И. Микоян здесь вставил свое слово:

Не приведет ли создание нескольких различных молодежных организаций к распылению и даже расколу сил молодежи? Не вызовет ли это противоречия и трения в работе с молодежью? Не лучше ли было бы иметь для молодежи только одну организацию, что облегчило бы организацию молодежи, упорядочение ее рядов, руководство ею?

Мао Цзэдун помрачнел:

В Китае молодежи более ста миллионов. Как же можно загнать их в один загон с помощью одной только организации? А если даже мы их всех загоним в один такой загон, то как с ними работать? Формы и методы работы с молодежью должны быть соответствующими, должны быть гибкими, поэтому вполне естественно, что тут необходимо также гарантировать, что молодые люди сыграют при этом должную роль.

А. И. Микоян поспешил заявить:

Я приехал только за тем, чтобы послушать, только со своим ухом; у меня нет права высказывать мнение.

В дальнейшем А. И. Микоян больше не вставлял свои реплики, когда говорил Мао Цзэдун.

В-третьих, анализируя проблемы, стоявшие тогда перед КПК, Мао Цзэдун остановился на вопросе об армии.

Далее он рассуждал о международных проблемах и об общем курсе внешней политики Китая. При этом он привел образное сравнение. С его точки зрения, сначала следовало подмести и прибраться в своем доме и только затем приглашать в него гостей.

Мао Цзэдун говорил:

В нашем доме сейчас довольно много мусора. Так получилось в силу того, что империалистические элементы натоптали там своими железными копытами. И если допустить, чтобы некие бесцеремонные, ничего не смыслящие в приличиях и нормах поведения гости плюс к тому, что мы имеем, намеренно и осознанно нанесли к нам и еще всякий мусор, тогда вообще будет трудно что-либо сделать для исправления положения. А ведь они заявляют: «В вашем доме изначально была одна сплошная грязь, ведь так? Чего же вы тут еще и выступаете с вашими протестами?!» При таких обстоятельствах нам с ними просто не о чем разговаривать. Мне представляется, что ситуация, при которой друзья входят в двери нашего дома и между нами устанавливаются дружественные отношения, является совершенно нормальной, да и просто необходимой. А если еще плюс к тому они еще и согласятся протянуть нам руку помощи, то это будет еще лучше, разве не так?! Что касается этого вопроса, мне хотелось бы на этом сегодня закончить. Однако нам хорошо известно, что существуют и такие, кто хотел бы проникнуть к нам украдкой, подсмотреть в замочную скважину, своими железными копытами они хотят топтаться в нашем доме; несмотря на это, мы пока, временно все еще не имеем возможности дать им достойную отповедь. Что же до империалистических элементов, то они преследуют неблаговидные цели. С одной стороны, они хотели бы прихватить кое-что в нашем доме, урвать там для себя кое-что; в то же время они действуют так для того, чтобы мутить воду. Ведь в мутной воде легче выловить рыбку. Нам не нравится, когда к нам являются такие вот люди.

В настоящее время мы все еще не освободили половину нашей территории. В континентальной части страны справиться с этой задачей относительно легче. Тут вопрос решается простым продвижением наших войск. Что же касается островных территорий в морях, то дело обстоит сложнее. Здесь необходимо применить другие, более гибкие методы для того, чтобы освободить эти территории. Или применить метод мирного перехода; иначе говоря, при этом потребуется относительно длительное время. В таких обстоятельствах нет особого смысла спешить с освобождением Сянгана, Аомэня. Напротив, следует использовать изначальное положение этих двух районов, особенно Сянгана; это благоприятное условие для развития нами отношений со странами, которые лежат за морями. Это предоставляет нам удобства при ведении экспортно-импортной внешней торговли. Одним словом, следует принимать окончательные решения, исходя из развития ситуации.

Тайвань — это территория Китая. Тут спорить не о чем. В настоящее время, оценивая ситуацию, можно прийти к выводу о том, что все остатки сил Гоминьдана отступят туда и в дальнейшем создастся ситуация противостояния между нами и ими через морской пролив; при этом не будут поддерживаться какие бы то ни было отношения. К тому же тут существует и такая проблема, как США. По сути дела, Тайвань находится под защитой и прикрытием со стороны американского империализма. Таким образом, вопрос о Тайване оказывается еще более сложным, чем вопрос о Тибете. Для того чтобы освободить Тайвань, потребуется еще больше времени.

В настоящее время в ходе освободительной войны мы одерживаем одну победу за другой и продвигаемся вперед. При этом вплоть до сего момента мы еще не встретились с серьезными попытками империализма вмешаться или ставить нам преграды. Мелкие столкновения случались неоднократно. Например, кое-где в окрестностях Тяньцзиня, в окрестностях города Циндао в провинции Шаньдун имели место конфликты. Во всех такого рода случаях они просто-напросто пытались испытать нас. Получая с нашей стороны отпор и ощущая наши удары, они уползали назад, вели себя как черепаха, которая прячется под свой панцирь. А вслед за тем они впадали в панику и бежали, отступали, их и след простыл, они предпочли за благо убраться. Будут ли иметь место такого рода ситуации южнее реки Янцзы, я пока не знаю.

Опыт, который у нас накопился к настоящему времени, свидетельствует о том, что американские вооруженные силы не имеют намерения быть вовлечены непосредственно во внутреннюю войну в Китае. Они лишь косвенно как бы суют свой нос в наши дела. Они в больших количествах поставляют армии Чан Кайши вооружение и боеприпасы (военное имущество и снаряжение, которое осталось после окончания Второй мировой войны); они питают надежды на то, что эти отбросы сыграют свою роль. Прочие империалисты в настоящее время похожи на глиняного Будду, который переходит реку вброд. Он заботится при этом только о самом себе, они готовы поступиться честью ради спасения своей шкуры; каждый из них думает лишь о собственной безопасности, никто из них не желает, да практически и не может, не имеет сил для того, чтобы пуститься в авантюры. В настоящее время мы сталкиваемся именно с такой ситуацией на мировой арене. А это также является одним из условий, благоприятствующих достижению нами полной и окончательной победы в войне освобождения. В истории Китая просто трудно найти подобную ситуацию. Мы ни в коем случае не можем упустить такой случай.

Мы еще предъявим счета империалистам по нескольким реестрам. Во-первых, они должны целиком и полностью отменить все свои привилегии в Китае. Во-вторых, вооруженные силы империализма, его полицейские силы должны покинуть Китай. Что же касается проживания на территории Китая выходцев из других стран, то мы будем решать этот вопрос в соответствии с общими правилами проживания иностранцев и с международными обычаями. Империалистические элементы никогда еще не считали китайцев за людей. Вот и придется их проучить; пусть они протрезвеют, пусть у них в голове прояснится.

Помимо этого Мао Цзэдун говорил в беседах с А. И. Микояном о вопросах национальной политики, аграрной реформы, политики по отношению к национальной буржуазии. Он также ознакомил А. И. Микояна с положением в Коммунистической партии Китая. При этом он особо остановился на том, какой политики придерживается наша партия в отношении тех своих функционеров, которые допустили ошибки. Он привел пример: такие деятели, как Ван Мин, Ли Лисань, несмотря на то что они допустили ошибки в вопросе о линии партии и несмотря на то что их деятельность нанесла огромный урон партии, избраны членами ЦК партии. Это произвело на А. И. Микояна глубокое впечатление. Когда А. И. Микоян присутствовал в 1956 году на восьмом съезде КПК, он специально отметил, что доложил Сталину об этом обстоятельстве, однако Сталин никак не отреагировал на это.[109]

Впоследствии в разговоре с Ши Чжэ А. И. Микоян рассказал о том, какое впечатление произвел на него Мао Цзэдун. А. И. Микоян считал, что Мао Цзэдун дальновиден, твердо проводит свой курс, он мудрый стратег; это незаурядный руководитель. А. И. Микоян имел также в Сибайпо беседы с Чжоу Эньлаем и Жэнь Биши.

Рано утром 7 февраля 1949 года А. И. Микоян в сопровождении Чжу Дэ и Жэнь Биши выехал в Шицзячжуан. Осмотрев город, он улетел на своем самолете. Поездка А. И. Микояна в Китай — это случай, когда Сталин впервые направил прямо в Китай члена Политбюро с той целью, чтобы разобраться в ситуации и непосредственно выслушать мнение Мао Цзэдуна. Это также первая личная встреча: встреча лицом к лицу важных руководителей двух партий — ВКП(б) и КПК. Все это сыграло важную роль в процессе знакомства Сталина с Мао Цзэдуном и революцией в Китае. Так оценивали в КПК — КНР визит А. И. Микояна в Китай в январе-феврале 1949 года.[110]

В литературе, изданной в КНР, особо выделяется следующий момент. В начале февраля 1949 года в дни пребывания А. И. Микояна в Сибайпо Мао Цзэдун однажды вечером нанес ему визит. На сей раз Мао Цзэдун высказал свои соображения по вопросу о независимости и суверенитете, самостоятельности в решениях.

При этом он, в частности, сказал:

И во время Войны сопротивления Японии, и во время Войны за освобождение страны наша партия на всех этапах проводила политический курс, для которого были характерны независимость, самостоятельность в принятии решений, суверенность, опора в ходе развития на собственные силы. Факты свидетельствуют о том, что этот наш политический курс является правильным, а шаги, которые мы предпринимали, были обоснованными, хотя мы и встретились с немалыми трудностями, и при продвижении вперед нам на пути встретятся еще большие ухабы и рытвины. Несмотря на все это, мы по-прежнему полны уверенности и твердой поступью идем вперед к намеченным нами целям. Мы не остановимся и не будем делать передышку до тех пор, пока не добьемся победы. У нашей партии есть и решимость, и уверенность в этом; в равной степени такая решимость и уверенность есть и у нашего народа. Тут мы абсолютно непоколебимы.

Затем Мао Цзэдун в ходе этой беседы с А. И. Микояном перешел к изложению своих взглядов на дружбу, на отношения дружественного характера, проанализировав вопрос о настоящих и мнимых друзьях. Он сказал:

Мы полагаем, что чем ближе мы к победе в своем движении вперед в ходе Войны за освобождение страны, тем больше мы нуждаемся в друзьях. При этом я имею в виду настоящих друзей. Одновременно мы тем более нуждаемся в сочувствии и поддержке со стороны друзей. Существует различие между настоящими и фальшивыми друзьями. Настоящие друзья нам сочувствуют, поддерживают нас и помогают нам, проявляя при этом искренние чувства дружбы. Фальшивые друзья внешне дружественны, однако они либо кривят душой, либо действуют, имея дурные намерения, а добившись того, что люди попадаются на их обман, они злорадствуют и радуются чужой беде. Однако мы вполне способны проявлять бдительность в этом плане.

Согласно наблюдениям Ши Чжэ, который переводил эту беседу, А. И. Микоян сосредоточенно выслушал рассуждения Мао Цзэдуна, на его лице отразилось некое беспокойство, однако он сдержался, понимая, что у него нет возможности постичь всю глубину намеков Мао Цзэдуна, предназначенных для сведения Сталина. Поэтому А. И. Микоян никак не выразил своего отношения к тому, что сказал Мао Цзэдун, ограничившись тем, что, вероятно, по возвращении доложил обо всем услышанном Сталину.

Ши Чжэ подчеркивал, что, по сути дела, рассуждения Мао Цзэдуна представляли собой критику великодержавного шовинизма, который, по мнению Мао Цзэдуна, был присущ Сталину.[111]

Мао Цзэдун стремился даже в быту, используя его мелочи, давать понять, что он видел в действиях советской стороны, Сталина попытки унизить его, проявить великодержавный шовинизм, и давал резкий отпор в этих случаях.

Мао Цзэдун всегда подчеркивал, что для него всякие поползновения, направленные на то, чтобы внести в обыденную жизнь некие аристократические замашки, да особенно если это в его сознании связывалось с проявлением великодержавного шовинизма иностранцами, и прежде всего советскими (русскими), совершенно нетерпимы.

В 1949 году внимание Мао Цзэдуна привлекло то, что А. И. Микоян прибыл в Сибайпо в добротной, если не роскошной, шубе с большим меховым воротником и в дорогой меховой шапке (вероятно, знатоки Китая предупредили о том, что в этом путешествии следует беречься от простуды; с другой стороны, А. И. Микоян был одет так, как обычно одевалась верхушка в СССР). Мао Цзэдун также полагал, что самой своей походкой, жестами, всей манерой поведения А. И. Микоян намеренно демонстрировал свое высокое положение.

Мао Цзэдун сначала проявил необходимое внешнее уважение к посланцу Сталина. Однако затем, как свидетельствовал китайский очевидец, и внешний облик А. И. Микояна, и его повадки, представлявшиеся Мао Цзэдуну проявлением и высокомерия, и великодержавного шовинизма, вызвали у Мао Цзэдуна антипатию к А. И. Микояну.[112]

По случаю пребывания А. И. Микояна в Сибайпо в 1949 году Мао Цзэдун трижды устраивал в его честь приемы. В Сибайпо в условиях того времени еще не было возможности сделать эти банкеты роскошными. Повар, который готовил обед, особенно гордился тем, что к столу была подана свежая речная рыба, приготовленная в красном соусе (кстати, одно из любимых блюд Мао Цзэдуна). А. И. Микоян со своей стороны припас к столу много разнообразных консервов, водку и виноградные вина.

По утверждению сторонников Мао Цзэдуна в Китае, А. И. Микоян был не дурак выпить. Причем он пил не рюмочками, а большими фужерами или стаканами. Он брал такой стакан, наливал туда больше половины китайской водки «Фэньцзю» и выпивал этот стакан одним махом в несколько глотков. Мао Цзэдуна такое превосходство советского гостя над китайскими хозяевами удручало. Он не хотел уступать ни в чем, даже в этом. Сам Мао Цзэдун от алкоголя быстро краснел. Он пригубливал и не пил рюмку до конца. Чжу Дэ, Лю Шаоци, Жэнь Биши пили мало. Только Чжоу Эньлай был способен как-то помериться силами с А. И. Микояном. Но в несколько глотков выпить стакан ему было не под силу. Он тоже пил умеренно, подчеркивали авторы воспоминаний из КНР.

Будучи обеспокоен тем, что в способности выпить китайцы уступали А. И. Микояну, Мао Цзэдун постарался переключить внимание на то, что было подано к столу, настойчиво потчуя гостей: «Кушайте, кушайте. Отведайте вот рыбку из Хутохэ, из нашей речки!»

А. И. Микоян попробовал китайские яства и похвалил их: «Всем известно, что в Китае еда вкусна. Мы так приготовить не можем. Вот революция в Китае победила, теперь нам надо бы прислать людей в Китай учиться готовить по-китайски, чтобы разнообразить нашу кухню».

Тут Мао Цзэдун чрезвычайно обрадовался. Он был рад потому, что А. И. Микояну пришлось признать превосходство китайцев. Далее Мао Цзэдун положил А. И. Микояну кусочек рыбки, приготовленной в красном соусе, и, улыбаясь, сказал: «Мне думается, что есть две вещи, два великих вклада Китая в мировом масштабе: во-первых, это лекарства китайской медицины, а во-вторых, это блюда китайской кухни!»

Переводчик с советской стороны спросил: «Это свежая рыба?»

Только получив утвердительный ответ, А. И. Микоян попробовал эту рыбу.

Мао Цзэдун огорчился.

На этом, с нашей точки зрения, вроде бы совершенно незначительном примере видно, каким было отношение Мао Цзэдуна к Сталину, его посланцу, людям из СССР (России) и насколько разнились советские и китайские собеседники. В СССР никогда не придавали такого важного значения подобным мелочам жизни. В то же время в СССР не думали о том, что каждая деталь в умах Мао Цзэдуна и его сторонников рассматривалась прежде всего как часть политической борьбы против всех иностранцев, в данном случае против людей из СССР, из России.

Да, в нашей стране традиционно различают свежую и уснувшую, тем более мороженую, рыбу. В этом ничего особенного нет. В то же время вряд ли стоило обращать внимание именно на это во время обеда у Мао Цзэдуна. Здесь советская сторона допустила ляпсус. Хотя, впрочем, Мао Цзэдун все равно, при его настрое в отношении Сталина и СССР, России, нашел бы что-то иное, чтобы выразить свое недовольство гостями из СССР, из России. Они были виноваты уже тем, что прибыли из России.

Не исключено также, что переводчик был вынужден задать этот вопрос по просьбе А. И. Микояна или зная его привычки. Он должен был уверить А. И. Микояна в том, что на столе блюдо из живой рыбы, ибо только такую рыбу ел А. И. Микоян.

При нормальных отношениях с этим следовало считаться, не следовало воспринимать это как проявление некоего особого, приправленного великодержавным шовинизмом высокомерия и деланного аристократизма (так сказать, буржуазности), брезгливости. Однако Мао Цзэдун искал любую зацепку, чтобы убеждать себя и своих сторонников в том, что Сталину, советским, русским присуще национальное высокомерие по отношению к китайцам, а следовательно, Мао Цзэдун сознательно и последовательно на протяжении всей своей политической карьеры или ее большей части возбуждал в своих соотечественниках ненависть к русским как к нации.

Мао Цзэдун был весьма злопамятен, особенно в таких случаях.

В декабре 1949 года Мао Цзэдун прибыл в Москву. Давая указания приехавшему с ним (кстати сказать) его личному повару (в том, что касалось обслуживающего персонала, да и вообще обслуживания высоких руководителей, КПК — КНР не только не отличалась от КПСС — СССР, но и могла еще дать несколько очков вперед; Мао Цзэдун, на словах будучи скромнейшим из скромных, на деле пользовался, по сути дела, рабским трудом весьма многочисленной челяди и вел жизнь в таких роскошных условиях, какие, может быть, и не снились советским руководителям), Мао Цзэдун велел: «Вы должны готовить для меня только блюда из живой рыбы. Если же они (советские) пришлют уснувшую рыбу, швырните им ее назад!»[113]

Когда доставили рыбу к столу Мао Цзэдуна под присмотром полковника из советской охраны, повар, увидев, что рыба уснула, и, выполняя указание Мао Цзэдуна «швырнуть ее им обратно», отказался принимать эту рыбу.

Послали за переводчиком, и тогда выяснилось, что Мао Цзэдуну нужна только живая рыба. Недоразумение мгновенно уладили. Тут же доставили взамен уснувшей живую рыбу. Обо всем этом мгновенно доложили и Мао Цзэдуну, и Сталину.

Мао Цзэдун полагал, что таким образом он добился того, что с ним стали считаться в Москве люди и на высшем, и на низовом уровне. В 1957 году перед приездом Мао Цзэдуна в Москву Н. С. Хрущев, давая указания о том, как принимать китайского гостя, в частности, говорил: «С Мао Цзэдуном дело иметь не просто. Он уснувшую рыбу не ест».[114]

Если сопоставить оценки, которые давала визиту А. И. Микояна в Китай советская и китайская сторона, то становится вполне очевидно, что существовало значительное недопонимание между ними. Они лишь нащупывали некоторые точки соприкосновения. У них были различные представления и о себе, и о партнере. Существовали объективные обстоятельства и интересы, которые заставляли обе стороны делать шаги навстречу друг другу, но существовали и весьма значительные расхождения между позициями руководителей ВКП(б) — СССР и КПК.

Визит А. И. Микояна в Китай был важной составной частью процесса подготовки к личной встрече Сталина и Мао Цзэдуна.