Сталинская эпоха. Экономика, репрессии, индустриализация. 1924–1954

Глава третья СОДРУЖЕСТВО ГОРОДА И ДЕРЕВНИ В ПРЕДВОЕННЫЕ ГОДЫ 1938–1941 гг

История советского общества в предвоенные 1938–1941 гг. относится к числу наименее исследованных периодов отечественной истории XX века. Даже в официальной советской историографии ему уделялось явно недостаточное внимание. В различных трудах по истории СССР, истории КПСС и др. период 1938–1941 гг. освещался в основном ском-канно, схематично и как-то скороговоркой. В постсоветской же литературе история советского общества в предвоенные годы либо совсем перестала исследоваться, либо же затрагивались некоторые аспекты, представляемые чаще всего в разоблачительном или карикатурном виде.

А ведь речь идет о том поколении нашего народа, которому предстояло в недалеком будущем выдержать тяжелейшее испытание в виде Великой Отечественной войны и одержать в ней Великую Победу. Один только этот аргумент, казалось бы, должен был вызвать повышенный интерес исследователей к изучению отечественной истории периода 1938–1941 гг.

Конечно, в рамках настоящей статьи невозможно осветить все основные аспекты истории советского общества в 1938–1941 гг. В ней сделан акцент на освещение проявлявшегося в различных формах содружества города и деревни, рабочего класса и крестьянства.

Состоявшийся 10–21 марта 1939 г. XVIII съезд ВКП(б) утвердил директивы по составлению третьего пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР на 1938–1942 гг. Применительно к сельскому хозяйству был взят курс на ускорение темпов развития сельскохозяйственного производства, преодоление его чрезмерного отставания от темпов роста промышленности. Валовая продукция сельского хозяйства в ценах 1926–1927 гг. должна была возрасти с 20,1 млрд руб. в 1937 г. до 30,5 млрд руб. в 1942 г., т. е. на 52 %[179]. Среднегодовой прирост продукции сельского хозяйства за вторую пятилетку (1933–1937) составлял почти 2 млрд руб. В новом пятилетии намечалось увеличить этот показатель до 3,9 млрд руб. Производство валовой продукции сельского хозяйства на душу населения в 1942 г. предполагалось довести до 230 руб. вместо 135,5 руб. в 1937 г.[180]

С высоты сегодняшнего времени ясно, что эти планы в отношении сельского хозяйства были чересчур оптимистическими, почти утопическими. На наш взгляд, было бы большим достижением, если они к концу третьей пятилетки в 1942 г. были выполнены хотя бы наполовину (если бы их осуществление не прервала начавшаяся 22 июня 1941 г. Великая Отечественная война).

На укрепление материально-технической базы сельского хозяйства в первую пятилетку было вложено 1,5 млрд руб., во вторую–6,3 млрд, в третью– 5 млрд руб. Снижение капиталовложений в сельское хозяйство в третьей пятилетке по сравнению со второй в значительной мере являлось следствием постоянного увеличения расходов бюджета на нужды обороны. За 1938–1940 гг. расходы на оборону составили более 11,9 млрд руб. (24,4 % всех расходов) вместо 4,7 млрд во вторую пятилетку (12,7 % расходов бюджета). При этом в 1940 г. расходы на оборону составили почти 5,7 млрд руб. (32,6 % бюджета СССР), а на 1941 г. планировалось 8,3 млрд руб. (43,4 % бюджета)[181].

В течение первых двух пятилеток (1928–1937) были выполнены масштабные задачи по индустриализации страны. Этот процесс продолжался и в дальнейшем. С 1938 г. и до начала Великой Отечественной войны было сдано в эксплуатацию до 3 тыс. заводов, фабрик, шахт, электростанций и других предприятий. В 1940 г. объем основных фондов промышленности был выше, чем в 1928 г., в 8,1 раза, тогда как в 1937 г. – в 5,3 раза[182].

Согласно Всесоюзной переписи 1939 г., численность населения СССР составляла 170,6 млн, из них 56,1 млн – городское и 114,5 млн – сельское. Если в 1926 г. удельный вес городского населения составлял 18 %, то в 1939 г. – 33 %[183]. Это говорит о том, что процесс урбанизации имел постоянный и нарастающий характер. К 1941 г., с учетом присоединенных к СССР республик Прибалтики, западных областей Украины и Белоруссии, Правобережной Молдавии и Северной Буковины, численность населения СССР оценивалась в 194,1 млн (есть и другие оценки), из них 63,1 млн – городское (33 %) и 131,0 млн – сельское (67 %)[184]. Рождаемость была значительно выше смертности. За 1940-й год только за счет превышения рождаемости над смертностью прибавка населения СССР составила 2,8 млн человек (7,0 млн родившихся – 4,2 млн умерших). Количество рабочих и служащих за период 1938–1940 гг. увеличилось на 4,5 млн (с 26,7 млн до 31,2 млн). В 1940 г. численность рабочего класса в «чистом виде» составляла 19,7 млн, а с учетом МОП (младшего обслуживающего персонала), работников охраны и персонала артелей промкооперации – 23,7 млн[185]. В таблице 1 представлена социальная структура населения по данным Всесоюзной переписи 1939 г.

Не следует отождествлять понятия «сельское население» и «занятые в сельском хозяйстве». Разница между ними исчислялась десятками миллионов людей. В 1939 г. общая численность сельского населения составляла 114,5 млн, из них 86,1 млн человек (включая членов семей) были заняты в сельскохозяйственном производстве. Что касается остальных 28,4 млн сельского населения (114,5 млн – 86,1 млн), то они в основном представляли из себя рабочих и служащих с семьями, занятых в промышленности, строительстве, транспорте, связи, торговле, общественном питании, просвещении, здравоохранении и т. д.[186]

В 1938–1940 гг. значительная часть тех крестьян, которые ранее упорно цеплялись за единоличные хозяйства, все-таки не выдержала наложенного на единоличников налогового пресса и вступила в колхозы. Уровень коллективизации сельского хозяйства в целом по СССР (в границах до 17 сентября 1939 г.) повысился по числу крестьянских дворов с 93 % в 1937 г. до 96,9 % в 1940 г., а по посевной площади – соответственно с 99,1 до 99,9 %[187].

В предвоенные годы была проведена большая работа по ликвидации хуторов и сселению хуторян в села и деревни. Хотя хуторяне в массе своей и считались членами колхозов, но само существование обособленных хуторов противоречило колхозно-совхозной системе. В 1939 г. (в старых границах) в Белоруссии насчитывалось 134 тыс. хуторов, в каждом из которых было не более трех дворов, на Украине – 151 тыс., в Смоленской области –113 тыс., Калининской (Тверской) – 52 тыс., Ленинградской – 26 тыс. и т. д. Всего по СССР в начале 1939 г. на хуторах и в мелких поселках (до 10 дворов) проживало свыше 800 тыс. семей колхозников[188]. Масштабная работа по ликвидации хуторской системы началась летом 1939 г., и к началу 1941 г. было сселено 689,2 тыс. крестьянских дворов, ранее находившихся на хуторах и в мелких поселках[189]. Это составляло примерно 86 % от бывших хуторских хозяйств. В 1941 г. число крестьянских хуторских дворов (не сселенных) снизилось до 112,2 тыс.[190]

В результате такого сселения, а также укрупнения мелких колхозов общее число колхозов несколько уменьшилось – с 242,5 тыс. в 1937 г. до 235,5 тыс. в 1940 г.[191]

В 1938–1941 гг. довольно интенсивно шел процесс перехода кочевых и полукочевых хозяйств на прочную оседлость. Это касалось, прежде всего, хозяйств оленеводческого направления с подсобными рыболовными и охотничьими промыслами. Характерна в этом отношении история эвенкийского колхоза «Северный луч» (Зейский район), который с момента организации в 1933 г. кочевал по долинам рек Зеи, Купури и Тока и лишь в 1939 г. обосновался в устье Ирикана. Здесь возник поселок. В колхоз «Северный луч» к этому времени вошло до 50 семейств, а в их общественном стаде насчитывалось около 18 тыс. оленей[192].

К концу второй пятилетки была проведена техническая реконструкция сельского хозяйства, т. е. осуществлена в основном механизация наиболее трудоемких производственных процессов земледелия. XVIII съезд ВКП(б) впервые поставил задачу «завершить в третьей пятилетке комплексную механизацию сельскохозяйственных работ»[193]. Для этого необходимо было, во-первых, обеспечить полное удовлетворение потребности сельского хозяйства в тракторах и комбайнах, а также в прицепном инвентаре соответственно наличию и типам тракторов; во-вторых, обратить особое внимание на механизацию трудоемких процессов в животноводстве и производстве технических культур; в-третьих, увеличить выпуск конного прицепного, в особенности транспортного, инвентаря; в-четвертых, расширить производство простейших зерноочистительных машин и, наконец, увеличить выпуск аппаратуры по борьбе с вредителями и болезнями сельскохозяйственных растений. Предполагалось широко развернуть строительство мелких колхозных гидростанций, ветросиловых и газогенераторных электроустановок на местном топливе.

Рабочие индустрии продолжали играть решающую роль в укреплении материально-технической базы молодого колхозного строя. К началу третьей пятилетки производство абсолютного большинства тракторов для сельского хозяйства было сконцентрировано на Сталинградском, Челябинском и Харьковском тракторных заводах, а производство комбайнов и других сельхозмашин – на 15 заводах (ростовские заводы Ростсельмаш и «Красный Аксай», запорожский завод «Коммунар», одесский завод им. Октябрьской революции, Люберецкий завод сельскохозяйственного машиностроения им. Ухтомского, Гомсельмаш и др.).

В связи с ростом оборонных заказов планы производства тракторов для сельского хозяйства стали значительно сокращаться. Если в 1938 г. на Сталинградском тракторном заводе было запланировано 9312 тракторов сельскохозяйственного назначения, то в 1939 г. – только 7520, или на 1792 трактора меньше[194]. Уменьшалось производство сельскохозяйственного машиностроения. Выпуск зерноуборочных комбайнов упал с 43,9 тыс. в 1937 г. до 12,8 тыс. в 1940 г., плугов тракторных – с 96,4 тыс. до 38,4 тыс., сеялок тракторных – с 62,9 тыс. до 21,4 тыс., тракторных культиваторов – с 68,1 тыс. до 32,3 тыс., жаток-самосбросок – с 25,3 тыс. до 16 тыс. и т. д.[195]

В то же время производство более простых видов сельскохозяйственных машин и орудий возросло. Так, выпуск конных плугов увеличился с 15,8 тыс. шт. в 1937 г. до 34,3 тыс. в 1940 г., конных сенокосилок – с 24,2 тыс. до 46,4 тыс. шт. и т. д.[196]

В третьей пятилетке было сконструировано и освоено свыше 70 новых типов сельскохозяйственных машин: хлопкоуборочные машины, льнокомбайны, картофелесажалки, тракторные зерно- и травосеялки, разнообразные специальные пропашные, посадочные, прополочные и уборочные машины[197]. К началу войны первенец советского комбайностроения запорожский завод «Коммунар» выпустил 95 934 комбайна[198]. В 1940 г. на Ростсельмаше было освоено производство широкозахватного дискового лущильника. Ростовский завод «Красный Аксай» выпускал главным образом культиваторы и жатки. В 1938 г. завод Рязсельмаш приступил к выпуску картофелеуборочных машин. Коллектив одесского завода им. Октябрьской революции продолжал работать над созданием новых, более совершенных марок плугов. Коллектив кировоградского завода сельскохозяйственных машин «Красная Звезда» выпускал тракторные зерновые сеялки, молотилки и т. д. За 1938 – июнь 1941 г. колхозы и совхозы Белоруссии от завода «Гомсельмаш» получили около 70 тыс. сенокосилок, зерновых сортировок, молотилок, веялок и другой техники[199]. В Западной Сибири в 1940 г. выпускали сельскохозяйственную технику 17 заводов («Автотракгородеталь», им. В. В. Куйбышева и им. Коминтерна в Омске, «Сибметаллстрой» в Новосибирске и др.)[200]. Заводы Узбекистана – Ташсельмаш, Чирчиксельмаш и др. – обеспечивали сельское хозяйство сеялками, тракторными и конными культиваторами, машинами для работы на хлопковых полях, ирригационной и другой техникой[201]. Значительную помощь селу оказывали также предприятия местной промышленности.

В улучшении качества сельскохозяйственной техники важную роль играло творческое содружество рабочих, инженеров и техников заводов с сельскими механизаторами. Так, в 1939 г. по инициативе партийной организации на Ростсельмаше проводились совещания по улучшению конструкций выпускаемых комбайнов с участием механизаторов. Передовые комбайнеры внесли много конструктивных предложений. В результате в процесс изготовления комбайна было внесено 52 изменения[202]. После уборочного сезона – это стало традицией – на запорожском заводе «Коммунар» созывались конференции по качеству комбайнов, в работе которых участвовали комбайнеры из различных сельскохозяйственных зон страны. Эти конференции давали ценный материал для усовершенствования комбайна, его модернизации[203]. Личное общение, переписка, совместные встречи помогали не только улучшить качество сельскохозяйственных машин, но и способствовали дальнейшему упрочению дружбы рабочих и крестьян.

В настоящие праздники заводских коллективов превращались дни выпуска юбилейной сельскохозяйственной техники. Именно это произошло 30 марта 1940 г. на Челябинском тракторном заводе, когда с его конвейера сошел 100-тысячный трактор[204].14 июня 1940 г. с главного конвейера «Ростсельмаша» сошел 50-тысячный комбайн[205].

Большой вклад в укрепление материально-технической базы сельского хозяйства вносили рабочие-автомобилестроители. Основными поставщиками грузовых автомобилей в сельское хозяйство были коллективы Московского и Горьковского автозаводов.

Несмотря на сокращение производства тракторов и сельхозмашин, техническое оснащение сельского хозяйства в 1938–1941 гг. превышало уровень второй пятилетки. К началу 1941 г. оно располагало 684 тыс. тракторов (в 15-сильном исчислении) вместо 561 тыс. в 1937 г., 182 тыс. зерноуборочных комбайнов, 228 тыс. грузовых автомобилей. В составе тракторного парка увеличился удельный вес тракторов с дизельным двигателем[206]. Однако значительную роль продолжали играть машины конной тяги.

Основная масса тракторов и другой сельскохозяйственной техники, которой пользовались колхозы, сосредоточивалась на государственных предприятиях – машинно-тракторных станциях (МТС). При этом МТС и колхозы были производственно самостоятельны: свои производственные задания, нормы выработки, сдельные расценки, раздельный учет выполненной работы и оплаты труда, раздельная административная и финансовая ответственность за результаты работы.

Взаимоотношения МТС с колхозами регулировались на основании утвержденного типового договора. МТС брали на себя обязательства по производственно-техническому обслуживанию колхозов, оказанию постоянной помощи в организационно-хозяйственном укреплении путем агрономического обслуживания, составления производственно-финансовых планов, внедрения правильных севооборотов, подготовки кадров и постановки учета. Колхозы, в свою очередь, должны были последовательно проводить все предусматриваемые договором агротехнические мероприятия, своевременно рассчитываться за работы с МТС.

Сокращение производства одних видов сельскохозяйственной техники и расширение выпуска других сразу же сказались на снабжении ею колхозов и МТС. Если во второй пятилетке тракторный парк МТС ежегодно в среднем увеличивался на 48,5 тыс. ед., то в третьей пятилетке – только на 13,8 тыс.[207] Но если во второй пятилетке происходило, так сказать, первоначальное насыщение сельского хозяйства,! техникой, то в третьей механизация развивалась на основе относительно высокого уровня производительных сил. Вот почему даже в трудных условиях предвоенного времени материально-техническая база сельского хозяйства все же продолжала расти и крепнуть, несмотря на замедлившийся темп.

Тракторный парк МТС вырос не только количественно, существенным образом изменилась и его структура. Накануне войны в составе тракторного парка МТС имелось восемь типов тракторов. Увеличилось количество мощных гусеничных тракторов (ЧТЗ С-60, ЧТЗ С-65, СТЗ НАТИ и др.). Впервые появились газогенераторные тракторы, работающие на более дешевом твердом топливе. Количество тракторов в МТС возросло с 365,8 тыс. в 1937 г. до 435,3 тыс. в 1940 г., а их мощность на крюке – соответственно с 6,7 млн до 8,4 млн л.с.[208] Комбайновый парк МТС увеличился с 104,8 тыс. в 1937 г. до 153,4 тыс. в 1940 г.[209]

В 1938–1940 гг. было образовано свыше 1,2 тыс. новых МТС, и их общая численность возросла с 5818 в 1937 г. до 7069 в 1940 г. МТС охватывали в 1940 г. своим обслуживанием 85 % колхозов (200,0 тыс. из 235,5 тыс.)[210]. Те колхозы, которые пока не обслуживались МТС, использовали имевшиеся у них тракторы и другую технику самостоятельно.

Среднегодовой темп увеличения числа МТС в 1938–1940 гг. оставался высоким, но он все же был значительно ниже темпа второй пятилетки, когда осуществлялись главные задачи технической реконструкции сельского хозяйства. Ежегодно тогда в стране строилось по 674 новые МТС, а в годы третьей пятилетки – только 417, причем этот рост происходил не только за счет строительства новых, но и за счет разукрупнения старых МТС[211].

Во многих МТС наиболее больной и сложной проблемой являлись организация и осуществление своевременного и качественного ремонта тракторов, комбайнов и другой техники. Еще к концу второй пятилетки ремонтное дело было «узким местом» в работе МТС. В третьей пятилетке число тракторов, тракторных плугов и сеялок в МТС, «не готовых к использованию в весенних работах», т. е. фактически негодных, значительно превышало годовое поступление новой техники.

От рабочих ремонтных предприятий в этих условиях требовалась высокая организованность и слаженность в работе, мобилизация всех имеющихся возможностей повышения производительности труда.

Машинно-тракторные станции механизировали основные трудоемкие сельскохозяйственные процессы, облегчив труд крестьянина. К 1941 г. вспашка паров была механизирована на 83 %, вспашка зяби – на 71, сев зерновых культур – на 56, сев хлопчатника – на 81, сев сахарной свеклы – на 93, уборка зерновых культур – на 46 %. Однако по-прежнему отставала механизация уборки технических культур, работ по сенокошению и силосованию. В начальной стадии находилась механизация в животноводстве. Не в силу былой консервативности крестьянской жизни, а по необходимости колхозы не расставались с конно-ручными машинами и орудиями. На 1 января 1941 г. в колхозах насчитывалось почти 4,5 млн конных плугов, 546 тыс. зерновых сеялок, 715 тыс. жаток, 449 тыс. сенокосилок и т. д.[212] Это позволяло колхозам производить те сельскохозяйственные работы, которые не выполнялись машинно-тракторными станциями.

Существенные недостатки в работе МТС, объективные трудности предвоенного времени сдерживали развитие механизации колхозного производства. Но они не могли заслонить собой главного – технического прогресса сельского хозяйства к началу Великой Отечественной войны. Все энергетические мощности сельского хозяйства СССР с 1928 по 1940 г. возросли с 21,3 млн до 47,5 млн л.с. Если учесть, что мощность рабочего скота (в пересчете на механическую силу) за это время понизилась с 20,2 млн до 10,6 млн л.с., а мощность механических двигателей повысилась с 1,1 млн до 36,9 млн л.с., то становится ясно, что весь прирост энергетической мощности сельского хозяйства СССР стал возможен благодаря техническому прогрессу[213].

Рабочие крупных городов (Ленинград, Горький, Сталино, Ворошиловград) приняли участие в выполнении поставленной XVIII съездом партии задачи о создании картофелеовощных и животноводческих баз в пригородных зонах для снабжения городского населения сельскохозяйственной продукцией. Рабочие и инженеры монтировали в колхозах дождевальные агрегаты и инструктировали колхозников, как ими пользоваться[214].

В довоенные годы в соответствии с существующими материальными условиями проводились мероприятия по электрификации сельского хозяйства. Приходилось начинать, как говорится, с нуля. В целом потребление деревней электроэнергии за 1933–1940 гг. возросло более чем в 6 раз. В 1940 г. было в 9,5 раза больше сельских электроустановок, а их мощность – в 5 раз выше, чем в 1932 г. Деревня стала больше получать электроэнергии от государственных электростанций. Однако основная ее часть (56 % в 1940 г.) продолжала поступать от сельских электростанций. Число колхозов, имевших свои гидростанции, составляло 422, присоединенных к общей или колхозной электросети – 2682, имевших установки электромолотьбы – 1591. Электроэнергия преимущественно использовалась для освещения и в незначительных размерах – в производстве. Число электрифицированных колхозов с 8 тыс. (3,3 %) в 1937 г. возросло до 10 тыс. (4,2 %) в 1940 г., а число электрифицированных МТС – с 1750 (30,1 %) в 1937 г. до 2500 (35,3 %) в 1940 г.[215] Несмотря на то, что электрификация деревни развивалась быстрыми темпами, все же общий ее уровень был еще очень низким.

Рабочие промышленности производили для сельского хозяйства минеральные удобрения, помогали колхозным стройкам. Так, коллективы ряда заводов и фабрик Москвы, Одессы, завода «Электросила» в Ленинграде, предприятий Днепропетровска, Ростова-на-Дону, Свердловска, Новосибирска и других городов изготовляли стройматериалы, механизмы и оборудование для ирригационного строительства в Казахстане, республиках Средней Азии и Закавказья[216].

В предвоенные годы в сельском хозяйстве еще больше окреп государственный сектор. Численность работников МТС накануне войны составила 537 тыс. человек. Количество совхозов увеличилось до 4,2 тыс. в 1940 г. против 4,0 тыс. в 1937 г. Численность рабочих совхозов возросла с 1539 тыс. (1022 тыс. постоянных и 517 тыс. сезонных) в 1937 г. до 1558 тыс. (1096 тыс. постоянных и 462 тыс. сезонных) в 1940 г. В совхозах развивался процесс сближения сельскохозяйственного труда с индустриальным. Совхозные механизаторы, на которых в конце 30-х годов приходилось уже около четверти всех постоянных рабочих (а в черновых совхозах – более ⅔), по своему культурно-техническому уровню и квалификации по существу уже мало чем отличались от индустриальных рабочих. Государство ежегодно получало от совхозов не менее 10 % товарной продукции зерна, около 20 % животноводческой продукции[217].

Помощь рабочих совхозов колхозному крестьянству проявлялась в различных формах. Работники совхозов охотно делились своим производственным опытом с колхозниками, помогали им внедрять передовые агротехнические приемы, осуществлять социалистические формы организации и оплаты труда, подготавливать квалифицированные кадры. Превратившись к концу 30-х гг. в крупные механизированные и специализированные предприятия, политические и культурные центры села, совхозы стали оказывать еще большее влияние на укрепление колхозного строя. Расширение плодотворного сотрудничества, взаимопомощи и поддержки в отношениях между колхозами и совхозами служило важным фактором упрочения союза рабочего класса и колхозного крестьянства.

Вклад рабочего класса в укрепление и развитие материально-технической базы, в техническое перевооружение колхозно-совхозного производства в деревне являлся решающим фактором экономического и политического упрочения союза двух дружественных классов. Наряду с этим их сотрудничество и дружба развивались и крепли и по таким направлениям, как шефская производственная помощь колхозам со стороны коллективов промышленных предприятий, подготовка специалистов сельского хозяйства и механизаторских кадров, направление рабочих на организационную работу в колхозы, помощь городских партийных и общественных организаций в проведении на селе политико-воспитательной и культурно-массовой работы, выделение колхозами кадров для работы в промышленности, на транспорте, стройках, обеспечение индустриального сектора сырьем и населения городов продовольствием.

В условиях колхозного строя шефское движение претерпело существенные изменения. Еще в 1936 г. были ликвидированы шефские общества над деревней как в центре, так и на местах[218]. Рабочее шефство стало осуществляться непосредственно предприятиями, цехами и бригадами под руководством партийных и профсоюзных организаций. Оно было сосредоточено главным образом на вопросах передачи производственного опыта и практики социалистических форм труда промышленных предприятий колхозам, оказания культурной помощи и политического воспитания колхозников.

В третьей пятилетке наиболее широкое распространение в рабочих коллективах получили такие формы шефства, как организация культурно-полевых станов, индивидуальное шефство кадровых рабочих над трактористами и комбайнерами МТС, посылка бригад скорой технической помощи для ремонта сельскохозяйственного инвентаря, шефство лучших ударных и хозрасчетных бригад предприятий над отдельными колхозными бригадами. Характерная особенность шефства проявлялась и в том, что наряду с коллективами предприятий оно осуществлялось и отдельными отрядами рабочего класса над определенными участками колхозного производства. Шефы в первую очередь оказывали помощь отстающим колхозам.

Каждый коллектив промышленного предприятия шефствовал над одним или несколькими колхозами, совхозами и МТС. Наиболее крупные заводы шефствовали над десятью и более сельскохозяйственными предприятиями. Так, коллектив Коломенского завода им. В. В. Куйбышева шефствовал над 33 колхозами Коломенского района Московской области[219]. Свыше 3 тыс. колхозов и МТС являлись подшефными коллективов московских заводов и фабрик[220]. Кроме того, комсомольцы Москвы шефствовали над строительством Всесоюзной сельскохозяйственной выставки[221]. Предприятия Уфы шефствовали над колхозами и МТС, расположенными в Уфимском, Чишминском и Инглинском районам Башкирской АССР, и т. д.[222]

В Тульской области для лучшего использования тракторов и сельскохозяйственных машин в помощь отстающим МТС с промышленных предприятий были посланы 30 бригад квалифицированных рабочих, выделены 10 механиков для проверки качества ремонта техники[223]. В 1938 г. 70 квалифицированных работников промышленных предприятий Ростова-на-Дону, Таганрога и Новочеркасска выезжали в МТС для передачи опыта организации профилактического ремонта машин, широко практикуемого на заводах. Посылали в деревню ремонтные бригады и предприятия Ярославля, Горького, Краснодара, Кемерово, Новосибирска, Киева, Харькова, Минска, Алма-Аты, Ташкента и других городов. Заводы без ущерба для производственного плана ремонтировали в своих цехах станки для мастерских МТС[224].

В годы третьей пятилетки текстильщики Москвы, Ленинграда и Иванова предложили шефствовать над хлопководческими районами Узбекистана, Туркмении и Таджикистана. Промышленные предприятия Центра посылали в подшефные хлопковые районы рабочие бригады для оказания помощи колхозам в проведении сева, полива и уборки хлопка, организации заготовительной кампании по сдаче хлопка государству[225]. Шефская помощь хлопководческим районам была лишь частью той огромной помощи, которую оказывал рабочий класс страны национальным республикам в развитии их экономики и культуры, в укреплении дружбы между народами Средней Азии и всеми народами Советского Союза.

Рабочий класс, как и в предыдущие годы, оказывал помощь и в подготовке механизаторских кадров для сельского хозяйства. Многие сельские механизаторы учились своему делу непосредственно на промышленных предприятиях. Так, к началу войны только на запорожском заводе «Коммунар» было подготовлено 350 механизаторов-комбайнеров[226].

Техническая реконструкция сельского хозяйства, укрепление колхозного строя требовали подготовки для колхозного производства большого числа работников высшей и средней квалификации. Наряду с выходцами из деревни специалистами в области сельского хозяйства становились горожане, рабочие и их дети. В 1938 г. среди студентов сельскохозяйственных вузов насчитывалось 30,5 % выходцев из рабочих, а среди учащихся сельскохозяйственных техникумов –13,6 %[227]. Из них выросло немало способных руководителей крупных общественных хозяйств, сумевших организовать сельскохозяйственное производство на основе достижений науки и передового опыта.

По нашему убеждению, нельзя предавать забвению имена замечательных колхозных руководителей, пользовавшихся в свое время заслуженным авторитетом. В годы третьей пятилетки таковыми являлись: П. А. Прозоров – председатель колхоза «Красный Октябрь» Кировской области, С. К. Коротков – председатель колхоза им. В. И. Ленина Чувашской АССР, А. В. Чухно – председатель колхоза «Коммунистический маяк» Ставропольского края и многие другие[228].

В конце 1930-х гг. рядом колхозов продолжали руководить двадцатипятитысячники – посланцы рабочего класса, прибывшие в 1930 г. в деревню возглавить колхозное строительство. Так, бывший рабочий Ярославского вагоноремонтного завода Ф. А. Щукин продолжал возглавлять передовой колхоз «Горшиха» в Ярославской области. Колхозом им. Владимира Ильича в с. Горки Московской области бессменно руководил двадцатипятитысячник И. А. Буянов, в прошлом московский рабочий[229].

Город оказывал деревне существенную помощь в культурном строительстве. Широкий размах, например, приобрело шефство интеллигенции Ленинграда над сельскими районами области. Горожане помогали селу в постановке и организации культурно-массовой работы, улучшении работы сельских клубов и библиотек[230]. В июле 1938 г. «Учительская газета» опубликовала письмо группы учителей – депутатов Верховного Совета РСФСР ко всем городским учителям «Организуем товарищескую помощь молодым сельским учителям!» В нем предлагалось совершить поездки на места для оказания методической помощи сельским коллегам[231]. В декабре того же года в Москве состоялось совещание учителей – отличников городских и сельских школ, созванное редакцией «Учительской газеты». Перед учителями выступил М. И. Калинин[232].

В январе 1939 г. «Правда» опубликовала призыв мастеров искусств Москвы к артистам и музыкантам страны продемонстрировать в дни фестиваля музыки в колхозах свои творческие успехи перед работниками сельского хозяйства[233]. Городская интеллигенция участвовала в организации передвижных библиотек для обслуживания сельского населения (в 1941 г. насчитывалось 77 тыс. сельских библиотек[234], но этого было недостаточно). Часто для таких «передвижек» использовались автомобили. Первая библиотека-автомобиль была создана при Московском библиотечном институте; она вмещала в себя до 5 тыс. книг и была рассчитана на обслуживание сел и деревень, расположенных в радиусе от 30 до 150 км[235]. Целям культурного сближения горожан и сельских жителей служила организация в ряде городов специальных Домов крестьянина[236].

В 1938–1941 гг. между коллективами отдельных промышленных предприятий и колхозов заключались договоры на соцсоревнование. Так, в 1940 г. такой договор заключили коллектив Краснодарского машиностроительного завода им. Седина и колхозы Выселковского района Краснодарского края. На V партийной конференции Выселковского района представитель завода им. Седина заявил о решении коллектива взять на себя дополнительные обязательства по выполнению своего производственного плана и по оказанию помощи подшефным колхозам[237].

Одной из форм непосредственного контакта горожан и сельских жителей являлись командировки городских коммунистов на постоянную или временную партийно-политическую работу в сельские районы, периодические поездки лекторов и консультантов. Их вклад весьма весом в деле воспитания колхозного крестьянства в духе советского патриотизма. Коллективы промышленных предприятий нередко приглашали представителей подшефных колхозов к себе на революционные праздники. Они также посылали на село агитационные машины, катера и вагоны, автолавки с различной литературой, устраивали политдни, проводили беседы и доклады. Так, с этими целями более 200 коммунистов предприятий и учреждений Слободского района Кирова регулярно выезжали в деревню[238]. В ходе этой работы постоянно расширялось общение трудящихся города и деревни.

В отношениях горожан и сельских жителей далеко не все было безоблачно – и главным образом на почве нерешенности продовольственной проблемы, дефицита товаров первой необходимости. Многие городские рабочие и служащие в разговорах обвиняли крестьян в том, что те, приезжая в город для продажи продукции со своих участков, одновременно скупают в магазинах дефицитные товары. Возможно, доля истины в этом была, но сводить нерешенность продовольственной проблемы и острый дефицит к скупке крестьянами в городских магазинах всяких товаров было бы просто смешно.

Ходили слухи, что недостаток товаров – дело рук вредителей, диверсантов и шпионов. Причем официальная пропаганда активно способствовала поддержанию именно такого рода слухов. Более того, по нашему убеждению, «открытые судебные процессы» над «врагами народа» устраивались главным образом именно с этой целью. В марте 1938 г. состоялся последний «открытый процесс», известный как «процесс Рыкова – Бухарина», по которому проходил 21 человек. Они обвинялись в шпионаже в пользу Германии, Японии, Англии, Польши, саботаже в промышленности, вредительстве в сельском хозяйстве и др. Но это было только прелюдией к главному обвинению, прозвучавшему в речи Генерального прокурора СССР А. Я. Вышинского: «Задачей всей этой вредительской организации было добиться такого положения, чтобы то, что у нас имеется в избытке, сделать дефицитным»[239]. Безусловно, подобное изречение можно причислить к шедеврам инквизиторской мысли.

А поскольку «то, что у нас имеется в избытке» (по версии А. Я. Вышинского), в последующем так и продолжало оставаться дефицитным, то страна, по существу, оказалась на пороге возврата к отмененной в 1935 г. карточной системе. Но высшее политическое руководство из принципа не могло на это пойти. Проблему «дефицита» пытались решать другими способами. Повсеместно в магазинах и торговых точках были введены нормы отпуска товаров в одни руки. Была создана система закрытой торговли и общественного питания для военнослужащих, работников НКВД, рабочих и служащих военно-промышленных объектов, железнодорожного транспорта и некоторых других.