Я не знал, что Сергей Иванович, наш директор, такой низенький. Он обычно или сидит за столом в своем кабинете, или произносит речи с трибуны. Там, наверно, какие-нибудь подставки спрятаны, чтобы он казался повыше. А теперь он ведет меня по коридору, совсем маленький, не выше меня.
— Нина Петровна нос не отбивала, — говорю я.
— Не моя забота. Органы разберутся.
— И Финкельштейн не отбивал.
— Он при всех сознался.
— Он хотел на Лубянку попасть, чтобы родителей найти.
— Нет у него больше родителей. Расстреляли их. Ему что, не сказали?
У меня опять зубы застучали. Только теперь не от холода. Жалко Очкарика и страшно за него. Говорила же ему тетка, а он не поверил. Вот и попал в тюрьму ни за что ни про что.
— Ну что остановился, Зайчик? — говорит Сергей Иванович. — Давай, пошевеливайся.
Он хватает меня за руку и тащит вниз по лестнице. Он низенький, да сильный.