Стальные корсары

Броненосец «Асахи». Это же время

Лейтенант Акира Мацумото крадучись пробирался по узкому коридору. Еще час назад здесь все было чисто и блестело, а сейчас стены покрылись гарью, а под ногами хрустели какие-то мелкие обломки. Пару раз ему попадались громадные, больше его роста, дыры от русских снарядов, через одну из которых открывался живописный вид на сражающиеся «Микасу» и русский броненосец, названия которого лейтенант не помнил. Впрочем, он сейчас вообще мало что соображал — после того, как взрывной волной от русского снаряда его швырнуло на переборку и заставило на долгие четверть часа потерять сознание, он мог похвастаться разве что звоном в ушах и вихляющейся походкой. Последняя, впрочем, уже приходила в норму, и на ногах Мацумото держался уже вполне уверенно. Настолько, что даже задержался у пробоины и понаблюдал за боем, едва не взвыл от радости (пусть это и недостойно самурая, но очень хотелось, и помешало лишь четкое осознание, что от чересчур резкого движения он сейчас может и сознание потерять), когда над русским броненосцем вспухло густое облако дыма от удара японского снаряда. Правда, радость моментально сменилась разочарованием, потому что русские ответили не хуже, повалив своему визави мачту и заставив и без того еле плетущуюся «Микасу» рыскнуть на курсе. Хотя к тому моменту оба броненосца уже охромели настолько, что и без маневров еле двигались, и это Акира, несмотря на контузию, прекрасно осознавал.

Где-то впереди раздались голоса. Лейтенант прислушался. Ну да, русские, кто бы сомневался. Их грубый и варварский язык не спутаешь ни с чем. Судя по голосам, которые, несмотря на частичную потерю слуха, Акира различал хорошо, они были где-то недалеко и ничуть не скрывались. Ну и ладно, сейчас не время для геройства. Акира поудобнее перехватил старый прадедов меч, который нашел в своей чудом уцелевшей каюте, и, нырнув в боковой коридор, ловко побежал вниз по трапу. Очень удачно — как раз этот трап приводил его достаточно близко к цели. А цель у него была… У-у-у, серьезная цель.

Придя в себя после контузии, он несколько минут не мог понять, что происходит. Казалось, «Асахи» зажат с двух сторон между чужими кораблями, и лишь спустя несколько минут он понял, что творящееся перед глазами безобразие реальность, а не плод безумного воображения ушибленного мозга. Броненосец и впрямь подпирали два русских корабля. С правого борта крейсер, лейтенант не сразу понял, что это «Баян», слишком уж он привык его видеть издали. Ну а слева возвышался стальной глыбой опаленный борт какого-то из броненосцев — русские любили высокобортные корабли с отменной мореходностью.

Еще через пару минут Акира пришел в себя настолько, что начал понимать — его корабль захвачен русскими. Кругом валялись трупы, вперемешку русских и японцев, но последних было куда больше. Да и сами русские ходили по палубе без опаски, сортируя тела. Своих аккуратно складывали у борта, а японцев просто выкидывали за борт. Один из них обратил внимание на Акиру, подошел, убедился, что офицер не то что встать не может — шевелится с трудом, беззлобно усмехнулся, охлопал карманы лейтенанта, забрал револьвер и, отвернувшись, отправился прочь по каким-то своим делам.

Акира смежил веки — видеть, что творится вокруг, было свыше его сил. Наверное, он так и потерял бы сознание, если бы не жуткий грохот, от которого его бедная голова, казалось, взорвалась на тысячу осколков. Как оказалось, это русский броненосец, отвалив от борта «Асахи», немедленно открыл огонь по кому-то, лейтенанту невидимому. Еще через какое-то время русские обрубили канаты, связывающие «Асахи» с крейсером — теперь даже контуженному лейтенанту стало ясно, что «Баян» медленно, но неуклонно тонет. А затем палуба знакомо вздрогнула — захваченный русскими броненосец дал ход — и эта вибрация отозвалась в голове новой болью.

Именно боль придала ему сил, и, отползя под защиту каких-то обломков, чтобы не мозолить русским глаза, Акира решил — никогда его корабль не будет ходить под флагом врага. Оставалось придумать, что же он может для этого сделать. Вернее, не так. Что — как раз понятно, броненосец надо затопить, поскольку вернуть его Японии уже не получится. А вот как это сделать — вопрос очень и очень интересный. «Асахи» — махина водоизмещением в пятнадцать с лишним тысяч тонн, построенный так, чтобы максимально затруднить саму возможность его потопления. Это не лодка, которой топором можно пробить днище, здесь требовалось что-то помощнее.

Самый простой вариант, который приходил в голову лейтенанту Мацумото, это открыть кингстоны. Увы, это было сколь просто, столь и малоэффективно. Во-первых, не факт, что получится — наверняка за четыре года механизмы приржавели намертво. А во-вторых, даже если и нет, один затопленный отсек мало чего решает, второй же, а тем более третий, никто затопить не даст — устроят облаву и поймают. Так что осложнить жизнь русским Акира таким образом сможет, но не более того.

Вторым вариантом, практически гарантировано приводящим к гибели корабля, было подорвать пороховой погреб. Как? Да вариантов масса. Вот только взрыв снарядов среднего калибра нанесет броненосцу повреждения, может быть даже сильные, но наверняка не фатальные. А пробраться к погребам главного калибра вряд ли удастся — русские возятся в башнях, это и отсюда видно. Скорее всего пытаются освоить незнакомые орудия. Вряд ли им это удастся, во всяком случае, быстрым этот процесс не будет, вот только проскочить мимо них тоже не получится. А драться с русскими, каждый из которых на полторы головы выше лейтенанта ростом и вдвое шире в плечах — нет уж, увольте. Акира не боялся, это недостойно самурая. Просто он хорошо отдавал себе отчет, что такая попытка станет лишь еще одним способом самоубийства, глупым и бездарным.

Известно: если долго мусолить одну и ту же мысль, что-нибудь да придумается. Так получилось и сейчас. Прозрение пришло в голову лейтенанта достаточно быстро — все же он был далеко не глуп, а может, просто боги покровительствовали своему истовому почитателю. И план, родившийся у Акиры, был хоть и крайне рискованным, но реальным.

В самом деле, корабль на ходу. Это значит, подняты пары, а кочегары вовсю стараются, швыряя уголь в прожорливые топки. Котлы раскалены. А что бывает с котлами, когда на них попадает вода? Да они попросту взрываются. И если открыть кингстоны в машинном отделении, то есть шанс, что от взрыва и без того поврежденный корабль пойдет ко дну. И даже если не пойдет, увести его русские уже не смогут и вынуждены будут затопить сами. Если же удастся затопить не один отсек, а хотя бы парочку, то броненосец отправится на дно практически с гарантией. Дело оставалось за малым — пробраться вниз, миновать русских и открыть кингстоны. И все это еле держась на ногах и без оружия.

Акира подумал, помусолил идею, словно бы камушек во рту покатал. Покатал и выплюнул — там куча народу, одному не отбиться, и затопить отсек ему не дадут. На худой конец, обратно кингстоны закроют, перешагнув через его, лейтенанта Мацумото, остывающий труп. Пожалуй, даже погреба взорвать — и то больше шансов.

Зато следующая мысль выглядела куда интереснее. На «Асахи» пять минных аппаратов, и все они перед боем заряжены. Аппараты подводные, и взрыв восемнадцатидюймовой мины Уайтхеда ниже броневого пояса гарантировано выводит и без того поврежденный корабль из строя. Правда, и ему, Акире, не жить, но кодекс Хага Курэ в этом случае говорит, что необходимо делать, однозначно. А раз так — вперед!

Ему удалось незамеченным пробраться в свою каюту. Незамеченным, потому что на него никто и внимания не обращал, а возле офицерских кают русских и вовсе не наблюдалось — видимо, у них имелись дела поважнее. Увы, большинство кают было разбито — русские снаряды произвели здесь настоящее опустошение, а пожар, пускай небольшой и быстро потушенный, довершил начатое. В своей, чудом уцелевшей каюте, Акира забрал фамильный меч, прекрасно понимая, что в чреве корабля им особо не помашешь. Но все же хоть что-то, с ним чувствуешь себя увереннее. Меч же — душа самурая, и бросать его не годится. Что интересно, прикосновение к обтянутой кожей рукояти словно бы придало сил. И вот теперь Акира спускался по трапу, уверенно ориентируясь в полумраке — большая часть лампочек не горела, превратившись в труху от сотрясений. Плохое освещение не смущало лейтенанта, напротив, было его союзником — все же он был уверен, что знает свой корабль не в пример лучше русских, и сейчас уверенно шел к цели.

Минный аппарат, освещенный чудом уцелевшими лампами, встретил его знакомым жирным блеском хорошо смазанных частей и пониманием, что он, Акира, идиот. Будучи штурманом, лейтенант Мацумото, разумеется, имел представление обо всех механизмах корабля, но именно что представление. То есть он мог бы выстрелить миной куда-нибудь в сторону противника и, при удаче, даже попасть, но вот что делать сейчас он попросту не знал. Нет, разумеется, у мины есть взрыватель, но как в одиночку извлечь из аппарата бандуру в две тонны весом Акира решительно не представлял. Разве что мечом его рубить… Толку, конечно, не будет, зато, пока никто не видит, можно дать выход накопившимся эмоциям.

Сохранить достойную истинного самурая невозмутимость было сложно, однако Акира сдержался. Открыл крышку, мрачно полюбовался на едва видимые винты. Сел, тяжело переводя дыхание — все же он был сейчас не в лучшей форме. Ну почему, почему он не минный офицер!

Возможно, произойди подобное всего на полгода раньше, он просто сделал бы себе харакири или просто сидел бы, пока не потерял сознание, считая, что прогневил богов. Но за спиной лейтенанта был почти год не самой легкой войны, и насмотрелся он всякого. В том числе и того, как их противники, русские, попав в безвыходную ситуацию, не сидят, сложа руки, а ищут хоть какой-то вариант, импровизируют и добиваются порой впечатляющих результатов. И сейчас Акира мысленно поставил себя на их место. Получилось на удивление легко, а главное, выход пришел на ум почто сразу.

Подняться наверх, добраться незамеченным до разбитой шестидюймовки, взять картуз с порохом, благо их здесь валялось немало. Русский снаряд разворотил борт, но не взорвался, только сорвал орудие, отшвырнув его в сторону (ствол, пробив переборку, нелепо и уныло торчал в коридоре), и раскидал поданный боезапас. Картуз был тяжелым… А потом снова вниз, скрываясь от русских. К счастью, их на корабле, похоже, было не так и много. Зато трупов валялось в избытке, их Акира видел своими глазами — японские моряки сражались доблестно. Сейчас у русских наверняка проблемы с личным составом. Кстати, гром орудий стихает, становится все реже. Похоже, бой заканчивается, и не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, в чью именно пользу. А раз так, следовало поторопиться.

Порох он утрамбовал в трубу минного аппарата. Когда он взорвется, от него сдетонирует шимоза внутри мины. Если сдетонирует. Но думать о том, что может не получиться, категорически не хотелось. Пропитанная маслом тряпка в качестве фитиля — чтобы получился взрыв, минный аппарат надо было закрыть, в противном случае порох выгорит, и на том дело закончится. И лишь когда все было готово, Акира сообразил, что поджечь фитиль ему попросту нечем. Сам он не курил, и спичек в кармане не держал. После контузии, да еще озабоченный совсем другими проблемами, лейтенант даже не подумал об этом, а сейчас… В общем, это было обидно — находиться в шаге от победы и так позорно вляпаться. Но в роду Мацумото не привыкли сдаваться.

Вновь наверх. Ступени уже плыли перед глазами, на Акира усилием воли заставил себя идти. Найти первую попавшуюся уцелевшую каюту. В ней все на своих местах — русские не грабили, это на берегу, во время стоянок в портах они гроза ночных кабаков, а в бою дисциплину блюли свято. На миг Акира почувствовал угрызение совести — рыться в вещах погибшего товарища не очень правильно, однако потом он решительно отогнал от себя эту мысль. Погибшему уже все равно, а у него Долг! И наверняка хозяин каюты (Акира только сейчас сообразил, что даже не посмотрел, в чье жилище забрался) был бы не против его поступка.

Спички в ящике стола отыскались поразительно быстро, словно богам не терпелось, чтобы лейтенант совершил задуманной. Богов, если вдуматься, тоже можно понять… Поразительно, какая чушь лезет в голову, думал лейтенант, в очередной раз спускаясь вниз. Еще одним трофеем его стала фляжка, причем не с саке, а заправленная самым настоящим шотландским виски. Акира на ходу то и дело прикладывался к горлышку, глуша боль в голове и медленно поднимающийся откуда-то из глубины души страх. Пожалуй, ему очень повезло, что нашлась эта фляга, иначе могло бы не хватить духу выполнить задуманное.

Тряпка как раз начала тлеть, распространяя вокруг себя мерзкую вонь сгоревшего масла, когда позади Акиры раздалось:

— Ну, я же говорил вам, вашбродь, что япошка это, а вы показалось, показалось. Здеся он.

Акира медленно повернулся. Медленно потому, что ему вдруг стало страшно. Он делал, делал, рисковал, приготовился умереть — и что теперь, все впустую? Мысли недостойные самурая, но все же…

Метрах в трех от него стояли двое. Один с непокрытой головой, в драной и грязной тельняшке, второй в кителе, некогда белоснежном, а теперь закопченном и в двух местах прожженном. На голове — фуражка, вернее, ее остатки, огонь не пощадил головной убор офицера. Все это Акира видел так ясно, будто находился не в полумраке трюма, а на залитом солнцем пляже. А еще он видел, что русские на голову выше его, заметно шире в плечах, и любой из них способен его, Акиру, скрутить голыми руками. И никакое дзюдо, которым Акира занимался более десяти лет, здесь не поможет. Вдобавок, у русского офицера в руке был револьвер, правда, направленный сейчас в пол — очевидно, спрятавшегося в трюме японского лейтенанта русские не боялись совершенно и в качестве серьезного противника не рассматривали.

Рукоять меча будто сама толкнулась в ладонь. Русские не ждут сопротивления, уверены в собственной силе, не видят его оружия. Беспечность всегда их подводила, и это дает ему шанс, который надо использовать любой ценой. Слишком многое поставлено на карту.

Русских он достал одним прыжком. Успел еще увидеть широко раскрывшиеся в испуге и удивлении глаза офицера, судорожно, рывками поднимающийся револьвер, вскинутую навстречу в инстинктивном защитном жесте руку… Медленно, слишком медленно. Клинок тускло блеснул в неярком свете ламп и серебристой чертой пресек жизнь русского. В лицо плеснуло отвратительно-теплым, и, не успело еще рассеченное почти пополам тело осесть, как Акира уже поворачивался ко второму противнику, занося фамильный клинок для удара.

Однако русский оказался не только грудой мускулов, но и бойцом с отменной реакцией. Отпрыгнув назад и влево, он счастливо избежал удара мечом, а потом настал черед лейтенанта шарахаться назад, спасая свою жизнь. Тяжелый железный лом свистнул в каком-то сантиметре от его головы и со страшным грохотом ударился о переборку, выбив сноп искр. Все же сила у русского была чудовищная.

Они медленно двинулись по кругу, ловя взглядом каждое движение противника. Акира не боялся русского, но понимал, что надо быть осторожным. Все же по манере держаться и двигаться было ясно — фехтовать он не умеет абсолютно. Оно и неудивительно — в Японии тоже крестьян мечом владеть не учат, а ведь нижних чинов набирают как раз из простонародья. Для них и прикоснуться к оружию самурая — великая честь. Так что как фехтовальщик русский не стоил ничего, да и оружием ему служил не меч. Вот только недостаточную остроту матрос с лихвой компенсировал массой и, глядя на то, как он, легко, словно прутиком, поигрывает ломом, кажущимся совсем небольшим в его лапищах, Акира понял — первый удар, который он пропустит, станет для него и последним. И блокировать его нечего даже и пытаться, тяжелая железка легко переломит такой прекрасный, острый, но, увы, хрупкий самурайский меч.

Еще больше его убедил в этом свистнувший у самого носа металл. Едва отпрянуть успел, настолько быстро все произошло. Все же чернь порой очень хорошо, умеет владеть дубинками и другим, столь же простым и тяжелым оружием. Данный конкретный индивидуум исключением не являлся, и следующую пару минут Акира провел, увлеченно прыгая, падая и перекатываясь, чтобы русский его, не дай боги, не задел. В тесном помещении это было сродни подвигу, и как он не зарезался о собственный меч, знают только боги. Потом ему удалось выбраться в коридор, стало немного полегче — все же появилось хоть какое-то пространство для маневра. Ну а матрос, хрипло дыша и беспрерывно извергая поток слов, непривычных по звучанию, но интуитивно понятных по смыслу, лупил по нему что было сил. Казалось, весь трюм заполнилось лязгом и гулом, как в кузнице.

И все же мастерство переиграло силу. Хотя русский и крутил своей железкой, будто легкой тросточкой, постепенно это его измотало. К тому же, матросу очень мешали переборки, за которые он то и дело задевал своим оружием. Движения начали постепенно замедляться, а по тому, как матрос начал постепенно клониться вправо, Акира понял, что он сорвал дыхание. Русский уже не матерился непрерывно, лишь хрипло дышал, и в конце концов финал оказался вполне ожидаемым. Меч лейтенанта чиркнул его по ребрам, брызнула кровь… Русский шарахнулся назад, теряя равновесие, Акира шагнул вперед, чтобы добить, и в этот момент матрос с хриплым рычанием метнул свое оружие.

Боль была такая, что у лейтенанта Мацумото сразу же прошли все последствия контузии. Сломанная чуть ниже колена кость пропорола мышцы, штанина мгновенно окрасилась кровью, и Акира, глухо взвыв, рухнул. А когда он открыл глаза, то увидел перед собой зажимающего бок русского с его, Акиры, мечом в руках.

— Очнулся, тварь? Ну, пошли.

Русский отпустил свои многострадальные ребра, окровавленной рукой схватил лейтенанта за шиворот и одним рывком без видимых усилий поднял. Как ни странно, способность трезво оценивать окружающее Акиру не покинула, и он, когда его протащили мимо отсека с минным аппаратом, сразу же увидел, что удача окончательно изменила ему. Импровизированный запал, тщательно затоптанный, валяется в стороне от минного аппарата. Похоже, лейтенант успел сколько-то проваляться без сознания, и русский не только завладел его оружием, но и ликвидировал угрозу кораблю. Впрочем, додумать эту мысль Акира уже не успел, задев поврежденной ногой за переборку и от мгновенной вспышки боли потеряв сознание.

Забегая вперед, надо сказать, что оба они пережили не только это приключение, но и войну вообще, встретившись позже, совсем в иных чинах и как союзники. Случилась встреча через два с лишним десятилетия, во время большой войны, но это уже совсем другая история.