12. Изображение персонажей

В старое время считалось, что центральная задача творчества изображение людей. Населить мир еще несколькими придуманными, но бессмертными персонажами вроде У Суна и Линь Дайюй[12] — вот это и есть творчество. Потому успех или неудача произведения зависели от изображения людей, а не фактов. Фактов много, они моментально сменяют друг друга, сегодня кажутся важными, а завтра начисто забываются; поэтому один У Сун стоит больше, чем «Деяния судьи Ши»[13] с десятью продолжениями.

Но в наши дни литература испытала на себе неодолимое влияние двух факторов: науки и общественного самосознания. Воздействие науки проявилось в том, что стали требовать не только достоверного и подробного описания фактов, но и соответствия изображения персонажей законам биологии и психологии. Немыслимые красавицы, невероятно талантливые юноши и богатыри сверхъестественной силы должны были постепенно сойти со сцены, а простое воспроизведение душевного мира героев заменил его анализ. Персонажи стали достовернее и сложнее, но творчество понесло урон — ведь анализ еще не есть творчество. А в результате роста общественного самосознания литература стала уделять столько времени выполнению своего социального долга, что ей уже не до создания образов героев; она старается привести как можно больше фактов, чтобы вскрыть темные стороны общества и направить читателей на путь социального прогресса. Общество представляет собой цельный и сложный организм; выделить из него одно явление, показать его значение, предложить методы устранения недостатков — все это, конечно, нелегко, и можно понять писателя, не успевающего заняться своими героями. К тому же ему кажется, что стремления и судьбы отдельных личностей слишком ничтожны в сравнении с социальной революцией. И вот обличительные репортажи стали считать литературой, а стремление создать яркие образы заклеймили как пережиток индивидуализма.

Что же будет дальше? Очевидно, человечество движется по пути ко всеобщему равенству. Героизм подходит к своему концу — в мире будущего героям вряд ли уготовано место. Если так будет продолжаться, неизбежно настанет день, когда никто не будет ни выше, ни ниже других, когда каждый станет отдавать все свои способности ради блага коллектива. Тогда личные стремления утратят свое значение, а конфликты между людьми уступят место противоборству человечества с природой. Если же не останется ни борьбы, ни драматических ситуаций, наверное, исчезнет и искусство: интерес к людям утратится, а информацию о фактах с большим успехом смогут давать телефон, телеграф, кино и прочие человеческие изобретения, развитие которых нельзя предугадать.

Но если каноны прошлого перестали быть незыблемыми, а будущее не сулит ничего хорошего, что же делать с изображением литературных персонажей? Молча ждать, пока оно окончательно выйдет из моды? Не думаю. Во-первых, до полного исчезновения литературы пройдет еще немало времени, и вряд ли есть резон сейчас же откладывать перо в сторону. Во-вторых, хотя современная литература уделяет фактам больше внимания, нежели людям, тот, кто поступает наоборот, не обязательно окажется в проигрыше. Коль скоро нас продолжают интересовать персонажи Гомера и Шекспира, значит, образы людей воздействуют сильнее, чем описание фактов. Говоря по правде, если бы не образы героев у Гомера и Шекспира, кто стал бы читать повествования о тогдашних диких нравах и о невероятных событиях? В-третьих, сила литературы в конкретности изображения. А можно ли изобразить что-то конкретно, минуя людей? Если литература хочет заниматься фактами, это должны быть очеловеченные факты. Как ни насыщен событиями роман «Возведение в сан божеств», ему не сравниться с повествованием о добрых молодцах, вынужденных уйти в горы Ляншань[14]. Кроме того, литература через изображение фактов старается воздействовать на нас, направлять нас, но мы — люди, поэтому нас больше всего волнует изображение нам подобных. Взять сцену погребения цветов[15] взволновала бы она нас, если бы не было Линь Дайюй или если бы вместо нее фигурировала мировая чемпионка по легкой атлетике? Воспевание подвигов и заслуг единичных героев сегодня отдает анахронизмом, но и груды фактов в безлюдной пустыне выглядят не слишком привлекательно.

Но продолжим разговор об изображении персонажей, не боясь повторить уже сказанное другими.

Самое трудное при описании человека — сделать его живым. Конечно, указание профессии, сословия, национальности может помочь воссоздать характер человека, но обилие подробностей часто приводит к противоположному результату — в них могут потеряться подлинно индивидуальные черточки, портрет может получиться статичным. Чтобы изобразить человека, нужно знать о нем все, но не обязательно сразу обо всем рассказывать, как это делают гадатели-физиономисты. Пусть о человеке больше говорят его поступки. Чем больше черточек характера будет передано через действия персонажа, тем более живым, натуральным он будет казаться. Профессия и место жительства героя представляют интерес для читателя, но еще более важны его человеческие качества. Если персонаж выступает лишь представителем чего-то, сила его воздействия будет ограничена. Возьмем, к примеру, книгу русского классика. Разумеется, знакомый с положением в России читатель извлечет из нее больше, чем тот, который не представляет, где эта страна расположена. Но величие такой книги состоит не в том, что она помогает небольшому числу знатоков узнать еще больше о России, а в том, что она дает возможность самому неосведомленному человеку понять, что русские — тоже люди. Или обратимся к библейским преданиям и пьесам Шекспира: в них обычно сообщается мало сведений о героях, но эти персонажи сотни и тысячи лет волнуют все человечество. Для контраста возьмем «Маленькую француженку» Энн Дуглас Сэджуик, в которой описываются различия между женщинами Франции и Англии, вышедшую под псевдонимом Элизабет книгу «Путешественники», в которой сопоставляются немцы и англичане, или «Верную нимфу» Маргарет Кеннеди, где говорится об отличиях художника от других людей. Все это неплохие, довольно интересные книги, но великими их не назовешь. Коль скоро речь идет о специфике определенной группы людей, общее, групповое начинает диктовать свои законы. Индивидуальные особенности, играющие главную роль в жизни людей, как бы перемещаются на периферию. В результате изображается то, что отделяет одних людей от других, но забываются общие для человечества устремления и идеалы; сообщаются новые сведения, но оставляются без внимания коренные жизненные проблемы, В таких описаниях на первый план выступают детали, главное же — то, что помогает людям в их совместной борьбе, — предается забвению. Если авторы подобных книг не очень глубоко понимают своих персонажей, они часто пробавляются картинками общественных нравов, а живая жизнь остается где-то в стороне. В последние годы на Западе появилось много романов, в которых изображены китайцы; девять десятых из них описывают различия между нациями Востока и Запада, но знания авторов поверхностны, и в итоге китайцы выглядят какими-то чудными животными, не очень напоминающими людей. Если бы эти писатели искренне старались понять и воссоздать жизнь своих персонажей, они могли бы ошибиться в частностях, но преуспели бы в главном. Противоположность этому являют те книги, действие которых происходит вне времени и пространства, чьи авторы пренебрегают изображением пейзажей, нравов и вообще реальной жизни, стремясь лишь к художественной гармонии. Если такая книга создана талантливым мастерам, живущим в царстве своих грез, в ней есть своя прелесть. Но от таких произведений нельзя ожидать большой впечатляющей силы. А о безделушках, сочиненных малоталантливыми, но набившими руку авторами, и говорить нечего. В произведениях писателей романтической и эстетской школ отчетливо видно, как проза вторгается в сферу поэзии. Но мы должны ясно понимать: романы в новейшую эпоху одержали верх над поэзией не только потому, что в них можно изобразить все, о чем говорится в стихах. Главное другое: в прозе можно сказать и о том, о чем в стихах нельзя или не принято говорить. Уолтер Рэли говаривал, что крупный прозаик должен быть прежде всего юмористом, а автор романсов поэтом. Слово «юморист» здесь, по всей видимости, употреблено не в его современном значении, а в смысле «знаток людских нравов и окружающей жизни, умеющий воспроизвести ее на бумаге». Поэтом же Рэли именует одаренного фантазией человека, способного посреди обыденной действительности создать свой романтический, идеальный мирок. Но для нас самое главное в том, что «крупный прозаик» должен уметь воспроизвести окружающую жизнь.

Понятно, что предметом изображения является не только профессия или социальное положение героя, по и его внешность, а для этого требуется наблюдательность и меткость характеристик. Если написать, что у такого-то персонажа подбородок блестел, как пятка, или шея напоминала куриную ногу, эти детали наверняка запомнятся читателю и придадут живость облику героя. Напротив, чрезмерно подробные или приложимые к множеству людей описания — напрасная трата времени. Нельзя описывать все — от шляпы до подметок сапог; следует выделять лишь то, что действительно характеризует данного человека. Обилие подробностей легко превращается в обузу. Читатель ждет, что каждая сообщаемая ему деталь сыграет впоследствии какую-то роль, и разочаровывается, убедившись, что автор стремится лишь к полноте описаний. Совсем не обязательно сразу же давать полный портрет человека; можно сначала нарисовать лишь силуэт, а потом постепенно добавлять новые черточки, делая облик персонажа все более отчетливым для читающего. Так, люди, прежде чем стать друзьями, постепенно узнают друг друга, находя во взаимном общении все больше удовольствия. И не обязательно каждый раз, вводя новый персонаж, стараться немедленно достичь драматического эффекта. «Раздался грозный крик, и вот стремительно появился полководец, обликом подобный тигру»[16] подобные фразы, конечно, привлекают внимание аудитории, но в эстетическом плане более оправданно употребление не слишком ярких красок, которые как бы указывают на возможности дальнейшего развития характера человека и изменений в его судьбе.

Характеризуя персонаж через его речь, внешний облик или привычные телодвижения, не надо злоупотреблять этим приемом. У Диккенса второстепенные герои, как правило, имеют какую-нибудь раз навсегда заведенную привычку и набор любимых выражений. Один из множества примеров — Бегнет из «Холодного дома», который то и дело пускает в ход военный лексикон и щеголяет военной выправкой. Но Диккенсу это простительно как юмористу — многократным повторением похожих слов или ситуаций он, добивается комического эффекта. Для серьезных целей этот прием не годится. Если персонаж все время повторяет одни и те же обороты речи или движения, читатель вправе усомниться, в «воем ли тот уме. Иное дело — стремиться к тому, чтобы в изображаемом человеке все соответствовало его профессии, семейному положению и т. д., но это требует очень глубокого понимания и очень тонкой наблюдательности. Так что не следует рисковать, берясь за изображение не очень знакомых людей.

Есть еще один прием, внешне противоположный только что обсуждавшемуся, но тоже продиктованный стремлением облегчить себе труд: изображая мужчину и женщину, ограничиваться самыми общими фразами, предоставляя читателю угадывать остальные подробности. Чем писать о героине, что она молода, весела и подвижна, со здоровым цветом лица и золотистыми волосами, лучше не писать ничего. Все равно конкретного впечатления читатель не получает.

В рассказах желательно несколькими тщательно выверенными фразами сразу закрепить в читательском восприятии внешний облик персонажа. В романе же можно сначала передать лишь общее впечатление, а затем постепенно уточнять его через воспроизведение телодвижений персонажа. Допустим, представляя два персонажа, вы сказали, что у одного большой рот и толстые губы, а у другого рот небольшой и губы тонкие. Потом вы можете свести их за обеденным столом и описать их рты и губы в процессе поглощения пищи. Этим вы сможете не только оживить в читательской памяти облик персонажей, но показать через действия различие в их характерах. Ведь даже незначительные поступки всегда приоткрывают те или иные черточки характера человека. Что бы ни изображалось — окружающая обстановка, события, поступки, — в центре внимания всегда должен быть человек. Мала передать содержание беседы двух героев; опишите, как во время разговора они пьют чай, как потеют, если дело происходит летом… Тогда не понадобится отдельного описания погоды, а различия в манере пить чай скажут что-то новое о характерах героев. Это прием сильный, но не производящий впечатления искусственности.

Пожалуй, диалог больше всего помогает раскрыть характеры персонажей. У каждого своя манера говорить, каждый воспроизводит в разговоре свой образ мыслей. Нельзя только вставлять в уста героев длинные речи, какими бы блестящими они ни были сами по себе. Роман — не граммофонная пластинка. Надо сделать так, чтобы слышалась живая речь самих героев. В реальном разговоре ход мыслей человека не может быть таким последовательным и логичным, как в заранее написанной лекции, воспроизводя речи персонажей, мы должны учитывать скрывающиеся за ними внутренние побуждения. Слова персонажа должны соответствовать не только его социальному статусу, но и его настроению в описываемый момент.

Все, о чем мы говорили, направлено на одно — выявление индивидуальности персонажа, индивидуальность же ярче всего ска зывается в поступках. Чем говорить, что такой-то персонаж — человек плохой, а такой-то — хороший, лучше дать им возможность действовать. Иначе герою, как говорится, негде будет показать свое умение владеть оружием. Через реакцию персонажа на совершающиеся вокруг события можно показать и его индивидуальность, и то, что роднит его со всем человечеством. В каждом человеке найдется что-нибудь особенное, но есть вещи, которые почти всеми переживаются одинаково. Трагедия равно волнует всех, но одни при этом плачут, другие нет; причем может оказаться, что наиболее глубоко переживает как раз тот, кто не плачет. Плакать или нет — дело индивидуальное, тогда как испытывать волнение — свойство всех людей, за возможным исключением чудаков и глупцов. Но ведь мы не собираемся делать наших персонажей непременно чудаками или глупцами! Впрочем, не нужно также стремиться, чтобы герой во всем соответствовал идеалу — идеальным героям часто недостает нормальных человеческих чувств, а это не украшает произведение. Кто из мало-мальски образованных молодых людей, в чьих жилах бурлит кровь, не думает о революции, кто хочет плестись в хвосте? Но если молодой человек в романе занят одной только революцией, ни о чем другом не помышляет, никаким слабостям не подвержен, он становится похож на мраморное изваяние. Слов нет, это красиво, да только в нашем мире таких совершенных людей не бывает. Искусство допускает преувеличение, но превращать живого человека в ангела, не оставив ни малейшего намека на то, что и он произошел от обезьяны, — это уже обман.

Итак, прежде всего необходимо воспроизвести индивидуальный характер персонажа, дать ему, так сказать, утвердиться на собственных ногах, а потом показать его сквозь призму общих для всех людей чувств и отношений. Индивидуальное пробуждает интерес к данной личности, общее же рождает сопереживание. В зависимости от своего характера и от ситуации персонажи могут по-разному плакать и неодинаково смеяться, но важно, чтобы они плакали и смеялись, как люди. Это в баснях Чжан или Ван выступают олицетворениями абстрактных понятий, в романе же они должны быть живыми людьми. В конце концов, человек — не марионетка, которой манипулируют другие, у него есть и свои мысли, и свои чувства.

Загрузка...