Стеклянный дом

5

Роуз будто раздвоилась, с тех пор как стала свидетельницей смерти няни. Одна девочка – прежняя одаренная школьница со словарным запасом гораздо шире, чем у сверстников. Вторая сейчас сидит передо мной с отсутствующим выражением лица. Она страдает от травматического мутизма.

Роуз показали лучшим местным врачам – но ни один из них не сказал, когда она снова заговорит. Может, через день, может, через полгода.

Бет сидит на краю кровати дочери, то сплетая, то расплетая пальцы. Мне кажется, это нервный тик. Вероятно, по мнению Бет, я не понимаю, что происходит с ее дочерью. На самом деле я из числа тех немногих людей, кто способен ее понять.

Существует несколько видов мутизма у детей. Некоторые не разговаривают в определенных местах, например в школе. Это называется селективным мутизмом. Также мутизм может развиться после травмы или операции на головном мозге.

У Роуз более редкая и не до конца изученная разновидность – травматический мутизм. Он возникает стремительно и, исходя из названия, после серьезной травмы. Известен задокументированный случай: девочка молчала шесть недель, после того как на нее набросилась собака. Был и другой случай, правда не задокументированный: девочка перестала говорить, обнаружив свою мать мертвой. Этой девочкой была я.

Я пережила травмирующий опыт совсем маленькой, будучи еще младше Роуз. Увидев бездыханное тело своей матери на полу гостиной, я онемела и многие месяцы не могла говорить. От потрясения в горле возник спазм и не давал словам вырваться наружу.

Чарльз знал об этом, поэтому и попросил меня поработать с Роуз. Он считает, что именно я смогу ей помочь.

Когда я была ребенком, травматический мутизм был совсем не изучен. Некоторые люди считали, что мое поведение – это просто притворство, на самом деле я не утратила способности говорить и наказание освежит мою память. Быстро отбрасываю это воспоминание.

Следующие несколько минут я рассказываю Бет и Роуз о своем хорошем знакомом – коне по кличке Пачино, обожавшем мятные леденцы, – затем восхищаюсь стаей бумажных журавликов, украшающих верх книжного шкафа.

– Это Роуз сделала, – сообщает Бет.

Я благодарю маленькую хозяйку за то, что она разрешила мне взглянуть на ее комнату, но Роуз никак не реагирует.

– Я снова приду завтра, чтобы побеседовать с твоим папой. Наверное, мы с тобой тоже увидимся, – говорю я Роуз.

Бет понимает мой намек и встает. Она подходит к дочери, целует ее в лоб и обещает скоро вернуться. Роуз снова берется за книгу. Но суперобложка смещается, и я вижу часть названия на корешке. Первое слово – не «Энн», а совсем другое.

Ох уж эта старая уловка – прятать книги под чужой обложкой, чтобы никто не понял, что ты читаешь! В средней школе у меня была подруга, которая таким способом скрывала книги Джуди Блум[2] от строгой матери.

Итак, если Роуз увлечена вовсе не историей «Энн из Зеленых Крыш», то что у нее за книга?

Бет ждет меня в дверях, нужно уходить. Я иду вслед за ней вниз по ступенькам. Когда мы оказываемся на лестничной площадке, Бет направляется к выходу. Я спешно обращаюсь к ней:

– Можно мне стакан воды?

На самом деле я не испытываю жажду. Просто хочу лучше осмотреть дом семьи Баркли. К тому же это даст возможность подольше пообщаться с Бет.

Кухня находится в задней части дома. Мы идем по узкому коридору, минуем маленькую библиотеку с открытой каменной кладкой на стене и шкафами от пола до потолка и несколько других комнат с закрытыми дверьми. Сквозь прозрачные раздвижные двери кухни, выходящие на террасу, замечаю, что на заднем дворе ведутся какие-то работы.

Во дворе припаркован рабочий грузовик компании «Тринити Уиндоуз», а под этой надписью другая: «Плексиглас – безопасный, очевидный выбор для современных домов».

Краем глаза вижу, как Бет открывает темный деревянный шкафчик, достает синий стакан и наполняет его фильтрованной водой из-под крана, расположенного сбоку раковины.

Я замечаю бетонные столешницы, медные ручки шкафчиков, каменный пол. Современные люксовые реставрации обычно подразумевают использование солнечных панелей или глазурованной плитки на стенах, но все строительные материалы, которые я увидела в этом доме, были широко доступны еще сто лет назад.

Обращаю внимание на двоих мужчин, выгружающих из кузова грузовика что-то напоминающее стекло – должно быть, плексиглас. Они несут его по пандусу в дом.

– Стелла? – Бет протягивает мне стакан с водой.

Странно, он гораздо легче, чем я того ожидала. Смотрю на него внимательно и понимаю, что в руках у меня не стекло, хотя выглядит похоже. Небьющийся акрил. Я это знаю, потому что видела акриловые стаканы в доме сестры Марко, той самой, что беременна в четвертый раз. Ей пришлось приобрести их, после того как дети перебили стеклянные. Эта современная деталь выбивается из стиля дома, словно застывшего во времени.

Снова перевожу взгляд на грузовик. Он наполнен большим количеством крупных прямоугольных листов плексигласа. Как раз хватит на все окна этого громадного особняка.

– Да, утро выдалось оживленное. А Роуз еще нужно сделать уроки.

– Уроки? – эхом повторяю я.

Сегодня суббота. Не представляю, чтобы у третьеклашки было так много домашних заданий.

– Роуз на домашнем обучении, с ней занимается моя свекровь. Мы подумали, что лучше забрать ее из школы на некоторое время, учитывая все… – Голос Бет срывается. – Спасибо, что пришли.

Таким образом меня вежливо гонят прочь. Бет улыбается, но это лишь формальность, ее глаза непроницаемы. Нетипичное поведение. Обычно родители сильно заискивают передо мной, чтобы показать, что они компетентные и добрые. Или отзываются плохо о другом родителе.

Бет протягивает руку к моему стакану, хотя я сделала всего пару глотков. Безропотно отдаю его.

Затем она направляется к входной двери. Я неохотно следую за ней. Что-то в глубине души не дает мне покоя. Несколько подсказок суммируются в нечто пока непонятное для меня.

По пути к выходу я оборачиваюсь и смотрю на громадную изогнутую лестницу. Поднимаясь по ней некоторое время назад, я пристально разглядывала печальное лицо Роуз на снимках, из-за чего не заметила другого обстоятельства, сохранившегося в подсознании вплоть до настоящего момента. Кожу начинает покалывать, когда до меня наконец доходит, в чем дело. Фотографии вставлены в рамки без стекла. Я потираю пальцы, снова ощущая удивительную легкость акрилового стакана.

Теперь я обращаю внимание на детали, которых сразу не заметила. С потолков не свешиваются хрустальные люстры. Нет зеркал ни в комнате Роуз, ни в коридоре. Нет буфетов с застекленными дверцами. И рабочие меняют старинные оконные стекла на листы прозрачной пластмассы. В этом доме нет ничего стеклянного.