Стеклянный дом

8

Пивной сад в гостинице «Старые рыболовы» – настоящий оазис в округе Колумбия. Если погода благоволит, можно устроиться на обсаженной деревьями террасе под звездами и заказать вегетарианский гамбургер с коктейлем. Время от времени какой-нибудь музыкант бренчит на гитаре, распевая старые песни Карли Саймон или новые песни Эда Ширана. Сюда пускают посетителей с собаками, и часто можно видеть, как те сидят у ног хозяев с умоляющим видом, выпрашивая ломтик-другой картошки фри.

Чарльз уже ждет за столиком, когда я добираюсь до места. Он встает и обнимает меня; я остаюсь в его объятиях чуть дольше обычного.

– Рад видеть тебя, дорогая, – шепчет он мне на ухо.

Я сажусь напротив и начинаю вглядываться в столь дорогое мне лицо. Сейчас его густые волосы тронула седина, морщины избороздили лоб и щеки, но взгляд голубых глаз остается таким же пронзительным, как и в день нашей первой встречи.

Он всего на несколько лет старше моего покойного отца.

– Рад, что ты позвонила, Стелла. Мне хотелось узнать, как продвигается твое дело.

Жду, пока официантка примет у нас заказ, затем отвечаю:

– Я сегодня встретилась с Бет и Роуз Баркли.

– И?..

– Бет вела себя немного холодно и отчужденно.

– Вероятно, она нервничала?

Я качаю головой:

– Скорее, мое присутствие вызывало у нее дискомфорт. Мне так показалось. Бет, судя по всему, привыкла командовать, и, видимо, ей не понравилось, что не она диктует условия. Она выпроводила меня сразу после того, как я встретилась с Роуз. Бет словно пыталась показать, кто тут главный.

Чарльз кивает. Он лично не знаком с семьей Баркли, но сталкивался с подобными ситуациями по роду службы. Он судья по семейному праву.

– Люди с таким достатком привыкли командовать парадом.

– Это правда.

Чарльз подается вперед:

– А как прошла встреча с Роуз?

Я говорю ему правду, как делала всегда с того дня, как мы познакомились:

– С переменным успехом. Она еще такая маленькая, Чарльз… и, наверное, сильно страдает…

Эмоции, которые я подавила в особняке Баркли, чтобы выполнить свою задачу, грозят вырваться наружу сию секунду. Слезы жгут глаза, когда воспоминания, преследовавшие меня бо́льшую часть жизни, накатывают с новой силой…

Сильный стук в дверь. Мать вталкивает меня в единственный имеющийся у нас шкаф и шепчет: «Ни звука!»

Я слышу, как она говорит с мужчиной, у него глубокий голос. Затем она произносит: «Пожалуйста, не надо…»

Становится тихо, слишком тихо. Я снимаю пальто матери с вешалки и закутываюсь в него. Пальто пахнет мамой: приятный аромат прошлого, нотка сладкого парфюма, который она любила, но его норовит перебить ее нынешний запах – запах пота и грязи. Я жду, когда же мама откроет дверцу шкафа и выпустит меня. Но ее все нет. Наконец я задремываю и просыпаюсь оттого, что нога сильно затекла. Выбираюсь из шкафа. Непонятно, который час. В комнате темно, но свет от ближайшей уличной лампы просачивается сквозь дешевые занавески. Мама лежит на полу. Ее глаза открыты и пусты, будто из них выкачали весь свет.

Набираю службу 911, но не произношу ни звука, когда оператор отвечает на звонок. Я не могу говорить.

Тяжело сглатываю и возвращаюсь в настоящее.

– Странно было видеть, какой была я сама в ее возрасте. Впервые я встретила кого-то с той же проблемой.

– Травматический мутизм.

Это Чарльз сказал мне, как называется мое состояние. Он был участлив ко мне и объяснил, что в этом нет моей вины. И что мои опекуны, вместо того чтобы стыдить меня и наказывать, должны были мне помочь.

– Но как мне понять, что лучше для Роуз, если она не может ничего сказать? – спрашиваю я Чарльза.

Официантка появляется с нашими напитками, ставит на стол мое пиво и мартини Чарльза, сообщает, что скоро принесет гамбургеры.

Чарльз благодарит ее и, когда она отходит на достаточное расстояние, чтобы не слышать нас, продолжает разговор:

– Стелла, едва узнав об этом деле, я сразу подумал, что оно для тебя. И не только потому, что ты идеально понимаешь Роуз. Но и потому, что ты вкладываешь душу в работу. Ты не стала равнодушной и не перегорела, как многие. Малышка Роуз заслуживает того, чтобы за нее боролся такой человек, как ты.

Его вера в меня – это всегда бальзам на сердце. Мой пульс замедляется, дыхание выравнивается.

Я благодарю его и беру свой стакан. Он холодит пальцы; делая глоток, чувствую острую нотку лемонграсса. Отмечаю тяжесть толстого стекла в сравнении с акриловым стаканом в доме Баркли. Завтра я вернусь в пластиковый дом – так я его окрестила. Место, которое пугало няню.

Интересно, что еще произошло с Тиной в этом особняке?

– Как думаешь, это сделал один из родителей? – спрашиваю Чарльза. – Больше всего меня тревожит то, что я могу отправить Роуз жить с убийцей.

Чарльз потирает подбородок:

– Полиция провела тщательное расследование, никто не арестован. Мне кажется, стоит рассматривать версию несчастного случая: няня споткнулась и упала. Насколько я понимаю, нижняя рама расположена близко к полу – так строили прежде, а новые хозяева не стали переделывать окно. Вероятно, это всего-навсего трагическая случайность.

– Да, это возможно, – соглашаюсь я.

– Ты будешь говорить с полицией?

Киваю в ответ:

– Я уже отправила запрос и указала твое имя в качестве поручителя.

– И правильно сделала. С кем еще ты хочешь побеседовать? – спрашивает Чарльз.

– С Иэном и Бет Баркли, конечно. С матерью Иэна – Гарриет. С преподавателем музыки и школьным учителем Роуз. Может, с друзьями Тины.

Вероятно, Чарльз улавливает, насколько я переполнена эмоциями.

– Фрагменты истории, рассказанные разными людьми, будут один за другим собираться в общую картину. И тогда ты поймешь, что нужно делать, – говорит он.

Хотелось бы ему верить. Во время бракоразводного процесса обе стороны вызовут свидетелей, и в таком сложном, спорном деле, как это, мой отчет станет важным документом для судьи. Нужно правильно его составить.

Официантка приносит нам еду, мы заказываем напитки по второму кругу и начинаем беседовать на легкие темы, например о джазовом концерте, который недавно прошел в Стрэтмор-холле и на котором Чарльз побывал. Еще я спрашиваю его, стоит ли мне поменять свой джип на внедорожник «бронко». Чарльз не упоминает о жене и сыновьях, живущих вдали от округа Колумбия. У парней свои семьи, и Чарльз редко видит своих внуков. Я, в свою очередь, не говорю о Марко и его новой подружке.

Мы доедаем бургеры и сидим в уютном молчании, слушая гитариста. После песни Джимми Баффета он начинает исполнять кавер «Bittersweet» Элли Голдинг. Сразу узнаю композицию, потому что она была любимой у подростка, с которым я работала в прошлом году.

– Детка, не забудь мое имя, когда наступит утро, – поет музыкант.

За соседним столиком на груди матери засыпает ребенок с темными кудрявыми волосами. Кончиками пальцев она водит по спинке сына круговыми движениями и радостно улыбается ему уголками губ. Муж обнимает жену за плечи, словно окутывает свою маленькую семью невидимым коконом.

Вот так скоро будет и у Марко, думаю я. Он хочет детей. И в этот раз он выбрал женщину, чье желание совпадает с его собственным.

Моя мать злоупотребляла алкоголем, и я никогда об этом не забываю. Именно поэтому я обычно ограничиваюсь двумя порциями спиртного. Но сегодня я подзываю официантку и заказываю третью.