Стервы большого города

13

Телефон в номере коротко прозвонил два раза — пришел посетитель. Венди схватила трубку и зажала другое ухо. Магда смотрела телевизор, включив на полную громкость, чтобы заглушить гудение пылесоса. Горничная беспорядочно водила щеткой пылесоса по ковру, с неодобрением косясь на разбросанные повсюду вещи.

— Алло? — прокричала в трубку Венди.

— Здесь Несса Хоуп. Направить ее к вам? — спросила женщина-портье.

— Да, пожалуйста, — ответила Венди.

Она посмотрела на часы: два тридцать, Шон опаздывал на пятнадцать минут. Венди непременно уведомит об этом мисс Хоуп как об еще одном свидетельстве недостатка у Шона родительских качеств. Венди вышла в крохотную прихожую, а оттуда — на детскую половину, состоявшую из двух маленьких комнат и ванной; по другую сторону от прихожей зеркально располагались спальня и гостиная. В первой комнате едва помещались две односпальные кровати, на полу между ними раскрашивали картинки Тайлер и Хлоя. Тайлер вырвал у Хлои карандаш.

— Неправильно делаешь, дура, — сказал он.

— Тайлер, ты нехорошо себя ведешь. — Венди забрала у сына карандаш и вернула его малышке Хлое.

— Она вылезает за линии, — возразил Тайлер.

— Хлое всего два года, — заметила Венди. — Ей можно выходить за линии.

— Я тоже буду выходить за линии, — закапризничал мальчик.

— Пожалуйста, если хочешь. — Венди посмотрела на сына. Бедный малыш. Она понимала, он недоволен, что его держат в тесном номере. Но это временно. Венди наклонилась. — Скоро у нас будет большая квартира. — Она коснулась плеча сына, чтобы он посмотрел на нее. — Тебе это понравится?

— Не знаю, — пожал он плечами. — У нас уже есть квартира.

— А мы увидим Гвинет, мама? — спросила Хлоя.

— Вы увидите ее в понедельник утром, когда вернетесь сюда. Сейчас вы уедете с папой, а в воскресенье вечером опять будете здесь.

— Зачем нам сюда возвращаться? — Тайлер сердито взглянул на карандаши. — Почему нельзя остаться в нашем доме?

— Ты не хочешь остаться с мамой?

— Почему ты не можешь приехать в наш дом? — спросил Тайлер.

Венди улыбнулась.

— Потому что мама и папа больше не живут вместе, — наверное, в сотый раз повторила она. — Мама собирается подыскать новую квартиру, и мы все вместе будем жить в ней.

— И папа тоже? — спросила Хлоя.

— Нет, папа останется в своей квартире.

— Ты имеешь в виду нашу квартиру, мама, — уточнил Тайлер. — Где мы живем. Ты живешь в этой гостинице.

— Ты тоже здесь живешь, — терпеливо возразила Венди.

— Я хочу домой. — Хлоя расплакалась.

В дверь позвонили. Венди подняла Хлою и посадила на кровать.

— Магда! — крикнула она. — Ты откроешь?

— Что?

— В дверь звонят…

Вздохнув, Венди вышла с Хлоей в прихожую, когда Магда уже открыла дверь.

— О! — Девочка отвернулась.

— Это папа? — спросил Тайлер, выбегая к ним.

Несса Хоуп, адвокат, нерешительно переминалась с ноги на ногу на пороге, с плохо скрываемым ужасом обозревая представшую перед ней сцену. Несса, тридцатипятилетняя, незамужняя и привлекательная по стандартам Верхнего Ист-Сайда, была в эффектной блузке от Роберто Кавалли, джинсах и лакированных кожаных туфлях на высоких каблуках от Мэри-Джейн. Еще ее считали самым толковым адвокатом по бракоразводным делам в фирме «Берчел и Дингли», и в списке самых влиятельных женщин города она значилась под номером сорок три.

— Извините, — сказала Венди, — проходите. Шон должен был забрать детей в два пятнадцать, но опаздывает. Присаживайтесь…

Сесть, правда, было некуда. Все поверхности были завалены бумагой, книгами, сценариями, DVD-дисками, тут же лежали мочалка, расческа, самолет с дистанционным управлением и одежда.

— Ничего. Если хотите, я подожду внизу, — осторожно проговорила Несса.

— Нет, входите, — повторила Венди. — Горничная уже уходит… — Она расчистила небольшое пространство на диване, и Несса с опаской села. — Обычно у нас не так. Как правило, порядка немного больше, — извиняющимся тоном добавила Венди.

— Ничего. — Несса натянуто улыбнулась. — У вас очаровательные дети.

— Спасибо, — с гордостью отозвалась Венди и умолкла, внезапно обратив внимание на волосы Магды. — Магда, милая, разве ты не собиралась вымыть голову?

— Я вымыла, мама.

— Нет, не вымыла.

— Мне не нравится эта ванная комната.

— Вы кто? — спросил у Нессы Тайлер.

— Это мамин адвокат, — объяснила Венди.

— Я не люблю адвокатов, — заявил Тайлер. Венди положила ладонь на его макушку.

— Он просто немного стесняется. Правда, мой хороший?

— Мне он совсем не кажется стеснительным. — Несса положила ногу на ногу.

— Не люблю адвокатов, — пробурчал Тайлер, уткнувшись в бедро матери.

— Несса очень хорошая, — сказала Венди. — Она сделает так, чтобы вы всегда-всегда жили с мамой.

— Сейчас мы едем домой, — сообщила Хлоя. В дверь позвонили.

— Папа! — Магда бросилась к двери.

Вошел Шон. Венди с удовлетворением отметила, что выглядит он неважно.

— Ты опоздал.

— Мне пришлось зайти в аптеку. Я плохо себя чувствую.

— Может, тебе лучше не брать детей?

Он посмотрел на нее.

— Я не настолько плохо себя чувствую. Просто болит голова. Со мной все в порядке. — Шон настороженно взглянул на Нессу.

— Ты помнишь моего адвоката, Нессу Хоуп? — Венди сделала жест в сторону Нессы.

— Да.

— Как дела, Шон? — спросила, вставая, Несса.

— Отлично. — Он взял на руки Хлою. — Вы работаете по субботам?

— Я работаю каждый день.

— Вы с Венди составили бы отличную команду. — Шон повернулся к Магде и Тайлеру. — Готовы, ребята?

— Значит, вы вернетесь завтра. В пять, — проговорила Венди.

— Да, Венди, — ответил Шон, недовольный напоминанием. — Когда ты улетаешь в Канн? — спросил он, желая отплатить тем же.

— В понедельник вечером, — ответила Венди. Он знал, когда Венди улетает, и она догадывалась, что последует за этим.

— Не понимаю, почему ты не позволишь им остаться у меня до своего возвращения. Глупо таскать детей туда-сюда.

— Тебе повезло, что ты вообще их видишь, Шон! — отрезала Венди.

— Ну, это еще как посмотреть, — заметил Шон, бросив взгляд на Нессу. Собрав детей, он вышел и номера.

Венди помолчала и высунула голову в коридор.

— Только натуральная пища, хорошо? — крикнула она вслед. — И укладывай их спать в одно и то же время.

Шон кивнул не оборачиваясь. Венди смотрела на свою семью, удалявшуюся по бежевому коридору, очень похожему на картонную коробку, пока дети и Шон не остановились у лифта.

— Пока, мама. — Тайлер бодро помахал ей рукой.

— Пока, — ласково произнесла она. — До завтра.

Со злостью, недовольством, а главное, с тревогой Венди смотрела, как они входят в лифт. Как оказалось, она, видимо, совсем не нужна своим детям. Похоже, им неинтересно с ней.

Но это только потому, что она продолжает жить в гостинице. Когда она купит новую квартиру, все изменится и их жизнь вернется в нормальное русло. Вернувшись из Палм-Бич, Венди сразу же наняла Нессу, а Несса устроила так, что дети по очереди жили с Венди и Шоном. Тоже временно. Венди надеялась совсем убрать Шона из кадра.

Она закрыла дверь и обратилась к Нессе:

— Кто мог подумать, что два человека так возненавидят друг друга? — Задав риторический вопрос, Венди не ожидала ответа.

Однако Несса ответила:

— Он действительно ненавидит вас. — Она взяла свои вещи. — В любом случае легко он не сдастся.

— Проблема заключается в адвокате Шона, — сказала Несса через пятнадцать минут, когда они сидели за маленьким столиком в баре отеля. Длинная прозрачная штора надувалась у их ног. Венди посмотрела в окно на пеструю толпу прохожих. В этот субботний день в конце апреля Сохо был заполнен туристами.

— Я не боюсь его адвоката. — Венди помешивала эспрессо маленькой металлической ложечкой. — Он должен знать, что у Шона нет предмета иска.

— С традиционной точки зрения — да, — согласилась Несса. — Но Хуан Перек — мужчина, и большую часть времени он занят тем, что добивается от богатых мужчин огромных отступных для их жен и детей. Подобного дела он ждал много лет. У него появилась возможность доказать, что правосудие действительно слепо, что оно не расистское и не сексистское. Другими словами, — добавила она, прихлебывая черный кофе, — Хуан намерен создать прецедент.

— Он уже сделал это. — Венди скрестила руки на груди. — Я отдаю Шону квартиру. Она стоит два миллиона долларов. Это большие деньги для человека, не работавшего десять лет.

— Знаю, — сочувственно кивнула Несса. — Но в этом тоже заключена проблема. Было бы проще, если бы Шон работал. Это означало бы, что он способен содержать себя. Но в вашей ситуации суд не склонен предполагать, что супруг начнет работать, если десять лет не был востребован на рынке труда.

— Смешно. Шон — здоровый сорокалетний мужчина. Он может устроиться на работу, как любой другой человек. Например, наняться официантом, если понадобится.

— Я не стала бы выступать с подобными заявлениями в суде, — мягко заметила Несса. — Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Почему? Это же правда. Он может для разнообразия устроиться на работу.

— Вы должны попытаться подойти к вопросу с другой стороны, — посоветовала Несса. — Шон утверждает, что у него уже есть работа… и была последние десять лет — он воспитывал своих детей…

— О Господи! — Венди обозлилась.

— Не знаю, много ли он в самом деле присматривает за детьми, но это не имеет большого значения. В глазах суда уход за детьми — работа. В противоположной ситуации — если бы Шон был женщиной, — вы, заявив судье, что ваш бывший муж должен пойти работать официантом, поступите так же, как преуспевающий мужчина, который предлагает своей жене-домохозяйке пойти работать на местную автомойку.

Венди прищурилась:

— Полагаю, он хочет больше денег.

— Дело не просто в деньгах. Шон рассчитывает на алименты. И на средства для детей. Он хочет получить детей, Венди.

— Ни за что. Это мои дети. Я люблю их, им нужно быть со мной. Дети принадлежат матерям, вот и все. Пусть Шон видит их по выходным, как все разведенные мужчины.

— Как правило, в обычных ситуациях так и бывает, но ваша ситуация необычна. — Несса сделала еще глоток кофе. — Вы — одна из наиболее преуспевающих женщин в стране, поэтому обычные правила здесь неприменимы.

Венди поставила чашку.

— Я прошла через ад, Несса. И по-моему, все постоянно забывают, что я-то развода не хотела. Это была не моя идея. Это Шон предложил. Он захотел уйти. Его и надо наказывать. Если ты так ненавидишь жену, что не можешь находиться с ней в одной комнате, что тогда? Придется расстаться и с детьми.

— Давайте рассмотрим обратную ситуацию, — дипломатично предложила Несса. Она никогда не волновалась, не поддавалась эмоциям, и эта черта ее характера раздражала Венди. — Предположим, женщина с не самой удачной карьерой вышла замуж за преуспевающего банкира, и поскольку он зарабатывал много, она оставила работу. У них появились дети. Женщина сидит дома и растит детей. Мужчина преуспевает все больше и больше, но из-за работы все меньше и меньше времени проводит дома. Женщина чувствует себя брошенной, возмущается происходящим. Она сидит дома с детьми, а муж где-то там, в большом мире, стяжал славу и почет. Однажды она просыпается с мыслью, что заслуживает лучшего… и требует развода.

— Но я хотела понять Шона. Ходила к этому проклятому консультанту…

— Да, но слишком поздно. Отторжение слишком сильно. И что дальше? Женщина получает дом. Получает алименты и средства на детей. И если она настаивает, то, возможно, и полную опеку над детьми. И ни у кого не возникает ни малейшего сомнения в справедливости подобного решения. Представьте возмущение женщин, если мы вдруг объявим, что они не могут получить своих детей и должны пойти работать?

— Но я хочу своих детей! — Чем спокойнее держалась Несса, тем больше кипятилась Венди. — Проклятие! — Она со стуком поставила чашку. — Я не допущу, чтобы меня наказывали за то, что я преуспевающая женщина.

Несса молчала, словно дожидаясь, пока Венди возьмет себя в руки.

— Чтобы выйти из всего этого с наименьшими потерями, — предложила она, — посмотрите на ситуацию в более широкой перспективе. Я знаю, это очень личное дело, но в какой-то момент, чтобы принять верное решение, вам нужно забыть о негативных эмоциях. При логическом и спокойном рассмотрении суть такова: мужчин постоянно наказывают за то, что они преуспевают. Добившемуся успеха разведенному мужчине обычно отказывают в общении с детьми. В любом случае вы можете быть уверены, что детям редко позволяют с ним жить, только с согласия матери.

— Этим мужчинам не нужны их дети…

— Вы удивились бы, — сказала Несса, знаком попросив официанта принести еще кофе, уже третью чашку. Наверное, эта женщина очень холодна, решила Венди, так что даже кофеин не действует на нее. — …но судя по моему опыту, большинство мужчин хотят жить со своими детьми. При мысли, что не смогут видеть детей каждый день, они впадают в депрессию. Но они знают: выиграть дело в суде практически невозможно, поэтому не стоит и бороться.

— Тем не менее, — настаивала Венди, — я хочу полной опеки над детьми. И хочу, чтобы вы этого добились.

Впервые за время их беседы Несса смутилась. Она вытерла уголок губ салфеткой, положила ее и посмотрела в сторону.

— Как ваш адвокат, я обязана говорить вам правду. Я могла бы солгать, и мы провели бы в суде два года, а я, вероятно, вытянула бы из вас столько денег, что могла бы открыть собственную юридическую фирму. Будь я таким адвокатом-мужчиной, каких много в нашем деле, я бы ни секунды не сомневалась. Да такой случай — лакомый кусок для адвоката: жаждущий мести влиятельный клиент с кучей денег. Но месть — дорогое удовольствие. Даже если вы выиграете, то не получите ожидаемого удовлетворения. Вы будете проводить со мной больше времени, чем вам хотелось бы, времени, которое вы могли бы проводить с детьми или за работой. И самое главное, Венди… — Сочувственно посмотрев на нее, Несса покачала головой. — Вы никогда не получите полной опеки над детьми при вашем образе жизни.

— Потому что я работаю. Замечательно! Какое поразительное открытие для молодых женщин Америки. Если вы будете много работать и добьетесь успеха, общество накажет вас тем или иным способом.

— Общество вообще наказывает женщин, — заметила Несса. — Чем бы вы ни занимались, нет гарантии, что вы победите. Вы можете двадцать лет сидеть дома с детьми, а затем ваши дети уедут в колледж, муж бросит вас ради более молодой женщины, и вы останетесь ни с чем.

Венди сердито посмотрела в чашку с кофе.

— У вас остается дом.

— Вот радость-то, Венди. У вас остается дом. — Несса покачала головой. — Хуан Перек взялся за это дело только ради шумихи в прессе. Это идеальный пример смены ролей у полов: когда женщина играет мужскую роль, ее можно наказать как мужчину.

Шон предоставил ему документы, в которых зафиксировано все время, проведенное вами в прошлом году вне дома в связи с вашей работой. Если вы потребуете полной опеки, то и они потребуют полной опеки. И в зависимости от того, с какой стороны подует ветер, они вполне могут выиграть.

Венди побледнела. Не суметь победить — такое даже не рассматривалось.

— Никто не поверит, что у матери можно отнять детей.

— Как правило, так не бывает. В обычной ситуации… — Несса вздохнула.

— Я не плохая мать. — Венди охватило отчаяние. — Вы же видели меня с детьми…

— Никто не говорит, что вы плохая мать. Формально мать должна жестоко обращаться с детьми, быть очень нестабильной, наркоманкой или официально зарегистрированной психически больной, чтобы суд забрал у нее детей. Но суд исходит из того, что мать осуществляет основной уход. Тогда как в вашем с Шоном случае Хуан Перек попытается доказать, что основной уход осуществлял Шон. Так что если мы не докажем, что Шон жесток, нестабилен, наркоман или официально признан психически больным, суд не получит серьезных оснований для того, чтобы не предоставить ему хотя бы частичной опеки.

— Хотя бы?

— Он жестоко обращается с детьми, нестабилен, наркоман или официально признан психически больным? — спросила Несса.

— Он опоздал сегодня за детьми на пятнадцать минут. Вы сами видели.

— Шон опоздал один раз. — Несса пожала плечами. — Но он возит детей в школу…

— И я вожу их, — возразила Венди. — Иногда…

— И он забирает их, водит к врачам. Они намерены весьма аргументировано доказать, что Шон осуществляет основной уход. А исторически сложилось так, что суд не любит отделять детей от родителя, осуществляющего основной уход. Они заявят, что, если детей отдадут вам одной, они останутся на руках у нянь. Менее благополучная ситуация, чем при воспитании биологическим родителем. Мне очень жаль, Венди.

— Не стоит! — с жаром воскликнула Венди. — Все просто. Я бросаю работу и становлюсь родителем, осуществляющим основной уход.

Несса терпеливо улыбнулась:

— Это обычное решение проблемы в фильмах, верно? Преуспевающая женщина оставляет карьеру ради детей, и всем хорошо. Но в реальной жизни это не очень практично, не так ли? Особенно в случае с вашей жизнью, если только Шон вдруг не решит пойти работать, а он утверждает, что не собирается этого делать, поскольку у него уже есть работа — воспитание детей.

— Иными словами, я в дерьме.

— Я бы так не сказала. Уверена, мы с Шоном договоримся. У меня такое чувство, что он будет разумен, если и вы поведете себя разумно.

— Когда дело касается детей, трудно вести себя разумно. — Венди подала знак официанту.

— Я знаю, что это трудно. — Несса взяла сумку. — Обдумайте все не спеша. Поверьте мне, бывают ситуации и хуже.

— Неужели? Как-нибудь расскажете, — попросила Венди, провожая Нессу до вращающейся двери. — Вы когда-нибудь любили?

— В любовь я не верю, — ответила Несса.

— Правда? Счастливица.

— При моей профессии верить в любовь невозможно. Вы видите слишком много доказательств того, что ее не существует. Но я планирую вскоре обзавестись ребенком. Через банк спермы. Это единственный способ.

— Счастливая, — повторила Венди, думая о том, что у нее самой другой подход и как ужасно столь мрачно смотреть на жизнь.

Черный «мерседес» медленно двигался по узкой дороге, известной как набережная Круазет в Канне. Слева шла плоская и не слишком красивая полоска моря с узкой лентой песчаного пляжа с пальмами, посаженными через равные интервалы. По другую сторону высились большие отели, модные и роскошные. Транспорт встал, и Виктория поерзала на сиденье. Жители Нью-Йорка всегда жаловались на пробки в Хэмптоне, но движение на юге Франции оказалось еще хуже. Здесь была одна дорога, и все ехали по ней. Было десять вечера первого дня Каннского кинофестиваля, и праздновать собирались всю ночь.

— Мы почти приехали, мадам, — повернулся к ней водитель. — Еще три светофора, и будем в гавани.

Поблагодарив, Виктория подумала: вот опять это слово — «мадам», или «мэм», как говорят в Нью-Йорке. Она как будто проснулась однажды утром, и вдруг все — продавцы в магазинах и водители такси — стали называть ее «мэм» вместо «мисс», словно Виктория внезапно превратилась в женщину среднего возраста. Какое-то время это выбивало ее из колеи, особенно потому, что она не замужем. Когда женщина одинока после сорока, этого не понимают, особенно в Европе и Англии, где тридцатилетние уже охвачены паникой из-за своих биологических часов. Но, необычайно преуспев, ты можешь выработать свои правила жизни.

И какая же это радость, думала Виктория, глядя в окно на прожекторы, посылавшие пронзительно-белые лучи в черное ночное небо, находиться в своем собственном мире — и быть свободной. Почему никто никогда не рассказывает женщинам о счастье такого рода? Чувство может и не продлиться, но это не важно. Важно все испытать в жизни — трудности, и печаль, и головокружительный успех. И если ты действительно работаешь как вол, веришь в себя и не боишься испытать боль и страх (клише, ничего не попишешь, но это правда), то добьешься настоящего успеха и заслужишь право на такой вечер, как сегодня. В жизни случается все, что угодно, и с кем угодно. Иногда это хорошо. Просто верь, что это случится с тобой.

Автомобиль проехал несколько ярдов и снова остановился, пропуская толпу пешеходов. Вообще-то пробка на дороге значения не имела — вечеринка устраивалась в честь Виктории, и она могла позволить себе опоздать. Виктория глубоко вздохнула, наслаждаясь запахом новой кожаной обивки «мерседеса». Ничто не сравнится с запахом новой машины, и когда тебе выпадает такая возможность, надо получить от этого удовольствие. Как мило со стороны Пьера Бертея, что он предоставил ей на этот уикэнд «мерседес» последней модели (которой еще нет в Соединенных Штатах).

— Это месье Юло, ваш водитель, — сказал сегодня утром Пьер, когда мужчина в шоферской фуражке и серой униформе появился на террасе отеля «Дю Кап», где Виктория и Пьер встретились за деловым завтраком. Виктория съела два круассана, намазав их тем соленым маслом с густым сливочным вкусом, какое подают только во Франции. — Месье Юло одновременно и ваш телохранитель, так что вы в полной безопасности.

— Разве здесь небезопасно? — удивилась она.

— Фестиваль притягивает разных странных людей, — сказал Пьер. — Это неопасно, но вы должны соблюдать осторожность. Мы не хотим потерять вас, — добавил он с несколько похотливой улыбочкой.

Так что, помимо номера люкс в отеле «Дю Кап» (одного из лучших в основном здании, с видом на парк, бассейн и море, окном со ставнями, открывающимся на маленький балкон), Виктория обзавелась собственной машиной и телохранителем.

Скрестив ноги, она разгладила складки голубого шелкового платья, одного из своих любимых. Виктория собиралась продемонстрировать его на предстоящем осеннем показе. Но в Нью-Йорке он пройдет или в Париже? Не забыть бы поговорить об этом с Пьером. Он хотел, чтобы Виктория провела в Париже две недели сентября, но компания желала продвигать ее как американского кутюрье, разумеется, с менее дорогой линией готового платья. Однако именно возможность сделать линию от-кутюр и склонила Викторию к тому, чтобы принять предложение; такому искушению она не могла противостоять.

Она знала, что рискует, и, нахмурившись, уставилась на стоявшие перед ними машины. Но жизнь вообще рискованная штука. Виктория беспокоилась, что «Би энд си» втайне планируют купить ее имя и забрать у нее компанию. В индустрии моды это случалось сплошь и рядом. Известно множество историй о дизайнерах, потерявших компании после того, как продали свое имя конгломератам модного бизнеса. Это поистине Фаустова сделка: ты получаешь куш наличными, но одновременно теряешь права на свое имя и даже на правоспособность зарабатывать деньги. Один из пунктов контракта разъяснял, что, став собственностью «Би энд си», вы уже не вправе создать новую компанию. С другой стороны, при одной мысли о разработке линии высокой моды Викторию обдало жаром. Каждый дизайнер мечтает об этом, и лишь немногим дается шанс хотя бы попытаться. Высокая мода — это вершина, где мода соединяется с искусством в противовес коммерции. Несколько недель обсуждая и анализируя ситуацию с Венди и Нико, Виктория решила, что, вероятно, стоит попытать счастья. Она считала, что если «Би энд си» предлагают ей сделать такую коллекцию, значит, она, Виктория, им нужна.

Она еще не подписала контракты, но подпишет в конце недели, когда вернется в Париж. В среду утром она летит во Флоренцию, чтобы посетить три семейные компании по производству тканей, настолько привилегированные, что дизайнера без соответствующих рекомендаций там и на порог не пускали, и утром в пятницу возвращается в Париж. Пока же Пьер убедил ее поехать в Канн на открытие кинофестиваля. Пьер устроил вечеринку в честь Виктории на своей трехсотфутовой яхте, куда она сейчас и направлялась и куда надеялась все же попасть, если они выберутся из этой проклятой пробки.

Вдоль Круазет шли пятидесятифутовые щиты с рекламой различных фильмов, которые покажут на фестивале, и Виктория заметила над собой щит, посвященный летнему блокбастеру Венди — футуристическому триллеру «Умри медленно». Она вспыхнула от гордости за подругу. Венди молодчина — во всяком случае, в отношении карьеры. «Пятнистая свинья» только что получила двух «Оскаров», и Венди сказала, что будет очень здорово, если у нее не начнутся месячные, когда она пойдет по красному ковру. Нико и Викторию это насмешило, и Венди тоже посмеялась бы, если бы не расстраивалась так из-за Шона. Его поступок выходил за рамки понимания, но Венди справлялась отлично. Весь ее выводок жил с ней в «Мерсере», но побывав там разок, Виктория подумала, что Венди, наверное, сходит с ума. Но подруга ни разу не пожаловалась. Даже не накричала на Тайлера, когда он нарочно вылил на ковер сок, потому что хотел клюквенный, а не апельсиновый.

— Эй, приятель, в чем проблема? — обняв сына, спросила Венди. — Ты испугался?

Тайлер кивнул, и Венди объяснила ему, что периодически все чего-нибудь боятся, и это нормально. Затем она сама промокнула лужу и заказала в номер стакан клюквенного сока.

— Извини, Венди, — восхищенно произнесла Виктория. — Но я бы разоралась.

— Не разоралась бы. Свои дети — совсем другое дело.

Все так говорили, и Виктория решила, что это правда, снова взглянув на щит с рекламой фильма Венди. Но все равно не захотела испытать это сама.

Во всяком случае, Венди прилетает в Канн во вторник утром на премьеру своего фильма, которая состоится в тот же день вечером. Она тоже остановится в отеле «Дю Кап» и заказала номер люкс рядом с номером Виктории. Подруги собирались открыть соединяющую номера дверь и на два дня устроить ночной девичник. Очень дорогой и красивый ночной девичник. Мыслью о нем Венди, по ее словам, жила уже несколько недель.

Они действительно намеревались как следует повеселиться. Взяв телефон, Виктория отправила Венди сообщение: «По пути на вечеринку проехала мимо твоей рекламы в Канне. Класс, класс, класс. Поздравляю. Жду не дождусь нашей встречи».

Нажав кнопку, она отправила сообщение и вздрогнула от стука в окно «мерседеса». Оборванная девочка со светлыми волосами, висевшими как пакля, стучала в окно букетом роз. Виктория с грустью посмотрела на нее. Эти дети, вызывающие жалость, были повсюду — на улицах, в ресторанах и в магазинах: предлагали розы туристам. Виктория недоумевала, что это за страна, где детям разрешают торговать на улицах? А ведь жители этой страны утверждают, что любят детей. Типичное французское лицемерие. Виктория опустила стекло. Снаружи ворвались звуки музыки и бурной вечеринки, шумевшей на другой стороне улицы.

— Voulez-vous acheter une rose?[13] — спросила девочка. Изумленно разглядывая салон автомобиля, она обратила внимание и на платье Виктории, и на подвеску в виде капли с бриллиантом в пятнадцать каратов и в оправе из золота. Это украшение Виктория с помощью Пьера взяла напрокат на этот вечер.

— Absolument. Merci[14] . — Виктория открыла маленькую сумочку, в которой лежали пять купюр по сто евро, черная карточка «Американ экспресс», помада и компактная пудра, и подала девочке сто евро.

— Ah, Madame! — воскликнула девочка. — Vous кtes trиs gentile. Et trиs belle. Vous кtes une movie star?[15]

— Non, модельер, — с улыбкой ответила Виктория. Автомобиль двинулся вперед, и девочка, цепляясь за окно, побежала рядом. — Attendez. Le traffic![16] — в тревоге вскрикнула Виктория.

Девочка засмеялась — у нее не было почти всех верхних зубов — и в следующую секунду исчезла среди едущих сзади автомобилей.

— Мадам, — покачал головой месье Юло. — Не следовало этого делать. Вы поощряете их. Теперь они облепят автомобиль как голуби…

— Они же дети, — возразила Виктория.

— Они… как это вы говорите, маленькие пираты. Они облапают весь автомобиль, и месье Бертею это не понравится.

Отпечатки ладоней?

— Tant pis[17] , — сказала Виктория.

Если Пьеру Бертею не понравится, что она помогла ребенку, тем хуже. Она не его собственность. Богатство Пьера не дает ему права ожидать, что Виктория всегда будет следовать его желаниям. Она вспомнила, что произнесла почти те же самые слова, когда две недели назад порвала с Лайном Беннетом. О, Лайн! Виктория пожала плечами и, снова нахмурившись, посмотрела в окно. Он был не так уж и плох…

На мгновение она пожалела, что его нет рядом. Что Лайн не сопровождает ее на большую вечеринку. А было бы неплохо.

«И откуда только берутся эти мысли?» — удивилась Виктория, перекладывая содержимое сумочки. За последние две недели она почти не думала о Лайне. В ту минуту, когда Виктория порвала с ним, он исчез из ее сознания, и это подтверждало, что она поступила правильно. И все же почему у нее с мужчинами всегда так? Знакомясь с мужчиной и начиная встречаться с ним, первое время она всегда проявляет к нему живой интерес, думает, что наконец-то судьба свела ее с подходящим человеком, а затем приходит скука. Только ли ей со временем мужчины и отношения с ними кажутся нудными? Или дело в том, что, когда доходит до отношений, она ведет себя скорее как мужчина, чем как женщина? Ощутив страх, Виктория стала покусывать ноготь. Беда в том, что в последнее время это все несколько… тревожило ее.

Но кто мог подумать, что Лайн Беннет прилипнет к ней как репей? Он один из самых преуспевающих людей на планете, но в конце концов Виктория начала жалеть, что Лайн не похож на Нико или Венди. Те тоже добились невероятных успехов, но не мешали другим людям жить и работать. С тех пор как Виктория сбежала из его дома на Багамах ради встречи в Париже, Лайн стал преследовать ее — постоянно звонил, неожиданно приезжал в офис, устраивался в ее кабинете, читал газету и вел переговоры по телефону.

— Лайн, — наконец сказала Виктория, когда он в третий раз заявился к ней, да еще в четыре часа дня. — Тебе что, некуда пойти? Не с кем повидаться? Нечего делать?

— Я делаю, детка, — ответил он, поднимая свой навороченный ноутбук. — Мобильный офис, ты забыла? Современные технологии. Больше никто не привязан к столу.

— О, здравствуйте, Лайн, — войдя в кабинет, сказала Клэр, помощница Виктории.

— Привет, малышка, — отозвался Лайн. — Как развитие событий с новым парнем?

Это было очень странно.

— Вы с Лайном часто общаетесь? — позже спросила у Клэр Виктория.

— Он разговорчивый. — Клэр пожала плечами. — Иногда звонит вам, а когда вас нет…

— Он звонит сам?

— Конечно. Почему бы и нет? — удивилась Клэр. — Он довольно милый. Во всяком случае, по-моему, пытается быть милым.

— Я привыкла определять Лайна Беннета именно этим словом, — заметила Виктория.

— Ну, он забавный. Вы должны это признать. Очень забавный. И кажется, без ума от вас. Он все время наблюдает за вами, а когда вас нет, постоянно спрашивает, как у вас дела.

Странно. Очень странно, подумала Виктория.

А затем произошел инцидент с певицей в стиле хип-хоп Венис, которая играла главную роль в рекламной кампании одной из косметических фирм Лайна. Однажды днем Лайн, Венис и четверо ее сопровождающих без предупреждения явились в офис Виктории. Обычно она не возражала, поскольку придерживалась принципа открытых дверей, подразумевающего, что клиенты и друзья могут приходить без приглашения. При других обстоятельствах Виктория была бы счастлива показать свою коллекцию певице и даже дать напрокат то, что она пожелает, но в тот день в ее кабинете сидела Маффи Уильямс из «Би энд си», почти неслыханный случай, и они увлеченно обсуждали весеннюю линию. Виктория не могла попросить Маффи уступить место знаменитости, это был вопрос чести, чего Лайн, видимо, не понимал.

— Покажи Венис то зеленое платье, детка, — потребовал он. — Ну знаешь, то, которое мне понравилось…

Маффи воззрилась на Лайна так, словно тот только что переехал ее кошку. Уяснив себе, что Лайн ничего не понял, она встала и начала быстро собирать вещи.

— Мы закончим это в другой день, дорогая, — сказала она Виктории.

— Извините, Маффи, — беспомощно пробормотала Виктория и бросила на Лайна гневный взгляд.

— Что? — удивился он. — Что я не так сделал? Мне не должно было понравиться это платье?

— Как ты мог так поступить? — допытывалась позднее Виктория. Они сидели на заднем сиденье «мерседеса», при полном параде, направляясь на благотворительное мероприятие в музей «Метрополитен». — У меня была встреча с Маффи Уильямс, а она, между прочим, одна из самых важных женщин в мире моды…

— Но я же только хотел помочь. Я думал, тебе будет приятно одеть Венис. Она бывает везде. И может появиться в одном из твоих платье на церемонии «Грэмми»…

— О, Лайн! — с отчаянием воскликнула Виктория. — Дело в том, что ты без всякого уважения относишься к тому, чем я занимаюсь.

— Как? Я обожаю то, что ты делаешь, детка. Ты лучшая…

— А если бы я явилась в твой офис? — Виктория сердито посмотрела в окно. — Извини, Лайн, но отныне двери моего офиса для тебя закрыты.

— Я, кажется, понял. Все дело в деньгах, да?

— В деньгах?!

— Да. Теперь, собираясь получить двадцать пять миллионов долларов, ты думаешь, что больше не нуждаешься во мне.

— Я никогда в тебе не нуждалась. А особенно в твоих деньгах. Честно говоря, Лайн, твои деньги не так уж интересны.

— А твои интересны? — Лайн не желал воспринимать претензии Виктории всерьез. — Ты говоришь, твои деньги интереснее моих?

— Они более интересны для меня, — мрачно ответила Виктория. — Ладно, ты прав. Дело в деньгах. Я не хочу быть с человеком, у которого столько денег. Потому что ты пытаешься перетащить меня в свой мир, хотя я абсолютно счастлива в том, который создала для себя.

— Я даже не знаю, как на это отвечать.

— Послушай, — попробовала объяснить Виктория, — это выглядит примерно так. Твоя жизнь похожа на грандиозное бродвейское шоу. А моя — на более скромное, внебродвейское. Оно, возможно, не такое масштабное, но мое и так же интересно, как тебе — твое. Оставаясь вместе, мы стремимся объединить несовместимое. Результат может быть один: маленькое шоу будет поглощено и переварено большим. Большое шоу выживет, а маленькое — исчезнет.

— А я-то думал, ты дизайнер одежды, — ухмыльнулся Лайн.

Виктория саркастически улыбнулась. Сдастся ли этот человек?

— Знаю, ты понимаешь, о чем я говорю…

— Я только слышу, что ты называешь мою жизнь бродвейским шоу. Со мной, детка, нужно говорить простым английским языком. Ты забыла, я парень простой и не улавливаю всех этих тонкостей.

И Лайн торжествующе похлопал ее по руке. За упрямое нежелание понять чувства других людей Виктория уже ругала его неделю назад, а теперь он опять умничал и поворачивал все против нее.

— Проблема в том, что я не могу быть успешной женщиной рядом с еще более успешным мужчиной. Не могу. Мои успехи как бы не принимаются в расчет.

— Так вот в чем дело? — усмехнулся Лайн. — А я думал, что все женщины хотят быть с мужчиной более успешным, чем они. Разве не об этом они вопят последние двадцать лет? Преуспевающие женщины не могут найти себе мужчин, столь же успешных, как они. Таких мужчин мало, а те немногие, что есть, не хотят иметь с ними дела. Разве они не жалуются на то, что самые успешные ребята предпочитают пустоголовых красоток? Так что, учитывая все вышесказанное, ты должна быть счастлива, детка, ибо получила большой приз по имени Лайн Беннет.

«Типично мужская логика!» — в ярости подумала Виктория.

— Твои представления о женщинах застряли на уровне начала девяностых, Лайн. Я не знаю ни одной преуспевающей женщины, которая придерживалась бы подобного мнения. Большинство знакомых мне состоявшихся женщин хотят быть с менее успешными мужчинами…

— Чтобы помыкать ими?

— Нет. Потому что не желают, чтобы помыкали ими. — Виктория откинулась на сиденье. — Никуда не деться от факта, что взаимоотношения контролирует тот, у кого больше денег.

— Возможно, но если он человек порядочный, то никогда не даст понять это другому. — Виктория изумленно посмотрела на Лайна. При всем самодовольстве Лайна у него иногда случались неожиданные просветления. Не слишком ли она резко судит его? В конце концов, он не виноват в том, что богат. Это необязательно недостаток характера. — Я понял, о чем ты говоришь, — сказал Лайн. — Ты хочешь, чтобы я вошел в твой мир. Тогда почему ты не отвезешь меня в свой загородный дом, о котором постоянно упоминаешь?

— Ладно, отвезу. Но весь мой дом размером с твою гостиную. Вероятно, даже меньше.

— Ты намекаешь на то, что я сноб? — с притворным ужасом спросил Лайн.

— Я намекаю на то, что ты, возможно, умрешь от скуки. В этом месте ничего нет, даже приличного сыра.

— Занятно. — Лайн покачал головой. — Я собирался туда не ради сыра.

Визита Лайна в сельский дом Виктория надеялась избежать. Маленький коттедж, всего полторы тысячи квадратных футов, был ее убежищем, расположенным в отдаленной деревушке на севере Коннектикута. Там действительно не было ничего, кроме пекарни, почты, универсального магазина и бензозаправки. Ни о какой светской жизни там никто не помышлял, никто не устраивал вечеринок, вокруг на многие мили не было даже достойного ресторана. Но именно это и привлекло Викторию. Уезжая в деревню, она носила там старую одежду и очки, а иногда по несколько дней не мыла голову. Виктория рассматривала букашек и наблюдала в бинокль за птицами, изучала справочник о разных видах дятлов. Дом стоял посреди участка в девять акров, где находились крохотный бассейн и пруд. По ночам Виктория слушала гортанное брачное кваканье лягушек. Она допускала, что для кого-то все это невыносимо скучно, но сама никогда там не скучала. Да и как можно скучать на природе? Но поймет ли это Лайн Беннет? Сомнительно. Войдет в одном из своих тысячедолларовых кашемировых свитеров от «Этро» и все испортит.

Но может, подумала она, это выход? Увидев настоящую Викторию, Лайн утратит к ней всякий интерес.

Лайн хотел, чтобы Бампи отвез их в пятницу вечером, но Виктория отказалась.

— Мы поедем в моей машине, и я поведу. Когда она остановила перед домом Лайна свой автомобиль, лицо его выразило изумление, но он ничего не сказал, устроив целое действо из пристегивания ремня безопасности и отодвигания назад своего сиденья, словно собирался с духом для предстоящей поездки.

— Если продашь свою компанию, то, наверное, купишь себе новый автомобиль, — с нажимом заметил он.

— Я думала об этом, — отозвалась Виктория, вливаясь в поток движущихся машин, — но в душе я очень практичный человек. По-моему, машина — вопрос престижа, не так ли? Это не вложение — она обесценивается, если ты много ездишь на ней. Ты не продашь машину за те же деньги, что купил, в отличие от ювелирных украшений, мебели или ковров.

— Мой маленький магнат, — проговорил Лайн, ухватившись за приборную доску, пока Виктория маневрировала в потоке транспорта.

— Мне нравится уделять внимание серьезным вещам.

— Как и всем женщинам. Это одно из скучных женских правил. Почему не уделять внимание чему-то легкомысленному?

— Для этого у меня есть ты, — усмехнулась Виктория. Лайн начал тыкать в кнопки на средней консоли. — В чем дело? — спросила Виктория.

— Хотел узнать, есть ли в этой машине кондиционер.

— Есть, но я его терпеть не могу. Даже если на улице тридцать пять градусов, еду с открытым окном.

В подтверждение своих слов Виктория опустила стекло, и в лицо Лайну ударила струя теплого воздуха.

Все шло почти нормально до вечера субботы. Лайн изо всех сил старался показать, что и он умеет расслабляться. Возможно, это следовало отнести на счет того, что в округе на тридцать миль отсутствовала сотовая связь. В субботу утром они поехали на местную сельскохозяйственную ярмарку, но вместо кроликов и петухов Лайн постоянно смотрел на свой мобильный телефон.

— Как так здесь нет связи? — ворчал он. — Я пользовался этим телефоном на каком-то острове у берегов Турции, но не могу позвонить из Коннектикута.

— Дорогой, твои жалобы на отсутствие сотовой связи так утомительны. Придется тебе смириться с этим.

— Ладно. — Лайн храбро сунул палец в клетку к петуху, и тот мгновенно клюнул его. — Господи! — воскликнул Лайн, тряся пальцем. — Что это за место? Нет сотовой связи, зато есть петухи-убийцы.

— Пойдем посмотрим на состязание на тракторах, — предложила Виктория.

— В этих туфлях? — Лайн поднял ногу в дорогой итальянской обуви.

— Поберегись! — крикнула женщина в экстравагантном платье, сидевшая верхом на лошади. Лайн отскочил в сторону и наступил в помет, который Виктория определила как коровий. Лайн мужественно улыбнулся, но секунд пятнадцать разглядывал свою туфлю.

— А сейчас первую попытку протащить четыреста фунтов предпримет Джон, хозяин садового трактора мощностью пять лошадиных сил, — объявили по громкоговорителю.

— Мне все это очень нравится, а тебе?

Виктория посмотрела на Лайна, но тот вдруг исчез. Черт бы его побрал, подумала она. Совсем как ребенок, который вечно куда-то убегает и теряется. Искать Лайна незачем, он взрослый человек, а она ему не мать.

Виктория наблюдала за тракторами, а ее раздражение и тревога за Лайна нарастали с каждой минутой — что такое с ним случилось? Потом она услышала, как ведущий произнес:

— А теперь Лайн, или Линн, я не понял, как точно произносится имя этого парня, делает первую попытку протащить четыреста фунтов…

Не может быть! Но так оно и было. Сидя на тракторе, Лайн переключал скорости, пытаясь провести машину по грязной дороге. Он добрался до финишной черты, и Виктория приветствовала его радостными возгласами, размышляя о том, как силен в нем дух соревнования: он не может удержаться от участия в любом конкурсе.

Лайн вышел в полуфинал, но его сняли с соревнований, когда из трактора, тянувшего восемьсот фунтов, пошел дымок.

— Ну, ты видела, детка? — невероятно довольный собой, спросил Лайн. — Я показал этим сельским фермерам, что почем, а?

— Но где ты раздобыл трактор?

— Купил у одного фермера за десять тысяч долларов.

— А что ты теперь будешь с ним делать?

— А как по-твоему? Отдам ему обратно. Теперь он мой новый лучший друг. Я сказал ему, что, когда приеду сюда в следующий раз, загляну на ферму покататься на тракторе.

В тот вечер Виктория жарила на ужин курицу. Лайн не умолкая говорил о соревнованиях и о том, как он обставил кое-кого из местных. Поначалу это забавляло Викторию, потом она помрачнела. Лайн, все еще захваченный своим выступлением, заявил, что знает отличный рецепт соуса, который готовила его мать. Он налил в кастрюльку красного вина, а затем вустерского соуса. Внезапно Виктории все это надоело. Она рявкнула на Лайна, и он удивленно замолчал. Потом швырнул ложку в раковину.

— Как ты смеешь? — Виктория схватила ложку и потрясла ею перед носом Лайна. — Ты не имеешь права так вести себя в моем доме.

— Отлично. Ты все равно хочешь остаться одна, так что я, пожалуй, уеду. Позвоню Бампи, чтобы забрал меня.

— Полагаю, это хорошая мысль.

Бампи понадобилось два с половиной часа, чтобы добраться до них. Все это время они почти не разговаривали. Виктория попыталась есть курицу, но мясо показалось сухим и застревало в горле. Это был момент, когда им следовало помириться, когда один из них должен был попросить прощения, но они не сделали над собой усилия.

— Наверное, так лучше, — сказала Виктория, когда он наконец вышел за дверь.

— Тебе виднее, — холодно ответил Лайн.

— Вы поссорились из-за подливы? — воскликнула Венди, когда позже Виктория позвонила ей.

— Повод всегда бывает мелким, — заметила Виктория, оглядев свой домик. Теперь, когда порядок восстановлен, здесь должен бы царить блаженный покой, но она ощущала пустоту и подавленность. — О, Венди, я такая дрянь! Я вела себя как последняя идиотка. Не знаю, что на меня нашло. Я сорвалась, я просто не могла видеть его в своем доме…

— Почему ты ему не позвонишь?

— По-моему, не стоит. Теперь уже слишком поздно. Уверена, он ненавидит меня. Или считает ненормальной. И у него есть для этого все основания.

Однако Виктория надеялась, что Лайн в конце концов позвонит ей. Прежде он всегда так делал. Но только не в этот раз. Прошло два дня, потом четыре. К этому времени Виктория решила забыть его. Это уже не имело значения.

И все же ее ужаснуло, что она так быстро порвала с мужчиной и забыла о своих чувствах к нему. С глаз долой, из сердца вон. Именно так — легко.

А как ведут себя другие женщины? Несмотря на свой роман, Нико «влюблена» в Сеймура. Но когда у тебя за спиной много связей, а значит, столько же разрывов, с тобой что-то происходит. Сначала тебе очень больно и кажется, что ты никогда не переживешь этого. Затем ты приучаешься к осторожности. Ты испытала боль только потому, что этот человек разрушил твою мечту. Ты понимаешь, что задето лишь самолюбие и опровергнута эгоцентричная мысль, что каждый твой мужчина должен любить тебя. Но любовь нельзя назвать неотъемлемым правом человека. Нередко женщины за всю жизнь не встречают ни одного мужчины, который по-настоящему любил бы их. И мужчины — тоже! И она, возможно, принадлежит к числу таких женщин. С этой горькой правдой следует смириться. Никто никогда не обещал ей легкой жизни. Она примет данное судьбой, выстоит. И ведь у нее есть карьера.

Виктория снова посмотрела в окно «мерседеса». Автомобиль как будто преодолел еще один квартал, и наконец месье Юло, включив сигнал поворота, свернул налево, в гавань. Вот оно, подумала Виктория. Вечеринка устроена в ее честь и в честь ее таланта, в честь всего, чего она достигла упорным трудом.

Машина медленно двигалась по узкой бетонной дорожке и остановилась в конце ее перед сияющей белой яхтой, сверкавшей белыми огоньками. Двое крепких мужчин в морской форме стояли у трапа со списками в руках. Рядом группа охранников с портативными переговорными устройствами, а перед яхтой толпились папарацци, сдерживаемые оранжевым полицейским заграждением. Фотовспышки почти ослепили Викторию, и сквозь яркий свет она узнала знаменитую кинопару: они держались за руки и профессионально махали фотографам.

Виктория выбралась из машины и обернулась, чтобы подобрать подол платья. Внезапно внимание папарацци переключилось на нее. Она улыбнулась, остановившись, чтобы попозировать им. Часть их знала ее по Нью-Йорку.

— Эй, Виктория! — крикнул один из папарацци. — Где Лайн?

Она пожала плечами.

— Я слышал, он в Канне… — крикнул другой.

— Его яхта здесь… — сообщил третий.

Лайн здесь? В Канне? Сердце Виктории дрогнуло. Нет, подумала она, этого не может быть. И даже если Лайн здесь, то скорее всего приехал с кем-то другим… да это и не важно. Если бы только ей удалось добиться чуть большего успеха! Виктория поднялась по трапу и остановилась, чтобы снова попозировать папарацци, умолявшим ее обернуться. Может, если она будет трудиться еще упорнее, заработает больше денег и ее компания станет еще крупнее… Может, тогда наконец-то появится мужчина, который по-настоящему полюбит ее.

— Венди? — воскликнул Селден Роуз. — Венди, это ты?

«А кто же еще?» — не без раздражения подумала Венди. Она заметила Селдена, когда спустилась поговорить с менеджером о дополнительном номере для Гвинет. Венди надеялась избежать встречи с ним, но он вдруг поднял глаза от газеты и его лицо выразило приятное удивление. Что ж, теперь мимо него не пройдешь. Придется поздороваться. А то он, чего доброго, заявит, что она избегает его.

— Здравствуй, Селден. — Венди подошла к столику. Какого черта он делает в баре «Мерсера» в девять утра в воскресенье, да еще пьет? Венди заметила перед ним стакан «Кровавой Мэри» с полоской сельдерея, ломтиком лимона, тремя оливками и воткнутой во все это соломинкой.

«Селден Роуз пьет «Кровавую Мэри» через соломинку? — удивилась Венди. — Ему что, двенадцать лет?»

Он встал. Селден с длинными каштановыми волосами, в очках в черепахой оправе выглядел необыкновенно сексуально. Восхитительно, ничего не скажешь.

— Хочешь выпить? А может, кофе-латте? — предложил он. — Судя по твоему виду, тебе не помешает.

Венди ощетинилась:

— Я так плохо выгляжу?

— Нет, Венди, вовсе нет…

— Позволь кое-что объяснить тебе, Селден. Если хочешь что-то знать о женщинах, особенно таких, как я, никогда не говори нам, что, судя по нашему виду, нам нужно выпить или накачать силиконом сиськи.

— Господи, Венди, я не хотел… Ты отлично выглядишь, как всегда…

— Отлично? — переспросила она, ощущая ярость.

— И с грудью тебе ничего не надо делать. Я имел в виду… — Селден запнулся под ее испепеляющим взглядом. — Я сказал, что тебе не помешает кофе, надеясь, что ты выпьешь его вместе со мной.

И он отодвинул для нее стул.

Венди с подозрением уставилась на стул. Ой, ну и ладно, решила она, откидывая назад волосы. Все равно делать нечего. Венди села.

— Ну и как твои дела, Селден?

— Прекрасно…

— У всех в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе — особенно в нашем бизнесе — дела всегда идут прекрасно. Ты обращал на это внимание?

— Ну, я…

— Тебя это не настораживает, Селден? Тебе не кажется это… подозрительным?

— Если ты ставишь так вопрос…

— Да, так! — отрезала Венди. Селден пошевелил соломинкой.

— У тебя-то дела точно идут прекрасно, Венди. «Пятнистая свинья» получила двух «Оскаров».

— Но не стала лучшей картиной.

— Это же комедия, Венди, — заметил Селден. — Последней комедией, взявшей «Оскара» за лучший фильм, была «Шофер мисс Дейзи». В конце восьмидесятых. Ты же знаешь, как это делается.

— Знаю, — резко ответила Венди и спохватилась. Почему она так груба с Селденом? Глядя на него, Венди разворачивала салфетку. С этим мягким лицом и длинными волосами он больше похож на преподавателя колледжа, чем на продюсера боевиков. Возможно, это попытка ввести в заблуждение коллег по бизнесу, а не проявление его истинной натуры. С другой стороны, это может означать, что Селдену не чуждо присущее всем желание выглядеть моложе. Венди не верилось, что год назад она боялась его. Но возможно, когда реализуются твои худшие страхи, все остальное отступает на задний план.

Нужно позвонить Нико и рассказать ей об этой встрече с Селденом, подумала она.

— А ты что здесь делаешь? — Венди через силу улыбнулась.

— Живу рядом. По воскресеньям прихожу в гостиницу завтракать. Я не против одиночества, но только не утром в воскресенье. Ничто так не нагоняет тоску, как приготовление самому себе яичницы с беконом. — Селден мило улыбнулся, и Венди снова уставилась на его волосы. Как он их так распрямляет? Ну не гладит же.

— Уверена, найти подругу для тебя не проблема, Селден, — твердо возразила она, не желая выслушивать рассказ об одинокой холостяцкой жизни. — Ты преуспеваешь, у тебя нет детей, ты… — Венди сделала паузу, — …привлекателен.

— Ты так считаешь? — спросил Селден, похоже, искренне польщенный комплиментом, и протянул ей меню: — Попробуй творожное суфле. Оно действительно вкусное. Но, во всяком случае, это не так просто, — как бы между прочим заметил он, откидываясь на стуле.

Венди кивнула, изучая меню.

— Ты про суфле или отношения? — уточнила она, надеясь, что Селден имел в виду суфле. — Не слишком ли раннее время для разговоров об отношениях?

— Ты права. Давай поговорим о тебе. Кстати, а что ты здесь делаешь? — невинно поинтересовался он. — Разве ты живешь не в центре?

— И вот мы снова говорим об отношениях.

— Да?

— Теперь я живу здесь. Вот и все.

Венди смущенно огляделась, чувствуя, как в ней шевельнулось сексуальное возбуждение. По какой-то непонятной причине ее тянуло к Селдену Роузу, и она ничего не могла с собой поделать. Венди скрестила ноги, словно это могло сдержать ее неуместное желание.

— Правда? — переспросил Селден. Что за энтузиазм в его голосе? Или это ей кажется? Селден нахмурился, словно перебирая свои ощущения. — Значит, с мужем так ничего и не вышло?

— Нет. — Венди покачала головой. — Полагаю, ты был прав, сказав: если кто-то предаст один раз, предаст и в другой.

— Я очень сочувствую тебе, Венди, если для тебя это несчастье. — Помолчав, Селден выдал совершенно потрясающую фразу: — Но я рад за себя.

Потрясенная, Венди посмотрела на него. Он в самом деле это сказал? Она покраснела, у нее внезапно закружилась голова. Селден не имел в виду того, что сказал. Лучше не обращать на это внимания…

— Я имел в виду… Ты, наверное, не захочешь, но я подумал, может, мы как-нибудь поужинаем вместе?

— Ты хочешь сказать?..

— Ну, я приглашаю тебя на свидание. По-моему, это до сих пор так называется. Хотя кажется немного смешным, когда люди нашего возраста ходят на свидания.

— На свидание? — в ужасе переспросила Венди. Она не хотела так реагировать, но предложение Селдена потрясло Венди. Когда же в последний раз мужчина приглашал ее на свидание? Да и было ли когда такое?

— Если ты не захочешь, я пойму, — добавил Селден. — Из-за того, что мы работаем вместе…

Если она пойдет на свидание, означает ли это, что они будут спать вместе? При этой мысли ее снова охватило возбуждение. Нет-нет, это произойдет позже. На первом свидании люди не ложатся в постель.

— О нет, Селден. То есть я хочу сказать — конечно, я с удовольствием поужинаю с тобой. Даже сегодня. Моих детей не будет целый день.

— Целый день? — удивился он.

Венди пожала плечами, желая побыстрее сменить тему. Одно дело согласиться поужинать с ним, и совсем другое — рассказывать ему о своем жалком положении.

— А у тебя есть дети? — спросила она.

— Я бы хотел… но не могу, — смутился Селден.

— Не можешь? — поразилась Венди.

— Мы пытались с моей первой женой. Сдали все анализы, и выяснилось, что проблема во мне. Жена плохо это восприняла. Начала мне изменять, я об этом узнал и сам стал ей изменять.

— Это же ужасно!

— Да, ничего хорошего. А затем моя вторая жена… Скажем так, я женился на полной противоположности моей первой жены. Мы так мало прожили вместе, что не успели выяснить, хочет она детей или нет, но я уверен, она не хотела. Да и вообще я был недостаточно богат для нее.

— Неужели до сих пор есть такие женщины?

— Да. — Селден откинул волосы со лба. — Но виноват был только я. Я глуп. Моя жена была супермоделью, и я позволил своему самолюбию одержать верх над здравым смыслом.

— Ну, ты хотя бы понял это. — Венди обрадовалась, что они обсуждают его, а не ее проблемы и не их предстоящее свидание. — Большинство мужчин по-прежнему считают, что, если они женятся на супермодели, это решит все их проблемы.

— С этого проблемы только начинаются, — загадочно произнес Селден.

Кивнув, Венди откинулась на стуле. Признание Селдена произвело на нее впечатление. Женщину особенно располагает к себе мужчина, женившийся на супермодели… и отвергнувший ее! Это очень успокаивает. Это означает, что со шкалой ценностей у мужчины все в порядке. Неужели Селден такой порядочный? Или она ошибается и все эти… разговоры… лишь часть какого-то хитрого плана, чтобы… чтобы сделать что? Если он намерен заманить ее в постель, разве это так уж плохо?

— Ты сейчас занята? — вдруг спросил Селден. — Я думал погулять по Сохо. Может, пойдем вместе?

— Конечно.

Прогулка с Селденом Роузом показалась Венди прекрасным способом провести утро. Она хотя бы будет не одна.

Селден расплатился, и они поднялись.

— Кстати, забыл спросить. Почему ты в «Мерсере»? Разве не твой муж должен здесь жить?

Венди внезапно снова почувствовала себя так, будто ее вываляли в дерьме, вспомнив вчерашний разговор с Нессой Хоуп.

— Должен бы… но у нас необычная ситуация. Мне пришлось отдать мужу квартиру.

— Господи, Венди. Сколько же ты натерпелась. — Открыв дверь, Селден пропустил ее вперед. — Если тебе нужна квартира, я с удовольствием помогу тебе. У меня есть отличный агент по недвижимости.

— Спасибо. Может, я и воспользуюсь твоим предложением.

И, выходя на улицу, Венди подумала о том, какой Селден любезный и как приятно для разнообразия провести время с любезным мужчиной. Любезный! Кому бы пришло в голову, что больше всего в мужчине она будет ценить именно это качество?

Три часа спустя они поднимались в грузовом лифте в мансарду Селдена, пройдя весь путь до реки Гудзон и обратно. Впервые за много недель Венди немного повеселилась, совсем забыв о Шоне и его устрашающих требованиях. Как непривычна и как волнует прогулка в воскресенье с мужчиной! Хотя Селден не был ее мужем, но они вели себя как супруги, заглядывая в разные магазины и заходя в кафе выпить кофе. Венди купила платье для Хлои, мягкого динозавра для Тайлера — его выбрал Селден — и пиджак для Магды, и все это время они говорили и говорили, будто знали, что, стоит прекратить разговор, и им придется расстаться. Когда они вернулись на Западный Бродвей, Венди стояла, не желая уходить, но не знала, что предпринять. Селден предложил:

— Хочешь посмотреть мою мансарду? А я найду номер агента по недвижимости.

— Это было бы здорово, — с облегчением отозвалась Венди, и у нее снова поднялось настроение.

— Должен предупредить тебя, я не очень-то силен в оформлении жилья…

— Я тоже. — Венди украдкой взглянула на Селдена.

Он смотрел на нее, и оба они, смутившись, быстро отвели глаза. В этом взгляде, решила Венди, было все, что им нужно знать. Он говорил: «Я хочу сейчас же заняться с тобой сексом. И надеюсь, ты тоже этого хочешь». Венди давно не встречала такого взгляда, с тех пор как была одна, больше пятнадцати лет назад. Забавно, как все повторяется — пересохший рот, внутреннее напряжение, страх и возбуждение перед вступлением на незнакомую территорию. Другое тело, новый пенис и надежда, что секс не принесет разочарования…

Она поморщилась.

— Что-то не так? — спросил Селден.

— О нет, все прекрасно.

— За детей не волнуешься? — Подъем на этаж Селдена казался нескончаемым. Старые лифты — они такие.

— Я всегда волнуюсь, — ответила Венди. — Но с ними все в порядке. Шон привезет их назад только в пять.

Вот она и сделала это, подумала Венди, отодвигаясь от Селдена на шаг. Практически объявила, что готова четыре часа заниматься с ним сексом.

— А как Шон целый день их развлекает? — поинтересовался Селден.

— Везет в конюшню — у моей старшей дочери есть пони, — в парк и обычно к кому-нибудь на день рождения.

— Он один с ними справляется?

Венди кивнула.

— Шон дрянной человек, но хороший отец. К сожалению.

Дверь лифта открылась, и они вышли на большую площадку со сложенной из стеклянных зеленых блоков стеной. На полу лежал восточный ковер.

— Мило, — осторожно проговорила Венди.

— Ты еще ничего не видела. — Селден открыл незаметную в стекле дверь, за которой располагалось огромное пустое пространство. Мансарда Селдена была гораздо больше мансарды Венди — площадь гостиной и кухни составляла, наверное, две с половиной тысячи квадратных футов. Хозяин не солгал: с декораторскими способностями у него было туго. В центре комнаты стоял длинный деревянный стол, окруженный восьмью стульями, вдоль стены с окнами — диван со стеклянным кофейным столиком перед ним. И все. Венди не знала, что сказать.

— Здесь…

— Пусто, да? — спросил Селден, направляясь на кухню. — Я все собираюсь купить какую-то мебель или хотя бы нанять декоратора. Но ты знаешь, как это бывает. Ты занят, все откладываешь, и не успел оглянуться — прошло два года.

— А хотя бы кровать у тебя есть? — спросила Венди.

— Да. И телевизор с большим экраном. В спальне. Все свои шоу я смотрю лежа в постели.

Венди проследовала за ним в кухню, и ее шаги гулко звучали на голом деревянном полу. Она и не представляла себе, что у Селдена Роуза — агрессивного, облеченного большой властью деятеля индустрии развлечений — вот такая жизнь. Но людей узнаешь, только поближе познакомившись с ними. Вероятно, Селден несколько рисковал, позволив ей увидеть свою квартиру. Он должен доверять ей, чтобы знать — она не побежит в «Сплатч Вернер» болтать о его скудно обставленном жилище. Внезапно Венди вообразила, как Селден лежит на кровати один, в халате, с телевизионным пультом в руке и смотрит отснятый материал своих разнообразных телешоу. Венди это казалось очень беззащитным и печальным. Но вместе с тем и понятным.

— У меня есть бутылка охлажденного шампанского, — сказал Селден, открывая холодильник. — «Кристаль». Виктор подарил мне его в прошлом году.

— И ты до сих пор не выпил его? — удивилась Венди, подойдя сзади к Селдену.

— Наверное, ждал особого случая. — Он повернулся с бутылкой в руке, так что они чуть не столкнулись.

— Извини.

— Все в порядке. Венди, я…

Не закончив, Селден вдруг наклонился и начал целовать ее.

В этот миг давно сдерживаемые эмоции хлынули наружу, и они сплелись в страстном объятии. Селден отвлекся лишь на секунду, чтобы поставить бутылку шампанского. Не переставая целоваться, они раздевались. Селден повел Венди в гостиную, к дивану.

— Моя грудь, — прошептала Венди. — Мой живот. У меня трое детей…

— Мне наплевать, — пылко прошептал он.

Когда час спустя они все еще занимались любовью, зазвонил телефон Венди. Его звук гулко отдавался в пустом помещении.

— Мой телефон… — сказала она.

— Тебе необходимо ответить?

— Не знаю…

Через несколько секунд телефон умолк, загудел сигнал поступившего сообщения.

— Лучше ответь. — Селден отпустил Венди. — Незачем нервничать.

Венди встала с кровати и нагая прошла в гостиную. Там на столе лежала ее сумка. Венди отыскала в ней телефон.

— Мама, ты где? — спросила Магда хриплым, укоряющим шепотом, напутавшим Венди. — Где ты? — снова спросила дочь. — Мы все в прыщах. И нас тошнит…

Луч нестерпимо яркого солнца упал в открытое стеклянное французское окно, скользнул по кровати и остановился на лице Виктории, отчего та внезапно открыла глаза.

Виктория села и тут же со слабым стоном легла. Голова казалась бетонным блоком, зажатым в тиски.

Только не это. Неужели она до сих пор пьяна? И почему открыты ставни?

М-м-м. Она, должно быть, открыла их, когда прошлой ночью вернулась в номер. Да, теперь Виктория вспомнила: она выходила на балкон, любовалась морем и луной, ее белым светом, искорками, вспыхивавшими на маленьких волнах. Виктория помнила слова: «Здесь, кстати, ничуть не лучше, чем в Хэмптоне. Но французы так кичатся своим Канном».

Кому же она это сказала? Не Пьеру… Может, Лайну Беннету? А она видела вчера вечером Лайна? Его лицо встало у Виктории перед глазами — в окружении других лиц, как на фотографии для школьного ежегодника. Она представила Лайна во фраке, он чем-то от души забавлялся.

Виктория вдруг рывком села. Это был не Лайн, а тот актер. Французский киноактер, которого она встретила… в отеле… поздно ночью. Просто диву даешься, какие у французов кинозвезды. У этого огромный нос, хотя он, кажется, совсем еще молодой. Виктория надеялась, что он не спит в ее номере. Подобное случалось раньше, когда она просыпалась и видела людей, спящих в креслах и на полу, а однажды даже нашла мужчину, спящего в ванне. Но это все происходило в Лос-Анджелесе, где такое бывает постоянно.

Виктория подобралась к краю кровати и оглядела комнату. Никого чужого как будто нет. Она с облегчением села. Однако с этим молодым мужчиной у нее ассоциировалось какое-то неприятное чувство. Она переспала с ним? Или, может, оскорбила его? Виктория вспомнила, как насмехалась над его носом, утверждая, что он превышает средние размеры. Она заявила также, что, будь он американским актером, ему пришлось бы отрезать кончик носа. Не от этого ли шевелится внутри ощущение вины? Но кажется, француз не оскорбился замечаниями по поводу его носа. Французы гордятся своими шнобелями и говорят, будто находят им такое интересное применение, какое американцам и не снилось.

Виктория хмыкнула. Надо выпить кофе. Кофе подстегнет умственную деятельность.

Она сняла трубку и по-французски попросила принести кофе с молоком.

— Доброе утро, мадам. Извините, но это займет час.

— Час? — изумилась Виктория. — Чтобы принести чашку кофе?

— Да, мадам. Сегодня утром очень много заказов.

— Да что это за отель? — Виктория пришла в отчаяние. — Здесь не так много номеров…

— Вы можете позавтракать в ресторане, мадам. Там очень уютно. Вид на море.

— Здесь отовсюду вид на море. — Виктория раздраженно вздохнула. — И пожалуйста, попросите, чтобы меня перестали называть «мадам». Я не замужем.

Она положила трубку и в раздумье села в кровати. Платя две тысячи долларов за ночь, можно было бы получить утром в номер чашку кофе!

О Господи, голова… ей действительно нехорошо, и неспроста. Во-первых, вечеринка на яхте Пьера, где она воздала должное шампанскому (как, впрочем, и все остальные), потому что столько всего нужно было отпраздновать. Затем вернулась в отель, где выпила еще, поскольку оказалось, что праздновать в общем-то нечего…

Ик. Та сцена на яхте. Внезапно, обескуражив Викторию, перед ней возникло перекошенное от злости лицо Пьера Бертея. Что она сказала и чем вызвала его ярость? Но может, он злился не на нее, а на кого-то другого? Виктория осознала, что Пьер из тех богатых людей, кто подвержен приступам гнева. Без сомнения, он был не трезвее ее и, вероятно, смутно помнит происшедшее.

В дверь позвонили. Виктория, вздрогнув, выбралась из кровати и пошла открыть. А вдруг это все же кофе в номер? Она открыла дверь, но вошла горничная — с газетами и стопкой полотенец, — весьма неодобрительно поглядывая на нее.

— Мадам, — фыркнула она, вручая Виктории газеты.

«Теперь-то в чем проблема?» — подумала Виктория. Эти пожилые француженки такие странные. Горничная прошла в ванную, и там громко зашумела вода. Виктория вернулась в кровать и начала листать газеты. Во Франции дизайнеры одежды не менее известны, чем кинозвезды, и газеты добросовестно освещали вечеринку на яхте Пьера в честь Виктории, смакуя подробности так, что они превращались в описание разгула роскоши. Выступил Робби Уильямс (но всего с двумя песнями, да и те не хиты), гостей угощали шампанским «Дом Периньон» и белужьей икрой (это правда), и Дженни Кейдайн присутствовала (но уехала через полчаса, заявив, что устала), а также принцы Уильям и Гарри (им следовало бы находиться в школе, возмутилась Виктория).

«Viva la Victoria!»[18] — гласил один из заголовков над фотографией, где она танцевала на столе.

Боже, ужаснулась Виктория, вглядываясь в снимок. Она вскинула одну ногу и, кажется, потеряла туфлю. Неудивительно, что горничная посмотрела на нее с таким неодобрением. Не очень-то профессионально танцевать на столе в одной туфле. Но кто-то же должен был это сделать… а из того, что Виктория могла разобрать, плохо зная французский, было ясно: вечеринка имела оглушительный успех. Возможно, все же причин для беспокойства нет.

Но гневное лицо Пьера опять появилось перед ней, как кадр из фильма. На корме яхты устроили дискотеку с мигающим инфракрасным светом, и сейчас Виктория мысленно увидела Пьера, стремительно уползавшего под вспышками фотокамер по обитому шкурами пони мату. Право, Пьер красив, но не в тот момент, когда злится. Он морщится, и его лицо становится похожим на перепеченную картофелину. Хоть бы кто сказал ему об этом.

Голова болела. Ничего не поделаешь, придется спуститься в ресторан, известный своими непомерными ценами — за чашку кофе вполне могли взять двадцать долларов. Виктория, пошатываясь, добралась до гардероба, достала льняное платье и туфли-шлепанцы. Потом побрела в ванную почистить зубы и выразительно улыбалась горничной до тех пор, пока та не поняла намека и не ушла. Тогда Виктория посмотрела на себя в зеркало. Маска для сна, в которой она спала, сползла на макушку, как гусеница, и теперь волосы стояли дыбом, будто на парике, в котором актер изображает ужас.

Виктория намочила волосы, но они снова поднялись. Она вернулась в спальню и увидела в кресле длинный шарф-кушак из белого шелка с кистями на концах. А это чье? Явно мужской — такой шарф-кушак надевают со смокингом. Взяв шарф, Виктория уловила легкий запах французского одеколона. Нахмурившись, она перед зеркалом обмотала голову шарфом, отметив важную деталь: таинственный мужчина догадался уйти, пока она не проснулась, благодаря чему оба избежали неловкости.

Она обвела взглядом комнату и увидела на столе большие черные солнцезащитные очки. Тоже не свои. Виктория надела их, посмотрела в окно на солнце и вышла из номера. Что ж, думала она, осторожно спускаясь по мраморной лестнице на первый этаж, что бы там ни произошло прошлой ночью, сегодня по крайней мере чудесный день. Наступило воскресенье, и Виктория ничего не планировала — может, посидит у бассейна. Она наверняка встретится со знакомыми, и вполне вероятно, что кто-то пригласит ее на ленч. Виктория закрыла уши ладонями. Мраморные ступени такие гулкие, хоть бы ковер положили, что ли. Стук ее каблуков по мрамору разносился по вестибюлю как выстрелы. А теперь и портье смотрел на нее нахмурившись. Выйдя из-за стойки, он приблизился к Виктории.

— Ах, мадам. Я должен кое-что отдать вам. — Он подал ей часы. Виктория в недоумении уставилась на них, гадая, как ее часы попали к портье. Тот, наклонившись вперед, сказал с видом заговорщика: — Вероятно, вы потеряли их прошлой ночью. Во время игры в покер. Джентльмен, который выиграл, хотел, чтобы их непременно вернули вам.

В покер?

Виктория поблагодарила портье и, вымученно улыбаясь, надела часы.

— Вы хорошо себя чувствуете, мадам?

— О да. Прекрасно. Лучше некуда. — Она помолчала. — А этот мужчина?..

— Ушел утром, с полчаса назад. Сказал, что возвращается на свою яхту и не уверен, увидит ли вас.

Не очень-то приятное сообщение, поэтому Виктория решила не расспрашивать дальше.

— Спасибо, — сказала она и медленно двинулась по вестибюлю. По всему помещению были расставлены обитые шелком диваны, маленькие мраморные столики и канапе. Настоящее минное поле — в любой момент можно на что-нибудь натолкнуться!

Виктория добралась до двери, обшитой деревянными панелями, в другом конце вестибюля. Дверь вела к еще одной мраморной лестнице, которую следовало преодолевать осторожно, — и в парк внизу. Виктория вышла на улицу и поправила солнечные очки. Покер! К несчастью, это похоже на правду.

Перед покером она никогда не могла устоять. И по некой достойной сожаления причине покер всегда сопровождался большими дозами скотча. Двигаясь очень аккуратно, словно стеклянная, Виктория бочком, как краб, спустилась вниз.

Кирпичная дорожка вела в ресторан через лабиринт высоких живых изгородей. Из-за очередного поворота стремительно выкатилась детская прогулочная коляска, едва не столкнувшись с Викторией. Та в последнюю секунду отскочила, почти упав на изгородь.

— Простите, пожалуйста, — прозвучал приятный английский голос и тут же добавил: — О, дорогая! Это вы. Я не узнала вас из-за очков. А вы рано встали.

— Да? — Виктория с храброй улыбкой выбралась из кустарника. Женщина оказалась одной из нескольких англичанок, с которыми она познакомилась вчера на вечеринке. Но как же ее зовут? Что-то необычное, похоже на сорт яблок «Грэнни»… Грэнн, точно, с облегчением вспомнила Виктория. Как будто бы она провела с этими англичанками несколько часов. Они такие забавные… и так неприлично себя вели. Их мужья были деловыми партнерами Пьера, и эти женщины проводили время, бродя по магазинам, посещая вечеринки, летая по миру на частных реактивных самолетах и устраивая, как они без конца повторяли, «скандалы». По их рассказам выходило, что «поскандалили» они почти во всех странах мира…

— Вчера ночью вы немножко выпили, дорогая, — заметила Грэнн. — Впрочем, как и все мы. И вы совершенно правы. — Она кивнула на младенца в коляске. — С малышами та-а-ак скучно.

— Я это сказала? — в ужасе спросила Виктория. — Уверена, я не это имела в виду. Я понятия не имела, что у вас ребенок…

— Вы были сногсшибательны, дорогая. В вас все влюбились. А мой муж говорит, что вам незачем бояться Пьера. Он старый пердун. Его мать — швейцарка, кстати, поэтому он такой озлобленный…

— Пьер… — прохрипела Виктория.

— Несмотря на то, что случилось, вы должны приехать к нам в Гштаад в феврале. — Грэнн похлопала Викторию по руке. — Номер своего мобильника я оставила у портье… Пока, дорогая! Позвоните нам, — бросила она через плечо и быстрым шагом пошла прочь, увозя ребенка.

Виктория решительно двинулась вперед. Она должна выпить кофе. Ее охватило неприятное чувство, что с Пьером что-то произошло. И не очень хорошее.

Короткая деревянная лестница вела в ресторанное помещение под открытым небом, и, поправив шарф так, чтобы прикрыть уши, Виктория начала подниматься по ней, стараясь держаться как можно непринужденнее. Если прошлой ночью с Пьером случилось что-то действительно нехорошее, она обязана вести себе естественно, как будто все в порядке. Правда, возможно, что лишь нескольким людям известно о неприятном происшествии. Если вообще оно имело место.

— Bon matin, madam[19] , — с коротким поклоном приветствовал Викторию метрдотель.

Виктория кивнула и пошла за ним к маленькому столику у ограждения. Ресторан под бело-зеленым полосатым навесом был почти полон, и, посмотрев на часы, Виктория увидела, что всего девять утра.

Действительно рано, если учесть, что спать она легла под утро. Неудивительно, что мир кажется ей каким-то нереальным, словно она все еще в полудреме. Подняв глаза, Виктория могла бы поклясться, что видит Лайна Беннета: он сидел за столиком у ограждения, читал газету и держал на носу салфетку со льдом. Подойдя ближе, Виктория поняла, что это действительно Лайн, причем не в самом лучшем настроении. Какого черта он здесь делает? Она совершенно не готова сейчас с ним общаться…

Метрдотель подвел Викторию к свободному столику рядом с Лайном и отодвинул для нее стул за его спиной. Лайн на мгновение оторвался от газеты.

— Доброе утро, — безучастно проговорил он и вернулся к чтению.

Что за странное приветствие для человека, с которым встречался на протяжении полугода. Но Лайн вообще странный. Что ж, и она поиграет в эту игру. Виктория так же безразлично бросила: «Доброе утро» — и села.

Развернула розовую льняную салфетку и пристроила на коленях. За спиной Виктории Лайн переворачивал газетные страницы: резкий треск, за которым следовало раздражающее шуршание, — это Лайн разглаживал страницы. Виктория сделала глоток воды. — Тебе действительно необходимо это делать? — спросила она.

— Делать — что?

— Разглаживать страницы газеты. Словно водишь скрипучим мелом по школьной доске.

— Ох, извини, — надменно проговорил он. — Но если ты не заметила, я сегодня несколько не в форме.

— Я же не виновата в этом. — Виктория сделала знак официанту. — А что случилось с твоим носом?

— Прости? — переспросил Лайн.

— Твой нос, — повторила Виктория. — Что ты с ним сделал?

— Я ничего с ним не делал, — ответил Лайн с шутливым, как надеялась Виктория, гневом. — Как ты, вероятно, помнишь, это твой дружок, французский актер с необыкновенно большим рубильником, захотел, видимо, увеличить мой нос до размера своего.

Утро становится все хуже и хуже, подумала Виктория. Прошлой ночью какая-то серьезная неприятность произошла с Пьером Бертеем, а теперь выясняется, что французский актер расквасил нос Лайну. Смутная картина схватки в вестибюле между Лайном и французом внезапно встала перед Викторией.

— Значит, я действительно видела тебя этой ночью, — сказала она.

— Да, — терпеливо подтвердил Лайн. — Видела.

Виктория кивнула:

— Понятно. — К ее столу подошел официант с кофейником. — Ты тоже был в отеле?

— Я привез тебя сюда. После вечеринки. Ты настояла на партии в покер. Французский актер попытался удрать с твоими часами, а когда я воспротивился, решил побить меня.

— Как… необычно.

— Я приехал на вечеринку поздно, когда ты заявила Пьеру Бертею, что в один прекрасный день у тебя будет яхта больше, чем у него.

Виктория выронила ложку, которая, звякая, улетела под стул Лайна. Как она могла сказать такое Пьеру Бертею? Но это так на нее похоже. Лайн подал ложку Виктории.

— Извини.

— Ничего страшного, — отозвался Лайн. Он действительно не очень хорошо выглядел, особенно с красной, распухшей переносицей. — Рад, что ты нашла мой кушак и очки, — добавил он.

— О! Так они твои? Я нашла их у себя в номере сегодня утром. — Тут Виктория поняла, что он совсем плохо выглядит. И затем внезапно вспомнила, как Лайн вошел в ее номер, застал там француза и выволок его в коридор. Виктория откашлялась. — Ты… э… провел ночь… в отеле, я хотела спросить?

Она услышала, как Лайн помешал кофе, отхлебнул.

— Формально да. Я проснулся на полу в твоей комнате. Полностью одетый, могу добавить.

— Мне так и показалось, что в моем номере был мужчина, — небрежно заметила Виктория и взяла меню. Прошла минута. — Лайн? Я в самом деле говорила Пьеру, что когда-нибудь куплю яхту больше, чему него?

— Утверждала это, — уточнил Лайн.

Она кивнула. Неудивительно, что лицо Пьера напоминало печеную картофелину.

— Это было… некрасиво? — осторожно спросила Виктория.

— В этой части нет. По-моему, Пьер удивился, но еще не рассердился.

— О Господи! — Виктория откинулась на стуле.

— В принципе ты устроила специальный показ Виктории Форд, — сообщил Лайн, складывая газету.

— Ясно. — Она помолчала. — А что же его рассердило?

— Точно не знаю, — ответил Лайн. Официант принес ему яйца. — Возможно, твое высказывание о том, что мировой модой будут заправлять женщины, а сам он в ближайшие десять лет сойдет со сцены.

— Ну, это не так уж страшно…

— Да. И как я сказал позже, у тебя была веская причина защищаться.

— О да! — Виктория, закрыв глаза, потерла виски. — Уверена, что была.

— Этот тип заявил, что, получив деньги, тебе следует бросить работать, найти мужчину и обзавестись детьми.

— Отвратительное заявление.

— Ну да, я пытался объяснить ему, что жительнице Нью-Йорка подобного говорить не следует.

— И он плохо к этому отнесся?

— Да. Сказал, что его тошнит от деловых женщин и что мир устал от женщин, ведущих себя как мужчины, от женщин, таскающих портфели, и что на самом деле женщины хотят сидеть дома, мечтая, чтобы о них заботились. — Лайн помолчал. — Эти галлы очень провинциальны. Что бы они о себе ни воображали.

— Очень мило, что ты за меня вступился.

— Вообще-то в моей помощи ты не нуждалась. Ты сама прекрасно за себя постояла.

— Дралась как тигрица? — Виктория бросила в кофе три кусочка сахара.

— Растерзала их в клочья. Когда ты покончила с ним, от этого француза не осталось ничего, кроме лужицы шампанского.

— Но я же не хотела. Правда не хотела.

— А вот он, похоже, уверен, что хотела. Встал и в гневе удалился.

— О Боже! — Допив кофе, Виктория налила себе еще. — Как по-твоему, он… безнадежно оскорблен? Ну должен же Пьер понимать, что мы сцепились по пьяной лавочке, а? Он очень чувствительный, да?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только очень чувствительный, инфантильный мужчина встает и уходит в разгар дискуссии. И это, как правило, означает одно: он избалован и не любит слушать, что ему говорят.

— Кажется, именно это ты ему и сказала, слово в слово.

Виктория застонала. Ей захотелось спрятаться под стол. Лайн прав. Она сказала именно это.

— Едва ли ему это понравилось. Хотя мне показалось смешным. Пьер Бертей — избалованный ребенок, и пора ему узнать об этом.

— Я тоже была права. И кажется, тоже готова съесть яйцо. — Прошла еще минута, и Виктория, охваченная паникой, круто развернулась. — Лайн? Он… не очень разозлился, нет? Ну, не настолько, чтобы отменить нашу сделку?..

— По-моему, ты как раз об этом и попросила его. — Лайн сочувственно улыбнулся.

Схватив телефон, Виктория выбежала из ресторана. Через несколько минут она вернулась, едва переставляя ноги. Оглушенная, села на стул.

— Ну? — поинтересовался Лайн.

— Он сказал, хорошо, что я еще не подписала бумаги, поскольку подобное соглашение требует длительного и серьезного анализа от обеих сторон.

— Сожалею, — тихо произнес Лайн.

Виктория уставилась на море. Она чувствовала, как к глазам подступают слезы.

— Ничего, — сдавленным голосом пробормотала она. На глазах показались слезы, и Виктория вытерла их салфеткой. — Я дура. Только и всего. А теперь, вероятно, я загубила свой бизнес.

— Да ну, ничего ты не загубила. Твой бизнес все еще у тебя.

— Все не так просто. Я только что поняла о себе нечто ужасное. С Пьером Бертеем я вела себя точно так же, как со всеми мужчинами, с которыми меня связывали какие-то отношения — деловые или личные. В какой-то момент я начинаю выкаблучиваться, а затем теряю человека. Я… как ты это называешь… задаю им жару. И они убегают. И разве можно их винить? То же самое я сделала с тобой и с Пьером… А ведь с ним я даже не спала…

— Ты же знаешь, как говорят: деловое партнерство — это своего рода брак. И если он распадается, это плохо. Во всяком случае, проблему ты определила. А ты всегда говоришь, что нельзя решить проблему, пока правильно не определишь ее.

— Я действительно так говорю? Господи! Сколько же всякой чуши я иногда говорю.

— И иногда это действительно правда. — Лайн встал.

— Куда ты собрался?

— Мы идем по магазинам. — Лайн протянул ей руку.

Виктория покачала головой:

— Я не смогу сейчас ходить по магазинам. Я разорена.

— Я покупаю, детка. — Лайн рывком поднял ее на ноги. — Ты мне — я тебе. В следующий раз, когда у меня сорвется какая-нибудь сделка, ты поведешь меня по магазинам.

— Это дорогостоящее предложение.

— А я ожидаю, что к тому времени ты будешь в состоянии позволить себе это. — Лайн обнял ее за плечи. — Мне нравится думать об этом вот в каком ключе, — продолжал он, небрежно забирая у Виктории очки и надевая их, — не каждый день теряешь двадцать пять миллионов долларов. То есть многие ли могут похвастаться подобной неудачей?