Стервы большого города

14

Наклонившись, Нико О'Нилли пристально вглядывалась в увеличительное зеркало: разделив волосы на пробор, она искала седые. Корни отросли миллиметра на три, и у самой кожи, среди более темных волос естественного цвета, вызывающе пробивались яркие и серебристые, поблескивавшие, как елочная мишура. Отличаясь от других и по структуре, эти волосы стояли торчком и слегка курчавились. Даже мощный фен уже не в силах был укротить их. Отрастая, они сопротивлялись краске, а когда Нико разобрала волосы на пряди, то обнаружила волосы, напоминавшие по цвету потускневшее серебро. Ее мать расплакалась, когда в тридцать восемь лет нашла первые седые волосы, и Нико помнила, как пришла в тот день домой и застала ее в слезах — она смотрела на выдернутые седые волосы.

— Я старая, ста-а-арая, — всхлипывала мать.

— Что это значит, мама?

— Это значит, что папа больше не будет меня любить.

Тогда, в свои пятнадцать лет, Нико сочла эту мысль смехотворной.

«Я никогда не опущусь до такого, — решила она. — Никогда не попаду в такое положение».

Со вздохом отойдя от зеркала, Нико вымыла руки. Несмотря на все усилия, она чувствовала себя словно постаревшей за минувшие полгода. Нико понимала: совсем этот процесс не остановить, когда-нибудь ее волосы поседеют и наступит менопауза. Но в последнее время все чаще спрашивала себя, на что она будет похожа, если отказаться от разнообразных инъекций, косметики и краски для волос. Теперь ей иногда явственно представлялось, что под привычными косметическими ухищрениями скрывается старая карга, не рассыпающаяся лишь благодаря клею и краске.

Овца в шкуре ягненка.

С другой стороны, овцы гораздо интереснее ягнят, хотя бы уже потому, что прожили долго и только после этого стали овцами. Ягнят съедают, овец — нет.

И на этой слегка ободряющей ноте Нико спустилась вниз.

Сеймур сидел в утренней столовой, изучая брошюры по недвижимости, посвященные дорогим особнякам в Уэст-Виллидже.

— Тебе действительно нужен дом побольше? — спросила она.

— Да. — Сеймур сделал пометку в одной из брошюр. — Сейчас недвижимость на Манхэттене — самое лучшее вложение средств. Если мы купим особняк за пять миллионов долларов и отремонтируем его, через десять лет он будет стоить пятнадцать. — Он поднял глаза. — Ты завтракала?

— Да.

— Лгунья, — заметил Сеймур.

— Яйцо я съела, честно. Если сомневаешься, проверь тарелки в посудомоечной машине.

— Не пойдет. — Откинувшись на стуле, Сеймур с обожанием смотрел на жену. — Даже если ты ела, то не оставила на тарелке ни следа.

— Я ела, мой дорогой. Даю честное слово. — Через плечо Сеймура Нико заглянула в брошюру. — Нашел что-нибудь интересное?

— На Западной Одиннадцатой улице есть особняк, сорок футов по фасаду, в плохом состоянии. Его владелец музыкант — соло-гитарист в какой-то группе хэви-метал. Пять этажей, площадь более восьми тысяч квадратных футов.

— Нужно ли нам столько места?

— Думаю, нам следует купить еще один дом и в другом месте, в Аспене, например.

«С чего это он увлекся покупкой домов? — подумала, садясь, Нико. — Скука одолевает?»

— Ты ведь не завтракала, сознайся?

Нико покачала головой. Сеймур встал.

— Тогда я сварю тебе яйцо, — предложил он. Нико коснулась его руки.

— Только не всмятку, — прошептала она. — Меня от них тошнит.

— Поэтому ты последние дни не завтракаешь? — спросил он. — Может, тогда что-то другое?

— Хорошо, — согласилась Нико. Вот теперь она лгала.

— Ну, тогда глазунью. И тост. Или от тостов тебя тоже тошнит?

— Немного, — призналась Нико. — Просто, — с неожиданным пылом проговорила она, — наша жизнь настолько регламентирована…

— Да? — удивился Сеймур. — А по-моему, ничуть. С нами постоянно происходит что-то новое. У тебя новая работа, а скоро у нас появится новый дом. Мы будем устраивать более грандиозные вечеринки. Не удивлюсь, если однажды к нам пожалует президент. Предыдущий наверняка откликнется на наше приглашение. — Он пошел на кухню и остановился. — Если ты хочешь увидеть в числе гостей экс-президента, только скажи. Я сразу же приглашу его.

Ей бы обрадоваться. Бывший президент на одной из ее вечеринок. Не такая уж и нереальная затея. По всему Нью-Йорку и в «Сплатч Вернер» пойдет слух: бывший президент ужинал в доме Нико О'Нилли. Но внезапно это показалось незначительным. Как сказать Сеймуру, что ей все равно — так или эдак? Она не могла.

— Сеймур, ты чудо.

— Ты не одинока в своем мнении, — кивнул он. — А если сдоба вместо тоста? Повар принес маленькие, с черникой. Катрина их любит…

Нико лениво посмотрела на брошюры.

— Замечательно, — пробормотала она.

Но есть ей не хотелось. Все эти дни она почему-то нервничала. Сказывалось напряжение новой работы. В какие-то дни Нико просыпалась с массой новых идей, в другие — с неприятным гудением в голове, словно к мозгу подключили электропровода. В последние дни Нико действительно не завтракала, и Сеймур каким-то образом заметил это. Через несколько минут он вернулся с яичницей-глазуньей и маленькой сдобой, кусочком сливочного масла и ложкой джема на фарфоровой тарелке. Улыбнувшись ему, Нико подумала: «О, Сеймур, я так плохо с тобой поступила. И тебе все равно? Ты заметил все остальное, но только не это». Ее роман с Кирби продолжался, хотя встречи стали менее частыми и бурными. Но если она откажется от них, у нее вообще не будет сексуальной жизни.

Сеймур пристально посмотрел на жену.

— Ты прекрасно выглядишь.

— Стараниями Виктории. Сегодня вечером премьера фильма Венди, не забыл? Ты с Катриной придешь в мой офис или встретимся в кинотеатре?

— Пожалуй, в кинотеатре.

— Ты наденешь костюм?

— А нужно?

— Хорошо бы. Сегодня большое событие. Для Венди это особый вечер. Она работала над своим фильмом десять лет. — Нико занялась яичницей. — Если «Пилигримы поневоле» будут номинированы на «Оскара» как лучшая картина и получат его, пару лет Венди не нужно будет ни о чем беспокоиться.

— А как же Селден Роуз? — спросил Сеймур, снова листая брошюры.

— Его нейтрализовали. — Нико посмотрела на макушку Сеймура и ощутила прилив чувства, похожего на любовь. — Я куплю тебе сегодня галстук. Для вечернего выхода.

— У меня полно галстуков. Тебе не обязательно это делать.

— Но я хочу, — возразила Нико, думая: «Сеймур, я люблю тебя. Но не влюблена в тебя». На мгновение она попыталась представить, что любит Сеймура, но это не удалось. — Сегодня Катрину в школу отвезу я, — внезапно сказала Нико. — А после премьеры мне, возможно, придется вернуться в офис, так что я пришлю машину, которая будет в вашем распоряжении весь вечер.

Нико встала и взяла тарелку. Сеймур посмотрел на нее и беззаботно улыбнулся:

— Хорошего дня. Я хочу договориться на выходные и посмотреть эти особняки. Тебе удобно в субботу днем?

— Конечно, — ответила Нико.

Она вышла из комнаты, подумав, что, если бы была «влюблена» в Сеймура, их жизнь стала бы гораздо сложнее.

В тот день на улице было холодно, минус пять, а ведь только первое декабря! В воздухе чувствовалось приближение снега, словно вот-вот произойдет какое-то чудо. Внизу, у тротуара стоял ее новый автомобиль с шофером. Когда Нико была главным редактором «Фейерверка», она пользовалась лимузинами, но теперь, как генеральному директору и президенту «Вернер пабликейшнз», компания предоставляла ей в круглосуточное пользование машину (любую, по ее выбору, лишь бы абсолютно новую — это диктовалось условиями страхования) с водителем. Когда она состарится и доживет до семидесяти или восьмидесяти лет — это произойдет через несколько десятилетий, но в целом не за горами; годы летят так быстро, — то оглянется назад и подумает: «Когда-то у меня был свой автомобиль с шофером. Серебристый седан «БМВ-760» с серебристо-серым интерьером. Водителя звали Димитрий, и волосы у него были блестящие и черные, как лакированные». А возможно, в семьдесят или восемьдесят она, величественная старая дама, богатая и красивая, все еще будет работать — как Виктор Мэтрик — и разъезжать в своем старом серебристом «БМВ» подобно тем легендарным женщинам, которых встречаешь на балетном ленче. А рядом с ней по-прежнему будут ее славные подруги. Как чудесно прозвучат слова: «Мы знаем друг друга почти пятьдесят лет». Как замечательно будет всегда жить своей жизнью.

Нико спустилась и села в машину. В салоне ее встретило приятное ощущение тепла.

— Доброе утро, миссис О'Нилли. — Димитрий приветствовал ее с любезностью, вывезенной из Старого Света.

Он был красивый грек, женат, двое его детей собирались поступать в колледж. Жил Димитрий за рекой, в Нью-Джерси. Что-то в Димитрии (вероятно, то, что он родился в другой стране) заставляло думать о нем как о человеке средних лет, старше Нико, хотя та подозревала, что на самом деле он моложе.

— Доброе утро, Димитрий, — приветливо отозвалась Нико. — Придется минуту подождать мою дочь, она сейчас спустится. Мы завезем ее в школу.

— Очень хорошо. Я всегда рад видеть мисс Катрину. — Димитрий с готовностью кивнул, а через несколько секунд Катрина вышла из особняка и легко сбежала по ступенькам. На ней было белое школьное пальто с особыми пуговицами, выбранными для нее Сеймуром, а на голове огромная пушистая белая шляпа, которую Нико раньше не видела.

— Здравствуйте! — воскликнула Катрина и забралась на заднее сиденье, наполнив машину волшебной свежестью юности.

— Новая шляпка? — спросила Нико. Катрина улыбнулась:

— Ее вчера прислала к нам домой Виктория. Думаю, для тебя, но ты не захочешь ее носить, я знаю, чтобы не портить прическу. Поэтому я и взяла ее. Ты не против, мамочка?

— Конечно, нет. Ты в ней просто загляденье.

— Она такая громадная, хип-хоповская и изысканная, правда? Как у Одри Хепберн. — Катрина покрутила головой, чтобы Нико в полной мере оценила шляпу. — Не знаешь, снег сегодня пойдет?

— Не знаю.

— Но очень на то похоже. Надеюсь, пойдет. Надеюсь, что сегодня день первого снега. Его все так любят — он делает людей счастливыми.

— А потом несчастными, — засмеялась Нико.

— Но важен только первый снег. Он напоминает о том, что может идти.

Да… да, подумала Нико, кивнув дочери. Слава Богу за первый снег, он действительно напоминает о том, что, сколько бы лет тебе ни было и сколько бы ты ни видел, все обновляется, если ты веришь, что это по-прежнему имеет значение.

Внезапно Катрина, нахмурившись, повернулась к Нико.

— Мама? — спросила она, поглаживая кожу разделяющего их подлокотника. — А вы с папой… счастливы?

— Конечно. Почему нам не быть счастливыми?

Катрина пожала плечами:

— Просто… кто-то сказал, что читал одну заметку… — Она понизила голос, взглянув на затылок Димитрия. — В «Пост». Судя по тому, что там говорилось, похоже… у тебя роман.

На секунду мир вокруг Нико рухнул — прямо на глазах попадали на тротуар голые черные деревья, рассыпались красивые кирпичные особняки.

— Какую заметку? — переспросила она.

— Ну, ты знаешь, мама. Такие постоянно печатают на шестой странице. Имя не назвали, но, похоже, это про тебя.

— Ты сама видела? — спокойно спросила Нико, ибо мир начал восстанавливаться.

— Мне кто-то в школе показывал. Пару дней назад.

— Я не видела ее, — сказала Нико таким тоном, словно если она не видела заметку, значит, в ней сообщена неправда. — В этих заметках пишут о ком угодно. Вероятно, их вообще выдумывают.

— Там говорилось, что у одной женщины роман с «известным мужчиной-моделью, который с радостью променяет свое белье на статус мальчика-игрушки».

— Это смешно, Катрина. — Нико старалась не оправдываться.

Почему, интересно, Катрина запомнила эту строчку? И с какой стати дети вообще читают «Нью-Йорк пост», особенно шестую страницу? Но разумеется, все дети ее возраста одержимы престижем и сплетнями.

— Значит, у тебя нет романа? — настаивала Катрина, желая освободиться от бремени возможных последствий такого события.

Придется покривить душой, подумала Нико, хотя ей и не нравилось лгать дочери.

— Конечно, нет, дорогая. Мы с твоим папой очень счастливы. Можешь за нас не беспокоиться.

«Я должна положить этому конец. Сегодня же, — решила Нико. — Это знак. Первое декабря, день первого снега». Она поклялась себе, что если просочится любой намек на ее роман, она немедленно его закончит. Все это время Нико размышляла о том, что не хочет ранить Сеймура, но ее муж взрослый человек и, вероятно, переживет душевную рану. А вот Катрине это не удастся. Катрина не сможет понять подобную ситуацию, да и почему ей нужно понимать? У девочки нет необходимого жизненного опыта, и остается надеяться, еще долго не будет. Но если Катрина узнает, что у матери роман, это разрушит ее представление об отце. Она будет считать его более слабым, не говоря уж о том, что подумает о матери. У девочек возраста Катрины черно-белый взгляд на мораль, их представления о том, как должны вести себя люди, идеалистичны. Они не понимают, что такое слабость плоти. Катрина в своей невинности казалась чистой и почти святой.

— Я знала, что нет, мамочка, — проговорила Катрина с легким торжеством и поцеловала мать.

Автомобиль подъехал к школе, прелестному кирпичному зданию с маленькой игровой площадкой, отделенному от улицы решетчатой оградой. Внутри дети сбивались в маленькие группки, инстинктивно повинуясь какому-то атавистическому закону иерархии, известному только им.

— До свидания, радость моя, — сказала Нико. — Увидимся вечером.

Она с облегчением откинулась на сиденье, понимая, что подошла к самому краю. Как она позволила себе так рисковать? Она неверно оценила ситуацию. Ошиблась. Следовало соображать. Она должна исправить эту ошибку, затоптать ее ростки.

Машина медленно двигалась по узкой Уэст-Виллидж-стрит. Впереди, справа, Нико заметила Шона Хили с двумя детьми Венди — Магдой и Тайлером. Конечно, они и дети Шона, но она всегда думала о них как о детях Венди, особенно после того, что пытался сделать Шон. Забрать детей. Какой стыд! И Венди обыграла его, предложив идеальное решение. Нико прищурилась.

— Димитрий, остановитесь, пожалуйста, на секунду, — попросила она. — Я увидела знакомого.

Автомобиль остановился, и когда Шон почти поравнялся с ней, Нико опустила стекло.

— Здравствуй, Шон, — многозначительно произнесла она и холодно улыбнулась.

И не успел он ответить, как Нико исчезла за тонированным стеклом. Вот это уже совсем детский сад, подумала она, но весело. Стоило напомнить Шону, что больше ничто не сойдет ему с рук, что все подруги Венди следят за ним ради нее.

После этой маленькой, но принесшей удовлетворение Нико проделки они поехали дальше по Уэст-Виллидж и свернули на Уэст-Сайд-хайвэй. Река Гудзон отливала тем же тускло-серым цветом, что и небо — низко нависшее, но почему-то удивительно успокаивающее. Приятно было каждый день ехать на работу вдоль реки, и Нико никогда не пренебрегала возможностью взглянуть на нее. По пути она отмечала привычные вехи: заасфальтированную площадку, где катались велосипедисты и роллеры, уродливое синее сооружение, куда со всего города свозили до востребования автомобили, изъятые за неправильную парковку; Челси-Пирс, где занималась верховой ездой Катрина; а затем справа, за небольшим поворотом, ряд рекламных щитов. На первом была помещена реклама маленькой складской компании, всегда немного безвкусная. Но, свернув за угол сегодня, Нико не поверила своим глазам. На месте рекламы складов красовалось огромное изображение Виктории Форд. Виктория, выглядевшая потрясающе в огромной белой шляпе, как у Катрины, только что вышла из белого лимузина и смотрела в сторону своими необычайными глазами орехового цвета. И какое выражение лица! Вышла навстречу фотографам с таким видом, будто только что ненавязчиво и с достоинством завоевала мир. И подпись: «Виктория Форд: живи этим», — а справа внизу три точки — пастельная розовая, голубая и зеленая — и логотип компании «Хаккабис». Теперь весь мир видит, с гордостью подумала Нико. Победы Виктории всегда завораживали, но эта доставила особое удовольствие, потому что именно Нико помогла заключению договора между Викторией и «Хаккабис». И какая же это радость не только предложить грандиозную идею, но и воплотить ее.

Она устроила встречу между Питером Боршем и Викторией полгода назад, когда подруга вернулась из Франции после катастрофического объяснения с Пьером Бертеем на его яхте. Нико никогда так не поступила бы, но Виктория совсем другая. Она творческая, а не корпоративная личность. Виктория не совладала с собой, когда вдруг пришлось проявить корпоративное лицемерие, и превратилась в подростка, полного решимости взбунтоваться против взрослых. Виктория всегда будет поступать по-своему. Она заработала это право и теперь станет богаче их всех. Но Нико и Венди всегда знали, что так и произойдет. Нико набрала номер Виктории.

— Дорогая! — возбужденно воскликнула она. — Я только что проехала мимо твоего щита. Я так горжусь тобой.

— Я сама только что миновала его. Заставила водителя проехать по Уэст-Сайд-хайвэй, чтобы увидеть его — плакат наклеили сегодня после полуночи. Тебе нравится?

— Очень. Идеально. Ты где?

— На Тридцать третьей улице.

— И я на Тридцать третьей. Попроси шофера сбавить скорость, и я догоню тебя.

Нико по-детски улыбнулась. Ей это нравилось, непонятно почему, но было весело, будто стоишь на улице и спрашиваешь кого-то по сотовому, где он, а тот в нескольких шагах от тебя. Подобные ситуации до сих пор вызывали у нее смех. У Виктории был новый золотистый «кадиллак-девиль»; Димитрий пристроился рядом, и женщины опустили стекла, когда их автомобили медленно проехали перекресток.

— Где ты взяла эту машину? — крикнула Нико.

— Только что купила, — высунувшись из окна, ответила Виктория. — Я уже продала двадцать тысяч белых шляп, а сейчас всего девять утра.

— Отлично. Но машина у тебя ужасная.

— Ну разве не здорово? Ни у кого такой нет. И всего за пятьдесят три тысячи долларов. Хорошая сделка! Когда Лайн увидит ее, его хватит удар.

— Прекрасно, дорогая. Увидимся за ленчем? Виктория кивнула и помахала рукой:

— В двенадцать тридцать!

Ее автомобиль внезапно набрал скорость, чтобы проскочить светофор, и резко свернул на Тридцать шестую улицу. Нико откинулась на сиденье, оставив окно открытым и позволив холодному воздуху словно ледяной тканью окутать лицо, — наплевать на все. И кроме того, говорят, что холодный воздух полезен для кожи.

— Магда увидела шляпу Катрины, и теперь ей нужно такую же, — сказала Венди.

— Какие проблемы, — ответила Виктория. — Я принесу ей вечером.

— Кстати, сегодня утром я видела Шона, — сообщила Нико. — И немного грубо с ним обошлась. Извини, не удержалась. — Отложив меню, она расстелила на коленях салфетку и машинально окинула взглядом зал ресторана. Они сидели за столиком номер один — теперь в ресторане «У Майкла» им обычно отводили этот столик. Хотя Нико и знала, что формально она не самая преуспевающая здесь женщина (в зале сидела пара ведущих из новостных программ, и они наверняка зарабатывали больше), но со времени своего повышения она как будто излучала почти ощутимую (и, как надеялась, настоящую) энергию власти. С другой стороны, в этом могли сыграть роль и чаевые в размере тысячи долларов, которые Нико вручила метрдотелю в тот день, когда три подруги пришли сюда на праздничный ленч.

— Не переживай из-за этого. — Венди покачала головой. — Шон считает, что после нашего разрыва очень многие ведут себя с ним грубо. Говорит, его почти не приглашают на вечеринки…

— Как это грустно, — вставила Виктория, по мнению Нико, искренне жалевшая Шона. Ну, Виктория всех жалеет, она даже дала работу Маффи Уильямс (выплачивая ей, насколько знала Нико, небольшой процент от дохода с огромной лицензионной сделки с «Хаккабис»), когда та в июне ушла из «Би энд си», заявив, что больше не в силах терпеть Пьера Бертея.

— Он переживет. — Венди имела в виду Шона. — А вот я хочу знать про эту шляпу, о которой все говорят, Шляпа! — повернулась она к Нико. — Она очень красивая?

— Это просто шляпа, — ответила Виктория. — Не сравнить с твоим фильмом. Шон и Селден придут?

Венди кивнула:

— Я сказала, что им придется ладить друг с другом. Во всяком случае, Шону. Селден вполне готов проявлять благоразумие. И Магда, естественно, любит его. По-моему, она влюблена в него больше, чем я. Даже похудела на десять фунтов.

— Ты счастлива, и она тоже, — заметила Нико.

— Знаю. Но иногда я чувствую себя виноватой. Как все легко получилось. — Венди говорила о своей новой квартире. Она купила два верхних этажа в одном бывшем складе в Сохо, поэтому она и Шон формально жили порознь, но дети находились близко к обоим разведенным родителям. — Да, легко решить свои проблемы, когда ты преуспевающая женщина и у тебя есть деньги. Я думаю о тех женщинах, у кого ничего этого нет. Через какой ад им приходится проходить. Такое никогда не забудешь.

— Но это существенная причина для того, чтобы добиваться успеха! — пылко воскликнула Нико. — Только тогда ты и понимаешь, зачем так много работала. Чтобы в минуту кризиса твоей семье не пришлось страдать.

Венди молча смотрела в свою тарелку. На лице ее заиграла легкая улыбка.

— Что ж, думаю, вы должны кое-что узнать. Еще рано говорить и, может, ничего не выйдет, но я беременна. — Виктория ахнула, а Нико испытала такой шок, что потеряла дар речи. — Знаю, — продолжила Венди. — Но это получилось случайно. Селден сказал, что не может иметь детей, но ошибся. — Она беспомощно пожала плечами. — Иногда приходится мириться с подобными сюрпризами. Я считаю это подарком за то, что «Пилигримы» наконец-то вышли на экран. Я собиралась купить кольцо с сапфиром, но, пожалуй, это лучше.

«Селден Роуз!» — подумала Нико.

— Венди, это чудесно, — наконец проговорила она.

— Виктору это может не понравиться, но мне наплевать, — заметила Венди. — Я глава «Парадора». Твердо стою на ногах. Селден уже решил, что, если одному из нас придется уйти из «Сплатч», уйдет он. Создаст собственную компанию. Ему этого в любом случае хочется.

— Насчет Виктора не волнуйся. — Нико взмахнула рукой так, словно ее начальник был не значительнее швейцара. — Я это с ним улажу. Сделаю так, что он вообразит, будто это его идея — вы с Селденом и ваш ребенок.

— Не знаю, — проговорила Венди. — С тех пор как я провела те три дня с Шоном и детьми, ухаживая за ними, пока они болели ветрянкой, и пропустила ночной девичник с Викторией в Канне… я подумала, что могу это сделать. Я действительно это делаю. Занимаюсь этим много лет. Это и есть я. У меня есть моя карьера и дети. И мне нужно и то и другое. Я не могу постоянно находиться с детьми, но и они не хотят все время быть со мной. Они не представляют себе такой жизни. И хорошо. И я больше не боюсь этого. Я решила, что не буду чувствовать себя виноватой…

— Тебе и раньше не в чем было винить себя, — заметила Виктория. — Я так рада за тебя.

Она встала, чтобы обнять Венди.

— Эй, это же всего лишь ребенок, — с деланным сарказмом произнесла та. — Еще один… Но на этот раз хотя бы настоящий ребенок, а не взрослый мужчина.

Посмотрев на Викторию и Венди, Нико чуть не расплакалась. «Мы все счастливы», — внезапно подумала она.

— И Виктория со своей шляпой, — весело сказала Нико. — Это восхитительно. Твоя шляпа уже сделала счастливыми двадцать тысяч женщин. Не говоря уже о двух девочках.

Виктория с благодарностью посмотрела на нее.

«Я становлюсь сентиментальной, — подумала Нико. — Вот что со мной происходит. Нужно немедленно прекратить это».

Выйдя после ленча на улицу, Нико решила пойти к Кирби и положить конец их связи. Она планировала заскочить к нему после премьерной вечеринки Венди, но, возможно, чем скорее с этим покончить, тем лучше. Их роман длится уже больше года. Как это случилось? Как и все в жизни, он превратился в рутину. Сначала страсть, возбуждение и трепет, что это сошло тебе с рук. Сейчас трепет отчасти остался — необходимость заметать следы, возможность иметь свою личную жизнь, о которой никто не знает. Вероятно, нечто подобное испытывают наркоманы. Только вот наркомана видно сразу, а тут люди постепенно начали догадываться о ее романе. Нико свернула на Пятьдесят седьмую улицу и поморщилась, вспомнив о заметке в «Пост». Она походила на огромный предупреждающий сигнальный флаг: кто-то что-то знает, но редакторы сочли, что информации недостаточно, чтобы назвать имена.

Небо казалось очень низким и тяжелым, и, быстро идя по Западной Пятьдесят седьмой улице, Нико подумала, что, если бы не холод, она не ощутила бы, что находится на улице. Ей всегда казалось, что этот город накрыт стеклянным колпаком и «находиться на улице» — лишь иллюзия. Все они, размышляла Нико, глядя на лица встречных прохожих, напоминают крохотных существ, заключенных в наполненные водой пресс-папье, в них вглядываются дети, завороженные тем, что происходит в этом крохотном мирке.

На углу Пятьдесят седьмой улицы и Пятой авеню Нико остановилась, собираясь перейти на другую сторону и проехать на такси по Мэдисон-авеню до дома Кирби, но внезапно вспомнила о галстуке для Сеймура. Муж не огорчится, если она забудет, но запомнит, как запоминал все сказанное другими, а потом ловил на слове.

— Люди должны отвечать за свои слова, — говорил он, — должны делать то, что обещали. Вообрази, во что превратится мир, если никто не будет чувствовать необходимости выполнять свои обещания, — воцарится анархия.

— Обещания бывают разной степени важности, — всегда пыталась втолковать ему Нико. — Приходится делать скидку на обстоятельства и важность.

— Важность — чепуха! — возражал он. — Важность — это вершина скользкого склона, ведущего в пропасть хаоса!

Она должна купить ему этот галстук, решила Нико.

Она пересекла Пятую авеню и словно переступила какую-то невидимую границу. Эта часть города, к востоку от Пятой авеню, была значительно приятнее, чем западная сторона. Архитекторы, что ли, много лет назад собрались и наколдовали — наша сторона будет лучше вашей? Толкнув вращающуюся дверь магазина мужской одежды «Бергдорф», Нико попала в объятия теплого, чуть ароматного воздуха. Пахло сосной, скоро Рождество. В этом году они поедут в Аспен и на Сен-Бартс; Сеймур будет кататься на лыжах и плавать, а она, видимо, — в основном работать.

Венди отправится в Индию со своим выводком и Селденом, оставив Шона в Нью-Йорке. Впрочем, нет, теперь, забеременев, она, наверное, не поедет. Шон, должно быть, страшно злится, но что он может сделать? Венди похожа на одного из тех преуспевающих мужчин, которые, разведясь, сразу же обретают новое счастье, тогда как женщина после этого варится в собственном соку дома. Нико пока не вполне была уверена в Селдене (поживем — увидим), но ей очень понравилось, что Венди так ловко обернула ситуацию против Шона. Он даже пожаловаться не мог — Венди дала ему все, что он требовал по бракоразводному соглашению: квартиру, совместную опеку над детьми, средства и алименты на них. Она платила ему пятнадцать тысяч долларов в месяц после вычета налогов.

— Когда мы были женаты, я давала Шону все, что он хотел, но ему и этого было мало, — сказала Венди, и Нико подумала, что точно так же многие мужчины говорят о своих бывших женах.

Шон хотел чего-то неуловимого (возможно, самоуважения), эмоционального, но заполнить эмоциональную пустоту никто другой не поможет. Это должно прийти изнутри. Шон, видимо, сделал ту же ошибку, что и все те несчастные домохозяйки пятидесятых.

— Будь с Сеймуром полюбезнее, — полушутя заметила Венди, — не то он проделает с тобой нечто подобное.

Пятнадцать лет назад такой разговор, по мнению Нико, могли вести только мужчины. Но нет, подумала она, щупая галстук, Сеймур никогда так не поступит. Сеймур доволен. Он командный игрок. Он всегда пытался сделать их жизнь лучше, и Нико ценила его. И проявляла к нему щедрость. Когда в отношениях ты по большому счету играешь мужскую роль, приходится быть щедрой и осторожной. Партнер никогда не должен чувствовать, что платишь ты; и, в сущности, это твое шоу. Иными словами, следует вести себя соответственно требованиям женщин к идеальным мужчинам, крайне редко выполняемым.

К Нико тихо подошел продавец в темном костюме и галстуке.

— Чем могу служить?

Нико внезапно почувствовала себя, как мужчина в магазине женского белья.

— Я хотела бы купить мужу галстук.

Она должна чаще это делать — каждую неделю покупать Сеймуру какую-нибудь мелочь, он заслужил это.

— Какой-то определенный цвет? Или особый случай? — спросил продавец.

— Это для кинопремьеры…

— Значит, ваш муж в кинобизнесе?

— Нет, — ответила Нико. — Моя подруга… это ее премьера.

— Следовательно, вы гости.

— Да.

— Есть ли какой-то определенный цвет?..

— Не знаю.

«Зеленый, — подумала Нико. — Но нет, зеленый считается несчастливым цветом. Желтый? Никогда. У Сеймура желтый ассоциируется с Уолл-стрит восьмидесятых годов».

— Как насчет розового? — спросил продавец. — Розовый сейчас очень популярен у мужчин.

Сеймур в розовом галстуке? Нет, это уж слишком.

— Только не розовый, — решительно произнесла Нико.

— Серебристый, — предложил продавец. — Он прекрасно подходит для любого случая. Ставит завершающую точку в костюме. Идеален для особых случаев.

Нико кивнула:

— Пусть будет серебряный.

— Пройдемте сюда…

Она пошла за продавцом в глубь магазина. По обе стороны стояли примерочные платформы — своими трехстворчатыми зеркалами они напоминали поставленные вертикально гробы без днищ. На стуле, рядом с таким «гробом», сидела молодая женщина, в которой Нико узнала свою служащую. Женщина работала в отделе рекламы в одном из ее журналов. Светлые волосы были собраны в хвост, внешность еще не сформировалась, как это часто случается у женщин лет тридцати: кажется, словно они до конца не поняли, кто они и где их место в мире.

— Здравствуйте. — Нико вежливо кивнула. Она не собиралась вступать с молодой женщиной в разговор, но лицо той выразило изумление, страх и такое смущение, будто ее застигли за незаконным деянием. В ужасе она перевела взгляд с Нико на мужчину, стоявшего на одной из примерочных платформ. Нико узнала в нем Майка Харнесса.

Майк делал вид, что занят с портным, но наверняка заметил ее в зеркале. Майк! Нико не раз размышляла о том, что с ним стало. Она слышала, что он уезжал в Англию. Пройти мимо, притворившись, что не видит его, как это делает Майк, и тем самым избавить их обоих от ненужной неловкости? Но Нико колебалась слишком долго. Майк поднял взгляд и увидел ее в зеркале. Вероятно, он любопытствовал, как она поступит, и прикидывал, что сказать. Но быть может, Майк уже придумал что-то заранее, зная, что когда-нибудь они встретятся.

— Здравствуй, Майк, — сказала Нико.

Она не протянула руки — вряд ли он пожмет ее.

— Так-так. — Майк смотрел на нее с высоты платформы. — Нико О'Нилли.

— Рада видеть тебя, Майк. — Она коротко кивнула и отвернулась.

Она правильно поступила. Поздоровалась, ни во что не ввязываясь. Но когда Нико начала рассматривать серебристые галстуки, в магазине словно повисла грозовая туча. Нико не могла сосредоточиться. «Я извинюсь перед ним», — решила она.

Нико обернулась. Майк сидел, завязывая шнурки, как будто стремился побыстрее покинуть магазин.

— Майк, — проговорила она, — я сожалею о том, что случилось.

Майк поднял взгляд, удивленный и все еще злой.

— Никогда не надо извиняться перед врагами, Нико, — покровительственно заметил он. — Я полагал, уж тебе-то это известно.

— Разве мы враги, Майк? Нам незачем быть врагами.

— Потому что я больше не представляю для тебя угрозы? В таком случае верно, мы не враги.

Нико улыбнулась немного печально. Майк никогда не изменится, никогда не преодолеет своего эгоизма.

— Надеюсь, у тебя все хорошо, Майк. — Нико повернулась, чтобы уйти. Майк встал.

— Что ж, пожалуй, кое за что я должен поблагодарить тебя, — вдруг сказал он. — Мы с Наталией собираемся пожениться. — Майк указал на молодую женщину, которая улыбнулась Нико, словно не зная, чью сторону ей следует принять. — Ты должна знать Наталию. Она работает на тебя. Сейчас, — добавил Майк.

— Конечно, — ответила Нико. — Поздравляю.

— Я сказал ей, что если она хочет продвинуться, то должна действовать в твоем духе, — продолжал Майк, взяв пальто.

Эти слова были явно задуманы как оскорбление, но Нико решила не реагировать.

— Очень мило, — ответила она, якобы польщенная.

— В любом случае, — сказал Майк, надевая пальто, — полагаю, что действительно должен поблагодарить тебя. Ты открыла мне глаза на то, что в жизни важно. Вы, женщины, постоянно об этом твердите: важны отношения, а не карьера. Карьера — это дерьмо. Карьера — для негодяев. Когда я думаю о том, как я наступал себе на горло… от чего отказывался, чтобы доставить удовольствие Виктору Мэтрику… — Посмотрев на Наталию, Майк жестом собственника взял ее за руку. — Правильно, малышка?

— Думаю, да, — прошептала Наталия, переводя взгляд с Майка на Нико. — Но мне кажется, что можно попытаться совместить то и другое, — осмелилась вымолвить она, не желая обидеть ни одного из своих боссов.

— Что ж, еще раз поздравляю, — сказала Нико. Она посмотрела им вслед. Бедная девушка идет замуж за Майка. У него такой тяжелый характер. Надо присмотреться к этой Наталии. Если она толковая, нужно ей помочь. Этот ребенок, связавший жизнь с Майком, заслуживает подарка.

— Завернуть и переслать вам? — спросил продавец, держа блестящую коричневую коробочку со свернутым серебристым галстуком.

— Да, — снова ощутив вкус к жизни, сказала Нико. — Будьте любезны.

Умеют же люди устроить себе веселую жизнь, думала Нико.

В семь часов автомобиль попал в плотный поток транспорта. Многие желали свернуть с Седьмой авеню на Пятьдесят пятую улицу, к Театру Зигфелда, на премьерный показ фильма Венди. Казалось, и от других автомобилей исходит напряжение — их пассажиры жаждут завершить день посещением кинопремьеры, нарядиться, найти машину, а затем очутиться в толпе перед театром (сдерживаемой с двух сторон полицейским заграждением) в надежде увидеть настоящую кинозвезду (неужели люди помнят до конца своих дней момент, когда они увидели Дженни Кейдайн наяву?). Тут же суетились фотографы и девушки из пиар-служб со своими списками: они пытались разобраться, кто тут важное лицо, а кто — нет…

Машина остановилась на маленьком пятачке перед театром, и Нико быстро выбралась наружу. Нагнув голову, она протиснулась сквозь толпу и скользнула в боковую дверь, избежав прохода по красному ковру. За последние полгода она все больше и больше осознавала, что совсем не хочет быть публичным человеком. Ей это не нужно. Генеральный директор и президент «Вернер пабликейшнз» должен быть слегка таинственной личностью, которая редко появляется на страницах газет. В любом случае это вечер Венди. Снимки Нико фотографам не нужны.

— Нико О'Нилли? — обратилась к ней молодая женщина в черном и в наушниках с микрофоном.

— Да, — приветливо ответила Нико.

— Для вас зарезервировано место в ряду Венди Хили. Ваш муж уже, по-моему, там.

Поблагодарив, Нико последовала за ней. Кресла целого ряда в середине были помечены табличками «Хили». С одного края сидели Шон, Тайлер и Магда, рядом с ней Катрина (какая она красавица — это лицо разбивает ей сердце), затем Сеймур в новом галстуке. И Магда и Катрина — в своих пушистых шляпах. Теперь они подружились, у обеих пони и одинаковые шляпы. Как это хорошо для них, подумала Нико, надеясь, что они навсегда останутся подругами… Рядом с Сеймуром осталось свободное место. Она устроится рядом с мужем, а к ней подсядут Виктория и Лайн. Нико посмотрела в конец ряда. По другую сторону от Шона оставались два свободных места — значит, Селдену придется сидеть рядом с ним! Но нет, между ними расположится Венди. И, разобравшись во всем, Нико опустилась в кресло рядом с Сеймуром.

— Здравствуй, — прошептала она.

— Здравствуй. — Он посмотрел на часы, без слов спрашивая, почему Нико опоздала.

— Пробки, — объяснила она. — У театра тысяча человек, не меньше…

Нико посмотрела в конец ряда. По проходу шел Селден Роуз. Остановился… посмотрел на Шона… и сел, оставив место между ними для Венди. Игнорируя Селдена, Шон смотрел прямо перед собой. Что ж, Шону теперь придется привыкать к Селдену. Интересно, он уже знает о беременности бывшей жены? Если нет, то скоро узнает: Селден собирался продать свою квартиру и переехать к Венди.

— Что делает твоя подруга? — спросил Сеймур, заметив подошедшего Селдена.

— По-моему, намерена выступить перед началом фильма.

— Нет, — прошептал Сеймур. — Я о Селдене и Шоне. Так нельзя.

— Они взрослые люди. — Нико пожала плечами.

— Шону это неприятно, — заявил Сеймур, приняв сторону экс-супруга.

— Поделом ему. Это он захотел уйти. И потом, ты же никогда не любил его.

— Ну и Селден нравится мне не больше, — заметил Сеймур.

— Он ничего… по-моему.

Нико снова посмотрела в ту сторону. Шон по-прежнему сидел, уставившись вперед… нет, теперь поправляет на Тайлере пиджак. Судя по выражению лица, мальчик вот-вот раскапризничается. Он вертелся и пинал ногой кресло переднего ряда. Селден украдкой наблюдал за Тайлером, видимо, прикидывая, стоит ли вмешаться. Теперь Шон пытался игнорировать и Селдена и Тайлера.

Это едва ли не интереснее, чем кино, подумала Нико.

Селден все посматривал на Шона… он собирается вмешаться. И точно — Селден наклонился через кресло и, похоже, сказал Шону что-то вроде: «Привет, старик» — международное мужское приветствие. Теперь Шону пришлось посмотреть на него. Селден пытался вести себя по-дружески… протянул руку. Шон ответил рукопожатием. И вот уже Селден что-то говорит Тайлеру. Мальчик тут же отвлекся и перестал капризничать. Селден скорчил смешную гримасу, и Тайлер залился смехом. Заметив, что Шон расстроен, Селден снова обратился к нему, явно пытаясь расшевелить. Молодец, Селден. Нико откинулась в кресле. Ей было приятно, что он взял ситуацию под контроль и пытается наладить отношения. Пожалуй, ее мнение о Селдене менялось в лучшую сторону. Может, у них с Венди все сложится счастливо. Во всяком случае, она, без сомнения, заслуживает личного счастья.

Свет в зале приглушили, и все затихли. В свете прожектора по проходу торопливо прошла Венди, поднялась на сцену, и кто-то подал ей микрофон.

Зрители зааплодировали. Сначала тихо, а потом все громче и громче. А ее, между прочим, любят, подумала Нико. Сколько симпатии, а ведь в зале не только актеры и коллеги, но и члены съемочной группы с семьями. Все обожали женщину, которая стольким людям помогла осуществить их мечту. Несколько секунд Венди стояла в свете прожектора, исполненная чувства собственного достоинства, кивая в благодарность за аплодисменты. Потом откашлялась, все засмеялись, и аплодисменты стихли.

— Всем добрый вечер. Я — Венди Хили, президент «Парадор пикчерс». Рада приветствовать вас сегодня на мировой премьере «Пилигримов поневоле». Фильм… наконец-то снят! (Эти слова вызвали взрыв одобрительного смеха.) В течение десяти лет над ним с любовью трудились те, кто не уставал верить: в один прекрасный день люди увидят эту потрясающую историю на экране…

Какая красавица Венди! Нико скользнула взглядом в конец ряда. Шон хмурился, а Селден со своими длинными прямыми волосами с гордостью смотрел на Венди. Потом Шон недовольно взглянул на Селдена. Что ж, тем хуже для Шона, который, как подметила Нико, уже терял красоту. Лицо у него было красным и опухшим, но, может, это результат косметической процедуры, например, лазерного пилинга. Новый взрыв аплодисментов. Венди спустилась со сцены и пошла на свое место, через каждый шаг останавливаясь, чтобы с кем-то поцеловаться, кому-то пожать руку. Подняв глаза, она поймала взгляд Нико. Та помахала и подняла вверх большой палец.

По проходу спешили Виктория и Лайн. Румяная от холода Виктория села рядом с Нико.

— Вот и снег пошел. — Она поцеловала подругу. — Пришлось пройти полквартала. Я думала, Лайна удар хватит. — Виктория посмотрела на Венди и помахала ей. — Взгляни-ка на Венди и двух ее мужчин! — прошептала она Нико.

— Вижу, — кивнула та.

— Я знал, что когда-нибудь этим кончится, — пробормотал Лайн. — Сначала женщины завоевывают мир, а теперь у них уже по два мужчины. А казалось бы, достаточно и одного…

Нико и Виктория переглянулись и засмеялись.

— Любая женщина знает: чтобы получить одного достойного мужчину, нужно соединить как минимум двух.

Виктория игриво сжала руку Лайна, свет стал гаснуть, и зрительный зал погрузился в темноту.

«Неужели именно это и нужно каждой женщине — двое мужчин?» — размышляла Нико, откинувшись в кресле. Как все же это интересно. Лет в двадцать они боялись, что вообще не найдут себе мужчину… и после тридцати сколько женщин продолжают искать своего единственного. А у ее подруги их целых два! А ведь Венди уже за сорок. То, что все пытаются убедить женщин, будто они никому не нужны, во всяком случае для секса, — самая настоящая ложь. Серьезная работа поддерживает в тебе молодой задор и жажду жизни. Мужчинам этот секрет известен: чтобы привлечь женщину, нужно добиться успеха и власти.

На экране засветился логотип «Парадора», и все захлопали. Пошла сцена вечеринки в Нью-Йорке в 1929 году, незадолго до Великой депрессии, и поверх нее появилась надпись: «Продюсер Венди Хили». На другом конце ряда Селден Роуз издал восторженный вопль, и Нико одобрительно кивнула. То, что она сказала Сеймуру, подтвердилось. Теперь, когда Селден сошелся с Венди, он уже не представлял собой угрозы. И Венди ему не позволит, и ему самому это больше не нужно. Нико полагала, что Селден похож на большинство мужчин: он проявлял амбициозность только потому, что мужчинам так полагается, а сам между тем, вероятно, мечтал отойти от дел. И как только Венди родит ему ребенка, он наверняка изменится. Полюбит малыша и будет проводить с ним все свое время. Правда, Нико надеялась, что ради Венди Селден продолжит работать хотя бы какое-то время. Это же страшно вообразить — содержать двух мужчин и четверых детей!

— Со мной всегда так, — с горечью проговорил Кирби, проходя в гостиную. — Я нравлюсь женщинам, они от меня без ума, а потом — не знаю… что-то происходит, и они больше не хотят быть со мной.

Нико сочувственно кивнула и украдкой посмотрела на часы: почти половина одиннадцатого. Она уехала с вечеринки в десять, когда Сеймур повез Катрину домой. Нико сказала, что ненадолго заедет к себе в офис, где они с Викторией и Венди договорились встретиться уже на своей вечеринке. Сеймур ни о чем не знал, но чтобы не вызывать у него ненужных подозрений, следовало уладить ситуацию с Кирби. После этого она поедет к себе в контору и позвонит Сеймуру с городского телефона. Сердце ее нетерпеливо стучало. Она здесь, развязка близка. Нико хотелось поскорее все закончить и уехать.

— Прости, Кирби, — неубедительно проговорила Нико, но что еще она могла сказать? Сделала несколько шагов к нему. Он был в одних джинсах, как будто Нико застала его в момент переодевания.

— Я думал, что у нас с тобой все будет по-другому. — Кирби стоял у окна, спиной к Нико, словно не в силах был смотреть на нее. Она же надеялась, что он не устроит сцены.

— Кирби, ты знал, что я замужем. — Нико проглотила комок в горле.

— И что? — Он повернулся к ней.

— А то, что я люблю своего мужа, Кирби. Он замечательный человек. И я не хочу причинить ему боль.

Ее слова прозвучали как заранее подготовленная речь, и Кирби кивнул, словно не раз уже все это слышал. Слегка раздраженная, Нико скрестила руки на груди. Вероятно, ей вообще не стоило приходить; нужно было поступить так же, как мужчина — перестать звонить, и все, а на звонки Кирби, если бы он попытался связаться, попросила бы помощниц отвечать, что ее нет. Но такое решение казалось неприятным и трусливым.

— Значит, ты использовала меня, чтобы это выяснить, — заметил Кирби.

— О, Кирби!

Присев на край дивана, Нико уставилась на стену. На Кирби она не решалась смотреть и, чувствуя себя виноватой, злилась. Неужели она использовала Кирби, чтобы проверить свое отношение к Сеймуру? Нет. Она сама не знала, что ей нужно, когда начинала этот роман; просто в ее жизни чего-то не хватало, она опасалась что-то упустить. Но сейчас Нико ощущала себя наполненной до краев, и для Кирби в ее жизни места больше не было.

Нико заставила себя поднять на него глаза.

— Мне очень жаль, если ты так думаешь, Кирби. Я ничего подобного не желала. Я полагала, мы друзья и хорошо проводим время. — О Господи, теперь она действительно говорит как мужчина.

— Хорошо проводим время? — переспросил он.

— Кирби, ты чудесный, и ты — молодой человек. У тебя впереди вся жизнь. Я тебе в ней не нужна. — Теперь Нико говорила как мать. — Ничего страшного в этом нет.

— Не понимаю. — Кирби снова отвернулся к окну. — Может, я что-то упускаю. Знаешь, этот город мне опротивел. — И через мгновение воскликнул: — Эй, ты видела — снег пошел!

«Ну что ж, — думала Нико, натягивая перчатки. — Я только что дала мужчине пять тысяч долларов за то, чтобы он не спал со мной».

От этой мысли ей стало и смешно, и немного грустно.

— Домой, миссис О'Нилли? — спросил Димитрий, глядя на нее в зеркало заднего вида.

— Мне ненадолго нужно заехать в офис, — ответила она и тут же добавила: — Извините, Димитрий. У вас сегодня получился длинный день. Вы, конечно, тоже хотите домой.

— Мне нравится ездить по городу. — Водитель аккуратно отъехал от дома Кирби и свернул на Семьдесят девятую улицу. — И кроме того, нужно работать. Ты должен делать то, что должен, верно?

— Верно, — согласилась Нико и снова почувствовала себя виноватой.

Она посмотрела сквозь тонированное стекло. Снег падал на землю сверкающими хлопьями, словно дождь из бриллиантов. Но с этим покончено. Она положила этому конец и больше никогда так не поступит. Так что отныне у нее нет причин испытывать чувство вины.

Какое облегчение!

Теперь остается только молиться, чтобы Сеймур не узнал о чеке, который она выписала Кирби. Но он не узнает. Нико выписала его на свой личный счет, а Сеймур считает ниже своего достоинства шпионить. И, чуть улыбнувшись, Нико вспомнила, как отдавала чек Кирби.

— Почему меня никто не любит? — стонал Кирби, ходя кругами по гостиной и водя руками по голой груди. — Мне двадцать восемь лет. Я хочу жениться и иметь детей. Где моя женщина?

— Прошу тебя, Кирби! — Нико встала и взяла сумочку. — Вокруг сотни молодых женщин, и они, я уверена, умирают от желания полюбить тебя. А если ты хочешь жениться, не стоит терять время с замужними женщинами.

— Значит, все действительно закончилось?

— Да, Кирби, боюсь, что так. — И затем Нико достала из бумажника чек.

Кирби, конечно же, запротестовал.

— Не нужно этого, — твердил он. — Я не из тех, от кого можно откупиться.

— Не говори глупостей, дорогой. Это не плата, а подарок.

И несмотря на возражения, Кирби все же взял чек. Потом посмотрел на сумму, и глаза у него расширились. Сложив чек, Кирби сунул его в задний карман джинсов.

— Ты уверена, что не хочешь… еще раз? — спросил он, сделав жест рукой. — В память о старой дружбе?

— Нет, спасибо, Кирби. По-моему, это ни к чему. А потом Нико быстро шла по длинному узкому коридору к лифту, думая о том, что идет по нему в последний раз.

Она откинула голову на спинку сиденья. «Теперь у меня уже, наверное, никогда не будет хорошего секса, — подумала она. — Стоит ли себя пожалеть? Вероятно». Может, однажды она и пожалеет. Но сейчас никакого сожаления Нико не испытывала. Секс… Ну и что! Подумаешь, важность. Она не мужчина, который зависит от похоти. Она женщина, и она свободна… Звякнул ее телефон.

«Мы с Венди. Ты в офисе?» — сообщение от Виктории.

Нико улыбнулась.

«Через 2 минуты», — ответила она.

«Готовь шипучку. Встреча через 20».

Фильм Венди станет хитом. Это не подлежало сомнению. Это всегда видно по реакции публики, а премьерная публика Нью-Йорка — самая пресыщенная в мире. Но в конце они хлопали и кричали, пока шли титры. Затем, на вечеринке в отеле «Мэритой», у всех было хорошее настроение, все искренне радовались. А это еще один знак, что фильму уготована роль хита. Если бы он провалился, приглашенные провели бы на вечеринке десять минут и свалили, сказала Венди. Она не раз побывала и в такой ситуации.

Они сидели в офисе Нико, возбужденные большим успехом премьеры.

— Все сводится к тому, чтобы удержаться в игре, — заметила Виктория. — Тебя всегда хотят выпихнуть при малейшей возможности.

Она передала Нико бутылку «Дом Периньон», и та разлила шампанское в три хрустальных фужера. Для высшего руководства «Сплатч Вернер» — все самое лучшее. Она усмехнулась.

— Они пытаются, но не могут, — сказала Нико.

— Совершенно верно, — поддержала ее Венди, поднимая фужер.

— А Селден-то как хорошо себя вел. Мне понравилось, как он стоял рядом с тобой на вечеринке, подавал тебе напитки, позволил поговорить со всеми, держался уверенно и не совал свой нос куда не надо. — Виктория подошла к стеклянной двери и отодвинула ее. — О, Нико! — воскликнула она. — Какая терраса.

— Да. — Нико немного смущала эта терраса, да, признаться, и весь ее кабинет, огромный, со встроенным баром, который шел вдоль одной из стен, — наследство Майка! Нико решила оставить бар. Небольшой райский утолок на тридцать втором этаже с видом на Центральный парк, причудливые здания Пятой авеню и остроконечные небоскребы, могучим лесом высившиеся в Манхэттене. В здании «Сплатч Вернер» было всего восемь кабинетов с террасами, и только один принадлежал женщине — ей.

Виктория вышла на террасу, за ней последовала Венди. Нико остановилась в дверях и, увидев подруг на фоне падающего снега, внезапно поняла, что счастлива. Ощущение счастья охватило ее так внезапно, что она лишь изумленно ахнула.

Венди подняла бокал.

— За нас, — провозгласила она и, обведя взглядом небоскребы Манхэттена, добавила: — Знаете, как их называют? Джунгли.

— Нет, девочки, это не просто джунгли, — сказала Нико, выходя к ним. Она раскинула руки, словно желая обнять весь город. — Это джунгли, где царствуют женщины!