Стервы большого города

4

Бедная Венди, в миллионный раз за эту неделю думала Виктория.

Прошло уже дней десять, как Шон высказал свою убийственную просьбу о разводе и покинул квартиру. Венди позвонила ей в тот вечер в половине двенадцатого, пьяная, в шоке, и Виктория, накинув на пижаму пальто, примчалась к ней. Объяснения поведению Шона не было, в квартире царил хаос. Магда не спала, желая знать, что происходит, а малышка Хлоя, чувствуя неладное, все пыталась найти грудь, хотя ее уже год как кормили смесями. Молока у Венди не было, но она дала Хлое пососать, решив, что, если девочку это успокоит, вреда не будет.

— Посмотри на меня! — воскликнула она, сидя на диване. Блузка расстегнута, одна чашечка лифчика спущена, малышка у груди. — Вот моя проклятая жизнь. Я работаю семьдесят часов в неделю, а мой муж только что бросил меня. Как я до этого докатилась?

Виктория озабоченно посмотрела на Венди.

— Ты, случайно, не собираешься разыграть передо мной Сару-Кэтрин по полной программе?

К счастью, Венди засмеялась.

Сара-Кэтрин была самым показательным образцом определенного типа девушек: они приезжают в Нью-Йорк, некоторое время процветают, а затем погибают. Она пробила себе путь наверх в индустрии ночных клубов, и «Фейерверк» даже посвятил ей материал на шести страницах. Но однажды, ни с того ни с сего сойдя с ума, нагая Сара-Кэтрин отправилась глазеть на витрины на Пятой авеню в четыре часа утра.

— Я никогда не пойму, почему Сара-Кэтрин свихнулась, — сказала Виктория Венди. — Иногда это пугает меня. Такое может случиться с каждым.

Венди фыркнула, малышка все еще чмокала.

— Она с самого начала была ненормальной. Но преуспевала, поэтому никто ничего и не заметил.

— Кто такая Сара-Кэтрин? — требовательно спросила Магда.

— Женщина, которой ты не захочешь стать, когда вырастешь, — ответила Виктория.

— Я вырасту и стану точно такой, как моя мам-ма, — заявила Магда в своей причудливой манере. — Я хочу быть королевой и всеми командовать.

Венди и Виктория переглянулись.

— Мама не командует, милая. Она говорит людям, что надо делать. Это часть ее работы.

— Ты командовала папой. Все считают, что ему это нравилось, но именно поэтому он и ушел.

Виктории удалось отправить Магду в постель, пообещав ей приглашение на дефиле. Бедная Магда находилась в ужасном возрасте — уже не девочка, но еще не подросток. Она пополнела, и у нее начала формироваться грудь. Виктория жалела Магду, но что тут сделаешь?

«Бедная Венди!» — снова подумала она, глядя в окно.

Виктория расположилась на заднем сиденье супернавороченного «Мерседеса-С55 SUV», чувствуя себя агнцем, ведомым на заклание. Это устрашающее средство передвижения принадлежало Лайну Беннету, и он прислал его специально за ней. Виктория пыталась объяснить, что вполне может добраться до места встречи самостоятельно, но Эллен, помощница Лайна, умолила ее согласиться.

— Он разозлится на меня, если вы не сделаете этого, — сказала она.

Лайн Беннет, подумала Виктория. Вот человек, который всеми командует.

Достав телефон, она позвонила Венди.

— Честно? — немного невнятно, словно жуя, ответила подруга. — Я была так занята последние два дня, что на мысли о Шоне времени у меня не хватало. Это плохо или нет?

— Это хорошо, — ответила Виктория. — Что бы ни случилось с Шоном, у тебя есть карьера. И дети.

— Никто мне не верит, но я убеждена, что он вернется.

— Ты знаешь его лучше, чем кто-либо другой. — Виктория подумала, что Венди храбрится или упрямится. А может, она и права. Шон, вполне вероятно, вернется. Куда еще ему идти? Денег у него нет, если только он не нашел женщину, готовую заботиться о нем. Виктория не упоминала о подобной возможности и скрывала от Венди свое истинное отношение к Шону. Если они снова сойдутся, не хотелось бы, чтобы ее чувства к Шону стали известны. — Ты сегодня разговаривала с ним?

— Вчера, — слабо отозвалась Венди.

— И?..

— Он говорит, что думает. Поэтому я стараюсь не надоедать.

— Возможно, у него кризис среднего возраста. Ведь в этом году ему исполняется сорок?

— Да, — ответила Венди. — Проклятые мужчины. Почему им позволено иметь кризис среднего возраста, а нам — нет? Я вот возьму брошу все и улечу в Индию в духовное паломничество. Посмотрим, как ему это понравится. А ты-то где? — спросила она.

Виктория посмотрела на затылок водителя.

— У меня встреча. С Лайном Беннетом. Я в его машине.

— Это будет забавно, — с горечью заметила Венди. — Он хотя бы заплатит за ужин. Но, вероятно, ему придется принять виагру, чтобы заняться сексом.

— Полагаешь? — спросила Виктория. Столь далеко в мыслях о Лайне она еще не заходила.

— Все эти типы принимают виагру. Они молятся па нее. Особенно голливудские, — с отвращением сказала Венди. — Я знаю, что Лайн Беннет живет в Нью-Йорке, но по своей сути он голливудский тип. Все его лучшие друзья — кинозвезды. Он постоянно ошивается на площадке в «Лейкер геймс». Это так противно.

— Баскетбол?

— Виагра, — пояснила Венди. — Я считаю, если у тебя не встает без медицинской помощи, то природа таким образом намекает, что, пожалуй, сексом заниматься не стоит.

Виктория засмеялась. Венди расстроена из-за Шона, что бы она ни говорила. На нее непохоже — со злостью отзываться о мужчинах.

Они закончили, и Виктория посмотрела в окно. «Мерседес» двигался по Мэдисон-авеню, мимо всех этих дорогих, по пять тысяч за квадратный фут, дизайнерских магазинов — например «Валентино». Виктория поморщилась, размышляя о Венди и Шоне. Она боялась за Венди… опасалась того, что случится, если Шон не вернется… А какой станет их жизнь, если он вернется?

Когда несколько лет назад Виктория познакомилась с Шоном на ужине в Лос-Анджелесе, она, должно быть, смотрела на него глазами Венди. Сначала ее удивило, что Венди вообще замужем. Такая непосредственная, похожая на девчонку-сорванца, она не пользовалась косметикой и обычно носила джинсы и ботинки, мужскую сорочку с мелкими пуговками и синий блейзер. Виктория размышляла, не нарочно ли Венди прятала свою женскую сущность, чтобы ее серьезно воспринимали в кинобизнесе? Потом решила, что та и на самом деле такая. Венди источала сердечное и непринужденное дружелюбие, напомнившее Виктории о девочках — лучших ее подругах в восьмилетнем возрасте. Венди относилась к тому типу женщин, которых другие женщины считают красавицами, а мужчины едва замечают. В первую неделю их знакомства Венди ни разу не дала понять, что в ее жизни есть хоть какой-то мужчина.

Виктория была потрясена, когда на ужине Венди появилась с восхитительным молодым человеком — копна растрепанных волос и круглое ангельское лицо. Шон был не особенно высоким, но для такого красивого мужчины, как он, это не имело значения. Поначалу этот союз показался Виктории бесперспективным. Шон вел себя как юноша, еще не созревший для женитьбы, и имел вид человека, которому это и не нужно. Виктория тут же заподозрила, что Шон голубой или использует Венди.

— Я не знала, что ты замужем! — воскликнула Виктория, с удивлением переводя взгляд с Венди на Шона.

— Я — глубокая тайна, — сказал Шон, с обожанием глядя на жену. — Она выпускает меня по большим праздникам.

Венди с гордостью рассмеялась, а Виктория почувствовала себя идиоткой. Глупо, но она не допустила самого простого — что Шон любит Венди. Почему бы и нет? Она знала Венди всего несколько недель, а уже влюбилась в нее. Раз Шону хватило ума понять, какое чудо Венди, Виктория сочла это достаточным, чтобы полюбить и его.

Однако ее симпатия длилась недолго. Под красивой внешностью Шона скрывалось нечто подобное дешевому серебряному блюду, которое, однажды потускнев, навсегда теряет свой блеск. Льстивый, он стремился стать своим в компании друзей-актеров и коллег Венди. Пока Венди работала как проклятая, Шон предавался своим разнообразным увлечениям — гольфу, лыжам и даже скейтборду, а к своей внешности проявлял не меньшее внимание, чем женщины. Виктория несколько раз бывала у Венди, когда Шон демонстрировал одежду, только что купленную у Дольче и Габбана, Ральфа Лорена или в «Прада», а однажды он показал туфли из крокодиловой кожи, которые стоили полторы тысячи долларов. Венди только рассмеялась. Ее забавляло, что Шон посещает дневные спа, где ему делают массаж, маникюр и педикюр. Он даже мелировал волосы, стоявшие торчком. И сделал подтяжку — такое не приходило в голову и Венди (да и зачем — морщин у нее не было: белокожая, она избегала солнца). А Шон разглагольствовал, как подправил глаза у известного голливудского пластического хирурга.

— Вен, а тебя не огорчает, что Шон тратит все твои деньги? — как-то раз осторожно поинтересовалась Виктория.

Это было на Новый год пару лет назад. Венди и Шон устраивали вечеринку, но в этот поздний час почти все гости разошлись. Шон отправился спать, а Венди, Виктория и Нико сидели на диване, пили шампанское и делились самым сокровенным.

— Ты никогда не была замужем, поэтому не понимаешь, — ответила Венди. — Смысл брака в том, чтобы всем делиться. Тебе хочется, чтобы твой избранник был счастлив. Я не полицейский. Я не желаю контролировать поведение Шона и не хочу, чтобы он контролировал мое. Я люблю его.

Венди говорила с такой страстью, что Виктория навсегда запомнила ту минуту, когда подруга открылась ей как человек добрый и щедрый. Эта женщина жаждала отдавать, и Виктория удивлялась, откуда это в ней. Виктория была бы рада походить на Венди, но сомневалась, что у нее это получится. Виктория стремилась к справедливости и честности, а вступая в отношения с мужчинами, всегда прикидывала, кто больше отдает, а кто — принимает. Специалисты говорили, что делать этого не следует, но Виктория не прислушивалась к их советам. Она всегда должна была чувствовать: мужчина приложил столько же усилий, чтобы сохранить их отношения, сколько и она. Обычно мужчинам это не удавалось, и именно поэтому ни один из ее романов не состоялся…

Зазвонил сотовый. Виктория взяла его, посмотрела на номер. Господи, это снова Эллен, наверное, пятый раз за день.

— Привет, Эллен, — покорно сказала она.

— Вы не поверите, но Лайн просит, чтобы вы приехали к нему в офис.

Виктория закатила глаза.

— Хорошо, — осторожно проговорила она. — Вы уверены?

— На этот раз уверены, — успокоила ее Эллен. Послышался какой-то шорох, а затем в трубке зазвучал голос самого Лайна Беннета.

— Эй, детка, ты где? — спросил он. — Двигай сюда, на Семьдесят вторую улицу.

— Буду через минуту. — Виктория старалась, чтобы ее голос не выдал раздражения.

Она отключилась и посмотрела на водителя.

— Звонила Эллен, — сказала она. — Получается, нам нужно на Семьдесят вторую улицу.

Виктория откинулась на сиденье. Ничего себе! Нет, это уж слишком. Почему этот человек не может принять решение и придерживаться его? По-видимому, он владел двумя зданиями, стоявшими, так сказать, спина к спине и занимавшими всю длину квартала — от Семьдесят второй до Семьдесят третьей улицы. Жил Лайн на Семьдесят третьей, а контора находилась на Семьдесят второй. Весь день Эллен звонила Виктории: сначала сообщила, что Лайн намерен встретиться с ней в своей резиденции, затем — в офисе. Потом он пожелал встретиться в Музее Уитни. И вот теперь опять все переиграл и попросил ее приехать в офисе.

Не слишком прозрачный намек на то, что его время ценится дороже, подумала Виктория.

Автомобиль остановился, и водитель вышел, чтобы открыть ей дверцу. Однако Виктория, опередив его, выбралась из машины сама и стояла на тротуаре, разглядывая здание Лайна. Это безобразное сооружение из белого мрамора напоминало небольшую башню, выбивающуюся из общего ряда. Виктория могла бы поклясться, что увидела в окне женское лицо, с тревогой смотревшее на нее.

Потом лицо исчезло.

Мгновение Виктория колебалась. Это пустая трата времени. Она еще не знакома с Лайном Беннетом, но он ей уже не нравится. «Сейчас же позвони Эллен и скажи, что передумала, — подзуживал внутренний голос. — Что он тебе сделает? Разозлится и разрушит твой бизнес?»

Но тут тяжелые кованые ворота с зубцами по верхнему краю открылись, и в образовавшийся проем шагнул могучий детина в костюме и наушниках с микрофоном и с угрожающим видом направился к Виктории.

— Вы к мистеру Беннету? — спросил он.

— Да…

— Идемте со мной.

— Вы всех посетителей встречаете подобным образом? — осведомилась Виктория.

— Да, всех, — ответил мужчина, пропуская ее внутрь.

— В каком смысле красивая? Конечно, красивая. Роскошная, — сказал в трубку Лайн Беннет, поглядывая на Викторию. Он расположился во вращающемся кожаном коричневом кресле, небрежно положив ногу в тяжелом английском полуботинке на стол, и курил сигару с таким видом, будто впереди у него куча времени, а она, Виктория, не ждет его. Кабинет был отделан в стиле библиотеки джентльмена — стены обиты панелями, книжные полки, восточный ковер и большая эмалированная пепельница для сигар «Данхилл». Виктория, сидевшая в неудобной позе в маленьком французском кресле, мужественно улыбнулась.

Сколько ей еще терпеть эту сцену? Она вошла в кабинет Лайна не меньше трех минут назад, а он все говорит. Может, встать и уйти?

— Она здесь, — произнес в трубку Лайн. — Ее зовут Виктория Форд. Верно, — кивнул он, подмигивая Виктории. — Модельер. Угу. Красивая женщина. — Лайн зажал микрофон рукой. — Тэннер Коул знает, кто вы такая, и одобряет. Вот, — протянул он ей трубку, — поздоровайтесь с ним. Пусть позавидует. В последнее время у него на сердечном фронте затишье.

Виктория со вздохом встала и взяла трубку. Детский сад какой-то! Она терпеть не могла, когда так поступают — заставляют тебя разговаривать по телефону с незнакомым человеком. Даже если это кинозвезда.

— Здравствуйте, — сказала она.

— Не позволяйте ему садиться вам на шею, — проворковал Тэннер Коул.

— Не позволю, — ответила она, глядя на Лай-па. — А если он это сделает, тогда я назначу свидание вам.

Лайн с притворным гневом выхватил у нее трубку.

— Слышал? — спросил он, улыбаясь Виктории. Зубы у него, отметила она, крупные и ослепительно белые. — Она сказала, что, может, назначит свидание тебе. Вероятно, она не знает, кого размера у тебя пи-пи.

Вздохнув, Виктория вернулась в свое кресло. Она выразительно посмотрела на свои часы, думая о том, какой Лайн позер. Довольно жалкое зрелище. А что, если он испытывает неуверенность? Трудно поверить, но это не исключено. Вполне вероятно, что именно неуверенность стала главной движущей силой, позволившей ему заработать миллиарды долларов. Окинув взглядом кабинет, Виктория заметила три причудливых рисунка чернилами — Александер Колдерс, стоят сотни тысяч долларов. Лайн, возможно, срежиссировал всю эту сцену, чтобы произвести на нее впечатление. Нарочно позвонил своему приятелю Тэннеру Коулу, ожидая, когда Эллен введет Викторию в кабинет.

Она положила ногу на ногу. Ну ладно, хотя бы счел нужным разыграть что-то. Виктории внезапно стало жаль его.

— Ладно, пижон, увидимся завтра вечером. У проклятых «Янки». — И Лайн закончил разговор. Сезон бейсбола был в разгаре. Лайн, несомненно, имел личную ложу на стадионе «Янки».

Оставалось надеяться, что он не собирается весь вечер говорить о спорте.

— Как вы? — спросил он, словно вдруг осознав, что Виктория в комнате. Он встал, вышел из-за стола, пожал Виктории руку и поцеловал ее в щеку. — Вы великолепно выглядите.

— Благодарю вас, — холодно отозвалась Виктория.

— Нет, правда. — Лайн не выпускал ее руки. — Я очень рад, что вы согласились это сделать.

— Ну что вы, что вы, — натянуто ответила Виктория. Интересно, он чувствует себя так же неловко, как и она?

— Эллен! — внезапно крикнул Лайн. — Машина внизу?

— Вы знаете, что внизу, — донесся из-за угла голос Эллен.

— Да, но она прямо перед входом? Я хочу выйти из здания и сразу сесть в машину, а не стоять на тротуаре и выглядывать Бампи[4].

— Я сообщу ему, что вы спускаетесь, — бодро откликнулась Эллен.

— Бампи? — переспросила Виктория, размышляя, о чем они будут говорить целый вечер.

— Мой водитель, — объяснил Лайн. — Мистер Рытвина. Если в радиусе пяти сотен ярдов от автомобиля будет рытвина, мой шофер найдет ее. Разве не так, Эллен? — сказал он, покидая кабинет.

Виктория смотрела на Лайна, пытаясь угадать, шутит ли он.

Эллен стояла у своего стола с черным кашемировым пальто в руках. Лайн сунул руки в рукава.

— Шипучка? — спросил он.

— Вот. — Эллен указала на бутылку шампанского «Кристаль», стоявшую на столе.

— В музее всегда подают дрянное шампанское, — пояснил Лайн Виктории. — Я советовал им подняться хотя бы до уровня «Верье», но ублюдки норовят отделаться чем подешевле. Поэтому теперь я езжу со своим.

Эллен проводила их до «мерседеса», неся шампанское и два бокала. Женщине и в голову не пришло бы просить секретаря о подобной услуге. Виктория мрачно взглянула на Лайна. Он сел на заднее сиденье, и Эллен подала ему бутылку.

— Желаю повеселиться, детки, — сказала она.

Виктория уставилась на Эллен, ловя ее взгляд. Та беспомощно пожала плечами.

Виктория перевела глаза на Лайна. Тот ловко срывал с бутылки золотую фольгу. Виктория прищурилась. Если этот вечер ничего не сулит, она по крайней мере преподаст Лайну Беннету маленький урок.

Ну и кретин этот Лайн Беннет, думала Нико, сердито глядя на первую страницу «Нью-Йорк пост».

«"Ред сокс" победили!» — вопил заголовок, но в верхней части страницы красовалась фотография Лайна Беннета, а подпись рядом сообщала: «Миллиардер ввязался в собачью драку. Читайте на третьей странице».

Хоть бы его какая-нибудь собака укусила. Нико перевернула страницу. Однако статья немного разочаровала ее. В ней говорилось только о том, что Лайн Беннет пытался предотвратить превращение соседней с его домом школьной площадки в место выгула собак после шести вечера. Лайн Беннет ссылался на «антисанитарные условия», а окрестные владельцы собак обзывали Лайна Беннета «собаконенавистником». Нико согласилась с ними, а также и с тем, что нет ничего хуже человека, ненавидящего собак. Она много лет знала Лайна Беннета и каждый раз, встречая его, чувствовала: он из тех, кто норовит пнуть собаку, когда никто не видит. Размышления о людях и собаках напомнили ей в конце концов о Кирби и его Щенке. И о том, чем она дважды занималась с Кирби на последней неделе. Нико обещала себе не думать о Кирби, находясь дома и в присутствии Сеймура, ибо это несправедливо по отношению к мужу, потому сложила газету и бросила на пол.

Было десять часов утра воскресенья. Нико находилась в «пещере» — спортивном зале в подвале их городского дома, который специально оборудовал Сеймур. Над залом, на первом этаже, располагались кухня, сад и собачьи закуты, а изначально здесь был настоящий лабиринт из маленьких кладовок. Сеймур застелил пол циновками из сизаля, устроил душ, сауну и парную стоимостью в сто пятьдесят тысяч долларов, не считая новейших тренажеров. Именно на одном из них и занималась сейчас Нико — он, кажется, назывался универсальным. Хитрая штуковина требовала, чтобы упражняющийся пристегивался, и каждый раз, когда Нико пользовалась этим устройством, ей казалось, что она объект некоего странного научного эксперимента. Возможно, в каком-то смысле она и была им.

Нико посмотрела на цифровой дисплей. Еще десять минут. Она глянула на себя в зеркальную стену. Пыхтит, потеет и сосредоточенно хмурится. «Ты можешь, — подбадривала она себя. — Еще лишь… девять минут». А потом останется восемь, и так далее, пока она не закончит. Нико ненавидела эту каторгу, но выхода не было. Приходилось заниматься не только ради Сеймура. В буквальном смысле это составляло часть ее работы. Виктор Мэтрик издал указ, согласно которому руководству его компании вменялось в обязанность не только хорошо работать, но и хорошо отдыхать. Дважды в год он устраивал отдых-приключение для двадцати высших руководителей, к примеру, рафтинг четвертого уровня, прыжки с парашютом (трусам разрешалось прыгать пристегнутыми к инструктору), катание на горных велосипедах в Юте. Позволялось брать супругов, но не обязательно, однако Сеймур всегда сопровождал ее и неизменно блистал.

— Нет никакой возможности выкроить время, чтобы специально подготовиться к подобным вещам, — говорил Сеймур. — Поэтому фокус в том, чтобы всегда быть готовой. До тех пор пока ты в форме, ты сможешь состязаться.

Следовательно, спортивный зал.

Сотовый телефон Нико внезапно зазвонил. Он висел на тренажере сбоку, на крючочке, и Нико секунду нервно смотрела на него. Обычно она оставляла сотовый наверху, особенно в воскресенье. Но теперь, вступив в отношения с Кирби (Нико не смела признаться себе, что это роман), она избегала любых случайностей. Нико попросила Кирби ни при каких условиях не звонить ей по вечерам или в выходные, но тот забывал обо всем в порыве страсти. Нико посмотрела на номер. Венди.

— Привет. — Нико отстегнулась от агрегата.

— Виктория встречается с Лайном Беннетом, — сообщила Венди с ужасом и восхищением. — Напечатано во всех газетах.

— Я знаю, что у них было одно свидание…

— В субботу вечером она ходила с ним на бейсбол, — возмущенно продолжала Венди. — О Боже! Надеюсь, она не превратится в Сару-Кэтрин. Та тоже с ним встречалась.

Нико вытерла струйку пота, стекавшую по затылку. И с чего Венди вдруг вспомнила о Саре-Кэтрин? Ведь о ней ничего не слышно (слава Богу) уже года три.

— Я не в восторге от Лайна Беннета, но Вик ничуть не похожа на Сару-Кэтрин. У нее серьезный бизнес. И она по-настоящему талантлива. — Венди находилась в том жутком состоянии, в какое впадают женщины, когда их собственная жизнь разваливается. Тогда они считают, что и всех ждет то же самое. — Давайте вместе пообедаем? — предложила Нико, зная, что если не сделает этого, то придется над чем-то поработать.

— Мне бы не надо, — ответила Венди.

— Мне тоже, — отозвалась Нико. — В «Да Сильвано» в час? Я позвоню Виктории.

Она отключилась и, подняв «Пост», быстро перелистала страницы. Вот оно — на четверти шестой страницы: цветная фотография Виктории и Лайна Беннета в бейсбольных кепках команды «Янкис». Виктория стоит, подбадривая игроков криками, а Лайн, длинное лицо которого почему-то напоминало Нико таблетки от кашля, торжествующе поднял вверх сжатую в кулак руку.

Ну-ну, подумала Нико. Видимо, они понятия не имели, что «Янкис» проиграют.

Она перешла с газетой на скамью для силовых упражнений и, сев на край, отдалила газету, чтобы прочесть подпись. Зрение падало — неизбежная реальность после сорока лет. Нико разобрала лишь «парочка» и ниже: «"Янкис", может, и проиграли, но это, похоже, не обеспокоило миллиардера Лайна Беннета и модельера Викторию Форд. Эту пару видели вместе по всему Манхэттену…»

Как это произошло? В последний раз она разговаривала с Викторией в пятницу утром, и та сказала, что отлично провела время с Лайном Беннетом, но не в том смысле, как можно заподозрить. Более того, Виктория сообщила, что вряд ли еще увидится с ним. Нико внимательнее рассмотрела фотографию. Виктория, судя по ее виду, отрывалась на всю катушку. Нико покачала головой, подумав о том, как подруги постоянно поражают и озадачивают ее.

А произошло то, что Лайн Беннет как будто влюбился в Викторию, а она в него.

Ладно, «влюбился» слишком сильно сказано, думала Виктория. Но возможно, это было начало влюбленности. Чувство тепла, ласки, нежности, которое ты испытываешь к мужчине, внезапно обнаруживая, что он тебе нравится, что он «ничего» и даже лучше, чем «ничего», что он, похоже, необыкновенный. Какое-то рождественское ощущение. Душу что-то греет, а вокруг все искрится и радует глаз.

— Я буду внизу. Поэтому, если тебе что-то понадобится, спускайся. Или позови Роба, — сказал Лайн. Кроме Роберта, дворецкого, в доме имелись еще два телохранителя, горничная и повар.

Лайн наклонился, чтобы поцеловать ее, Виктория подняла к нему лицо и обняла за шею, чувствуя под ладонью чисто выбритую кожу.

— Мне нужно сделать несколько звонков, — вдруг пробормотала она.

Лайн словно не слышал ее и поцеловал с таким напором, что она упала на кровать. Через минуту она оттолкнула его.

— Не надо опаздывать. Ради Джорджа, — напомнила Виктория.

— Черт! Этот маленький ублюдок подождет. Это мой корт. — Однако в следующую секунду он поднялся. Лайн был помешан на выполнении своих обязательств; точно так же как и Виктория, он и помыслить не мог, что не сдержит данного обещания. — Увидимся через час.

— Желаю приятно провести время, — сказала Виктория.

Лайн, как она заметила, выглядел особенно мило в это утро в белом спортивном костюме и теннисных туфлях. Он собирался поиграть в сквош с другим миллиардером, Джорджем Пакстоном, на специальном корте, находившемся, видимо, где-то позади дома. Виктория помахала ему, ощущая себя женой, провожающей мужа на работу.

Она снова забралась под одеяло и огляделась. Через минуту она встанет. Но Господи, какая же у Лайна Беннета удобная кровать! Простыни такие мягкие, три огромные подушки, в которые погружаешься как в облако. Конечно, простыни и одеяло белые, как и ковровое покрытие, и плотные шелковые шторы, а мебель — в стиле бидермейер[5] . Такие вещи можно найти только в Европе или на аукционе «Сотбис», в отличие от подделок под бидермейер, продающихся в антикварном районе Виллиджа. Одна кровать стоит не меньше полумиллиона долларов. Но простыни!

Почему только у очень богатых людей такие простыни? Виктория как-то пошла в магазин постельного белья, который считала самым дорогим на Мэдисон-авеню — «Пратези», — и заплатила тысячу долларов за комплект простыней (ну вообще-то пятьсот — благодаря пятидесятипроцентной скидке), и все равно они даже отдаленно не походили на эти. Простыни Лайна словно указывали на разницу между миллионером и миллиардером и напоминали, что, каким бы успешным ты себя ни считал, всегда найдется кто-то другой, еще богаче.

Впрочем, какое это имеет значение? У Лайна, конечно, больше денег, зато она — женщина мира, сама сделавшая себе имя. У нее бизнес и интересная жизнь. Не нужен ей ни Лайн, ни его деньги или простыни, если на то пошло. Но именно это и делало отношения с Лайном такими приятными. Он придурок, но забавный. И, снова опустив голову на подушку (поднявшуюся горками по обе стороны головы) и чуть не задохнувшись от ее пуха, Виктория перебрала в памяти события нескольких прошедших дней.

Воевать с Лайном она начала, едва автомобиль отъехал от тротуара в тот вечер, когда состоялось их первое свидание, чуть не закончившееся плачевно.

— Вы считаете, что действительно есть необходимость заставлять вашу помощницу (Виктория нарочно избегала слова «секретарша») нести до машины шампанское? — спросила она.

— А чего ей возражать? — спросил он, вынимая пробку. — Эллен — лучшая секретарша в Нью-Йорке. Она любит меня.

— Только потому, что ей приходится. А почему вы поручаете ей устраивать ваши свидания? Почему не звоните сами? — Виктория понимала, что дерзит, но ей было наплевать. Лайн вынудил ее сидеть в кабинете, пока не закончил разговор с Тэннером Коулом, а это в общем-то — хамство.

— Ну… — Лайн налил шампанское в бокал, стоявший в полированной деревянной подставке в середине заднего сиденья, — мое время стоит около пяти тысяч долларов в минуту. Я не утверждаю, что вы не стоите этого, но если бы я позвонил вам, а вы отказались, я потерял бы двадцать тысяч долларов.

— Уверена, вы можете себе это позволить.

— Вопрос не в том, что я могу себе позволить, а в том — что хочу, — усмехнулся Лайн.

Виктория подумала, что Лайн привлекателен, но улыбается, как акула.

— Это самый жалкий предлог избежать отказа, какой я когда-либо слышала. — Виктория решила, что покажется с ним в музее, а затем уедет домой. Он не заставит ее ужинать с ним.

— Но мне не отказали, — заметил Лайн.

— Еще откажут.

— Вы действительно разозлились из-за того, что встречу устраивала Эллен? — Лайн выглядел растерянным.

— Нет. Я разозлилась из-за того, что вы заставили меня сидеть в кабинете и ждать окончания вашего разговора с Тэннером Коулом.

— Значит, вы ожидаете, что всякий раз при вашем появлении я стану прерывать разговор?

— Совершенно верно. Если только я сама не говорю по телефону.

Виктория посмотрела на него — проглотит он это или вышвырнет ее из машины? Если да, она ничуть не расстроится. Но Лайн, похоже, не принимал Викторию всерьез. Внезапно его телефон зазвонил, и он, прищурившись, посмотрел на номер.

— Вы не позволите мне ответить на звонок президента Бразилии?

Виктория холодно улыбнулась:

— Когда вы со мной, президент Бразилии может подождать.

— Что ж… — Лайн нажал на кнопку отказа.

Минуту они ехали в напряженном молчании. Виктория даже не знакома с ним, так почему же они ссорятся, словно у них сложились какие-то отношения? Виктория почувствовала себя виноватой. Она же вовсе не такая стерва. Просто мужчины вроде Лайна Беннета пробуждают в женщине все худшее, но она не должна этому поддаваться.

— Это и правда был президент Бразилии?

— Нет, Эллен. — Лайн рассмеялся. — Один — ноль в мою пользу.

Виктория чуть не расхохоталась.

— Пока, — сказала она.

— Вообще-то один — ноль в вашу пользу, потому что это на самом деле был президент Бразилии.

Господи! Лайн ненормальный.

«Мерседес» свернул на Мэдисон-авеню. Улица перед Музеем Уитни была запружена машинами, а Лайн пожелал, чтобы Бампи остановился прямо перед входом.

— Втискивайся туда, Бампи! — ободряюще крикнул он.

— Пытаюсь, мистер Беннет. Но перед нами лимузин…

— К черту лимузин! — воскликнул Лайн. — Эта старик Шайнер. Я зову его Говнюком, когда звоню ему, — сообщил он Виктории. — Когда я начинал свое дело, он заявил, что мне никогда не заработать и цента. И я в жизни не позволю ему об этом забыть. Если лимузин Говнюка не уберется с дороги через пять секунд, толкай его, Бампи.

— Тогда появится полиция. А это займет больше времени, — заметил Бампи.

— Подумаешь, важность. Что делать с полицией, ты знаешь, — сказал Лайн.

С Виктории было довольно.

— Может, прекратите? — обратилась она к Лайну. — Вы ведете себя как сумасшедший. Просто срам. Если вам трудно пройти пять шагов до тротуара, у вас серьезные проблемы.

— Слыхал, Бампи? — Лайн хлопнул шофера по плечу. — Мы вместе всего десять минут, а она уже все про меня знает. Будет вам. — Он взял Викторию за руку. — Я не сомневался, что с вами будет интересно.

Виктория поморщилась. Лайна Беннета явно нелегко обидеть. Она решила, что он чуть-чуть начинает ей нравиться.

И это хорошо, поскольку даже если бы она и захотела покинуть его в тот момент, ей это не удалось бы. Не успели они выйти из машины, как попали в кольцо фотографов. Биеннале в Уитни была самой крупной выставкой для маленькой группы художников, отобранных комитетом выставки и отчаянно соперничавших между собой. Она стала одной из самых важных и противоречивых художественных событий страны, но Виктория всегда забывала, что биеннале еще и первостепенное светское мероприятие. Все решат, что они с Лайном не просто встречаются, но, вероятно, состоят в связи. На биеннале в Уитни пара появляется тогда, когда хочет публично объявить о своих официальных отношениях.

И вот, пожалуйста, Лайн держит ее перед фотографами за руку так, словно они любовники. Виктория ничего не имела против появления с ним на публике, но не хотела, чтобы люди подумали, будто у них действительно связь. Она мягко попыталась высвободить руку, но Лайн только крепче сжал ее.

— Вам никогда не приходило в голову, что вы страдаете от расстройства из-за недостатка внимания со стороны взрослых? — спросила она, вспомнив его поведение в машине.

— Считайте как хотите. — Он небрежно взглянул на нее. — Идем, малышка. — Лайн потянул ее за руку. — Если с тебя хватит папарацци, пойдем внутрь. — Он обращался с ней как с девчонкой!

Даже на каблуках Виктория была ниже его дюймов на шесть, так что ни о каком физическом противостоянии и речи не шло. Еще одно очко в пользу Лайна в умении поставить собеседника в неловкое положение. Потом она отыгралась у «Влагалищ». Но решающий удар, самодовольно подумала Виктория, она нанесла ему в «Киприани»…

— Огромные влагалища? В Музее Уитни? — переспросила Венди.

Нет, это не шокировало ее — пожалуй, теперь Венди уже ничто не шокирует, — но она с трудом заставляла себя сосредоточиться на разговоре. Этим утром позвонил Шон и попросил разрешения взять детей: он хотел навестить свою мать, которая жила в Верхнем Уэст-Сайде. Представив Шона с детьми и его родителями — без нее, — Венди совсем расклеилась.

Вместе с Нико и Викторией она сидела за передним столиком в престижном уголке в «Да Сильвано». Ресторан был полон, и дверь без конца открывалась, выпуская людей, которым говорили, что свободных столиков нет, и затылок Венди овевало холодком. Она все куталась в шаль, но та не желала держаться на плечах. Эти шали, кажется, уже вышли из моды, но ничего более достойного для воскресного выхода в свет Венди не отыскала.

Сгорбившись, она подалась вперед, изображая интерес. Сказал ли Шон родителям? Говорили они о ней или нет? Мать Шона никогда по-настоящему не любила ее. Вероятно, она уверяла Шона, что Венди плохая мать…

— Они каждый год устраивают что-нибудь шокирующее, — продолжала между тем Нико. — Несколько лет назад демонстрировали видеозапись, на которой парень, покрытый специальной голубой краской, играл со своим пенисом.

— Они предоставляют равные возможности шокировать. — Виктория макала хлебную палочку в емкость с растопленным сливочным маслом. — На сей раз это были огромные влагалища, из которых высовывались пластмассовые куклы.

— Не очень хорошо выполненные, — добавила Нико.

— Ты видела их? — спросила Венди.

— Пришлось, — сказала Нико. — Мы помещаем их в наш декабрьский выпуск.

Венди кивнула, чувствуя себя лишней. Всю жизнь она создавала фильмы и заботилась о семье. Ни культурных интересов, ни личных, только маленький семейный плот, для поддержания которого на плаву требовалась вся ее энергия. Венди посмотрела на Викторию, сиявшую как двадцатипятилетняя женщина. Они сверстницы, но Виктория по-прежнему везде бывала и все успевала — она до сих пор ходила на свидания. Внезапно Венди осознала, что более пятнадцати лет не встречалась с мужчинами. Эта мысль вызвала в ней неприятное желание отомстить. А если и ей вступить с кем-то в романтические отношения? Она понятия не имеет, что делать…

— Художница, молодая женщина из Бруклина, видимо, только что родила, и это событие привело ее в ужас, — объяснила Виктория. — По ее словам, никто не предупреждает, что это такое на самом деле.

— Умоляю тебя, — пренебрежительно отмахнулась Венди. — И почему все имеющие детей ведут себя так, словно только у них они и есть?

— Полагаю, она просто отреагировала на то, что именно женщинам приходится рожать детей, — предположила Нико.

— Лайн, во всяком случае, жутко перепугался, — продолжала Виктория. — Заявил, что его сейчас стошнит.

— И это мужчина, с которым ты встречаешься? — удивилась Венди.

— Вен, они были отвратительны, — возразила Виктория. — Не сама тема, а то, как они исполнены. Однако же я решила развести его на деньги, чтобы поквитаться за его безобразное поведение. Я убедила Лайна, что когда-нибудь скульптурные изображения влагалища станут так же важны, как изображение Виллендорфской Венеры — доисторической богини плодородия, — и он поверил мне. Лайн купил скульптурное влагалище за двадцать тысяч долларов…

Откинувшись на стуле, Виктория снова вспомнила те минуты в Уитни, когда отвела в сторону Лайна, брюзжавшего, как школьник, по поводу «состоянии искусства в сегодняшней Америке».

— Кстати, эти произведения в конце концов попадут в музей, — заметила она. — «Томатный суп "Кэмпбелл"» Энди Уорхола тоже поначалу никто не принимал всерьез.

— Ты спятила, — сказал он.

— Может, и спятила, но уверена, что Брэндон Уинтерс в здравом уме. — Брэндона Уинтерса, куратора Музея Уитни, Виктория немного знала и устроила из разговора с ним целое представление для Лайна. — Ты слышал, что сказал Брэндон? — спросила она. — Серьезный интерес проявили чикагский Музей современного искусства и два немецких музея. По словам Брэндона, изображения влагалищ сопоставимы с Виллендорфской Венерой…

Ничего подобного Брэндон не говорил, но, по мнению Виктории, вполне мог сболтнуть подобную глупость.

— Какой Венеры? — осведомился Лайн. Виктория посмотрела на него с притворным смущением.

— Виллендорфской. Боже, Лайн, при твоем интересе к искусству… Я считала, ты слышал о ней. Разумеется, ей всего двадцать пять тысяч лет, поэтому ты мог и пропустить…

Тогда лицо Лайна приняло забавное выражение, и он решительно протиснулся сквозь толпу зевак, собравшихся вокруг инсталляции. Сказав несколько слов Брэндону Уинтерсу, выразившему удивление, радость и подобострастие, Лайн вручил ему карточку.

— Ну? — спросила Виктория.

Взяв Викторию за руку, Лайн с видом заговорщика отвел ее в сторону.

— Я купил одну, — заявил он.

— За сколько?

— За двадцать тысяч долларов.

Это, с удовлетворением подумала Виктория, примерно та сумма, которую он потерял бы, если бы позвонил ей сам, а она отказала бы ему. В конце концов Виктория решила поужинать с Лайном, хотя бы для того, чтобы посмотреть, какую еще шутку можно с ним сыграть.

В «Киприани» они сидели за столиком в романтическом уголке у камина. Лайн первым делом заказал бутылку «Кристаля»; его, по словам Виктории, он пил как воду. Виктория уже всерьез полагала, что Лайн действительно страдает расстройством, вызванным дефицитом внимания взрослых. Он ни секунды не мог посидеть спокойно — то и дело вставал, чтобы пообщаться с людьми за другими столиками. Виктория не обращала на это внимания. По ее мнению, единственный способ дать этому человеку понять, что он ведет себя невоспитанно, — это поступить с ним точно так же. Когда Лайн в третий раз сел на место, она встала и пошла в бар. Там расположилась известная Виктории пара, и она не спеша заказала себе имбирное пиво и поговорила со знакомыми о ремонте их квартиры. Потом вернулась за столик.

— Ты задержалась там, — сердито заметил Лайн.

— Увидела нужных людей. — Виктория пожала плечами.

Подошел официант принять заказ.

— Мне три унции белужьей икры, — с улыбкой проговорила Виктория, словно это было в порядке вещей. Она заметила, что он едва не вышел из себя.

— Большинство довольствуется одной унцией, — сердито пробурчал Лайн.

— Я не принадлежу к большинству, — парировала Виктория. — И кроме того, проголодалась.

Еще она заказала омара, а на десерт — шоколадное суфле. Виктория заставила Лайна рассказать о его детстве. Отец бросил их, когда Лайну исполнилось четырнадцать лет, и в семье было еще два младших брата. Ему пришлось пойти работать в кафе, причем он приписал себе несколько лет, иначе его не взяли бы. Этим Лайн чуть больше расположил к себе Викторию. Она почувствовала, что, несмотря на нелепое поведение, он, возможно, неплохой человек. Только печально, что Лайн считал обязательным большую часть времени вести себя как идиот.

Когда принесли десерт, Виктория отправилась в туалет. Она действительно посетила данное заведение, но перед этим нашла метрдотеля и дала ему свою черную карточку «Американ экспресс», попросив оплатить по ней счет за ужин. Виктория с самого начала собиралась сделать это и не хотела ждать, пока счет принесут за столик. Следовало определиться с этим заранее, свободно и непринужденно. Тогда никаких споров не возникнет.

Выйдя из дамской комнаты, Виктория подписала чек. Больше тысячи долларов, но ничего. Ощутимый удар по ее кошельку, но Лайну это знать не обязательно. И потом, увидеть выражение лица миллиардера, когда он узнает, что она уже оплатила счет, — это стоит таких денег.

Она вернулась за столик и стала ждать, благодушно болтая об их общих знакомых. Возможно, это ребячество, но оплаченный счет давал Виктории власть, и даже если большинство женщин до конца этого не понимают, для таких бизнесменов, как Лайн, оплаченный счет — самый главный символ контроля. И Виктория обнаружила, что с той минуты, как власть перешла к ней, поведение Лайна перестало беспокоить ее.

— Принесите, пожалуйста, счет, — попросил Лайн, подав знак метрдотелю.

Виктория аккуратно сложила салфетку и улыбнулась, наблюдая, как метрдотель спешит к их столику, с тревогой переводя взгляд с нее на Лайна. Подойдя, он наклонился к Лайну:

— Счет уже оплачен.

— Правда? И кто же?.. — Лайн обвел зал взглядом, полным гнева и недоверия.

— «Кем же», дорогой, — небрежно поправила его Виктория. — С точки зрения грамматики так вернее.

— Плевать на тонкости, — заявил Лайн. — Я хочу знать, кто взял мой счет. — Судя по его виду, он готов был вступить в драку.

Метрдотель, который, без сомнения, привык укрощать своих могущественных клиентов, сложил ладони и наклонил голову.

— Это была молодая леди — мисс Форд.

— Кто? — Лайн все еще озирался, словно забыв, что ужинает с ней. Потом до него дошло. — О! — только и произнес он.

Виктория улыбнулась и глубоко вздохнула. Наконец-то ей удалось заставить его замолчать.

Лайн молчал еще несколько минут, пока они надевали пальто и спускались вниз. Когда же они вышли на улицу, он ворчливо заметил:

— Не следовало этого делать.

— А я делаю то, что хочу, — возразила Виктория.

— Я собирался пригласить тебя выпить на сон грядущий, — сказал Лайн, — но это, видимо, означает, что у тебя другие планы.

«Боже, какой же он ребенок!» — подумала Виктория.

— У меня нет других планов, — ответила она, раздраженная его выводом. — Но мне действительно пора. Спокойной ночи, Лайн. — Виктория протянула ему руку. — Было приятно познакомиться.

— Мне тоже. — Лайн направился к своей машине. Бампи стоял у открытой дверцы, с любопытством глядя на Викторию.

Махнув рукой, она остановила такси. Ну что ж, теперь ей известно о нем все, что нужно. С этой мыслью она села в такси. С ним было даже весело в какие-то моменты, но все же он не джентльмен. Не подождал, пока она поймает такси, и даже не поблагодарил за ужин. Возможно, проводить женщину до такси кажется ему слишком нарочитым знаком внимания, но даже если так, настоящий мужчина никогда не забыл бы о хороших манерах. «Неужели у него такое хрупкое эго?» — удивилась Виктория. Что-то тут не сходится. В предыдущие годы Лайн Беннет покупал компании и безжалостно перекраивал их. Быть может, со злости, осознала теперь Виктория. И тихий внутренний голос сказал ей, что она играет с огнем.

Но внезапно она вспомнила выражение лица Лайна, когда он сказал, что хотел пригласить ее к себе. На мгновение этот человек показался тогда побежденным, словно еще раз понял: бесполезно в Нью-Йорке добиваться свиданий. И Виктории стало грустно.

Однако больше она об этом не думала, полагая, что все закончилось и Лайн больше ей не позвонит.

— Но разумеется, он собирался позвонить снова, — перебила ее Нико.

Да, он позвонил, продолжала Виктория, наклонившись над столом, чтобы их никто не подслушал. В семь тридцать утра в субботу. К этому времени она уже почти забыла о нем. В Нью-Йорке у всех бывают неудачные свидания, и Виктория знала, что, столкнувшись где-нибудь, они поведут себя так, словно ничего не произошло. Но Лайн не собирался сдаваться.

— Алло? — сонно произнесла она в трубку, полагая, что так рано звонит Венди.

— Я хочу, чтобы ты знала — потенциально я теряю двадцать тысяч долларов, звоня тебе сам, — услышала она голос Лайна.

Виктория рассмеялась, удивившись, что рада слышать его.

— Это правда? — переспросила она. — Значит, ты по-прежнему зарабатываешь по пять тысяч долларов в минуту, даже по выходным. Тебе принадлежит телефонная компания?

— Многим такое и не снится. Телефонная компания просто мелочь для меня, — вкрадчиво проговорил он.

— На тот случай, если я забыла…

— В любом случае у меня хорошие ставки. Даже если ты мне откажешь. Эта кошмарная скульптура, которую ты заставила меня купить… Я только хотел, чтобы ты знала — ты была права. Я продал ее чикагскому музею за сорок кусков. Поэтому решил, что ты стоишь двадцати тысяч долларов моего времени, даже если откажешь. И у тебя остается, — Лайн сделал паузу, — ровно девяносто две секунды…

— Что ты задумал? — спросила Виктория.

— «Янкис» против «Ред сокс». Последний матч в национальной серии. Сегодня вечером, в семь.

— Идет, — ответила она.

Виктория решила, что Лайн не столь уж плох, если не только хочет снова повидаться с ней, но и явно намерен изменить свое поведение.

Конечно, Лайн Беннет навсегда останется придурком, но в тот вечер, на бейсболе, он был приятным придурком. Когда за Викторией заехал Бампи, Лайн уже сидел в автомобиле. Это означало: Лайн снизошел до поездки в центр, чтобы забрать ее. А затем они проехали полпути назад, до Манхэттенской вертолетной площадки на Восточной Пятьдесят четвертой улице.

— Я знаю, что ты богат, — сказала Виктория, когда они шли к серебристому вертолету, стоявшему на понтонах на Ист-Ривер. — Но не кажется ли тебе некоторым излишеством лететь на вертолете в Бронкс?

— Кажется, — ответил он, помогая ей подняться по трапу. — Но игра состоится в Бостоне.

— О! — выдохнула Виктория.

И по причинам, старым как мир, где встречаются мужчины и женщины, с этого момента все пошло великолепно.

Так, думала Нико, стоя перед рестораном и натягивая перчатки. И что ей теперь делать?

Дувший вдоль Шестой авеню холодный ветер резал как ножом. Переведя дыхание, она посмотрела на часы — всего половина третьего. Ее дочь Катрина будет на конюшне не меньше чем до четырех, тренируясь перед показательными выступлениями на празднике, — все это организовал Сеймур. Более того, Сеймур, вероятно, и сам находился сейчас на конюшне вместе с матерями других детей, наблюдавшими за своими чадами. Сеймур и Катрина разделяли эту таинственную любовь к лошадям, к которым Нико никакого интереса не питала. Даже ребенком она никогда не понимала девчонок-лошадниц; они приходили в школу с грязными волосами и воняли навозом. Разумеется, от Катрины, катавшейся пять раз в неделю в конюшнях в Челси-Пирс (за двести пятьдесят долларов в час), ничем не воняло — каждое утро она принимала душ и даже раз в неделю ходила в салон «Бергдорф — Гудман» делать прическу и маникюр. Но когда Катрина и Сеймур заводили разговор о лошадях, Нико начинало клонить в сон — и этого она не могла изменить.

Суть в том, что в ближайшие полтора часа ни Сеймур, ни дочь не будут интересоваться тем, где она.

Или — чем занимается.

Нико снова бросила взгляд на часы; сердце колотилось — то ли от холода, то ли от возбуждения. Осмелится ли она? Если да, никто не узнает. Она скажет, что поедет к себе в офис, и потом действительно поедет. В этом нет ничего подозрительного. Она часто работает по выходным. И Венди только что отправилась на неожиданно назначенную встречу с автором сценария, и Виктория собиралась в студию подумать над эскизами.

Если действовать, то надо действовать быстро.

Нико села в такси, быстро огляделась, не наблюдает ли кто за ней. Нет, она просто параноик. Что подозрительного в том, что она села в такси одна? Теперь перед «Да Сильвано» всегда толклось несколько папарацци, сделавших пару снимков, когда они с Викторией вышли на улицу. Но сейчас они не обращали на Нико никакого внимания, усевшись, как вороны, на скамейке перед рестораном.

Нет, у нее действительно приступ паранойи.

— «Колумбус-серкл», — сказала Нико водителю. Если Кирби дома, она всегда сможет изменить маршрут.

Нико достала из сумочки сотовый телефон и задумалась. Может, лучше не звонить? Она становится все смелее, при каждом удобном случае нарушая данные себе обещания. Сначала Нико сказала, что никогда не позвонит ему. Потом позвонила, поехала к нему домой и была с ним близка. Дважды! В тот первый раз, после секса на кухне и разговора в гостиной, он унес ее в спальню и там все повторил. Второй акт сблизил их. Если бы они сделали это только один раз, Нико могла бы уйти и больше не возвращаться. Но она поняла, что ее тело изголодалось по хорошему сексу, она испытала потрясающий оргазм — более интенсивный, чем когда-либо. А потом, несмотря на попытки самого жесткого контроля, ее тело, похоже, обзавелось своей собственной волей. Оно постоянно находило способы вернуться к Кирби за повторением.

Все время, пока Виктория рассказывала за ленчем о Лайне, Нико думала только о том, как бы отлучиться и позвонить Кирби. Удержало ее лишь то, что его могло не быть дома. Красивый молодой мужчина да еще в субботу днем, он, вероятно, развлекается где-то с друзьями или, возможно, даже с подругой. Кирби клялся, что подруги у него нет и она ему не нужна, но Нико с трудом верила ему. Это казалось неправдоподобным.

— Я, к твоему сведению, не обманщик. Предпочитаю иметь одну женщину, — утверждал он.

Нико поморщилась от этих слов, ибо они означали, что Кирби считал ее просто женщиной, которую «имел». Это так грубо.

Но сексуально.

Затаив дыхание, Нико набрала его номер.

Кирби ответил после трех звонков. По доносившимся звукам она поняла, что он не дома. Настроение у нее упало.

— Привет. — Он немного удивился. — Привет. Сегодня суббота.

— Я знаю, — сказала Нико. — У меня небольшое окно, и я подумала, мы могли бы встретиться. Но ты как будто занят…

— Нет, — быстро ответил он. — В смысле да. Я на бранче…

— Ничего страшного. — Нико скрыла разочарование. — Увидимся на следующей неделе.

— Подожди. — Он понизил голос. Послышался смех, звяканье столовых приборов, потом все стихло. — Ты слушаешь? — спросил Кирби.

— Алло?

— Я ушел в туалет. Ты где?

— Еду в центр.

— Отлично, — отозвался Кирби.

И что это означает, в недоумении подумала Нико, они встретятся или нет? Кирби всегда так туманно изъясняется, будто не ведает о том, что язык предназначен и для сообщения конкретных фактов.

— Так мы встретимся?

— Да. Конечно. Почему бы и нет? — ответил Кирби. — Но не сию секунду. Просто я жду, когда мне принесут яйца «бенедикт».

Нико так и подмывало сказать, что час с ней более важен, чем какие-то яйца, но промолчала.

— Так что мне делать? — осведомилась она.

— Приезжай сюда, я съем яйца, и мы поедем ко мне.

Нико представила, как сидит в кафешке, наблюдая за Кирби, поедающим яйца, а его друзья пялятся на нее, гадая, какого черта она явилась и какие у Кирби дела с женщиной, по возрасту почти годящейся ему в матери.

— Кирби, ты же знаешь, что я не могу приехать. — В голосе Нико прозвучало отчаяние. И как молодым вообще удается о чем-нибудь договориться?

— Погоди… — Последовало несколько секунд молчания. — Придумал, — наконец раздался голос Кирби. — Встретимся на улице. Позвони перед тем, как подъедешь. Я, наверное, уже почти все съем. И мы прогуляемся ко мне пешком…

План, конечно, рискованный, но, подумав о нескольких часах секса с Кирби, Нико не устояла. Да и никого из соседей Кирби она не знает… Пожалуй, все обойдется.

— Хорошо, — осторожно проговорила она. — Но, Кирби, когда я позвоню, сразу же выходи.

— Эй, я не дурак, — вкрадчиво прошептал он.

Нико отключила телефон и откинулась на сиденье. Сердце заколотилось при мысли, что она увидит Кирби. Нико испытала облегчение, но вместе с тем занервничала. А что, если кто-то заметит их на улице? А вдруг кто-нибудь увидит, как она входит в его дом… с ним?

Он ест яйца, подумала Нико. Яйца «бенедикт» днем в субботу, на бранче. В этом что-то настолько земное… Настолько обнадеживающе примитивное. Кирби — молодой мужчина; молодые мужчины едят по выходным яйца. В отличие от мужчин, подобных Сеймуру. Сеймур вел себя так, будто яйца какой-то яд. За последние семь лет он, похоже, не съел ни одного яйца.

Такси свернуло на Вторую авеню. Нико находилась всего в двух кварталах от дома Кирби. Может, подождать его в вестибюле? Но объяснить это будет еще труднее, чем ожидание на улице.

Нико расплатилась с водителем и вышла из машины. Это в последний раз, поклялась она себе.

— Привет, — сказала она, набрав его номер. — Я здесь. Стою перед… — Нико подняла глаза, — …магазином, который называется «Сэблз».

— Я сейчас приду, — ответил он.

Нико поплотнее закуталась в пальто и, подняв меховой воротник, закрыла шею. Она посмотрела в витрину. Этот магазинчик торговал икрой и копченой рыбой. «Попробуйте наш салат из омаров! — зазывал плакат в витрине. — Лучший в Нью-Йорке!»

Внутри толпились люди. Каждый раз, когда кто-то входил или выходил, звякал колокольчик.

— Я ничего не могу с собой поделать, — прошептала Нико.

Она даже представляла, как прозвучит этот предлог при объяснении с Сеймуром, если он узнает о ее измене. «Извини, дорогой, но он такой молодой и красивый, и я просто ничего не могла с собой поделать. Женщины есть женщины, ты же знаешь. Это в нас заложено от природы». То же самое неубедительное оправдание, к которому испокон веку прибегают мужчины. Нико никогда до конца ему не верила, никогда не считала, что это может быть правдой. И вот теперь начала понимать. Такое случается. Тебя захлестывает физическое желание, и ты не в силах устоять перед ним, ибо оно подавляет разум. Нико хотелось только одного — поскорее покончить с этим, пока кто-нибудь не узнал. А если никто не знает, имеет ли это какое-то значение?

Она посмотрела вдоль улицы, надеясь увидеть Кирби. Где же он? Если через пару минут не появится, ей придется уйти.

Это несправедливо, в отчаянии думала Нико. Ей так хотелось насладиться хорошим сексом, прежде чем она умрет. Прежде чем станет такой старой, что уже никто не воспылает к ней желанием…

Над дверью звякнул колокольчик.

— Нико? — прозвучал мужской голос.

Она застыла. Это было неизбежно, пронеслось у нее в голове. Теперь в любую секунду подойдет Кирби, и все будет кончено.

Она обернулась:

— Здравствуй, Лайн. — Нико сделала вид, будто ничуть не удивилась случайной встрече. «Какого черта он делает на Второй авеню?» — лихорадочно подумала она. Лучше не спрашивать, иначе Лайн задаст ей тот же вопрос. И что она ответит ему? «Встречаюсь с любовником»? Мозг лихорадочно заработал. — Сегодня я снова видела тебя в «Пост». — Нико насмешливо, слегка обвиняюще улыбнулась.

— Неплохая фотография, а? — Лайн хлопнул ее по руке свернутой в трубку газетой, как будто Нико была одним из его приятелей-мужчин.

Знает ли он, что они с Викторией лучшие подруги? Лучше не поднимать эту тему. От страха заломило затылок. Кирби вот-вот подойдет…

— Я имела в виду статью про собачью площадку, — холодно сообщила она.

Лицо Лайна застыло. Виктории Лайн показался «милым», и он бывал таким, когда хотел. Но Нико подозревала, что в основном этот человек притворяется. Лайн Беннет — хладнокровный убийца, и его лучше не сердить.

— Газетчики сделали из мухи слона, — бросил он. — Я протестовал против того, что люди не убирали дерьмо за своими собаками. А город не хочет принимать соответствующий закон.

И зачем только она об этом заговорила? Нико напряженно улыбнулась. Теперь Лайн разразится монологом о собачьем дерьме. Надо избавиться от него…

Она пожала плечами:

— В городе хаос.

Это сработало. Лайн снова похлопал ее по руке газетой.

— И будет только хуже.

Он повернулся, собираясь идти, и Нико с облегчением вздохнула.

— Пока, — бросил Лайн. Она помахала ему рукой.

Но тут он снова повернулся к ней.

— Да, кстати, о хаосе: что там происходит в «Сплатч»?

О нет! Он хочет поговорить серьезно. Если они начнут говорить серьезно, она избавится от него только через две-три минуты. И к этому времени Кирби наверняка подойдет.

— Надо нам с тобой как-нибудь пообедать, — пробормотала Нико, словно это могло когда-нибудь случиться.

Лайн наживку не заглотил. Он лишь подошел ближе и присел перед Нико на корточки, словно собираясь поболтать.

— Что ты думаешь о Селдене Роузе? — спросил он.

О Боже, надо как-то выпутываться. Вопрос Лайна требовал ответа, но еще больше Нико встревожил интерес Лайна Беннета к Селдену Роузу. В голове промелькнуло несколько возможных вариантов, включая мысль о том, что Лайн полагает, будто Селден Роуз действительно может занять место Виктора Мэтрика. От этой мысли Нико стало нехорошо, и она разозлилась.

Она повернула голову. К ним направлялся Кирби. Ему оставалось пройти меньше пятисот футов…

Нико снова посмотрела на Лайна, словно и не видела Кирби. Сердце, казалось, билось в горле. Она кашлянула, прижав ко рту затянутую в перчатку руку.

— Это зависит от того, что ты хочешь знать, Лайн, — сказала Нико.

— Просто любопытно, — ответил он. Она чувствовала приближение Кирби. Ноги внезапно ослабли.

— Лайн! — воскликнул Кирби и ткнул Беннета в плечо.

Лайн обернулся, и раздражение на его лице сменилось чем-то похожим на искреннюю мужскую радость.

— О, Кирби, приятель, — сказал Лайн, внезапно принимая манеру поведения двадцатипятилетнего парня и поворачивая руку ладонью к Кирби. Тот хлопнул по ней. Потом мужчины обнялись.

— Как дела, старик? — Кирби избегал смотреть на Нико. Та изобразила терпеливое ожидание.

— Летишь в этом году на Сен-Бартс? — спросил у Кирби Лайн. Молодой человек переступил с ноги на ногу, сунул руки в карманы твидового пальто и потянул его вперед, обтягивая зад. Нико невольно бросила на него взгляд.

— Будет видно, — ответил Кирби. — Ты приглашаешь меня в этом году на свою яхту?

Лайн явно не пожелал ответить ему, потому что повернулся к Нико.

— Ты знаком с Нико О'Нилли? — поинтересовался он.

Она посмотрела на Кирби самым холодным взглядом. «Пожалуйста, Кирби, — взмолилась Нико, — не наделай сейчас глупостей».

— Да-а?.. — протянул Кирби, нерешительно глядя на нее, словно не помнил точно. — Кажется, мы разок встречались?

— Возможно, — небрежно отозвалась Нико, нарочно не протягивая ему руки.

Лайн повернулся к Кирби, чтобы попрощаться, и Нико воспользовалась возможностью смыться.

— Рада была повидаться, Лайн. — Она указала на рыбный магазинчик. — Мне нужно…

— Ну конечно, — махнул рукой Лайн, — лучшие в городе цены на икру.

Нико кивнула, как будто знала это, и открыла дверь. В лицо ей ударила струя теплого пахучего воздуха. Звякнул колокольчик.

— Это подарок. — Нико протянула ему жестяную баночку с белужьей икрой. — За то, что хорошо себя вел.

— Спасибо. — Кирби взял баночку и положил на стеклянный кофейный столик. Они стояли в гостиной его квартиры. Кирби в конце концов отделался от Лайна и пришел к себе, а Нико последовала за ним, переждав в магазине пятнадцать минут. Кирби прижал ее к себе.

— Если бы я знал, что получу икру, солгав Лайну Беннету, то лгал бы каждый день. — Он уткнулся в шею Нико.

— Я бы не хотела, чтобы это вошло у тебя в привычку, милый.

— А как насчет вот этой привычки? — Внезапно Кирби заставил ее перегнуться через подлокотник дивана лицом вниз. Его руки нащупали молнию на брюках Нико и расстегнули.

— Ты, кажется, плохая девочка? — Стянув с Нико брюки, он потер ладонью ее голые ягодицы. — Тебе это понравилось? — спросил Кирби. — Ты чуть не попалась. Ты очень плохая девочка…

И шлепнул ее. Нико вскрикнула от удивления и удовольствия. Кирби положил ее на пол и сам лег рядом.

— Нет, — слабо возразила она.

— Что — нет? — поинтересовался Кирби, снова шлепнув ее.

И на купленном с восьмидесятипроценткой скидкой и узором «под леопарда» ковре от Ральфа Лорена они занялись самым восхитительным сексом.

— Видишь? — потом сказал Кирби, сидя голый на диване. — Я же говорил тебе, что могу играть.