Стихи

Мы молоды. У нас чулки со штопками.

Нам трудно. Это молодость виной.

Но плещет за дешевенькими шторками

бесплатный воздух, пахнущий весной.

У нас уже — не куклы и не мячики,

а как когда-то грезилось давно,

нас в темных парках угощают мальчики

качелями, и квасом, и кино.

Прощаются на ситцевые платьица

и стоптанные наши каблучки.

Мы молоды. Никто из нас не плачется.

Хохочем, белозубы и бойки.

Как пахнут ночи! Мокрым камнем, пристанью,

пыльцой цветочной, мятою, песком…

Мы молоды. Мы смотрим строго, пристально.

Мы любим спорить и ходить пешком…

Ах, не покинь нас, ясное, весеннее,

когда другое, взрослое, везение

нас по другим дорогам поведет.

Пускай мы будем гордыми, как в девушках,

и не изменим первым «да» и «нет».

И пусть луны сияющая денежка

останется дороже всех монет.

Жизнь — наковальня. Поднимайте молоты!

На молодости — главные дела.

Мы молоды. Мы будем вечно молодо

смотреться в реки, в книги, в зеркала…

Все вырастает, что посеяно:

и каждый всход, и жизнь моя.

Весенний глянец крымской зелени

напомнил мне, откуда я.

И если вдуматься внимательно, —

пусть жизнь трудна, и мир жесток, —

но я еще в утробе матери

была тот глянцевый листок.

Как в срок из плотной почки выпихнула

вечно слепящие листки,

я родилась, из мамки выпорхнула

и выставила кулачки.

И вот поныне в зоне риска я

и в этой стойке боевой.

И — веточка над головой,

колюче-ласковая,

крымская.

Я похожа на землю,

что была в запустенье веками.

Небеса очень туго,

очень трудно ко мне привыкали.

Меня ливнями било.

Меня солнцем насквозь прожигало.

Время тяжестью всей,

словно войско,

по мне прошагало.

Но за то, что я в небо

тянулась упрямо и верно,

полюбили меня

и дожди и бродячие ветры.

Полюбили меня

на моем пустыре небогатом.

И пустили меня

по дорогам своим непокатым.

Я иду и не гнусь,

надо мной мое прежнее небо!

Я пою и смеюсь,

где иные беспомощно немы.

Я иду и не гнусь —

подо мной мои прежние травы!

Ничего не боюсь.

Мне на это подарено право.

Я своя у березок,

у стогов и насмешливых речек.

Все обиды мои

подорожники пыльные лечат.

Мне не надо просить

ни ночлега, ни хлеба, ни света —

я своя у своих

перелесков, затонов и веток.

А случится беда —

я шагну, назову свое имя…

Я своя у своих.

Меня каждое дерево примет.

Годы, годы!

Вы прошли?

Ну а может, вы настали?

Неужели соловьи

оттомили, отсвистали?

Отблистало столько дней,

но во всем, что мне осталось,

все счастливей, все больней

я люблю любую малость.

Мне что — холод, что — жара,

что — гулянка, что — работа…

Помирать уже пора,

а рожать детей охота!

Ах, не ставьте мне в вину

грех прекрасного разлада!

Повернуло на весну!

Ну а может, так и надо?..

Заря аэропортная,

все снова впереди

Любимый, я работаю.

Любимый, подожди!

Ну вот сидела б рядышком…

Да я и так с тобой

А жизнь — она как ядрышко

под крепкой скорлупой.

Иду с усмешкой бодрою,

а мир продрог, промок

Работаю, работаю,

держусь, как поплавок.

Вскипают полдни потные,

слетает ночь к нулю…

Работаю, работаю!

Люблю тебя, люблю.

И в дивный час свидания

не речь — одни слога,

не станет явным тайное —

понятнее слегка,

Разлука беззаботная.

Просторы — кораблю!

Люблю тебя. Работаю.

Работаю. Люблю!

Нет личной жизни,

от прочих отличной,

личной,

первичной…

Ах, аналитики — все о политике!

Нет жизни личной.

Сердце не тянет,

Быть уже хочет

просто копилкой.

И не заглянет

кто-то с цветочком

или с бутылкой.

Нет личной жизни!

Больше не светит

в мощном и малом.

Нет личной жизни.

А у соседей —

прямо навалом!

Я их, должно быть, возненавижу,

Озноб по коже!

Я поцелуи сквозь стены слышу.

Но всхлипы — тоже…

Стала ученей

и защищенней

в мире фальшивом.

Может, и черт с ней,

пустой, никчемной

личной жизнью?!

Но все клокочет,

закатам пророчит,

чем стать могли бы.

Ведь поцелуи

все-таки громче

звучат,

чем всхлипы!

Нет личной жизни.

Вкус потеряла

к цели движенья.

Нет личной жизни!

Смотрю сериалы…

Жду продолженья.

Мать меня зовет под утро: «Мама!»

Я не мама, я ей только дочь.

Я ничем ей не могу помочь.

Это время счет ведет упрямо.

Это жизнь уходит в небеса,

ставится единственная точка…

А когда она на полчаса

вдруг в себя придет — прошепчет: «Дочка…»

Вечность обнимает нас в покое,

что-то обещает мне и ей

и качает твердою рукою

колыбельку матери моей…

Все, любимый мой сынок, —

так как в это сердце верит.

Что для тех — венец, венок,

для других — всего лишь веник.

Ты, коль взять все толком в толк, —

воду в ступе что толочь нам? —

выполняешь честный долг,

а иной — в долгу бессрочном.

Ты в мундир солдатский вжат,

я своей вселенной сжата…

У тебя есть свой сержант!

У меня вот нет сержанта.

У тебя — не голубок,

ну а все-таки — начальство.

У меня — один лишь Бог,

И снисходит он не часто…

Надо только понимать,

чем мы счастливы на свете,

У тебя есть все же мать!

У меня — одни лишь дети.

Но, как выигранный бой, —

нашей общею судьбою:

у тебя есть мы с тобой,

у меня есть мы с тобою!

Любить Россию нелегко,

она в ухабах и траншеях

и в запахах боев — прошедших

и тех, что так недалеко…

Но хоть воздастся, может быть,

любовью за любовь едва ли,

безмерная, как эти дали,

не устает душа любить.

Страна, как истина, одна —

она не станет посторонней,

и радостней, и проторенней

тебе дорога не нужна.

И затеряться страха нет,

как незаметная песчинка,

в глубинке города, починка,

села, разъезда, верст и лет.

Отчизны мед и молоко

любую горечь пересилят.

И сладостно любить Россию!

Хотя любить и нелегко.

Линия жизни, бороздка

намертво вбита в ладонь.

Как я устала бороться!

Боже, откуда берется

этот задор молодой?!

Высохли Божьи чернила,

и не стереть нипочем

то, что судьба начертила,

что лишь смиренно прочтем.

Радостно, странно, ужасно

верить, по бритве скользя!

Как я устала сражаться!

А не сражаться нельзя.