II. ЭТО ОЧЕНЬ СТАРАЯ ПЕСНЯ…

«Это очень старая песня…»

Это очень старая песня

Про летящие поезда,

Про слова «отзовись, воскресни!»,

Про ответное «никогда».

Про открытку в чей-то адрес,

Про записку (пропал и след…),

Про разорванную крест-накрест,

Это песня про «да» и «нет».

Это песня о странных играх

Судеб, случаев, телеграмм…

Это стон проводов… эпиграф

К разведенным твоим рукам.

«Вот пройдусь я…»

Вот пройдусь я

По бульвару по Тверскому,

Холод трубки телефонной

Растоплю.

Треску в проводе

И голосу чужому

Имя той скажу,

Которую люблю.

Подойдет.

И, ни о чем не вспоминая,

Не жалея,

не ревнуя,

не виня,

Я спрошу ее:

«Любимая, родная,

Хорошо тебе живется

Без меня?»

1951

Сирень

Не может быть.

Как это получилось?

Она с тобой.

Под синим сквозняком.

Сирень в руках ее.

Сирень кругом.

Сирень

На все ограды ополчилась.

Да где же это?

В городе каком?

Смотри,

На ней то свет, то полутень.

Она с тобой идет!

Да где же это?..

Она сирень любила.

Вот сирень.

Ты наломал ей

Тысячу букетов.

О влажный хруст сирени!

Столько глаз

Глядят на вас.

Но кто вам помешает?

Да здесь на месте сломанной

Тотчас

Живая ветка,

Видишь, вырастает.

— Какой здесь город?

Счастье, говорят… —

Скажи,

Мы не уйдем с тобой отсюда?

Или уедем,

Чтобы это чудо

И там построить,

Где в сердцах разлад?

Она молчит.

Ей нечего сказать?

Нет,

Ей плохого нечего сказать.

Ты к ней

Свою протягиваешь руку

И в пальцах —

воздух!

И открыть глаза

Боишься ты.

На все открыть глаза,

Опять войти

В свою дневную муку.

Но есть надежда.

Есть еще сирень.

Ее ты слышишь,

Даже и не видя,

Нет, вместе вы.

И это светлый день,

И ты на сон

Нисколько не в обиде.

Что сон?

Ведь это ж все ее букет.

Он на столе

Сейчас стоит, конечно.

И, притворившись,

Что ее здесь нет,

Она лишь в угол

Спряталась поспешно.

Открой глаза…

Закрытое окно.

Все та ж неприбранность

Пустой квартиры.

Букета нет.

Белеет полотно,

На нем вразброс

Узоры и пунктиры.

Сирени нет,

И это день из дней,

И нет ее

Ни следом и ни тенью…

И только воздух

В комнате твоей

Все пахнет

Той несбыточной сиренью.

1955

«Быть может, это и не важно…»

Быть может, это и не важно,

Но мне запомнилась одна,

Как песня русская, протяжная

Весна…

Внезапно выяснила небо

И показалось поутру,

Что нет такого места, где бы

Она пришлась не ко двору.

Уже тепла и света дозы

Нам увеличивал восток,

И от последнего мороза

Ручьи пускались наутек.

Был на капель снежок помножен

И белоснежных луж ледок

Для башмаков был ненадежен,

Неверен, как чужой порог.

Тогда — по вечерам — вдвоем!

И только так! И третий — лишний.

Я помню: мартовской, давнишней

Мы ночью шли.

Она в твоем

Осталась сердце? Я ж даю

Воспоминаниям поблажку.

Улыбки наши узнаю,

Пальто и души нараспашку.

И переулок голубой,

Не камнем — лунами мощеный,

И снег изменчивый, и бой

Сердец живой и учащенный.

Как позабыли мы «пора».

Как кто-то мучил фортепьяно

И всех соседей. До утра

Летели звуки деревянные,

Как щепки из-под топора!

Как мы топтали тротуар

Под эту музыку. Покуда

Восток, окрасившись в пожар,

Не показал,

Багрян и ал,

Нам ежеутреннее чудо.

Не рассказать, не описать,

Как солнце (и без промедленья)

Вгоняло в краску небеса

Своим внезапным появленьем.

Как говорили мы с тобой

Наперебой. Наперебой.

О том, что нет разлуки, нет!

Что не пойдем безделью внаем

И что свое мы оправдаем

Происхождение на свет.

…О, если снова мог бы я

Сказать, как ночью той весенней: —

Я сам не свой, но ты моя.

Без оговорок, без сомнений…

1947

«Почему я тебя забываю?..»

…Той, которую выдумал сам.

Н. Тихонов

Почему я тебя забываю? Не знаю…

Не найти причину, не выдумать…

Вот записка твоя — укорная, злая.

Вот слезинка в глазу — обидою.

Вот записка… А может и нет записки?

Ну признайся! Ведь правда нет ее…

Только образ неясный, когда-то близкий

Сквозь забвенье в памяти сетует.

Сквозь забвенье, сквозь снег, упадавший

зыбко,

Сквозь мои следы одинокие.

(А сегодня со мной живая улыбка

И живые следы, глубокие…).

Мне и вспомнить тебя почему-то нечем,

Смолкла память — моя погонщица.

Ты со мною шла бесплотна, как вечер,

Только вечер взял да и кончился.

Только снег все летит, летит по старинке,

Воротник облепляет стаями.

Я слова твои собирал, как снежинки,

Только все в ладонях растаяли…

«Все реже ко мне ты приходишь…»

Все реже ко мне ты приходишь,

Все чаще я нем и суров.

Ты глаз с меня ясных не сводишь,

А я не дарю тебе слов.

Стучат одинокие капли

Да хлюпают чьи-то шаги.

Все то же, все так же — но так ли

Был юн ты когда-то? Не лги…

Мерцанье пустых тротуаров.

Сырые глубины дворов.

…Как головни старых пожаров,

Останки недавних костров…

О, мир без чужого совета,

Без глаз и наветов чужих,

Все реже приходишь ко мне ты,

Все чаще я тягостно тих.

Но внемля старинным призывам

Деревьев, шагов и камней,

Я верю, что кто-то счастливым

Идет в паутину теней.

Что кто-то уходит с тобою

На чей-то чуть брезжащий свет,

Ведомый одной правотою

Своих восемнадцати лет.

Что так же он улицы славит

И брызжет водой без калош.

Его заведут — и оставят,

И вызовут новых под дождь…

1950

«Бедный мальчик в промокшей кепке…»

Бедный мальчик в промокшей кепке,

Что ж ты ищешь опять следы?

Сны о ней унеслись, как щепки

По теченью большой воды.

Ты пускал их, как в раннем детстве.

Каравеллами называл.

Но печальных таких последствий

Ждать не думал ты и не ждал.

Что ж, броди, позабыв про отдых,

По безлюдным путям дождя…

Дамы ездят на пароходах,

Наши пристани обходя…

1950

Звезда полей

«Звезда полей, звезда полей над отчим домом

И матери моей печальная рука…» —

Осколок песни той вчера за тихим Доном

Из чуждых уст настиг меня издалека.

И воцарился мир, забвенью не подвластный.

И воцарилась даль — во славу ржи и льна…

Нам не нужны слова в любви, настолько ясной,

Что ясно только то, что жизнь у нас одна.

Звезда полей, звезда! Как искорка на сини!

Она зайдет? Тогда зайти звезде моей.

Мне нужен черный хлеб, как белый снег пустыне,

Мне нужен белый хлеб для женщины твоей.

Подруга, мать, земля, ты тленью не подвластна.

Не плачь, что я молчу: взрастила, так прости.

Нам не нужны слова, когда настолько ясно

Все, что друг другу мы должны произнести.

1963

Первый снег

Хоть глазами памяти

Вновь тебя увижу,

Хоть во сне непрошено

Подойду поближе.

В переулке узеньком

Повстречаю снова,

Да опять, как некогда,

Не скажу ни слова.

Были беды школьные,

Детские печали,

Были танцы бальные

В физкультурном зале.

Были сборы, лагери,

И серьез, и шалость.

Много снегом стаяло,

Много и осталось.

С первой парты девочка,

Как тебя забуду?

Что бы ты ни делала —

Становилась чудом.

Станешь перед картою —

Не урок, а сказка.

Мне волшебной палочкой

Кажется указка.

Ты бежишь, и лестница

Отвечает пеньем,

Будто мчишь по клавишам,

А не по ступеням.

Я копил слова твои,

Собирал улыбки,

И на русском письменном

Допускал ошибки.

Я молчал на чтении

В роковой печали,

И моих родителей

В школу вызывали.

Я решил забыть тебя,

Принимал решенья,

Полные великого

Самоотреченья.

Я его затверживал,

Взгляд косил на стены,

Только не выдерживал

С третьей перемены.

Помнишь детский утренник

Для четвертых классов?

Как на нем от ревности

Не было мне спасу.

Как сидела в сумраке

От меня налево

На последнем действии

«Снежной королевы»,

Как потом на улице

Снег летит, робея,

Смелый от отчаянья

Подхожу к тебе я.

Снег морозный сыплется,

Руки обжигает,

Но, коснувшись щек моих,

Моментально тает.

Искорками инея

Вспыхивают косы.

Очи удивляются,

Задают вопросы.

Только что отвечу им,

Как все расскажу я?

Снег сгребаю валенком,

Слов не нахожу я.

Ах, не смог бы, чувствую,

Сочинить ответ свой,

Если б и оставили

На второе детство.

Если б и заставили,

Объяснить не в силе,

Ничего подобного

Мы не проходили.

В переулке кажется,

Под пургой взметенной,

Шубка горностаевой,

А берет — короной.

И бежишь ты в прошлое,

Не простясь со мною,

Королевна снежная,

Сердце ледяное…

1950

«Под черной липой, на исходе встречи…»

Под черной липой, на исходе встречи,

Сядь ближе — на таком сыром ветру.

Я на твое молчанье не отвечу

Лишь оттого, что слов не подберу.

Каких-то слов… Простых, как это чудо

Листвы, бушующей с дождем в борьбе.

…Я никогда тебя не позабуду,

Не перестану думать о тебе…

Песок в листве. В вершинах ходит ветер.

Спешишь домой? Прощай.

Но шаг твой тих.

Зачем следы твои не листья эти,

Я б мог сберечь тогда хоть два из них!

Я полон весь приметами твоими.

Ты вся со мною, как ни уходи.

В ночи, в пути — искать я буду имя

Теснящемуся у меня в груди.

И как мне знать — слова придут откуда.

А ты откуда у меня в судьбе?

…Я никогда тебя не позабуду,

Не перестану думать о тебе…

1954

«Но как мы встретимся — чужими?..»

Но как мы встретимся — чужими?

Так, что и нечего сказать,

Чем жили мы, о чем тужили,

Чем сердце занято опять?

Все это было очень просто,

Когда бы были мы одни.

Но берега, но дом у моста,

О чем подумают они?

Что скажут липы и заборы,

Булыжник и его трава,

Запомнившие наши споры,

И поцелуи, и слова?

Где словно в песне — строчка к строчке,

Твой след у моего следа,

Вдруг не вдвоем, поодиночке,

Как мы появимся тогда!

«Натали, Наталья, Ната…»

Мчатся тучи…

А. Пушкин

«Натали, Наталья, Ната…»

Что такое, господа?

Это, милые, чревато

Волей божьего суда.

Для того ли русский гений

В поле голову сложил,

Чтобы сонм стихотворений

Той же

Надобе

служил.

Есть прямое указанье,

Чтоб ее нетленный свет

Защищал стихом и дланью

Божьей милостью поэт.

1965

Памяти Афанасия Фета

Здесь человек сгорел…

Ничего от той жизни,

Что бессмертной была,

Не осталось в отчизне,

Все сгорело дотла.

Роковые изъяны.

Неназначенный бал.

Край светлейшего платья

Разве я целовал?

Как в иную присягу

На погибель и рай

Небывалого стяга

Независимый край…

Ничего от той жизни,

Что бессмертной была,

Не осталось в отчизне.

Все сгорело дотла.

Все в снегу, точно в пепле,

Толпы зимних пальто.

Как исчезли мы в пекле,

И не видел никто.

Я грущу о зажиме

Чрезвычайной тоски,

Как при старом режиме

Вашей белой руки.

Вспомнить — сажей несметной

Так и застится высь.

— Да была ли бессмертной

Ваша личная жизнь?

Есть ли Вечная запись

В Книге Актов благих?

— Только стих.

Доказательств

Больше нет никаких.

«Все как в добром старинном романе…»

М. Луговской

Все как в добром старинном романе.

Дом в колоннах, и свет из окна.

Липы черные в синем тумане.

Элегическая тишина.

В купах вымокших — шорох вороний.

Тихо плавают листья в пруду.

Что за черт, я совсем посторонний

В этом желтом забытом саду.

Но представьте. Под лиственной сенью

Я часами брожу вдоль оград,

Как скрывающий происхожденье,

Что-то вспомнивший аристократ.

Что мне в этих колоннах да нишах!

И как будто впервые я здесь.

И отец у меня не из бывших,

А из тех, что и были и есть.

Но с какой-то навязчивой грустью

Лезет в душу мне сырость колонн

И в садовом своем захолустье

Позабытый людьми Аполлон.

Вальс о Родине

Серый денек.

Белый летит снежок,

Сердце мое

Он на лету обжег.

Помнишь ли ты

Наш удивлённый сад?

Наши мечты

Тысячу лет назад.

Я по тебе

Буду грустить всегда,

Помни о том,

Помни во все года.

Перешагни

Через один пролив,

Переступи

Через один разлив.

Желтый денек,

Белый летящий шар,

Переступи

Через один пожар.

Я здесь один,

Ветки твоей побег,

Между чужбин

Русский порхает снег.

Белый снежок,

Белый летит снежок,

Сердце мое

Он на лету обжег.

Помнишь ли ты

Наш убеленный сад?

Наши мечты

Тысячу лет назад.

Я по тебе

Буду грустить всегда.

Помни о том,

Помни во все года.

«Опять с непогашенным светом…»

Опять с непогашенным светом

Короткие ночи делю…

Не надо. Не думай об этом.

Я больше тебя не люблю.

Я вижу из этого мира,

Где нет ни тебя, ни меня,

Как где-то мертвеет квартира,

Беззвучная в топоте дня.

Там пыль оседает на книги

И плавает нежная моль.

Я так не люблю эти миги,

Их теплую, легкую боль.

Я вижу из третьего дома,

Как в том отзвучавшем дому

Так ветрено и незнакомо

Мы сходимся по одному.

Как будто влюбленные тени,

От нас молчаливо уйдя,

Там ночь коротают в измене,

Друг с друга очей не сводя.

Живут они в облаке света,

Как смерти, боясь темноты,

Два призрака, два силуэта.

Но это не я и не ты.

Я знаю: и то наважденье

Сойдет, как по инею след.

И все ж я не сплю до мгновенья,

Когда они выключат свет.

1966

«Попробуй вытянуться, стать повыше…»

Попробуй вытянуться,

Стать повыше.

Слезами, дождиком

Стучать по крыше.

Руками, ветками, виском,

Сиренью

Касаться здания

С поблекшей тенью.

Попробуй вырасти

Такой большою,

Чтоб эти улицы обнять душою,

Чтоб эти площади и эти рынки

От малой вымокли

Твоей слезинки.

Упав локтями на холмы окраин,

Будь над путями,

Над любым трамваем,

Над тополями,

Что боятся вздоха.

И не касайся их,

Не делай плохо.

Потом подумай

О такой причуде:

Все слезы выплакав,

Вернуться в люди.

По горькой сырости

Босой душою.

Попробуй вырасти

Такой большою —

И в том оплаканном тобою

Мире

Жить в той же комнате

И в той квартире.

«И позабыть о мутном небе…»

И позабыть о мутном небе,

И в жарких травах луговых

Лежать, покусывая стебель,

У загорелых ног твоих.

И так нечаянно промокнуть

Под самым каверзным дождем,

Таким, что не успеешь охнуть,

А весь уже до нитки в нем.

И не обидеться ни капли

На эти радужные капли

На волосах и на бровях,

И на сомкнувшихся ресницах,

И на ромашках, и на птицах,

Качающихся на ветвях…

И эту тишину лесную

Потом минуту или две

Нести сквозь бурю городскую,

Как бабочку на рукаве.

«Поющий день…»

Поющий день… Какими гаммами

Перенесешь его в тетрадь!

Он за распахнутыми рамами

Такой, что глаз не оторвать.

А если выбежишь на улицу

В трезвон, в сплошные небеса,

То невозможно не зажмуриться,

Так все бросается в глаза.

И в этом звонком ослеплении,

Как потерявшийся малыш,

Среди всего столпотворения

Так заколдованно стоишь.

Как будто влажными ладонями,

Коснулась век твоих она

Своими узкими, студеными.

Я угадал тебя, весна!


Загрузка...