Стихия чувств

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Дженнифер старалась выглядеть спокойной, когда Рафаэль появился у нее в комнате. Поставив чемодан и кожаную дорожную сумку на колесах у входа, он стал оглядываться вокрут. Потом подошел к письменному столу, провел по нему рукой, потрогал флакончики на туалетном столике, открыл шкаф и изучил его содержимое, зашел в находящуюся рядом ванную комнату.

Дженнифер с замиранием сердца наблюдала за ним.

Дольше всего Раф задержался перед книжным шкафом. Он изучал названия книг. Чего здесь только не было! Художественная литература, классическая и современная, раритетные издания и откровенный «мусор».

— Ты любишь читать. — Он произнес это с удивлением и удовлетворением одновременно. — А вот это ты читала? — Он провел рукой по корешку книги в вишневой обложке, на которой золотыми буквами было написано «библия».

Безобидность и простота вопроса насторожили Дженнифер. Рафаэль Джордан никогда ничего не делал просто так. От него всегда можно ждать подвоха.

— Большую часть. Мой отец был священником...

— Был?

— Когда мне было девятнадцать лет, он утонул, спасая мальчика, которого смыло волной. — Дженнифер говорила тихо, но в ее голосе явно звучала гордость за отца. — Он работал здесь. Все местные прихожане его очень хорошо знали. Мы выросли, помогая ему в поисках необходимых книг и тем для его проповедей.

— Мы?

— Мой брат Ян и я. Он был на год младше меня. Ян погиб семь лет назад в автомобильной катастрофе. Тогда же мама повредила спину...

Дженнифер отвела глаза в сторону, чтобы не встретиться со всепроникающим взглядом зеленых глаз. Она вспомнила трагедию, которая произошла в тот злополучный день. Водителем машины, в которой они все ехали, был ее жених. Считая себя виновным во всем случившемся, он расторг помолвку, чем нанес Дженнифер еще один непоправимый удар.

Раф видел ее напряжение, крепко сжаты губы, затуманенный взгляд карих глаз. Интересно, подумал он, что еще она хранит в тайниках своей души? Ему хотелось подойти ней, взять за плечи и встряхнуть так, чтоб из нее высыпались все ее секреты. Но нет, он не будет этого делать. Раф уже понял: во всем, что касается Дженнифер, лучше действовать хитростью, чем силой.

Так кто же она?

Была ли она коварной, бессовестной, жаждущей денег? Или наоборот — невинной, наивной?

Ему было бы на руку очернять ее, как это делали его неистовствующие родственники. Когда он впервые узнал о ней, то впал в страшную ярость. В течение трех месяцев представители клана Джорданов вели борьбу за наследство Себастьяна, угрожали друг другу судебными предписаниями, в офисах юристов происходили настоящие драки не на жизнь, а смерть. Но как оказалось впоследствии, Себастьян полностью контролировал ситуацию, обо всем позаботился заранее, вплоть до заявления независимого психиатра, подтверждавшего, что завещание было переписано Себастьяном в абсолютно здравом уме. В случае любого оспаривания его последнего желания большая часть его наследства должна была пойти на благотворительные цели. Итак, «хищники» наконец присмирели, согласившись на указанную в завещании долю. И это было справедливо, хотя, конечно же, каждый из наследников надеялся на большее.

Будучи единственным прямым наследником Себастьяна, Раф не мог не быть втянутым в эту борьбу. И хотя он знал, что его прожорливые родственники разыграли бы тот же самый сценарий при любом содержании завещания, он обрушил всю свою злость на Дженнифер. Он обвинил ее во всех смертных грехах. Покидая Лондон, Раф направился на малоприятную встречу с прошлым, но сейчас, со всего размаха столкнувшись с будущим, он нащупывал пути для примирения одного с другим.

Раф наблюдал, как Дженнифер нервно расчесывала волосы. Она поймала на себе его взгляд, и ей стало неловко. Сколько же времени он наблюдал за ней? Впервые встретив ее в Лондоне, Раф подумал, что она очень застенчива, но стоило ему увидеть ее холодный взгляд, обращенный на его отвратительных сводных братьев, и он понял, что она вовсе не застенчива, а уверена в себе.

Раф стал собирать факты. Итак, ее отец умер, когда ей было девятнадцать лет. Через год она потеряла своего единственного брата... и осталась с больной матерью. Теперь можно было догадаться, почему Дженнифер так и не закончила свое образование и не получила диплом медсестры.

— И с тех пор твоя мать в коляске? Она парализована и совсем не может ходить?

Дженнифер удивленно посмотрела на него.

— О, нет... Мама может ходить... Какое-то время она даже не пользовалась палкой. Но иногда у нее бывают сильные приступы, ноги слабеют, и в таких случаях ей лучше передвигаться в коляске. Когда она сидит, ее спина отдыхает. В коляске безопаснее, нет риска, что она упадет. А такое иногда случается, когда она встает на ноги. За это время ей пришлось перенести несколько операций, но после двух последних улучшения было так мало, что врачи сочли бесполезным дальнейшее хирургическое вмешательство.

— Она выглядит вполне счастливой.

— Да.

— А почему ты ей не сказала, что вышла замуж за Себастьяна?

— Потому, что тогда она догадается, что брак был не по любви!

— Тогда зачем вообще говорить о замужестве?

— Я собираюсь рожать, вот зачем! Я могла позволить себе вернуться домой спустя всего лишь два месяца, будучи беременной и не замужем, — сказала Дженнифер, раздраженная его вопросами. Наверное, люди, среди которых он вращался, считают вполне естественным, когда незамужняя женщина становится матерью. — Это Новая Зеландия, а не Англия. Страна с крошечными городками, где все друг друга знают. Люди судачат, и у них долгая память. Мама и папа всегда были примером для других, они задавали тон в моральном плане. Мама до сих пор активно участвует в делах местной церкви...

— Ну, если ты не хотела, чтобы она знала, что все это было сделано ради денег, ты могла бы сказать, что проявила сочувствие к умирающему человеку, что замужество было лишь номинальным. Кстати, по-моему, это было частью соглашения?

— А как бы я объяснила свою беременность? — спросила она, оставив его последний вопрос без ответа: все и так было понятно.

— Что плохого в правде? Себастьян так сильно хотел иметь еще одного ребенка, что ты воспользовалась программой, разработанной для бездетных супружеских пар.

— Мама не одобряет искусственный способ зачатия детей, — призналась Дженнифер, понимая, что дает ему в руки еще один козырь против нее. — Я уже говорила тебе... У нее давно устоявшиеся взгляды на мораль. Она и Себастьян много спорили по этому поводу. Она считает, что пытаться манипулировать жизнью — значит идти против Божьей воли. Она очень огорчилась бы, если бы узнала, что я...

— Что ее дорогая доченька решила заняться доходным бизнесом, за деньги вынашивая ребенка? — Раф, подойдя к кровати, сел на край. — Ну и ну! Из перьев? — спросил он, утопая в мягком матрасе, лежавшем на деревянной раме. Его ноги в замшевых ботинках на шнурках стояли твердо на полу, а сам он упал на спину и лежал, распластавшись на гладком кремового цвета покрывале и глядя в потолок. — В последний раз я лежал на такой мягкой кровати в Швейцарии, в крошечной загородной гостинице. Это была самая лучшая ночь за всю мою жизнь! — восторженно сказал он.

Мягкий матрас поглотил его, почти спрятав от глаз Дженнифер. Она видела лишь широко расставленные ноги в порядком измятых брюках. Зрелище было довольно эротичное и волнующее.

Неужели ему было необходимо выставлять себя напоказ подобным образом? — злясь подумала Дженнифер. Неужели он считал, что еще недостаточно продемонстрировал ей свою невероятную мужественность?

— Оставь свои мечты и предвкушения, потому что ты будешь спать на полу, — сказала ему Дженнифер.

Раф приподнялся, опершись на руки. Внимание Дженнифер привлекла твердая выпуклость под застежкой его брюк, которую нельзя было не заметить. Его зеленые глаза посмеивались над ней.

— Может быть, сегодня ночью мне вообще не захочется спать, — прошептал он, вкрадчиво улыбаясь.

— Что ты хочешь сказать? — вырвалось у нее. Она знала, что не следовало спрашивать, но была вынуждена это сделать.

— Только то, что, если начнется извержение, мне бы хотелось его увидеть, — сказал он с совершенно невинным видом. — С этого места мы можем следить за горой всю ночь, правда? Отсюда прекрасно видна вершина. — Он кивнул в сторону стеклянных дверей напротив кровати.

Дженнифер даже не взглянула в ту сторону, куда он указывал. Она не нуждалась в подтверждении его слов. Она сама выбрала именно это место для кровати с тем, чтобы по утрам у нее была возможность полежать, наслаждаясь дивным видом, сказочной природой.

Раф не стал задерживать внимание на пейзаже за окном. Через секунду он уже открывал ящик небольшого столика у кровати Дженнифер. Она поспешила, чтобы остановить его, но было поздно. Удивленно подняв бровь, он вынул фотографию в деревянной рамке, стряхнув с нее эластичные повязки для волос и клипсы.

— Так вот где ты хранишь меня! А мне показалось, твоя мама сказала, что фотография висит на почетном месте...

— Она редко сюда заходит... Ей трудно подниматься по лестнице, — резко ответила Дженнифер. — Она уважает мою уединенность и не подглядывает за мной.

— Значит, с глаз долой — из сердца вон, так ты со мной обошлась?

Если бы все было так просто! Дженнифер наблюдала, как он, смахнув рукавом пыль со стекла, поставил фотографию на стол, между ночником и телефоном.

— Когда ты была в Англии, я не помню, чтобы ты носила очки, — сказал он нараспев, глядя то на фото, то на ее взволнованное лицо.

— Обычно я ношу контактные линзы, но сейчас в воздухе так много вулканической пыли...

— В очках ты становишься похожей на ученую. Тебе так не кажется? Я не могу понять тебя. Здесь в твоем гардеробе много нарядов, сшитых дома собственными руками, но ведь в Лондоне у тебя были наряды от самых лучших фирм. Почему ты их там оставила? В Англии ты всегда была вежливой, спокойной, несмотря ни на что. Здесь же ты несдержанна, вспыльчива, резка. В Лондоне ты называла себя медсестрой без диплома. В Новой Зеландии ты опытнейшая хозяйка гостиницы. Интересно, где же настоящая Дженнифер?

— Каждый человек многолик. В разных жизненных ситуациях он раскрывается по-разному, — ответила Дженнифер, теперь уже и сама не знавшая какая же она на самом деле, настоящая Дженнифер?

— Да, ты права. Мне очень хочется узнать тебя получше, с разных сторон. — Раф увидел, как вспыхнули ее глаза, как она поджала губы. — Удивительно, насколько обманчива может быть внешность, правда? — Он провел пальцем по фотографии. — Каким ударом могла бы быть эта фотография для Себастьяна, для его «я», когда бы он узнал об этом «фокусе с несколькими мужьями», которым ты морочишь голову матери?

— А он знал обо всем. Это была его и... — Она вдруг замолчала. Наступила длительная пауза.

— ...идея, — закончил за нее Раф, сощурив глаза, когда понял, что она не станет договаривать. — Так это мой отец предложил тебе использовать меня в качестве своего заместителя? — Недоверчивость Рафа переросла в очень сильную подозрительность.

Дженнифер встревожилась и попыталась отступить назад, но он схватил ее за тонкое запястье и отвел руку за спину так, что ей пришлось опуститься перед ним на колени.

— Он... он решил, что так будет гораздо проще, чем искать кого-то нового, а значит, опять лгать и окончательно запутаться во лжи, — с трудом говорила Дженнифер. Раф уже не так крепко держал ее за руку. — По его мнению, если бы я назвала тебя своим мужем, мне бы не пришлось лгать по поводу моей новой фамилии. Да и мама чувствовала бы себя гораздо спокойнее, узнав, что я вышла замуж за известного ей человека.

Какой хорошей показалась эта идея в то время! Себастьян говорил, что они ничем не рискуют, никто не раскроет их «заговор». Мать Дженнифер должна была находиться в полном неведении всего происшедшего, так как они оба понимали: узнай она о браке дочери и Себастьяна, она с трудом пережила бы это. А что произошло бы, узнай она причинах этого брака?

— Я не сомневалась, что вернусь сюда после смерти Себастьяна, и была уверена, что ты никогда не встретишься с моей мамой. Для вашей встречи не было никакой причины, — сказала она ослабевшим голосом.

— Затем по плану следовал фиктивный развод с фиктивным мужем — и все счастливы! Насколько я понимаю, у твоей матери более либеральные взгляды на развод, нежели на брак и продолжение рода?

— Даже церковь признает разрыв брачных уз в случае его неизбежности. — Да, ее мать была бы огорчена, но не надломлена. Она бы выдержала.

— А как же ни в чем не повинный ребенок? Плод вашей сделки? Вы о нем подумали? Что ты собиралась сделать с моим ребенком после смерти Себастьяна?

— Ничего... Я хочу сказать... он знал, что я собираюсь привезти его сюда, и был уверен, что я буду заботливой матерью...

— А отец, значит, не в счет? А что, если с тобой что-нибудь случилось бы, не дай Бог?! — взревел он, сжимая ей руку и глядя прямо в глаза. — Как ты думаешь, захотела бы Пола связаться со мной в подобном случае? Ведь твоя мать могла бы решить, что я имею право знать о ребенке, даже если я прежде никогда ни в малейшей степени не интересовался им. Или тебе все равно, какую кашу ты заварила и с чем нам пришлось бы разбираться в случае твоей смерти, так как при жизни ты получила все, что хотела?

Дженнифер побледнела. Ей и в голову не приходил такой возможный поворот событий. По правилам донорской программы биологические родители не имели юридического доступа к ребенку и не несли ответственности за него. Она считала, что ребенок всегда будет ее, и только ее. Она никогда не думала ни о его отце, ни о том, чье имя было в документах, ни о том, кто был донором. Если бы что-то произошло с ней, то наверняка опека над ребенком была бы поручена ее матери. Дженнифер не сомневалась, что мать восприняла бы это совершенно естественно...

— О Боже, — выдохнула она и свободной рукой обхватила живот. Невероятно! Как она могла быть такой недальновидной?

Движение ее руки отвлекло Рафа. Он вдруг тихо выругался и отшвырнул ее руку, которую держал, будто обжегся. Она присела на корточки, потирая бледно-красные следы от его пальцев, оставшиеся на нежной коже, потом с трудом поднялась, не зная, что делать дальше. Раф тоже встал и зашагал по комнате, обхватив шею рукой.

— Черт знает что! Просто какое-то сумасшествие! — кричал он. — Я ничего не понимаю! Если все шло, как было запланировано, почему ты сбежала, словно вор темной ночью? Твой образ любящей и заботливой жены только проиграл от этого. Чего ты боялась? Что могло произойти после смерти Себастьяна? Все было по закону. Ты получила деньги. И ты не могла знать о его признании мне в том, что это мой ребенок, так как я был последним, кто видел его живым. — Дженнифер оторопела, когда Раф устремился к ней со свирепым видом. — Скажи мне прямо: если бы Себастьян, находясь на смертном одре, не пережил приступа откровения, ты когда-нибудь призналась бы мне, что мой «сводный брат» или «сводная сестра» на самом деле мой собственный ребенок?

— Я... я не знаю...

— Ты не знаешь! — Он произнес это с такой злостью, что она поняла: он ей не верит. — Перестань! Ты не могла не думать об этом. Может, ты решила, что, потратив все деньги до последнего цента, сможешь появиться и шантажировать меня с целью получения денег для ребенка?

— Нет! У меня и в мыслях такого не было!.. Откуда мне было знать, что... — Она зажала рот руками, не позволив себе высказаться до конца.

— Откуда тебе было знать... что?

Но момент откровения прошел. Дженнифер взяла себя в руки, хотя сохранить контроль над собой ей было нелегко.

— То, что все это расползется вот так по швам, — прошептала она.

— С ложью обычно так и происходит, особенно с наглой ложью, какой ты пользовалась.

— Пусть так. Надо думать, ты никогда в жизни не лгал, — сказала Дженнифер с сарказмом. — Ну а там внизу... у тебя получалось совсем неплохо, для первого раза.

— Не могу сказать, что это было впервые, но до встречи с тобой я считал себя очень честным человеком, особенно в отношениях с женщинами.

Он наклонился к чемодану, расстегнул молнию, откинул назад крышку и провел рукой по аккуратно сложенным вещам. Вынув пару черных джинсов и тонкий черный вязаный джемпер, он бросил их на спинку стула стоявшего у письменного стола. Потом снял с себя свитер и швырнул его в открытый чемодан. Под свитером на Рафе была рубашка из белого шелка с перламутровыми пуговицами, которые он начал расстегивать одной рукой. Рубашка распахнулась, и Дженнифер увидела, что волосы, покрывающие всю его грудь, были темнее волос на голове. Кожа с ровным загаром была гладкой и блестящей. Весь он источал силу и здоровье.

— Что ты делаешь? — спросила она, с испугом глядя на него.

Раф, расстегнув манжеты, снял рубашку и остался в узких джинсах на ремне.

— Я находился в дороге более двадцати четырех часов. Я грязный, уставший и злой. Сейчас хочу раздеться, принять душ, вздремнуть и надеть чистую одежду... Если тебе правится стоять здесь и наблюдать за мной — пожалуйста.

Пристально глядя на Дженнифер, он расстегнул плоскую золотистую пряжку, снял кожаный пояс, сложил его и слегка ударил им по другой руке, играя необыкновенно красивыми мускулами.

— Не надо бояться, я не бью женщин, — сказал он, увидев широко раскрытые глаза Дженнифер.

— Я не сомневаюсь в этом, думаю, ты на это неспособен, — проговорила она. Интересно, давал ли он себе отчет в том, как сейчас выглядит? Раздетый до пояса, он с вызовом смотрел на нее. Несомненно, именно о таком мужчине мечтает каждая женщина, именно таким представляется ей пылкий любовник.

— Правда, бывают такие, которые сами этого хотят и находят это возбуждающим, — добавил Раф с затаенной страстью, стараясь тронуть ее душу. — В подобном случае, чтобы доставить даме еще больше удовольствия, я соглашаюсь поиграть в рабовладельца и рабыню... — Он еще раз ударил кожаным поясом по ладони. — А ты, Дженнифер? Ты любишь завести себя перед тем, как заниматься любовью, или нет?

Вопрос застал ее врасплох, но он не шокировал ее. Раф, с его богатым сексуальным опытом, сразу это понял. Его охватила злость. Черт возьми! Как же так! Ему хотелось шокировать ее, хотелось, чтобы она испытывала муки так же, как испытывал их он при мысли о ней в течение последних нескольких месяцев. Ему хотелось таким образом удовлетворить свое желание заставить ее заплатить (лишь в самой малой мере) за все те мучения, которые она ему причинила и еще причинит...

— Может, ты хочешь только посмотреть, а? — Он бросил пояс и расстегнул джинсы. — Вы этого ждете, миссис Джордан?

Меткое попадание!

У Дженнифер перехватило дыхание. Она побагровела и отступила назад, споткнувшись о его сумку на колесах и потеряв туфлю. Кое-как подцепив ее ногой, она устремилась к двери.

— Не хочешь принять вместе со мной душ? — говорил он, неспешно идя за ней. Расстегнутые джинсы спустились вниз, обнажив белые шелковые трусы, под которыми бесстыдно вырисовывались контуры его возбужденной плоти. — Говорят, душ со мной очень приятен...

— Надеюсь, ты не забудешь хорошенько прочистить свои мозги! — крикнула она перед тем, как захлопнуть дверь.

Последнее слово могло бы остаться за ней, но этого не произошло. Из-за закрытой двери до нее доносился издевательский смех Рафа. Он изгнал Дженнифер с ее собственной территории.

Ей понадобился час с лишним, чтобы прийти в себя. Она старалась найти любую работу, чтобы отвлечься: вытирала пыль, прибиралась. Но когда она заглянула на кухню, ей вновь пришлось вспомнить Рафа. Мать, сидя за низким столом, резала овощи к ужину и все время говорила, как он хорош, умен, интересен, привлекателен, как прекрасно сложен и ужасно, ужасно сексуален...

— Мама!

— Да, дорогая, он таков. Я же не слепая, все вижу. А эта потаенная страсть в его глазах, когда бы он ни смотрел на тебя... — мечтательно произнесла она. — Кажется, он только и ждет, чтобы броситься на тебя и съесть!

Скорее — разжевать и выплюнуть! — подумала Дженнифер.

Дот принесла котов. Макси, ленивый белый персидский кот, был страшно недоволен, что прервали его послеполуденный сон. Мило, короткошерстный красавец родом из Бирмы, расчихался, когда лабрадор золотистой масти ворвался на кухню, остановился у ног Дот и начал со всей силой отряхиваться, поднимая вокруг себя облако пыли.

— Бонзер! — Дженнифер схватила собаку за коричневый кожаный ошейник. — Иди-ка вместе с Дот в прачечную. Она тебя там почистит, а уж потом можешь приходить.

Так как животных кормили в прачечной и это слово ассоциировалось у них с едой, то они тут же отреагировали на него с необыкновенной живостью.

Дженнифер достала пылесос, чтобы убраться в кухне, но потом решила пропылесосить весь первый этаж. Все равно что делать, лишь бы не думать о мужчине наверху.

Температура продолжала резко падать. День перешел в вечер. Высоко над горой появлялось все больше густых облаков черного пепла, застилавших угасающее солнце. Надев маску, которая, к сожалению, не спасала от кислого запаха серы, Дженнифер сходила в дровяной сарай за гаражом и принесла несколько корзинок щепы, дрова и уголь. Она растопила маленькую печку в столовой и разожгла огонь в огромном камине в гостиной, куда положила дрова еще утром.

Дот с фотоаппаратом вышла на веранду и сделала несколько снимков вновь появившихся над горой облаков. Эти снимки должны были послужить иллюстрацией для журнала, в котором она ежедневно делала записи о состоянии вулкана и его возможном извержении. Затем она помогла Дженнифер отсоединить водосточные трубы, спускавшиеся с крыши, от бетонного резервуара с водой, чтобы уберечь воду от загрязнения. В случае дождя весь пепел был бы смыт прямо в резервуар. К счастью, он был полон, и Дженнифер была уверена: если они будут разумно пользоваться водой, им ее хватит до конца кризиса.

Несколько раз звонил телефон. Друзья и знакомые делились информацией, пересказывали слухи о последних событиях. Дженнифер совсем не удивилась, когда позвонили Картеры и сказали, что, услышав предупреждения по радио, они решили остаться ночевать в Таупо и вернутся завтра, благо у них была такая возможность.

Проблеск хорошего настроения Дженнифер исчез, когда она поняла: невозможно предлагать Рафу воспользоваться неожиданно освободившейся кроватью, не затронув щекотливого вопроса о ее замужестве. Она не могла представить, что он молча согласится скрыться под покровом ночи... или разрешит это сделать ей. Он явно не собирался давать Дженнифер спуску и облегчать ее жизнь.

Она пошла к матери рассказать о Картерах и застала ту за выбором меню на следующий день. Мать тут же начала допрашивать Дженнифер о гастрономических пристрастиях Рафа.

— Как насчет цыпленка? Ему должен нравиться цыпленок, — сказала Пола, устав от ответов «не знаю». Она листала книгу кулинарных рецептов, лежавшую на столе в столовой.

— Никогда не видела, как он его ест. — Дженнифер сказала правду. Иногда она и Себастьян ужинали в его компании, но всякий раз она была очень сосредоточенна, напряжена, всегда чувствуя на себе его циничный взгляд. И никогда не обращала внимания на то, что они ели. Отношения между отцом и сыном создавали своеобразную атмосферу, в которой они ужинали, что также не способствовало перевариванию пищи. Отец и сын скорее терпели друг друга, чем любили. В определенной степени они уважали друг друга, но как мужчина мужчину, а не как отец сына. Почти на все у них были противоположные взгляды. Себастьян без конца отстаивал свою точку зрения с тем, чтобы заставить сына согласиться с ним. Но это вызывало у Рафа обратную реакцию. Он становился еще циничнее и безразличнее, что приводило отца в ярость.

— Мне кажется, он любит сладкое мясо, печень, сердце, мозги... — сказала Дженнифер, почувствовав прилив злобы.

Пола сморщила лоб.

— Потроха?

— Да, — улыбнулась Дженнифер.

— Ты уверена, дорогая? Мне кажется, на него это не похоже, он любит совсем другое.

— И что же он, по-твоему, любит?

— О... острое, пряное, хрустящее... Мне кажется, ему по душе пришлась бы тайская кухня и маринованные овощи.

Слова матери заставили Дженнифер задуматься о характере Рафа. Да, наверняка он был горяч и вспыльчив.

— Какое странное сочетание! — пошутила она, пряча досаду.

— Кстати, ты сказала ему о ребенке?

Дженнифер не знала, что ответить. Видя ее сомнение, Пола поспешила ей на помощь:

— Нет, конечно нет... Тебе же не хотелось обрушить на него такую новость, когда он еще не пришел в себя после длительного перелета. Ты хочешь выбрать подходящий момент... создать настроение. Может быть, сегодня вечером, когда вы останетесь вдвоем...

Стемнело. Дженнифер начала накрывать па стол.

— Тебе не кажется, что Рафаэль слишком долго спит? — заволновалась Пола. — Знаю, он проделал длинный путь, но говорят, лучший способ справиться с усталостью и привыкнуть к разнице во времени — это сразу же включиться в жизнь и действовать соответственно времени. Итак, баранья ножка скоро будет готова. Уверена, он умирает с голода после еды в самолете. Какая там еда! Почему бы тебе не пойти и не разбудить его?

Лучше бы он вообще не просыпался! — хотелось сказать Дженнифер. От милого семейного ужина вчетвером она не ожидала ничего хорошего. И уж совсем ей не хотелось подниматься наверх и лицезреть его, лежащего как хозяин в ее постели. Возможно, обнаженного. О да, ему бы понравилось, если бы она пришла наверх разбудить его. У него появился бы еще один шанс поставить ее в неловкое положение, унизить ее, выставив напоказ свое бесстыдство.

— Он попросил не будить его до тех пор, пока сам не проснется, — произнесла Дженнифер, солгав в очередной раз.

— Если он проснется слишком отдохнувшим, ему не захочется спать ночью, — сказала Пола и только потом поняла, что она выдала. Глаза ее сверкнули. — О! Наверное, поэтому ты позволяешь ему так долго спать!

— Он говорил, что хочет понаблюдать за вулканом, увидеть извержение, если оно произойдет, — сердито ответила Дженнифер.

— Конечно, дорогая, именно это я и имела в виду. — Пола передала дочери салфетки из буфета. — Он много путешествовал, многое повидал, правда? Твой Раф... он бывал и в других сейсмических районах... Помнится, ты говорила, что, закончив экспедицию на Амазонку, он хотел обосноваться здесь, в Новой Зеландии. Но иногда дух приключений захватывает тебя, проникает в кровь... Посмотри на Дот: шестьдесят пять лет, а ее до сих пор влекут неизведанные места, она всегда готова отправиться в путь с рюкзаком за плечами!Вот и еще одна ложь поселилась в доме, подумала Дженнифер, но на этот раз она решила воспользоваться ею.

— Раф знает, что я хочу воспитывать своего ребенка именно здесь. — (Это по крайней мере было правдой.) — Он знает, что мы с тобой вдвоем управляем этой гостиницей и я никогда не оставлю тебя одну в беде... — Дженнифер считала своим долгом заботиться о матери на склоне лет. Если бы не тот несчастный случай, если бы брат Дженнифер был жив, то у Полы, вероятно, сейчас были бы невестка и внуки.

— Лучше всего путешествовать с маленькими детьми. В этом случае родители не волнуются по поводу пропуска занятий в школе, — задумчиво произнесла Пола. — Как жаль, что мне не удалось попутешествовать. Я иногда думаю, что было бы лучше, если бы твой отец был миссионером, а не священником. Нет, нет, я не жалею, что вышла за него замуж... У любви замены нет.

Дженнифер рассеянно слушала мать, решив начать осторожно подготавливать почву для будущих откровений и развенчаний всех иллюзий.

— Иногда мне кажется, что Раф, тонкий, чувственный человек, решит, что я скучна, и порвет со мной. Когда мы вместе, я всегда думаю: что мог такой фантастический мужчина, как он, найти во мне, самой обыкновенной женщине...

Пола неодобрительно прищелкнула языком.

— Дженни! Какая же ты обыкновенная! Ты уникальная, единственная на всем белом свете! Ты ласковая, любящая, сострадающая, заботливая молодая женщина. Любой мужчина счел бы за счастье иметь тебя рядом!

— Но поверь мне, иногда я так думаю.

Душа Дженнифер ушла в пятки, когда она увидела Рафа, стоящего на пороге. На нем были черные джинсы и черный свитер, рукава которого были закатаны до локтей.

— Вам трудно представить, как мне повезло, что я нашел Дженни, — сказал он, входя в комнату мягкой походкой. Он выглядел посвежевшим. Обойдя стол, он подошел к Дженнифер, обвил сильными руками хрупкую талию и привлек ее к себе, намереваясь поцеловать. — И я постараюсь сегодня до рассвета доказать ей это. Она должна знать, какое место занимает в моей жизни!