Дни прошли…
Промелькнув вдали, дни прошли;
Вздохи, стоны, слезы мои
Сердце мне сожгли, — дни прошли.
Запели песнь, любимые
Певцы мои незримые,
И кто теперь вас слушает,
Сверчки мои родимые?
Где вы?
Все те, кто сердцу мил, где вы?
Я к вам взывал, и плакал, и искал…
Быть может, скрыл вас мрак могил, — где вы?
Меж двумя веками я,
Меж двумя камнями я.
Всё мечусь меж новым днем
И былыми днями я.
Море скорби моей глубоко и безбрежно,
И несметных полно драгоценных камней.
Гнев мой полон любви, безмятежной и нежной.
Ночь во мне. Но какие созвездия в ней!
Ко мне!
Вы с вешней водою вернитесь ко мне!
Минувшие дни, веселье, любовь,
Вернитесь, вернитесь ко мне!
Что напрасно мне бежать!
Сотен уз не разорвать.
Ведь со всеми я живу,
И со всеми мне страдать.
Сколько боли видел я,
Сколько козней видел я!
Я терпел, прощал, любил,
Зло как благо видел я.
Я от многого сгорал,
Я сгорал, огнем я стал,
Стал огнем и свет давал,
Свет давая, угасал.
Мне во сне одной овцой
Задан был вопрос такой:
«Бог храни твое дитя!
Был ли вкусен агнец мой?»
Куда ты стремишься безумно, душа?
За тысячью дел ты стремишься, душа!
Но как же поспею я в тысячу мест
С твоею поспешностью легкой, душа?
Я птицу в небе ранил раз
И потерял ее из глаз;
Крылом кровавым в снах моих
Она все машет и сейчас.
Две могилы, как соседи молчаливые, легли,
Онемевшие навеки, две печальницы земли.
И в холодной, горькой скорби тихо думают о том,
Что с собой они из жизни этой бренной унесли.
Там на эдемские сады прозрачный падает закат.
Я знаю, ждут моей души там между сказочных палат.
Что ж в этом смраде медлю я, чего в нестройном шуме жду?
Ах, если бы туда — домой — дорогу отыскал мой взгляд!
Кичливый, жадный человек, твой долог ум, жизнь коротка.
Тебе подобных было — тьма, они текли века, века.
Что унести им жизнь дала? С собой возьмешь ли что-нибудь?
Ты мирно, радостно пройди двухдневный быстролетный путь.
Свободен день, вольна любовь, и всем добром владеет он.
Но мучает и страждет он, и сам несчастьем поражен.
Так сделай, злобный человек, чтоб все живые жить могли,
И сам живи, вкушая мир обильной, благостной земли.
Хотел быть с тобою и с жизнью священною вместе.
Хотел бы я в поле быть и с высью нетленною вместе.
Кто даст мне блаженство утратить себя без возврата
И слиться навеки со всею вселенною вместе?
Лунный луч — твоя улыбка — на лице моем скользит
В час, когда я, насмерть ранен, вижу смерти лик вблизи.
Так под солнца животворным, благодетельным лучом
Дуб стоит, грозой сраженный, высыхая с каждым днем.
Дыхание бога вдыхаю: он дышит во всем.
Призыв его слышу и голос: он слышен во всем.
И я возвышаюсь, внимая, и ловит мой дух
Мелодию мира и шепот, — он слышен во всем.
Глянь! С Запада рабы машин и золота бегут кровавой,
Ревущей в ужасе толпой, истерзанной, тысячеглавой,
Из мертвых ледяных пустынь своей безвыходной тоски
Сюда, на мой родной Восток, божественный и величавый.
Плывут века, жизнь коротка, что будет позже — всё равно!
Я был, и есть, и буду я, но это тоже — всё равно!
Переменю я сотни форм, всё преходяще на земле,
Я со вселенной слит душой, пусть я прохожий — всё равно!
В стране армян, как великан, стоит Масис могучий;
С владыкой сил мой дух вступил в беседу там, на круче.
С тех дней, когда меж «нет» и «да» была темна граница,
Из века в век, чей вечен бег, беседа эта длится.
Родник течет и протечет,
Помедлит жаждущий, пройдет.
Блаженных, неземных ключей
Поэт возжаждет и пройдет.
Немало развалин былого в сердце моем,
Мрачнеет прошедшее благо в сердце моем,
Не в силах я вспомнить в печальный, сумрачный час,
Гостило ль отрадное время в сердце моем…
Да, это всё… что ж, друг, подымем чару!
Уйдет и это вдруг, подымем чару!
Жизнь, как струя, звеня, прольется в мире.
Спеши, нам недосуг, подымем чару!