Известный советский поэт Эдуард Багрицкий принадлежит к тому поколению литераторов, которое начало свой труд в годы первой мировой войны и войны гражданской. В творчестве писателей этого поколения получили воплощение героика революционных подвигов, красота нового мира, рождающегося в жестоких классовых боях. В сильных суровым реализмом и романтическим воодушевлением образах художники слова раскрывали свой жизненный и нравственный опыт, вырастали вместе со своими героями.
Эдуард Георгиевич Багрицкий (настоящая фамилия его — Дзюбин) родился в Одессе 4 ноября 1895 года. Семья его была очень бедна. С трудом удавалось ему учиться — сначала в реальном, потом в землемерном училище. Нужда, однако, не мешала юноше отдаваться своему любимому делу — поэзии. В тринадцать лет он затеял школьный литературный журнал, в восемнадцать начал сотрудничать в сборниках, выпускаемых тогда в Одессе группой молодых литераторов.
Ранние стихи Багрицкого (печатавшиеся с 1915 года), как и стихи его ровесников, носили на себе заметные следы влияний различных предреволюционных литературных школ, нередко декадентских. Однако гораздо более сильным и органичным было у Багрицкого тяготение к русской и западной классической литературе, которая, воспитывая в нем настоящий поэтический вкус, помогла ему сравнительно быстро освободиться от эпигонских условностей, найти свой, самостоятельный путь.
Формирование поэта Багрицкого тесно связано с событиями большого исторического значения, с решительными поворотами его гражданской биографии.
В 1917 году Багрицкий отправился на персидский фронт, но очень скоро, уже в самом начале 1918 года, он снова в Одессе, опять в центре литературной жизни города. Украина была охвачена огнем гражданской войны, и Багрицкий взялся за работу поэта-агитатора. В 1919 году он писал частушки, воззвания, прокламации в Юго-Росте. С агитпоездом он ездил на фронт, работал в партизанском отряде имени ВЦИК.
После окончания войны Багрицкий продолжал сотрудничать в Юго-Росте, выступал в рабочих клубах, руководил литературным кружком «Потоки Октября» при железнодорожных мастерских. В эти годы им были написаны стихи, которые составили впоследствии первые разделы книги «Юго-Запад» — «Птицелов», «Тиль Уленшпигель», «Арбуз», «Осень» и некоторые другие. Багрицкий писал много, с увлечением, — его стихи знали и любили читатели «Одесских известий» и газеты водников «Моряк». Он славил революцию, постоянно обращаясь к историческим параллелям, находя своих героев и среди борцов за свободу прошедших веков, создавая мажорные, проникнутые жизнелюбием образы. Оптимистичны и картины природы, нарисованные Багрицким. Он с удивительной экспрессией передавал краски, звуки, ароматы; пейзажи его исполнены внутреннего движения, открывают радостный просторный, многоцветный мир.
Ясный отпечаток поэтической индивидуальности Багрицкого носят также его переводы, относящиеся в основном к началу 20-х годов. Их своеобразие — и во всей системе художественно-изобразительных средств, по-особому «весомых и зримых», и в выборе поэтом определенного круга авторов и тем, и в предпочтении определенных героев. Мятежный благородный разбойник из баллады Вальтера Скотта, швея из знаменитой «Песни о рубашке» Томаса Гуда, вольнолюбивые бродяги из «Веселых нищих» великого шотландского народного поэта Роберта Бернса — вот образы, привлекавшие внимание Багрицкого-переводчика.
В 1925 году Багрицкий покинул Одессу и поселился под Москвою в Кунцеве. Он начал печататься в московских журналах, и вскоре его имя получило широкую известность. В 1928 году вышла первая книга стихов Багрицкого «Юго-Запад». Она вместила лишь небольшую часть написанного поэтом к тому времени — самые лучшие его стихи и поэму «Дума про Опанаса».
B «Думе» (1926) раскрыта трагедия «крестьянского сына», ради своего маленького счастья изменившего революции и потому оказавшегося в стане ее врагов, обрекшего себя на жалкую позорную гибель. Эта поэма, развернувшая эпические картины гражданской войны на Украине и вместе с тем проникнутая страстным лиризмом, одно из самых замечательных произведений советской поэзии.
В некоторых стихах Багрицкого второй половины 20-х годов — «Ночь», «От черного хлеба и верной жены…», «Стихи о соловье и поэте» — звучат мотивы смятенности и тревоги. В них отразились противоречия восстановительного периода, односторонне воспринятые поэтом. Отвращение к нэповскому быту, постоянная ненависть Багрицкого к мещанину-собственнику соединялись со страхом перед ним, с чувством растерянности. Эти настроения дали себя знать и в картинах природы, нарисованных тогда поэтом в стихах — «Бессонница», «Трясина». Пейзажи здесь «колдовские», зловещие, враждебные человеку.
Настроения неприкаянности и одиночества были преходящими в поэзии Багрицкого. Почти одновременно со стихами «От черного хлеба и верной жены…» написан «Разговор с комсомольцем Н. Дементьевым», в котором поэт утверждает преданность революции, подчеркивает единство, кровную близость ее защитников и певцов различных поколений.
В годы первой пятилетки романтика творческого труда и воодушевленной борьбы за социализм окончательно торжествует в стихах Багрицкого. Об этом свидетельствует его вторая книга — «Победители», вышедшая в 1932 году. По-прежнему природа — живая, многоликая — вдохновляет поэта, проникает в его стихи. Но теперь перед нами природа, преобразуемая человеком, покорная ему и благодаря этому просветленная и радостная. В стихотворениях «Cyprinus carpio», «Весна, ветеринар и я» идет речь о самом простом и обычном: о рабочих буднях рыбовода и ветеринара, но какие смелые, свежие образы найдены, какие сияющие просторные картины нарисованы поэтом! И в центре каждой из этих картин — человек-труженик, созидатель. О его победе над пошлостью, убожеством собственников Багрицкий рассказывает с восторгом, подчеркивая в то же время всю тяжесть, все напряжение борьбы со старыми, изживаемыми, но все еще цепкими мещанскими представлениями и привычками. Драматизм этой борьбы и счастье освобождения, со всей свойственной Багрицкому «осязаемостью» образов, переданы в стихотворении «ТВС». Появление Феликса Эдмундовича Дзержинского, его строгие и ободряющие слова производят решительный и благотворный перелом в умонастроении, в душевном состоянии лирического героя, в самом восприятии им окружающего. Верность революции, стойкость и непримиримость в боях с ее врагами — вот идея стихотворения, вот источник оптимизма, выстраданного и завоеванного, пропитывающего все «клеточки» (по выражению самого же Багрицкого) стихового строя.
Образность книги «Победители» ясна, прозрачна и вместе с тем многопланна; здесь сопряжены воедино жизненные явления самого различного порядка и с подкупающей поэтической непосредственностью и проникновенностью аналитически освещены сложные общественные связи. Так, в стихотворении «Происхождение» раскрыты социальные корни ущербного мировосприятия, в котором «все навыворот, все как не надо» и которое порождено душным мещанским бытом, неизменно ненавистным поэту.
Тема «происхождения» снова появляется в поэме, открывавшей третью книгу стихов Багрицкого и давшей ей название — «Последняя ночь» (книга написана и вышла в 1932 году). Но здесь эта тема получает гораздо более широкое истолкование. Речь идет о поколении сверстников поэта. Прекраснодушные, мечтательные и наивные юноши, они были ввергнуты в огонь империалистической войны. Их представления о красоте, добре, справедливости были подвергнуты жестокому испытанию. Участие в революционной борьбе закалило лирического героя, избавило его от былых иллюзий, дало ему опыт, зрелость, твердость руки.
Поэма эта богата переходами, охватывающими большое и разностороннее жизненное содержание. Судьба двух юношей оказывается тесно связанной с событиями исторической важности. Образ последней предвоенной ночи, с ее «движением крыльев, цветов и звезд», встреча героя со своим недавним товарищем, превратившимся в унылого чиновника, краткая, но необычайно рельефная и предметная характеристика войны, исполненные спокойной грусти о погибших друзьях и уверенного жизнелюбия заключительные строки поэмы — все это складывается свободно и естественно в нераздельное и многообразное единство.
Вторая поэма, входящая в книгу «Последняя ночь», — «Человек предместья», также связана общностью мотивов с созданными ранее произведениями Багрицкого. Он возвращается здесь к изобличению собственников, создавая реалистически точный образ «человека предместья» — кулака, хищника, стяжателя. Багрицкий дает ему превосходную по точности и экспрессии социально-психологическую характеристику, рисует историю «величия и падения» мещанина. Поэт выступает против него вместе со своими соратниками — людьми труда — механиками, чекистами, рыбоводами. Счастье боевого содружества — вот лейтмотив поэмы.
В «Последней ночи» на первом плане — тема гибели старого, отжившего мира; в «Человеке предместья» — тема торжества революции, утверждение нового строя человеческих отношений. Обе эти темы переплетаются в третьей, заключительной поэме книги — «Смерть пионерки».
На этот раз поэт, воспевавший романтику боев и походов, отдал свое внимание крохотному, нежному существу — ребенку, выказывающему мужество и стойкость воина. По сравнению с «Последней ночью», «Человеком предместья» да и многими другими стихами Багрицкого, фабула третьей поэмы сборника предельно проста. Пионерка Валя умирает в больнице от скарлатины. Рыдающая мать уговаривает ее надеть маленький крестильный крест. Но Валя отказывается, поднимая руку для последнего салюта…
В этом прозрачном сюжете воплощено драматическое столкновение двух миров, двух полярных сил. Мещанский быт, который ранее преследовал самого поэта, эгоистически-сытый, тупой и самодовольный, ничтожный и наглый, искушает теперь маленькую пионерку, хочет заставить ее отречься от революционных заветов, предать товарищей, отказаться от готовности к трудам и подвигам. Но и на этом маленьком участке борьбы старый собственнический мир терпит неудачу, оказывается побежденным стойкостью самого юного поколения революционных борцов. Судьба пионерки Вали сразу приобретает расширительный смысл, оказывается включенной в историю былых и грядущих сражений, сопоставленной с героическими судьбами зрелых и опытных борцов за коммунизм.
В «Человеке предместья» и в «Смерти пионерки» немало штрихов и подробностей, за которыми угадываются наблюдения, сделанные Багрицким в Кунцеве. Прожив здесь несколько лет, он переехал затем в Москву. Тяжелая, с годами усиливавшаяся болезнь заперла его в четырех стенах, лишила возможности непосредственно участвовать в жизни страны, заниматься любимыми делами — странствовать, охотиться, бродить по степям и лесам.
Но злой недуг был бессилен перед вдохновением Багрицкого, перед его душевной энергией. Он встречался не только с молодыми поэтами, которые, став зрелыми и признанными мастерами стиха, с благодарностью вспоминают теперь своего учителя и редактора, но и с людьми самых различных профессий. Он продолжал работать увлеченно и плодотворно, и образы его покоряли читателей своей цельностью, свежестью, новизной.
В 1933 году Багрицкий написал либретто оперы «Дума про Опанаса», в которой вернулся к образам своей поэмы, точнее и отчетливее охарактеризовав их, введя новые действующие лица и благодаря этому полнее раскрыв волновавшую его тему — тему выбора человеком своего жизненного пути, тему верности революции.
Четыре ветра зовут с собой солдата, вернувшегося с фронта империалистической войны в родную деревню, четыре дороги открыты перед ним… Первая из них — дорога хозяйчика, мирского захребетника, живущего чужим трудом; вторая — дорога махновской «вольницы», бандитского разгула; третья — дорога патриархальной идиллии, маленького «сепаратного» счастья вдвоем. Первые две — мерзки и преступны, третья — нереальна, неосуществима. И только четвертая — дорога борьбы за народное счастье — прекрасна и справедлива.
С этого единственно верного пути, по которому двинулись за Коммунистической партией миллионы тружеников, свернул Опанас и тем обрек себя на бесславную гибель. Бандитская «романтика» звучит в словах махновской сподвижницы — Раисы; о несбыточном, иллюзорном счастье любящих сердец, позабывших огромный, требовательный мир их окружающий, поет невеста Опанаса — Павла. Эти два новых действующих лица «Думы» борются за душу, за судьбу сбившегося с толку хлопца, и как нельзя более красноречива сцена, завершающаяся смертельным ударом, который Раиса наносит Павле, шашкою Опанаса.
Еще большее значение имеет вошедший в новую редакцию «Думы» образ кобзаря. Он представляет народные массы, его устами говорит ненависть народа к врагам социалистической революции; он славит могущество и неколебимую стойкость бойцов, красоту самоотверженного и вдохновенного подвига простых людей, взявшихся за оружие, чтобы защищать свою свободу и счастье.
Либретто «Думы» было последним законченным крупным произведением Багрицкого. Шестнадцатого февраля 1934 года Эдуард Георгиевич умер. Огромная толпа шла за гробом, тело его сопровождал эскадрон кавалеристов.
За годы, прошедшие с той поры — без малого четверть столетия! — новые поколения вступили в жизнь, произошли события величайшей исторической важности. Но стихи Багрицкого нимало не потеряли своей силы. Страстная любовь к людям, к новой действительности, созданной революцией, спокойное, окрепшее в поисках и трудах мужество, органическая широта и впечатляющая сила поэтических образов — вот основа непреходящего обаяния «Юго-Запада» и «Победителей», «Последней ночи» и «Думы про Опанаса».
Наследие Багрицкою принадлежит настоящему и будущему, его стихи и поэмы занимают заслуженное место в арсенале советской поэзии.
И. Гринберг