Стихотворения из сб. `Эллинские поэты`

Ввысь на Олимп

Я возношусь

На быстролетных крыльях.

Нужен Эрот:

Мне на любовь

Юность ответить не хочет.

Но, увидав,

Что у меня

Вся борода поседела,

Сразу Эрот

Прочь отлетел

На золотистых крыльях.

Дрался, как лев, в кулачном бою.

Можно теперь мне передохнуть

Я благодарен сердцем за то,

Что от Эрота смог убежать,

Спасся Дионис ныне от пут

Тяжких, что Афродита плела.

Пусть принесут в кувшинах вина,

Влаги бурлящей пусть принесут…

…бросился вновь со скалы Левкадской

И безвольно ношусь в волнах седых, пьяный от жаркой страсти.[7]

Во тьме

Над скалой ношусь подводной.

Дай воды, вина дай, мальчик,

Нам подай венков душистых,

Поскорей беги — охота

Побороться мне с Эротом.

Как кузнец молотом, вновь Эрот по мне ударил,

А потом бросил меня он в ледяную воду.

Бред внушать нам, смятеньем мучить

Для Эрота — что в бабки играть.

Люблю опять и не люблю,

И без ума, и в разуме.

Говорят, в любви хороша справедливость.

Пусть против воли твоей, а все ж я останусь с тобою.

Кобылица молодая, бег стремя неукротимый,

На меня зачем косишься? Или мнишь: я — не ездок?

Подожди, пора настанет, удила я вмиг накину,

И, узде моей послушна, ты мне мету обогнешь.

А пока в лугах, на воле ты резвишься и играешь:

Знать, еще ты не напала на лихого ездока![8]

Пирожком я позавтракал, отломивши кусочек,

Выпил кружку вина — и вот за пектиду берусь я,[9]

Чтобы нежные песни петь нежной девушке милой.

Бросил шар свой пурпуровый

Златовласый Эрот в меня

И зовет позабавиться

С девой пестрообутой.

Но, смеяся презрительно

Над седой головой моей,

Лесбиянка прекрасная

На другого глазеет.

С болью думаю о том я,

Что краса и гордость женщин

Все одно лишь повторяет

И клянет свою судьбу:

«Мать, всего бы лучше было,

Если б ты со скал прибрежных,

Горемычную, столкнула

В волны синие меня!»

[…иль чуждаешься]

Незнакомца ты сердцем своим?

Всех вокруг дев ты прекраснее.

В доме своем лелеет тебя

Размышлением крепкая мать,

На лугу вволю пасешься ты,

Там, где Киприда в нежной траве

Гиацинты взрастив, лошадей

Под ярмо шлет, всем желанное.

Если бы ты, вспугнув горожан,

Средь шумливой промчалась толпы,

Всколебав разом сердца их вдруг,

Как Гермотима, всех до себя…[10]

С ланью грудною, извилисторогою, мать потерявшею

В темном лесу, боязливо дрожащая девушка схожа.

Мила ты к гостям; дай же и мне, жаждущему, напиться.[11]

Я потускнела вся, стала как плод перезрелый,

Виною — безумье твое.[12]

Что же ты мчишься,

С душой, как сиринга,[13] полой,

Груди свои миррой намазав?

На берег я из реки выхожу, блеском сияя светлым.[14]

Сбросила хитон, как у дорийцев…[15]

Бегу я от нее, как будто я кукушка.

Заботишься одна о слишком многих ты.

Сплетясь бедром к бедру.

Не мою деву нежную…

Мальчик с видом девическим,

Просьб моих ты не слушаешь

И не знаешь, что душу ты

На вожжах мою держишь.

…Тех кудрей, что так чудесно

Оттеняли нежный стан.

Но теперь — совсем ты лысый,

А венец кудрей роскошный

Брошен мерзкими руками

И валяется в пыли.

Грубо срезан он железом

Беспощадным, я ж страдаю

От тоски. Что будем делать?

Фракия ушла от нас![16]

Гривою тряся фракийской…

Ты остриг красу безупречную нежных волос…

Клеобула, Клеобула я люблю,

К Клеобулу я как бешеный лечу,

Клеобула я глазами проглочу.

Пифомандр меня снова сразил

Любовью, хоть я от Эрота спасался.

В двадцать струн на магадисе,[17]

Левкаспид, пою твоей юности цвет.

Кто это, к юношам

Милым взор обратив, всем существом флейт полузвук ловит?[18]

О ты, трижды вспаханный, Смердис!..

Я б хотел сойтись с тобою: ты имеешь нрав приятный…

Ты же был ко мне непреклонен.

Ибо мальчики за речи полюбить меня могли бы:

Я приятно петь умею, говорить могу приятно.

…но стройность бедер

Покажи своих, о друг мой!

И спальня — не женился он, а замуж вышел в спальне той.

Варварскую речь смягчи ты, Зевс, его.