Стихотворения. Проза

Пусть искатель гордой славы

Жертвует покоем ей!

Пусть летит он в бой кровавый[3]

4 За толпой богатырей!

Но надменными венцами

Не прельщен певец лесов:

Я счастлив и без венцов,

8 С лирой, с верными друзьями.

Пусть богатства страсть терзает

Алчущих рабов своих!

Пусть их златом осыпает,

12 Пусть они из стран чужих

С нагруженными судами

Волны ярые дробят:

Я без золота богат

16 С лирой, с верными друзьями.

Пусть веселий рой шумящий

За собой толпы влечет!

Пусть на их алтарь блестящий

20 Каждый жертву понесет!

Не стремлюсь за их толпами —

Я без шумных их страстей

Весел участью своей

24 С лирой, с верными друзьями.

О Феб! тебя ль дерзнем обманчивым назвать?

Не твой ли быстрый взор умеет проникать

До глубины сердец, где возникают мщенья

4 И злобы бурные, но тайные волненья?

По смерти Цезаря ты с Римом скорбь делил,

Кровавым облаком чело твое покрыл;

Ты отвратил от нас разгневанные очи,

8 И мир, преступный мир, страшился вечной ночи.

Но все грозило нам — и рев морских валов,

И вранов томный клик, и лай ужасный псов.

Колькраты зрели мы, как Этны горн кремнистой

12 Расплавленны скалы вращал рекой огнистой

И пламя клубами на поле изрыгал.

Германец трепетный на небеса взирал;

Со треском облака сражались с облаками,

16 И Альпы двигались под вечными снегами.

Священный лес стенал; во мгле густой ночей

Скитался бледный сонм мелькающих теней.

Медь потом залилась (чудесный знак печали!),

20 На мраморах[5] богов мы слезы примечали.

Земля отверзлася, Тибр устремился вспять,

И звери, к ужасу, могли слова вещать;

Разлитый Эридан[6] кипящими волнами

24 Увлек дремучий лес и пастырей с стадами;

Во внутренности жертв священный взор жрецов

Читал лишь бедствия и грозный гнев богов;

В кровавые струи потоки обращались;

28 Волки, ревущие средь стогн,[7] во мгле скитались;

Мы зрели в ясный день и молнию, и гром,

И страшную звезду с пылающим хвостом.

И так вторицею орлы дрались с орлами.

32 В полях Филипповых под теми ж знаменами

Родные меж собой сражались вновь полки,

И в битве падал брат от братниной руки.

Двукраты рок велел, чтоб римские дружины

36 Питали кровию фракийские долины.[8]

Быть может, некогда в обширных сих полях,

Где наших воинов лежит бездушный прах,

Спокойный селянин тяжелой бороною

40 Ударит в шлем пустой — и трепетной рукою

Поднимет ржавый щит, затупленный булат, —

И кости под его стопами загремят.

Друзья! настал и новый год!

Забудьте старые печали,

И скорби дни, и дни забот,

4 И все, чем радость убивали;

Но не забудьте ясных дней,

Забав, веселий легкокрылых,

Златых часов, для сердца милых,

8 И старых, искренних друзей.

Живите новым в новый год,

Покиньте старые мечтанья

И все, что счастья не дает,

12 А лишь одни родит желанья!

По-прежнему в год новый сей

Любите муз и песен сладость,

Любите шутки, игры, радость

16 И старых, искренних друзей.

Друзья! встречайте новый год

В кругу родных, среди свободы:

Пусть он для вас, друзья, течет,

20 Как детства счастливые годы.

Но средь Петропольских затей

Не забывайте звуков лирных,

Занятий сладостных и мирных,

24 И старых, искренних друзей.

В бесценный час уединенья,

Когда пустынною тропой

С живым восторгом упоенья

Ты бродишь с милою мечтой

5 В тени дубравы молчаливой, —

Видал ли ты, как ветр игривой

Младую веточку сорвет?

Родной кустарник оставляя,

Она виется, упадая

10 На зеркало ручейных вод,

И, новый житель влаги чистой,

С потоком плыть принуждена,

То над струею серебристой

Спокойно носится она,

15 То вдруг пред взором исчезает

И кроется на дне ручья;

Плывет — все новое встречает,

Все незнакомые края:

Усеян нежными цветами

20 Здесь улыбающийся брег,

А там пустыни, вечный снег

Иль горы с грозными скалами.

Так далей веточка плывет

И путь неверный свой свершает,

25 Пока она не утопает

В пучине беспредельных вод.

Вот наша жизнь! — так к верной цеди

Необоримою волной

Поток нас всех от колыбели

30 Влечет до двери гробовой.

Шуми, Осетр! Твой брег украшен

Делами славной старины;

Ты роешь камни мшистых башен

И древней твердыя стены,

5 Обросшей давнею травою.

Но кто над светлою рекою

Разбросил груды кирпичей,

Остатки древних укреплений,

Развалины минувших дней?

10 Иль для грядущих поколений

Как памятник стоят оне

Воинских, громких приключений?

Так, — брань пылала в сей стране;

Но бранных нет уже: могила

15 Могучих с слабыми сравнила.

На поле битв — глубокий сон.

Прошло победы ликованье,

Умолкнул побежденных стон;

Одно лишь темное преданье

20 Вещает о делах веков

И веет вкруг немых гробов.

Взгляни, как повое светило,

Грозя пылающим хвостом,

Поля рязански озарило

25 Зловещим пурпурным лучом.

Небесный свод от метеора

Багровым заревом горит.

Толпа средь княжеского двора

Растет, теснится и шумит;

30 Младые старцев окружают

И жадно ловят их слова:

Несется разная молва.

Из них иные предвещают

Войну кровавую иль глад;

35 Другие даже говорят,

Что скоро, к ужасу вселенной,

Раздастся звук трубы священной

И с пламенным мечом в руках

Промчится ангел истребленья.

40 На лицах суеверный страх,

И с хладным трепетом смятенья

Власы поднялись на челах.

Средь терема, в покое темном,

Под сводом мрачным и огромным,

Где тускло, меж столбов, мелькал

Светильник бледный, одинокий,

5 И слабым светом озарял

И лики стен, и свод высокий

С изображеньями святых, —

Князь Федор, окружен толпою

Бояр и братьев молодых.

10 Но нет веселия меж них:

В борьбе с тревогою немою,

Глубокой думою томясь,

На длань склонился юный князь,

И на челе его прекрасном

15 Блуждали мысли, как весной

Блуждают тучи в небе ясном.

За часом длился час, другой;

Князья, бояре все молчали —

Лишь чаши звонкие стучали

20 И в них шипел кипящий мед.

Но мед, сердец славянских радость,

Душа пиров и враг забот,

Для князя потерял всю сладость,

И Федор без отрады пьет.

25 В нем сердце к радости остыло:

. . . . . . . . . . . . . . . . .

Ты улетел, восторг счастливый,

И вы, прелестные мечты,

Весенней жизни красоты,

Ах! вы увяли, как средь нивы

30 На миг блеснувшие цветы!

Зачем, зачем тоске унылой

Младое сердце он отдал?

Давно ли он с супругой милой

Одну лишь радость в жизни знал?

35 Бывало, братья удалые

Сбирались шумною толпой:

Меж них младая Евпраксия

Была веселости душой,

И час вечернего досуга

40 В беседе дружеского круга,

Как чистый, быстрый миг, летел.

Ужасна ночь, а я одна

Здесь на вершине одинокой.

Вокруг меня стихий война.

В ущелиях горы высокой

5 Я слышу ветров свист глухой.

Здесь по скалам с горы крутой

Стремится вниз поток ревучий,

Ужасно над моей главой

Гремит Перун, несутся тучи.

10 Куда бежать? где милый мой?

Увы, под бурею ночною

Я без убежища, одна!

Блесни на высоте, луна,

Восстань, явися над горою!

15 Быть может, благодатный свет

Меня к Сальгару приведет.

Он, верно, ловлей изнуренный,

Своими псами окруженный,

В дубраве иль в степи глухой,

20 Сложивши с плеч свой лук могучий,

С опущенною тетивой,

И, презирая гром и тучи,

Ему знакомый бури вой,

Лежит на мураве сырой.

25 Иль ждет он на горе пустынной,

Доколе не наступит день

И не рассеет ночи длинной.

Ужасней гром; ужасней тень;

Сильнее ветров завыванье;

30 Сильнее волн седых плесканье!

И гласа не слыхать!

О верный друг! Сальгар мой милый,

Где ты? ах, долго ль мне унылой

Среди пустыни сей страдать?

35 Вот дуб, поток, о брег дробимый,

Где ты клялся до ночи быть!

И для тебя мой кров родимый

И брат любезный мной забыт.

Семейства наши знают мщенье,

40 Они враги между собой:

Мы не враги, Сальгар, с тобой.

Умолкни, ветр, хоть на мгновенье!

Остановись, поток седой!

Быть может, что любовник мой

45 Услышит голос, им любимый!

Сальгар! здесь Кольма ждет;

Здесь дуб, поток, о брег дробимый;

Здесь все: лишь милого здесь нет.

Не плод высоких вдохновений

Певец и друг тебе приносит в дар;

Не Пиэрид небесный жар,

Не пламенный восторг, не гений

5 Моей душою обладал:

Нестройной песнею моя звучала лира,

И я в безумье променял

Улыбку муз на смех сатира.

Но ты простишь мне грех безвинный мой;

10 Ты сам, прекрасного искатель,

Искусств счастливый обожатель,

Нередко для проказ забыв восторг живой,

Кидая кисть — орудье дарованья,

Пред музами грешил наедине

15 И смелым углем на стене

Чертил фантазии игривые созданья.

Воображенье без оков,

Оно, как бабочка, игриво:

То любит над блестящей нивой

20 Порхать в кругу земных цветов,

То к радуге, к цветам небесным мчится.

Не думай, чтоб во мне погас

К высоким песням жар! Нет, он в душе таится,

Его пробудит вновь поэта мощный глас,

25 И смелый ученик Байрона,[15]

Я устремлюсь на крылиях мечты

К волшебной стороне,[16] где лебедь Альбиона[17]

Срывал забытые цветы.

Пусть это сон! меня он утешает,

30 И я не буду унывать,

Пока судьба мне позволяет

Восторг с друзьями разделять.

О друг! мы разными стезями

Пройдем определенный путь:

35 Ты избрал поприще, покрытое трудами,

Я захотел зараней отдохнуть;

Под мирной сению оливы

Я избрал свой приют;[18] но жребий мой счастливый

Не должен славою мелькнуть:

40 У скромной тишины на лоне

Прокрадется безвестно жизнь моя,

Как тихая вода пустынного ручья.

Ты бодрый дух обрек Беллоне,[19]

И, доблесть сильных возлюбя,

45 Обрек свой меч кумиру громкой славы. —

Иди! — Но стана шум, воинския забавы,

Все будет чуждо для тебя,

Как сна нежданные виденья,

Как мира нового явленья.

50 Быть может, на брегу Днепра,

Когда в тени подвижного шатра

Твои товарищи, драгуны удалые,

Кипя отвагой боевой,

Сберутся вкруг тебя шумящею толпой,

55 И громко зазвучат бокалы круговые, —

Жалея мыслию о прежней тишине,

Ты вспомнишь о друзьях, ты вспомнишь обо мое;

Чуждаясь новых сих веселий,

О списке вспомнишь ты моем,

60 Иль взор нечаянно остановив на нем,

Промолвишь про себя: мы некогда умели

Шалить с пристойностью, проказничать с умом.

К тебе, о чистый дух, источник вдохновенья,

На крылиях любви несется мысль моя:

Она затеряна в юдоли заточенья,

4 И все зовет ее в небесные края.

Но ты облек себя в завесу тайны вечной:

Напрасно силится мой дух к тебе парить.

Тебя читаю я во глубине сердечной,

8 И мне осталося надеяться, любить.

Греми надеждою, греми любовью, лира!

В преддверьи вечности греми его хвалой!

11 И если б рухнул мир, затмился свет эфира

И хаос задавил природу пустотой, —

Греми! Пусть сетуют среди развалин мира

14 Любовь с надеждою и верою святой!

Спокойно дни мои цвели в долине жизни;

Меня лелеяли веселие с мечтой;

Мне мир фантазии был ясный край отчизны,

4 Он привлекал меня знакомой красотой.

Но рано пламень чувств, душевные порывы

Волшебной силою разрушили меня:

Я жизни сладостной теряю луч счастливый,

8 Лишь вспоминание от прежнего храня.

О муза! я познал твое очарованье!

Я видел молний блеск, свирепость ярых волн;

11 Я слышал треск громов и бурей завыванье:

Но что сравнить с певцом, когда он страсти полн?

Прости! питомец твой тобою погибает,

14 И, погибающий, тебя благословляет.

К тебе стремился я, страна очарований![24]

Ты в блеске снилась мне, и ясный образ твой,

В волшебные часы мечтаний,

На крыльях радужных летал передо мной.

5 Ты обещала мне отдать восторг целебной,

Насытить жадный дух добычею веков, —

И стройный хор твоих певцов,

Гремя гармонией волшебной,

Мне издали манил с полуденных брегов.

10 Здесь думал я поднять таинственный покров

С чела таинственной природы,

Узнать вблизи сокрытые черты

И в океане красоты

Забыть обман любви, забыть обман свободы.

15 Сын севера! Взгляни на волны:

Их вражий покрыли корабли,

Но час пройдет — и наши чолны

Им смерть навстречу понесли!

Они еще сокрыты за скалою,

20 Но скоро вылетят на произвол валов.

Сын севера! готовься к бою.

Я умереть всегда готов.

Да! Смерть сладка, когда цвет жизни

Приносишь в дань своей отчизне.

25 Я сам не раз ее встречал

Средь нашей доблестной дружины,

И зыбкости морской пучины

Надежду, жизнь и все вверял.

Я помню славный берег Хио[25] —

30 Он в памяти и у врагов.

Средь верной пристани ночуя,

Спокойные магометане

Не думали о шуме браней.

Покой лелеял их беспечность.

35 Но мы, мы греки, не боимся

Тревожить сон своих врагов:

Летим на десяти ладьях;

Взвилися молньи роковые,

И вмиг зажглись валы морские.

40 Громады кораблей взлетели, —

И все затихло в бездне вод.

Что ж озарил луч ясный утра? —

Лишь опустелый океан,

Где изредка обломок судна

45 К зеленым несся берегам

Иль труп холодный, и с чалмою

Качался тихо над волною.

Валы Архипелага[26]

Кипят под злой ватагой;

50 Друзья! на кораблях

Вдали чалмы мелькают,

И месяцы сверкают

На белых парусах.

Плывут рабы султана,

55 Но заповедь Корана

Им не залог побед.

Пусть их несет отвага!

Сыны Архипелага

Им смерть пошлют вослед.

60 Орел! Какой Перун враждебной

Полет твой смелый прекратил?[27]

Чей голос силою волшебной

Тебя созвал во тьму могил?

О Эвр![28] вей вестию печальной!

65 Реви уныло, бурный вал!

Пусть Альбиона берег дальной,

Трепеща, слышит, что он пал.

Стекайтесь, племена Эллады,

Сыны свободы и побед!

70 Пусть вместо лавров и награды

Над гробом грянет наш обет:

Сражаться с пламенной душою

За счастье Греции, за месть,

И в жертву падшему герою

75 Луну поблекшую[29] принесть!

Под небом Аттики богатой

Цвела счастливая семья.

Как мой отец, простой оратай,

За плугом пел свободу я.

5 Но турок злые ополченья

На наши хлынули владенья...

Погибла мать, отец убит,

Со мной спаслась сестра младая,

Я с нею скрылся, повторяя:

10 За все мой меч вам отомстит.

Не лил я слез в жестоком горе,

Но грудь стеснило и свело;

Наш легкий чолн помчал нас в море,

Пылало бедное село,

15 И дым столбом чернел над валом.

Сестра рыдала, — покрывалом

Печальный взор полузакрыт;

Но, слыша тихое моленье,

Я припевал ей в утешенье:

20 За все мой меч вам отомстит.

Плывем и при луне сребристой

Мы видим крепость над скалой.

Вверху, как тень, на башне мшистой

Шагал турецкой часовой;

25 Чалма склонилася к пищали —

Внезапно волны засверкали,

И вот — в руках моих лежит

Без жизни дева молодая.

Я обнял тело, повторяя:

30 За все мой меч вам отомстит.

Восток румянился зарею,

Пристала к берегу ладья,

И над шумящею волною

Сестре могилу вырыл я.

35 Не мрамор с надписью унылой

Скрывает тело девы милой, —

Нет, под скалою труп зарыт;

Но на скале сей неизменной

Я начертал обет священной:

40 За все мой меч вам отомстит.

С тех пор меня магометане

Узнали в стычке боевой,

С тех пор, как часто в шуме браней

Обет я повторяю свой!

45 Отчизны гибель, смерть прекрасной,

Все, все припомню в час ужасной;

И всякий раз, как меч блестит

И падает глава с чалмою,

Я говорю с улыбкой злою:

50 За все мой меч вам отомстит.

На небе все цветы прекрасны,

Все мило светят над землей,

Все дышат горней красотой.

4 Люблю я цвет лазури ясный:

Он часто томностью пленял

Мои задумчивые вежды

И в сердце робкое вливал

8 Отрадный луч благой надежды;

Люблю, люблю я цвет лупы,

Когда она в полях эфира

С дарами сладостного мира

12 Плывет как ангел тишины;

Люблю цвет радуги прозрачной, —

Но из цветов любимый мой

Есть цвет денницы молодой:

16 В сем цвете, как в одежде брачной,

Сияет утром небосклон;

Он цвет невинности счастливой,

Он чист, как девы взор стыдливой,

20 И ясен, как младенца сон.

Когда и страх и рой веселий —

Все было чуждо для тебя

В пределах тесной колыбели;

24 Посланник неба, возлюбя

Младенца милую беспечность,

Тебя лелеял в тишине;

Ты почивала, но во сне,

28 Душой разгадывая вечность,[32]

Встречала ясную мечту

Улыбкой милою, прелестной...

Что сорвало улыбку ту,

32 Что зрела ты — мне неизвестно;

Но твой хранитель — гость небесной

Взмахнул таинственным крылом, —

И тень ночная пробежала,

36 На небосклоне заиграла

Денница пурпурным огнем,

И луч румяного рассвета

Твои ланиты озарил.

40 С тех пор он вдвое стал мне мил,

Сей луч румяного рассвета.

Храни его... не даром он

На девственных щеках возжен;

44 Не отблеск красоты напрасной,

Нет! он печать минуты ясной,

Залог он тайный, неземной.

На небе все цветы прекрасны,

48 Все дышат горней красотой;

Но меж цветов есть цвет святой

То цвет денницы молодой.

В вечерний час уединенья,

Когда, свободный от трудов,

Ты сердцем жаждешь вдохновенья,

4 Гармоньи сладостной стихов,

Читай, мечтай — пусть пред тобою

Завеса времени падет,

И ясной длинной чередою

8 Промчится ряд минувших лет!

Взгляни! — уже могучий гений

Расторгнул хладный мрак могил;

Уже, собрав героев тени,

12 Тебя их сонмом окружил —

Узнай печать небесной силы

На побледневших их челах.

Ее не сгладил прах могилы,

16 И тот же пламень в их очах...

Но ты во храме. Вкруг гробницы,[34]

Где милое дитя лежит,

Поют печальные девицы —

20 И к небу стройный плач летит:

«Зачем она, как майский цвет,

На миг блеснувший красотою,

Оставила так рано свет

24 И радость унесла с собою!»

Ты слушаешь — и слезы пали

На лист с пылающих ланит,

И чувство тихое печали

28 Невольно сердце шевелит. —

Блажен, блажен, кто в полдень жизни

И на закате ясных лет,

Как в недрах радостной отчизны,

32 Еще в фантазии живет.

Кому небесное — родное,

Кто сочетает с сединой

Воображенье молодое

36 И разум с пламенной душой.

В волшебной чаше наслажденья

Он дна пустого не найдет

И вскликнет, в чувствах упоенья:

40 «Прекрасному пределов нет!»

Я молод, друг мой, в цвете лет,

Но я изведал жизни море,

И для меня уж тайны нет

4 Ни в пылкой радости, ни в горе.

Я долго тешился мечтой,

Звездам небесным слепо верил,

И океан безбрежный мерил

8 Своею утлою ладьей.

С надменной радостью, бывало,

Глядел я, как мой смелый чолн

Печатал след свой в бездне волн.

12 Меня пучина не пугала:

«Чего страшиться? — думал я, —

Бывало ль зеркало так ясно

Как зыбь морей?» — Так думал я,

16 И гордо плыл, забыв края.

И что ж скрывалось под волною?

О камень грянул я ладьею,

И вдребезги моя ладья!

20 Обманут небом и мечтою,

Я проклял жребий и мечты...

Но издали манил мне ты,

Как брег призывный улыбался,

24 Тебя с восторгом я обнял,

Поверил снова наслажденьям,

И с хладной жизнью сочетал

Души горячей сновиденья.

Тебе знаком ли сын богов,

Любимец муз и вдохновенья?

Узнал ли б меж земных сынов

4 Ты речь его, его движенья? —

Не вспыльчив он, и строгий ум

Не блещет в шумном разговоре,

Но ясный луч высоких дум

8 Невольно светит в ясном взоре.

Пусть вкруг него, в чаду утех,

Бунтует ветреная младость, —

Безумный крик, холодный смех

12 И необузданная радость:

Все чуждо, дико для него,

На все безмолвно он взирает,

Лишь что-то редко с уст его

16 Улыбку беглую срывает.

Его богиня — простота,

И тихий гений размышленья

Ему поставил от рожденья

20 Печать молчанья на уста.

Его мечты, его желанья,

Его боязни, ожиданья —

Все тайна в нем, все в нем молчит:

24 В душе заботливо хранит

Он неразгаданные чувства.

Когда ж внезапно что-нибудь

Взволнует огненную грудь, —

28 Душа, без страха, без искусства.

Готова вылиться в речах

И блещет в пламенных очах.

И снова тих он, и стыдливый

32 К земле он опускает взор,

Как будто б слышал он укор

За невозвратные порывы.

О, если встретишь ты его

36 С раздумьем на челе суровом, —

Пройди без шума близ него,

Не нарушай холодным словом

Его священных, тихих снов!

40 Взгляни с слезой благоговенья

И молви: это сын богов,

Питомец муз и вдохновенья!

«Валяй, ямщик, да говори,

Далеко ль Новград?» — «Недалеко,

Версты четыре или три.

Вот видишь что-то там высоко,

5 Как черный лес издалека...»

«Ну, вижу; это облака».

«Нет! Это Новградские кровли».

Ты ль предо мной, о древний град

Довольства, славы и торговли![38]

10 Как живо сердцу говорят

Холмы рассеянных обломков!

Не смолкли в них твои дела,

И слава предков перешла

В уста правдивые потомков.

15 «Ну, тройка, духом донесла!»

«Потише. Где собор Софийской?»

«Собор отсюда, барин, близко.

Вот улица, да влево две,

А там найдешь хоть сам собою,

20 И крест на голубой главе

Уж будет прямо пред тобою».

Везде былого свежий след.

Века прошли... но их полет

Промчался здесь, не разрушая.

25 «Ямщик! Где площадь вечевая?»

«Прозванья этого здесь нет...»

«Как нет?» — «А площадь недалеко:

За этой улицей широкой...

Вот площадь. Видишь шесть столбов;

30 По сказкам наших стариков,

На сих столбах висел когда-то

Огромный колокол, но он

Давно отсюда увезен».

«Где Волхов?» — «Он перед тобой

35 Течет под этою горой...»

Все так же он волною шумной,

Играя, весело бежит.

Он о минувшем не грустит.

Так все здесь близко, как и прежде.

40 Теперь ты сам ответствуй мне,

О Новград! в вековой одежде

Ты предо мной, как в седине,

Бессмертных витязей ровесник.

Твой прах гласит, как бдящий вестник,

45 О непробудной старине.

Ответствуй, город величавый:

Где времена цветущей славы,

Когда твой голос, бич князей[39]

Звучит здесь медью в бурном вече,

50 К суду или к кровавой сече

Сзывал послушных сыновей;

Когда твой меч, гроза соседа,

Карал Ливонию и шведа,[40]

И эта гордая волна

55 Носила дань войны жестокой?

Скажи, где эти времена? —

Они далеко, ах, далеко!

Души невидимый хранитель!

Услышь моление мое:

Благослови мою обитель

4 И стражем стань у врат ее,

Да через мой порог смиренный

Не прешагнет, как тать ночной,

Ни обольститель ухищренный,

8 Ни лень с убитою душой,

Ни зависть с глазом ядовитым,

Ни ложный друг с коварством скрытым.

Всегда надежною броней

12 Пусть будет грудь моя одета,

Да не сразит меня стрелой

Измена мстительного света.

Не отдавай души моей

16 На жертву суетным желаньям,

Но воспитай спокойно в ней

Огонь возвышенных страстей.

Уста мои сомкни молчаньем,

20 Все чувства тайной осени;

Да взор холодный их не встретит,

И луч тщеславья не просветит

На незамеченные дни.

24 Но в душу влей покоя сладость,

Посей надежды семена

И отжени от сердца радость:

Она — неверная жена.

Сначала жизнь пленяет нас:

В ней все тепло, все сердце греет

И, как заманчивым рассказ,

Наш ум причудливый лелеет.

5 Кой-что страшит издалека, —

Но в этом страхе наслажденье:

Он веселит воображенье,

Как о волшебном приключенье

Ночная повесть старика.

10 Но кончится обман игривой!

Мы привыкаем к чудесам.

Потом — на все глядим лениво,

Потом — и жизнь постыла нам:

Ее загадка и завязка

15 Уже длинна, стара, скучна,

Как пересказанная сказка

Усталому пред часом сна.

Оставь, о друг мой, ропот твой,

Смири преступные волненья:

Не ищет вчуже утешенья

Душа, богатая собой.

5 Не верь, чтоб люди разгоняли

Сердец возвышенных печали.

Скупая дружба их дарит

Пустые ласки, а не счастье;

Гордись, что ими ты забыт, —

10 Их равнодушное бесстрастье

Тебе да будет похвалой.

Заре не улыбался камень;

Так и сердец небесный пламень

Толпе бездушной и пустой

15 Всегда был тайной непонятной.

Встречай ее с душой булатной

И не страшись от слабых рук

Ни сильных ран, ни тяжких мук.

О, если б мог ты быстрым взором

20 Мой новый жребий пробежать,

Ты перестал бы искушать

Судьбу неправедным укором.

Когда б ты видел этот мир,

Где взор и вкус разочарован,

25 Где чувство стынет, ум окован

И где тщеславие — кумир;

Когда б в пустыне многолюдной

Ты не нашел души одной, —

Поверь, ты б навсегда, друг мой,

30 Забыл свой ропот безрассудной.

Как часто в пламени речей,

Носяся мыслью средь друзей,

Мечте обманчивой, послушной,

Давал я руку простодушно —

35 Никто не жал руки моей.

Здесь лаской жаркого привета

Душа младая не согрета,

Не нахожу я здесь в очах

Огня, возженного в них чувством,

40 И слово, сжатое искусством.

Невольно мрет в моих устах.

О, если бы могли моленья

Достигнуть до небес скупых,

Не новой чаши наслажденья,

45 Я б прежних дней просил у них:

Отдайте мне друзей моих;

Отдайте пламень их объятий,

Их тихий, но горячий взор,

Язык безмолвных рукожатий

50 И вдохновенный разговор.

Отдайте сладостные звуки:

Они мне счастия поруки, —

Так тихо веяли они

Огнем любви в душе невежды

55 И светлой радугой надежды

Мои расписывали дни.

Но нет! не все мне изменило:

Еще один мне верен друг,

Один он для души унылой

60 Друзей здесь заменяет круг.

Его беседы и уроки

Ловлю вниманьем жадным я:

Они и ясны и глубоки,

Как будто волны бытия;

65 В его фантазии богатой

Я полной жизнию ожил

И ранний опыт не купил

Восторгов раннею утратой.

Он сам не жертвует страстям,

70 Он сам не верит их мечтам;

Но, как создания свидетель,

Он развернул всей жизни ткань.

Ему порок и добродетель

Равно несут покорно дань,

75 Как гордому владыке мира:

Мой друг, узнал ли ты Шекспира?

Вот глас последнего страданья!

Внимайте: воля мертвеца

Страшна, как голос прорицанья.

Внимайте: чтоб сего кольца

5 С руки холодной не снимали; —

Пусть с ним умрут мои печали

И будут с ним схоронены

Друзьям — привет и утешенье!

Восторгов лучшие мгновенья

10 Мной были им посвящены.

Внимай и ты, моя богиня!

Теперь души твоей святыня

Мне и доступней и ясней —

Во мне умолкнул глас страной,

15 Любви волшебство позабыт,

Исчезла радужная мгла,

И то, что раем ты звала,

Передо мной теперь открыто.

Приближься! вот могилы ширь,

20 И все позволено теперь —

Я не боюсь суждений света.

Теперь могу тебя обнять

Теперь могу тебя лобзать.

Как с первой радостью привета

25 В раю лик ангелов святых

Устами чистыми лобзали,

Когда бы мы в восторге их

За гробом сумрачным встречали...

Но эту речь ты позабудь —

30 В ней тайный ропот исступленья:

Зачем холодные сомненья

Я вылил в пламенную грудь?

К тебе одно, одно моленье! —

Не забывай... прочь уверенья!

35 Клянись... Ты веришь, милый друг,

Что за могильным сим пределом

Душа моя простится с телом

И будет жить, как вечный дух,

Без образов, без тьмы и света,

40 Одним нетлением одета.

Сей дух, как вечно бдящий взор,

Твой будет спутник неотступной,

И если памятью преступной

Ты изменишь... Беда! с тех пор

45 Я тайно облекусь в укор;

К душе прилипну вероломной,

В ней пищу мщения найду

И будет сердцу грустно, томно,

А я, как червь, не отпаду.

Ты был отрыт в могиле пыльной,

Любви глашатай вековой,

И снова пыли ты могильной

Завещав будешь, перстень мой,

5 Но не любовь теперь тобой

Благословила пламень вечной

И над тобой, в тоске сердечной,

Святой обет произнесла;

Нет! дружба в горький час прощанья

10 Любви рыдающей дала

Тебя залогом состраданья.

О, будь мой верный талисман!

Храни меня от тяжких ран

И света, и толпы ничтожной,

15 От едкой жажды славы ложной,

От обольстительной мечты

И от душевной пустоты.

В часы холодного сомненья

Надеждой сердце оживи,

20 И если в скорбях заточенья,

Вдали от ангела любви,

Оно замыслит преступленье, —

Ты дивной силой укроти

Порывы страсти безнадежной

25 И от груди моей мятежной

Свинец безумства отврати,

Когда же а в час смерти буду

Прощаться с тем, что здесь люблю,

Тогда я друга умолю,

30 Чтоб он с моей руки холодной

Тебя, мой перстень, не снимал,

Чтоб нас и гроб не разлучал.

И просьба будет не бесплодна:

Он подтвердит обет мне свой

35 Словами клятвы роковой.

Века промчатся, и быть может,

Что кто-нибудь мой прах встревожит

И в нем тебя отроет вновь;

И снова робкая любовь

40 Тебе прошепчет суеверно

Слова мучительных страстей,

И вновь ты другом будешь ей,

Как был и мне, мой перстень верной.

В глухую степь земной дороги,

Эмблемой райской красоты,

Три розы бросили нам боги,

4 Эдема лучшие цветы.

Одна под небом Кашемира

Цветет близ светлого ручья;

Она любовница зефира

8 И вдохновенье соловья.

Ни день, ни ночь она не вянет,

И если кто цветок сорвет,

Лишь только утра луч проглянет,

12 Свежее роза расцветет.

Еще прелестнее другая:

Она, румяною зарей

На раннем небе расцветая,

16 Пленяет яркой красотой.

Свежей от этой розы веет,

И веселей ее встречать.

На миг один она алеет,

20 Но с каждым днем цветет опять.

Еще свежей от третьей веет,

Хотя она не в небесах;

Ее для жарких уст лелеет

24 Любовь на девственных щеках.

Но эта роза скоро вянет;

Она пуглива и нежна;

И тщетно утра луч проглянет:

28 Не расцветет опять она.

Три участи в мире завидны, друзья!

Счастливец, кто века судьбой управляет,

В душе неразгаданной думы тая.

4 Он сеет для жатвы, но жатв не сбирает:

Народов признанья ему не хвала,

Народов проклятья ему не упреки.

Векам завещает он замысл глубокий:

8 По смерти бессмертного зреют дела.

Завидней поэта удел на земли.

С младенческих лет он сдружился с природой,

И сердце Камены[48] от хлада спасли,

12 И ум непокорный воспитан свободой,

И луч вдохновенья зажегся в очах.

Весь мир облекает он в стройные звуки;

Стеснится ли сердце волнением муки —

16 Он выплачет горе в горючих стихах.

Но верьте, о други! счастливей стократ

Беспечный питомец забавы и лени.

Глубокие думы души не мутят,

20 Не знает он слез и огня вдохновений,

И день для него, как другой, пролетел,

И будущий снова он встретит беспечно,

И сердце увянет без муки сердечной —

24 О рок! что ты не дал мне этот удел?

«Что ты, Параша, так бледна?»

«Родная! домовой проклятый

Меня звал нынче у окна.

4 Весь в черном, как медведь лохматый,

С усами, да какой большой!

Век не видать тебе такого».

«Перекрестися, ангел мой!

8 Тебе ли видеть домового?»

«Ты не спала, Параша, ночь».

«Родная! страшно; не отходит

Проклятый бес от двери прочь;

12 Стучит задвижкой, дышит, бродит,

В сенях мне шепчет: «отопри!»

«Ну, что же ты?» — «Да я ни слова».

«Э, полно, ангел мой, не ври:

18 Тебе ли слышать домового?»

«Параша! ты не весела;

Опять всю ночь ты прострадала».

«Нет, ничего: я ночь спала».

20 «Как ночь спала! ты тосковала,

Ходила, отпирала дверь;

Ты, верно, испугалась снова?»

«Нет, нет, родимая, поверь!

24 Я не видала домового».

Известно мне: доступен гений

Для гласа искренних сердец.[51]

К тебе, возвышенный певец,

4 Взываю с жаром песнопений.

Рассей на миг восторг святой,

Раздумье творческого духа,

И снисходительного слуха

8 Младую музу удостой.

Когда пророк свободы смелый,

Тоской измученный поэт,[52]

Покинул мир осиротелый,

12 Оставя славы жаркий свет

И тень всемирныя печали,

Хвалебным громом прозвучали

Твои стихи[53] ему вослед.

16 Ты дань принес увядшей силе[54]

И славе на его могиле

Другое имя[55] завещал.

Ты тише, слаще воспевал

20 У муз похищенного Галла.[56]

Волнуясь песнею твоей,[57]

В груди восторженной моей

Душа рвалась и трепетала.

24 Но ты еще не доплатил

Каменам долга вдохновенья;

К хвалам оплаканных могил

Прибавь веселые хваленья.

28 Их ждет еще один певец:[58]

Он наш, — жилец того же света.

Давно блестит его венец;

Но славы громкого привета

32 Звучней, отрадней глас поэта.

Наставник наш, наставник твой,

Он кроется в стране мечтаний,

В своей Германии родной.

36 Досель хладеющие длани

По струнам бегают порой,

И перерывчатые звуки,

Как после горестной разлуки

40 Старинной дружбы милый глас

К знакомым думам клонят нас.

Досель в нем сердце не остыло,

И верь, он с радостью живой

44 В приюте старости унылой

Еще услышит голос твой.

И, может быть, тобой плененный,

Последним жаром вдохновенный,

48 Ответно лебедь запоет

И, к небу с песнию прощанья

Стремя торжественный полет,

В восторге дивного мечтанья

52 Тебя, о Пушкин, назовет.

Молю тебя, не мучь меня:

Твой шум, твои рукоплесканья,

Язык притворного огня,

Бессмысленные восклицанья

5 Противны, ненавистны мне.

Поверь, привычки раб холодный,

Не так, не так восторг свободный

Горит в сердечной глубине.

Когда б ты знал, что эти звуки,

10 Когда бы тайный их язык

Ты чувством пламенным проник, —

Поверь, уста твои и руки

Сковались бы, как в час святой,

Благоговейной тишиной.

15 Тогда б ты не желал блеснуть

Личиной страсти принужденной,

Но ты б в углу, уединенной,

Таил вселюбящую грудь.

Тебе бы люди были братья,

20 Ты б втайне слезы проливал

И к ним горячие объятья,

Как друг вселенной, простирал.

Блажен, кому судьба вложила

В уста высокий дар речей,

Кому она сердца людей

4 Волшебной силой покорила;

Как Прометей, похитил он

Творящий луч, небесный пламень,

И вкруг себя, как Пигмальон,

8 Одушевляет хладный камень.

Не многие сей дивный дар

В удел счастливый получают,

И редко, редко сердца жар

12 Уста послушно выражают.

Но если в душу вложена

Хоть искра страсти благородной, —

Поверь, не даром в ней она;

16 Не теплится она бесплодно;

Не с тем судьба ее зажгла,

Чтоб смерти хладная зола

Ее навеки потушила:

20 Нет! — что в душевной глубине,

Того не унесет могила:

Оно останется по мне.

Души пророчества правдивы.

24 Я знал сердечные порывы,

Я был их жертвой, я страдал

И на страданья не роптал;

Мне было в жизни утешенье,

28 Мне тайный голос обещал,

Что не напрасное мученье

До срока растерзало грудь.

Он говорил: «Когда-нибудь

32 Созреет плод сей муки тайной

И слово сильное случайно

Из груди вырвется твоей.

Уронишь ты его не даром;

36 Оно чужую грудь зажжет,

В нее как искра упадет,

А в ней пробудится пожаром».

О жизнь, коварная сирена,

Как сильно ты к себе влечешь!

Ты из цветов блестящих вьешь

4 Оковы гибельного плена.

Ты кубок счастья подаешь,

Ты песни радости поешь;

Но в кубке счастья — лишь измена,

8 И в песнях радости — все ложь.

Не мучь напрасным искушеньем

Груди истерзанной моей

И не лови моих очей

12 Каким-то светлым привиденьем.

Тебе мои скупые длани

Не принесут покорной дани,

И не тебе я обречен.

16 Твоей пленительной изменой

Ты можешь в сердце поселить

Минутный огнь, раздор мгновенный,

Ланиты бледностью покрыть,

20 Отнять покой, беспечность, радость

И осенить печалью младость;

Но не отымешь ты, поверь,

Любви, надежды, вдохновений!

24 Нет! их спасет мой добрый гений,

И не мои они теперь.

Я посвящаю их отныне

Навек поэзии святой

28 И с страшной клятвой и мольбой

Кладу на жертвенник богине.

Пять звезд увенчали чело вдохновенной:

Поэзии дивной звезда,

Звезда благодатная милой надежды,

4 Звезда беззакатной любви,

Звезда лучезарная искренней дружбы,

Что пятая будет звезда?

Да будет она, благотворные боги,

8 Душевного счастья звездой.

Так снова год, как тень, мелькнул,

Сокрылся в сумрачную вечность

И быстрым бегом упрекнул

4 Мою ленивую беспечность.

О, если б он меня спросил:

«Где плод горячих обещаний?

Чем ты меня остановил?»

8 Я не нашел бы оправданий

В мечтах рассеянных моих.

Мне нечем заглушить упрека!

Но слушай ты, беглец жестокой!

12 Клянусь тебе в прощальный миг:

Ты не умчался без возврату;

Я за тобою полечу

И наступающему брату

16 Весь тяжкий долг свой доплачу.

На легких крылышках

Летают ласточки;

Но легче крылышки

У жизни ветреной.

5 Не знает в юности

Она усталости

И радость резвую

Берет доверчиво

К себе на крылия.

10 Летит, любуется

Прекрасной ношею...

Но скоро тягостна

Ей гостья милая,

Устали крылышки,

15 И радость резвую

Она стряхает с них.

Печаль ей кажется

Не столь тяжелою,

И, прихотливая,

20 Печаль туманную

Берет на крылия

И вдаль пускается

С подругой новою.

Но крылья легкие

25 Все боле, более

Под ношей клонятся,

И вскоре падает

С них гостья новая,

И жизнь усталая

30 Одна, без бремени,

Летит свободнее;

Лишь только в крылиях

Едва заметные

От ношей брошенных

35 Следы осталися —

И отпечатались

На легких перышках

Два цвета бледные:

Немного светлого

40 От резвой радости,

Немного темного

От гостьи сумрачной.

Италия, отчизна вдохновенья!

Придет мой час, когда удастся мне

Любить тебя с восторгом наслажденья,

4 Как я любил твой образ в светлом сне.

Без горя я с мечтами распрощаюсь,

И наяву, в кругу твоих чудес,

Под яхонтом сверкающих небес,

8 Младой душой по воле разыграюсь.

Там радостно я буду петь зарю

И поздравлять варя светил с восходом,

Там гордо я душою воспарю

12 Под пламенным необозримым сводом.

Как весело в нем утро золотое

И сладостна серебряная ночь!

О мир сует! тогда от мыслей прочь!

16 В объятьях нег и в творческом покое

Я буду жить в минувшем средь певцов,

Я вызову их тени из гробов!

Тогда, о Тасс![66] твой мирный соя нарушу,

20 И твой восторг, полуденный твой жар

Прольет и жизнь и песней сладких дар

В холодный ум и в северную душу,

Волшебница! Как сладко пела ты

Про дивную страну очарованья,

Про жаркую отчизну красоты!

4 Как я любил твои воспоминанья,

Как жадно я внимал словам твоим

И как мечтал о крае неизвестном!

Ты упилась сим воздухом чудесным,

8 И речь твоя так страстно дышит им!

На цвет небес ты долго нагляделась

И цвет небес в очах нам принесла.

Душа твоя так ясно разгорелась

12 И новый огнь в груди моей зажгла.

Но этот огнь томительный, мятежной,

Он не горит любовью тихой, нежной, —

Нет! он и жжет, и мучит, и мертвит,

16 Волнуется изменчивым желаньем,

То стихнет вдруг, то бурно закипит,

И сердце вновь пробудится страданьем.

Зачем, зачем так сладко пела ты?

20 Зачем и я внимал тебе так жадно

И с уст твоих, певица красоты,

Пил яд мечты и страсти безотрадной?

Не думы гордые вздымают

Страстей исполненную грудь,

Не волны невские мешают

Душе усталой отдохнуть, —

5 Когда я вдоль реки широкой

Скитаюсь мрачный, одинокой

И взор блуждает по брегам,

Язык невнятное лепечет,

И тихо плещущим волнам

10 Слова прерывистые мечет.

Тогда от мыслей далека

И гордая надежда славы,

И тихоструйная река,

И невский берег величавый;

15 Тогда не робкая тоска

Бессильным сердцем обладает

И тайный ропот мне внушает...

Тебе понятен ропот сей,

О божество души моей!

20 Холодной жизнию бесстрастья

Ты знаешь, мне ль дышать и жить?

Ты знаешь, мне ль боготворить

Душой, не созданной для счастья,

Толпы привычные мечты

25 И дани раболепной службы

Носить кумиру суеты?

Нет! нет! и теплые дни дружбы,

И дни горячие любви

К другому сердце приучили:

30 Другой огонь они в крови,

Другие чувства поселили.

Что счастье мне? зачем оно?

Не ты ль твердила, что судьбою

Оно лишь робким здесь дано,

35 Что счастья с пламенной душою

Нельзя в сем мире сочетать,

Что для него мне не дышать...

О, будь благословенна мною!

Оно священно для меня,

40 Твое пророчество несчастья,

И, как завет, его храня,

С каким восторгом сладострастья

Я жду губительного дня

И торжества судьбы коварной!

45 И, если б ум неблагодарной

На небо возроптал в бедах,

Твое б явленье, ангел милой,

Как дар небес, остановило

Проклятье на моих устах.

50 Мою бы грудь исполнил снова

Благоговения святого

Целебный взгляд твоих очей,

И снова бы в душе моей

Воскресло силы наслажденье,

55 И счастья гордое презренье,

И сладостная тишина.

Вот, вот, что грудь мою вздымает

И тайный ропот мне внушает!

Вот, чем душа моя полна,

60 Когда я вдоль Невы широкой

Скитаюсь мрачный, одинокой.

Я чувствую, во мне горит

Святое пламя вдохновенья,

Но к темной цели дух парит...

4 Кто мне укажет путь спасенья?

Я вижу, жизнь передо мной

Кипит, как океан безбрежной...

Найду ли я утес надежной,

8 Где твердой обопрусь ногой?

Иль, вечного сомненья полный,

Я буду горестно глядеть

На переменчивые волны,

12 Не зная, что любить, что петь?

Открой глаза на всю природу, —

Мне тайный голос отвечал, —

Но дай им выбор и свободу.

16 Твой час еще не наступал:

Теперь гонись за жизнью дивной

И каждый миг в ней воскрешай,

На каждый звук ее призывной —

20 Отзывной песнью отвечай!

Когда ж минуты удивленья,

Как сон туманный, пролетят,

И тайны вечного творенья

24 Ясней прочтет спокойный взгляд,

Смирится гордое желанье

Обнять весь мир в единый миг,

И звуки тихих струн твоих

28 Сольются в стройные созданья.

Не лжив сей голос прорицанья,

И струны верные мои

С тех пор душе не изменяли.

32 Пою то радость, то печали,

То пыл страстей, то жар любви,

И беглым мыслям простодушно

Вверяюсь в пламени стихов.

36 Так соловей в тени дубров,

Восторгу краткому послушной,

Когда на долы ляжет тень,

Уныло вечер воспевает

40 И утром весело встречает

В румяном небе ясный день.

Ты в жизни только расцветаешь,

И ясен мир перед тобой, —

Зачем же ты в душе младой

Мечту коварную питаешь?

5 Кто близок к двери гробовой,

Того уста не пламенеют,

Не так душа его пылка,

В приветах взоры не светлеют,

И так ли жмет его рука?

10 Мой друг! слова твои напрасны,

Не лгут мне чувства — их язык

Я понимать давно привык,

И ах пророчества мне ясны.

Душа сказала мне давно:

15 Ты в мире молнией промчишься!

Тебе все чувствовать дано,

Но жизнью ты не насладишься.

Не так природы строг завет.

Не презирай ее дарами:

20 Она на радость юных лет

Дает надежды нам с мечтами.

Ты гордо слышал их привет:

Она желание святое

Сама зажгла в твоей крови

25 И в грудь для пламенной любви

Вложила сердце молодое.

Природа не для всех очей

Покров свой тайный подымает:

Мы все равно читаем в ней,

30 Но кто, читая, понимает?

Лишь тот, кто с юношеских дней

Был пламенным жрецом искусства,

Кто жизни не щадил для чувства,

Венец мученьями купил,

35 Над суетой вознесся духом

И сердца трепет жадным слухом,

Как вещий голос, изловил! —

Тому, кто жребий довершил,

Потеря жизни не утрата —

40 Без страха мир покинет он!

Судьба в дарах своих богата,

И не один у ней закон:

Тому — процвесть с развитой силой

И смертью жизни след стереть,

45 Другому — рано умереть,

Но жить за сумрачной могилой!

Мой друг! зачем обман питать?

Нет! дважды жизнь нас не лелеет.

Я то люблю, что сердце греет,

50 Что я своим могу назвать,

Что наслажденье в полной чаше

Нам предлагает каждый день;

А что за гробом, то не наше:

Пусть величают нашу тень,

55 Наш голый остов отрывают,

По воле ветреной мечты

Дают ему лицо, черты

И призрак славой называют!

Нет, друг мой! славы не брани:

60 Душа сроднилася с мечтою;

Она надеждою благою

Печали озаряла дни.

Мне сладко верить, что со мною

Не все, не все погибнет вдруг,

65 И что уста мои вещали:

Веселья мимолетный звук,

Напев задумчивой печали

Еще напомнит обо мне,

И сильный стих не раз встревожит

70 Ум пылкий юноши во сне,

И старец со слезой, быть может,

Труды нелживые прочтет;

Он в них души печать найдет

И молвит слово состраданья:

75 «Как я люблю его созданья!

Он дышит жаром красоты,

В нем ум и сердце согласились,

И мысли полные носились

На легких крылиях мечты.

80 Как знал он жизнь, как мало жил!»

Сбылись пророчества поэта

И друг в слезах с началом лета

Его могилу посетил...

Как знал он жизнь! как мало жил!

Люби питомца вдохновенья

И гордый ум пред ним склоняй;

Но в чистой жажде наслажденья

4 Не каждой арфе слух вверяй.

Не много истинных пророков

С печатью тайны на челе,

С дарами выспренних уроков,

8 С глаголом неба на земле.