Стихотворения в пяти томах

Душе очарованной снятся лазурные дали…

Нет сил отогнать неотступную грусти истому…

И рвется душа, трепеща от любви и печали,

В далекие страны, незримые оку земному.

Но время настанет, и, сбросив оковы бессилья,

Воспрянет душа, не нашедшая в жизни ответа,

Широко расправит могучие белые крылья

И узрит чудесное в море блаженства и света!

Если б счастье мое было вольным орлом,

Если б гордо он в небе парил голубом, –

Натянула б я лук свой певучей стрелой,

И живой или мертвый, а был бы он мой!

Если б счастье мое было чудным цветком,

Если б рос тот цветок на утесе крутом, –

Я достала б его, не боясь ничего,

Сорвала б и упилась дыханьем его!

Если б счастье мое было редким кольцом,

И зарыто в реке под сыпучим песком,

Я б русалкой за ним опустилась на дно, –

На руке у меня заблистало б оно!

Если б счастье мое было в сердце твоем, –

День и ночь я бы жгла его тайным огнем,

Чтобы мне без раздела навек отдано,

Только мной трепетало и билось оно.

То не дева-краса от глубокого сна

Поцелуем любви пробудилась…

То проснулась она, – молодая весна,

И улыбкой земля озарилась.

Словно эхо прошло, – прозвучала волна,

По широким полям прокатилась:

«К нам вернулась она, молодая весна,

Молодая весна возвратилась!..»

Смело в даль я гляжу, упованья полна, –

Тихим счастием жизнь осветилась…

Это снова она, молодая весна,

Молодая весна возвратилась!

Вы снова вернулись – весенние грезы,

Летучие светлые сны!

И просятся к солнцу душистые розы –

Любимые дети весны.

Чаруют и нежат волшебные звуки,

Манят, замирая вдали.

Мне чудится… чьи-то могучие руки

Меня подымают с земли.

«Куда ж мы летим? где приют наслаждения?

Страну моих грез назови!»

И вот – будто отзвуки чудного пенья –

Мне слышится шепот любви:

«Туда мы умчимся, где царствуют розы,

Любимые дети весны,

Откуда слетают к нам ясные грезы,

Прозрачные, светлые сны.

Туда, в ту безбрежную даль унесемся,

Где сходится небо с землей,

Там счастьем блаженным мы жадно упьемся

И снова воскреснем душой!»

Я плачу… но это последние слезы…

Я верю обетам весны…

Я верю вам, грезы, весенние грезы,

Летучие, светлые сны!

Хотела б я свои мечты,

Желанья тайные и грезы

В живые обратить цветы, –

Но… слишком ярки были б розы,

Хотела б лиру я иметь

В груди, чтоб чувства, вечно юны,

Как песни стали б в ней звенеть, –

Но… порвались бы сердца струны!

Хотела б я в минутном сне

Изведать сладость наслажденья, –

Но… умереть пришлось бы мне,

Чтоб не дождаться пробужденья!

На пестром ковре ароматных цветов,

При трепетном свете луны,

Уснул он под лепет немолчный листов,

Под говор хрустальной волны.

Но вдруг притаился шумливый ручей,

Замолк очарованный лес.

Он видит… качели из лунных лучей

Спускаются тихо с небес.

Он видит… с улыбкой на ясном лице,

В одежде воздушной, как дым,

Вся светлая, в дивно-блестящем венце,

Склонилася фея над ним.

«Мой мальчик! садись на качели ко мне,

Нам весело будет вдвоем…

Вздымаясь все выше к сребристой луне –

Мы в лунное царство порхнем!

Земную печаль и невзгоды забудь, –

Страданье неведомо мне.

Головкой кудрявой склонись мне на грудь

И счастью отдайся вполне…

Ты слышишь ли шепот, лобзанья и смех,

Аккорды невидимых лир?

То к нам приближается царство утех,

Мой лунный, серебряный мир!»

Хотел он проснуться, но чудного сна

Он чары рассеять не мог.

А фея звала его, страсти полна,

В свой тайный волшебный чертог.

И долго качалась и пела над ним,

Когда ж заалелся восток,

Она унеслась к небесам голубым,

На грудь его бросив цветок.

Ни речи живые, ни огненный взгляд

В ней душу его не пленяли,

Но косы, но русые косы до пят

Расстаться с русалкой мешали.

Напрасно он бился в коварных сетях,

Напрасно к сопернице рвался,

Запутался в чудных ее волосах

И с нею навеки остался.

Полупрозрачной легкой тенью

Ложится сумрак голубой, –

В саду, под белою сиренью,

Хочу я встретиться с тобой.

Тоска любви!.. с какою силой

Она сжимает сердце мне,

Когда я слышу голос милый

В ночной унылой тишине!

Деревья дремлют… небо ясно…

Приди! – я жду тебя одна.

О, посмотри, как ночь прекрасна,

Как упоительна весна! –

Все полно неги сладострастья,

Неизъяснимой красоты…

И тихий вздох избытка счастья

Раскрыл весенние цветы.

Ты не думай уйти от меня никуда!..

Нас связали страданья и счастья года;

Иль напрасно любовью горели сердца,

И лобзанья, и клятвы лились без конца?

Если жить тяжело, можно страх превозмочь,

Только выберем темную, темную ночь,

И когда закатится за тучу луна, –

Нас с высокого берега примет волна…

Разметаю я русую косу мою

И, как шелковой сетью, тебя обовью,

Чтоб заснул ты навек под морскою волной

На груди у меня, неразлучный со мной!

Я вышла в сад. Осеннею порой

Был грустен вид дерев осиротелых,

И на земле – холодной и сырой –

Лежал ковер из листьев пожелтелых.

Они с нагих срывалися ветвей,

Кружилися и падали бесшумно, –

Как сон… как смерть… А жить душе моей

Хотелося так страстно, так безумно!

О, где ты, зной томительных ночей?

Где пенье птиц, цветов благоуханье

И животворных солнечных лучей

Безмолвные, но жаркие лобзанья?..

Зачем мечты мою волнуют грудь? –

Прошла весна, исчезли чары лета…

Зачем же сердце хочет их вернуть,

И рвется к ним, и требует ответа?..

Покрыла землю дымкой голубою

Горячая мерцающая ночь.

Недолго я боролася с собою, –

Я не могла желанья превозмочь.

Из душной кельи вышла я украдкой

И чудный мир открылся предо мной,

Заворожил меня истомой сладкой,

Окутал синей пеленой…

В болезненно-томительном чаду

Я шла вперед, сама не сознавая,

Куда иду, зачем иду?..

Мне чудилось, вершинами кивая,

Меня приветствовал деревьев темный ряд…

И слышалось шептание дриад…

А под ногой змеилась, как живая,

Лазурная и мягкая трава.

Но странные тревожили слова

Мой чуткий слух… Казалось, в отдаленье

Звучало и лилось таинственное пенье,

Все ближе … все сильней!.. Дыханье затая,

Впивала я неведомые звуки…

Вдруг… страстные мой стан обвили руки –

И кто-то прошептал: «ты наша… ты моя!..»

И все смешалось в сумраке ночном…

Но как сквозь сон чарующий, могу я

Припомнить жар и трепет поцелуя

И светлый серп на небе голубом…

Минула ночь… На берегу крутом

Очнулась я; тоска меня давила.

Возможно ль жить!.. А после… а потом?..

Не лучше ли холодная могила?..

Не лучше ли на дне глубоком спать,

Не чувствовать, не думать, не желать,

От бед земных, отчаянья, сомненья,

Там вечное найти успокоенье?..

В последний раз на землю долгий взор

Я кинула, и… сердце встрепенулось!..

Вокруг меня все ожило, проснулось.

Сквозь утренний туман алели выси гор,

Темнели берегов далеких очертанья,

Пестрел лугов нескошенный ковер…

И так хорош, так полон обаянья

Был Божий мир, что жгучая печаль

Утихнула… и жизни стало жаль.

Зажглась заря… живительной прохладой

Повеял с моря легкий ветерок,

И первый луч надеждой и отрадой

Сменил тоску в взволнованной груди…

Еще так много счастья впереди!..

«Ты наша… ты моя!..» Нет! слезы умиленья

Мне вызвал на глаза прилив иной любви…

О, Боже мой! прости мне заблужденья

И на борьбу и жизнь меня благослови…

Зачем твой взгляд, – и бархатный, и жгучий,

  Мою волнует кровь

И будит в сердце силою могучей

  Уснувшую любовь.

Встречаясь с ним, я рвусь к тебе невольно,

  Но страсть в груди давлю…

Ты хочешь знать, как сладко мне и больно, –

  Как я тебя люблю?..

Закрой глаза завесою двойною

  Твоих ресниц густых, –

Ты не прочтешь под маской ледяною

  Ни дум, ни чувств моих.

Да, это был лишь сон! Минутное виденье

Блеснуло мне, как светлый метеор…

Зачем же столько грез – блаженства и мученья

Зажег во мне – неотразимый взор?

Как пусто, как мертво!.. И в будущем все то же…

Часы летят… а жизнь так коротка?..

Пусть это был лишь сон, но призрак мне дороже

Любви живой роскошного цветка.

Рассеялся туман, и холод пробужденья

В горячем сердце кровь оледенил…

Ведь это был лишь сон… минутное виденье…

Но отчего ж забыть его нет сил?

Вечный холод и мрак в этих душных стенах,

  Озаренных сияньем лампад,

И вселяет невольно таинственный страх

  Образов нескончаемый ряд…

Раз, весной, вместе с лунным лучом, мотылек

  В мою темную келью впорхнул;

Он уста мои принял за алый цветок

  И лобзаньем к ним жадно прильнул.

С этих пор я не знаю, что сталось со мной…

  Будто что-то припомнила я…

Все мне чудится сад, освещенный луной,

  Все мне слышится песнь соловья…

И забыться нет сил, и молиться нет слов…

  Я нема пред распятьем святым…

О, сорвите с меня этот черный покров,

  Дайте волю кудрям золотым!..

Ах, зачем родилась я не птичкой лесной, –

  Я в далекий умчалась бы край,

И заботы, и радости жизни земной

  Заменили б потерянный рай!

  Как тепло, как привольно весной!

Наклонилися ивы над зыбкой волной,

  Как зеленые кудри русалок.

  И разлился по чаще лесной

  Упоительный запах фиалок.

  Тише, сердце! … умолкни, усни!..

Не обманут тебя эти майские дни

  Обаяньем весны благодатной; –

  Как весенние песни, – они

  Отзвучат и замрут невозвратно…

  Вновь нависнет осенний туман,

Перелетных потянется вдаль караван,

  Охладеют свинцовые воды.

  Для чего ж этот вечный обман,

  Эта старая сказка природы?

Сирень расцвела; доживали смелее

Свой радужный век мотыльки,

Одна я бродила по старой аллее

В приливе невольной тоски.

Что в душу закралось, чей голос так нежно

Навеял былые мечты?..

Я счастья искала и с ветки небрежно

В раздумье срывала цветки.

Вставали минувшего милые тени,

Слезою туманился взор,

И сыпались венчики белой сирени,

Как снег, на зеленый ковер…

А все наслаждалось, все жизнью дышало

В весенний ликующий день,

И, тихо качаясь, кругом разливала

Свой сладостный запах сирень…

Как жарко дышат лилии в саду!

Дыханьем их весь воздух напоен…

И дремлет сад: к зеркальному пруду

Склонился весь, в мечтанье погружен.

Как эта ночь немая хороша! –

Аллеи спят, безмолвны и темны…

Не рвется в мир таинственный душа…

Ни соловьиных песен, ни луны.

Очами звезд усыпан неба свод:

Их трепетный, зеленоватый свет

Чуть серебрит поверхность сонных вод, –

Они глядят… и шлют земле привет.

Спокойно все – и небо, и вода.

Ласкающий весь мир объемлет мрак…

Ни дум, ни грез… О, если бы всегда,

О, если б вечно, вечно было так!..

Но помню я ночь лунную, она

Тревожна так и горяча была…

И соловей все плакал у окна,

Все пел… о чем? – понять я не могла.

Печальный взор на небо устремив,

Я слушала и странною тоской

Сжималась грудь. Загадочный призыв

Звучал и рос… Могучею волной

Захватывал он душу и терзал,

И влек ее!.. Так бешеный поток

На грозный риф, к уступам диких скал

Несет порой доверчивый челнок…

Но канула, исчезла без следа

Больная ночь. – Прохлады полный мрак

Царит кругом… О, если бы всегда,

О, если б вечно, вечно было так!

Ты помнишь скамейку на дальней дорожке,

Где липовый свод был так густ и высок,

Где как-то случайно с споткнувшейся ножки

  Упал на траву башмачок?

Ты помнишь ли трепет любви и смущенья,

И сладость блаженства в минуту забвенья, –

Взаимного чувства невольный порыв?

Волшебные сны!.. Ты забудешь ли их?

О, верь мне, безумно захочешь ты снова

Вернуть на мгновенье хоть призрак былого –

Не вырвать из памяти счастья года, –

Не забыть никогда, не забыть никогда!

Ты помнишь, как чары весенней природы

Сводили нас дивною властью своей,

Дразнили возможностью тайной свободы,

  Мерцанием светлых ночей?

Ты помнишь ли наши вечерние встречи,

Горячие ласки, заветные речи?

Весны золотой невозвратные дни,

Как песни любви отзвучали они!

О, верь мне, нигде не найдем мы забвенья, –

Минувшего счастья восстанут виденья,

От них нам всю жизнь не уйти никуда…

Не забыть никогда, не забыть никогда!

Ты помнишь, как нежил нас ветер душистый,

На мысль навевая истому и лень,

Как долго искали мы чащи тенистой

  В июньский томительный день?

А солнце палящими жгло нас лучами,

И мучило нас, и смеялось над нами,

Стараясь сквозь ветви деревьев взглянуть

На русые косы, на белую грудь.

О, верь мне, напрасно, отдавшись надежде,

Захочешь ты жизнью упиться, как прежде, –

Минувшие дни отошли без следа…

Не вернуть никогда, не вернуть никогда!

Ты помнишь, как в сумраке темного парка

Мы часто бродили в полуночный час

И звезды сияли так чудно, так ярко,

  С любовью взирая на нас?

А старые сосны, в безмолвной печали,

Вершинами хвойными грустно качали,

Да с ветки черемухи песней своей

Влюбленную пару встречал соловей…

О, верь мне, бессмертны такие мгновенья,

В них рая блаженство, в них ада мученья,

Их сердце с тоской сохранит навсегда…

Не забыть никогда, не забыть никогда!

Ты помнишь, как жарко тебя я любила,

Как страсть разгоралась сильней и сильней?

Казалось, ни время, ни жизнь, ни могила

  Любви не изменят моей.

С тобой я готова была на изгнанье,

На горе и муки, на смерть и страданье, –

Но с первым дыханьем холодной зимы

Спокойно и гордо рассталися мы.

О, верь мне, разлука не может быть вечна,

Затем что люблю я тебя бесконечно!

Пусть прежнего счастья померкла звезда, –

Мне тебя не забыть, не забыть никогда!

Вчера, гуляя у ручья,

Я думала: вся жизнь моя –

  Лишь шалости и шутки.

И под журчание струи

Я в косы длинные свои

  Вплетала незабудки.

Был тихий вечер и кругом,

Как бы в дремоте перед сном,

  Чуть трепетали ивы –

И реяли среди цветов

Стада стрекоз и мотыльков,

  Беспечно-шаловливы.

Вдруг слышу шорох за спиной…

Я оглянулась… Предо мной,

  И стройный, и высокий,

Стоит и смотрит на меня

Очами, полными огня,

  Красавец черноокий.

«Дитя, зачем ты здесь одна?

Смотри уже взошла луна,

  Огни погасли в селах…»

А я в ответ: «Среди цветов

Пасу я пестрых мотыльков,

  Пасу стрекоз веселых».

И рассмеялся он тогда:

«Дитя, оставь свои стада

  Пасти самой природе;

Пойдем со мной в прохладный грот…

Ты слышишь? – Соловей поет

  О счастье, о свободе…

Под вечный лепет звонких струй

Там слаще будет поцелуй,

  Отраднее молчанье;

И не сомнется твой венок,

И не сотрется бархат щек

  От нежного лобзанья!»

Мне странен был язык страстей, –

Не тронули души моей

  Мольбы и заклинанья;

Как лань, пустилась я домой,

Стараясь страх умерить мой

  И груди трепетанье…

С тех пор потерян мой покой! –

Уж не брожу я над рекой

  В венке из незабудок.

Борюсь с желанием своим, –

И спорит с сердцем молодым

  Неопытный рассудок.

Посмотри на звезды; чистое сиянье

Льют они на землю из лазурной дали.

Что пред ними наши страсти и страданья, –

Мелкие утраты, детские печали?

Все пройдет бесследно, минет скоротечно, –

Только звезды людям не изменят вечно.

Если грусть на сердце, если жизнь постыла,

Если ум тревожат дум тяжелых муки, –

Ты вглядись поглубже в вечные светила,

И утихнет горе и тоска разлуки.

Все пройдет бесследно, минет скоротечно, –

Только звезд сиянье не погаснет вечно!

О, море!.. Ту же грусть и то же восхищенье

Невольные переживаю я, –

Как прежде, как тогда, в глубокое волненье

Опять душа погружена моя.

Как прежде, как тогда!.. То был ли сон блаженный,

  Под говор волн, навеянный весной

  И соловьиной песнью вдохновенной?

  Минувшее воскресло предо мной:

Вот старый парк, свидетель первой встречи,

И где, в аллее темной и густой,

Внимала я смущенною душой

  Его восторженные речи…

А вот кладбище, где, среди могил,

Он мне о «вечном» счастье говорил…

А вот беседка… вот обрыв заветный,

Все те места, где зрела неприметно

И разгоралась страсть моя

Лишь для того, чтоб вспыхнуть на прощанье

В тяжелый миг последнего свиданья…

Но минул год, – печальный, долгий год, –

И снова здесь я с думою унылой

У этих вечно-синих вод,

Стою и жду с тревогой встречи милой

  И прошлого ищу следа…

Он не идет… Когда же… о, когда?

Я видела его… я говорила с ним…

И что же? – все мои надежды, ожиданья

  Погибли и рассеялись как дым…

  О, Боже мой! Такого ли свиданья

  Молила я с мученьем и тоской?

  Как он спокойно говорил со мной!

Как холодно взглянул, – как сухо жал мне руку!

Возможно ли!.. И это в парке! – там,

Где все на память приводило нам

Былые встречи, раннюю разлуку…

В его лицо я устремила взор, –

Как он хорош! – Должно быть, я сначала

Слепа была?… О, как до этих пор

Я красоты его не замечала!

Как будто я сегодня в первый раз

Его увидела… И, им любуясь тайно,

Я с трепетом ловила взгляд случайный

  Его глубоких черных глаз…

Что было там, в бездонном этом взоре,

Я не могла прочесть: загадочно-темна

Была его немая глубина,

И мысль моя терялась в нем, как в море…

Я счастлива была! Он ласков был со мною,

Он вспоминал о прошлом, о былом…

И день был так хорош… Мы шли тропой лесною,

  Блаженствуя вдвоем.

Фиалки отцвели, но ландышей дыханье,

Как музыка, неслось навстречу нам:

И шепот ветерка, и птичье щебетанье

  Не молкли по кустам.

Когда же соловья пленительное пенье

Вдруг раздалось в минутной тишине, –

Боялась я, что вот – рассеятся виденья,

  Что я живу во сне!

Но это был не сон: я помню образ милый,

И этот лес, и пенье, и цветы –

Все, как являли мне своей чудесной силой,

  Заветные мечты…

О, если б я могла продлить мгновенья в вечность!

Я в этот миг душой пережила

Все радости любви, всю страсти бесконечность, –

  Я счастлива была.

  Как холодно… Как страшно!.. Что со мною?

О, нет, то сон пустой!..

Возможно ль наяву

  Страдать так сильно слабою душою?

И я не умерла?.. Я все еще живу?!

«Расстаться мы должны… прощай… мне надоели

  Свидания без смысла и без цели…

Довольно исполнял я прихоти твои,

  Довольно тратил время и терпенье…

Я не люблю тебя… И знай, что нет любви, –

  Есть только страсть и наслажденье…

Итак, прощай, иль мне…» – «Прощай!..» – сказала я

И гордо отошла… Ни слезы, ни рыданья

Не изменили мне – покорно грудь моя

  Сдержала вздох подавленный страданья…

  Зато, когда из вида скрылся он

  Среди кустов акаций и сирени, –

  Бессильно я упала на колени…

Хотела звать, кричать… но только тихий стон

Из сердца вырвался… Он не любил!.. О, Боже!

  Зачем же он бесстыдно уверял,

  Что я ему всего дороже,

  Что мной одной и жил он, и дышал.

Так вот она любовь «до гроба», «до могилы»!

Ах, раньше позабыть его могла бы я,

Теперь же поздно, поздно!.. В нем вся жизнь моя!

  Люблю его!.. И разлюбить нет силы!..

День угасал. Одна с моей печалью

Скользила я над бездною морской…

Сияло небо яркой синевой

Его лазурь с морской сливалась далью,

И в созерцанье долгом и немом

Тонул мой взор в пространстве голубом…

Не правда ли, какою странной властью

Манит всегда неведомая даль

В чудесный край, к таинственному счастью? –

В душе моей рассеялась печаль,

И стихла боль отчаянья и горя

Под вечный шум немолкнущего моря.

  На запад златой

  Я чайкой морской

Беспечно отдавшись теченью,

  Несусь по волнам

  К чужим берегам,

К свободе, любви, наслажденью!

  Забыта печаль,

  В безбрежную даль

Смотрю я, полна упованья, –

  Там блещет в лучах,

  Скользит в облаках

Пурпурного солнца сиянье!

  Я к счастью туда

  Умчусь навсегда

От скорби, тоски и мученья,

  Иль в бездне морской

  Найду мой покой

Желанный покой и забвенье!

Лилася песнь все шире, все сильней…

Аккорды волн смежалися, ей вторя,

В одну гармонию; но не слыхало море,

  Не поняло мольбы моей

И повинуясь воле Провиденья,

Мне не дало ни счастья, ни забвенья…

С утра поля покрыл туман свинцовый,

Окрестности неясны и бледны,

И море приняло оттенок новый –

Опаловой прозрачной глубины.

Сегодня в ночь волшебную гаданья,

Со дна его волнующихся вод

Завьется в блеске лунного сиянья

Утопленниц воздушный хоровод.

И если б я решилась в мир подводный

Уйти навек от горестей земных –

Теперь счастливой, гордой и свободной

Влилась бы в круг сестер моих. –

Венок купальский в море брошен мною, –

Я грустным взором следую за ним…

Он, зеленея темною листвою,

Мне изумрудом кажется живым…

Как бешено кружит его теченье!

Вот, разрезая белую волну,

Он показался, скрывшись на мгновенье…

Вновь вынырнул и… канул в глубину.

  Блистающий средь сумрака ночного –

  Горел огнями Петергоф.

Громадная толпа гудела бестолково

  И вырвавшись из мраморных оков,

  Взметая вверх клубы алмазной пыли,

  Струи фонтанов пламенные били.

  Роскошные гирлянды фонарей

  Повиснули причудливо и ярко

  На темной зелени ветвей,

Как пестрые цветы диковинного парка –

  Сверкая в глубине аллей,

И в зеркале прудов, обманывая взоры,

  Сливалися в волшебные узоры.

  Я шла, безвольно руки опустив,

  Под гнетом грусти бесконечной,

  В душе моей все рос тоски прилив,

  Среди толпы довольной и беспечной.

Бенгальского огня зелено-красный свет,

Веселый говор, смех и громкий треск ракет,

  Все то, что прежде было мне так мило,

  Теперь меня терзало и томило.

  Вдруг прогремел оркестра первый взрыв

  И странной болью в сердце отозвался.

  Еще аккорд… Но, в воздухе застыв,

  Он замер вмиг, – и тихий вальс раздался…

Я музыку люблю, как солнце, как цветы;

Она ласкает слух и, душу услаждая,

  Уносит в даль крылатые мечты…

  Но в этот миг напеву струн внимая,

  Я плакала… Веселья каждый звук

Во мне рождал так много новых мук, –

И под мотив, исполненный печали,

В груди слова унылые звучали.

  О, верь мне, страданье мое бесконечно,

  Все сердце изныло безумной тоской!..

  Люблю, – и любить тебя буду я вечно,

  В тебе мое счастье, и жизнь, и покой.

  Душа моя рвется к тебе!.. Я готова

  Поверить любви обольстительным снам;

  За миг упоенья, за призрак былого

  Я лучшие годы с восторгом отдам!

  О, верь мне, молчанье твое бессердечно,

  Ты видишь, – я плачу, я мучусь, любя! –

  Люблю – и любить тебя буду я вечно,

  Я жить и дышать не могу без тебя…

Кончался фейерверк, но вальс не умолкал

  И повторялся хором в отдаленье…

  А предо мной невольно восставал

  Души моей заветный идеал,

  Неотразимое виденье.

  И в обаянье резкой красоты,

  Мне виделись знакомые черты.

  Мне чудился любимый образ стройный,

  Улыбка дерзкая прекрасного лица

  И этот взгляд, и бархатный, и знойный,

  Суливший мне блаженство без конца!

Барон фон Л. просил руки моей.

Он некрасив, не очень молод тоже,

(Я на семнадцать лет его моложе),

Но, кажется, любить меня сильней,

Чем любит он, никто не в состоянье.

Мне нравится почтительность его,

Глубокое, слепое обожанье;

Он от меня не просит ничего

И все дает. – Лишь счастья одного

Не в силах дать… О, если б можно было

Прошедшее от сердца оторвать, –

Я ожила бы вновь, и вновь бы полюбила…

  Но не сотрут ни время, ни могила

  Неизгладимую печать…

Как грустно было мне, когда он ждал ответа,

В лицо мое смотрел и говорил, любя:

«Доверься мне. Я увезу тебя

В Италию, страну тепла и света;

Там, вдалеке от холода и вьюг,

Рассеется мучительный недуг

Твоей тоски необъяснимой,

Там проведу я много чудных дней

  С тобой, возлюбленной моей,

  Моей женой боготворимой…

Ты любишь красоту; мы посетим

Венецию, Неаполь, вечный Рим

Где гением бессмертного искусства,

В созданья дивные слилися мысль и чувство…

Лишь захоти, и все тебе я дам:

Богатство, роскошь, блеск и поклоненье,

Моей любви восторги и мученья,

  Все принесу к твоим ногам!»

И вот невеста я… Как странно это слово

Звучит в ушах моих… Как дико и смешно

Мне кажется… Но что ж, – теперь мне все равно…

  Мне счастья не вернуть былого…

Я встретила его на берегу

И мне шепнул он на прощанье:

«Сегодня… в полночь… к дубу»… Как свиданья

Он смел просить, – понять я не могу!

Иль с той поры, как я женой другого

Решилась быть, я вновь ему мила?

Иль хочет он, чтоб сила страсти снова

Во мне и долг, и честь превозмогла?

Какой самообман, какое заблужденье!

Ужель он думает, что я всю жизнь мою

Для прихоти того беспечно разобью,

Кто признает лишь «страсть и наслажденье»?

Уж я не та, и не поддамся вновь,

Я докажу ему, что есть иная –

Святая, чистая, высокая любовь,

Что прошлое забвенью предала я.

Одиннадцать уж пробило давно.

– Как душно в комнате… Сейчас в мое окно

Тяжелый жук ударился с гуденьем

И улетел… И снова тишина

Томит меня тоской и нетерпеньем…

Недвижная сижу я у окна…

Какая ночь… Сребристое сиянье,

Клубясь, как дым, ложится на поля,

И, кажется, весь мир, и небо, и земля –

Все замерло в тревожном ожиданье…

Безмолвный парк, мечтаний тайных полн,

Не шелестит листвой завороженной…

Издалека несутся вздохи волн

И моря ропот возбужденный.

А я смотрю и жду, и рвусь туда,

Куда летят все мысли, все желанья…

Как сильно аромат разносит резеда…

И лилии не спят, – их жаркого дыханья

Пахнула мне в лицо душистая струя…

Чу!.. полночь бьет! Уже!.. А там что слышу я?

То ветра шум, иль шепот заклинанья,

Иль гиацинтов чудный звон?

То счастья зов, иль арфы лепетанье?

  Иль безысходной муки сон?

Вонзаясь в грудь, невольно, силой властной,

Огнем неведомым и негой сладострастной

  Мне душу наполняет он…

Туда, туда!.. к блаженству упоенья!

«Лишь захоти… и все тебе я дам…»

Богатство… роскошь… блеск… и поклоненье…

Что в них?.. Туманным будущим годам

Пожертвую ль минутою забвенья?

Чего мне ждать? – Бесцветной и пустой

Промчится жизнь… Лишь мелкие ненастья,

Лишь проблеск радости мне принесет с собой…

Отдам ли я отрады миг живой

За эти годы полусчастья?..

Меня страшит покой и пустота…

Когда мои горячие уста

Коснулись жадно чаши наслажденья

И очи ослепил любви могучий свет, –

Я поняла, что мне возврата нет,

  Что невозможно отступленье, –

Но я еще надеялась, ждала…

  Я вижу, – поздно, нет спасенья!..

Смешалось все в болезненном бреду…

Скорей! Туда… к блаженству упоенья!..

Он там… он ждет меня… иду!

Ты, чистая звезда, скажи мне, есть ли там,

В селениях твоих забвенье и покой?

Когда угаснет жизнь – к далеким небесам

Могу ли унестись от сени гробовой?

Скажи, найду ли я среди твоих высот

Всех, сердцу дорогих, кого любил я тут?

О, если да, – направь души моей полет

Туда, в иную жизнь, в лазурный твой приют!

  Дождя дождалася природа; –

  Леса шумят: «гроза идет!»

  Защитой каменного свода

  Манит меня прохладный грот.

  Вхожу… Темно и душно стало…

  Вот звучно грянул первый гром…

  Его раскатам я внимала,

  Томясь в убежище своем!

  То не грозы ли обаянье

  Так взволновать меня могло?

  Вдруг чье-то жаркое дыханье

  Мне грудь и плечи обожгло…

  За миг блаженства – век страданья!..

С тех пор, услыша дальний гром,

Я не могу сдержать волненья, –

Он будит тайные виденья

В воспоминании моем…

Болит душа моя! Тоскою

Теснится грудь… и плачу я…

Ужели первою грозою

Вся жизнь изломана моя?!

Под легкий смех и тайный разговор

Проходят маски вереницей длинной…

Спит зал… И вот, с высоких хор

Томительно полился вальс старинный.

К печальной нимфе с лилией в кудрях

Подходит рыцарь с спущенным забралом

И вместе с ней смешался с карнавалом,

Воздушный стан ее обняв.

– Красавица, с вами я вижусь впервые,

Но взгляд ваших грустных и пламенных глаз

Невольно напомнил мне годы былые,

Свиданья в полуночный час…

На ту, о которой безумно тоскуя,

Ни ночью, ни днем позабыть не могу я,

Есть что-то похожее в вас.

– Нет, рыцарь, то вальс так волнует мечтанья!

Ведь та, о которой ни ночью, ни днем

Забыть вы не в силах – позор и страданья

На дне позабыла речном…

Оставим же мертвым покой и забвенье,

Под вальса манящего тихое пенье

Так сладко кружиться вдвоем!..

И длится вальс, томительно и нежно

Звучит его ласкающий мотив.

Вот Мефистофель, с грацией небрежной

В полупоклон свой гибкий стан склонив

Уводит маску в белом покрывале

И с четками у пояса; одна

Вдали от всех, на этом шумном бале

Была покинута она.

– Сударыня, вас ли в простом одеянье

Смиренной монахини вижу теперь?

Надеетесь, верно, что ключ покаянья

Отворит вам райскую дверь?

Ха, ха! Ну, туда-то вас пустят едва ли, –

Не смоется с ручек невинная кровь…

Поверьте, навеки нас с вами сковали

Судьба и преступная наша любовь…

Меня вы узнали ль? – сообщник ваш ныне

Нежданно предстал в мефистофельском чине

Пред вашими взорами вновь!

Вы думали, тайну сокроет могила,

Но видите, здесь я… Я с вами опять!

Теперь ни земная, ни адская сила

Меня не заставит добычу отдать!

Поверьте, небес не смягчить вам любовью,

Слезами и бденьем, и долгим постом, –

Уж место для вас приготовлено мною

В таинственном царстве моем…

Теперь же, да здравствует миг упоенья,

Под вальса манящего тихое пенье

Так сладко кружиться вдвоем!

И длится вальс… – «Мой друг, мне страшно стало! –

Хозяйка дома мужу говорит. –

О, прекрати забаву карнавала…

Моя душа и ноет, и болит!..

Нездешние и странные все лица

Под масками сокрыты у гостей…

О, скоро ли проглянет луч денницы?

Тоска и страх в груди моей!»

Смеется муж… И длится вальс старинный,

Его напев несется в темных хор,

И пляшут маски медленно и чинно

Под легкий смех и тайный разговор.

Если смотрю я на звезды – в их вечном сиянье

Жизни бессмертной иной – вижу чудесный залог.

Тихо слетает мне в душу тогда упованье,

Дальше бегут от меня мрачные тени тревог.

Только зачем эти тучи? – Они, застилая,

Небо и звезды мои, тьмой беспросветной гнетут.

Боже, рассей их скорее! – пусть вера былая

Снова мечты унесет в светлый небесный приют!

Если я любящим взором, любя бесконечно,

В милые очи гляжу, – сладко становится мне;

Верю тогда, что разлука не может быть вечна, –

Пламя бессмертной души светится в их глубине.

Но отчего же без тебя мне так больно, так скучно,

Будто наутро с тобой я не увижусь опять?

Значит, не правда ль, с любовью тоска неразлучна,

Значит, нельзя на земле полного счастья искать?

Месяц серебряный смотрится в волны морские,

Отблеск сиянья ложится на них полосою,

Светлый далеко раскинулся путь перед нами, –

К счастью ведет он, к блаженному счастью земному.

Милый, наш челн на него мы направим смелее!

Что нам тревожиться страхом напрасным заране?

Видишь как я и тверда, и спокойна душою,

Веря, что скоро достигнем мы берег желанный.

Тьма ли наступит в безлунные летние ночи, –

Что мне грустить, – если будут гореть мне во мраке

Чудных очей твоих огненно-черные звезды,

Если любовью, как солнцем, наш путь озарится?

Станет ли ветер вздымать непокорные волны, –

Что мне до бури, до рифов да камней подводных, –

Если с тобою всегда умереть я готова,

Если с тобою и гибель была бы блаженством!

На покатые плечи упала волна

Золотисто каштановых кос…

Тихо зыблется грудь, и играет луна

На лице и на глянце волос.

Упоительный сон и горяч, и глубок,

Чуть алеет румянец ланит…

Белых лилий ее позабытый венок

Увядает на мраморе плит.

Но какая мечта взволновала ей грудь,

Отчего улыбнулась она?

Или запах цветов не дает ей уснуть,

В светлых грезах покойного сна?

Снится ей, – весь зеленым плющом обвитой,

В колеснице на тиграх ручных

Едет Вакх, едет радости бог молодой

Средь вакханок и фавнов своих

Беззаботные речи, и пенье, и смех.

Опьяняющий роз аромат –

Ей неведомый мир незнакомых утех,

Наслажденья и счастья сулят.

Снится ей: чернокудрый красавец встает,

Пестрой шкурой окутав плечо,

К ней склоняется … смотрит… смеется… и вот –

Он целует ее горячо!

Поцелуй этот страстью ей душу прожег,

В упоенье проснулась она…

Но исчез, как в тумане, смеющийся бог,

Бог веселья, любви и вина…

Лишь откуда-то к ней доносились во храм

Звуки чуждые флейт и кимвал,

Да в кадильницах Весты потух фимиам…

И священный огонь угасал.

– Боже, как тягостен миг расставания,

Муж и король мой, прости!

Верь, я безропотно все испытания,

Милый, готова нести.

Верь, не погибнет в тоске и бессилии

Преданность в сердце моем,

Вышью тебе я три белые лилии,

Плащ твой украшу гербом.

Буду я с башни смотреть в ожидании,

Нет ли герольда вдали,

Не посылает ли весть о свидании

Милый из чуждой земли.

Если увижу в окно потаенное

Пыль на дороге большой, –

Трепетно сердце забьется влюбленное,

Снова воскресну душой!

Вышлю навстречу я пажа проворного,

Свиту отправлю свою…

Мрачные думы предчувствия черного

Глубже в себе затаю.

Если услышу, что – павши в сражении, –

Милый погиб для меня,

Плакать не стану в бесплодном мучении,

Жизнь безрассудно кляня.

С серой стеною обитель священную

Видишь на холме крутом? –

Там я обоим нам участь блаженную

Вымолю долгим постом…

Крепче меня обними на прощание…

Труден наш жребий земной…

Будем же верить в отраду свидания

Здесь – или в жизни иной!

В день ненастный астра полевая

К небесам свой венчик подняла,

И молила, солнце призывая,

В страстной жажде света и тепла:

  – «О, владыка дня,

  Оживи меня! –

  Я твоим сиянием жила…»

И природы вечное светило,

Вняв мольбам продрогших лепестков,

Вновь улыбкой землю озарило,

Сбросив тучи мертвенный покров…

  Тьмы и хлада нет, –

  Ярко блещет свет

  Сквозь завесу влажных облаков.

Но головку солнцу подставляя,

Под его губительным огнем,

Стала блекнуть астра полевая,

Все твердя в безумии своем:

  О, еще, молю!

  Я твой свет люблю,

  Жизнь моя и упоенье в нем!..

И когда спустилась мгла ночная

И закрыли небо облака,

Облетели, землю усыпая,

Лепестки увядшего цветка…

  Если счастья час

  Убивает нас, –

  Эта смерть блаженна и легка!

Откуда этот тихий звон? –

Он в сердце болью отозвался…

То лиру тронул Аполлон,

Иль филомелы гимн раздался?..

О, нет, то гулкий бой часов

С высокой башни к нам несется…

Чье сердце страхом не сожмется,

Услыша смерти близкий зов!

Порвется жизни нашей нить, –

Спешите ж ею насладиться,

Спешите юностью упиться,

Любить, страдать, – страдать, любить!

Мы изменить не властны тут

Святую волю Провиденья;

Они летят, они бегут –

Неуловимые мгновенья…

За часом час, и день за днем,

Пройдут века, тысячелетья…

За гробом буду ли жалеть я

О жизни, счастье… обо всем?..

Плывет волна, скользит волна, –

Куда, откуда? – Нет ответа.

Глубокой вечность мглой одета

И неразгаданна она…

Я знаю, меня не покинешь ты вечно, –

Но все же разлука всегда бесконечна,

И как ты ни близок, о милый, со мною, –

Грозит она встать между нами стеною…

О, если б могла я любовью земною

Связать мою душу с душою родною,

Из мира печали, вражды, преступленья –

В надзвездные вместе умчаться селенья!

Унылых часов не боюся я зова,

И смерть я с улыбкою встретить готова,

Я верю, что души, любившие много,

Сойдутся за гробом, по благости Бога.

О, если бы слиться могла я с тобою,

Зажечься навеки звездой голубою –

В краю, недоступном для слез расставанья

Где время бессильно, – и вечно свиданье!

За смоль эбеновых волос,

За эти кудри завитые

Я б волны отдала густые

Своих тяжелых русых кос.

И детски-звонкий лепет мой

Отдам за голос незабвенный,

Твой голос, – низкий и грудной,

Как шепот страсти сокровенной.

Мой взор горящий каждый раз

Тускнеет, встретясь с долгим взором

Твоих печальных темных глаз,

Как перед мрачным приговором.

Очей твоих немая ночь

Смущает тайною своею…

Я не могу тебе помочь,

Я разгадать тебя не смею!..

Но если злобы клевета

Тебя не минет, ведь, – едва ли

Тебя осудят те уста,

Что так недавно целовали.

В корсаже голубом, воздушна и стройна,

Как светлый эльф, явилася она

И стала посреди арены…

Весь блестками искрится тонкий стан,

Скрывает бледность слой румян,

И гибкие трико обтягивает члены.

Послав небрежный публике привет,

К трапеции под град рукоплесканья

Она приблизилась… Лазурный, мягкий свет

Был брошен на нее, как лунное сиянье.

Одной рукой взяла она канат

И тихо подниматься стала,

Слегка откинувшись назад,

Все выше, выше… Нежно зазвучала

В оркестре арфа, страстно ей вослед

Певучих скрипок несся лепет знойный,

И лился трепетно лазурный, мягкий свет…

И вот, на высоте, с улыбкою спокойной

Над бездною повиснула она

Вся из лучей как будто создана…

Но из толпы беспечно-равнодушной,

Не отрываясь ни на миг,

Чей взор следит ее полет воздушный?

Знакомый взгляд, знакомый лик!..

И вспомнила она тенистые аллеи,

Гирляндами плюща увитый старый дом,

Дерновую скамью у мраморной Психеи

И кущи белых роз, разросшихся кругом…

На бархат и атлас в таинственном покое

Струится лунный свет с небесной высоты,

Бледнит его лицо безумно-дорогое,

Прекрасные и гордые черты.

Но близок час зари; редеет мрак алькова –

И с шелестом ветвей, и с щебетаньем птиц,

Врывается в окно луч солнца золотого,

Свевая сладкий сон с опущенных ресниц,

И дрогнули они в минуту пробужденья,

Огонь двух черных глаз зажегся страстью вновь…

О, где ты, сон любви, блаженного виденья,

Где запах белых роз, и солнце, и любовь?

И думою терзаясь беспокойной,

Склонив головку на плечо,

Она забылася… И несся горячо

Певучих скрипок лепет знойный

И вскрикнуть ей хотелось: «О, прости!

В прощенье лишь возможно мир найти…

О, вспомни радость прежних дней,

Волшебный сон былого счастья,

Всю страсть, весь жар любви твоей,

Все упоенье сладострастья!

О, вспомни боль тоски немой,

Минут тяжелых испытанье,

Покорность в ревности немой,

В самом безумии страданья!

О, вспомни светлые мечты,

Все, что слилось с душой моею,

Все, что забыл так скоро ты,

Все, что забыть я не умею!»

Под тихий вальс очнувшися опять,

Качаясь с грацией свободной,

Она старалася поймать

Тот взгляд пытливый и холодный.

И взоры встретились… Что нежные глаза

В глазах знакомых прочитали –

Осталось тайною, и жгучая слеза

Страданье выдала едва ли…

Но выше лишь качавшийся канат

Под легкой ношею вздымался…

Еще один последний взгляд,

И… крик пронзительный раздался

Средь наступившей тишины…

И что-то светлое, как чистый луч луны,

Мелькнуло в воздухе… Под шум и ликованье,

Окончив путь тяжелый испытанья,

Как яркая, падучая звезда,

Она, блеснув на миг, померкла навсегда.

Мы вместе наконец!.. Мы счастливы, как боги!..

  Нам хорошо вдвоем!

И если нас гроза настигнет по дороге, –

Меня укроешь ты под ветром и дождем

  Своим плащом!

И если резвый ключ или поток мятежный,

  Мы встретим на пути, –

Ты на руках своих возьмешь с любовью нежной

Чрез волны бурные меня перенести, –

  Меня спасти!

И даже смерть меня не разлучит с тобою,

  Поверь моим словам.

Уснешь ли вечным сном, – я жизнь мою с мольбою,

С последней ласкою прильнув к твоим устам

  Тебе отдам!

Поймут ли страстный лепет мой,

Порывы пламенных мечтаний,

Огонь несбыточных желаний,

Горячий бред тоски больной?

Ужель твоя душа одна

Мои стремленья не осудит,

И для нее лишь ясной будет

Туманных мыслей глубина?

Быть может – да, быть может – нет,

Но сердце ждет с надеждой вечной –

Иль здесь, иль в жизни бесконечной

Желанный услыхать привет.

Что ищем мы в бальном сиянии,

Цветы и алмазы надев,

Кружася в чаду ликования

Под нежащий вальса напев?

В чарующем сне упоения,

Под говор, веселье и смех, –

Забвения, только забвения

Мы ищем средь шумных утех!

Что ищем мы в жарком лобзании,

В блаженстве и муках любви,

Когда безрассудство желания

Огонь зажигает в крови?

Отбросить тоску и сомнения,

И смерти мучительный страх, –

Забвения, только забвения

Мы ищем на милых устах!

Пусть манят нас грезы чудесные

В волшебный неведомый край,

Восторги сулят неизвестные,

Сулят нам потерянный рай,

И в сладостный миг вдохновения

Нам шепчут пленительный стих, –

Забвения, только забвения

Мы ищем в мечтаньях своих!..

Нет, мне не надо ни солнца, ни яркой лазури,

Шелеста листьев и пения птиц не хочу я;

Все здесь изменчиво, все здесь коварно и ложно –

Дальше от мира – от зла и страдания дальше…

Будем мы жить в глубине недоступной пещеры,

Камнем тяжелым задвинется выход за нами,

И, вместо факелов брачных, огнями цветными

Вспыхнут во мраке рубины, сапфиры, алмазы…

Там не коснутся земные тревоги и бури

Нашего счастья – его мы ревниво сокроем,

И, среди ночи немого подземного царства –

Будем мы двое, и будет любовь между нами.

Тайну открою тебе… О, вглядися мне в очи!

Знаешь, кто я? – Я – царица подземного мира!

Мне же подвластны прилежные старые гномы, –

Это они нам в скале прорубили пещеру…

Я искала его среди лилий и роз,

Я искала его среди лилий…

И донесся из мира видений и грез

Тихий шелест таинственных крылий…

И слетел он ко мне, – он в одежде своей

Из тумана и мглы непросветной

Лишь венец серебристый из лунных лучей

Освещал его образ приветный…

Чуть касаясь стопами полночных цветов

Мы летели под сумраком ночи;

Развевался за ним его темный покров,

И мерцали глубокие очи…

Мы скользили над зыбкой морскою волной,

Обнимаясь четой беззаботной, –

Отражался в воде его лик неземной,

Отражался в ней образ бесплотный.

Выше, выше, к созвездьям далеких светил

Мы неслись над зияющей бездной.

Он о вечном блаженстве со мной говорил,

Говорил мне о жизни надзвездной.

Но лишь первой улыбкой зари золотой

Занялись снеговые вершины –

Мы спустились на землю влюбленной четой

Над обрывом бездонной пучины.

И где бурные волны, дробясь об утес,

Бьются с ревом бесплодных усилий, –

Он пропал, он исчез… легкий ветер унес

Тихий шум его реющих крылий…

И безумной слыву я с тех пор, оттого,

Что незримого друга люблю я,

Что мне с ветром доносится шепот его,

Дуновенье его поцелуя…

Пусть непонятой буду я в мире земном,

Я готова страдать терпеливо,

Если рай нахожу я в безумье своем,

Если бредом своим я счастлива!

Ах, не плачьте!.. Не надо мне вздохов и слез…

Вы, тоскуя, как я, – не любили!..

Схороните меня среди лилий и роз,

Схороните меня среди лилий…

Он склонится, развеет таинственный сон

Среди лилий и роз погребенной,

И воскресну тогда я бесплотной, как он,

И сольюсь с ним душой окрыленной!

Я умереть хочу весной,

С возвратом радостного мая,

Когда весь мир передо мной

Воскреснет вновь, благоухая.

  На все, что в жизни я люблю,

  Взглянув тогда с улыбкой ясной, –

  Я смерть свою благословлю –

  И назову ее прекрасной.

Была пора, когда могла

Я жить, паря в лазурной дали,

Когда могучих два крыла

Меня с земли приподымали.

Но вот я встретила тебя…

Любви неодолима сила! –

И крылья я свои сложила,

Чтоб жить, страдая и любя…

С тех пор напрасно к светлой дали

Стремить души своей полет, –

Мне крылья легкие сковали

Любовь и гнет земных забот.

Но жизнь мою связав с твоею,

Я не могу роптать, о, нет!

Пока мне счастья блещет свет –

О небесах я не жалею.

Когда же страсть в твоей груди

Сменится холодом бессилья, –

Тогда, молю, освободи

Мои окованные крылья!

Вечер настал, притаились ручьи,

Гаснет сиянье зарниц;

Нежно упала на щечки твои

Тень шелковистых ресниц.

В дальнем лесу на прощанье свирель

Трель отзвучала свою…

Тихо качая твою колыбель,

Песню тебе я пою.

Долго, любуясь тобой перед сном,

Я созерцаю, любя, –

Небо во взоре невинном твоем

Рай мой в глазах у тебя.

Долго смотрю я на ангельский лик:

«Милый, – твержу я, грустя –

Ты еще крошка, а свет так велик…

Будешь ли счастлив, дитя?» –

Видит лишь месяц средь темных ночей,

Что я на сердце таю;

Шлет он мне сноп серебристых лучей,

Слушает песню мою…

Спи, не одна я счастливой судьбой

Бодрствую в мраке ночном.

Ангел-хранитель твой бдит над тобой

И осеняет крылом.

  Мне снилося, что яблони цвели,

Что были мы детьми, и, радуясь, как дети,

Сбирали их цветы опавшие – с земли,

Что было так светло, так весело на свете

  Мне снилося, что яблони цвели…

  «Смотри наверх, – сказала я, – скорей.

Там бело-розовый бутон раскрылся новый,

Сорви его, достань!» – По прихоти моей

Ты влез на дерево, но, спрыгнуть вниз готовый,

  Упал на груду сучьев и камней.

  И умер ты… Но грустно было мне

О том лишь, что одна осталась я на свете,

Что не с кем мне играть, и по твоей вине…

Не правда ли, как злы порой бывают дети,

  И как на них похожи мы… во сне?

  Мне снился бал. Гремящий с дальних хор –

Оркестр был так хорош, так сладки вальса звуки,

Мой стройный кавалер так ловок и остер,

Что упоенье нам тесней сближало руки

  И влагою подернуло наш взор.

  Мне нравился весь этот блеск и ложь;

В чаду восторга я смеялась и плясала,

Нарядна, как цветок, как бабочка… И что ж?

Вдруг весть ужасную приносят мне средь бала,

  Что болен ты, что ты меня зовешь!

  И велика печаль была моя,

Но сердцем я, мой друг, не о тебе скорбела, –

Я плакала, в душе тоску и гнев тая,

Что вальс из-за тебя я кончить не успела,

  Что рано бал должна оставить я!

  О, эти сны!.. Ведь это только – сны?

Зачем же все растет в груди моей тревога

И мысли торжеством мучительным полны?

За то, что я тебя – люблю, люблю так много,

  Моя любовь и грусть отомщены?!

Спустился вечер голубой,

Сердцам усталым нежно вторя, –

Он мирный сон принес с собой

И мрак, и влажный запах моря.

Но страшно мне, что ночь близка!

С ее томящей негой лета –

Придут мечты, придет тоска,

И истерзают до рассвета!

Там, средь песчаных пустынь зноем палимой Сахары,

Вижу волшебницу я. Реют, воркуя над ней,

Реют и вьются – ее тайные сладкие чары,

Стаей воздушной, как дым, – белых, как снег, голубей.

С ветром пустыни летят вздохи ее заклинаний,

Шепот невнятный ее, лепет таинственных слов.

Слышен в них музыки звон, нежные звуки лобзаний,

Шелест незримых одежд, смех, и бряцанье оков.

Ветер пустыни несет роз аромат сладострастный,

Тихо свевая его с волн золотистых кудрей…

Очи подымет она – взгляд ее яркий и властный

С болью вонзается в грудь, тайной смущая своей.

Сердце ли смертной у ней бьется в груди белоснежной,

Или под пурпуром уст жало таится змеи?

Страсть ли сжигает ее? – Пламя любви безнадежной

Кто разгадает, кому шлет она чары свои…

Дикие звери пустыни – три кровожадные львицы

К стройным царицы ногам с ревом ложатся глухим.

Ждут с нетерпеньем они, – скоро ль послы чаровницы

Новую жертву найдут – на растерзание им!

Весны утраченные дни,

Полуслова, полупризнанья,

Невольной прелестью они

Влекут к себе воспоминанья…

О, пусть безумно горячи,

Нас в полдень нежат ласки лета,

Мы не забудем час рассвета

И утра робкие лучи.

О, взгляд, исполненный значенья

И мимолетный, как мечта,

Когда от счастья и волненья

Молчали гордые уста…

Иль в миг отрадный встречи нежной

Пожатье трепетной руки…

О, сколько было в нем тоски,

Мольбы и грусти безнадежной!

А первый поцелуй любви

С его восторгом и смущеньем?

Каким могучим обольщеньем

Он будет спящий огнь в крови!

О, если бы могла отдать я

За чары тайные его –

Все упоение объятья,

Всей пылкой страсти торжество!

Как я тоскую, вспоминая,

Как я волнуюсь и теперь,

Стуча в затворенную дверь

Давно потерянного рая…

Так майский ландыша наряд

Цветов июльских нам приветней,

И благовонней розы летней

Его весенний аромат!

Солнца!.. дайте мне солнца!.. Я к свету хочу!..

Я во мраке своем погибаю!..

Я была бы так рада живому лучу,

Благодатному, теплому краю!

Я хочу, чтоб вокруг меня розы цвели,

Чтоб зубчатые горы синели вдали…

Я о солнце грущу и страдаю!

Есть загадочный край, полный вечных чудес,

Там лиан перекинулись своды,

Неприступные скалы и девственный лес

Отражает прозрачные воды…

Среди пальм там хрустальные блещут дворцы,

В белых мантиях сходят седые жрецы

В подземельные тайные ходы…

Там, как музыка, слышится шум тростника

И под солнцем роскошного края

Распускается венчик гиганта-цветка,

Всею радугой красок играя.

И над лотосом чистым священной реки

Вьются роем живые цветы-мотыльки,

И сияет луна огневая…

Солнца!.. Дайте мне солнца!.. Во мраке своем

Истомилась душа молодая.

Рвется к свету и грезит несбыточным сном,

Все о солнце грустя и страдая…

Крылья!.. дайте мне крылья! Я к свету хочу!

Я на крыльях воздушных моих улечу

К солнцу, к солнцу волшебного края!

Из царства пурпура и злата

Случайным гостем залетев,

Блеснул последний луч заката

Среди серебряных дерев.

И вот, под лаской запоздалой,

Как мановеньем волшебства,

Затрепетала искрой алой

Оледенелая листва.

И встрепенулся лес суровый,

Стряхнул с ветвей могильный сон, –

И ожил он в одежде новой,

Багряным светом озарен.

Аккордом звуков серебристых

Несется фей лукавый зов…

Клубится рой видений чистых

Вокруг сверкающих стволов…

Но гаснет луч в борьбе бесплодной,

Еще мгновенья – и сменят

Метель и мрак зимы холодной

Природы призрачный наряд.

Как будто из лунных лучей сотканы,

  Над зеркалом дремлющих вод

  Играют прекрасные духи весны,

  В воздушный сплетясь хоровод.

В струях голубых отражает вода

  Прозрачные формы теней,

  Бесшумно – как волны, как ветр – без следа

  Проносятся образы фей…

Чье сердце незлобно и вера тверда –

  Спеши в заповеданный лес,

  Пред тем, кто любил и страдал, никогда

  Не заперты двери чудес.

Но бойся, с душою преступной злодей, –

  Свершится таинственный суд

  Над дерзким, вступившим в святилище фей, –

  И праха его не найдут.

Тускнеет солнца яркий щит,

Не шелохнется воздух сонный…

Один фонтан поет, журчит –

И бьет струей неугомонной.

Ни день, ни ночь… Вдали едва

Погас последний луч светила,

И мглы густая синева

Лазурь прозрачную затмила…

Везде без шума и следа

Ложатся трепетные тени…

Белеют в зеркале пруда

Террасы мраморной ступени…

Деревья в сумраке молчат…

Лишь ветерок пахнет украдкой,

И лишь медвяный аромат

Сменит акаций запах сладкий…

«Зачем любить, зачем страдать?» –

Журчит фонтан – и плещет снова…

Но сердце дрогнуло опять

Исканьем жребия иного.

О, если счастие – мечта,

К чему ж природы совершенства,

Земли и неба красота, –

Весь рай земной… где нет блаженства?

Однообразны и пусты –

Года томительные шли,

Напрасно тайные мечты

В туманной реяли дали.

Не много счастья, – больше зла

И мук мне молодость дала:

И жизни гнет, и смерти страх,

И наслажденье лишь в мечтах…

Чудес ждала я. – Как в чаду,

Я мнила в гордости слепой,

Что жизни путь я не пройду

Бесследно, общею тропой.

Что я не то, что все, – что Рок

Мне участь высшую предрек

Великих подвигов и дел,

И что бессмертье – мой удел.

Но доказала мне судьба,

Что жизнь не сказка и не сон,

Что я – страстей своих раба,

Что плотью дух порабощен…

Что грешный мир погряз во зле,

Что нет бессмертья на земле,

И красоты и славы свет –

Все тлен, все суета сует!

Потом заботою иной

Сменились дни моих тревог, –

Души я жаждала родной,

И душу ту послал мне Бог.

И вот, любовь узнала я

И смысл, и радость бытия,

И чувство матери – из всех

Высоких высшее утех.

Была ль я счастлива? – О, да!

Но вечный страх за жизнь детей,

За прочность счастия – всегда

Отравой жизни был моей…

А час настал, и пробил он, –

И смерть подкралася как сон,

Коснулась бренного чела

И жизни нить оборвала…

Как будто, вдруг, на странный бал

Попала я, казалось мне…

Так мрачно там оркестр играл,

Кружились пары, как во сне…

Жар… холод… лабиринт дверей…

– «Домой!» – молила я, – «скорей!»

Мы сели в сани: я и он,

Знакомый с давних мне времен…

Мы едем; вижу я, вдали

Мелькнул и скрылся мирный дом,

Где тихо дни мои текли

В заботах жалких о земном.

– «О, пусть ничтожна жизнь моя,

Я жить хочу! – взмолилась я, –

Мой спутник, сжалься надо мной,

Еще велик мой путь земной!»

Но он молчит! – И снова я:

– «Мой друг, прошу я за того,

С кем связана судьба моя. –

Я не могу забыть его…

Назад!.. остановись, молю!

Мне жизни жаль, я жизнь люблю!..»

– «Молчи! – промолвил он в ответ. –

К прошедшему возврата нет!»

Мы мчимся… Снежной мглой крутя,

Несется вьюга впереди…

Мне вспомнилось мое дитя,

И сердце сжалося в груди,

– «Назад! – я вскрикнула, – домой!..

Остался там ребенок мой! –

Он будет плакать, звать, кричать…

Пойми, я жить должна… я мать!» –

Молю напрасно, – он в ответ

Качает странно головой.

– «Что значит горе детских лет?

Утешится ребенок твой». –

«Еще… – я молвила, стеня, –

Еще осталось у меня…

Ты знаешь, что!» – Но он в ответ

Твердит одно: – «Возврата нет!»

– «Возврата нет, – пойми, забудь

Земную скорбь с земной тоской»…

Я поняла, – и тотчас в грудь

Влился божественный покой…

Отчизна есть у нас одна, –

Я поняла, что там она,

Что прав чудесный спутник мой:

Гостила я, – пора домой!

И вот… какая красота!..

Какой могучий, яркий свет!..

Родные вижу я места,

Знакомый слышу я привет!

Я узнаю… о, сколько их, –

Бесплотных, чистых, но живых,

Всех близких мне – забытых мной

В чужом краю, во тьме земной!..

С слияньем дня и мглы ночной

Бывают странные мгновенья,

Когда слетают в мир земной

Из мира тайного виденья…

Скользят в тумане темноты

Обрывки мыслей… клочья света…

И бледных образов черты,

Забытых меж нигде и где-то…

И сердце жалостью полно,

Как будто ждет его утрата

Того, что было так давно…

Что было отжито когда-то…

Купаясь в золоте лучей

В лазури теплой небосклона

Летят двенадцать голубей

На юг далекий от Сиона.

  Гостей пернатых с давних пор

  Ждала царица, изнывая, –

  И в злато-пурпурный шатер

  Их резвая впорхнула стая…

Навстречу им идет она,

Сойдя с блистающего трона,

Как пальма Енгади – стройна,

Свежа, как роза Ерихона…

  На лике дивном горячо

  Разлился вмиг румянец нежный,

  И свеял голубь белоснежный

  На обнаженное плечо.

Из клюва алого посланье

Поспешно, трепетной рукой

Она взяла… Невольниц рой

Умолк и замер в ожиданье…

  Лишь над венчанною главой

  Чуть шелестело опахало…

  Царица, взор потупя свой,

  Посланью царскому внимала.

И слово каждое его,

Казалось, отклик находило

В груди, где прежде место было

Для самовластья одного:

«Лобзаю легкие следы

Прекрасных ног моей царицы!

Ее глаза, как две звезды,

Горят сквозь темные ресницы…

Что говорю я?… две звезды?!

То молний яркие зарницы!

И сердце, ими сожжено,

Любви безумием полно!

О, кто сравниться может с ней,

С возлюбленной! Ее ланиты,

Как лилии, цветы полей,

Зарей вечернею облиты…

Что говорю я?! – Цвет лилей?!

Алее роз ее ланиты!

И сердце, ими прельщено,

Любви безумием полно!

Как упоительно-нежны

Ее одежд благоуханья!

Пленяет взор, как свет луны,

Красы чудесной обаянье…

Что говорю я?! – свет луны?!

То солнца южного сиянье!

И сердце, им ослеплено,

Любви безумием полно!»

Окончил раб… Но далеко

Царицу унесли мечтанья,

Туда, в страну обетованья,

«Где льется мед и молоко»…

Где бьет ключом сикер душистый

И брызжет сок янтарных вин,

Где теревинф возрос ветвистый

И сень платанов, и маслин…

Где блеском сказочным палаты

Затмили роскошь южных стран,

Где мирра, ладан и шафран

Струят с курильниц ароматы…

Семь ступеней… и пышный трон…

И, славой вечной осиянный,

Он – цвет долин благоуханный,

«Нарцисс Саронский» – Соломон!

О, миг, ей памятный доныне,

Под взглядом властным и живым,

Когда, подобная богине,

Она предстала перед ним, –

Перед победой иль позором,

Тая борьбы невольный страх,

С опущенным лукаво взором,

С усмешкой тонкой на устах…

  «Что ж передать прикажешь ты

  Царю Востока от царицы,

  И тихо дрогнули ресницы,

  От чудной пробудясь мечты…

Алее розы Ерихона,

Под грезой сладостного сна,

Послам крылатым Соломона

Со вздохом молвила она:

  Не от царицы – от рабыни

  Скажите вашему царю,

  Что я его боготворю

  И осчастливлена им ныне!

  Что я дивлюсь его уму,

  Могуществу, богатству, краю…

  Люблю его!.. и рвусь к нему!..

  И от любви изнемогаю…»

Опять одна, одна с моей тоской

По комнатам брожу я одиноким,

И черным шлейфом бархатное платье

Метет за мной холодный мрамор плит…

  О, неужели ты не возвратишься?

Мои шаги звучат средь зал пустых…

С высоких стен старинные портреты

Глядят мне вслед насмешливо и строго

И взорами преследуют меня…

  О, неужели ты не возвратишься?

У ног моих, играя на ковре,

Малютка наш спросил меня сегодня:

«Где мой отец, и скоро ли вернется?»

Но что ж ему ответить я могла?

  О, неужели ты не возвратишься?

Я видела, как сел ты на коня

И перед тем, чтоб в путь уехать дальний,

Со всеми ты простился, как бывало,

Лишь мне одной ты не сказал «прости!»

  О, неужели ты не возвратишься?

Но, помнится, как будто по окну,

Где колыхалась тихо занавеска,

Скрывавшая меня с моим страданьем,

Скользнул на миг зажегшийся твой взгляд…

  О, неужели ты не возвратишься?

Свое кольцо венчальное в тот день,

В безумии отчаянья немого

Так долго я и крепко целовала,

Что выступила кровь из губ моих!..

  О, неужели ты не возвратишься.

И медальон на цепи золотой

По-прежнему ношу я неизменно…

Ты хочешь знать – чье там изображенье

И прядь волос? Так знай – они твои!

  О, неужели ты не возвратишься?

Иль над моей всесилен ты душой?

Но день и ночь, во сне, в мечтах, всечасно,

Под ветра шум и легкий треск камина –

Всегда, всегда я мыслю о тебе…

  О, неужели ты не возвратишься?

Давно угас румянец щек моих,

И взор померк… Я жду!.. я умираю!..

И если я не шлю тебе проклятья, –

Как велика, пойми, моя любовь!..

  О, неужели ты не возвратишься?

Небо и все наслаждения неба я вижу

В личике детском – и глаз оторвать не могу я…

Ангел безгрешный, случайно попавший на землю,

Сколько ты счастья принес! Как ты мне дорог, дитя!

Вьются и золотом кудри твои отливают,

Блещут вкруг милой головки твоей ореолом,

Весь ты – как облачко, светом зари залитое,

Чистый, как ландыш лесной – майский прелестный цветок!

С кроткою ласкою иссиня-темные глазки

В душу мне смотрят и цветом походят на небо,

Вмиг потемневшее перед грозою весенней…

Небо во взоре твоем я созерцаю, дитя!

Где та страна, о которой лепечут нам сказки?

В край тот чудесный тебя на руках бы снесла я,

Молча, босая, по острым каменьям пошла бы,

Лишь бы избавить тебя – терний земного пути!

Боже! Послав мне ребенка, Ты небо открыл мне,

Ум мой очистил от суетных, мелких желаний.

В грудь мне вдохнул непонятные, новые силы

В сердце горячем зажег пламя бессмертной любви!

Пустой случайный разговор,

А в сердце смутная тревога, –

Так заглянул глубоко взор,

Так было высказано много.

Простой обмен ничтожных слов,

Руки небрежное пожатье, –

А ум безумствовать готов,

И грудь, волнуясь, ждет объятья…

Ни увлеченья, ни любви

Порой не надо для забвенья, –

Настанет миг – его лови, –

И будешь богом на мгновенье.

В стране неведомых чудес,

Где, разрастаясь на просторе,

Шумел столетних буков лес

И синее плескалось море, –

В плаще зеленом, – окружен

Малюток-эльфов резвой свитой,

В беседке, розами увитой,

Сидел красавец Оберон.

  К нему в сиянье розоватом

  Последних солнечных лучей,

  Блистая золотом кудрей

  И вся пронизана закатом,

  Склонилася царица фей.

  Но тщетно нежные напевы

  И звуки арф неслися к ней, –

  Все неприветней и грустней

  Сдвигались брови королевы;

  И тщетно царственный супруг

  Старался лаской на мгновенье

  Развеять чуждый ей недуг, –

  Слова тоски и пресыщенья

  С капризных уст сорвались вдруг:

– Оставь меня! Мне скучно, Оберон!

Мне надоели игры и забавы,

И шум ветвей, и ясный небосклон…

    Вся наша жизнь – не жизнь, а сон!

Мы видим, как цветы, деревья, травы

    Уносит время без следа,

А мы?.. Мы вечно молоды, как дети,

Без слез и радостей, без цели и труда,

  Как мотыльки живем на свете

  И будем жить всегда, всегда!

Дитя! Счастливей нас с тобою,

Поверь мне, в мире нет земном;

Довольна будь своей судьбою,

Не мы ль блаженствуем вдвоем?

О нет, мой друг! Я так несчастна!..

Ты знаешь ли, как хороши

Слова любви, когда в них страстно

Звучат моления души?

Титания! Тебя не узнаю я…

Страдаешь ты?.. О, если бы я мог

Постичь тебя!.. Капризное созданье,

Владычица моя!

Ты знаешь, все твои желанья

С восторгом исполняю я…

Откройся мне, какою силой

Увлечены твои мечты,

Чего с такой тоской унылой,

С таким безумством жаждешь ты?

Так выслушай мое признанье:

Раз, вечером, я эльфов созвала

И, сняв венец алмазный мой с чела,

Играла им при месячном сиянье.

Переливались блеском огневым

В лучах луны бесценные каменья…

  Я долго любовалась им,

И вдруг, шутя, движением живым

Его забросила… Все кинулись в смятенье

Искать его в траве и меж ветвей,

  И я осталась на мгновенье

  Без свиты ветреной моей;

И слышу звук подавленный лобзанья

И тихий вздох под дубом вековым,

Куда так ярко лунное сиянье

Снопом упало голубым…

Откинув кудри черные на плечи,

К ногам красавицы, во власти сладких чар

  Припал прекрасный рыцарь Вальдемао;

Его взволнованные речи

И взоры, полные огня,

Чудесный, новый мир открыли для меня!

И притаясь за деревом, я жадно

Внимала им – словам любви земной, –

  И было мне и горько, и отрадно…

  О! Так никто не говорил со мной!

Никто мне не давал такого поцелуя,

Не плакал, не молил, припав к моим ногам…

  И ты меня любить не в силах сам,

Как любят смертные, и как любить хочу я.

Хочу я слышать тот шепот странный,

Хочу внимать словам признания,

Томиться, плакать… и в миг желанный

Сгорать от тайного лобзания!

Пусть в час свиданья – от жажды встречи –

Стеснится грудь тоскою страстною,

Пусть замирают восторга речи

Под лаской робкою и властною…

Пусть сердце сердцу отдастся смело

В забвенье жаркого объятия, –

Что за блаженство – отдать всецело

И жизнь, и душу, без изъятия!

В тот мир, о друг мой, я рвусь невольно,

Хочу земной безумной страсти я,

Чтоб было сладко, чтоб было больно,

Чтоб слезы брызнули от счастия.

Титания! Пойми, тебя люблю я

  Не так, как любят у людей, –

  Не сомневаясь, не ревнуя,

  Но всею волею своей!

Люблю тебя, воздушное созданье,

  Владычица моя!

Ты луч зари, ты роз благоуханье,

  С тобою счастлив я!

Люблю тебя, о мой цветочек нежный,

Любовью эльфов – светлой, безмятежной

  Как пенье соловья!

Не то!.. Не так!.. Все это надоело…

  О, замолчи!.. Не продолжай!

Оставь меня!.. О как бы я хотела

  Уйти навек в тот чудный край,

Туда, туда!..

…Где лучшие мгновенья

Тебе отравит ненависти яд,

Где голод, месть, болезни, преступленья…

  Где лишь о смерти говорят

  И жаждут одного – забвенья!

Какие страшные слова!

«Болезни», «голод», «преступленья»…

И «смерть»! Я поняла едва

Их безнадежное значенье!

Да, в мире том ты счастья не найдешь!

Настанет день, – и ты ко мне придешь,

  Ничтожная в своем бессилье,

Сложившая свои изломанные крылья,

  В неравной павшая борьбе…

Но я тогда… я не прощу тебе.

«Борьба» – «бессилье»… это скучно!

Мне режет слух речей унылых звон,

  Мой ум сомненьем утомлен…

  Я вновь с тобою неразлучна,

  Я остаюсь, мой Оберон!

Приди ко мне! Минутное смущенье

  Забудем, друг мой, навсегда.

  Средь игр и смеха, – как виденья,

  Как чудный сон без пробужденья

Пройдут волшебные года…

Мы будем счастливы, как прежде – бесконечно!

  Как мотыльки живя беспечно,

Своей довольные судьбой…

  Ведь ты моя?.. И вновь с тобой

Мое блаженство вечно?

  …вечно!

Любовь-чародейка свела нас на этом пути,

Из тысячи тысяч дала нас узнать и найти,

Свела – и связала навеки, и бросила нас

В объятья друг друга в полночный таинственный час…

  Нагрянул миг грозой нежданной,

  И для борьбы не стало сил…

  И он, прекрасный и желанный,

  Мой страх лобзаньем погасил!..

И страсть затуманила взор… И казалося мне,

Что вихрь подхватил нас – и мчит, и кружит в вышине…

Нам встречные сферы со свистом дорогу дают,

Блаженства небесного нас ожидает приют!..

Под нами из сумрака ночи была чуть видна

Спаленная зноем, забытая небом страна,

Где вечную жажду ничем утолить не могли

И гибли, страдая, ничтожные дети земли.

Их вопли и стоны едва доносилися к нам, –

Мы мчались все выше к большим лучезарным звездам,

Где, тучи прорезав гигантским и ярким серпом,

Раскинулся месяц, сияя во мраке ночном…

И мысли, как вихри, кружились, неслись без следа…

Не знаю, – что были мы – люди иль боги тогда?!

Высокое с низким, и зло, и безумье – с добром

В хаос первозданный слилися в мгновении том!..

И небо раскрылось над нами!.. И чудилось нам,

Что ангельским внемлем божественным мы голосам,

Что в душу нам с жизнью вливаются радость и свет,

Восторг необъятный, которому равного нет!..

Угасло мгновенье, рожденное в мире огня…

И небо закрылось… и струны порвались, звеня…

Низвергнуты в бездну, лежим мы во тьме и пыли, –

Минутные боги, – ничтожные дети земли…

Деревьев трепетная сень

И полусвет, и тишина…

Не проникает яркий день

Сквозь чащу леса в царство сна;

Смолою воздух напоен

И острым запахом земли;

Гудят, как нежный арфы звон,

Лесные пчелы и шмели;

Прохладой влажною дыша,

Ручей лепечет и журчит,

Купая листья камыша

И ветви гибкие ракит.

Раскинув круглые щиты,

Смотрясь в зеркальный свой приют,

Как воск, прозрачны и чисты,

Нимфеи-лилии цветут…

И вот, тихонько раздвигая

Их ароматные ряды,

Вся в брызгах блещущей воды

Головка вышла молодая…

В лице смущенье… легкий страх…

И ожидание… и тайна…

И солнца луч, попав случайно,

Горит в каштановых кудрях…

Ресниц решетчатые тени

На бледном зареве ланит…

В движеньях медленных сквозит

Печать томления и лени…

Чаруют юные черты,

Суля нирвану наслажденья –

Не обаяньем красоты,

Но бесконечностью забвенья.

Когда б могла душа на миг с себя стряхнуть

Свое к земле прикованное тело, –

  Я б вольной пташкой полетела,

И аромат полей вдохнула б жадно в грудь!

Как сладко при луне, душистой ночью лета

Плясать в кругу виллис, под звонкий их напев,

  Качаться на ветвях дерев,

Купаяся в лучах серебряного света…

Иль рыбкой золотой нырнуть в пучину волн,

Где людям все неведомо и ново,

  Познать все тайны дна морского,

Всего, что скрыто там, чем ропот моря полн…

Как хорошо в грозу носиться вместе с тучей,

Когда средь молний гром грохочет в небесах,

  Неся земле и смерть, и страх…

Какая власть и мощь, какой простор могучий!

Но нет! – ведь если бы могла душа моя

Хотя на миг постичь восторг свободы, –

  Я прокляла бы жизни годы

И плоть свою, и кровь, – оковы бытия!

– Вы так печальны, Джамиле?

Ваш взор парит в дали безбрежной…

Но что, скажите, на земле

Достойно вашей грусти нежной?..

Вы так печальны, Джамиле? –

– За мной следят… и я грустна,

А в сердце страсть и ожиданье…

Сегодня ночью я должна

Пробраться тайно на свиданье…

Мой лик суров и взор угрюм, –

Не выдаст сердце тайных дум. –

– Вы улыбнулись, Джамиле?

И жизнь, и радость в вашем взоре, –

В его глубокой, знойной мгле

Все переменчиво, как в море…

Вы улыбнулись, Джамиле? –

– Да, я смеюсь… но ад во мне.

И смерть, и ужас в блеске взора.

Сегодня по моей вине

Был брошен труп на дно Босфора.

И я смеюсь… но знаю я,

Что завтра очередь моя!

  Я помню, и в юные годы

  Мне жизнь не казалась легка, –

  Так жаждало сердце свободы,

  Так душу терзала тоска.

Когда же ночные виденья

Слетались на ложе ко мне,

В каком-то не детском волненье

Томилась я часто во сне.

  Не шалости, куклы, забавы, –

  Мне снилися страны чудес,

  Где пальм колыхалися главы

  На золоте алом небес.

Мне чудился замок высокий

И в розах ползучих балкон,

Там ждал меня принц черноокий

Как в сказке хорош и влюблен.

  Стоит он и смотрит так нежно,

  Весь в бархат и шелк разодет,

  На темные кудри небрежно

  Широкий надвинут берет…

Исчезли и замки, и розы,

Виденья волшебной весны;

Поруганы детские грезы,

Осмеяны чудные сны…

  Одной только вечной надежде

  Осталося место во мне, –

  И черные очи, как прежде,

  Мне блещут в блаженной стране.

И призрачный мир мне дороже

Всех мелких страстей и забот, –

Ведь сердце осталось все то же,

И любит, и верит, и ждет!

Вы исчезните, думы тревожные, прочь!

Бронзу темную кос, белый мрамор чела

  Крупным жемчугом я обвила…

Буду ждать я тебя в эту майскую ночь,

  Вся, как майское утро, светла…

Звезды вечные ярко горят в вышине,

Мчись на крыльях своих, прилетай же скорей,

  Дай упиться любовью твоей.

И, услыша мой зов, он примчался ко мне,

  В красоте благовонных кудрей…

О мой друг! – Ты принес мне дыхание трав,

Ароматы полей и цветов фимиам,

  И прекрасен, и чуден ты сам!

И в бесплотных, но страстных объятиях сжав,

  Ты меня унесешь к небесам!

В час, когда слетают сны,

В ночи ясные весны,

Слышен вздох мой в тишине:

«Друг мой! вспомни обо мне!»

  Колыхнется ли волна,

  Занавеска ль у окна,

  Иль чудесный и родной

  Донесется звук иной.

  Всюду чудится мне он,

  Кто бесплотный, будто сон,

  Все качает ветки роз,

  Все шуршит в листве берез.

Только выйду, – вслед за мной,

Вея страстью неземной,

По цветам он полетит,

По кустам зашелестит,

  Зашумит среди дерев

  И, на яблони слетев,

  Нежный цвет спешит стряхнуть,

  Чтобы мой усеять путь.

  Иль нежданно налетит

  И на бархате ланит

  Бестелесный, но живой

  Поцелуй оставит свой

И когда слетают сны,

В ночи ясные весны –

Я не сплю… Я жду… И вот, –

Мерный слышится полет.

  И, таинственный, как сон,

  Ароматом напоен,

  Он мой полог распахнул,

  И к груди моей прильнул…

  Образ, видимый едва…

  Полу-внятные слова…

  Тихий шорох легких крыл…

  Все полночный мрак покрыл…

  Пасмурно зимою

  Небо надо мною,

Небо голубое радостной любви, –

  Утомляют ласки,

  Усыпляют сказки

Гаснущее пламя дремлющей крови.

  Но вернулось снова

  Счастия земного

Время золотое, – возвратилось вновь.

  И в былинке каждой

  С ненасытной жаждой –

Жаждой наслажденья, – родилась любовь!

  Снова льются трели,

  Песни зазвенели

Из зеленой чащи кленов и берез…

  Опьяняют ласки,

  Вдохновляют сказки

И уносят в царство позабытых грез!

Вспыхнуло утро, багрянцем горя,

Брезжит в окне золотая заря…

– Спишь ли ты, Майя, любимая дочь?

Гостя принять выходи мне помочь;

Гость мой прекраснее юной весны,

Кудри его из лучей сотканы,

Нежно звучит его смех молодой,

Жизнь и веселье несет он с собой!

  – Дай мне дремать в очарованном сне…

  Мальчик кудрявый, забудь обо мне.

  Грезы мои упоенья полны…

  Дай досмотреть вдохновенные сны!

– Выйди, о Майя, любимая дочь,

Гостя другого принять мне помочь,

Лучший наряд и венец свой надень,

Видишь, восходит торжественно день.

Гость мой и славен, и знатен вполне, –

Вот он въезжает на белом коне, –

Вьется за ним его плащ голубой,

Блеск и богатство несет он с собой!

  – Гость твой хорош, но обманчивый вид

  Столько забот о ничтожном таит,

Столько забот о ничтожном – земном…

  Дай же забыться мне сладостным сном!

Солнце пурпурное скрылось давно,

Вечер таинственный смотрит в окно…

– Выйди, о Майя, любимая дочь,

Ставни закрыть приходи мне помочь!

Кто-то печальный, в молчанье немом

Будто сейчас промелькнул за окном. –

Геспер в лучистом сиянье своем

Блещет звездою над ясным челом…

  – Гостя напрасно не приняла ты…

Слышишь, сильнее запахли цветы

Ставни скорей распахни, моя мать,

Сладко мне воздух вечерний впивать!

– Спи, моя Майя, любимая дочь!

Вот уж сгустилася темная ночь –

Кто-то на стройном коне вороном

Тихо подъехал и стал под окном.

Лик его чудный внушает мне страх,

Месяц играет в его волосах.

Черные очи так ярко горят,

Траурным флером окутан наряд!

  – Встань же, родная, и двери открой, –

  Это примчался возлюбленный мой,

  С ним я в объятии жарким сольюсь,

  К звездному небу навек унесусь.

Когда в тебе клеймят и женщину, и мать, –

За миг, один лишь миг, украденный у счастья,

Безмолвствуя, храни покой бесстрастья, –

  Умей молчать!

И если радостей короткой будет нить,

И твой кумир тебя осудит скоро,

На гнет тоски, и горя, и позора, –

  Умей любить.

И если на тебе избрания печать,

Но суждено тебе влачить ярмо рабыни,

Неси свой крест с величием богини, –

  Умей страдать!

Азраил, печальный ангел смерти,

Пролетал над миром усыпленным,

Бледный лик его сиял чудесно

Неземной и страшной красотою.

И роптал печальный ангел смерти:

«Боже! Все здесь любит и любимо,

И звезда с звездою жаждет слиться,

Только я – один страдаю вечно!

Все меня живое ненавидит

И встречает с трепетом и страхом,

Не клянут меня одни лишь дети,

Только дети, ангелы земные!»…

И роптал печальный ангел смерти,

С смоляных ресниц ронял он слезы,

И, упав на дно морской пучины,

Эти слезы обращались в жемчуг…

– Азраил! Прекрасный ангел смерти!

Не роняй бесценный жемчуг в море, –

Без тоски, без трепета и страха

Жду с тобой блаженного свиданья!

Отвори мне дверь моей темницы,

Дай расправить связанные крылья, –

И с тобой я буду неразлучна

И любить тебя я буду вечно!

Лазурный день. На фоне бирюзовом

Как изумруд, блестит наряд ветвей,

И шепот их – о счастье вечно-новом,

О счастье жить – твердит душе моей.

Немая ночь. Рассыпанных над бездной –

Мерцанье звезд в далекой вышине…

В груди тоска! – И рвусь я в мир надзвездный,

Хочу уснуть… и умереть во сне.

– Сжалься, сжалься, добрый молодец!

Кто бы ни был ты, спаси меня!

Ох, высок зубчатый терем мой,

Крепки стены неприступные!..

Я росла-цвела в семье родной

Дочкой милой, ненаглядною;

Полюбил меня Горыныч-Змей

Страстью лютою, змеиною.

Полюбил меня, унес меня

В дальний край за море синее,

Словно пташку в клетку тесную –

Заключил в неволю тяжкую…

Я уснула беззаботная

В светлой горнице девической,

Пробудилась – изумилася

И глазам своим не верила.

На спине железной чудища

Я неслась, как легкий вихрь степной,

Над горами, над оврагами,

Над пучинами бездонными.

Подо мной ширинкой пестрою

Расстилалися луга-поля,

Извивались реки быстрые

И шумел дремучий, темный бор.

Надо мною звезды частые

Робко светили, пугалися,

На меня смотрели жалостно

И давались диву-дивного.

А Горыныч-Змей летел-свистел,

Изгибая хвост чешуйчатый,

Бил по воздуху он крыльями,

Сыпал искрами огнистыми.

Он примчал меня, спустил меня

Во дворец свой заколдованный,

Обернулся статным молодцем

И взглянул мне в очи ласково…

Как на утро я проснулася,

Обошла покои чудные,

Много злата, много серебра

В сундуках нашла я кованных.

Убралась я золотой парчой,

В алый бархат нарядилася,

Нитью жемчуга бурмитского

Перевила косу русую…

Да как вспомнила про отчий дом,

Про житье-бытье привольное, –

Заломила руки белые,

Залилась слезами горькими.

Ах, на что мне серьги ценные,

Бусы-камни самоцветные? –

Не верну я воли девичьей,

Не узнаю сна покойного!

Не встречать уж мне весну-красну

В хороводе пеньем-пляскою,

Не ласкать мне мужа милого,

Не качать дитя любимое.

День от дня все чахну, сохну я,

Давит грудь мою печаль-тоска…

Истомил меня проклятый Змей,

Сердце бедное повызнобил!..

Чу!.. Летит он!.. слышу свист его,

Вижу очи искрометные…

Пропадай же, грусть постылая,

Дай душе моей натешиться!..

Будут жечь меня уста его

Жарче зноя солнца летнего,

Распалит он сердце ласками,

Отуманит разум чарами…

Добрый молодец, прости-прощай!

Проходи своей дорогою;

Не хочу я воли девичьей, –

Мне мила теперь судьба моя!

– Девицы, что за стук я слышу?

  Милые, что я слышу?

  – Слышен конский топот,

  Раздается в поле.

– Девицы, кто же в поле едет?

  Милые, кто там скачет?

  – Мчится черный витязь,

  Сам бледнее смерти.

– Девицы, отчего ж он бледен?

  Милые, что так бледен?

  – От тоски по милой,

  От разлуки с нею.

– Девицы, что ж он в дверь стучится?

  Милые, что стучится?

  – По твою ли душу,

  По твою ль младую.

– Девушки, умирать так страшно!

  Милые, ох, так страшно!

  – Кто любил до гроба,

  Тот сильнее смерти!

У моей сестрицы Любушки,

Ненаглядная краса, –

С поволокой очи синие,

Светло-русая коса.

«Словно белая березынька

Высока я и стройна» –

Предо мной, сестрою младшею,

Похвалялася она.

Всем была б и я красавица,

Только ростом не взяла:

Как цыганка чернобровая –

И бледна-то, и мала.

Замуж вышли мы по осени, –

Ей достался молодой,

А меня сосватал силою

Дед с седою бородой.

Кто заставит лебедь белую

Злому коршуну служить?

Кто прикажет мужа старого

Молодой жене любить?..

Ах, зачем сгубили бедную!

Иль напрасно я весной

Умывалася до солнышка

Свежей утренней росой?

Иль напрасно ворожила я

Темной ночью до утра?..

Будь ты проклята, разлучница,

Ненавистная сестра!

Распустился лес березовый,

Зелен, строен и высок…

«Отпусти меня по ландыши,

Я сплету себе венок!»

Не пустил меня суровый муж,

Но в зеленый лес тайком

Пробралася я и спряталась

За ракитовым кустом.

У ракиты той по камушкам,

Во овраге во крутом,

И журчал, и пел студеный ключ

Переливным серебром.

Наклонилась я над зыбкою,

Над холодною волной

И шепнула слово тайное:

«Кто напьется, будет мой!»

И вспенилась белым яхонтом

Наговорная волна,

Налила струей гремучею

Золотой кувшин сполна…

Тише пойте, пташки певчие…

Иль послышалося мне?

Словно кто-то звонким топотом,

Подъезжает на коне?..

И подъехал – не сторонний кто,

А свояк мой молодой,

И промолвил мне: «Красавица,

Напои меня водой!..»

Затаила я, запрятала

Злобной радости следы

И дала ему с усмешкою

Заколдованной воды.

Лишь отпил он, сам не ведая,

Наговорного питья –

Как сменилась долей сладкою

Участь горькая моя, –

Всю-то ночь в лесу березовом

Мы смеялись до утра

Над тобой, постылый, старый муж

И разлучница-сестра!..

– Есть ли счастье на свете сильней любви?

Каждый вечер ждала я желанного,

Каждый вечер к окну подходила я…

Не проехал ли мимо возлюбленный?

  Не видал ли кто?

Он в доспехи закован железные,

Он мечом опоясан сверкающим,

И горит, и играет в руках его

  Золоченый щит…

Стало солнце склоняться к сырой земле,

Потянулися тени неровные;

Вижу, выехал из лесу милый мой

  На коне своем…

Я оделась зарею вечернею,

Я украсилась розами вешними

И, рассыпав красу золотистых кос,

  Подошла к окну.

– Есть ли счастье на свете сильней любви?

Лишь со мной поравнялся возлюбленный,

Улыбнулась ему я приветливо

И с улыбкою тихо промолвила:

  «Полюби меня!

О, возьми ты меня на коня к себе,

Золоченым щитом ты прикрой меня,

Увези меня в даль недоступную,

  В твой чудесный край!»

Наклонилася я из окна к нему, –

И посыпались розы из кос моих

Вороному коню его под ноги,

  И измял их конь…

И ни слова мне милый не вымолвил,

Он не поднял забрала железного,

Лишь обжег меня взглядом очей своих

  И исчез, как сон…

– Есть ли горе на свете сильней тоски?

Собрала я цветы запыленные,

Положила их на ночь на грудь свою,

И сгорели они, словно уголья,

  От тоски моей…

Целый год ожидала я милого

И волшебными тайными чарами

Закалила красу мою гордую,

  Непобедную.

Соткала я одежду из мглы ночной,

Я надела венец из небесных звезд

И, умывшись росой, опоясалась

  Ясным месяцем.

И, облитая дивным сиянием,

Вышла я на крыльцо, на дубовое,

Ожидать своего ненаглядного

  Из далеких стран.

– Есть ли счастье на свете сильней любви?

Я узнаю его и средь сумрака!

Сквозь забрало горит блеск очей его,

Из-под шлема по ветру волнуются

  Кудри черные!..

Лишь со мной поровнялся возлюбленный,

За узду я схватила коня его –

И смеясь, и рыдая, воскликнула:

  «Полюби меня!

Для тебя я оделась в ночную мглу,

Для тебя нарядилась в венец из звезд

И, умывшись росой, опоясалась

  Ясным месяцем…

О, скажи мне, теперь – я мила ль тебе?..

Увезешь ли меня ты в свой чудный край?»

Но ни слова в ответ мне не вымолвил

  Мой возлюбленный…

– Есть ли горе на свете сильней тоски?

И на землю от муки я бросилась,

Чтоб меня растоптал он конем своим!..

Но взвился и прыгнул его черный конь

  И пропал во тьме…

И катилися слезы из глаз моих,

Застывали они на груди моей,

А наутро, смотрю я, блестят они

  Скатным жемчугом.

Я послушалась голоса тайного:

Коль бессильны все чары недобрые,

Так поможет мне сила небесная,

  Сила Божия!

Целый год я молилась и плакала,

Разодрала одежды волшебные

И надела вериги тяжелые

  На младую грудь.

– Слава Богу на небе и мир земле!

Вот настало и утро желанное, –

Расцвело в моем садике деревцо,

Все покрыто цветами душистыми,

  Белоснежными.

На востоке заря занималася,

Ярко вспыхнуло небо лазурное…

Вижу, едет опять мой возлюбленный

  На коне своем.

И смутилася я, и запряталась

За моим расцветающим деревцом,

За цветами моими душистыми,

  Белоснежными.

Лишь подъехал поближе возлюбленный –

Приглянулось ему мое деревцо,

Начал рвать он цветы белоснежные…

  И нашел меня…

– Есть ли счастье на свете сильней любви?

Распустила я волны волос моих

И закрылася ими от милого,

Но не скрылись вериги тяжелые

  От очей его.

Наклонился ко мне мой возлюбленный,

Приподнял он забрало железное,

И увидела я лучезарный лик

  Неземной красы!

Взял мой милый тогда меня за руки,

Крепко к сердцу прижал и промолвил мне:

«Ты теперь мне милей света белого,

  Я люблю тебя!»

Посадил он меня на коня к себе

И щитом золоченым прикрыл меня,

И умчал меня в даль недоступную,

  В свой чудесный край…

– Слава тем, чья любовь побеждает смерть!

С томленьем и тоской я вечера ждала

И вот сокрылся диск пурпурного светила,

И вечер наступил, и синей дымкой мгла

И горы, и поля, и лес заворожила.

Желанный час настал… Но светлые мечты

Не озарили счастьем грудь мою больную;

Одна, при виде тайн вечерней красоты,

Еще мучительней томлюсь я и тоскую.

Как хорошо вокруг… Зачем же грустно мне?

Должно быть, счастья нет ни в розах, ни в луне,

Ни в трелях соловья, ни в грезах вдохновенья,

Должно быть, есть другой могучий талисман, –

Не бледная мечта, не призрачный обман,

Но жизни вечный смысл, и цель, и назначенье.

В святилище богов пробравшийся как тать

Пытливый юноша осмелился поднять

Таинственный покров карающей богини.

Взглянул – и мертвый пал к подножию святыни.

Счастливым умер он: он видел вечный свет,

Бессмертного чела небесное сиянье,

Он истину познал в блаженном созерцанье

И разум, и душа нашли прямой ответ.

Не смерть страшна, – о, нет! – мучительней сознанье,

Что бродим мы во тьме, что скрыто пониманье

Глубоких тайн, чем мир и чуден и велик,

Что не выносим мы богини чудной вида,

Коль жизнь моя нужна – бери ее, Изида,

Но допусти узреть божественный твой лик.

Веет прохладою ночь благовонная

И над прозрачной водой –

Ты, златокудрая, ты, златотронная,

Яркою блещешь звездой.

Что же, Киприда, скажи, светлоокая,

Долго ль по воле твоей

Будет терзать эта мука жестокая

Страстные души людей?

Там, на Олимпе, в чертогах сияющих,

В дивном жилище богов,

Слышишь ли ты эти вздохи страдающих,

Эти молитвы без слов?

Слышишь, как трепетно неугомонное

Бьется в усталой груди?

Ты, златокудрая, ты, златотронная,

Сердце мое пощади!

Мы на холме священном расцвели,

Под тенью мирт; меж наших кущ, в пыли,

Рукою времени безжалостной разбиты,

Лежат развалины: здесь прежде чудный храм

Воздвигнут был в честь юной Афродиты, –

Приют любви и смертным и богам,

Где голуби Кипридины, воркуя,

Не заглушали звуков поцелуя,

И не смущал бряцанием цепей

Влюбленных пар суровый Гименей…

И мы росли, мы пышно увядали,

Мы алым цветом взоры восхищали,

И цвет наш – означал любовь…

Но раз к порогу мраморной святыни

Пришла красавица, печальна и бледна;

С осанкой царственной и поступью богини,

Приблизясь к храму, молвила она:

«– Сюда, к жилищу граций и харит,

Пришла и я, истерзана тоскою…

Здесь все блистает радостью одною,

Все о любви, о счастье говорит…

Вокруг меня повсюду розы, розы!..

Завидую вам, милые цветы:

Вы счастливы… Богиня красоты,

Тебе несу моления и слезы…

Пойми меня… я гибну… пощади!..

Перстами дивными коснись моей груди…

Ужель навек мои умчатся грезы,

Как сладостный, как мимолетный сон?

И не поймет, и не узнает он,

Как я… Сильней благоухайте, розы,

И заглушите сердца стон!..»

Так говоря, она смотрела вниз,

Где на ристалище, луною освещенный,

Меж сверстников, прекрасный как Парис,

Стоял Тезея сын. Борьбою увлеченный,

Метая диск искусною рукой,

Не видел он в игре своей беспечной,

Как чей-то взор с безумною тоской

В него впивался, с нежностью такой

И мукой страсти бесконечной!

«Я помню день, – шептала вновь она, –

Когда, надежд на счастие полна,

Впервые я под мужний кров вступила,

Столь дорогой и ненавистный мне,

Где думала в спокойной тишине

Прожить всю жизнь… и где ее разбила…

Мой брачный пир уж подходил к концу,

Венок из белых роз так шел к его лицу!..

Не знаю, почему – спросить я не посмела,

Кто он; но все мне нравилося в нем…

И взор его, пылающий огнем,

И кудри темные, упавшие на плечи,

И стройный стан, и мужественный вид,

И легкий пух его ланит,

Спаленных солнцем… голос!.. речи!..

О, нет! – то был не человек, а бог!

Никто из смертных, из людей не мог

Вместить в себя такие совершенства…

И вмиг ключом во мне забила кровь!..

Вся трепетала я от муки и блаженства!..

Я все смотрела, глаз не опуская,

На милый лик… – „Вот, Федра дорогая,

Сказал Тезей, мой сын, мой Ипполит;

Люби его!..“ И я его люблю!..

Киприда светлая! один лишь миг, молю,

Дай счастья мне!.. О, только миг один!..

Сюда, ко мне!.. мой друг, мой бог!.. мой сын!..»

Но вздохи страсти эхо разнося,

Одно ей вторило… И изнывала вся,

И плакала она от тягостной печали,

От безнадежной, пламенной тоски…

А мы сильней, сильней благоухали

И… пожелтели наши лепестки!

С тех пор прошло уж много долгих лет.

Разрушен храм бессмертной Афродиты,

И жертвенник погас, и гимны позабыты,

А мы живем… Нас нежит солнца свет,

К нам соловьиные несутся трели…

Но грустно нам звучит любви привет,

Мы от тоски, от горя пожелтели!

Наш ненавистный, наш презренный цвет

Не радует уж больше взор влюбленных, –

То скорби цвет, страданий затаенных,

Преступной страсти, ревности сокрытой,

Любви отвергнутой и мести ядовитой!

Темноокая, дивная, сладостно-стройная,

Вдохновений и песен бессмертных полна, –

  На утесе стояла она…

  Золотилася зыбь беспокойная,

  На волну набегала волна.

Ветерок легкокрылый, порой налетающий,

Край одежды широкой ее колыхал…

  Разбивался у ног ее вал…

  И луч Феба, вдали догорающий,

  Ее взглядом прощальным ласкал.

Небеса так приветно над нею раскинулись,

В глубине голубой безмятежно-светло…

  Что ж ее опечалить могло?

  Отчего брови пасмурно сдвинулись

  И прекрасное мрачно чело?

Истерзала ей душу измена коварная,

Ей, любимице муз и веселых харит…

  Семиструнная лира молчит…

  И Лесбоса звезда лучезарная

  В даль туманную грустно глядит.

Все глядит она молча, с надеждой сердечною,

С упованьем в измученной страстью груди –

  Не видать ли знакомой ладьи…

  Но лишь волны чредой бесконечною

  Безучастно бегут впереди.

Безоблачным сводом раскинулось небо Эллады,

Лазурного моря прозрачны спокойные волны,

Средь рощ апельсинных белеют дворцов колоннады,

Создания смертных слились с совершенством природы.

О, тут ли не жизнь, в этой чудной стране вдохновенья,

Где все лишь послушно любви обольстительной власти?

Но здесь, как и всюду, таятся и скорбь, и мученья,

Где волны морские – там бури, где люди – там страсти.

На холм близ Коринфа, где высится храм Афродиты,

Печальная путница входит походкой усталой.

Разбросаны кудри, сандалии пылью покрыты,

И к поясу лира привязана лентою алой.

Уже доносились к ней смеха и пения звуки,

Уж веял зефир, ароматами роз напоенный…

К стене заповедной с мольбой возвела она руки,

И тихо «люблю» прошептал ее голос влюбленный.

Вмиг дверь отворилась от силы волшебного слова,

И взорам пытливым представился сад Афродиты,

Где в каждом цветке все услады блаженства земного,

Любви торжествующей, были незримо разлиты.

Прекрасные дети: Нарцисс, Ганимед и другие

Оставили игры и путницу все обступили

– Могу ли я видеть Киприду, мои дорогие?

Спросила их дева, хитон отряхая от пыли.

– Богини нет дома, – Нарцисс отвечал без смущенья, –

– На свадьбу в Милет пригласили ее и Гимена,

Но с нами Эрот, – перед ним ты повергни моленья,

Да кстати, о милая, выпусти крошку из плена!

Тут мальчик раздвинул жасмина пахучие ветки…

Прелестный ребенок, сложив мотыльковые крылья,

В оковах лежал в глубине позолоченной клетки

С унылым сознаньем неволи, тоски и бессилья.

– Клянуся Кипридой, терплю понапрасну я, дева!

За детскую шалость томлюся теперь в заключенье! –

Вскричал он, и глазки его заблестели от гнева, –

А пухлые ручки решетку трясли в нетерпенье.

Красавица камень схватила: под сильным ударом

Замки обломились и тесная клетка открыта…

– Однако, признайся, Эрот, ведь, наверное, даром

Любимого сына не стала б карать Афродита?

– Ну, веришь ли, даже не стоит рассказывать, право:

Однажды на праздник в Афины отправились боги;

А я сговорился (не правда ль, пустая забава)

С друзьями моими разграбить Олимпа чертоги.

Со мной во главе, все за дело взялись, не робея;

Тот тащит сандалии, посох и шляпу Гермеса,

Кто – тирс Диониса, кто – шлем и доспехи Арея,

Кто – лук Артемиды, кто – жезл и перуны Зевеса.

Затем мы поспешно спустилися в сад Афродиты

И в розовых кущах добычу запрятали тайно.

Никто б не узнал, где пропавшие вещи сокрыты,

Когда бы Гимен не проведал об этом случайно…

Докучный мальчишка! Я это ему не забуду,

Не дам похваляться Гефеста горбатого сыну!

Иль мало ему, что от тяжких цепей его всюду

Лишь ссоры одни, – о влюбленных же нет и помину.

– Нет, мальчик, – ответила дева, – ты ропщешь напрасно,

Меня не связуют желанные узы Гимена,

А я… я страдаю!.. Фаона любила я страстно,

И камнем тяжелым мне грудь его давит измена! –

– Мы горю поможем, – Эрот улыбнулся, – тобою

Спасенный от клетки, тебя наградить я сумею.

Подай-ка мне лиру, я так ее нежно настрою,

Что милого сердце вернешь ты, наверное, ею!

И точно, когда, возвратившись к себе в Митилены

В божественных строфах «десятая муза» воспела

Могущество вечное сына «рожденной из пены»,

Изменник вернулся и сердце ей отдал всецело.

Бессмертного имени слава объемлет полмира;

Блажен, кто избегнул волны поглощающей Леты,

Чья, чести достойная, лавром увенчана лира, –

Награда, которой поныне гордятся поэты.